Электронная библиотека » Алексей Крылов » » онлайн чтение - страница 26

Текст книги "Мои воспоминания"


  • Текст добавлен: 19 февраля 2016, 16:00


Автор книги: Алексей Крылов


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Затем возникнут вопросы о подкреплениях под орудиями или башнями и о действии на них выстрела, т. е. сил «малой» продолжительности, и рассмотрение вопроса о том, считать ли этой действие «статическим» или «динамическим». Это связано с изучением колебательного движения упругих систем, что требует еще более сложного математического аппарата, нежели вопрос о вибрации всего корабля, и с учением о фундаментальных функциях и характеристических числах. Вместе с тем здесь необходимо столь же отчетливое знание и умение численно интегрировать дифференциальные уравнения, между тем как для учения о плавучести и остойчивости требуется уменье приближенно производить квадратуры.

Как только будет установлено, что именно от корабельного инженера требуется по его специальности, так сейчас же устанавливается и соответствующий объем знаний из анализа и механики. Но здесь надо тщательно заботиться о том, чтобы не вводить лишних требований; ведь от того, что верхняя палуба покрывается деревянным настилом, нельзя же требовать изучения ботаники, или от того, что в кают-компании диван обит кожей, нельзя требовать изучения зоологии; так и здесь, если при рассмотрении какого-то частного вопроса встречается некоторая формула, то гораздо лучше привести ее без доказательства, а не вводить в курс целый отдел математики, чтобы дать полный вывод этой единичной формулы.

При изучении анализа и механики и подобных отделов из аналитической геометрии и высшей алгебры должны соблюдаться определенная постепенность и полнота; многое может казаться излишним и непосредственных приложений не имеющим, но оно нужно для ясного усвоения дальнейшего и не может быть пропущено подобно скучной главе романа.

Здесь было бы слишком долго и неуместно перечислять необходимые сведения, т. е. как бы составлять учебный план; достаточно установить его принципы: соответственно той подготовке, которую инженер должен получить по своей специальности, устанавливается объем его познаний по прикладным предметам, т. е. теории корабля, строительной механике корабля со включением теории упругости (если надо) и сопротивления материалов; как только объем прикладных предметов определен, так определяется и соответствующий объем математических познаний.

Что касается самого преподавания их и отводимого им места, то может быть два взгляда: или все математическое относить к курсу математики и механики, или же к этим курсам относить только те общие познания, которые входят в несколько, по крайней мере в два, прикладных специальных предмета, а те отделы, которые входят только в один предмет, относить к введению в этот предмет или к соответствующей главе его.

По сути дела, это распределение в конце концов эквивалентно. Гораздо важнее решение другого вопроса, а именно: есть ли необходимость от каждого корабельного инженера требовать все в полном объеме, совершенно для всех однообразном.

Ведь деятельность инженера весьма разнообразна. Один инженер работает и предназначает себя к работе в конструкторском бюро, другой более склонен к работе на производстве, к работе в цехе. Одни инженеры имеют в виду работать специально по коммерческому судостроению, другие – по военному.

Должна ли школа давать как бы законченную подготовку, или она должна давать только те принципиальные основы, на которых инженер на самой службе будет вдумчивой практикой совершенствоваться, непрерывно повышая свою квалификацию, научную и техническую, к чему теперь представляется столько возможностей. Надо помнить афоризм Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное».

Надо ли всех подгонять под один шаблон, или надо и в самой высшей школе считаться с индивидуальными способностями если не каждого учащегося, то главных групп учащихся. Не правильнее ли будет, если для каждой такой группы установить минимальное требование по одним предметам, но зато максимальное – по другим. Постановка курса математики и механики будет тогда иная, недели в первом случае; курс сам собою разобьется на минимальный, общий для всех групп, и на отдельные дополнительные курсы, которые явятся обязательными для групп, соответственно специализирующихся.

Мне лично думается, что эта последняя система будет более рациональна, нежели система огульного обучения всех и каждого одному и тому же, не считаясь с его склонностью.

10. Скажу несколько слов о самом характере постановки преподавания и самого курса математики и механики для инженеров.

Выше уже была отмечена разница взглядов на математику геометра и инженера. Соответственно этой разнице должен быть поставлен курс.

Для геометра, который должен впоследствии создавать новые методы в математике или новые методы решения математических вопросов, а значит, и должным образом эти методы обосновывать, полная и безукоризненная строгость безусловно необходима.

Для инженера, которому главным образом придется эти методы прилагать к решению конкретных вопросов в узкой области его специальности, такая всеобъемлющая строгость является бесцельной. На инженера эти строгие, лишенные наглядности доказательства и рассуждения наводят тоску и уныние, он видит в них топтание на месте, жевание жвачки, стремление доказывать очевидное, что давно им понято и что ему до доказательства кажется более ясным и понятным, нежели после доказательства.

Геометр обыкновенно мало ценит вычислительные процессы, особенно доведение их до конца, т. е. до численного результата, вычисляемого с заданной наперед, обыкновенно небольшой степенью точности; инженер же смотрит на дело как раз обратно: в решении вычислением конкретно поставленного вопроса он видит и ценит именно прикладную сторону, усматривая в ней пример того, как надо поступать в аналогичном случае в предстоящей ему практике.

11. Молодые инженеры часто склонны относится со своего рода пренебрежением «к разного рода правилам Ллойдов и Регистров», считая, что эти правила составлены по принципу «назначь размер, скажем толщину, на глаз, да четверть дюйма прибавь».

На самом же деле это далеко не так. Возьмем для примера Английский Ллойд. Он существует как классификационное общество, т. е. наблюдающее за надлежащей прочностью корабля и его снабжения как во время постройки, так и во время службы, сто лет. Все случаи повреждения судов осматриваются его инспекторами, рассеянными по портам всего мира, и доводятся до сведения Главной лондонской конторы общества, в которой работают опытнейшие инженеры с обширной практикой и широким научным образованием.

Сейчас в списках Английского Ллойда находится около 35 тысяч пароходов всех наций; отсюда можно заключить, какой огромный материал и какое богатство опытных данных и «случаев» накопляется в его главной конторе.

Правила Ллойда не являются неизменными, они постоянно совершенствуются на основании действительного опыта плавания судов и анализа аварий или повреждений, ими понесенных. Более того, предоставлено отступать от буквы этих правил, подтверждая отступление расчетами, представляемыми на просмотр и одобрение главной конторы, в которой таким образом группируется и этот опыт, ведущий к постоянному совершенствованию правил. Ввиду этого правила периодически переиздаются, причем в них вносятся существенные изменения, польза которых оправдалась практикой; поэтому правила эти заслуживают внимательного и вдумчивого изучения.

12. Знаменитый английский натуралист лет 70 тому назад сказал: «Математика подобно жернову перемалывает лишь то, что под него засыплют». Вы видели, что в строгой «евклидовой» математике эта засыпка состоит из таких аксиом и постулатов, в справедливости которых инженер усомниться не может, а так как лишь эти аксиомы и постулаты «перемалываются» без добавления новых (а если что добавляется, то должно быть точно и ясно указано), то инженер и придает такую веру математическому доказательству.

Но здесь необходимо постоянно иметь в виду следующее обстоятельство: когда конкретный вопрос приводится к вопросу математическому, то всегда приходится делать ряд допущений, ибо математика вместе с механикой оперирует над объектами идеальными, лишь более или менее близкими к объектам реальным, к которым инженер будет прилагать полученные математические выводы. Ясно, что сколько бы ни было точно математическое решение, оно не может быть точнее тех приближенных предпосылок, на коих оно основано. Об этом часто забывают, делают вначале какое-нибудь грубое приближенное предположение или допущение, часто даже не оговорив таковое, а затем придают полученной формуле гораздо большее доверие, нежели она заслуживает, и это потому, что ее вывод сложный.

13. В очерке о П. А. Титове указано, что инженер должен непрестанно накоплять практический опыт, он должен выработать свой глазомер и сразу видеть, верен ли результат расчета, или нет.[74]74
  Очерк представляет собою доклад, прочитанный в заседании Отделения физико-математических наук Академии наук 20 октября 1920 г.; напечатан в протоколе XIII заседания Отделения (с. 147–150); перепечатан в «Вестнике Академии наук» (1932, № 6, с. 7–12) с таким примечанием: «Доклад остался неизвестным вне стен академии, и, так как он является актуальным в наши дни, Редакция печатает его с разрешения автора».


[Закрыть]
А вот другой пример. Знаменитый итальянский математик Туллио Леви Чивита, между прочим составивший превосходный курс механики, прочел года три тому назад в Вене, по приглашению Австрийского общества инженеров, доклад «О динамической нагрузке упругих систем».

Изящнейшим с математической стороны выводами он установил некоторый предел динамической нагрузки, т. е. такое значение ее, которого она при данных обстоятельствах превзойти не может.

В формулы Леви Чивита входит продолжительность действия нагрузки, поэтому, например, получилось, что при проходе поезда по мосту динамическая нагрузка тем больше, чем скорость поезда меньше.

Как правоверный математик он верит своей формуле больше, нежели глазу и здравому смыслу, и не видит в ней наглядной нецелесообразности. Математически его формула верна, но она дает слишком большое значение сказанного верхнего предела, не имеющее практического значения.

Возьмем для примера знаменитый мост «Британия», построенный в 1848 г. Пролеты этого моста имеют длину около 450 фут., сечение моста коробчатое, со сплошными боковыми стенками и со сплошными, и притом двойными, верхнею и нижнею панелями, так что каждый пролет имеет аналогию с кораблем. Так вот по формуле Леви Чивита при проходе по этому мосту товарного поезда, идущего самым малым ходом, верхний предел динамической нагрузки получается 3000 т на погонный фут, т. е. 1 350 000 т на весь пролет. На самом же деле верхний предел этой нагрузки есть 3 т на погонный фут, т. е. 1350 на весь пролет. На эту нагрузку он и рассчитан его знаменитыми строителями Фарберном и Стефенсоном, и стоит с 1848 г. незыблемо, пропустив миллионы поездов с большими и малыми ходами.

Конечно, 3000 т больше 3 т, формула Леви Чивита верна, а какой в ней толк?

Всякий инженер заметил бы практическую непригодность формулы и, обратившись к предпосылкам, сделанным при ее выводе, легко увидел бы несоответствие действительности, а знаменитый математик, привыкший со всею «евклидовой» строгостью перемалывать аксиомы и постулаты, не заметил грубости одного из своих постулатов, сообразно которому и получил столь высокий верхний предел.

Титова знали немногие корабельные инженеры того времени. Знаменитого Леви Чивита за его чисто математические работы знают и почитают математики всего мира. Если бы вы готовились быть математиками, я пожелал бы вам стать Леви Чивитами, но вы готовитесь быть корабельными инженерами, поэтому желаю вам стать Титовыми.

О подготовке специалистов[75]75
  См. очерк «О кафедрах прикладных наук» (с. 303 и ел.).


[Закрыть]

Конечно, каждому из вас известна сказочка Лескова «О стальной блохе и о тульском Левше», и вы помните, как атаман Платов прислал ему на корабле бочонок «английской горькой» с назиданием: «Не пей много, не пей мало, а пей средственно»; так и в вашем деле я скажу: «Не учите много, не учите мало, а учите средственно».

Другой писатель, триединый Козьма Прутков, высказал между прочим, два афоризма: «Нельзя объять необъятное» и «специалист подобен флюсу, полнота его всегда односторонняя».

Наконец, знаменитый Мих. Ив. Драгомиров, бывший долгое время «учителем русской армии», сказал: «Учи показом, а не только рассказом».

На профессорах и преподавателях втузов лежит обязанность учить и готовить инженеров, и притом не инженеров-учеников, а «готовых» инженеров, которых можно было бы прямо со школьной скамьи послать на завод в любой цех или в любое конструкторское бюро на соответственную самостоятельную должность. Достижимо ли это? Я прямо скажу – нет, не достижимо, ибо это противоречит афоризму Козьмы Пруткова и равносильно желанию «объять необъятное».

Никакая школа не может дать готового инженера, руководителя цеха или самостоятельного конструктора, но она обязана дать основные познания, основные принципы, некоторые основные навыки и, кроме знания, еще и умение прилагать знания к делу; тогда сама заводская практика будет для него той непрерывной в течение всей его жизни школой, в которой он не впадет в рутину, а с каждым годом будет совершенствоваться и станет инженером руководителем производства или истинным конструктором-новатором в своем деле.

На это часто возражают. Менделеев один выдумал бездымный порох, а после Дмитрия Менделеева надо десятки миллионов Иванов Ивановых учить готовым порохом стрелять и стрелять лучше Менделеева. Ньютоны и Менделеевы рождаются раз в столетие, а то и реже, не школа их создает, миллионы же Ивановых «показом» готовили и готовят Драгомировы.

Итак, пора признать, что никакая школа не может «объять необъятное» и не может достигнуть «недостижимого предела».

Но в математике переменная величина, стремясь к своему пределу, проходит через бесчисленное множество частных значений; и не всегда нужен ее предел, а некоторые из этих частных значений, которые и надо для дела уметь выбрать.

Чем и как надо обосновать этот выбор? Обыкновенно в учебном деле для этого служат «учебный план» и «программы курсов» с их «целевыми установками». Но мне кажется, что здесь часто упускается самое главное: 1) способность студента к усвоению преподаваемого и 2) род деятельности, которой студент стремиться себя посвятить в будущем соответственно своей склонности. Это упущение ведет к крупным ошибкам.

В основу учебных планов кладутся программы. Каждая программа составляется профессором, заведующим кафедрой и преподавателями по этой кафедре, т. е. специалистами по данному предмету, и они всегда склонны изложить предмет «в полном объеме», как бы забывая, что сами они в своей преподавательской деятельности изучали свой предмет, может быть, 15, 20, 25 лет, а то и более, а студент на изучение этого предмета может уделить лишь небольшую часть года или полугодия, ибо одновременно студенту надо изучить и ряд других предметов, в равной мере обязательных, и сдать по ним зачеты и экзамены.

Сдав такой зачет или экзамен, студент стремится как можно скорее «освободить голову» для сдачи зачета или экзамена по следующему предмету, ибо человеческая способность усвояемости не бесконечная, а ограниченная.

Уже давно было сказано, что целью университетского образования является «научить учиться». Долгих пояснений эти слова не требуют – достаточно простого сравнения. В старину московские купчихи непременно откармливали к Рождеству гусей моченым горохом и индюков вареными каштанами; для этого гуся зашивали до шеи в мешок, подвешивали к стене и пичкали горохом, так же поступали и с индюком, – они и жирели в меру купеческого вкуса и купеческой утробы.

Подобно этому часто поступают и со студентами: его пичкают знаниями, сообщенными на лекциях, но не оставляют ему достаточно времени для обдумывания, усвоения и настоящего изучения предмета.

Сто лет назад мой отец учился в 1-м кадетском корпусе. В каждом корпусе было по нескольку лентяев или неспособных к учению кадетов, которые с самого начала решали, что их выпустят прапорщиками в гарнизон в какую-нибудь Тмутаракань. У них было два способа подготовки к экзаменам.

Тогда писали гусиными перьями. И у каждого был «перочинный ножик». Так вот, одни начинали подготовку к экзаменам с того, что точили преостро ножик, затем шли в цейхгауз, где в чанах размачивались розги, и начисто подрезали все торчащие сучки, чтобы сделать розги «бархатными», и на этом подготовку к экзаменам заканчивали.

Другие, или более прилежные, или боявшиеся «бархатных» розог, готовились по сокращенным учебникам. Это делалось так: отрезалась треть книги сверху и треть снизу и вызубривалась оставшаяся середина. На экзамене хоть что-нибудь да ответишь, и, значит, нуля не поставят, и от розог избавишься. Судя по объемам некоторых программ и курсов, и студентам Ленинградского кораблестроительного института придется прибегнуть «к сокращению книги».

Как уже сказано, деятельность корабельного инженера протекает вообще или в цехе, или в конструкторском бюро. Одна деятельность требует, если так можно выразиться, главным образом, подготовки «технологической», другая – «математической». Я говорю – главным образом, а не исключительно, ибо для той и другой подготовки есть некоторый обязательный общий минимум.

Само собою является вопрос: не предоставить ли студенту самому избрать как бы свою подготовку по своей склонности. Часто неправильно смотрят, что инженер-конструктор есть как бы настоящий первосортный инженер, а инженер-технолог есть как бы второсортный. Этот взгляд совершенно неправилен и должен быть изжит. Но этот вопрос требует обстоятельного исследования, на которое у нашей конференции нет времени.

Может быть, этот вопрос как-нибудь возникает вновь и тогда будет обсужден должным образом.

Программа занятий конференции так обширна, что я не буду больше утруждать вашего внимания и выскажу лишь пожелание успеха в предстоящей вам трудной, но и весьма нужной работе, вопреки мнению украинского философа Григория Сковороды, сказавшего: «Слава создателя, сотворившему все ненужное трудным и все трудное ненужным».

Моя речь была сказана 14 июля 1941 года. С тех пор дальнейших конференций не было, и пока это остается благими пожеланиями. Может быть, следовало бы созвать конференцию, но не из одних только профессоров, а также из практиков дела и предложить пересмотреть то, чему учат, нужно ли всему этому учить и как учить. А то загромождают курсами невероятной толщины, которые даже и сократить-то нельзя. Надо отрезать не то что треть сверху и треть снизу, а по меньшей мере две пятых сверху и снизу и только после этого выучить оставшуюся середину.

В комиссию А. Н. Баха[76]76
  Этот очерк – сообщение, сделанное в Отделении технических наук Академии наук СССР в 1938 г.; напечатан тогда же в «Вестнике Академии наук» (№ 7–8, с. 20–31). В сноске к заглавию очерка («О курсе и постановке преподавания математики во втузах») указано, что раньше он был прочитан в Ленинградском кораблестроительном институте под нынешним заглавием. Это был доклад, сделанный 25 апреля 1935 г. и напечатанный тогда же в журнале «Судостроение» (№ 7-43, с. 3–8).


[Закрыть]

Позвольте мне, прежде чем я перейду к сущности того дела, для обсуждения которого образована эта комиссия, испросить у вас несколько минут времени, чтобы напомнить некоторые факты из истории науки.

1. Наполеон сказал: «Gouverner c'est prevoir» (управлять – значит предвидеть).

Владимир Ильич лет 15 тому назад в своем гениальном предвидении указал необходимость использовать энергетические ресурсы СССР, главным образом водные, ибо они единственно неисчерпаемы и, постоянно возобновляясь солнцем, при посредстве метеорологического кругооборота воды, не тратятся безвозвратно, как нефть, уголь или торф. Ленин выразил свою гениальную идею знаменитым афоризмом об электрификации.

Глеб Максимилианович Кржижановский облек затем этот афоризм в подробно разработанный план со множеством расчетов, карт, чертежей и др.

Наши сочлены – Графтио, Веденеев, Шенфер и множество их сотрудников – привели в исполнение начальную стадию плана Г. М. в виде титанических сооружений Волховстроя, Свирьстроя, Днепростроя, дающих уже более миллиона лошадиных сил мощности. Нет возможности перечислить более «мелкие» по нашему масштабу, т. е. дающие по 50 000-75 000 сил, электростанции, однако вместе взятые они доставляют несколько миллионов сил.

В ближайшее время намечены новые гиганты: Ангара, Волга, которые дадут около 10 000 000 сил, а заглянув в будущее, мы видим Иртыш, Обь, Енисей, Лену, Индигирку, Колыму, Анадырь, бесчисленные горные реки и речки Алтая, Камчатки, бассейна Амура и пр., таящие в себе сотни миллионов сил, которые оживят неисчерпаемые рудные, лесные и минеральные богатства Сибири.

Все это лишь одно из многочисленных применений электричества.

Не удаляясь в глубь веков, возьмем лишь то, что было 150 лет тому назад, а затем то, что совершилось и совершается не только на памяти таких стариков, как я или уважаемый Алексей Николаевич Бах, а на памяти «молодых» участников комиссии.

Сто пятьдесят лет тому назад Гальвани заметил, как дрыгают ободранные ножки лягушки, и начал научно исследовать это явление. Он подвергся множеству нападок и насмешек со стороны «ученых», видевших в этом пустую, недостойную ученого трату времени; вместе с тем его опыты давали неисчерпаемый повод к проявлению веселого остроумия карикатуристам. Само собою разумеется, что вмешались и попы – им ведь тогда до всего было дело и везде они усматривали ереси, ведущие к подрыву их авторитета.

В другом направлении повел свои исследования Вольта, и если бы его не оценил и не поддержал всесильный Наполеон, то его «столб» долго не находил бы применений, из которых одно из важнейших было открыто нашим академиком Петровым, вскоре после того из Академии «извергнутым» не столько «за велие пьянство и дебоширство», сколько по проискам академика Паррота, который пользовался благоволением Александра I.

Наступила середина XIX века, и вот «королевский астроном Ирландии» сэр Вильям Роуан Гамильтон, один из величайших математиков, отличавшийся многочисленностью своих работ, важностью заключавшихся в них открытий, глубиною мысли, оригинальностью методов, вместе с тем и как вычислитель, имевший мало себе равных, издает в двух громадных томах учение об обобщенных мнимых величинах, названных кватернионами. Действия над этими количествами обладали причудливыми свойствами: например, произведение зависело от порядка множителей. Само собою разумеется, что это исчисление было встречено с недоверием, подверглось резкой критике, не всегда беспристрастной, и не получило большого распространения.

Но вот в 1867 г., через 10 лет после издания сочинения Гамильтона, кембриджский профессор экспериментальной физики Д. К. Максвелл усмотрел, что два оператора (т. е. символа действий) Гамильтона по своим свойствам соответствуют тем соотношениям, которые имеют место между током и магнитными силами, им возбуждаемыми. Исходя из этого соответствия, Максвелл все учение об электричестве и магнетизме облек в два уравнения, занимающих две коротенькие строчки при начертании этих уравнений в символах Гамильтона. Из этих уравнений Максвелл не только вывел все учение об электричестве, но и о свете в двух томах своего знаменитого трактата, который по оригинальности методов и важности результатов почитается равным «Началам» Ньютона.

Идеи Максвелла, были настолько новы, математический аппарат, им примененный для их развития, настолько труден, что его трактат в течение десятка лет представлял непреодолимые затруднения для большинства физиков того времени. Лишь после смерти Максвелла в 1878 г. его теории стали получать свое большее и большее распространение, хотя им и не находилось экспериментального подтверждения.

Кембриджский университет имел бы полное основание поставить своему профессору экспериментальной физики на вид, что он занимается не своим делом, а фантастическим применением сугубо мнимых кватернионов, объясняя явления света не упругими, а какими-то электрическими колебаниями неведомого эфира; но в это время физика в Англии была представлена такими знаменитостями, как В. Томсон, Г. Стоке, П. Г. Тэт, лорд Рэлей, которые вполне могли оценить и оценили гениальность произведения Максвелла, а также и все прочие его ученые заслуги; никто не осмелился сделать даже намек на порицание Максвеллу, и в этом Кембридж оказался прав: прошло всего десять лет после смерти Максвелла, и Генрих Герц дал блестящее экспериментальное подтверждение учения Максвелла.

Прошло еще 12 лет. Истомленный бессонной ночью капитан 1-го ранга В. В. Линденштрем, командуя броненосцем «Генерал-адмирал Апраксин» во время штормовой снежной пурги, приняв красный огонь южного Гогландского маяка за судовой отличительный огонь, стал давать воображаемому судну дорогу, уклоняясь сам вправо, чтобы ему показать свой красный огонь, и с полного хода вылез на скалы о. Го гланда.

Сперва послали адмирала Амосова с кораблями «Полтава» и «Севастополь» снимать «Апраксина» с камней. Амосов, ничего не обследовав, перервал все самые толстые (9-дюймовые) стальные буксиры, которые были в запасах флота, а «Апраксин» и на дюйм не подался с той скалы окружностью в 60 футов, которая вошла на 15 футов внутрь носовой части корабля.

Назначили адмирала 3. П. Рожественского начальником работ и заключили договор с Ревельским спасательным обществом.

И вот 3 марта 1900 г. лейтенант В. А. Канин с острова Гогланда передал, а лейтенант А. А. Реммерт на острове Acne (30 миль от Гогланда) принял первую депешу по беспроволочному телеграфу, пользуясь ими самими установленными мачтами для антенн и самодельными аппаратами преподавателя минного класса А. С. Попова.

Это было первое в мире не экспериментальное, а действительно деловое применение беспроволочного телеграфа. Я об этом здесь упоминаю потому, что об этом мало кто знает, а я в это время был на о. Гогланд.[77]77
  См. очерк А. Н. Крылова «Галилей как основатель механики» (сб. «Галилео Галилей, 1564–1642», под ред. академика С. И. Вавилова, изд. Академии наук СССР, 1943, с. 56–67); в переработанном виде включен в «Очерк истории установления основных начал механики» (в книге «А. Н. Крылов, Мысли и материалы о преподавании механики в высших учебных заведениях СССР», Изд. Академии наук СССР, 1943, с. 5–21).


[Закрыть]

Мне незачем здесь говорить о том, до каких чудес развилось радио, когда с Северного полюса Кренкель может переговариваться с любой станцией мира, будь она в Аукленде или в Сиднее; и я думаю, что надо иметь немного терпения, и академик А. А. Чернышев покажет нам своим телевизором не только Лондон и Париж, но Гонолулу и Сидней.

Первоисточник же этих чудес – уравнения Максвелла в кватернионных операторах Гамильтона, про которого злые языки говорили, что он придумал их, пробираясь, в веселом после пирушки виде через один из дублинских мостов, ибо, как некоторые его биографы повествуют, он не прочь был, подобно нашему В. А. Стеклову, при случае и выпить, но во хмелю был буен, тогда как В. А. Стеклов всегда был неизменно корректен.

Самое трудное во всяком деле – правильное его обоснование вначале, лишь при этом возможно дальнейшее его развитие.

2. Возьмем еще один пример. В Институте генетики нашей Академии работал некий американец, кажется, специально академией приглашенный, по первому взгляду, над совершенно пустым делом: он спаривал одну с другой каких-то мух и исследовал, что из сего происходит.

Ведь сперва, не зная дела, покажется, что это занятие равносильно рекомендуемому К. Прутковым: «Если ты стоишь на мосту и плюешь в воду, то наблюдай, как по ней расходятся круги, ибо иначе ничего путного из твоего занятия произойти не может». Не все ли равно: плевать в воду или смотреть, как мухи спариваются? Однако оказывается, что избраны американские мухи потому, что их развитие крайне быстро, и через две недели новое поколение уже достигает зрелости; поэтому мухи эти дают возможность самым быстрым образом исследовать законы образования помесей и передачу наследственных признаков от прародителей потомству.

Оказалось при сличении с крупными животными, что законы эти общие, и притом не только для животных, но и для растений, так что мухи служат не предметом, а средством, инструментом для исследования вопросов огромной важности для народного хозяйства, как, например, усовершенствования пород скота и изыскания наиболее приспособленных для данной области, т. е. климата и прочих условий, разыскания новых сортов хлебных злаков, новых сортов плодов и овощей и т. д. Так Н. И. Вавилов творит в этой области изумительные вещи, разводя, например, пшеницу за Полярным кругом или картофель на Кировском полуострове и в Мурманске, а академик А. А. Рихтер с уверенностью говорит: «Запрудите Волгу, дайте воду в заволжские степи, забудьте про губительные засухи, – урожай по 5 миллионов тонн пшеницы из года в год на орошенных землях будет обеспечен», и я знаю, что А. А. на ветер слов не скажет.

Не мне говорить о чудесах, творимых химией; все эти чудеса зарождаются в лабораториях, где первоначально работают над ничтожно малыми количествами вещества, но зато химия имеет твердо установленные, незыблемые законы, и от граммов и миллиграммов лабораторий переходят к сотням, тысячам и миллионам тонн промышленности, преобразуя жизнь культурного человека.

3. Семьдесят пять лет назад Ив. Мих. Сеченов издал свои «Рефлексы головного мозга». В то время была поговорка, что человек состоит из души, тела и паспорта. Ведение душою присвоили себе попы, телом ведало рекрутское присутствие, телом и паспортом вместе – полиция.

Книга Сеченова возбудила против себя попов, и профессор С.-Петербургской Духовной академии Барсов издал длинную против Сеченова статью, обвиняя его в распространении неверия, говоря, что Сеченов в своей лаборатории Медико-хирургической академии «показывает студентам душу лягушки под микроскопом». Хотя начало шестидесятых годов и считалось временем либерализма, но за «совращение в неверие» можно было попасть и в заключение в монастырь на срок по «усмотрению духовного начальства»; заключенные именно в 1861 г. в суздальском монастыре два раскольничьих архиерея пробыли в темницах по 63 года. Попы, монахи, архиереи и митрополиты умели исправлять своих «чад духовных», и проф. Барсов прекрасно знал, куда он метил, говоря о показывании студентам лягушечьей души под микроскопом. Но, стреляя лягушачьей душой, Барсов метил слишком высоко и промахнулся. Если бы он высказал свое замечание как шутку, то иные над ней посмеялись бы, зато другие заметили бы в ней и диогенова петуха, т. е. ядовитую насмешку над недостаточной мощностью, недостаточной обоснованностью и отсутствием строгости некоторых торопливых выводов и умозаключений, по словам Наполеона «c'est le ridicule qui tue»[78]78
  Смешное убивает (франц.).


[Закрыть]
,а высказав свою сентенцию всерьез, он обратил ее в глупость.

Леон Абгарович Орбели, вероятно подтвердит, что Сеченов почитается «отцом русской школы физиологии». Все свои исследования он производил в маленькой комнате, которую ему уделяли под лабораторию Медико-хирургическая академия и университеты: Одесский, С.-Петербургский и Московский, в которых он последовательно был профессором, и лишь через много лет после его смерти вырос тот великолепный дворец науки, которым ведает Леон Абгарович и где продолжается дело И. П. Павлова, так величественно развившего начинания Сеченова. Ив. Мих. Сеченов первоначальное образование получил в Военно-инженерном училище и таким образом был учеником Остроградского. В 1882 г. в возрасте 54 лет, будучи профессором С.-Петербургского университета, он почувствовал необходимость более обширных познаний в математике, нежели давало Инженерное училище. Тогда, в продолжение почти двух лет, он под руководством магистранта Ал. Мих. Ляпунова прилежно изучил двухтомный компендиум высшей математики Шлемильха, а затем механику по лекциям, которые ему читал Ляпунов.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 | Следующая
  • 4.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации