Текст книги "Мои воспоминания"

«Худ» и «Бисмарк»

I

Осенью 1922 г., будучи в заграничной командировке, я имел удовольствие познакомиться с помощником Дейнкоурта, молодым корабельным инженером Hanaforth (Ханафорз) при осмотре в Росайте ледокола «Святогор», а затем в Гриноке при осмотре крейсера «Аскольд».

Само собою разумеется, мы беседовали о разных кораблестроительных вопросах. Тогда вся Англия была занята вопросом, строить ли только «малые» быстроходные суда или еще дорогие броненосцы (capital ships).

Я рассказал Ханафорзу, что подобный вопрос дебатировался у нас еще в начале 1890-х годов. М. И. Кази привел такое сравнение:

– Вообразите, что вместо рекрутского набора в пехоту вы раскормили Голиафа ростом с гору, одели его в панцирь – ничто его не берет, и вдруг накануне сражения он обожрался и в день сражения у него понос, – что вы будете делать?.. России нужен флот, а флот не есть преувеличенное развитие одного класса судов, а гармоничное сочетание всех классов.

По возвращении в Лондон ко мне в гостиницу приехал Ханафорз и передал, что сэр Ю. Дейнкоурт будет рад со мною познакомиться и просит выбрать день и час. Таким образом я познакомился с Дейнкоуртом. Мы беседовали около часа. Я сослался на его слова о выработке противоминной защиты и указал, что мы еще в 1907 г. делали опыты в натуральную величину и на моделях в натуры, причем брали заряд в (1/8)³ ⁼ 1/512 натуры.

Подобие получалось полное, но надо было модели делать чисто ювелирные.

Дейнкоурт сообщил мне, что они брали заряд, пропорциональный не кубу масштаба, а степени 2,85.

Как видно, в этом деле мы опередили англичан на 9 лет, но наши опыты были оставлены, ибо мы изыскивали предохранение внутренней переборки, а она пробивалась тяжелыми осколками набора-обшивки при взрыве.

В 1914 г. корабельный инженер Арцеулов предложил делать були деревянные из продольных и поперечных брусьев, общей толщиной от 6 до 8 фут.; такие були выдерживали минный взрыв.

На весенней сессии INA 1920 г. Sir Eutache D'Eyncourt (сэр Ю. Дейнкоурт) дал описание линейного крейсера «Худ», чертежи которого были утверждены в сентябре 1916 г.

Главные размерения этого корабля следующие:

Первоначально «Худ» был спроектирован с более легким бронированием и с меньшим углублением, так что проектное водоизмещение было 36 300 т, но Ютландский бой 31 мая 1916 г. вынудил ввести в проект существенные изменения, и получился тот корабль, элементы которого приведены выше и поперечное сечение которого изображено на прилагаемом чертеже.

«Угол возвышения 15-дюймовых орудий составит до 30°, для чего первоначальный чертеж станков соответственно изменен; введены также некоторые изменения в минное вооружение, а также в приспособления для предотвращения проникновения пламени в пороховые погреба. Высота осей орудий, начиная с носовой башни, суть: 9,75; 12,8; 9,65 и 6,62 м. Противоминная защита состоит из «булей», наружное и внутреннее отделения которых содержат воздух, промежуточное чем-то заполнено, за ним полуторадюймовая переборка, затем нефтяная яма, внутренняя стенка которой имеет толщину 3/4 Дюйма, и можно сказать, что эти були, простирающиеся на всю длину машинных отделений и погребов, предохраняют корабль от торпед в такой же мере, как броня защищает его от снарядов», – говорит Дейнкоурт в своей статье.

«Бортовая броня состоит из поясов в 12" толщиною на протяжении 562 фут., при высоте его 9 фут. 6 дюйм. Над этим поясом до высоты батарейной палубы положен пояс толщиной в 7" и над ним до высоты верхней палубы пояс 5" толщиною. Броня положена на бортовую обшивку, толщина которой от 2 до 1½ и 1" в других местах. Броня башен имеет толщину: передняя плита 15 дюйм., боковые плиты 12 дюйм. С толстой плоской крышей. В каждой башне имеется 30-футовый дальномер».

Относительно выработки булей Дейнкоурт говорит: «По странной случайности первые серии новейших опытов над подводною защитою были произведены над старым „Худом“ и старым „Ройял Соверэн“ постройки 1893 г.».

Развивая результаты этих опытов, которые были произведены в году непосредственно перед войной, были выработаны були, которыми был снабжен старый крейсер «Эдгар». Ряд опытов был произведен по требованию Адмиралтейства профессором Бертрамом Гопкинсоном – членом Королевского общества – и мною. Эти опыты были произведены в разных масштабах, вплоть до натуральной величины, и были весьма поучительны. Выработанное предохранение «Эдгара» было изменено в деталях конструкции и применено на «Худе».

Стоимость «Худа» составила около 6 млн фунтов стерлингов, т. е. 145 фунтов стерлингов за тонну. Стоимость предыдущих броненосцев составляла 90 фунтов стерлингов за тонну, но зато по своим качествам «Худ» далеко их превосходит.

Остальные броненосцы того же типа «Howe», «Rodney» и «Anson» не достигли спусковой готовности ко времени перемирия и были разобраны на лом металла.

Свою статью Дейнкоурт заканчивает словами: «Много писали о том, что большие броненосцы побеждены и надо строить подводные и полуподводные суда. Но это неправильно, и на таких судах нельзя будет соединить те боевые качества, как на «Худе».

Испытания, произведенные, когда записка печаталась, показали, что скорость «Худа» при 150 000 SHP составляла 32,07 узла и при полном запасе топлива 31,9 узла.

II

Таким образом, 23 года тому назад «Худ» был кораблем, в котором соединялись все наступательные и оборонительные качества, которые могло предвидеть английское Адмиралтейство.

Три года тому назад возникла вторая мировая война и в германском флоте появились два корабля: «Бисмарк» и «Тирпиц», почти одинаковых размеров с «Худом», также вооруженные восемью 15-дюймовыми орудиями и столь же сильно забронированные по борту. Скорость хода этих судов тоже около 32 узлов. «Бисмарк» был готов раньше и вышел в северную часть Атлантики действовать против судов, идущих к нам.

Англичане послали против него «Худ» и новейший линейный корабль «Принц Уэльский».

Корабли встретились. «Бисмарк» вторым залпом на расстоянии в 20 000 м накрыл «Худа», который взлетел на воздух, видимо, потому, что снаряд или снаряды проникли в пороховые погреба, и «Худ» моментально пошел ко дну. Причем ни одного человека из 1200 моряков в его команде спасено не было.

«Бисмарк» почти мгновенно перенес огонь на «Принца Уэльского», получил попадание, близкое к накрытию, но «Принц Уэльский», не выжидая второго залпа, выпустил дымовую завесу и вышел из сферы боя. Его командир выпустил два бывших на нем самолета с приказанием не терять «Бисмарка» из виду и сообщить о его местонахождении.

Первыми прибыли на помощь самолеты-торпедоносцы, одна из торпед попала в кормовую часть «Бисмарка», вывела из действия руль и винты. «Бисмарк» очутился среди океана, болтающийся, как колода, без способности к управлению и не имея хода.

Чертеж «Худа»

После этого англичане сосредоточили против него целый флот, а именно пять линейных кораблей, семь крейсеров и стали его громить артиллерией. «Бисмарк» отстреливался до последнего снаряда и наконец от полученных повреждений пошел ко дну, причем с него ни одного человека спасено не было. На нем, кроме штатной команды, были специалисты с «Тирпица».

Через несколько месяцев вошел в строй «Тирпиц» и был торпедирован нашей подводной лодкой под командой капитана 2-го ранга Лунина, после чего были известия, что его видели в Тронхеймском фиорде, но никаких действий более года он не проявляет.[94]94
  Первая статья напечатана в «Известиях Академии наук по физико-математическому отделению (сер. 5, 1903, т. 19, № 4 и 5, с. 221–227) на французском языке; русский перевод ее «О планиметре-топорике» – в «Морском сборнике» (1904, № 6, с. 113–120); тема разработана в книге А. Н. Крылова «Теория корабля» (1907, Введение, § 10) и в «Лекциях о приближенных вычислениях» (1911, глава 4, § 40). Вторая статья напечатана в «Известиях…» (сер. 5, т. 20, № 2, с. 17–37), включена в т. V «Трудов» А. Н. Крылова (1937) с прибавлением очерка о судьбе изобретенного автором интегратора.


[Закрыть]

III

Вот внешняя сторона. Попробуем же произвести анализ боя этих двух гигантов.

«Худ» взорвался, ибо взорвался порох в его погребах от проникновения туда снаряда или снарядов, т. е. произошло нечто подобное тому, что произошло с «Ройял Ок»[95]95
  В феврале 1940 г. А. Н. Крылов сделал в Академии наук СССР и в Военно-морской академии доклад на тему «Теория непотопляемости и некоторые выводы из гибели линкора «Ройял-Ок»; напечатан в газете «Правда» от 6 и 7 марта 1940 г.; включен в книгу «Некоторые случаи аварий и гибели судов» (М.; Л., 1942).


[Закрыть]. Между тем в бою 31 мая 1916 года на «Зейдлице» снаряд проник в пороховой погреб, немецкий порох сгорел без взрыва, сгорел так быстро, что из 180 человек, бывших в двух смежных башнях, все сгорели, но корабль остался на воде и дошел до порта.

Схема палубной бронировки

По Версальскому договору Германия была обязана выдать способ изготовления своего пороха. Следовательно, не только его состав, но и способ изготовления и, может быть, катализаторы, при этом употребляемые, должны были быть англичанам известны. Но они этим не воспользовались, а обратили внимание на те 50 сортов отравляющих газов, «из которых в будущей войне ни один применен не будет», как говорил принимавший секреты изготовления газов полковник Лефебюр в своей книге «Загадка Рейна».

Как мог снаряд проникнуть в пороховой погреб, несмотря на его добавочную защиту после боя 31 мая 1916 г.? Обратим внимание на палубное бронирование «Худа». В носу оно таково.

При дистанции 20 000 м угол падения снаряда составляет около 60°; очевидно, что 15-дюймовый снаряд все эти палубы пробьет как картон, и при такой дальности палубное бронирование «Худа» не соответствует его бортовому бронированию, особенно при косвенных курсовых углах.

Отсюда ясно, что для «Худа» бой на дальней дистанции не выгоден. Ему следовало пустить дымовую завесу и подойти до дистанции 10 000-8 000 м, где угол падения около 10° и снаряды отскакивали бы от 2-дюймовой палубы.

Имея таблицы стрельбы, командиру следовало заранее изучить, с какой дистанции 15-дюймовый снаряд пробивает броневые палубы его корабля, и вести бой на меньшей дистанции. Приняв же бой на большой дистанции, он обрек свой корабль на поражение.

Памяти Степана Осиповича Макарова[96]96
  Очерк напечатан в № 3 «Вестника Академии наук» за 1945 г. (с. 111 и сл.).


[Закрыть]

В этих немногих словах я коснусь той стороны разнообразной и плодотворной деятельности Степана Осиповича, которая мне более знакома, – именно того, что Степан Осипович сделал в вопросах кораблестроения.

Степан Осипович в юных своих годах прошел школу морской службы не на классной скамейке, а на палубе корабля в Тихом океане, в эскадре знаменитого учителя флота адмирала Андрея Александровича Попова, который уже тогда оценил талант своего юного подчиненного.

Влияние Андрея Александровича не могло не отразиться на молодом гардемарине и мичмане, и мы видим, что с первых же лет своей службы Степан Осипович стал уделять свой досуг и дело вопросам кораблестроения и разбору качеств корабля. Его труды относятся главным образом к боевым качествам корабля, в числе которых он на первый план ставил непотопляемость корабля при повреждениях. Одним из первых предложений Степана Осиповича явился изобретенный им рейковый пластырь для закрытия пробоин.

Затем Степан Осипович занялся разработкою вопроса о надлежащем устройстве и пользовании водоотливными средствами корабля и установил принципы устройства водоотливной системы, которые и были применены на многих судах. Само собою разумеется, что водоотливная система бессильна в борьбе с течью пробоины, и наряду с водоотливными средствами надо было позаботиться о подразделении трюма и водонепроницаемых переборках.

Практический ум и наблюдательность адмирала показали ему ряд недостатков, которые можно было сделать явными и устранить лишь при помощи непосредственного испытания переборок наливом воды в отделения. Адмирал настаивал на этой мере, и она была узаконена, и после того прочность и водонепроницаемость переборок на наших судах стала испытанной и обеспеченной.

Свои соображения и труды Степан Осипович облекал не только в строгую форму научного трактата, но прибегал и к легкой форме рассказа о фантастической войне Синей и Белой республик, причем легкость формы и изложения не вредили глубине мысли и верности суждений. Рассказ этот напечатан в февральской и мартовской книжках «Морского сборника» за 1886 г. под заглавием «В защиту старых броненосцев и новых усовершенствований», без подписи автора. Здесь адмирал особенно восстает против диаметральной переборки, идущей по середине котельных отделений корабля и не имеющей двери, рисуя поразительную картину гибели броненосца в бою.

Через семь лет после этой статьи случилась знаменитая катастрофа с броненосцем «Виктория». Степан Осипович подробно ее исследовал, для чего построил особую модель, приспособленную для исследований влияний повреждений на корабль. Опытами над этой моделью Степан Осипович подтверждал справедливость многих из своих соображений, которые потом составили целую книжку, посвященную разбору боевых качеств корабля.

Командуя «Витязем» в кругосветном плавании, Степан Осипович не только произвел тот ряд гидрологических исследований, которые занимают огромный том ««Витязь» и «Тихий океан»», но произвел и ряд испытаний своего корабля, внесших ценный вклад в науку о корабле, не говоря уже о ряде оригинальных усовершенствований, им введенных.

В последние годы вопрос о Северном пути, о желательности продлить навигацию в Петербурге, а также и стремление к научному исследованию полярных областей заставило адмирала обратить свой талант на специальный вопрос о ледоколах. Плодом этих трудов адмирала явился знаменитый «Ермак», столь им любимый, который во всех своих деталях носит проявления оригинальности и изобретательности своего создателя.

Занимая важный пост главного командира Кронштадтского порта, адмирал уделял, как и прежде, свой досуг вопросам кораблестроения и даже сам разработал и составил проект во многих отношениях оригинального безбронного боевого судна. Конечно, эти слова представляют лишь сухой и беглый перечень трудов Степана Осиповича в области науки о корабле, но я думаю, что в связи с остальными очерками они помогут вам оценить разнообразие плодотворной деятельности доблестного адмирала.

Памяти Ивана Ивановича Боргмана[97]97
  Очерк разрабатывался в течение многих лет. Первоначальный набросок опубликован в 1928 г. в виде предисловия к книге С. Т. Яковлева «Кораблеустройство и трюмное дело». Затем этот набросок был расширен и напечатан в 1932 г. в журнале «Судоходство и судостроение» (Л., № 4–5). В своей настоящей редакции и под нынешним названием был сообщен на II Пленуме Всесоюзного научного инженерно-технического общества судостроителей 22 ноября 1933 г.; напечатан в «Трудах» общества за 1934 г. (т. I, вып. 1); наконец, включен в книгу «Теория корабля» (1942), являясь, таким образом, сжатым введением в главный и основной труд полувековой научно-исследовательской и преподавательской деятельности академика А. Н. Крылова.


[Закрыть]

Русское физико-химическое общество понесло тяжкую, можно сказать, незаменимую утрату в лице скончавшегося 9 мая профессора Ивана Ивановича Боргмана; не менее тяжка эта утрата и для русской науки, которой столь предан был почивший.

Весьма легко в немногих словах высказать, что сделал Иван Иванович для нашего Физического общества, ибо это исчерпывается одним словом: «все».

Действительно, вступив в члены Общества в первые же годы его учреждения, Иван Иванович принял на себя самую трудную, самую ответственную обязанность редактора журнала Общества. Эту обязанность он нес бессменно в течение тридцати лет, и лишь когда, облеченный высоким доверием своих коллег, Иван Иванович был призван занять в самое трудное время пост первого выборного ректора С.-Петербургского университета и вместе с тем был избран и представителем деятелей науки в Верхнюю палату – Государственный совет, – Иван Иванович счел, что он физически лишен возможности уделять журналу столько времени, сколько он ему посвящал в предшествующие тридцать лет, и просил Общество освободить его от обязанностей редактора.

В жизни Общества Иван Иванович принимал и помимо редактирования журнала самое деятельное участие. За сорок лет он, кажется, не пропустил ни одного нашего заседания, сделал сам множество сообщений о своих работах и исследованиях, украшая ими и страницы нашего журнала.

В каждом заседании Иван Иванович, благодаря своей огромной эрудиции и привычке неизменно следить за всем, что делается в науке, находил всегда, на что обратить внимание докладчика, сопоставить его работу с другими в той же или близкой области и, внося свои замечания, всегда умел способствовать выяснению затронутого вопроса.

Иван Иванович неоднократно исполнял обязанности председателя Общества, и все помнят его мастерские обзоры новейших успехов науки, среди деятелей которой он занимал столь видное место.

Когда Общество организовывало какой-либо съезд, Иван Иванович принимал самое деятельное участие в трудах и работах съезда и на самом съезде произносил одну из тех научных речей, в которых он умел в короткое время простым образным языком ознакомить широкую публику с целою научною областью.

Далеко не так легко кратко охарактеризовать научную деятельность Ивана Ивановича – настолько она разнообразна, – и Совет Общества предлагает господам членам Общества посвятить памяти Ивана Ивановича одно из осенних заседаний, на котором в ряде докладов, обработанных на досуге, некоторые из наших сочленов приняли бы на себя труд ознакомить Общество с совокупностью трудов покойного по каждой из областей физики.

Теперь же я позволю себе сделать лишь самые краткие наметки и самые общие указания.

Научная деятельность Ивана Ивановича неразрывно связана с его деятельностью как профессора, стремившегося поставить и удержать уровень своего преподавания наравне с быстрым движением науки вперед, вводить своих учеников в области, составляющие последние ее завоевания, и давать им возможность работать над новым, современным, идейным, так сказать «идти по целику, а не по старой выработке».

Здесь невольно приходится вспомнить то время, когда покойный начинал свою научную и преподавательскую деятельность.

В важнейшей области физики, в учении об электричестве, шел полный переворот. В преподавании качественное показательное «электричество» Пулье и де ла Рива с их пропорциями и пропорциональностями сменялось «электричеством» Грина, Томсона и Максвелла с потенциалом, тройными и шестерными интегралами и дифференциальными уравнениями. Идеи Максвелла начинали проникать на континент, но лишь Германия была подготовлена Гауссом, Вебером и Риманом к их критическому восприятию, и в то время в Германии физика читалась и разрабатывалась такими именами, как Клаузиус, отец и сын Нейманы, Кирхгоф (гений Гельмгольца в то время был обращен на физиологию), умевшими соединять с искусством экспериментатора и мощь математического анализа.

Иван Иванович, ученик Ленца и Петрушевского, стал искусным и проницательным экспериментатором, умевшим вместе с тем обходиться самыми скудными средствами, создавая, подобно Фарадею, из лучинок, пробок, проволочек и кусочков парафина приборы, на которых он умел подмечать самые тонкие явления; затем Иван Иванович прошел и школу Кирхгофа.

По возвращении в 1875 г. в С.-Петербург Иван Иванович начал первый излагать на своих лекциях физику вообще, в особенности же учение об электричестве и магнетизме, не избегая, а показывая, как наряду с опытом следует пользоваться и математическим анализом.

В этом направлении он встретил талантливейшую и энергичную поддержку своего неизменного коллеги и друга О. Д. Хвольсона. В то время как курсы электричества и магнетизма, созданные Иваном Ивановичем, являются образцовыми у нас в России, так капитальный труд Ореста Даниловича, переведенный на два главнейших европейских языка, получил мировое распространение и служит наилучшим показателем той высоты, на которую вознесено преподавание в С.-Петербургском университете трудами Ивана Ивановича и Ореста Даниловича. Позвольте от лица нашего Общества выразить Оресту Даниловичу чувства нашего глубокого соболезнования и наши искреннейшие пожелания с твердостью перенести тяжкую утрату близкого товарища и долголетнего друга.

В этом здании, распланированном, созданном и возведенном трудами покойного, нельзя не упомянуть еще об одном плоде его деятельности.

Какова была обычная обстановка электрического отдела физического кабинета любого высшего заведения лет сорок тому назад? Посередине комнаты, занимая чуть ли не половину площади ее пола, стояло на стеклянных ножках некое чудище с стеклянным кругом на стеклянной оси, под ним несколько многоведерных лейденских банок, в углу на полочке, а чаще на подоконнике (меньше трясет), простенький гальванометр, тогда называвшийся «мультипликатор с астатическою стрелкою», агометр Якоби, батарея Даниэля, испорченный телеграфный аппарат Морзе, электромагнит и электрический звонок, не для вызова сторожа, а как физический прибор; вот и все.

Взвесьте то обычное упорство, с которыми отстаивается отпуск самых необходимых средств на оборудование и улучшение преподавания в университете, и тогда у вас составится представление, сколько понадобилось энергии, настойчивости и труда со стороны Ивана Ивановича, чтобы создать тот «Физический институт», в котором мы находимся.

Начало преподавательской и научной деятельности Ивана Ивановича совпало с зарождением той области практических применений электричества, в которую теперь вложены десятки миллиардов рублей, а тогда собирались первые пфенниги и сантимы. Иван Иванович явился и первым у нас преподавателем электротехники как науки, и его книга «Магнитный поток», как истинный светоч, вовремя направила дело расчета динамомашин на правильный путь, не дав ему сбиться на грубый эмпиризм.

Иван Иванович начертал на стенах своей аудитории предвечные Ньютоновы «Axiomata sive leges motus»[98]98
  «Аксиомы или законы движения».


[Закрыть].составляющие начало первой книги «Principia»[99]99
  «Начала».


[Закрыть], но едва ли я ошибусь, сказав, что в своих научных воззрениях он всегда имел в виду и заключительные слова «Principia», в которых Ньютон с таким необычайным предвидением наметил физику эфира; вот эти незабываемые слова: «Надлежало бы теперь нечто добавить о том тончайшем эфире, который проникает через сплошные тела и в них задерживается, коего силою и действием частицы тел при прикосновении сцепляются; наэлектризованные тела действуют на большие расстояния, притягивая и отталкивая соседние малые тела; свет испускается, отражается, преломляется, отклоняется и нагревает тела; возбуждаются ощущения всего, и движутся по желанию члены животных, т. е. колебания этого эфира передаются нервными волокнами от наружных органов чувств мозгу и от него мускулам. Но изложить это кратко нельзя, нет к тому же и достаточного запаса опытов, которыми бы точно определялись и измерялись законы действий этого эфира».

Двести лет со времени Ньютона накопляет физика требуемые Ньютоном опыты и учится, как «измерять и определять законы действий эфира».

Как пчела в общий сот, внес сюда и Иван Иванович не одну каплю меду.

Помянем же молчаливым вставанием его память, которая навсегда останется живою в этих стенах и в нашем Обществе, на пользу которого он столь много потрудился.