Текст книги "Мои воспоминания"

Мой путь в науке

В октябре 1888 г. я поступил в число слушателей кораблестроительного отдела Морской академии. В октябре 1890 г. по окончании курса я был оставлен при Академии и мне было поручено вести со слушателями практические занятия по математике, курс которой в то время в течение первого года включал: высшую алгебру, аналитическую геометрию, дифференциальное и интегральное исчисление; в течение второго года вместо высшей алгебры и аналитической геометрии читалась теоретическая механика; дифференциальное и интегральное исчисление читалось оба года. С осени 1892 г. после нового приема слушателей мне было поручено, кроме ведения упомянутых практических занятий, чтение курса теории корабля и начертательной геометрии. По этому последнему предмету с 1894 г. были повышены требования при вступительном экзамене, из академического же курса он был исключен.

При чтении курса теории корабля и при рассмотрении работ слушателей я вскоре заметил, что у корабельных инженеров была привычка производить вычисления по весьма неудобным схемам с громадным числом (10–12) значащих цифр, из которых по самой сути дела могли быть верными лишь первые три, а все остальные были неверны и вместе с тем для практики не нужны. Эта привычка была всеобщая и проникала через все руководства и все справочники того времени, как русские, так и иностранные. Поэтому учению о плавучести и остойчивости я предпослал краткое математическое введение о приближенных формулах квадратур и о точности вычислений вообще, которое и вошло в литографированные записки к курсу, а затем в печатный курс «Теория корабля, ч. 1. Плавучесть и остойчивость», изданный в 1907 г., дополненный и переизданный затем в 1933 г. для Морского инженерного училища имени Дзержинского (8°, 354 стр.).

Введение практических занятий по математике и чтение лекций по теории корабля показало мне тогда же, что ни на русском, ни на иностранных языках в то время не существовало ни одного руководства, в котором были бы систематически и достаточно полно изложены практические методы производства приближенных вычислений, встречающихся в технических вопросах вообще.

Я начал излагать эти методы как дополнения к практическим занятиям по математике и как дополнения к курсу теории корабля.

Сперва они были литографированы, затем в 1911 г. изданы Институтом путей сообщения под заглавием: «Лекции о приближенных вычислениях» (8°, 325 стр.) и в 1933 г. переизданы в дополненном виде Академией наук под тем же заглавием: «Лекции о приближенных вычислениях» (1933, 8°, 540 стр.). Вот насколько на основании запросов практики выросло краткое введение к курсу теории корабля.

В 1900 г. на меня в академии было возложено чтение курса дифференциального и интегрального исчисления, вместе с тем я был назначен на должность заведующего Опытовым бассейном. По этой должности мне пришлось принимать деятельное участие в испытании вновь построенных судов.

При испытании крейсера «Громобой» и затем крейсера «Баян» была обнаружена весьма значительная вибрация этих судов.

В то время вопрос о вибрации судов еще совершенно не был исследован теоретически, имелись лишь приборы для записи вибрации, и этот вопрос представлял большие затруднения для корабельных инженеров.

С 1901 г., разработав теорию этого явления, я начал читать курс вибрации судов сперва в Морской академии, а затем во вновь основанном Политехническом институте.

При чтении этого курса оказалось необходимым развивать как введение целый ряд чисто математических отделов, иначе усвоение курса представляло для слушателей большие затруднения; поэтому, когда в 1909 г. курс Морской академии вместо двухгодичного был сделан трехгодичным, я прочел ряд лекций о дифференциальных уравнениях математической физики.

Эти лекции, переработанные и дополненные, были изданы Морской академией в 1913 г., составив 2-й выпуск «Известий» под заглавием: «О некоторых дифференциальных уравнениях математической физики, имеющих приложения в технических вопросах» (8°, 364 стр.).

В 1931 г. и затем в 1933 г. это сочинение в значительно дополненном виде было переиздано Академией наук, составив большой том в 470 стр.; сюда вошло в виде отдельной главы и учение о вибрации судов.

В 1936 г. Ленинградский кораблестроительный институт предложил мне развить это учение подробнее как учебное пособие для слушателей института. Это было мною исполнено, и указанный курс издан под заглавием: «Вибрация судов» (ОНТИ, 8°, 441 стр.).

Испытание моделей в Опытовом бассейне основано на законе механического подобия, который был дан Ньютоном в его знаменитейшем сочинении «Математические начала натуральной философии», являющемся незыблемым основанием теоретической механики. Заведуя бассейном, естественно было обстоятельно изучить Ньютоново учение о сопротивлении жидкостей, а значит и его «Начала» вообще.

В 1910 г. предстояло третье предвычисленное возвращение кометы Галлея, а так как данный Ньютоном способ определения орбиты кометы по трем наблюдениям ее представляет едва ли не самое наглядное доказательство его учения о системе мира, то я решил прочесть в Морской академии четыре лекции о способах определения орбит комет и планет по малому числу наблюдений, подробно остановившись на методе Ньютона и сопоставив с ним позднейшие методы Лапласа, Ольберса и Гаусса.

Эти лекции в развитом виде были затем изданы под заглавием: «О способах определения орбит комет и планет по малому числу наблюдений», составив 1-й выпуск «Известий Морской академии» (1911, 8°, 161 стр.).

Имя Ньютона как основоположника механики и анализа бесконечно малых беспрестанно встречается в различных трудах Морской академии. Но его сочинения, написанные на латинском языке, были совершенно недоступны слушателям Морской академии, поэтому я перевел важнейшее из них – «Математические начала натуральной философии» – на русский язык, снабдив текст 207 примечаниями и пояснениями для обеспечения изучения этого творения Ньютона. Это потребовало два года упорной работы по 4–5 часов в день. Этот перевод был издан в 1915 и 1916 гг. Морской академией, как 4-й и 5-й выпуски ее «Известий» (1915, 1916, 8°, 620 стр.).

В 1936 г. этот перевод был переиздан академией наук, составив VII том собрания моих трудов.

Учение о качке корабля я начал читать в Морской академии в 1893 г. В то время существовала только теория боковой качки корабля, первоначально данная в 1757 г. Даниилом Бернулли, основанная на Ньютоновой теории волнообразного движения воды; но в 1861 г. В. Фруд указал на неправильность теории Бернулли и положил в основу своей теории качки гидродинамическую теорию трохоидальных волн.

Теория Фруда была затем развита Ранкином, Бертеном и другими.

Изложение этих исследований и составляло то, что обычно излагалось в курсах «Теории корабля».

Прием слушателей в академии производился только по четным годам, поэтому второй раз мне пришлось читать «качку» осенью 1895 г., и я тогда в дополнение к курсу 1893 г. разработал теорию килевой качки на волнении, применив к исследованию этого вопроса, тогда еще никем не затронутого, методы, подобные тем, которые применяли Лагранж и Лаплас в «Небесной механике» при изучении движения планет.

Это исследование было мною доложено в собрании общества корабельных инженеров весною 1896 г. в Лондоне и помещено в трудах этого Общества («Transactions of the Inst, of Naval Architects», 1896) и затем в «Bulletin de l'Association technique maritime».

Это исследование вошло целиком в настоящую книгу.

В третий раз мне пришлось читать курс качки корабля в 1897 г. На этот раз я обобщил и видоизменил методу исследования килевой качки и изложил общую теорию качки корабля на волнении, от которой предыдущие теории составляют частные случаи.

Весною 1898 г. эта общая теория была мною доложена в Лондоне на собрании I.N.A. и помещена в трудах этого Общества за 1898 г., а также и в «Bull, de l'Ass. t. т.».

Это исследование также целиком вошло в настоящую книгу. В дальнейшем изложение теории качаний корабля на волнении не подвергалось существенным изменениям, а лишь дополнялось отдельными вопросами по требованиям практики.

Так, в 1907 г. в Черном море производились обширные артиллерийские опыты, и мне было поручено в качестве председателя одной из подкомиссий исследовать вопрос о влиянии качаний корабля на меткость стрельбы. Для этих исследований была разработана метода фотографической записи качаний корабля, которая и приведена в этой книге. Самое же исследование по своей обширности и как чисто артиллерийское к учению о качке корабля не относится.

В 1909 г. возник вопрос об установке гироскопического успокоителя качки на яхте «Стрела». Тогда мною была разработана подробная теория этого прибора и расчеты его, помещена в «Морском сборнике» и в «Bull, de l'Ass. t. т.», введена в курс Морской академии и вошла в эту книгу.

Если бы Морское министерство не пожалело ассигновать 50 000 руб. на установку и испытание гироскопа-успокоителя на яхте «Стрела», мы были бы в этом деле впереди Сперри.

В 1913 г. под моим председательством было произведено на пароходе «Meteor» исследование успокоительных цистерн Фрама, теория которых в моей разработке вошла в курс «Теории корабля» и помещена в этой книге.

Таким образом, в настоящей книге собраны все упомянутые исследования о качке корабля в том виде, как они последовательно развивались и вводились в курс Морской академии в продолжение 45 лет и приводились в единую систему с другими трудами, главная цель которых состоит в том, чтобы показать, каким образом следует поступать, чтобы подвергать математической обработке для получения количественно обоснованных выводов. Поэтому при изучении этого курса надо главное внимание обращать на методы решения поставленных вопросов, а не на детали выкладок.

Наиболее общий метод состоит в надлежащем выборе координатных параметров, эйлеровых углов и т. п., применении второй лагранжевой формулы для составления уравнений движения системы и способа последовательных приближений и разложения в ряды для решения этих уравнений.

Эта метода и проведена через всю книгу.

Отсюда видно, что эта книга хотя и представляет как бы отдельную монографию, но по сути дела занимает определенное место в цикле руководств и учебных пособий, впервые издававшихся главным образом Морской академией, а затем в дополненном и переработанном виде Академией наук.

Это цикл следующий:

Цель этого цикла состоит в том, чтобы на примерах, взятых из действительной практики, показать приложения математики к решению вопросов из области морского дела и техники.

Общество инженеров кораблестроения-

С чувством глубокой благодарности принимаю я диплом почетного члена Общества инженеров-кораблестроителей.

48 лет тому назад, в возрасте 33 лет, я был избран членом этого знаменитого общества после прочтения доклада «О килевой качке корабля на волнении и о напряжениях, вызываемых этим движением».

48 лет – малый промежуток времени в жизни государства, но это большой промежуток в жизни человека и еще гораздо больший – в развитии науки и техники. 48 лет тому назад лорд Хопетун был президентом Общества инженеров-кораблестроителей. Теперь его сын, маркиз Линлингоу – вице-король Индии. Сэр В. Уайт был директором кораблестроения. Сэр Ф. Уаттс был главным корабельным инженером у Армстронга; он тогда еще не изобрел «Дредноута», превратившего все военные суда более ранней постройки в лом металла. Сэр Ч. Парсонс производил испытания паровых турбин. «Турбиния» еще не была построена. Лорд Ч. Бересфорд был капитаном «Магнифицента» при его постройке. Он прочел доклад о некоторых усовершенствованиях в переборках этого корабля, и его слова: «мы будем тонуть на этих судах, а сэр В. Уайт будет объяснять, почему мы потонули», вызвали взрыв аплодисментов. В 1915 г. в первом бою в Дарданеллах «Магнифицент» и «Мажестик» опрокинулись и потонули, но сэра В. Уайта не было в живых, чтобы объяснить, почему эти суда потонули. Мост на устье реки Форз был в постройке, мост Тоуер еще не был закончен.

Я никогда не забуду таких знаменитых членов Общества инженеров-кораблестроителей, как Э. Рид, проф. Байлс, Р. Фруд, братья Денни и особенно Г. Хольмс, который более 25 лет был секретарем Общества инженеров-кораблестроителей и издателем трудов этого Общества. Это был человек изумительной любезности и предупредительности.

Моим предшественником и единственным русским почетным членом Общества был «учитель нашего флота» адмирал А. А. Попов, избранный в почетные члены Общества инженеров-кораблестроителей около 70 лет тому назад.

Общество инженеров-кораблестроителей имело самое полезное влияние на проектирование Британского флота с 1860 г. и на последовательное развитие типов его судов, служивших образцами для других мировых флотов. В теперешней мировой войне Британский флот сражается совместно с нами. Он понес тяжелые потери, но проворство британских верфей покрыло эти потери, и Британский флот теперь гораздо сильнее, чем был в начале войны, так что мы с полной уверенностью чувствуем, что окончательная победа – полное уничтожение царства дикости и тирании Гитлера и его последователей – будет за нами.

Наполеон I в его отношении к науке

5 мая 1821 г. на острове Св. Елены скончался один из величайших гениев, когда-либо бывших.

Разбирать злой или добрый гений – это дело историков и политиков. Они сопоставляют дела и их последствия, но эти дела и эти последствия скоропреходящи. То, что сохраняется веками, это запечатленные пером, резцом или кистью слова и мысли, как непосредственные проявления ума, постигшего вечные истины или олицетворившего недостижимые идеалы.

Давно исчезли с лица земли древние римляне и греки, следов не осталось от стен сиракузских, законы же Архимеда и его сфера и цилиндр запечатлены неизгладимо, не на той мраморной колонне, которую через сто лет после его смерти свалившеюся в бурьяне нашел Цицерон, а в его бессмертных творениях.

Сто лет не прошло, как «за жизненные интересы народов» на полях Ватерлоо англичане в союзе с немцами сражались с французами, а в 1914 г. те же англичане в союзе с французами на тех же полях бились с немцами.

Наполеон, прошедший в юности хорошую школу, всю свою жизнь ценил науку, а так как он ломал и устанавливал вновь государственный строй в половине Европы, то мне казалось не лишним припомнить некоторые подлинные его слова, относящиеся к науке и ее деятелям.

Источником для этого я взял тридцать томов «Correspondance de Napoleon 1-er publiee par ordre de l'Empereur Napoleon III»[116]116
  Переписка Наполеона I, опубликованная по указанию императора Наполеона III (фр.).


[Закрыть]. Здесь в хронологическом порядке без всяких комментариев приведены все письма, приказы, декреты, резолюции и пр., написанные или продиктованные Наполеоном лично или же им подписанные и написанные от его имени.

Само собою разумеется, что в этой корреспонденции наилучшим образом сохранились взгляды ее автора в соответствии со столь изменчивым временем и обстановкой.

Кому известен первый приказ, когда он принял в конце марта 1796 г. командование над итальянской армией, приказ, начинающийся словами: «Солдаты, вы голы, вас плохо кормят, правительство много вам должно, оно ничего не может вам дать»… «я вас поведу в самые плодородные долины мира, богатые провинции, большие города будут в вашей власти, вы там найдете честь, славу, богатство». «Солдаты итальянской армии, неужели у вас не хватит храбрости или выдержки?»

Ясно, что голодные и голые солдаты с полуслова поняли этот приказ, и самому же Бонапарту пришлось чуть не каждый месяц отдавать приказы о прекращении грабежа завоеванных областей и мирных жителей, при этом он неоднократно напоминает о необходимости сохранять предметы науки и искусства. Он заставляет их собирать, и, наконец, 18 мая 1796 г. он отправляет в Париж при подробной ведомости «предметы науки и искусств», большею частью картины великих мастеров, посылая вместе с тем и «по меньшей мере на два миллиона драгоценностей и серебра в слитках, происходящих от разных контрибуций».

19 мая 1796 г. он отдает следующее распоряжение: «Милан 20 флореаля IV г. (19 мая 1796 г.). Главнокомандующий итальянской армией и комиссар Директории при ней, принимая в соображение важность надежного обеспечения сохранности предметов науки и искусств, которые окажутся в завоеванных городах, предписывают:

1) при армии будет находиться агент, который должен изымать и препровождать на территорию республики предметы искусств, наук и пр., которые окажутся в завоеванных городах, причем выбор и число этих предметов предоставляется главнокомандующему или комиссару».

Затем следуют пункты, определяющие обязанности агента и возлагающие на него ответственность за целость предметов, ему порученных или переданных.

5 прериаля IV г. (24 мая 1796 г.) он пишет следующее письмо: «Гражданину Ориани, астроному. Науки, которые доставляют честь человеческому уму, искусства, которые украшают жизнь и передают потомству великие деяния, должны быть особенно чтимы свободными правительствами.

Все гениальны люди, все, кто занял почетное место на поприще науки, суть французы, какова бы ни была та страна, где они родились.

В Милане ученые не пользовались тем уважением, которое им принадлежит. Уединенные в глубине своих лабораторий, они почитали себя счастливыми, если короли и папы благоволили не причинять им зла.

Не то теперь, мысль стала свободной – в Италии нет более ни инквизиции, ни нетерпимости, ни деспотов.

Я приглашаю ученых объединиться и представить мне свои соображения о мерах, которые надо принять, или о нуждах, которые они испытывают, чтобы придать наукам и искусствам новую жизнь и новое существование.

Все те, кто пожелает отправиться во Францию, будут приняты правительством с отличием. Французский народ придает большую цену приобретению ученого математика, известного живописца, всякого выдающегося человека, в какой бы области он ни работал, нежели богатого и многолюдного города.

Будьте, гражданин, выразителем этих чувств перед выдающимися учеными, находящимися в Милане. Бонапарт».

Надо помнить, что во время итальянского похода, тогда еще генерал, Бонапарт был выразителем истинно республиканских учений.

В тот же день он отдал следующий приказ:

«Муниципалитетам Милана и Павии. Я желаю, господа, чтобы университет в Павии, знаменитый во многих отношениях, возобновил свои занятия. Объявите поэтому ученым профессорам и многочисленным студентам этого университета, что я приглашаю их немедленно прибыть в Павию и представить мне те мероприятия, которые они считают полезными, чтобы способствовать восстановлению еще более блестящего существования знаменитого университета в Павии».

Обратим внимание, что в этом приказе он призывает к выражению соображений о мерах и нуждах не только профессоров, но и студентов. Заметим здесь же, что приказом от 24 прериаля, т. е. через две недели после этого письма, он передал муниципалитет Павии военному суду за соучастие в вооруженном восстании в этом городе. По приговору суда весь муниципалитет был расстрелян.

2 мессидора IV г. (21 июня 1796 г.) в донесении Директории он, между прочим, пишет: «Двадцать картин, которые нам должна была доставить Парма, отправлены. Знаменитая картина „Св. Иероним“ настолько ценится в этой стране, что за нее предлагали выкуп в миллион.

Картины из Модены также отправлены. Гражданин Бертелеми занят теперь отбором картин в Болонье, он рассчитывает выбрать около полсотни и среди них Св. Цецилию, про которую говорят, что она представляет величайшее из произведений Рафаэля.

Монж, Бертоле и Туен (натуралисты) находятся в Павии и заняты обогащением нашего ботанического сада и Зоологического кабинета. Я думаю, что они не забудут полной коллекции змей, которая мне показалась достойной сделать путешествие в Париж. Я рассчитываю, что послезавтра они будут в Болонье, где им предстоит также богатая жатва.

Я виделся в Милане с знаменитым Ориани. В первый раз, когда он пришел ко мне, он был смущен и сперва не мог отвечать на мои вопросы. Наконец, избавившись от своего изумления, он сказал: „Простите, я в первый раз вхожу в эти роскошные палаты, мои глаза не привыкли“… Он не подозревал, что этими немногими словами он наводил горькую критику на правление великого герцога. Я поспешил приказать уплатить следуемое ему жалованье и доставить ему необходимые поощрения».

Тот упрек, который Бонапарт делает герцогу, он сам, став императором, сумел избежать. Монж, Лаплас, Лагранж, Фурье, Вольта и пр. бывали не только на его официальных общих приемах, но и как частные его гости.

В донесении IV мессидора он пишет Директории: «Комиссары-художники, вами присланные, ведут себя очень хорошо и весьма прилежны в своем деле. Ими взято картин: 15 в Парме, 20 в Модене, 25 в Милане, 40 в Болонье, 10 в Ферраре. Итого ПО.

Эти ученые, кроме того, собрали обильную жатву в Павии.

Меня весьма озабочивает то, что нам должен доставить Рим. Статуи можно перевозить лишь морем, и было бы неблагоразумно на него положиться; поэтому надо их упаковать и оставить в Риме, но это решение не без недостатков; было бы хорошо, если бы вы мне дали ваши приказания на этот счет».

4 брюмера V г. (25 октября 1796 г.) Наполеон в донесении Директории пишет: «Было с нашей стороны неблагодарностью не доставлять им (ученым) все, что им необходимо, так как они служат Республике с таким же рвением, как и успехом; и я прошу вас верить, что со своей стороны я ценю более, нежели кто другой, действительные услуги, оказываемые государству наукою и искусством».

15 фримера V г. (5 декабря 1796 г.) он пишет астроному Лаланду, директору Парижской обсерватории: «Я получил, гражданин, ваше письмо от 28 октября и поторопился передать миланскому астроному то, которое к моему было приложено. Всякий раз, когда я могу быть полезен науке и людям, ею занимающимся с таким успехом, я следую своей склонности и чувствую, что этим приношу себе честь.

Из всех наук астрономия есть та, которая была наиболее полезна разуму и торговле; вместе с тем она наиболее нуждается в дальних сношениях и в существовании научного общения.

Счастливое общение, где люди, подобно тому как и в других, хотя и находятся во власти страстей и зависти, но где слава предоставляется заслуге и гению, которые и получают ее безраздельно.

Разделять ночь между красивой женщиной и прекрасным небом, днем же сопоставлять свои наблюдения и вычисления представляется мне счастьем на земле. Приветствую вас. Бонапарт».

Лаланду в это время было 67 лет, Бонапарту 27, и к нему только что приехала Жозефина, с которой он перед самым отъездом в армию повенчался. Едва ли Лаланд, который оставил после себя столько наблюдений 50 000 звезд, что их обработка была закончена Парижской обсерваторией лишь ровно через сто лет после его смерти, уделял много ночей «красивым женщинам».

6 июня 1797 г. Наполеон запрашивает министра внутренних дел по поводу дошедших до нас слухов, что отправленная им редкая рукопись на папирусе историка Иосифа Флавия не дошла по назначению; он обращает внимание на научную важность этой рукописи и просит сообщить, получена ли она Национальной библиотекой.

Министр представлял объяснения. Оказалось, что рукопись была упакована в один ящик с печатными произведениями, что и дало повод к предположению о ее утрате.

10 июня 1797 г. он пишет Лаланду: «Как только я получил ваше письмо, я приказал принять все необходимые меры, чтобы обеспечить за Веронским ученым обществом пользование его фондами и неприкосновенностью его помещений. Если знаменитый астроном Каньоли или кто-либо из его коллег были обижены при печальных событиях, происшедших в этом городе, я прикажу возместить их убытки.

Я воспользуюсь всяким случаем, чтобы сделать все, что Вам может быть приятно, чтобы убедить вас в высоком уважении, которое я к вам питаю… Прежде чем кончить, я должен вас поблагодарить, что ваше письмо, может быть, доставит мне случай исправить одну из тягостей войны и оказать покровительство столь почтенным людям, как Веронские ученые».

Затем 6 июля было приказано выдать 400 франков астроному Гарручио и 10 000 франков Веронскому ученому обществу в возмещение их убытков.

Забежим теперь несколько вперед. Старик Лаланд, в цветущие года своей жизни заставший самый расцвет славы энциклопедистов и Вольтера, конечно, твердо верил, что астрономия призвана «светом разума устранять предрассудки». Принципы 1789 г. его в этом еще более укрепили, и, созерцая неизменность движения светил небесных, он упустил из виду изменчивость воззрений светил земных, чем и навлек на себя гнев императора.

Вот что в 1805 г., т. е. через восемь лет после столь любезных писем Лаланду, Бонапарт, ставший к этому времени императором, писал своему министру Шампиньи: «Шенбрунн. 13 декабря 1805 г. С чувством грусти узнал я, что один из членов Института, знаменитый своими познаниями, но впавший ныне в детство, не имеет мудрости пребывать в молчании, а заботится, чтобы о нем говорили то путем объявлений, недостойных его прежней репутации и того учреждения, к которому он принадлежит, то явно проповедуя атеизм – учение, разрушающее всякий общественный строй и отнимающее у человека всякое утешение и всякую надежду.

Мое намерение состоит в том, чтобы Вы призвали к себе председателей и секретарей Института и поручили им оповестить это знаменитое учреждение, быть членом которого я считаю за честь, что г-ну Лаланду должно быть внушено от имени Института ничего более не печатать и не опорочивать в свои старые годы то, что в годы своей силы он делал, чтобы заслужить уважение ученых. Если эти товарищеские увещания окажутся недостаточными, я буду вынужден вспомнить, что первою моею обязанностью является препятствовать отравлению нравственности моего народа, ибо атеизм есть разрушение всякой нравственности, если не в отдельных лицах, то, по крайней мере, в нациях».

Само собою разумеется, что увещание подействовало, за что 3 января 1806 г. Наполеон выразил министру свое удовольствие. Лаланду в это время было 74 года, и в апреле 1807 г. он умер.

Вернемся опять ко времени итальянского похода.

26 июня 1797 г. Наполеон пишет инспекторам Консерватории в Париже: «Я получил, граждане, ваше письмо от 16 мессидора с приложенным к нему докладом. В настоящее время во всех городах Италии заняты снятием копий и приведением в порядок всех музыкальных произведений, о которых вы спрашиваете.

Верьте, что я приму все меры к тому, чтобы ваши желания были исполнены и чтобы Консерватория обогатилась всем, чего ей недоставало.

Из всех искусств музыка оказывает наибольшее влияние на страсти, и законодатель должен ее наиболее поощрять. Пьеса нравственной музыки, мастерски исполненная, непременно трогает чувство и оказывает гораздо большее влияние, нежели хорошее сочинение по морали, которое убеждает разум, но не влияет на наши привычки».

Здесь необходимо пояснить, что многие монастыри и богатые церкви имели свои мессы и хоралы, ноты которых они хранили в тайне, чтобы не лишаться дохода от паломников, во множестве стекавшихся на те церковные торжества, когда эти мессы служились. Вот копии с этих-то нот Наполеон и приказал снять и отправить в Париж, конечно, не брезгуя и подлинниками.

6 августа 1797 г., узнав, что венецианское правительство прекратило уплату пенсии скульптору Канова, он приказывает ее возобновить.

Монж, бывший главным комиссаром по выбору предметов науки и искусства, ввиду массы сокровищ в Риме требует усиления своей комиссии, и по его представлению ему в помощь назначаются три живописца, скульптор, музыкант, секретарь и агент.

Наполеон хвалил их «работу», которая сказалась в том, что к Толентинскому договору приложена занимающая семь страниц мельчайшего петита в два столбца ведомость художественных и научных предметов, подлежащих отправлению во Францию.

Конфискуя, реквизируя, накладывая контрибуции на папу римского, герцогов, подест, дожей и пр., обирая их дворцы и хранилища, он в то же самое время приказывает купить за 4000 франков инструменты астронома Каньоли и выдать 10 000 франков в пособие веронскому ученому обществу и оказать всемерное содействие к перемещению его в Милан для более успешной деятельности, мотивируя свое распоряжение словами: «ибо труды общества заключают много для нас полезного в области точных наук».

Подобным же образом, став императором, в течение своих войн он «обогащал» музеи Франции за счет музеев Вены, Дрездена, Мюнхена, Берлина и пр. Но не пошло впрок награбленное: в начале октября 1815 г., по требованию союзников, занимавших тогда Париж, все взятое было вновь отправлено туда, откуда было взято, и памятью «пленения остались лишь штемпеля парижской Biblioteque Nationale на обложках рукописей и штемпеля Лувра на изнанке картин.

Препровождая 18 октября 1797 г. мирный договор, заключенный с Австрией, он пишет Директории: «Граждане директоры, генерал Бертье и гражданин Монж доставят вам окончательный мирный договор, заключенный между императором и нами. Генерал Бертье, коего отличные способности, равняющиеся его храбрости и патриотизму, является одним из столпов Республики и одним из самых ревностных защитников свободы. Нет ни одной победы итальянской армии, которой он бы не способствовал. Я не опасаюсь, что дружба делает меня пристрастным, когда упоминаю здесь про оказанные этим храбрым генералом услуги отечеству – история примет на себя эту заботу, мнение же всей армии послужит свидетельством для истории.

Гражданин Монж, один из членов комиссии наук и искусств, знаменит своими познаниями и своим патриотизмом. Он заставил своим поведением в Италии уважать французов; он занимает видное место среди моих друзей.

Наука, которая открыла нам столько тайн и уничтожила столько предрассудков, призвана, чтобы оказать нам еще большие услуги; новые истины, новые открытия обнаружат нам тайны, еще более существенные для блага человечества, но необходимо, чтобы мы любили ученых и чтобы мы покровительствовали науке.

Примите, прошу вас, с равным отличием выдающегося генерала и ученого физика. Оба прославляют отечество и делают знаменитым имя француза. Я не могу вам препроводить мирный договор с двумя более выдающимися людьми, хотя и в двух различных областях».

Через 17 лет Бертье, тогда герцог Невшательский не последовал за Наполеоном, вновь на «сто дней» воцарившимся во Франции, и был зверски убит бандою оставшихся неизвестными «брави». Многие историки подозревают в этом корсиканскую вендетту.

26 декабря 1797 г. Наполеон пишет президенту Института (Академии наук): «Избрание меня выдающимися людьми, составляющими Институт, оказывает мне честь. Я хорошо чувствую, что ранее чем стать с ними равным, я долгое время буду их учеником. Если бы был более разительный способ показать им мое уважение, я бы им воспользовался.