Текст книги "Нельсон. Морские рассказы"

***

У него получались довольно-таки неплохие фотографии. Но всеми этими делами надо было заниматься регулярно. Надо было проявлять плёнку, печатать фотографии. Он умел это хорошо делать. Папа начал обучать его фотоделу ещё с семи лет. Так что опыт у него был, как делать фотографии. На предыдущих судах, где он был комсоргом, он делал стенгазеты, где постоянно освещал жизнь судна. А на этом судне ему пока ничего не удалось сделать, потому что он постоянно сидел в машинном отделении.

Кстати, дизель-генератор №2 работал хорошо. И даже на выгрузке, когда японцы начали выгрузку судовыми стрелами, он работал ровно и без перегревов. Температуры подшипников и выхлопных газов были в норме, что очень радовало Аверина. Ведь он добился своего! Дизель работал!

Никто даже не заметил, что он был в работе. Работает себе, да и работает. Хоть бы кто слово сказал:

– Молодец! Хорошо третий поработал!

Или ещё что-нибудь. Ни фига подобного, как будто так и было положено.

Сварщик Рафик Бабаян так и сторонился Аверина. Только токарь ещё как-то с ним разговаривал, наверное, понял, что парень Аверин не дурак и кое-что может делать своими руками.

***

Таксист их высадил на широкой улице. Наверное, это и был центр города.

Только Аверин полез за деньгами, чтобы расплатиться, как тот замахал руками и, пытаясь что-то говорить по-английски, объяснял:

– Не надо, не надо, не надо! – тряся перед Авериным бумажкой, которую дал ему стивидор.

Что это за бумажка, Аверин понятия не имел, даже не разглядел, что там написано. Хотя что там было читать, если на ней стояли только одни иероглифы.

По возгласам таксиста Аверину стало ясно, что всё уже оплачено. Таксист только протянул ему чек:

– Вот чек на поездку. Распишись на нём.

Расписаться – пожалуйста. Аверин взял у него чек и расписался на нём. Что там было написано по-японски, он понятия не имел. Единственное, что он увидел на чеке, так это были цифры со счетчика.

Таким образом, Аверин сэкономил две с половиной тысячи иен. Значит, он кое-что всё-таки сможет купить сегодня!

Они вышли из машины на широкой оживлённой улице рядом с каким-то банком.

Вот тут-то с матросом что-то начало твориться непонятное. У него забегали глазки, и он, не выдержав, спрашивает:

– А где тут находится ближайший банк?

– Да вот же он – банк, – без задней мысли показал Аверин ему на здание, возле которого их высадил таксист.

Оказывается, таксист подвёз их прямо к банку, который был на центральной улице. Матрос, увидев банк, сразу же засобирался туда:

– Мне нужно в банк.

Аверин не понял его:

– Зачем тебе банк?

Тут матрос немного помялся и, видя безвыходность своего положения, сознался:

– У меня есть доллары. Только вы не продайте меня помполиту, – просяще заглянул он в глаза Аверину, – если вы меня продадите, то мне визу закроют однозначно, а потом и вам тоже, – провокационно добавил он.

«Вот это да! – стукнула Аверина мысль по башке. – Ни фига себе мы попали, провокатор какой у нас появился!»

Но делать нечего. Надо выкручиваться из создавшейся ситуации.

– Ну и чего ты хочешь? – сжав кулаки, попёр на него Аверин.

Матроса звали Мишкой. Тот стал сбивчиво объяснять:

– Я купил у нас на Украине доллары. По пять рублей за доллар. Я хочу эти доллары тут поменять на иены, чтобы купить себе часы.

«Ну ни фига себе, – проскочила очередная мысль у Аверина, – вот это да! Часы он хочет купить!»

– А какие это такие часы ты хочешь купить? Что? В Союзе тебе мало часов? – возмущение от того, что какой-то матрос нарушил советские правила поведения советского моряка за границей, переполняли Аверина.

– Я не знаю, надо посмотреть. Вообще-то я хочу купить «Сейко». Ты же знаешь английский? – он просительно заглядывал в глаза Аверину. – Ты же поможешь мне в банке?

Аверин понятия не имел, что это такое за «Сейко», но любопытство стало брать верх. Васька, тот вообще стоял рядом с выпученными глазами от удивления от всего происходящего.

– Ладно, – после некоторого размышления проговорил Аверин недовольно, – пошли.

Они вошли в банк, и Аверин, с его деревянным английским, попытался объяснить клерку, доброжелательно подошедшему к ним, что они хотят поменять доллары на иены.

Клерк радушно объяснил им, что проблем с обменом нет. У Мишки он взял береговой паспорт и деньги.

Клерк показал им на удобные кресла, приглашая присесть и подождать. Они уселись, а Аверина только и глодала одна мысль: «Вот сейчас придёт полиция, и за незаконные валютные операции нас ещё и в японскую тюрьму посадят».

Но ничего подобного не произошло. Вскоре клерк подошел к ним вновь и вежливо попросил Мишку пройти с ним к окну выдачи денег.

Мишка вернулся с кучей денег в руках и сел рядом. Оказывается, у него получилось после обмена чуть больше тридцати тысяч иен.

Ничего себе, такие деньги! У Аверина было две с половиной тысячи, у Васьки вообще получилось две. Он же моторист, и зарплата у него меньше. А тут тридцать тысяч!

Немного подумав, Аверин предложил Мишке:

– Так, слушай сюда, мой дорогой Мишутка, – Аверин многозначительно поглядел на него, – или я тебя продам помполиту, или ты нам с Васькой даёшь по тысяче иен. Тогда мы будем держать язык за зубами, а ты купишь себе свои долбанные часы. Если нет – то сейчас же возвращаемся на судно, и тебе наступает хана. Понятно?

Мишка недовольно смотрел на Аверина, но деваться ему было некуда. Он взял их на пушку – и они его тоже. Мишка неохотно отсчитал из пачки по тысяче иен, и они вышли из банка.

Так как Мишка сейчас был хозяином положения, то вся троица двинулась на поиски его часов.

Справа от банка была крытая улица с несколькими универмагами и множеством мелких лавок. (По-современному – это супермаркеты и бутики.)

Они пошли вдоль этой улицы в поисках нужного магазинчика. А их тут было чуть ли не через каждый шаг.

Глаза разбежались, руки затряслись от желания всё, что было выложено на витринах, купить. Но взяв в руки какую-нибудь вещь и увидев на ней бирку с тремя нулями, невольно приходилось возвращать её на место в бессильной злобе, понимая, что ресурсов, выделенных на покупки, хватит на то, чтобы только купить от неё пуговки.

Вскоре они наткнулись на магазинчик, где цены на часы не так сильно кусались, и Мишка выбрал себе электронные часы «Сейко» с массивным никелированным браслетом стоимостью двадцать тысяч иен. Он их долго рассматривал, а продавец что-то ему быстро-быстро объяснял по-японски. Наконец-то Мишка с ним согласился и выложил необходимую сумму. А куда было деваться? В остальных магазинах точно такие же часы стоили за тридцать тысяч.

Покончив с Мишкиными делами, они вернулись к банку.

Как раз напротив этого банка была другая крытая улица, про которую рассказывал им помполит. Скорее всего, стивидор знал, куда ездят советские моряки, поэтому-то таксист и остановился в этом районе.

На этой улице на углу сидела тётка, а у неё в продаже была жевательная резинка. Блок этой жвачки стоил триста пятьдесят иен. А в то время без пошлины разрешено было провозить только один блок. Второй блок можно было рассовать по карманам и так далее.

Только войдя на улицу и увидев эту тётку, они взяли по два блока жвачки и пошли дальше.

В то время в моде был мохер. Советские женщины вязали из него кофты и свитера, а потом красовались в них. И ещё трикотин. Ой! Какая у Аверина была огромная мечта – сшить себе трикотиновые брюки.

И тут им попалась лавка, где продавался этот самый трикотин.

Аверин долго выбирал себе цвет ткани. Глаза разбегались от обилия тканей и цветов. В конце концов, остановившись на тёмно-синем, он купил себе отрез на одни брюки.

После этого Аверин попытался выспросить у продавца, где можно купить мохер.

Несмотря на все его старания, продавец его не понимал.

Он вообще не понимал, что такое «мохер», но когда Аверин ему показал на пальцах, что это такое, он сразу указал им направление, по которому надо идти:

– А-а, идите вон туда, там есть, – примерно так понял его слова и жесты Аверин.

И они пошли по указанному направлению.

И точно – в одной из лавок продавался этот самый мохер, по пятьдесят иен за один моточек.

Вот тут Аверин взял своей жене и белого, и чёрного, и красного мохера.

Оставили они себе только по триста пятьдесят иен на обратный билет на автобус, а остальное потратили.

Они ещё долго ходили, бродили, смотрели на город. Всё было интересно. Река, в которой плавали почему-то лебеди и утки. Аверин старался фотографировать самое интересное. А много ли сфотографируешь, когда на пленке только тридцать шесть кадров?

При виде такой красоты у Мишки непроизвольно вырвалось:

– Да, у нас охотники всех бы их тут постреляли, – показывал он на лебедей и уток на реке.

Аверину самому была интересна такая картина нетронутой природы, только он это рассудил по-своему:

– А японцы их тут не трогают, поэтому они и зимовать сюда прилетают.

Они долго ходили по городу, разглядывая необычные дома и строения. И вдруг к ним подошла девушка и на ломаном русском языке попыталась с ними заговорить.

Они были крайне удивлены, но когда стали подробно расспрашивать её, то оказалось, что она учится в Токио в университете, на отделении, где преподают русский язык, и поэтому она немного говорит по-русски. А сейчас она приехала в Ниигату на новогодние каникулы к родителям.

Девушку звали Марико. Она взяла на себя роль гида и начала показывать Ниигату.

Она подробно рассказывала, где какие стоят памятники, какие достопримечательности находятся в центре Ниигаты, и немного коснулась японских праздников и обычаев, и как японцы отмечают эти праздники. Она почему-то затронула вопрос о каких-то «северных территориях», о которых Аверин вообще не слышал и понятия не имел. Только после наводящих вопросов Аверин понял, что это южные острова Курильской гряды.

Но так как ему не хотелось влезать в непонятный ему вопрос, о котором он понятия не имел, он просто сказал Марико:

– Я плохо знаю географию и поэтому не понимаю, о чём ты говоришью

Девушка понимающе замолчала и перевела разговор на другие темы.

Но остальное всё, о чем она рассказывала, было очень интересно, и они слушали её, не перебивая. Аверин всё время поглядывал на часы. Им ведь надо было вскоре вернуться на судно и заступить на вахту к шестнадцати часам.

Да ещё надо было взять поправку на час, который им понадобится на обратную дорогу.

Это на такси их домчали, а тут автобус – час, потому что с остановками.

В очередной раз посмотрев на часы, он перебил девушку:

– Марико, а где автобусная остановка?

Та с удовольствием откликнулась:

– Так вот же она – рядом, – указала она на ближайший супермаркет. Ни за что бы Аверин не нашёл её сам, если бы не Марико.

Они вошли в этот большущий супермаркет, и Марико наивно предложила:

– Заходите, заходите. Я вам там покажу всё, а потом мы поднимемся в кафе и немного посидим там.

Было стыдно признаться, что у Аверина вообще нет денег, только вот на билет и осталось.

Поэтому он честно признался:

– Извините нас, Марико. Но все деньги мы уже потратили на подарки для родных. Поэтому мы не можем вас пригласить в это кафе.

Она засмеялась и говорит:

– Да ничего страшного. Мы просто купим кофе и по небольшой булочке. У меня есть деньги. Я очень хочу с вами посидеть и поговорить. Нечасто встретишь в Японии русских людей.

Они поднялись на последний этаж супермаркета, нашли кафетерий и устроились за столом, пока Мишка и Марико ходили за кофе и булочками.

Аверин был вновь поражён, что тут так тепло, светло и уютно. Как этой тишины и покоя ему не хватало на судне!

Тут же рядом был оборудован детский уголок, где играло множество детей, а их дедушки и бабушки сидели рядом, попивая чай или кофе.

Они сидели в противоположном углу от детской площадки, но крики детей до них почти не доносились. Аверин был полностью в восторге от такой жизни, где всё спокойно, чисто, аккуратно, после той грязи, в которой он провёл последний месяц под этим раздолбанным дизель-генератором, в шуме машинного отделения и ледовой проводки по Камчатскому заливу.

После всего этого оказаться в таком раю – было просто невероятно! Аверин был поражён, что так могут жить люди. Это было невероятно для него, что такое вообще возможно в жизни.

После того, как они выпили кофе, Марико отвела их вниз, объяснила продавцу в кассе, куда морякам надо ехать, и они купили билеты. Она подвела их к автобусу и попросила водителя предупредить своих друзей об остановке, где им надо будет выходить.

Тепло распрощавшись с ней, они сели в автобус.

Зайдя в автобус, Аверин поразился тому, что почти каждый японец сидит в марлевой повязке на лице. Интересно было, для чего? Наверное, чтобы не заразиться простудой, как они потом поняли. Лечиться в Японии очень дорого. Это в Союзе медицина бесплатная.

Они аккуратненько уселись на свободные места. Ещё поразила одна интересная особенность поведения людей в автобусе.

Вот в автобус заходит бабушка. Сидячих мест нет, и она вынуждена стоять в проходе. Рядом с бабушкой сидела молодая девчонка, но она не уступила место пожилому человеку, а так же продолжала сидеть.

Мишка, увидев бабушку и её неудобства, жестами предложил ей сесть. От такого поступка бабушка раскланялась Мишке чуть ли не в ноги и села на уступленное место.

Вскоре они доехали до порта. Шофёр обернулся к ним и что-то прокричал, показывая жестами, что им надо выходить.

Они поблагодарили его и вышли на этой остановке. Вокруг было чистое поле. Аверин даже себе и предположить не мог, как бы они нашли эту остановку, если бы их не подвёз таксист.

Где-то вдали были видны пакгаузы, и они тронулись в их сторону.

А там уже было дело техники – дойти до причала, на котором стоял «Камчатсклес».

Когда они пришли на судно, то все кинулись к ним с вопросами:

– Что да как, где были, что видели, сколько стоит, а это сколько стоит, а почему вы это купили, и где купили?

Пришлось соврать, конечно. Лишнюю тысячу иен эти любопытные сразу бы обнаружили. Вообще, они не поверили, что по таким ценам можно было что-то купить.

На следующий день народ пошёл в город, и почему-то цены оказались выше, чем им говорили.

Старые моряки, которые не раз были в Ниигате, с подозрением косились на Аверина и его группу после визита в город.

После вахты Аверин, ещё ошарашенный впечатлениями от посещения города, прошёл в столовую команды, где работал телевизор.

Советский телевизор в Японии ничего не показывал. Но на судне был японский телевизор, каким-то образом оказавшийся там. Скорее всего, в предыдущих рейсах кто-то притащил его на борт, и он числился как судовой.

Телевизор был NTSC, в России он ничего не показывал, и поэтому его никто не утащил домой. Так он и стоял в углу столовой команды, а тут, в Японии, его включили, и половина экипажа сидела перед ним, наблюдая, как на японском языке идут японские передачи.

Поразило то, что каждые пятнадцать-двадцать минут по телевизору шла реклама, которая громко и доходчиво рекламировала лапшу, кофе «Нескафе», стиральные порошки и много ещё такого, что советским людям было просто непонятно.

Для Аверина, привыкшего к чёрно-белым телевизорам, – это было столь неожиданно и увлекательно! Поэтому и Аверин, и сидящие у телевизора моряки смотрели всю эту белиберду, разинув рты.

Цветных телевизоров в Союзе практически ни у кого в квартирах тогда не было. Были только чёрно-белые телевизоры.

А тут – этот цветной телевизор. Да ещё постоянная реклама, какие-то фильмы про самураев…

Всё это настолько поразило воображение Аверина, что когда он пошёл спать ближе к полуночи, то так и не смог заснуть до самой вахты от впечатлений сегодняшнего дня.

От чистоты, аккуратности, погоды, свежести воздуха. От людей и детей, одетых в разноцветные одежды, чистеньких, приветливых и улыбающихся. От отсутствия серьёзных и суровых физиономий, как на советских улицах, вечно спешащих куда-то людей с опущенными вниз глазами.

Здесь же все были доброжелательные и открытые. К кому бы они ни обращались – все с улыбкой помогали им…

Аверин этим был просто поражён. Он был в шоке от увиденного.

А потом ещё эта яркая реклама, идущая по телевизору.

Лёжа в своей продавленной койке, он не верил, что такое вообще может быть.

Оказывается, это была просто Япония.

В конце концов перед вахтой он все-таки задремал.

А там его опять подняли на вахту в четыре утра.

Хорошо, что японцы заканчивают работу в пять часов вечера и начинают её в восемь утра. Ночью грузовые работы не ведутся. Японцам на выгрузку судна хватает три рабочих дня по восемь часов, тогда как в Усть-Камчатске судно грузилось круглосуточно почти неделю.

Поэтому сейчас на вахте Аверина, с четырёх до восьми утра, можно было ничего не делать, а просто ходить, слоняться по машинному отделению или, оставив там моториста, самому сесть где-нибудь в столовой команды и немножко подремать.

Вот так и прошёл этот первый день за границей. Вот так и прошёл этот рейс, от которого у Аверина ещё потом болячки с локтей и с колен отколупывались недели три.

Но зато домой он привез немножко жвачки, заказал себе трикотиновые брюки в ателье, и жена была довольна тем, что она сама себе связала кофту, шарфик и шапку из мохера, добавив туда советской шерсти.