Текст книги "Нельсон. Морские рассказы"

***

На судне есть неписаное правило: не знаешь – не лезь, не твоё – не трогай. Поэтому старых моряков можно было отличить от остальных салаг только по тому, что никто из них никогда не брал ничего лишнего. Поэтому воровства на судах никогда не было.

Все знали: не твоё – не трогай, не бери. Это был морской закон. Поэтому никто никогда не закрывал каютные двери, никто ничего не прятал. Если в карманах вещей, уложенных в рундуках, что-то и лежало, деньги или прочие вещи, то это всегда оставалось на своих местах. В этом и заключалась морская жизнь, что моряки полностью доверяли друг другу.

Их, как космонавтов, не подбирали по характеру и психологическим качествам друг к другу. Моряков таким образом никто и никогда не подбирал. Просто отдел кадров комплектовал экипажи из моряков, вышедших из отпуска или отгулов, и направлял их на судно. Слабые духом, те, кто не мог ужиться в экипаже, после первого же рейса списывались, а остальные так и продолжали работать вместе.

Особенно характерны были пароходы, которые часто бывали за границей. Там ребята держались и по году, и по два, а то и по три, потому что экипаж срабатывался, и иной раз в таких экипажах люди понимали друг друга без слов.

***

После того как змеевик был сварен, а автоматика – установлена на банку, необходимо было произвести испытание агрегата в станции размагничивания.

Никаких испарений, по которым можно было определить место изготовления предполагаемой спиртообразующей жидкости, из агрегата не было. Он был абсолютно герметичен. Но на случай каких-либо неожиданных испарений процесс было решено проводить в помещении, где была установлена стационарная вентиляция.

Всё в агрегате было предусмотрено и отлажено.

Осталось самое малое – сделать саму бражку. Кто её и как делает, никто из заговорщиков не знал. Только интуитивно: когда Серов ещё делал её с Коляном в прошлый раз, он смутно помнил, какие там были пропорции.

У электромеханика была большая бутыль, литров на двадцать, из-под кислоты. Серов сделал на неё пробку, в пробке – дырку, из дырки вывели штуцер, который подсоединили к трубочке, которая была выведена в бутылку с водой. То есть брожение совершалось без доступа кислорода. Потом надо было только развести сахар с дрожжами и всё это засыпать в бутыль.

Повариха Катька была подружкой Майкла.

Без повара этот процесс просто невозможно было осуществить. Потому что кто делает экономию с продуктами? Повар. Она и кормит хорошо, и оставляет немножко в запас, на всякий случай, каких-нибудь продуктов.

Поэтому у Катьки всегда был лишний сахар.

На двадцатилитровую бутыль у Катьки было экспроприировано килограммов восемь сахара и полкило дрожжей. Потому что никто не знал, много это будет или мало.

Только обсуждая процесс самогоноварения, друзья-самогонщики договорились, что если брожение закончится раньше, чем за четырнадцать дней, то в бутыль дрожжи будут добавляться по мере окончания брожения.

Поэтому весь сахар был разбодяжен с половиной дрожжей в большой кастрюле, взятой напрокат у Катьки, и смесь залита в Серёгину бутыляку.

Бутыль была поставлена в станции размагничивания. Там была температура, примерно как и в машинном отделении, градусов двадцать с лишним.

И народ притих в ожидании чуда. Чуда надо было ждать 10—14 дней.

Заранее было оговорено, что пробовать содержимое бутылки никто не будет, а будет только вестись наблюдение за процессом брожения, дабы не привлечь постороннего внимания к своим противоправным действиям.

Во время процесса подготовки к самогоноварению выгрузка закончилась. Судно снялось на выгрузку угля на побережье Чукотки.

Для начала судно зашло в Провидения, где были получены баржи и тракторы. Выгрузка тоже производилась своими силами. Поэтому вся эта техника для самовыгрузки была просто необходима.

Старший механик уже совершал на «Тоболлесе» подобные рейсы с самовыгрузкой. В Провидения его хорошо знали, и поэтому ему достались трактора и баржи в очень хорошем состоянии. Предполагалось, что проблем с такой техникой на период самовыгрузки на необорудованный берег не произойдёт.

В Провидения на борт было погружено два трактора и две баржи «Восток» с откидывающейся аппарелью. На каждой барже было по четыре волокуши по пять тонн каждая.

Процесс выгрузки был прост.

На баржи грузились трактора, и баржи отвозили трактора на берег. Там они съезжали на берег и готовили его для выгрузки, а баржи возвращались к судну, где на них грузили волокуши.

Потом с судна экипаж своими грейферами загружал волокуши. Баржи вновь шли к берегу, где их уже ждали трактора. Трактора за «усы» вытаскивали волокуши на берег и оттаскивали их на пятьдесят метров от зоны прибоя. Там с помощью этих же тракторов волокуши переворачивались, и уголь вываливался в кучу. Потом трактора возвращали волокуши к баржам и затаскивали их обратно на баржу с помощью канифас-блоков.

Хорошо, если берег был песчаный или галечный, без крупных камней. Тогда процесс выгрузки протекал спокойно, без поломок. А если пляжи были каменистые, то тут всё зависело от профессионализма баржевиков и трактористов, которыми судно было укомплектовано ещё в Находке.

Эти две баржи круглосуточно курсировали от судна на берег и обратно.

То есть если баржа подходит, то погрузочная бригада обязана была быстренько загрузить её. Баржа уходила, а бригада тем временем уже ожидала другую. Времени на отдых почти не оставалось. В промежутках между приходами барж можно было немного отдохнуть, поспать, поесть или просто поболтать. Если было солнечно, то «грузчики» забивались между трюмами с подветренной стороны, чтобы немного погреться под полярным солнышком и отдохнуть в ожидании очередной баржи.

Портпунктов на выгрузку было больше десятка. И в каждом из них была своя особенность выгрузки.

Одним из портпунктов выгрузки был Нутэпэльмен.

Это был первый рейс на берег. Поэтому на баржах везлись только трактора. Старший механик дал Серову задание пронаблюдать за работой тракторов. И если будет надо, то произвести на них небольшие ремонтные работы вместе с трактористами.

Второй помощник тоже поехал на берег. Его задачей было организовать начало выгрузки и оформить необходимые бумаги с администрацией портпункта.

Когда с баржи выезжали трактора, то к ней подошло десятка два местных жителей.

Никто и не предполагал, что население поселка составляли одни чукчи, русских почти не было. Дома местных жителей стояли вдоль берега, и у каждого в море были выведены какие-то сети.

Этими сетями весь берег был поделён на участки. Создавалось впечатление, что в море были выведены от каждого дома огороды. Только в наших домах эти огороды располагались за домом, а тут – перед ними.

Как потом оказалось, это чукчи в этих огородах вымачивали моржовые шкуры.

Зачем они им были нужны и для чего – никто не знал.

Но когда трактора были выгружены, то баржи сразу же окружило почти всё любопытное население этого поселка.

Чукчи радостно приветствовали моряков.

– Что вы привезли нам? Водка у вас есть? – были первые вопросы.

Кто-то из трактористов ответил:

– Водки у нас нет. Мы бы и сами с удовольствием где-нибудь купили бы её.

Второй помощник, чтобы отвязаться от любопытной толпы аборигенов, проинформировал их:

– Уголь мы вам привезли. Только уголь.

– Что-что? – не понял один из досаждавших. – Укуль? Какой укуль?

– Да вот этот вот укуль, – Серов уже не выдержал любопытства одного из назойливых аборигенов и ткнул пальцем в днище баржи. Там валялся неочищенный уголь.

Чукча нагнулся и взял один из кусочков этого угля.

– Вот этот вот укуль? – всё так же невозмутимо спрашивал чукча.

– Да, да. Вот этот вот уголь, – Серову уже самому становилось интересно, что же в этом угле так заинтересовало этого местного жителя.

Чукча положил Серову этот кусок угля в руку со словами:

– Это очень хороший укуль. Он тепло много даёт.

***

Самое интересное, что этот кусочек угля Серов непроизвольно положил в карман своей телогрейки и потом, уже после возвращения во Владивосток, перед сдачей дел он, проверяя карманы телогрейки, обнаружил кусок этого самого угля у себя в кармане.

Он до сих пор хранится дома у Серова как один из сувениров с Чукотки. Прошло очень много лет, но иной раз, когда Серов видит его, то ему непроизвольно вспоминается «Тоболлес» и этот любопытный чукча. У Серова так и не ушло из памяти удивление этого чукчи от увиденного им куска угля. «Укуль?!»

***

Это было утро. Хотя то, что это было утро, можно было определить только по часам. Солнце уже ярко светило в чистом голубом небе, слегка покрытом перистыми облаками.

Чукчи что-то подозрительно столпились возле баржи, всячески вызывая моряков на разговоры.

Наконец-то причина их любопытства стала постепенно проясняться, когда один из любопытных произнёс:

– У нас сегодня в посёлке праздник.

Серов был немного озадачен. По календарю в августе праздников вроде бы никаких не было. Поэтому он непроизвольно спросил:

– Что за праздник у вас такой?

Несколько человек попытались довести до его сознания значение этого праздника:

– У нас сегодня день рождения.

– У кого? У посёлка, что ли? – не понял Серов.

– Нет. Не у посёлка, а у Ивана, – они все пальцами стали указывать на одного из своих друзей.

– Ну и что? У всех бывают дни рождения. Вам-то чего от нас надо? Празднуйте его сами. А если и нас позовёте, то мы будем очень рады. Никогда не были на Чукотке на дне рождения, – пошутил кто-то из моряков.

Но, видно, вопрос с днём рождения был очень важен для местных жителей. Потому что один из них безапелляционно заявил:

– Надо водка.

Серов со вторым помощником удивлённо переглянулись:

– Где же её взять, водку эту? У нас нет её.

– У председателя есть. Пойдём с нами, будешь говорить за нас, помогать нам водка брать, – загалдели собравшиеся.

Второму помощнику всё равно надо было идти к председателю. Там ему надо было определиться с местом выгрузки и оформлением документов на груз.

Под руководством собравшейся толпы второй помощник пошёл к председателю. Серов из любопытства тоже увязался за ними.

Сельсовет (как его правильно называть, Серов не знал) представлял собой небольшой домик с оштукатуренными стенами, с которых штукатурка местами почти отвалилась. Зато над крыльцом висел красный флаг.

Чукчи дошли до этого невзрачного домика и встали в нерешительности около порога.

Второй помощник удивился их нерешительности. Когда шли по посёлку, то чукчи оживлённо галдели, а тут они что-то странно приумолкли.

– Ну, и что вы застыли? Чего приумолкли? – второй помощник тоже был озадачен изменением настроения своих спутников.

– Нельзя нам туда. Васька ругаться будет.

– Почему? – Серову тоже была непонятна реакция местных жителей на сельсовет.

– Он, наверное, спит ещё, – осторожно сказал тот мужик, который показывал кусок угля Серову.

Второй помощник, а это он отвечал за груз, не выдержал такой деликатности:

– Да пошли вы все далеко, – далее следовал заливистый оборот, – мне надо, чтобы он документы подписал, и выгрузку надо начинать. Чем быстрее мы тут выгрузимся, тем быстрее пойдём дальше. Нельзя нам здесь задерживаться.

Он взошёл по лесенке к двери – и давай тарабанить в неё.

Вскоре дверь открылась, и оттуда высунулась опухшая физиономия здоровенного мужика с взъерошенными волосами:

– Чего надо-то? – недовольно вопросил он басом.

На второго помощника такой грозный вид не произвёл никакого впечатления:

– Мы уголь вам привезли. Документы надо оформить да выгрузку начинать.

– А эти чего тут собрались? – верзила перевёл взгляд на кучку сопровождавших нас чукчей.

Чукчи, услышав его возглас, немного похожий на рык, непроизвольно чуть ли не присели.

– А у Ивана сегодня день рождения, – чуть ли не в один голос все опять стали показывать пальцем на одного из своих друзей.

– Ну и что из этого, что день рождения?

– Водка давай, – раздался нерешительный голос из толпы.

Васька смачно плюнул себе под ноги, выматерился и говорит:

– Твою мать, придётся опять им пол-ящика давать. Говорили же мне, не бери водки, а то они устроят у тебя тут регулярные попойки. Ну что делать, если она есть!

– Хорошо, – он вновь обратился к чукчам, – дам я вам разрешение.

Он порылся в карманах, достал оттуда блокнот с карандашом и что-то быстро черканул на одном из листочков. Оторвал его и протянул одному из столпившихся:

– Идите в магазин, берите пол-ящика. Больше не дам.

Чукчи были довольны. Один из них нерешительно подошёл к председателю, взял индульгенцию и тут же отдал её чукче, у которого был день рождения. После этого они дружно двинулись гурьбой в сторону магазина, который серел своими облезлыми стенами невдалеке.

Второй помощник оформил документы, трактористы выгрузили трактора, а Серов вернулся на судно, чтобы продолжить выгрузку.

Но так как один из тракторов что-то стал барахлить, то стармех вечером приказал Серову:

– Съезди на берег, посмотри, что там с трактором. Вот тебе фильтры, заменишь фильтры на них, топливный и масляный. Возьми канистру с маслом, дольёшь его в двигатель, если будет надо.

С таким предложением Серов с удовольствием согласился. Надоело ему стоять на лебёдках, чтобы выгружать этот осточертевший уголь. Серёга не хуже Серова исполнял эту процедуру и был только рад, что ему пока не придётся слоняться с лопатой по палубе.

– Понял, хорошо, – отрапортовал Серов стармеху.

Он быстро собрался и очередной баржой поехал на берег.

Там быстро сделал техосмотр трактору и выполнил все остальные приказания старшего механика.

Только после этого он увидел странную картину. Напротив каждого дома на пляже горел костёр. Вокруг него сидело по два-три человека, и издали создавалось впечатление, что они о чём-то вяло разговаривают. Кто-то из них уже вообще спал, свернувшись калачиком на расстеленных шкурах.

Серов для интереса подошёл к одному из костров.

На ящике из-под консервов стояла недопитая бутылка водки. Четверо стойких чукчей ещё сидели вокруг этого ящика. Остальные уже уснули.

Серов с интересом спросил:

– Ну что? Дал Васька водку?

– Водку дал, – пробормотал кто-то из сидевших, – что, не видишь, что ли? – он показал на ящик. – Сам-то будешь? – он сделал неуверенное движение к бутылке, но этого у него не получилось, и он отвалился навзничь на расстеленную шкуру.

– Нет. Не буду. Много работы ещё сегодня надо сделать, – Серов постарался отказаться от приглашения сесть с чукчами за один ящик.

Интересно было то, что ни один из них не выдавал акцентом северного жителя. Все говорили на правильном русском языке. Даже слух Серова не смог уловить фальши в их речи. Хотя со склонениями и спряжениями у них всё было очень сложно.

– Ну и как вы её тут пьёте, родимую? – непроизвольно сорвалось у Серова с языка.

– Ой, хорошо мы пьем её, сейчас спать будем, – бубнил один из оставшихся в живых.

Серов посмотрел на спящих женщин и мужчин:

– А что вы тут спите у костра? Идите в дом спать, – увиденная картина его немного удивила.

– Нормально всё, и так тепло. Лето сейчас. Если пить не будешь, то иди, отдыхай, – бубнил последний из сидевших чукчей.

А Серов непроизвольно подумал: «Ну и ладно, пусть пьют, пусть спят. Это их жизнь. Это их земля. Они вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят. Жаль только, что в неё влезли мы, белые, со своими законами и спиртным».

***

Вспомнился случай, когда Серов, ещё курсантом, проходил практику на пассажирском судне «Григорий Орджоникидзе».

При входе в универмаг сидела на полу женщина в одежде из шкур и держала на коленях нож. Серов был большим любитель разнообразных ножей, но этот нож запомнился ему надолго.

Слегка вытянутое матовое лезвие с небольшим загибом на конце. Рукоятка ножа была – просто шедевр. Она была выточена из светло-жёлтой кости в виде медведя.

Серов непроизвольно взял его из рук чукчанки, наверное, очень страдающей с похмелья, и с интересом стал разглядывать его. Ещё минута, и он был бы согласен на всё, чтобы купить его. В кармане-то у него для покупок была припасена целая десятка.

Тем более что женщина чуть ли не молила:

– Купи тройничка, – это значило, что надо было купить бутылку тройного одеколона.

Такой нож! И всего лишь за одну бутылку, которая стоила во Владивостоке 98 копеек. Серов уже был готов зайти в магазин и купить ей этот одеколон.

Но тут в фойе универмага вышла дородная женщина:

– Ничего у них не покупайте, – жёстко сказала она, – всё равно пропьют. А так хоть это останется у неё для выживания, – она кивнула на нож в руках Серова.

Серов с сожалением вернул нож чукчанке и тоже вышел из магазина.

Этот нож надолго запомнился Серову. Особенно его изящные формы лезвия и рукоятки.

По его образцу Серов как-то попытался сделать себе точно такой же. Но у Серова получилось сделать только лезвие, а деревянную рукоятку он сделал из красного дерева, с добавлением кости из бивня мамонта. Её он уже сделал по своей руке, без всяких узоров.

***

А сейчас Серов, как был в кирзовых сапогах, телогрейке и старой заячьей шапке, так и пошёл к барже.

Чукчи же остались у костра допивать и досыпать. Благо что погода была отличная. Солнце только что начало снова подниматься над горизонтом. Не было ни единого ветерка. Гладь Колючинской губы просто поражала. В ней отражались облака, и было непонятно, где заканчивается небо, а где начинается вода.

Серов сел в выгруженную баржу и вернулся на судно.

Через день выгрузка была закончена, и судно перешло к острову Колючин в той же самой губе.

Напротив Нутэпэльмена располагался остров Колючин. На этом Колючине была метеостанция, где надо было выгрузить двадцать тонн угля.

А двадцать тонн угля – это полностью загруженная одна баржа, то есть четыре волокуши.

Особенность острова Колючин была в том, что припайной полосы с песком там не было. Там был только небольшой пологий участок берега, к которому барже можно было только подойти, чтобы спустить аппарель для съезда тракторов.

Трактор выезжал на небольшой пляж, и ему едва хватало места для разворота. Потому что дальше вся дорога к метеостанции была покрыта валунами и острыми камнями. Трактор к метеостанции подъехать не мог.

А уголь должен быть выгружен и оттащен за пятьдесят метров от зоны прилива.

Оказывается, это было обычной практикой в течение многих лет, что моряки, которые выгружались на Колючине, должны были эти двадцать тонн угля на своих плечах в мешках перенести на пятьдесят метров в общую кучу, около которой стоял подъёмник.

Подъёмник представлял собой тележку, которую зимой полярники загружали лопатами и тянули к себе наверх по слипу, чтобы обогреться.

Наверху, у самой метеостанции, стоял небольшой дизелёк с лебёдкой.

Дизелёк запускался, и тележка с углём лебёдкой поднималась наверх, а там уже зимовщики переносили уголь для своего обогрева в дом вручную.

На саму метеостанцию никто не пошёл, кроме второго помощника. Ещё не хватало переться наверх под углом в шестьдесят градусов по узкой деревянной лестнице с выбитыми ступенями.

Задача заключалась том, что надо было выгрузить весь этот уголь и отнести его чем дальше от берега, тем лучше. В этом случае это было чуть больше пятидесяти метров.

На судне оставались капитан, три женщины и вахтенный механик. Остальной экипаж должен был на баржах отправиться на берег.

Ещё вечером, первой баржей, спущенной на воду, с берега приехали начальник метеостанции и какой-то очень суетливый паренёк.

Когда Серов зашёл в токарку, то увидел его там. Он с увлечением что-то рассказывал токарю и сварщику.

Любой новый человек со свежими новостями и информацией – всегда интересны для моряков.

Молодой худощавый парнишка, увидев Серова, сунул ему свою узкую заскорузлую ладонь.

– Колька. Механик с метеостанции, – представился он.

От такой простоты душевной даже стало как-то веселей.

– Второй механик, Алексей, – пришлось представиться в ответ.

Наверное, Серов своим приходом прервал предыдущий разговор, который Колька не желал прекращать.

– Я и говорю, на метеостанции нас трое. Я и начальник с женой. Они здесь только первый сезон, а я уже второй.

– Ну ничего себе, целых два года ты сидишь на этом острове? – не удержался от удивления сварщик.

– А что тут такого? Живи себе и живи. Начальник за погодой следит и за радиостанцией. Жена его за повариху, а я в основном по хозяйству. Дел хватает. Только вот плохо одно, что к концу зимовки продукты заканчиваются. Тогда немного приходится подтянуть животы. Но и тут всё просто. Там, напротив станции, у острова крутой обрыв. На нём – птичий базар. Так начальник с женой меня с корзиной опускают вниз. Я им кричу, когда надо остановиться. Они меня задерживают. Я набираю яиц и спускаюсь на пляж. Сил у них двоих нет, чтобы меня обратно поднять. И я по пляжу пешком тогда уже возвращаюсь на станцию с полной корзиной яиц. Иногда до двух сотен набираю. Это нам запас на всю зиму, – он говорил это так просто, как будто это было так легко сделать.

Витя Бичов, токарь, был ещё более заинтересован:

– А вот сейчас зима настанет. И что вы будете на вашей станции делать?

– Как что? Сведения будет передавать начальник. А я механик. По мне, чтобы – всё работало.

– И рация, что ли? – не удержался Витя Грязнов.