Текст книги "Чакона. Часть I"

С этого времени я начал достигать новых вершин, стремительно мчась вверх по музыкальной лестнице. Артём Иосифович выставлял меня на все, какие только можно, концерты в консерватории и за её пределами. За три месяцы весны этого года я побывал на пяти международных конкурсах, откуда привёз вторые и третьи места. Осенью третьего курса я впервые взял первое место на Ленинградском конкурсе пианистов в два тура. Моему счастью не было предела, но оно исчезло буквально на следующее утро в связи с известием о смерти моего дедушки.

Он умер 26 октября 1971 года дома в 9:00 утра от сердечной недостаточности. Похоронили его в Чудово на еврейском кладбище со всеми полагающимися обычаями. Я испытывал большую боль утраты, поскольку от него я всегда мог услышать мудрый совет и поддержку. За последние шесть лет он поделился со мной многими поучительными историями. В то время, когда его засыпали землей, я вспоминал две притчи, которые он мне рассказывал ещё прошлым летом:

– Ну, вот и всё, покойся с миром, Марфа, – вымолвил он, опираясь всем весом на лопату. – Хорошая была кошка: верная, добрая и, что немаловажно, умная. Что поделаешь, в этом мире нет ничего вечного. Всё приходит и уходит, – заключил он и мы двинулись к дому.

– Дедушка, я вот одного не пойму: почему так устроен мир, что всё что хорошее быстро уходит, а всё плохое длится так долго?

– Нельзя на плохое жаловаться, оно нас обучает хорошему.

– Это как?

– Не встретишь плохого человека, не узнаешь и хорошего. Не спеши с высказываниями о плохом времени, нужно пройти дальше. Всё в этой жизни меняется каждый день: и люди, и весь мир. Чаще всего так бывает, что спустя время то, что для нас казалось когда-то таким плохим, в будущем станет золотым и бесценным временем. Поэтому у меня на этот случай есть очень хорошая притча:

«На одного еврея навалились жизненные проблемы: воры ограбили дом, жена ушла к другому, дочка-школьница забеременела. Пришёл еврей к старому раввину:

– Скажи, Реббе, как мне быть? Как решить мои проблемы?

Старый раввин вытащил из шкафа с книгами пыльную табличку, на которой было написано: «ТАК БУДЕТ НЕ ВСЕГДА».

– Возьми эту табличку, повесь её над своей кроватью и приходи ко мне через два года.

Прошло два года, еврей снова пришёл к раввину и сказал:

– Реббе, спасибо тебе! В моей жизни всё наладилось. Я нашёл отличную работу. Дочка вышла замуж. Я выиграл миллион и женился на молодой красавице. Спасибо тебе! – с этими словами еврей протянул раввину ту старую табличку, которую тот ему когда-то дал.

– Не спеши, – сказал раввин, – повесь эту табличку снова над своей кроватью…»

– Так что никогда в этой жизни не заостряй своё внимание на трудных и лёгких временах и всем, что может быть с этим связано.

– Потому что всё время так не будет?

– Именно! – засмеялся дедушка, обняв меня за плечи. – И ещё мне очень нравится одна притча, связанная со временем и событиями в жизни человека:

«Маленькая птичка летела на юг, чтобы перезимовать, и её крылья обмёрзли. Замороженная, она упала прямо сквозь крышу сарая рядом с коровой. Корове стало жаль бедную птичку и она нагадила на неё, чтобы согреть. Это помогло, птичка снова начала двигаться.

Счастливая, она запела от радости, что привлекло внимание фермерской кошки. Кошка вытащила птичку из коровьей лепешки, отряхнула, облизала и съела. Так вот, не каждый, кто на тебя нагадил – твой враг, и не каждый, кто достал тебя оттуда – твой друг. А если тебе тепло и уютно, значит, сиди и не чирикай!»

А сейчас я стоял с катившимися по щекам слезами, осознавая ещё лучше всё то, чему он меня учил. После похорон мы с мамой и Алисой остались ещё на три дня с бабушкой, которая была полностью убита горем. А по возвращении в Ленинград я сообщил хозяйке квартиры, что в конце октября переезжаю жить в общежитие, поскольку квартиру нам оплачивал дедушка. Валентина Афанасьевна была очень расстроена этим известием, поскольку за это время мы с ней очень сроднились.

В начале ноября я поселился в одной комнате с Андреем Баталовым и двумя баянистами. Я теперь по-настоящему вкусил жизнь студента, когда не хватало денег на еду и прочие нужды. Я жил на одну стипендию, поскольку маме едва хватало её зарплаты. Но, не смотря на эти безденежные времена, в этот год я трудился больше всех предыдущих. За третий курс я съездил на четыре очень серьёзных конкурса. С возникавшими непредвиденными расходами мне помогал Артём Иосифович. Мне было неудобно брать деньги учителя и, однажды услышав об этом, он ответил: «Если неудобно, значит возьми и выиграй денежную премию». На первый раз я привёз второе место, а на всех последующих я взял первые места с хорошей денежной наградой. Её мне хватило, чтобы отдать долг Артёму Иосифовичу и прилично прожить следующие четыре месяца. К концу пятого курса консерватории я стал лауреатом пятнадцати международных конкурсов, на которых я завоевал практически только первые и вторые места. Фамилия «Каберман» стала в ряды известных конкурсантов на фортепианных конкурсах, а на кафедре я стал примером для младших курсов. Как сказал Артём Иосифович, за все девятнадцать лет его педагогической деятельности я стал лидером по количеству конкурсов и побед в его классе.

Такие же большие достижения были и у Насти: на своём пятом курсе она была первой в списке ассистентов-стажёров на следующий год. За последние два года она стала лауреатом порядка семи международных конкурсов. Самой большой победой для неё оказалось первое место на конкурсе вокалистов в Москве. После её великолепного выступления к ней даже подошёл завкафедры вокала и предложил ей место в аспирантуре Московской консерватории имени П. И. Чайковского. Но она отказалась, поскольку не хотела расставаться со своими педагогом из Ленинграда, которую она считала одним из лучших учителей в своей жизни. К тому же Настей давно уже заинтересовался Ленинградский оперный театр, который предложил ей работу после окончания аспирантуры. Её радости не было предела, потому что за это место каждый вокалист Советского Союза готов был бороться до последнего.

Света Третьякова на пятом курсе вышла замуж за тромбониста и уехала с ним работать в Колпино в родную музыкальную школу. Анна Михайловна, узнав о моих достижениях, за пять лет не один раз через мою маму и Свету приглашала меня сыграть концерт в её школе. Но это место я вычеркнул из своей жизни и похоронил его в мыслях вместе с той пройденной историей.

С Вовой Лазаревым у меня полностью оборвалась связь и за все пять лет мы ни разу с ним нигде не пересеклись.

Сегодня было 25 мая 1974 года: через две недели меня ожидали государственные выпускные экзамены в консерватории, а осенью – вступительные экзамены в ряды ассистентов-стажёров Ленинградской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова.

Крещение Альберто Кальвино

26 мая 1974 года

В 10 часов утра жарким майским днём в городе Парма в соборе пресвятой Девы Марии звучала молитва в исполнении хора, звуки которой разлетались по всей площади Piazza del Duomo, где располагалось десять дорогих автомобилей с охраной. Внутри собора шла церемония крещения ребёнка в окружении родственников и друзей одной очень известной итальянской семьи.

– Какое имя Вы выбрали для своего ребёнка? – раздался голос священника после того, как хор окончил молитву.

– Альберто, – ответила мать Альда Кальвино, держа на руках сына.

– Чего вы просите у Церкви Божией для Альберто?

– Крещения и Благодати Христовой, – ответил отец Джеральдо Кальвино.

– Дорогие родители, испросив крещения для вашего ребёнка, вы принимаете на себя обязанность воспитывать его в христианской вере, учить его любить Бога и ближних. Осознаёте ли вы свою обязанность?

– Осознаём! – ответили все в один голос.

– Дорогой восприемник, готов ли ты помогать родителям этого ребёнка в их христианском воспитании?

– Готов! – ответил хриплым голосом крёстный и друг детства Джеральдо Лучано Герарди.

– Альберто, христианская община с большой радостью принимает тебя. От имени этой общины я осеняю тебя знамением креста. Дорогие родители и восприемник, Бог любит вашего ребёнка и дарит ему в таинстве крещения новую жизнь от воды и Святого Духа. Старайтесь воспитывать его в вере так, чтобы сохранить в нём Божественную жизнь от тлена греха и создать условия для её постоянного развития. Желаете ли вы, чтобы Альберто принял крещение в христианской вере, которую мы только что вместе исповедали?

– Желаем! – ответили они, после чего Лучано отдал ребёнка в руки священника.

– Альберто, я крещу тебя во имя отца, – сказал он, трижды погрузив его в воду, – и Сына, и Святого Духа.

После этих слов в соборе громко ударил колокол и зазвучало вступления органа, а за ним вступил хор с молитвой «Аве Мария»:

Ave Maria, gratia plena,

Maria, gratia plena,

Maria, gratia plena.

Ave, Ave, Dominus

us tecum.

Benedicta tu in mulieribus,

benedictus fructus ventris

ventris tui, Jesus.

Ave Maria!

Дорогие братья и сестры! – продолжил священник в полной тишине. – Этому ребёнку, возрождённому в таинстве крещения, дарована новая жизнь, ибо он теперь стал чадом Божиим. В таинстве миропомазания он обретёт полноту Святого Духа, а в святом причащении станет участником Трапезы Господней и вместе со всеми верующими будет называть Бога своим Отцом. Поэтому помолимся от имени этого ребёнка, как научил нас Господь Иисус Христос:

Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Advevniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo, et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimite nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus hostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen.

После прочитанной молитвы священник закрыл Библию и, перекрестившись, окончил церемонию.

– Джеральдо, мне нужно поговорить с тобой, – оторвал его священник от поздравлений присутствующих гостей.

– Конечно, падре. Альда! – обратился к ней Джеральдо.

– Да, любимый?

– Из церкви не выходить. Дождитесь меня, я быстро!

– Хорошо, дорогой, как скажешь.

– Vinsente!

– Si! – подошел к нему телохранитель.

– Проследи за всем.

– Sissignore!

После этих указаний он пошёл за священником. Джеральдо был выше среднего роста с ровной осанкой и чёрными уложенными назад волосами. Его борода-эспаньолка, которая росла вокруг его тонких губ, и его тёмные глаза с чёрными нависшими бровями придавали его лицу строгость и холодность. Все его движения и походка были размеренными и уверенными в себе.

Поднявшись вверх по винтовой лестнице, они вошли в небольшую комнату священника, который перекрестился у стоящего креста и повернулся к Джеральдо:

– Присаживайся, – указал он ему на стул.

– Grazie.

– Я хотел с тобой кое о чём поговорить.

– Я слушаю Вас, падре, – молвил Джеральдо, внимательно глядя ему в глаза.

– Ты действительно веришь в Бога или отвечаешь просто потому, что так положено?

– Я верю, падре.

– Джеральдо, люди, которые верят в Бога, приходят в церковь без охраны.

– Да, но я не могу сейчас отказаться от неё.

– После свой исповеди Богу ты должен кардинально изменить свою жизнь. Я знаю тебя два года и все эти два года я прошу тебя оставить этот образ жизни. Я понимаю, что каждый имеет время в этой жизни на то, чтобы оступиться, но каждый имеет время и для того, чтобы всё исправить.

– Падре, это невозможно сделать так быстро, – поднял он глаза.

– Джеральдо, при произношении фамилии «Кальвино» все люди в Парме и во всей Италии вздрагивают. Сегодня такое важное событие в твоей жизни, когда ты крестил своего сына. Я во имя Бога тебя прошу: изменись! Распусти всю эту нечисть вокруг себя, забери свою семью и уезжай жить в другое место и начни там новую жизнь.

– Я подумаю, но то, о чём Вы меня просите, будет не так просто сделать. У меня в Парме большой бизнес и я…

– Дай мне сейчас слово, что ты сделаешь то, о чём я тебя прошу, – перебил его священник.

Джеральдо долго смотрел в строгие глаза священника, затем опустил голову и, тяжело вздохнув, вымолвил:

– Хорошо, я даю слово.

– Смерть близка к нам, Джеральдо, и она всегда стоит на пороге нашего дома в ожидании, когда мы сдадим свои последние экзамены. Нам всегда кажется, что мы имеем ещё так много времени для исправления своих ошибок на этой земле. И каждый день мы откладываем этот момент на завтра, на послезавтра, и не хотим верить в то, что «завтра» для нас может больше не наступить. У тебя были слишком тяжкие грехи, в которых ты исповедался, и ты не должен их больше повторить. Поэтому я тебе советую найти возможность уехать из Италии, иначе общество, которое сейчас находится возле собора, снова будет подталкивать тебя к тому же, от чего ты пытаешься убежать.

– Этого больше не повторится, падре, – чётко ответил Джеральдо.

– Я надеюсь. Это всё, что я хотел тебе сказать.

– Grazie, – ответил Джеральдо и вытянул из внутреннего кармана чёрного пиджака толстый конверт с деньгами. – Отец Фредерико, я благодарю Вас за церемонию крещения моего сына и лично за Вашу помощь мне. Это деньги на пожертвование Вашей церкви.

– Спасибо, Джеральдо, – тихо поблагодарил Фредерико. – Благослови тебя Господь. Я и церковь будем молиться за тебя и всю твою семью.

– Спасибо, Отец, – поклонился ему Джеральдо, после чего священник перекрестил его.

– Ступай и не забывай, о чём я тебя просил.

– Не забуду.

Простившись со священником, Джеральдо спустился вниз к своей семье.

– А вот и Джеральдо! – воскликнула Альда. – Всё хорошо?

– Да, любимая, всё замечательно, – ответил он, поцеловав её и ребёнка.

– Что говорил священник?

– Потом расскажу. А где Лучано?

– Босс, он курит на улице.

– Винсенте, я же тебя просил, чтобы никто никуда не выходил.

– Я ему сказал с точностью, как Вы просили, но он меня послал.

– Хорошо, сейчас я ему сам скажу! – молвил Джеральдо и они двинулись к выходу.

Выходя из церкви, они начали спускаться вниз, где стоял в белом смокинге, потягивая сигару, Лучано Герарди. Он был небольшого роста с аккуратно выстриженной бородкой, сквозь которую при широкой улыбке виднелись большие пожелтевшие зубы. Сам по себе он был очень эмоциональным и импульсивным человеком, которому были присущи азарт и большой риск.

– Чёрт возьми, где тебя носит? – возмутился он, выпустив дым из рта.

– Лучано, я же сказал всем: никому не выходить!

– Ты сказал не мне, а своим охранникам, которые не будут мне указывать, что мне делать, – ткнул он пальцем в двухметрового роста Винсенте.

– Послушай меня, – тихо вымолвил ему в лицо Джеральдо. – Ты живёшь в Америке и совершенно не понимаешь, что времена в Италии сейчас не те, что были раньше.

– Я не могу там стоять и дышать этим ужасным запахом ладана и ты прекрасно знаешь, что я ненавижу церкви.

– Лучше дышать запахом ладана, нежели порохом пистолетов.

– Я тебе умоляю, кого ты здесь опасаешься?! – скривился он, указывая на охрану.

– В эти времена я опасаюсь всех.

– Да ты посмотри на свою охрану: к тебе сам чёрт не подберётся!

– Я не хочу рисковать сейчас ничем, даже охраной.

– Слушай, я тебя не узнаю: это твои общения со священником на тебя так влияют? – засмеялся он.

– Лучано…

– Ладно-ладно, всё, поехали! – двинулся он к машине. – А то ты всех нас здесь заставишь расплакаться.

– Альда, ты всем гостям сообщила, что мы перенесли праздник на пять часов вечера? – спросил её Джеральдо.

– Да, милый, не беспокойся, – ответила она, усаживаясь с ребёнком на заднее сиденье Rolls-Royce Silver Cloud III.

– Accettazione tutti! – объявил в рацию Винсенте, усевшись на переднее сиденье. – Три машины впереди нас, четыре идут за Доном Кальвино!

– Понял тебя, Винсенте! – прозвучал в рации ответ и с центральной площади Пармы выехала колонна автомобилей.

– Могу представить, как сейчас дома волнуется Виолетта перед танцем для гостей, – сказал с улыбкой Джеральдо.

– О, да! – кивнула Альда. – Она столько готовилась к этому событию, что думаю она ждёт-не дождётся, когда уже выступит.

Спустя шесть часов за два километра от Пармы к большому длинному трёхэтажному дворцу Кальвино, обнесённому каменным забором, съехалось на праздник более ста гостей. Внутри дворца помещался гостинный зал для бальных танцев, большая гостиная с длинным столом, кухня с лучшими поварами Италии и ещё двадцать пять спальных комнат для гостей. Напротив него по центру двора бил огромный фонтан, обсаженный клумбой из красных роз, а справа от него размещался двухэтажный дом, предназначенный для охраны и всего обслуживающего персонала. За дворцом Кальвино расстилался огромный парк и живописное озеро, посредине которого стоял памятник Джеральду Кальвино. Он был изображён сидящим в шляпе рядом со своим портфелем, туго набитым деньгами. Здесь же неподалёку от озера размещалась танцевальная площадка со сценой, где сидел и играл итальянскую тарантеллу оркестр.

Эта танцевальная площадка была окружена гостями, которые ритмично хлопали их танцующей в ярко-красном платье десятилетней дочери Виолетте. Её ловкие движения передавали эмоциональный характер весёлого и жаркого итальянского народа. Соскучившись по родной атмосфере и музыке, Лучано не выдержал и ворвался в круг к Виолетте. В их танце ощущалась родная связь и любовь друг к другу. Им хлопали Джеральдо и Альда, которые сидели в первом ряду, держа на руках Альберто. Глаза Джеральдо светились счастьем. Он любил и дорожил дружбой Лучано ещё со времён детского дома, в котором они с ним и Альдой прожили долгое время. Они не виделись целых два года и этот повод для приезда – рождение сына Джеральдо – оказался для самого Лучано большим счастьем, потому что он стал дважды крёстным отцом их семьи.

После чётких завершающих аккордов тарантеллы весь парк наполнился громкими выкриками и овациями. Виолетта раскланивалась, держа в руках цветы, которые летели ей в руки из толпы гостей, а затем побежала в своих красных туфельках к родителям.

– Ну как, мам?! – спросил Виолетта, поцеловав её. – Видели, как меня научили танцевать в школе танцев?

– Ты – большая молодец! – ответила Альда, поцеловав её и поправив её мокрые кудрявые волосы.

– Ещё мы видели, как ты научила танцевать Лучано, – добавил Джеральдо.

– Как он смешно танцует! – откинув назад голову, смеялась Виолетта.

– Особенно когда выпьет, – подхватил Джеральдо, наблюдая за Лучано, который в это время целовал руки даме в золотистом платье.

Джеральдо подозвал Винсенте, который наклонил к нему ухо: – предупредите Лучано, что синьорина Дебора замужем за Калисто Макканели, который не смог приехать в связи с конференцией. Пусть подыщет себе для дальнейшего проведения вечера более беспроблемный вариант.

– Понял, босс, – кивнул Винсенте и отошел.

– Дон Кальвино, Вас просит к телефону Дон Родольфо Маручелли.

– Спасибо большое, Луиджи, я сейчас подойду, – ответил Джеральдо своему старому лакею.

Джеральдо знал, по какому поводу ему звонил Маручелли, и ожидал этого звонка две недели. Подходя к дворцу, он раздумывал над тем, что его ответ может привести к войне. Но Джеральдо окончательно принял решение и каким бы ни был исход этого разговора, своё решение он менять не намеревался. Поднявшись на второй этаж по широкой мраморной лестнице, он вошёл в свой кабинет, уселся в кожаное кресло за письменным столом и приложил трубку к уху.

– Pronto!

– Ciao, сaro Geraldo! – послышался в трубке тяжелый хриплый голос.

– Ciao Rodolfo!

– Я тебя поздравляю с рождением и крестинами сына!

– Grazie mille! – ответил Джеральдо, подкурив сигару.

– Желаю, чтобы он был достойным наследником и в бизнесе был всегда таким же разумным и надёжным, как его отец. Дети – это счастье и продолжение нашей жизни и нашего бизнеса. А именно, того дела, ради которого погибло столько наших хороших друзей. И только представь, насколько нашим детям будет проще продолжать нашу деятельность. Им не придётся лезть под пули и рисковать жизнью, как это делали мы в своё время.

– Ты прав, Родольфо. Надеюсь, их жизнь будет гораздо спокойнее, нежели наша.

– Прости, я не хочу тебя отрывать от дел, но я хотел бы узнать твой окончательный ответ по поводу нашего последнего телефонного разговора. Я буквально три дня назад говорил с Лучано, он ничего не рассказывал?

– Нет.

– Хм. Ну раз он тебе ещё не говорил, придётся мне его опередить. Дело в том, что он не прочь вернуться к старым делам и заняться переправкой наркотиков в Нью-Йорк. Но он предупредил, что последнее слово будет за тобой, поскольку вы всё делаете только вместе.

– Родольфо, – сделал паузу Джеральдо, – я очень много думал над твоей просьбой. Я рассмотрел все возможные выходы из этой ситуации, но надёжного варианта не нашёл. Если нас поймают, не смотря на все мои связи в полиции, в данный момент никто не захочет нас вытаскивать. От наркотиков сейчас так просто не отмоешься.

– Джеральдо, ты же знаешь, что если бы полиция Калабрии не взялась так серьёзно за грузовой порт, я бы к тебе не обратился.

– Я знаю, но…

– Если ты не хочешь иметь сорок процентов дохода, тогда разреши этим заниматься хотя бы одному Лучано.

– Палки будут лететь и в мою сторону, потому что груз наш с ним общий. Да и знаешь, Лучано мне не совсем чужой человек, чтобы я разрешил ему так рисковать. Родольфо, я понимаю твою обиду, но сейчас времена иные, и ты знаешь, что я уже узаконил свой бизнес и не хочу больше заниматься незаконными вещами. Так что не обижайся, но мой ответ: «нет».

– Джеральдо, время всегда одинаково сложное по-своему. Я бы сказал, что в жизни меняются люди, а не время. Я очень расстроен, потому что надеялся на твою благодарность, но вижу, что благодарность как всегда выражается только на словах, а не на деле. Ладно, это твоё решение и его никто не сможет изменить, кроме тебя. Хорошего дня, Джеральдо… – после этих слов в трубке побежали короткие гудки.

Откинувшись на спинку кресла, Джеральдо смотрел на телефон, от которого его отвлёк стук в дверь.

– Да! – откликнулся он.

– Signore, – открыл дверь Винсенте. – Лучано просит, чтобы Вы спустились вниз.

– Сейчас иду, – ответил Джеральдо. – Винсенте!

– Да.

– Добавь охраны вокруг дома и прикажи всем быть предельно внимательными.

– Понял, – кивнул он головой и закрыл за собой дверь.

Джеральдо снова снял трубку и набрал определённый номер, выдохнув дым сигары.

– Да, – послышался в трубке бодрый голос.

– Гаспаро, это я – Джеральдо.

– Дон Кальвино, как я рад Вас слышать! Я как раз хотел позвонить и поздравить Вас с крестинами Альберто.

– Спасибо, Гаспаро. Ты сейчас на фабрике?

– Да, сидим с дизайнерами и набрасываем новые модели диванов, а что?

– Скажи, пожалуйста, фабрика «Lexington» ещё желает купить нашу фабрику мебели?

– Ну, месяц назад они хотели купить, но Вы же им отказали.

– Какую сумму они предлагали?

– Два миллиона долларов.

– Позвони им сейчас и спроси: хотят ли они по-прежнему её купить за те же деньги или нет?

– Я понял, сейчас спрошу.

– Сразу же мне перезвони.

– Да, конечно.

Джеральдо сбросил линию и, тут же набрав следующий номер, нервно застучал пальцами по столу.

– Консульство Америки в Милане слушает Вас! – ответил мужской голос с английским акцентом.

– Мистер Вильям, добрый День!

– Добрый!

– Это Вас беспокоит Джерально Кальвино, помните такого?

– Дон Кальвино, как же не помнить-то? Очень приятная неожиданность, чем могу быть полезен?

– Мистер Вильям, в первую очередь я хочу Вас поблагодарить за то, что Вы всегда ко мне отзывчивы.

– Я всегда к Вашим услугам.

– У меня к Вам имеется просьба. Помните, шесть лет назад Вы занимались американским гражданством моей семьи?

– Конечно, как же. Возникли какие-то проблемы?

– Нет-нет, не проблемы. Дело в том, что у меня месяц назад родился сын, и я бы хотел, чтобы Вы сейчас занялись его американским гражданством.

– Хорошо, тогда мне нужны его свидетельство о рождении, а все остальные документы должны быть у меня в архиве.

– Завтра утром свидетельство Вам доставят в Милан, Вы будете на месте?

– Да, я завтра работаю с 9.00.

– Замечательно, у меня есть ещё одна просьба, мистер Вильям: Мне нужно это сделать в течении недели и не дольше.

– Дон Кальвино, самые быстрые сроки – это месяц.

– Завтра Вы получите сумму, которая будет в три раза превышать ту сумму, которую я Вам когда-то платил.

– Хм… – молча выдохнул консул.

– Мне действительно нужно сделать это очень быстро.

– Ну хорошо, я постараюсь сделать всё возможное, что от меня зависит.

– Благодарю.

– Пока ещё не за что. Тогда завтра я жду документы.

– Договорились.

– Buona giornata!

– Arrivederci! – ответил Джеральдо и, положив трубку, подошёл к окну. Втянув дым сигары, он подался в размышления, вспоминая последний разговор со священником. Ровно два года назад он пришёл к Фредерико в церковь и исповедался ему во всех своих страшных грехах, которые выматывали его мысли и душу долгие годы. В свои восемнадцать лет – в то время, когда они с Лучано работали грузчиками в морском порту, в один из жарких дней лета к ним подскочил подчинённый Родольфо Маручелли, который был главарём мафии Калабрии и входил в семью сицилийской преступной организации «cosa nostra». Он передал желание Маручелли встретиться с Джеральдо и Лучано, которых он заметил при разгрузке товара одного из своих паромов.

На встрече Маручелли встретил их хорошо накрытым столом и отменным вином, где за беседой он предложил им сделку: убить директора морского порта за двадцать тысяч долларов. Согласившись на это и выполнив задание, Джеральдо вместе с Лучано сбежали на три года в Нью-Йорк и вдвоём открыли там маленький итальянский магазин. После того, как дело улеглось, Джеральдо вернулся за Альдой в Калабрию и выразил желание остаться и переехать жить в Парму. Лучано, в свою очередь, предпочёл жить в Америке, продолжая развивать их бизнес.

Дела у них шли неплохо и через пять лет они начали изготавливать мебель в Италии, а через два года открыли филиал в Нью-Йорке. Спустя некоторое время всё это переросло в мебельную фабрику, после чего Джеральдо открыл в Парме ещё и фабрику итальянской одежды и обуви. На протяжении всего этого времени Джеральдо, Лучано и Маручелли имели общий доход от продажи наркотиков в Италии и Америке, куда они переправляли товар паромом из Генуи, пряча его в контейнерах со своей продукцией. Всё было довольно успешно, пока в 1972 году полиция не занялась глобальной чисткой мафии в Италии, и все, кто имел хоть какой-нибудь бизнес, старались быстро его легализовать, что и сделали Джеральдо с Лучано. После этого Маручелли стал работать один, занимаясь наркоторговлей и проворачивая свои дела через морской порт в Калабрии, на который в скором времени итальянская полиция наложила свои руки.

Отказав Родольфо в помощи, Кальвино заранее знал, что этот человек никогда так просто не отступится от своей цели. От этих размышлений и обдумывания вариантов того, что может случиться в дальнейшем, Джеральдо отвлёк вновь зазвонивший телефон.

– Pronto! – быстро снял он трубку.

– Дон Кальвино, это Гаспаро.

– Ну!

– Они готовы купить фабрику хоть завтра, за два миллиона долларов.

– Отлично, тогда подготовь все документы для продажи, я прилечу в Нью-Йорк через две недели.

– Хорошо.

– И ещё, Гаспаро, – произнёс Джеральдо, сделав паузу, – тебе в ближайшее время придётся уехать из Нью-Йорка вместе с семьёй.

– Почему? – осторожно спросил он.

– Не телефонный разговор, но намечаются некоторые события, в которых ты как мой заместитель можешь заинтересовать некоторых людей.

– Я понял, босс, – настороженно ответил Гаспаро. – А в какую сторону-то хоть ехать?

– Лучше всего в сторону Лос-Анжелеса, Сан-Франциско, Лас-Вегаса, куда-нибудь подальше. Деньги на все затраты для семьи и её благоустройства ты получишь на этой неделе.

– Хорошо, босс, тогда я жду Вашего приезда.

– Да, до встречи!

– Ciao!

– Ciao! – попрощался Джеральдо и, затушив в пепельнице сигару, вернулся к гостям.

– Джеральдо, где тебя постоянно носит, я тебя повсюду ищу! – напал на него Лучано.

– Немного отлучался, – ответив Джеральдо, взяв с подноса официанта шампанское. Что случилось?

– Так, ты и Альда стойте здесь! – приказал им Лучано и поднялся на сцену. – Дорогие дамы и господа! – громко произнёс Лучано в микрофон, обратив на себя внимание всех. – Сегодня очень важный день для меня: день, в который я имел честь стать второй раз крёстным отцом детей моего лучшего друга Джеральдо. Друг мой! – посмотрел на него Лучано, – я благодарен Богу за то, что он однажды заполнил моё одиночество тобой и Альдой. Перед отлётом из Нью-Йорка я очень долгое время ломал голову, что бы такое подарить памятное в этот день моим крестниками и вашим детям? Перебрав все варианты, я понял, что таких подарков немного, но всё-таки один из них я нашёл, – заявил он и, выпив бокал шампанского, достал из кармана белого пиджака связку ключей. – Виолетта, в честь крестин твоего брата Альберто я дарю вам обоим ключи от двухэтажной виллы в Беверли-Хиллз! – провозгласил он, после чего за его спиной оркестр грянул туш.

Виолетта, забежав на сцену, запрыгнула на руки Лучано и, поцеловав его в щёку, подняла ключи над их головами. За ней на сцену под громкие аплодисменты гостей поднялся Джеральдо и крепко обнял Лучано.

– Мать твою, сколько же ты за неё отвалил? – спросил его Джеральдо. – Это же не меньше миллиона долларов, сумасшедший ты человек!

– Чёрт возьми, что с тобой? – спросил Лучано, держа его двумя руками за плечи. – Что за вопросы? Ты же знаешь, что моя дружба с вами не сравнится ни с какими деньгами.

– Ты мне дороже всяких вилл! – крепко обнял его Джеральдо. – Просто это безумно дорогой подарок!

– Заметь, теперь у тебя не будет отмазок не приезжать ко мне в Америку летом, – заметил Лучано, ударив его кулаком в плечо.

– Теперь уж точно не будет! – расхохотался Джеральдо.

Спустя четыре часа все гости начали разъезжаться по домам, а те, кто приехал издалека, остались ночевать в дворце Кальвино. Лучано под конец вечера напился и ушёл спать, не дождавшись десерта. Уставщая Альда удалилась в спальню кормить Альберто, а Джеральдо укладывал спать Виолетту, сидя на кровати в её комнате.

– Папа, а когда мы полетим в Беверли-Хиллз? Я уже хочу посмотреть нашу виллу, которую нам подарил Лучано, – с улыбкой спросила Виолетта, укрываясь тёплым одеялом.

– Если всё будет хорошо, через две недели.

– Правда?! – радостно воскликнула она, приподнявшись на кровати. – Прям через две недели?

– Да.

– Папочка, я тебя люблю! – обняла она его.

– И я тебя, моя хорошая. Ты у меня молодец и я тобой очень горжусь.

– Тебе понравилось, как я сегодня танцевала?

– Конечно, спрашиваешь!

– А можно, когда я вырасту, я буду танцовщицей?

– А ты хочешь?

– Да!

– Ну, значит, будешь.

– Я перееду жить в Беверли-Хиллз и буду там выступать на больших сценах, – мечтательно произнесла она, упав головой на пуховую подушку. – А потом, потом возможно открою свою школу танцев и буду учить там деток.