Текст книги "Чакона. Часть I"

– Это она? – шёпотом переспросил Марков.

– Здравствуйте, Денис Николаевич! – послышался голос Светы Третьяковой.

– Здравствуй, Светочка.

– Поздравляю Вас с успешной сдачей, Вы очень классно играли.

– О! – воскликнул он. – Спасибо, надеюсь ты тоже будешь так играть.

– Буду очень стараться.

– Занимайся, увидимся послезавтра на уроке.

– Хорошо, до свидания.

– До свидания.

– И ты смотришь на её руки? – не унимался Марков.

– С трудом, но смотрю, – ответил Фролов.

– Слушай, а можешь мне как-то дать урок с ней провести, ну как бы заменить тебя?

– Пока не могу.

– Понимаю, – протянул Марков – Я бы дал ей какую-нибудь пьесу на аккорды, чтобы бюст вздрагивал, – заявил он, после чего грянул их громкий смех.

– Да-а, – протянул кто-то, – тяжело с такими ученицами.

– А ты думал преподавателем быть легко? – спросил Фролов.

– А вот ещё одна, смотри, какая идёт, – тихо произнёс Марков.

– Хорошая, – оценил кто-то из них.

– Привет! – поздоровался с ней Марков.

– Здравствуйте.

– Как дела?

– Неплохо.

– Хорошее платье.

– Спасибо, я знаю.

– Не холодно в нём, всё-таки как-никак осень на дворе?

– Вас это так беспокоит?

– Очень.

– Не холодно.

– Может, тогда как-то встретимся?

– Всего доброго, – удалилась она по коридору.

– Принц теряет хватку, – заметил Фролов.

– Не дождётесь! – противостоял Марков и под их смех побежал за ней.

– Олежка, что ты такой грустный? – спросил Орлова Фролов.

– Да Маринка не даёт отметить нормально.

– А-а … – сочувственно протянул Фролов, – так подожди, на Бирюзова сегодня поедем, там отметим.

– Как я поеду, если её сумку завтра нужно встречать?

– Какую сумку?

– Да одежду там ей мать передала.

– Олег, так тебе нужно выпить и всё само разрешится, – предложил третий из них.

– Как я могу выпить, если она сидит надо мной, как Эсэсовец над пленным?

– Так давай по-тихому, в моём классе? – предложил Фролов, – я сейчас принесу закуску и все дела.

– А кто там?

– Сейчас посмотрим, – сказал Фролов и, открыв дверь класса, застыл, глядя на меня. – А, здесь Санёк у нас.

– А, это отличный парень! – воскликнул с улыбкой Орлов, глядя на меня. – Слушай, спасибо тебе за помощь.

– Да не за что, – ответил я, – всё равно не помог.

– Это вы о чём? – с недоумением спросил Фролов.

– Да он при Маринке выдвинул свою кандидатуру помочь встретить её сумку, – засмеялся он. – Как тебя зовут, говоришь?

– Саша.

– А я – Олег.

– Рад знакомству.

– Ты у кого учишься?

– У Шварцмана.

– А, так ты наш парень?

– Как видите, – кивнул я головой.

– Саня, мы здесь сейчас быстро исправим одно недоразумение и уйдём.

– Я понял, – кивнул я. – Тогда подожду вас за дверью.

– Нет. – протянул Орлов, усадив меня обратно на стул, – сиди не суетись, мы очень быстро.

Денис Николаевич занёс закуску с бутылкой водки и, разлив на четверых стоящих ребят, затянул тост:

– Олежка, я хочу выпить за тебя как за лауреата, который взял второе место на сложнейшем международном конкурсе в Москве, и я считаю, что это большое достижение для нашей кафедры и лично для тебя. И ещё я хотел сказать…

– Ром, а ты не видел Олега? – послышался за дверьми голос Марины.

– Нет, не видел.

– Вы же вместе выходили.

– Ну, выходили, потом кто-то куда-то уходил. Посмотри, может он чаем отравился и в туалет пошел, – пошутил Марков.

– Очень смешно! – недовольно произнесла она. – Я серьёзно спрашиваю, где он?

– Да я серьёзно отвечаю, что не знаю.

– Всё, Дениска, пьём, – прошептал Орлов.

– Давай, Олежка, за тебя, за лауреата! – все четверо нашёптывали они.

– Спасибо, ребята, – чокался с ними тихо Орлов. – А я за вас и за тебя, Денис, с окончанием тебя! Отлично сегодня сыграл!

– Всё, пьём быстрее! – заключил Фролов, после чего дверь задрожала от кулаков.

Все притихли и, глядя друг на друга, начали показывать жестами не открывать двери.

– Пацаны, немцы ушли, открывайте, – прозвучал глухой голос Маркова.

– Это принц, – сказал кто-то из них и все вздохнули.

– Ф-ух… – выпустил воздух Орлов.

– Олежка, тебя повсюду ищет милиция, – заявил Марков, войдя в класс.

– Она ушла?

– Пошла тебя искать в туалет.

– Никакого покоя.

– Ну что, Ром, покорил девочку? – спросил Фролов.

– Конечно, в понедельник идём на свидание, – невозмутимо ответил он, – зовут Алисой, учится на кафедре народных инструментов, играет на домре.

– Ну, принц, ну, что ещё скажешь? – развёл руками один из парней.

– Держишь форму! – отметил Фролов, хлопнув по плечу Маркова.

– Всё, ребята, уходим! – начал нервничать Орлов.

– Подожди, выпей ещё одну, – быстро налил ему Фролов. – Может завтра и не придётся никуда ездить.

– Если бы! – вымолвил Орлов и, выпив рюмку, быстро закусил её колбасой. – Всё, пацаны, покидаем точку дислокации, уходим! Санёк, спасибо, извини, – махнул мне рукой Орлов и они выскочили из класса.

Спустя ещё два часа в то время, когда я уже встал из-за рояля и начал собирать вещи, за дверьми послышался спор Олега и Марины.

– Подожди, Марин, давай поговорим, – устало просил он. – Зайди сюда, зайди, – эти слова он уже говорил, когда снова открыл дверь моего класса.

– Я не пойду туда, говори здесь.

– Зачем этот цирк устраивать в коридоре, если можно его посмотреть в классе?

– Потому что этот «цирк» устраиваешь ты, а не я.

– Я?! – ткнул он в себя пальцем. – Это я устраиваю цирк?!

– Ты, Олег! Я попросила тебя не пить, потому что мне завтра нужно встретить передачу. Вместо этого ты просто пошёл и где-то наквасился!

– Да! – протянул он. – Я наквасился, потому что у меня, блин, праздник!

– Праздник?

– Праздник! – утвердительно повторил он.

– Какой?

– Зайди сюда, я тебе скажу какой, – позвал он её. – Санёк, извини, немного революции в твоё пространство.

– Всё в порядке, – ответил я, начав быстрее собирать вещи.

– Ну зайди.

– Зашла, – произнесла она, сложив руки на груди.

– У меня сегодня праздник, потому что я – лауреат Московского, – сделал он паузу, – Мариночка, Московского международного конкурса имени Чайковского, – подчеркнул он последние буквы.

– Поздравляю, – протянула она ему руку.

– Спасибо, – пожал он её.

– А теперь, лауреат, собирайся, мы идём домой спать.

– Какой спать? Я хочу гулять и праздновать.

– Олег! – закатила она глаза.

– Нет, Мариночка, не Олег, – замахал он своим пальцем перед её носом. – А Олег Алексеевич!

– Да, здравствуйте, – поклонилась она. – С чего это Алексеевич у нас проснулся?

– Я же сказал: я – лауреат международного конкурса в Москве.

– Я тебя спешу утешить: об этом знают только в вашем круге пианистов, где через месяц также об этом забудут.

– Вот когда забудут, тогда я и пойду спать, а сейчас хочу наслаждаться почестями.

– Это называется «звёздная болезнь».

– Нет никаких морских болезней.

– Звёздных.

– Ни звёздных, ни колхозных, ни навозных, – замотал он головой. – Никаких! Я – абсолютно здоровый музыкант, которого ждут впереди большие сцены и признание, Мариночка, – разглагольствовал он.

– Поверь, счастье не в признании, счастье – в семье.

– К чёрту семью, у меня есть музыка! – возмутился он.

– Она не утолит боль, когда тебе плохо.

– Что? – расширил он глаза и уселся за рояль. – Вот, смотри: я сейчас испытываю боль, потому что ты мне не даёшь праздновать.

По всему классу раздались звуки прелюдии и фуги до минор Баха, которые он начал исполнять с диким жаром.

– Мариночка, мне уже легчает! – пытался он перекричать свою игру.

– Олег, не будь клоуном! – закрыла она крышку рояля. – Ты сейчас себя просто не видишь со стороны. Собирайся домой, мне завтра нужно встречать передачу.

– Я никуда не поеду, – отрезал он. – Ты меня не предупредила заранее, что тебе завтра передадут эту сумку. Ты сказала что?

– Сказала, что поеду домой.

– А почему не поехала?

– Потому что мама предложила передать сумку поездом.

– Ну, вот и всё. Пусть мама передаст себя вместе с сумкой и принесёт её тебе в общежитие.

– Олег, я сейчас обижусь.

– Это я должен, Марина, обижаться, я! – застучал он себя в грудь. – Ты меня подставила, понимаешь? В тот день, когда я стал звездой, ты заставляешь меня пить чай, потом встречать какие-то непонятные сумки, а я просто хочу отдыхать и наслаждаться тем, что заслужил!

– Не ори! – строго сказала она.

– Да не ругайтесь вы так, – перервал я их эмоциональный диалог, – я же предложил вам помочь завтра встретить сумку, нет никаких проблем. Вы в общежитии живёте?

– Да, – кивнул головой Олег.

– Какая комната?

– 164.

– Во сколько поезд?

– В восемь, – как солдат докладывал Олег.

– Я рядом с общежитием живу, завтра в семь утра я к вам зайду.

Он посмотрел в напряжённое обиженное лицо Марины:

– Мариш, завтра Саша в семь утра зайдёт, – доложил он ей. – Смилуйтесь, Ваше высочество!

– Ладно, звезда, – кивнула она головой. – Но это в последний раз, – предупредила она.

– Мариночка, – завис он на букве «М», привстав из-за рояля, – обещаю, последний из последних раз.

– Договорились, но я запомню, – предупредила она и, развернувшись, вышла из класса.

– Саня, – вымолвил он, развернувшись и выдвинув нижнюю губу вперёд, – не знаю, какой ты пианист, но дипломат из тебя отменный.

– Думаю, дипломат пока что будет получше, чем пианист, – ответил я.

– Да ты первый за всю историю, кто вообще смог её уговорить, – добавил он. – Ну, малой, с меня мороженое. Дай пять, – заключил он, пожав мне руку.

На следующий день я, как и обещал, зашёл к Марине Царько в семь утра и мы вместе с ней встретили её сумку, которую привезли в общежитие, а затем я отправился в консерваторию на лекции. Отсидев пары, мы с Настей как обычно зашли в столовую, после чего она пошла на вокал, а я поднялся на кафедру.

Войдя туда, я замер у двери, наблюдая за уроком дирижирования Юлиана, с которым занималась эмоциональная преподавательница в очках лет пятидесяти. Она была настолько увлечена уроком, что не заметила, как помимо Шварцмана здесь уже собралась компания в лице Маркова, Фролова, Орлова и других, которые сидели возле балкона с покрасневшими от смеха лицами.

– Ещё раз, Юлианчик, покажи мне ауфтакт! – попросила она, задрав голову вверх с повисшими на кончике носа очками. – Ауф! Раз, два, есть! Ещё раз! Раз, два, подкинь дровишек оркестру, оп! Есть! Всё, молодец! – хлопнула она в ладошки, развернувшись к Шварцману. – Артёмчик?

– Да, я понял, Людмила Константиновна.

– Ты понял, да? Проконтролируй его, чтобы он поработал над ауфтактом. Он может, я же вижу, у него есть задатки для хорошего дирижера. Юлиан?

– Да, я всё понял, Людмила Константиновна, – кивнул он головой.

– А мне чего-то кажется, что ты вообще ничего не понял. Взгляд у тебя какой-то потерянный, – заявила она, после чего возле балкона взорвался смех ребят. – Ты же дирижер, хозяин, так сказать, оркестра. Ты должен излучать уверенность, а то вот будет с тебя оркестр так же смеяться, как они, – выпрямила она грудь, кивнув головой в сторону их смеха.

– Да не потерянный у меня взгляд! – возмутился он. – Понял я всё.

– Не забывай, да? – продолжала она, развернувшись корпусом к зеркалу. – Главное – первая доля, она должна быть понятной. Ауф! Раз, два… – начала она снова дирижировать, демонстрируя движения. – А здесь замочек: раз, два и расцепил – оп! Поработай сегодня, а вечером после специальности мы пройдёмся с концертмейстерами. Хорошо? – выдохнула она.

– Да.

– Всё, Артём Иосифович, я Вам показала как. Теперь контролируйте его, а то возраст молодой, их сейчас нужно держать в строгом режиме.

– Спасибо, Людмила Константиновна, – сказал мой учитель, провожая её к двери. – Я буду контролировать.

– Ну всё, я пошла, Юлиан, вечером увидимся.

– До вечера, Людмила Константиновна.

После того, как закрылась дверь, кафедра наполнилась громким смехом.

– Ты понял как? – спросил учитель Юлиана.

– Да понял я… – устало ответил он.

– А вы чего ржёте там? – спросил Шварцман, засмеявшись вместе со всеми.

– Да как Юлиан «замочек расцепил».

– Никогда ещё так после пьянки не смеялся, – заявил Марков. – Юлиан, всё получится, главное – «Ауф!»

– Поумничайте там! – ответил Юлиан.

– Так, что там у нас по времени? – спросил учитель, посмотрев на часы.

– Три часа, – ответил Фролов.

– Кто на кофе идёт? – посмотрел на всех учитель.

– Все идут! – ответил Юлиан.

– Саня, ты с нами?

– Да, Артём Иосифович.

– О, я этого парня угощаю, – обнял меня Орлов. – Это он между прочим Маринку вчера уговорил, чтобы я спокойно отдохнул. Спасибо тебе, что передачу встретил.

– Да не за что.

– Теперь, Саня, когда тебе будут сумку передавать из Колпино, позовёшь Маринку, она тебе тоже поможет! – пошутил учитель, рассмешив всех.

– Да, Санёк – кремень, – продолжил Марков. – Берём тебя в команду, такие люди нам нужны.

– Саня у нас свой парень, – подхватил слегка усталый после праздника Денис Николаевич. – Он вчера мне тоже помогал, молодец.

Выйдя с этой слегка разбитой после вчерашнего праздника компанией, мы двинулись по коридору, по которому нам навстречу шла Муравьёва Светлана Окоповна.

– Ну что, не получился из тебя строитель? – протяжно спросила она с лёгкой улыбкой.

– Здравствуйте! Да вот, как видите, не судьба строить консерватории, а учиться в них.

– Ага, я же тебе говорила: странно было бы видеть такие уши как у тебя в цементе.

– Добрый день, Светлана Окоповна!

– И Вам, Артём Иосифович! Этот парень у Вас учится? – кивнула она на меня.

– Да, ко мне поступил, а что?

– Хороший слух у него, я вступительные принимала – диву давалась. Такие гармонии слышит, что у меня студенты старших курсов иногда назвать не могут.

– Надеюсь, так же будет и играть.

– Удачи тебе! – посмотрела она на меня. – Поздравляю с отличным педагогом по фортепиано. Артём Иосифович у нас специалист номер один.

– Спасибо, я знаю, – улыбнулся я ей.

– Какие люди, Светлана Окоповна! – подбежал и обнял её Орлов. – Вы выглядите как майская роза.

– Спасибо, Орлов, вовремя ты с комплиментом, хоть что-то радует на работе после лета, – улыбнулась она. – Поздравляю тебя, видела, что вы с Марковым взяли конкурс в Москве.

– Спасибо! Да, на этой неделе вернулись.

– Молодцы! Ну, не расслабляйтесь, впереди ещё аспирантура, так что дерзайте.

– Будем стараться.

– Ладно, я пошла, а то у меня сейчас уроки. Всем пока, – махнула она нам рукой, после чего неторопливо двинулась дальше.

Выйдя на улицу, мы присели в кофейне, которая находилась недалеко от консерватории и, заказав кофе с пирожными, подались в весёлые воспоминания о вчерашнем застолье.

– Кстати, слышали, что сегодня Протопопов вымочил на специальности у Андрюхи Ерохина? – начал Фролов, после чего все с вниманием наклонились к нему.

– Нет, а что? – растянулся учитель в улыбке.

– Ну, Андрюха играет на уроке, а дед останавливает его и спрашивает: «Кхе-кхе… Андрюша, а у тебе есть девочка?»

– Да, Виктор Николаевич, есть, а что?

– А ты знаешь, что у тебя никогда детей не будет?

Андрюха с перепуганными глазами спрашивает:

– Почему, Виктор Николаевич?

– А ты не ритмичный! – закончил Денис, после чего наш стол утонул в потоке громкого хохота.

В этот момент, когда наши животы дрожали от смеха, я, глядя на всех, почувствовал начало своей новой счастливой жизни, где я был по-настоящему влюблён: в своего нового учителя, в своих новых друзей и в свою первую любовь Настю. И сверх этого я был одержим высокой целью: не смотря ни на что добраться до вершины исполнительского мастерства и стать таким же блестящим музыкантом, как Шварцман.

Но это была юность, которая ещё не могла мне объяснить, что если ты ставишь перед собой высокую цель, то начинаешь долгую опасную игру, выйти из которой будет не так-то просто.

Падения и взлёты

25 января 1969 года

Прошли три года, которые я проводил только за роялем и книгами. Моё усердие и труд Артёма Иосифовича дали огромный результат: я стал играть в десять раз лучше, нежели это было во времена Анны Михайловны. Постепенно меня покидали комплексы и менялась оценка по отношению к себе и к своим музыкальным способностям. Теперь я ещё больше верил в то, что обязательно достигну своей цели.

За эти годы я стал лучше внимать требованиям и лучше понимать Артёма Иосифовича, который каждый день проводил со мной специальность и беседы с наставлениями относительно моего дальнейшего жизненного пути. Этому слегка завидовали его остальные студенты, поскольку он занимался со мной больше, нежели с другими. Он верил в меня настолько, что даже если бы к нему с небес снизошёл ангел и сказал: «Не трать на него своё время», он бы всё равно продолжал его тратить, не переставая верить в то, что я выйду на нужный уровень исполнительства. Чувствуя его полную отдачу и вложение всех своих знаний в меня, я делал всё возможное, чтобы он мной гордился и чтобы его труд был оправдан.

Конечно же своими продвижениями в музыке я был во многом обязан и поддержке моих друзей: Юлиану, Роме, Олегу и Денису Николаевичу. Находясь среди них, я учился и тянулся к их музыкальному мастерству и к умению по-настоящему дружить.

Юлиан учился на третьем курсе и все эти три года встречался со скрипачкой Наташей Скринько. Их отношения завязались после того, как они дуэтом взяли Гран-При на конкурсе в Москве.

Что до Орлова и Маркова, они учились уже на втором курсе аспирантуры. Рома Марков женился год назад на той самой Алисе с кафедры народных инструментов, с которой их свела судьба во время празднования выпускного экзамена Фролова.

Орлов по-прежнему встречался с Мариной Царько, которая уже настоятельно и открыто заявляла ему о желании узаконить их отношения браком. Но Олег старался не отступать от своей цели стать в будущем великим концертным исполнителем и часто заявлял Марине о желании уехать учиться в Польшу, куда собственно его и пытался продвинуть Шварцман. Но здесь у Олега возникало две трудности: первая – это непростое финансовое положение, а второе – Марина Царько, которая каждый день напоминала Орлову о том, что счастье не в концертных турне, а в том, чтобы взять её в жёны и обрести семью.

Денис Николаевич Фролов женился два года назад на Алёне и у них родилась дочь Даша. Поэтому в данный момент он недолго задерживался по вечерам на кафедре, а бежал домой к своей семье.

Дружба с Вовой у меня была как прежде, но не такой близкой, как была во времена музыкальной школы. Этому посодействовало появление моего нового круга друзей, с которыми Вова не особо хотел общаться, предпочитая больше общение со Славиком, которого ни я, никто другой из нас не переваривал. Но у Артёма Иосифовича были на них свои планы, поскольку Вова и Славик за год привозили на кафедру более пяти побед с различных конкурсов.

Света Третьякова успешно училась у Дениса Николаевича и так же брала призовые места на конкурсах, тем самым продвигая имя своего молодого преподавателя.

Мы с ней, как и прежде, не особо стремились к общению друг с другом, но, смирившись с тем, что я всё-таки действительно могу учиться у Шварцмана, она хотя бы начала со мной здороваться.

У моей сестры Алисы дела шли превосходно как в жизни, так и в художественном институте. Она училась на третьем курсе и была чуть ли не одной из ведущих художниц среди всех курсов. Многие из её картин, отправленных на выставку, были отмечены первым местом. Также она встретила в институте свою любовь. Его звали Николай Бергман, он был местным жителем Ленинграда и выходцем из интеллигентной еврейской семьи. Его родители были актёрами Ленинградского драматического театра имени Г. А. Товстоногова. Коля с Алисой встречались уже два года и в скором времени планировали связать свою жизнь узами брака.

Наши отношения с Настей стали намного сильнее, роднее и крепче. Все в консерватории уже три года знали о наших с ней отношениях и о том, что мы с ней были практически неразлучны. Даже когда я по нескольку часов занимался за роялем, она в свободное время сидела рядом со мной, читая какую-нибудь книгу. Практически каждое воскресенье мы проводили в кругу её семьи, где после чаепития мы по традиции исполняли с ней несколько романсов из своего уже внушительного репертуара. Этим же летом я познакомил её со своей мамой, а также с бабушкой и дедушкой, у которых мы с Настей отдыхали целый август и пели им наши романсы.

Это был мой последний год десятилетки, после окончания которой меня ожидали вступительные экзамены на первый курс консерватории. Сегодня был один из дней зимней сессии, где я сдал специальность и, стоя на кафедре у окна, наблюдал за метелью, которая укрыла сугробами всю центральную площадь Ленинграда.

На кафедре сидело ещё несколько студентов, обсуждавщих своё исполнение и так же, как и я, ожидавших, когда их позовут, чтобы объявить оценку. В этот момент открылась дверь кафедры и в ней появилась ученица девятого класса со счастливым лицом, которая объявила, держа в руках зачётку:

– Саша Каберман, тебя позвали!

– Сколько, Ань? – спросила её одна из сидящих одноклассниц.

– Пять.

– Поздравляю!

– Спасибо!

– Вот бы мне тоже пять, – мечтательно вымолвила она. – Хотя Марья Николаевна вряд ли поставит, я последнюю страницу Баха запорола.

Не вникая в их дальнейший диалог, я вышел с кафедры и, подойдя к классу Марьи Николаевны, тихо приоткрыл дверь. – Можно?

– Да, заходи! – громко смеялся Артём Иосифович над каким-то рассказом Виктора Николаевича. – Так, Саша! Впервые за три года все тебе здесь хотят сказать, что ты их потряс сегодняшней игрой. И лично я могу сказать, что это действительно большой прорыв. Поэтому сегодня ты получаешь первую в своей консерваторской жизни твердую пятерку!

– Кхе-кхе… – откашлялся Протопопов, – много не пей, – вымолвил он и в стенах класса повис смех.

– Тут Виктор Николаевич прав, потому что оценка – это ещё не всё, что мы хотели тебе сказать. На этой неделе мы отбирали с кафедры кандидатов на конкурс в Ростов-на-Дону. Поэтому, послушав сегодня тебя, мы единогласно приняли решение включить тебя в категорию первых и вторых курсов консерватории. Поэтому сейчас ты никуда не уходишь, а ждёшь меня на кафедре для выбора программы, которую сегодня же нужно отослать, поскольку до конкурса осталось три недели. Ясно?

– Да! – ответил я, чувствуя, как у меня бешено начало колотиться от радости сердце.

– Отлично, – протянул мне зачётку учитель.

– Нет, молодец! – подхватила диалог Марья Николаевна. – Игра действительно была очень достойной. Только в «Наваждении» Прокофьева не спеши в начале. Сделай этот кусочек вступительной каденции более мистическим. У слушателя должно прямо сердце в пятки уйти от таинственности. А вот когда начинается быстрая часть, ты должен с первых же шестнадцатых войти в аккорды с бурей. Как я это вижу – это танец ведьм возле костра и эта картина должна жить на сцене, понимаешь? Мысли в ней более длинными фразами, все время вперёд и вперёд, тогда это будет иметь ещё больший эффект. А так в целом – молодец! Ты меня очень удивил.

– Спасибо большое, – кивнул я.

– Как бы, Марья Николаевна, это не был первый звоночек о напоминании армянского коньяка, – с улыбкой молвил учитель.

– Не торопите события, Артём Иосифович, – возразила она.

– Кхе… – встрял Протопопов. – А я бы такой, что уже и поторопил. Долго ждать ещё? Может всё-таки сдашься?

– Да, как же, сейчас, Витя, – шумно выдохнула она. – Это ещё не показатель. Поживём – увидим.

– Так, Саша, иди и позови нам Юлю Мазур, – смеясь попросил меня учитель и я вышел из класса.

C фортепианной кафедры на конкурс поехало шесть человек: Света Третьякова, Вова Лазарев, Славик Пономарёв, Андрей Баталов, Юля Мазур и я. Узнав о том, что меня отобрали на конкурс, большинство студентов пришло в удивление и это стало главной темой обсуждения. Конечно же все знали, что я относился к разряду средних пианистов, а слух о том, что я еду пробовать свои силы на конкурсе, рождал вокруг меня разговоры такого рода:

«Вот будет забавно наблюдать за его реакцией, когда он естественно ничего не возьмёт, – заявил однажды Пономарёв. – Ну какой конкурс? Он вообще играть не умеет, у него руки как булыжники. Ну ладно, посмотрим, по крайней мере я задам ему хорошую трёпку на конкурсе. Да и вообще здорово, что столько человек поедет, меня это только подбадривает – сделать всех».

И подобное же мнение можно было услышать ещё от порядка десяти-пятнадцати студентов на кафедре:

«Каберман, понятно, много занимается, но вряд ли это ему поможет что-то взять на конкурсе».

«Да какой он конкурсант? Я вообще не понимаю Артёма Иосифовича: чего он с ним носится? Что он в нем такого нашёл?»

«Не, он может занять место, но только в том случае, если Артём Иосифович будет сидеть в жюри его категории».

«Ха– ха, посмотрим, что из этого выйдет».

«Это смешно! Каберман же играть не умеет. У него очень слабый технический аппарат. Ну и что, что он много занимается, природа своё возьмет. Вот я бы поехал показал, как нужно играть, только какой в этом смысл, всё равно денег это в жизни не принесёт».

«Я слышал, как играет Каберман, мне вообще не нравится. Больше всего мне нравится, как играет Славик Пономарёв. У него техника вообще без границ, я думаю он даже будет преподавать здесь на кафедре в консерватории».

«Ой, я вообще Кабермана не люблю. Он ботаник, вечно ходит что-то читает и пытается подражать манерам Артёма Иосифовича, не люблю таких».

Все эти сплетни за моей спиной не особо меня радовали, но в какой-то степени это меня подстёгивало добиться ещё больших успехов и тем самым закрыть всем рты.

Нужно было отдать должное Юлиану, который как никто всё время настраивал меня в противоположном направлении: «твоя задача —добраться до вершины мастерства, их задача – не дать тебе это сделать. Всё очень просто».

Все три недели перед конкурсом со мной каждое утро занимался Артём Иосифович, который просто выматывал меня во время занятий. После специальности он звал к себе своих аспирантов Орлова и Маркова и давал им задание, чтобы каждый из них занимался со мной по часу и контролировал все мои проблемные места. Таким образом я набрал свою максимальную форму и наша делегация из восьми человек пятнадцатого февраля приехала на конкурс в Ростов-на-Дону.

Прибыв в гостиницу, я поселился в одной комнате с Андреем Баталовым, который учился в классе Марьи Николаевны. Это был необыкновенно доброй души человек, среднего роста, довольно упитанный, с тёмными коротко стрижеными волосами, скромным тихим характером и застенчивым лицом. Из-за своей дальнозоркости он носил очки с очень толстыми стёклами, сквозь которые были видны его сильно увеличенные глаза. Как-то однажды Орлов, обращаясь к нему, забыл, как его зовут, и, устав бродить в дебрях своей памяти, просто сказал: «Эй, снайпер! Скажи-ка, который час?» В это время рядом в кресле пил кофе Денис Николаевич, который в этот момент не смог удержать настырно рвущийся наружу смех и кофе. В общем, с тех пор к Андрею так и приклеилось это нелепое прозвище «снайпер».

С нами приехали и Фролов Денис Николаевич, которого Артём Иосифович представил администрации конкурса как нового преподавателя кафедры, и его тут же определили в качестве члена жюри в детской категории.

После нашей жеребьёвки должен был быть назначен сольный концерт Артёма Иосифовича в рамках открытия этого конкурса. Поэтому все конкурсанты и гости толпились возле дверей большого зала, ведя различные дискуссии.

– О-о! – протяжно воскликнул в двух метрах от нас пожилой педагог высокого роста. – Ну всё: я же говорил, что Зуев приедет! Теперь всем уже можно не участвовать в старшей категории, первое место уже нашло своего победителя!

– Здравствуйте! Ну, ещё не нашло, но мы приехали именно за ним, – ответил ему с наглой улыбкой парень лет двадцать пяти.

– Нет-нет, мы его в этот раз Вам так просто не отдадим, будем бороться как следует! Леночка! – позвал он рукой свою студентку. – Я здесь, иди сюда, вот твой любимый постоянный конкурент, как всегда на месте.

– Привет, Серёжа, куда нам без тебя? – с натянутой улыбкой спросила она.

– Как и мне без вас: никуда! – поклонился он ей.

– А я Вас, Николай Григорьевич, ищу по всему второму этажу – не могу найти, а Вы, оказывается, убежали на третий.

– Я же тебе сказал: после жеребьёвки поднимайся сюда, я тебя буду здесь ждать.

– Видимо я не услышала.

– Каким номером играешь?

– Пятым.

– Моя школа, наше любимое число, – обнял он её. – В том году с этим номером Гран-при взяли в Челябинске. Так что, надеемся, мы его и здесь возьмём и едем прямо на Кубок!

– Размечтались, Гран-При берем мы и затем едем на «Кубок мира»! – подойдя к ним хватко подхватил их диалог ещё один мужичок маленького роста в круглых очках, которые сидели на его карпатом маленьком носике.

– А вот и Андрей Фёдорович собственной персоной, а я говорю Серёже, что догадывался, что Вы приедете. Вы же такой, что не пропустите ни один конкурс.

– Эдак! Конечно приедем, думаете мы так просто вам отдадим призовое место? – засмеялся он.

– Думаю, что Вам его также будет взять непросто.

– Нам будет легко всех сделать, да, Сережа? – толкнул он его.

– Постараемся!

– Не «постараемся», а завтра мне чтобы было всё как положено! – похлопал он его по спине. – Что там нового в Новосибирске у вас?

– Да ничего, всё хорошо. Вот три дня назад Леночка играла концерт в консерватории.

– О, молодец, мы тоже играли у себя.

– Да-да, очень хороший был концерт, много людей было, наша директор консерватории даже телевидение пригласила. Так что было интервью, все как положено!

– Во как?

– Ну да, и даже, представьте себе, они на этом не успокоились, а решили для нас выделить эфирное время на телеканале НКК, так что сразу после конкурса мы, как говорится, выходим в мир звёзд. Главное теперь – приехать не с пустыми руками. Потому что будет-таки довольно жарко в этом году. В старшей категории в этом году приехало аж 39 конкурсантов, а во второй тур проходят только десять человек.

– Как 39, вроде же было 32? – удивился Андрей Фёдорович, после чего достал свой носовой платок и громко в него высморкался.

– Да, говорят, пять человек из Саратова и два человека из Тулы ещё задерживаются. Замело снегом железнодорожные пути, поезда стоят в ожидании, когда почистят.

– О-ой, – махнул рукой Андрей Фёдорович, – у нас в Уфе тоже всё засыпало. Пробки сумасшедшие, весь транспорт стоит, машины не успевают чистить, в общем дурдом.

– Та же самая история и в Новосибирске.

– Так что понял? Ещё семь человек добавляется, – толкнул он своего Серёжу.

– Не переживайте, Андрей Фёдорович, я всех порву! – уверенно заявил он.

– Настраивайся, из Саратова пианисты всегда сильные. Там моя однокурсница Оля Зайцева хорошо их дрессирует.

– Хорошо, сделаем, Андрей Фёдорович!

– Смотри мне! Так, что там у нас часы показывают? Ага, ещё десять минут до начала. Интересно послушать этого Шварцмана, все говорят серьёзный музыкант, однако.

– И вправду серьезный! – эмоционально отреагировал на эти слова Николай Григорьевич.