Текст книги "Чакона. Часть I"

В наступившей напряжённой тишине к микрофону подошёл Чижов и, произнеся несколько вступительных слов, передал слово председателю жюри Джакопо Боттичели. На плохом русском языке он поздравил всех участников и, поблагодарив всю администрацию конкурса, повернулся к Шварцману:

– Скажете что-нибудь, Артём?

– Нет, Джакоппо, можем переходить к награждению, – отказался он.

– Ну, Артём Иосифович, не лишим же мы всех возможности услышать какие-то приятные слова от такого известного пианиста как Вы? – встрял Евгений Павлович Чижов. – Товарищи, давайте поддержим аплодисментами Артёма Иосифовича! Зазвучали громкие аплодисменты, под которые учитель поднялся со стула и, взяв из рук Боттичели микрофон, произнёс:

– Мне нечего говорить, Евгений Павлович, – сухо проговорил Шварцман, глядя ему в лицо, с которого не сходила дурацкая улыбка. – И Вы прекрасно знаете, почему я не хочу говорить. И все в зале через десять минут меня поймут, – отрезал он, после чего наступила мёртвая тишина. – Переходите к награждению.

– Да, Саня, скорей всего там была бойня за тебя, – прошептал Юлиан. – Отец просто в ярости.

После этих напряжённых слов Боттичели в своей итальянской манере перешёл на позитивное настроение, начав награждать участников. Дойдя до награждения нашей главной категории «Концертный исполнитель», он сделал паузу, а затем вымолвил:

– Хочу кофорить, что я весьма удивлён невероятным уровнем, который показали нам молодой музыканты, – говорил с итальянским акцентом Боттичели. – Эта категория был сложна для всех нас: как для жюри, так и для самих конкурсантов. При жюри возникли некоторые недоразумение и несогласия, но результат вышел так:

Диплом четвёртый места награждаться Анна Криничная, город Иркутск, класс профессора Беломытцевой Натальи Валерьевны!

Под аплодисменты на сцену вскочила невысокого роста девушка и, взяв дрожащими руками диплом, замерла со счастливой улыбкой вместе с Джакоппо, глядя в объектив фотоаппарата.

– Лауреат третий места, – продолжил он, – с вознаграждений денежная премий в размере пятьдесят рублей, награждаться Роман Доценко, город Донецк, класс профессора Воеводина Вячеслава Васильевича, – громко объявил он, после чего на сцену вышел высокий парень в бежевом концертном костюме. Он был единственным из всех конкурсантов, который подошел ко мне после второго тура и поздравил меня с выступлением.

Сделав несколько фотографий и забрав свои призы, Роман со счастливой улыбкой сбежал вниз, а Джакопо Боттичели впился глазами в имя обладателя второго места.

– Лауреат второй места, с вознаграждений денежная премий сто рублей награждаться Александр Каберман, город Ленинград, класс профессор Шварцман Артём Иосифович! – объявил он, после чего весь зал хором с разочарованием вздохнул.

– Вот кретины! – не выдержал Юлиан. – Каким образом второе место?!

Во время того, как я поднимался на сцену, публика, также сражённая этим известием, вышла из ступора и, поднявшись со своих мест, начала долго аплодировать мне.

Подходя к Джакопо Боттичели, я обменялся с ним рукопожатием и после того, как я получил от него Кубок второй премии, он тихо сказал мне: «Александр, мне нужно будет потом с Вами покофорить».

Я молча кивнул ему и, став напротив фотоаппаратов, выдавил из себя улыбку, испытывая чувство несправедливости.

Спустившись со сцены, я вернулся на своё место и вместе с залом замер в ожидании речи Джакопо:

– Мы долго кофорили и спорили за присуждений первый места и, как вы уже знать, что у нас было два серьёзных лидера, который боролись за Кубок Мира. До третьего тура участник из Москвы Пономарёв выигрывал на два балла Александр Каберман и он был лидером к первенству. Но случиться несчастье в третьем туре, когда оркестр разошёлся с исполнителем, а это не допускаться в уровне такого конкурса. Долго обсуждая этот момент, как быть далее, к нам на помощь пришёл дирижёр. Он сказал, что причиной расхождения была ошибка его и оркестрантов, которые не посмотрел на его жест в сложном месте и это послужило остановкой. Поэтому из-за долгих споров жюри мы пришли к такому решению: с вознаграждений в сто пятьдесят рублей и Кубком Мира награждаться Вячеслав Понамарёв, город Москва, класс профессора Чижов Евгений Павлович.

– Это вообще что?! – почти крикнул Юлиан. – Какой Кубок, вы чего?! Ты слышал?! – посмотрел он на меня.

– Чего ты на меня смотришь? – ответил я. – Ясное дело, что Чижов договорился с дирижёром. Конкурсы как конкурсы, – засмеялся я.

– В смысле, из-за ошибки дирижёра, что за чушь?! – продолжал кипятиться Юлиан.

Под крики и овации группы москвичей Понамарёв поднял над головой Кубок и со счастливым лицом наслаждался своей победой.

После сыгранного нами гала-концерта все стояли в коридоре, общаясь друг с другом и рассматривая свои награды.

Стоя возле окна в коридоре, я достал из подарочного пакета пять произведений, среди которых были два тома ХТК Баха, второй концерт Рахманинова, первый фортепианный концерт Чайковского и Чакона из партиты ре минор Баха. Пролистав новенькие печатные страницы Чаконы, я сразу решил, что подарю их учителю как лучшему для меня исполнителю этого произведения.

– Александр, – отвлекла моё внимания какая-то женщина в очках с приятной улыбкой. – Простите, можно с Вами сфотографироваться, как я считаю, с настоящим победителем Кубка Мира?

– Так он вон там стоит! – засмеялся я, кивнув в сторону счастливого Славика.

– Нет, он как раз вот здесь, – не согласилась она, передав фотоаппарат маме своего ученика. – Наталья Борисовна, сфотографируйте нас, пожалуйста. Боря, становись с правой стороны от Александра, – сказала она своему ученику и замерла с улыбкой.

– Улыбочка! – протянула женщина и щёлкнула фотоаппаратом. – Всё, готово, Надежда Васильевна.

– Замечательно! Александр, я хочу Вам сказать, что я была, как и большая половина слушателей, на Вашей стороне.

– Спасибо Вам, но это уже не столь важно. Я доволен и вторым местом, так что не стоит об этом говорить.

– Ну, Вы же понимаете? – тихо сказала она. – Конкурс – это же, между нами говоря, политика, в которой нет ни правды, ни творчества. И Ваш учитель правильно поступил: говорить здесь действительно нечего.

– Во всяком случае, спасибо Вам за поддержку, – улыбнулся я.

– Сань, отец зовёт! – оторвал меня Юлиан и я, попрощавшись с ними, пошёл за ним.

– Где ты есть, я тебя ищу! – недовольно вымолвил учитель, протянув мне руку. – Я тебя поздравляю! Но эта вся мафия в жюри делает свои вещи, так что ты здесь не причём.

– Мне уже всё равно.

– Ладно, это всё потом обсудим. Пойдём, с тобой хочет поговорить Боттичели.

Джакопо Боттичели был давним знакомым Артёма Иосифовича, с которым он много раз играл совместные концерты в Италии. Боттичели был мужчиной высокого роста, худощавым, с длинными руками, орлиным носом и жизнерадостным оптимистичным лицом. По рассказам учителя, он был отменным пианистом с необычной интерпретацией и взглядом на музыку.

Мы поднялись на сцену, где стоял и беседовал с каким-то преподавателем Боттичели. Увидев нас, он сразу же сказал тому:

– Я прошу прощение, мне нужно покофорить сейчас с людьми, можем продолжить разкофор немного позже?

– Конечно, без проблем, увидимся за праздничным столом.

– Поздравляю Вас, Вы – молодец! – сказал мне этот преподаватель, пожимая руку, и, соскочив со сцены, поспешил к выходу.

– Разрешите Вас, Александр, ещё раз поздравить! – произнёс Боттичели, протягивая свою длинную ладонь – я действительно быть на вашей стороне и, как сказать, болеть за Вас. Но я не мог ничего сделать, здесь очень сложная ситуация, о которой я не хочу кофорить. У меня для Вас есть более интересный разкофор, нежели это всё. – Artem, possiamo dicere al camerino?

– Certo Jacopo, andiamo! – ответил ему учитель на итальянском и повернулся ко мне. – Пойдём, он хочет поговорить в гримёрной.

Там мы расположились в трёх креслах, между которыми стоял маленький столик с пепельницей и какими-то журналами.

– Possiamo fumare?

– Si! – ответил учитель и, подпалив спичку, поднёс огонь к сигарете Джакопо.

– Tu fumi? – спросил он меня.

– Он спросил: «Ты куришь?» – с улыбкой перевёл учитель.

– No! – ответил я, после чего они засмеялись.

– Bravo! – засмеялся Джакопо – Tu non capisci italiano?

– Ancora no! – ответил ему учитель.

– Ma speriamo fra tre mesi lui sara un po’ capire, no? – продолжал говорить, смеясь, Джакопо.

– Spero anchio! – ответил ему учитель, выпустив дым сигареты. – Он говорит, что надеется, что ты через три месяца будешь уже немного понимать итальянский.

– В смысле? – спросил я.

– Артём. я буду кофорить по-русски, хотя я уже и устал, но так будет быстрее идти разкофор.

– Конечно, Джакопо.

– Александр, – начал он, – я хотел покофорить с Вами в присутствии своего очень хорошего друга Артёма о Ваших дальнейших планах, – продолжил он, не спеша струсив пепел с сигареты. – Я у Вас вижу большой потенциал как музыканта, обладающий очень редкостным качеством, что есть не у каждый музыкант. В Вашем исполнении есть огонь, страсть, ярость, Вы своего рода, так сказать, художник, правильно я кофорю, Артём?

– Да, – ответил учитель.

– Можно иметь хорошую техник, но не иметь души. Так играть могут многие: быстро, технично, пафосно, эффектно, но при этом оставляя души слушателя пустыми. У Вас есть понимания чувство импровизации, Вы можете управлять настроением музыки, соединяя его с неким своим взглядом на эту жизнь. Мне очень нравиться эта Ваша черта как музыканта. Здесь Артём кофорил, что Вы заканчивать учиться в этом году?

– Да, – кивнул я.

– Я бы хотел пригласить Вас на обучение ко мне в Италию в Пармская консерватория. Мне бы очень хотелось заложить в Ваш стиль исполнение итальянской школы, которая, я думаю, пошла бы Вам на помощь. Мне ещё сказал Артём, что Вы не иметь родитель?

– Да, это правда.

– Простите, я не хотеть об этом напоминать, но я к тому, что если будут проблемы с деньгами, мы можем помочь оформить в Италии обучение «gratis».

– Бесплатно, – объяснил учитель.

– Да, бесплатно, – сказал он, поправив свой модный ярко-синий пиджак. – Я прошу подумать Вас не спеша и дать мне ответ в этом месяц. Я не каждому предлагать учиться в своём классе, но ради Ваш талант я готов постараться сделать многое.

– Подумай, это замечательное предложение! – посмотрел на меня учитель.

– Хорошо… – неуверенно сказал я, думая о том, что не хочу расставаться с Ленинградом, со своим учителем, а больше всего с Настей, которой я собирался сделать предложение.

– Но нужно давать ответ в этом месяц, поскольку мы должны подготовить документы для виз! – напомнил Джакопо, посмотрев на Артёма Иосифовича.

– Si, Jacopo. Al questo mese io ti do sapere.

– Grazie mille carissimo, io penso il questo buona idea per lui, no?

– Si, penso anchio.

– Allora, aspeto la vostra risposta.

– Si, d’accordo Jacopo! – сказал учитель и Джакопо, держа свою тосканскую сигару в зубах, продолжил:

– Я жду Ваш ответ и ещё раз поздравляю о конкурсе!

– «С конкурсом», Джакопо, – поправил его учитель.

– Я должен тебя хвалить, Артём, за то, что ты меня заставил учить русский.

– Благодари себя, Джакопо, ты три года назад не знал ни одного слова по-русски, а сейчас говоришь практически свободно.

– Я стараться, потому что у меня есть хороший друг в Россия!

– Это взаимно, дорогой! – смеясь, подхватил Артём Иосифович, ударив с ним по рукам.

Выйдя из гримёрной, мы забрали Юлиана и двинулись в сторону праздничного стола.

– О чём говорили? – тихо спросил меня Юлиан, идя позади них.

– Предлагает переехать учиться к нему в Италию.

– Ничего себе! – обрадовался он. – И что ты ответил?

– Пока ничего, дали время подумать.

– Ну, а тебе самому как это предложение?

– Я не уверен, что мне это нужно. Я хочу жениться на Насте, завести семью, работать и периодически играть сольные концерты. Это всё, чего я хочу.

– Когда нужно дать ответ?

– В этом месяце.

– Ну, здесь главное никого не слушать, ты должен сам выбрать, что для тебя главное. Точно такое предложение было когда-то у Вики Горбач, только ей предлагали уехать в Германию. Она отказалась, выбрав вместо этого семейное счастье.

– На этот счёт мне когда-то произнёс одну речь мой покойный дедушка: «Никогда в жизни не расставайся с теми, кто тебя по-настоящему любит, и никогда их ни на что не разменивай: ни на славу, ни на деньги, ни на что-либо другое». Исходя из этого, я уже могу дать ответ: я не намерен терять Настю или быть с ней на расстоянии из-за музыки или из-за будущей карьеры. В данный момент я счастливый человек и другого счастья я не хочу.

На этой фразе мы вошли в большую аудиторию, в которой расстилался длинный сервированный стол. Вокруг него крутились все победители и участники этого конкурса в компании жюри.

Артём Иосифович с Джакопо присоединились к своим коллегам, а мы с Юлианом тем временем набросились на различные закуски, расставленные на столе.

– После таких нервных стрессов здесь должен стоять не компот, а что-то другое, – пожаловался Юлиан.

– Согласен! – поддержал я.

– Сейчас бы переместиться в гостиницу, налить стопочку и закусить этим солёным огурцом, – вздохнул Юлиан.

– Я думаю, через час мы осуществим эту идею.

– Александр, добрый вечер! – прозвучал за моей спиной знакомый противный голос Андрея Павловича Мамая – того самого, которого Артём Иосифович не взлюбил ещё со времён моего первого конкурса в Ростове. Андрей Павлович очень быстрыми шагами продвигался вверх по карьерной лестнице. Не смотря даже на то, что никто никогда не слышал, как он играет, он тем не менее чудесным образом прекрасно себя чувствовал в статусе жюри этого конкурса.

– Здравствуйте, – поздоровались мы.

– Ну, поздравляю, Саша, поздравляю! Второе место тоже неплохо. Для первого места тебе во втором туре немного огня не хватило, особенно в твоём Бетховене. Там вот это место в конце: «та-да-да-да» нужно более фанфарно играть, как тромбоны в оркестре, – демонстративно продолжал он напевать тему второй части сонаты №31. Мы с Юлианом стояли, жуя бутерброды и слушая эти бесполезные музыкальные советы. Андрей Павлович пел бы наверное ещё долго, если бы Юлиан не справился в эту минуту со своим бутербродом.

– Ну ладно: «та-да-да-дам!» – оборвал его Юлиан, – а в третьем туре чему ему не хватило? Наглости или лжи?

– Простите? – переспросил Андрей Павлович, выйдя из своего оцепенения.

– Юлиан, да не заводись ты! Мне это болото уже совершенно неинтересно.

– Подожди, – отмахнулся он от меня. – Ну, так что Вам нужно? Вы пришли его поздравить со вторым местом. Потом показать, как должна звучать вторая часть, хотя, хочу заметить, она не так должна звучать, как Вы её спели, ну да ладно. Вы скажите, почему Вы не говорите о его блестяще сыгранном третьем туре, на который большая часть жюри закрыла свои уши?

– Третий тур? – заметались глаза Мамая. – Третий тур – да-а! – протяжно воскликнул он. – Блестяще сыграл, а я ничего и не говорю за него. Ну, а жюри – не знаю, так рассудили, я же в средней категории сидел, не в его.

– Ну, так и не говорите тогда, что ему там во втором туре какого-то пожара не хватило.

– Ха-ха-ха! – громко засмеялся Андрей Павлович, пытаясь сменить характер общения. – Почему Вы такой злой? Вы тоже пианист? Я Вас не знаю.

– Для того, чтобы говорить правду, достаточно быть просто человеком, – ответил Юлиан.

– Ой, ну, ребят, – начал с подлой улыбкой Мамай, – это конкурс, он всегда рождает споры, разногласия, обиды, слёзы и конечно же потом ссоры. Ну, так это же с другой стороны замечательно, ведь в споре рождается истина. Мы ведь музыканты и всегда должны искать в себе недостатки, и только так!

– Андрей Павлович, что это Вы от нас отлучились? – подошёл к нему один из членов жюри, а ну пойдёмте, а то все думают, что Вы на нас обиделись из-за того, что Вашему ученику не дали Гран-При.

– Нет, не обиделся, Вы что? – возразил он. – Первое тоже неплохо. Я вот здесь решил молодёжь поддержать, поздравить, так сказать, – объяснял он, уходя в сопровождении своего компаньона. – А вот и наш победитель! – воскликнул Андрей Павлович, увидев Понамарёва. – Ну что, поздравляю с Кубком Мира, заслужено! А я тебя хожу здесь ищу, всех уже поздравил, а главного победителя нет.

– Спасибо, – с важным лицом ответил ему победитель.

– Играл здорово! В третьем туре правда остановился, ну это оркестрантов ошибка, дирижёр сам признался, а он-то уж точно знает. Ничего, всё бывает, всё. Главное, что вышел и показал, как нужно.

– Да, немножко разошлись.

– Потом с тобой поговорим за твой концерт в Уфе! Я там хочу конкурс сделать, приглашу тебя ещё и в качестве жюри. Ты же всё-таки теперь известная личность, не так ли?

– Ну-у, как бы да. Было бы неплохо.

– Конечно, а как же?! Молодое поколение теперь должно на тебя равняться…

– Жополиз, – тихо выругался на него Юлиан. – Какой оркестр остановился? Там бы и Бетховен сквозь свою глухоту услышал, что пацан текст забыл.

– Привет! – ворвался к нам голос парня из Донецка. – Поздравляю тебя со вторым местом, хотя, признаться, ты должен был взять Кубок.

– О, Рома, спасибо большое, – поздоровался я с ним. – Я тебя тоже поздравляю с третьим местом, хотя вообще-то думал, что тебе дадут второе.

– Здесь каждый из нас думал одно, а вышло совершенно другое, – засмеялся Рома, потягивая апельсиновый сок. – Как вам здесь атмосферочка?

– Оставляет желать лучшего, начиная с меню и заканчивая высококачественными специалистами в музыке Бетховена, – ответил Юлиан, откусив кусок торта.

– Кстати, Рома, познакомься: это мой друг Юлиан, сын Шварцмана. Закончил Ленинградскую консерваторию по скрипке, а сейчас учится в Московской консерватории на третьем курсе аспирантуры на кафедре дирижирования.

– Очень приятно – Рома. Слышал твоего отца однажды на конкурсе, он великолепный исполнитель.

– И мне приятно, я тоже слышал, – пошутил Юлиан. – Молодец, хорошо играл, мне понравилось. Я, правда, не слышал тебя в первом и во втором туре, но исполнение Рахманинова было замечательное.

– Спасибо, но были места, которыми я не очень доволен, и хочу заметить, что оркестранты здесь не при чём! – пошутил Рома и мы окончательно развеселились. – Здесь, я смотрю, все такие звёзды, – продолжил он. – Никому ничего не скажи, не подойди, каждый от себя в восторге: сами себя расхваливают, преподносят, такое ощущение, что они стоят в одном ряду с Гленом Гульдом. Я к тому, что взял из дома хорошую бутылочку украинского коньяка, думал после конкурса с кем-то выпить, а здесь прошёлся, посмотрел, и даже вдохновения нет её открывать.

– Вот, не прошло ещё и двух минут нашего знакомства, а ты мне уже начинаешь нравиться, – отметил Юлиан. – Смотри, как мало нужно времени, чтобы распознать хорошего человека.

– А где эта бутылочка сейчас томится? – спросил я.

– Так там же, в моей сумке в гостинице.

– А какая гостиница? – спросил Юлиан, изучая начинку торта.

– Измайлово.

– О, так и мы там! – воскликнул я.

– Ребята, ну что вы тут стоите скучаете? – радостно подскочил к нам Глеб Мирошниченко. – Санёк, поздравляю тебя со вторым местом! Что ты предлагаешь? – спросил меня Глеб.

– В смысле, что я предлагаю? – спросил я.

– Ну, диплом второго места есть?

– Ну.

– Что «ну»? Баранки гну. Ты купил, что я просил в обед?

– Ещё нет.

– Как нет, ты хочешь испортить нам всем вечер?

– Вот человек купил, – указал Юлиан на Рому, держа в руке уже новый кусок торта.

– О, я тебя тоже поздравляю, второй тур твой вообще замечательно вышел. Кстати, я – Глеб!

– Спасибо, я – Рома, – с улыбкой пожали они руки.

– Да, я помню тебя по программе, фамилия Доценко по– моему, да?

– Да.

– Ага, ну и что ты, Рома Доценко, предлагаешь?

– Да я две бутылочки коньяка привёз с Донецка. Хотел выпить, а не с кем.

– Как не с кем? Вот уже есть с кем, – показал он на нас, – мы готовы помочь реализовать твои мечты.

– Как две, ты же сказал, что одну привёз? – спросил я.

– Я не любитель все карты раскрывать сразу, – смеясь ответил Рома.

– Там, погляди, ещё и третья родится, – заявил Юлиан.

– Ну, так почему мы тогда ещё здесь стоим? – подхватил Глеб. – Юлиан, что ты стоишь всё жрёшь и жрёшь, время только теряем, предлагай!

– Я предлагаю.

– Что?

– Немедленно сбежать от этих скучных людей и начать уже пробовать украинский коньяк!

– Предложение принимается. Саша, но с тебя вопрос ещё не снялся: как ты собираешься отвечать за своё второе место?

– По пути зайти в магазин и взять всё то, чем закусывают украинский коньяк.

– Ответ принят. Тогда я иду сейчас докладываю наш план Артёму Иосифовичу и мы приступаем к его выполнению.

Глеб вернулся через две минуты, передав слова учителя, чтобы без них не начинали – они с Лобановым подскочат через час.

Спустя два часа вокруг накрытого стола в нашем номере кружился весёлый и задушевный разговор нашей компании.

– Ну, за лауреатов мы уже пили, – толкал тост Мирошниченко, – это всё замечательно, а вот за нашего организатора стола, который привёз этот прекрасный коньяк, – ещё нет.

– Молодчина, Глеб, поддерживаю! – оценил учитель.

– Рома, ну, мы за этот прекрасный вечер познакомились с тобой ещё лучше, – устало пытался продолжать Глеб.

– Я бы даже сказал, сроднились, а это, товарищи, прошу заметить, бывает крайне редко в нашей жизни! – добавил Шварцман.

– Вот, Артём Иосифович прав, – поддержал Глеб. – Я к тому, что если бы не этот чудотворный напиток, мы бы так и не узнали, какого прекрасного человека и музыканта в этом году выпускает Донецкий педагогический музыкальный институт Прокофьева.

– Спасибо, ребят, мне не менее приятно, правда, – ответил Доценко.

– Ром, ты большой молодец! – продолжил Артём Иосифович. – К слову, очень странно, что мы с тобой не встречались раньше. Причём я очень хорошо знаю твоего замечательного учителя Воеводина Вячеслава Васильевича. Он был однажды в жюри на конкурсе П. И. Чайковского в Киеве и после моего исполнения первого концерта Чайковского подошёл ко мне за кулисами и, как сейчас помню, сказал: «Молодой человек, Вы знаете, что музыка возложила на Вас свои надежды?» – Мне было очень лестно слышать такие слова от столь уважаемого педагога как он. Я точно помню, что тогда он приехал с двумя очень талантливыми студентами, которые играли невероятно здорово. Это были Константин Жуков и Шевкет Арифов, они тогда взяли первое и второе место, а я третье.

– Да ладно! Вы знаете Костю и Шевкета? – расширил свои большие глаза Роман.

– Ну да, а где они сейчас? Я вообще не в курсе.

– Как где? Они работают у нас на кафедре.

– А я-то думаю, откуда у тебя такие правильно воспитанные манеры музыканта, которые характеризуются такой хорошей игрой на конкурсе и выбором такого хорошего коньяка?! – обрадованно воскликнул Шварцман. – Эти качества могли привить только такие люди, как Жуков и Арифов.

– А кто это, Артём, я не слышал о них? – с улыбкой спросил Валентин Павлович Лобанов.

– Да это классные ребята. Мы тогда с ними после награждения отмечали победу в общежитии Киевской консерватории в их комнате. Там с нами были ещё два пианиста из Белоруссии и три из Курска. В общем, гуляли мы часов до четырёх ночи и решили все коллективно спать в их комнате, где было еще три свободных кровати и пара лишних матрасов, которые мы постелили на полу. Значит, семь утра, лежу я на полу и среди невероятно громкого храпа врывается в окно противный голос распевающегося вокалиста этажом выше. Эти пытки над нами длятся минут десять, все лежат с закрытыми глазами, слушая, как этот певец тщательно старается сделать всё возможное, чтобы этот мир в него поверил. В какой-то момент медленно поднимается с кровати Шевкет и, переступив через всех нас, добирается к открытому окну и, подняв голову вверх, как заорёт: «Завали хлебало!». Вокалист с перепугу издал звук утреннего петуха, после чего мы все чуть не умерли от смеха.

– Я по приезду в Донецк спрошу у Шевкета, помнит ли он эту историю, – хохотал вместе со всеми Доценко.

– Обязательно! Передай им большой привет и скажи, что я их жду в гости в Ленинграде.

– Ну, давайте, товарищи, за старых, и в лице Ромы новых, друзей! – заявил Лобанов, после чего мы выпили до дна.

– Кстати, я подумаю, может будет возможность сделать твой сольный концерт в Ленинграде, – сказал Роме учитель.

– Артём Иосифович, я мог бы об этом только мечтать, – с благодарностью отозвался Рома.

– Есть над чем подумать, – произнёс Артём Иосифович, задумчиво посмотрев на него.

– Ты вон, Ром, приезжай через неделю на выпускной аспирантский концерт Кабермана! – подал идею Глеб. – Я еду.

– О, так я может тоже приеду? – подхватил Рома. – А какого числа?

– 23 сентября, в следующую пятницу, – ответил я ему.

– Не, а что, я не могу приехать в Ленинград или что? – спросил сам себя Доценко. – Тем более, если у моих новых друзей такие исторические события назревают?

– Ребята, я не знаю, здесь тост рождается за тостом! – замотал головой Лобанов, открывая очередную бутылку.

– А для красивых тостов главное что? – спросил всех Шварцман.

– Это правильно подобранная компания! – ответил я.

– Молодец, Саня! – похвалил Шварцман. – Хороший учитель – тот, кто в своё время был хорошим учеником.

– Друзья, за нашу талантливую компанию! – заявил Лобанов, налив всем рюмки.

На следующий день я в восемь вечера с Артёмом Иосифовичем уселся в купе нашего поезда и мы, попрощавшись у вагона с Юлианом, помчались в сторону Ленинграда. В дороге я читал третий том Л. Н. Толстого «Война и мир»: «Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убеждён, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею…»

– Так что ты решаешь, как?! – внезапно спросил меня Артём Иосифович, оторвавшись от чтения книги, на обложке которой было написано Жан-Поль Сартр «Бытие и ничто».

– Вы насчет предложения Джакопо?

– Да.

– Честно Вам скажу: не знаю. Предложение хорошее, даже очень, но я не думаю, что мне это нужно, потому как я вовсе не планировал уезжать за границу. Тем более, я в этом месяце собираюсь сделать Насте предложение. Всё-таки нам уже по двадцать семь и я должен сделать следующий шаг в наших отношениях. Я бы предпочёл, как все завести семью и спокойно работать в какой-то музыкальной школе, периодически играя сольные концерты.

– Просто сесть и работать в музыкальной школе? – скривился учитель. – Какой тогда смысл во всем, к чему мы с тобой стремились?! Подумай и вспомни, сколько ты занимался, стремился и добивался. Ради чего: чтобы сесть и заполнять все эти никому не нужные журналы, слушая при этом маразматические диалоги учителей-пенсионеров, которые уже лет сто не выходили за пределы своих классов? Если ты этого хочешь, то поверь, такая обстановка и окружение быстро заставят тебя забыть всё то прекрасное, над чем мы с тобой так долго трудились и к чему мы с тобой так усердно шли. Лично я считаю, что отказываться от этого предложения будет с твоей стороны очень глупо, и если это всё из-за Насти, то я вообще не вижу здесь особой проблемы. Она прекрасная вокалистка, а в Италии – лучшая школа вокала, со временем ты смог бы её забрать.

– Я не могу рассматривать такой вариант, поскольку у меня нет даже денег, чтобы уехать одному, не говоря уже о ней.

– Я не говорю, чтобы сразу уехать вдвоём, а со временем забрать её. А деньги на то, чтобы уехать – этот вопрос, я думаю, мы как-то решим. Но здесь главная задача самому тебе решить, как ты хочешь, чтобы дальше развивались твоя жизнь и в каком направлении она шла. Подумай хорошенько. На следующей неделе твой выпускной аспирантский концерт, а затем ещё две недели на то, чтобы дать окончательный ответ.

– Волнуешься? – отвлекла меня от этих воспоминаний секретарь Аня. Она была на два года старше меня и после окончания аспирантуры теоретического отделения устроилась работать секретарём в консерватории.

– Да нет, – замотал я головой. – Я своё уже отволновался двадцать минут назад.

– А оценка?

– Да это формальности, что она может решить или изменить в моей жизни?

– Ну, не знаю, может на работу возьмут в консерваторию?

– А зачем? На кафедре что, работать некому?

– Не знаю, Крылов такой счастливый залетел после твоего экзамена. Да и почему тебя не взять? Ты – довольно известный пианист, притом второе место с «Кубка Мира» привёз, а у нас этот конкурс ещё никто не выигрывал, – отметила она, вставив новый листок в печатную машинку.

– Не всегда это может служить залогом успеха развития фортепианной кафедры.

– Почему?

– Исполнительство – это одно, а педагогическая деятельность – совершенно другое.

– Ой, Каберман, не набивай себе цену, ладно? – поморщилась она. – Ты бы не смог научить – не смеши меня!

В дверях появилась заместитель директора Надежда Николаевна Гринь.

– Александр, заходите, – с улыбкой пригласила она меня.

За длинным столом сидели Артём Иосифович Шварцман, Денис Николаевич Фролов, Качур Марья Николаевна, Лобанов Валентин Павлович, Панов Виктор Николаевич и Литвинец Тамила Анатольевна.

Остановившись в центре кабинета, я замер в ожидании, наблюдая, как Александр Сергеевич Крылов, оторвав свои глаза от какого-то документа и сняв очки, обратился ко мне:

– Александр, разрешите в первую очередь от всех нас поздравить Вас с успешным окончанием аспирантуры нашей консерватории и поблагодарить Вас и Вашего учителя Артёма Иосифовича за блестяще подготовленный и великолепно сыгранный концерт.

– Большое спасибо, – поблагодарил я.

– Как Вы слышали, я сказал «с успешным окончанием», и это действительно не просто слова, а факт, подкреплённый всеми отзывами о вашей игре. Никто из комиссии сегодня не хотел ни к чему придираться или копаться в Вашей интерпретации исполнения, мы просто коллективно решили поставить Вам «пять» с большим плюсом. Но это ещё не всё. Мы здесь посоветовались с Артёмом Иосифовичем и со всей фортепианной кафедрой и решили предложить Вам место работы на кафедре фортепиано. Поскольку у нас профессора взрослеют, вон, Протопопову Виктору Николаевичу в этом году будет уже семьдесят лет, нам нужно готовить состав молодых педагогов. И кто, как не Вы – победитель «Кубка-Мира» – смогли бы это сделать? Только Артём Иосифович рассказал мне, что Вам поступило предложение учиться в Италии, поэтому Вам нужно принять решение, какой путь Вы выберете.

– Александр Сергеевич, – подхватил Шварцман, – Вы могли бы дать нам возможность подумать эти две недели, чтобы принять правильное решение?

– Конечно, Артём Иосифович, никаких проблем, – согласился он. – Шаг в жизни очень серьёзный, здесь нужно решить всё правильно, чтобы потом не пришлось ни о чём жалеть.