Текст книги "Тайная миссия Кутузова"

« Скажи-ка, дядя, ведь не даром?..» Даром!

Так что ни от российского императора, ни от его промасоненной верхушки дожидаться защиты русскому человеку не имело никакого смысла. А он, думается, вовсе ее и не ждал. Ведь и свой собственный барчук был в его глазах: выродком – полуинородцем. Потому и выглядит совершенно естественным поведение руководителя готовившегося предательства – оставления в лапы врагу святынь Москвы – владельца древних подмосковных подземелий – Николая Новикова:

«Гуманность Новикова была подозрительна… о ней ходили рассказы в деревнях, и соседи-помещики толковали о том, что Новиков ко всем его масонским свойствам еще, наверное, и бонапартовский агент, с французами в дружбе и недаром так милостив к пленным» [40] (с. 184).

Но ничего странного здесь нет – ведь для Новикова и Кутузова французы – единоверцы. Русский же человек, то есть человек православный, – являлся врагом. Потому так себя и вели – ведь притворяться постоянно невозможно. Потому их отношение к безпощадному врагу пышет таким удивительнейшим гуманизмом, совершенно не свойственным для этой тотальной войны на истребление. И такие нежности к пришедшему в Россию воинству мародеров и убийц, уже к тому времени доказавшему свое истинно звериное лицо в западных русских губерниях.

Но не только главнокомандующий, но и очень многие его подчиненные офицеры были с французами единоверцами. Потому представители казалось бы враждующих армий очень часто, непонятным для непосвященных образом, щадили друг друга:

«”…бывали случаи, что во время сражений призывный знак помощи спасал от смерти”. Эти воспоминания Муромцева находят подтверждение в печатном французском обряднике 1820 года, где при описании знака призыва отмечено, что во время наполеоновских войн многие военные избежали верной смерти исключительно благодаря масонскому знаку призыва» [6] (с. 197).

Однако ж не только среди офицеров, казалось бы, враждебных друг другу лагерей, существовали опознавательные знаки, которые давали возможность масонам не перекалечить друг друга понапрасну в этой столь странно ведущейся военной кампании. Будущий декабрист Каховский, например, соизволил даже разбить бутылку о голову посмевшего ему нагрубить французского солдата. И ему за это ничего не было!

Как так?! Ведь простого смертного русского человека французы могли убить и без какой-либо на то необходимости. А вот будущего декабриста, одного из руководителей провалившегося 12 лет спустя заговора, никто и пальцем тогда за такое не тронул! Странно [62] (с. 41, 45)?

А все дело в том, что город тогда заняли ему совсем не чужие люди, но братья – масоны. Лишь это объясняет полную безнаказанность этого им совершенного «подвига».

И вот под каким соусом происходило это безпрецедентное предательство интересов своей страны полуинородцами, окружавшими в тот момент Российский трон:

«Начинается знаменитая Отечественная война. Выкормок французской революции Наполеон посылается в Россию с тем, чтобы разгромить великое Православное Царство и на развалинах его создать государство по масонским принципам. Затеянный поход на Россию сулил полный успех Наполеону.

Высшее общество, зараженное масонскими идеями, с нетерпением ждало Наполеона…

Поражения русской армии не только не боялись, но ждали…

Главным союзником в борьбе Наполеона с Европой и Россией было масонство, которое создало революцию и Наполеона. Наполеон одерживал победы над своими многочисленными врагами не потому, что он был “гениальный” полководец, а потому, что в стране своих врагов он имел преданных союзников, которые создавали ему победы и поражения собственным государствам.

…победы достигались не силою оружия, а силою пропаганды новых идей… Маршалы-масоны наполеоновской армии во время походов пропаганду ставили на первом плане… Немцы смотрели на французов не как на завоевателей, а как на освободителей…

Французская революционная армия приходила на готовое: общество не сопротивлялось, а ждало и приветствовало. “Нам казалось, что, перейдя границу, мы не покидали родины”, – писали комиссары Конвента.

В стане противников деятельную и энергичную помощь Наполеону оказывали братья-масоны. Целый ряд крепостей с большими гарнизонами, вооруженными до зубов, сдавались без выстрела вооруженным армиям Наполеона. Существовала открытая измена. В этом отношении характерным случаем можно считать поражение австрийского эрцгерцога Карла, который имел все возможности раздавить Наполеона и между тем, преданный масонами, потерпел поражение. На пропаганде и помощи масонов и строил свои расчеты Наполеон, предпринимая поход в Россию…

Отправляясь в Россию, Наполеон действовал по своему излюбленному плану: обещал всем, что каждого интересовало. Дворянству была обещана конституция… а наиболее крайним элементам масонства – искоренение Православной Церкви путем насмешек над верованиями народа и осквернением святынь…

Россия Православная могла считаться обреченной.

Манифест царя от 6 июля, прочитанный Шишковым московским дворянам, которых собралось в Благородном собрании до тысячи, последние выслушали со сдержанным молчанием. Но не то было в зале, где были собраны купцы: молчаливое внимание быстро перешло в гнев…

Глумление над верой и поругание святынь подняло православный народ против злодея.

Но положение России было более чем страшное: дворянская интеллигенция была за Наполеона, против России, она во имя великих принципов 89-го года готова была предать веру своих дедов и отцов…

“Трудно найти в России половину Пожарского, целые сотни есть готовых пойти по стопам Робеспьера и Сантера”, – так характеризовал тогдашнее положение Растопчин» [225] (с. 243–245).

Между тем французы прибыли в Россию вовсе не с пустыми руками, но захватив с собой и походные алтари своему идолу:

«Военные ложи… предусматривались масонскими установлениями не только в России, но и в западноевропейских государствах. При войсках Наполеона также существовали ложи» [6] (с. 200).

Что и роднит барчуковое масонство в наших частях с войском Наполеона, пришедшим к нам без единого даже западного священника. А им, как оказывается, священники были и вовсе без нужды – они все были братья и масонские ложи являлись тем единственным «духовным» источником, из которого и черпали они все чинимые ими кровавые преступления.

Потому-то столь лютовал враг против наших святынь: он шел воевать исключительно с ними!

Но обязанные противостоять бонапартовскому нашествию наши войска буквально кишели предателями. Так что воевать русскому человеку тогда пришлось сразу на несколько фронтов.

И вот от чего наши офицеры описаны такими уж тщедушными к захваченным в плен наполеоновцам:

«…если в раненом враге будет признан член вольнокаменщического братства, то и ему должно было оказывать пособие. ”Помощь оказывать… брату, вольному каменщику, преимущественнее перед непосвященными»”» [6] (с. 200).

Вот как причастность к масонству вожаков французской революции освещают сами масоны:

«Несомненно, возможно указать принадлежность многих крупных революционных деятелей к масонским ложам – и Робеспьера, и Дантона, и Мирабо, и Бриссо и других» [5] (с. 57).

А среди этих самых якобы незначительных и необязательных к перечислению «других», например, – сам Вольтер. А между тем:

«Кто внимательно изучал сочинения Бейля, Вольтера и многих других такого же рода, тот вполне убедится, что их цель – ничто иное, как ниспровержение всякой религии, являющейся сильнейшей опорой тронов государей и, безспорно, важнейшим элементом нравственного состояния подданных…» [5] (с. 94).

Так что масонство подготавливало почву для революций. Оно же с ее помощью и вершило расправу. Ведь именно в этой же организации состоял и Шометт:

«…прокурор революционной коммуны, адепт культа разума, атеист и террорист…» [5] (с. 57).

То есть вся верхушка французской революции состояла исключительно из масонов, которые лишь строго распределили исполнительные в ней роли между собой.

Потому становится понятно, что раз сам наш главнокомандующий был совершенно явным приверженцем культуры неприятеля, то нет никакого сомнения и в том, что офицерство той армии уже тогда было сплошь промасонено изнутри.

И многие «странности» той войны, всплывая теперь на поверхность, становятся уже более чем объяснимыми вехами русла масонской подземной реки, пытавшейся в те времена сломить, наконец, сопротивление Православия в России.

И передача имущества Мальтийского ордена из рук в руки является одной из всплывших на поверхность вех той странной войны всего вроде бы мира против Наполеона Бонапарта:

«В качестве добычи Наполеон вывез с Мальты… 1200 пушек, 30 тысяч ружей, 13 тысяч бочек пороха» [23] (с. 58).

То есть, постреляв поначалу, естественно – исключительно для приличия, мальтийские братья снабдили Наполеона преизрядно всем необходимым ему в предстоящей дальней экспедиции в Египет. Однако ж совершили это отнюдь не без прицела на возведение Бонапарта на мировой трон:

«”…в Египте он тайно встретился с руководителями загадочного братства Луксор, которые хранили самые сокровенные знания египетской магии и с которыми поддерживал контакты Калиостро.

В архивах верховного штаба ордена Розенкрейцеров в Сен-Жозе, Иллинойс (США – Ю.Г.), сохранилась хартия, подтверждающая, что Наполеон получил высшую степень этого ордена – степень Императора” (Серж Ютен “Невидимые правители и тайные общества”)» [23] (с. 70).

И вот как этот нами теперь рассматриваемый ларчик открывается:

«К масонству египетского обряда относилось “Герметическое братство Луксора”…» [36] (с. 261),

в котором Бонапарт добился избрания его в императоры, и корни которого:

«…уходят в иррегулярное масонство “Мемфис-Мицраим”, масонские ложи Германии XVIII в., а также группы сексуальной магии… оккультизма и сатанизма…» [36] (с. 261).

Тем самым начальствование Наполеона теперь распространилось уже и на некие «ложи из Берлина», которым именно в XVIII в. и подчинялись наши доморощенные сатанисты. То есть здесь раскрывается практически прямое подчинение нашего верховного главнокомандующего императору братства Луксор – Наполеону Бонапарту!

Но сдача масонами Мальты, которую ее защитники хоть для вида все же пытались как-то оборонять, является лишь жалким подобием сдачи без боя и с нетронутыми продовольственными и военными складами «стратегом» Кутузовым: овеянного славой, заполненного намоленными святынями и, в конце концов, забитого безценными сокровищами – Древнего нашего Кремля.

Но удивляет предательство «светлейшим князем Смоленским» не только самой России и Москвы, но и наших братьев славян перед самым вторжением неприятеля. Ведь именно Кутузовым, посланным царем в качестве дипломата в Турцию, мир:

«…был заключен – за день до вторжения Наполеона в Россию. При такой поспешности… условия заключения мира выгодными для России быть не могли. В частности, русские войска были обязаны оставить уже освобожденные территории Болгарии (…Сербия… Валахия (юг нынешней Румынии), Молдавское княжество…» [65] (с. 161).

То есть бросить на съедение янычарам только что плечо к плечу сражавшихся с нами против полчищ басурман наших единокровных братьев!

Как такое можно квалифицировать?

Но ведь это же предательство! Ведь лишь реками братской славянской крови и мог обернуться такой никем неожиданный вероломный сговор с врагом!

По этому договору:

«Часть Молдавии (на прав. берегу Прута) и Валахия возвращались Турции… На Кавказе согласно ст. 6 Турции возвращались все пункты, завоев[анные] Россией в ходе войны 1806–1812 гг.» [80] (т. 1, с. 626).

И к этому позорному предательству интересов Державы, по мнению советских источников, привели:

«…настойчивость и диплом. талант Кутузова…» (там же).

Которые заставили многие десятки тысяч болгар бежать со своей родной земли, скрываясь от угрожающей им расправы, а сербов, которым уже и бежать было просто некуда, захлебнуться в потоках собственной крови. Ведь теперь янычарам обратно в лапы отдавались земли, заселенные единственными естественными нам во всем этом враждебном мире союзниками, долгих шесть лет поливаемые русской, болгарской и сербской кровью. А потому сразу же:

«…после вторжения Наполеона в Россию… Турция направила в Сербию три армии, кот-рые разгромили повстанч. войско, восстановили власть султана…» [80] (т. 7, с. 328).

И о зверствах победителей над побежденными, преданными на все лады расхваленным красной пропагандой адептом тайной сатанинской секты – Кутузовым, можно только теперь воображать – ведь турками к славянским повстанцам применялась всегда лишь одна мера наказания – зверское тотальное истребление.

То же самое подготавливалось, сегодня на все лады нам расхваленным этим самым «талантом», еще и на территории Российской Империи. Но «талант» этот уж никак не мог быть не подмечен Александром I еще при Аустерлице, когда именно Кутузовым возглавляемая 4-я колонна и явилась виновницей поражения союзных войск. Тогда:

«…в России, впрочем, широко пронеслось слово “измена”» [293] (с. 170).

И за это слишком уж явное предательство, совершенное прямо на глазах Александра I, Кутузов и был тогда отстранен от командования русскими войсками. Но все же он попал, каким-то нам слишком не ясным образом, в дипломатический корпус, что незамедлительно и отразилось в новом предательстве.

Но не только сегодня этот его поступок стал бросаться в глаза:

«…уже тогда утверждали, что Кутузов медлил нарочно и следовал не приказам государя, а тайным инструкциям, посылаемым ему канцлером Румянцевым, ярым сторонником союза с Францией. Как бы то ни было, но под конец терпение государя истощилось, он удалил Кутузова от команды и поручил адмиралу Чичагову покончить турецкое дело. Кутузов, однако, не дремал. Вувремя предупрежденный Румянцевым, он дал совершенно иной ход переговорам и заключил мир с Портою ровно за четыре дня до приезда нового главнокомандующего. Условия мира были не блистательны… император Александр остался крайне недоволен не только всем образом действий Кутузова, но и самими условиями мира» [232] (с. 241).

Так что совершенное здесь предательство интересов Александра I было уж слишком очевидным, чтобы он еще мог теперь как-либо сомневаться в отношении Кутузова.

Но и предыдущее действо этого масона – поражение под Аустерлицем – не оставляло ему насчет Кутузова никаких сомнений.

И вот в чем заключалось существо действа этого необычайно затемненного от нас советскими историками поражения союзников от армии революционного Конвента:

«Если в районе Браунау Наполеон, имея 150-тысячную армию, обладал трехкратным превосходством в силах, то к Оломоуцу он смог сосредоточить только 50 тыс… В то же время Кутузов после соединения его армии с войсками Буксгевдена, гвардией и 15-тысячным австрийским отрядом имел 86 тыс. человек» [34] (с. 105).

Ну, казалось бы, участь зарвавшегося императора масонов предрешена! Потому-то, что и естественно:

«В Оломоуце в “военном совете, – пишет Бутовский, – почти все изъявили желание обратиться на неприятеля”» [34] (с. 105).

Вот когда еще обязана была быть закончена эта странная удивительно длительная серия наполеоновских победоносных операций в оккупированной масонами Европе: сильно измотанным длительным переходом французам при встрече с превосходящими силами союзников поражения было просто не избежать.

Однако же:

«Кутузов был противного мнения: он объявил, что затрагивать Наполеона еще рано, и предложил – отступать» [34] (с. 105).

И вот доотступались до Аустерлица, где войско французов возросло с 50 до 75 тыс.

Для чего эта фора в 25 тыс. чел. была дана Наполеону?

Ну, во-первых, не имел Кутузов такого права: развеивать ореол некоей такой непобедимости своего патрона. А, во-вторых, для попытки все же убедить союзников вообще без боя покинуть пределы Австрийской империи. То есть, на время, разбежаться:

«…Кутузов предлагал отвести армию к рус[ской] границе…» [80] (т. 4, с. 545).

И все потому, как выясняется, что его начальничку, Наполеону Бонапарту, срочно потребовалось оккупация Вены.

А коль так, то брат и подчиненный ему Михайло Илларионович ну никак в такой просьбе своему высокодостойному начальнику отказать не смог…

Но ведь и на этом удивительность «стратегии» будущего «светлейшего князя Смоленского» еще не заканчивалась, что затем столь воочию и ощутил Александр. Кутузов, при Аустерлицком сражении, был поставлен командовать именно четвертой колонной:

«…четвертая колонна, при которой находился Кутузов…» [34] (с. 107).

И вот как эта колонна вела себя во время сражения:

«…перешла в наступление и четвертая колонна. Этого момента и ожидал Наполеон. Теперь он сам перешел в наступление и быстро сломил сопротивление… Затем, выйдя во фланг и тыл основной группировки союзников, французы обрушили на них новые удары» [34] (с. 107).

Но слишком заметно было пробитие этой бреши именно через четвертую колонну. А потому:

«…всю вину за поражение под Аустерлицем Александр I переложил на Кутузова» [34] (с. 109).

И вот почему Кутузовым была затеяна столь удивляющая теперь игра с Наполеоном «в поддавки». Кутузов, как теперь выясняется, получил приказ от своего масонского начальства оставить Вену за Наполеоном.

Вена Наполеоном к тому времени была взята, но союзники грозились тут же отобрать ее обратно. Потому и пришлось Кутузову столь непонятным образом сначала тянуть время, неизвестно что собираясь выигрывать с его протяжкой, а затем, когда союзные императоры отказались разбегаться, позволить под Аустерлицем своему противнику проломить фронт наступающих союзных войск именно на своем участке.

Однако же теперь выясняется – почему столь потребовалась Наполеону именно Вена. Вот что в этом городе такого слишком необходимого императору братства Луксор нужно было отыскать. В одном из венских музеев хранилась священная реликвия. Это копье, которым:

«…якобы, обладали не только великие полководцы разных народов начала нашей эры и раннего средневековья, но и древние Цари Израиля. Во время Христа копье каким-то образом оказалось у сотника из оцепления вокруг Голгофы. Называют даже имя того сотника – Гай Кассий; по легенде именно этим копьем был пронзен Распятый» [65] (с. 173).

Так что грезивший Чашей Грааля Гитлер (в чашу якобы была налита кровь Христа из пронзенной этим копьем раны) очень не зря именно в день суда над Раковским ввел свои войска в Австрию, что объясняет полученное им «добро» на этот захват напрямую все от той же организации: могущественной «Мемфис Мицраим». Таким образом, это ускользнувшее от Наполеона копье переходило к Гитлеру даром: без Аустерлица. И тут не обошлось без «благословения» могущественных гималайских лам, до которых Наполеону так и не довелось добраться – Москва хоть и была ему отдана без боя в качестве масонского презента, но ее народ в хитрости этой кутузовской «комбинации» так и не разобрался. Потому выпер зарвавшихся сатанистов не просто с позором, но с позорным, практически тотальным, истреблением этих исповедников ленино-рериховских доктрин.

И вот как много значения масоны вкладывают в обладание нами рассматриваемой реликвией:

«Как выясняется, оккультно-трансовый стержень истории Европы в нашей эре – копье!

…многие высшие европейские вожди (императоры) за это копье сражались, а величайшие из них выпускали его из рук только в момент смерти – это историей отмечено…

Загадочное копье затребовали два императора, которых единственно и можно называть великими – Наполеон и Гитлер.

Наполеон сделал это после победного сражения под Аустерлицем – Вена, где хранилось копье, теперь принадлежала ему. Но копье это от сверхвождя кто-то из венцев спрятал: видимо, опасался, что с ним корсиканский коротышка захватит вообще весь мир» [65] (с. 171).

И вот для каких нужд периодически приходящим в мир диктаторам требуется лить реки крови именно православных славян:

«Гитлер был магом-оккультистом высших ступеней посвящения, он не мог если не осознавать, то чувствовать, что на планете есть еще Копьеносцы – с его, некрофилической, точки зрения, освоившие еще более высокую ступень посвящения, ему, Гитлеру, недоступную. А без достижения этой ступени или уничтожения Копьеносцев Гитлер обречен был чувствовать себя лишь самонадеянным ничтожеством, всего лишь фюрером толпы…

Уничтожить Копьеносца…

Здесь открывается объяснение еще одной загадочной неадекватности Гитлера: а зачем он хотел уничтожить русских разве что не поголовно?.. А затем, что Копьеносец как бы растворен в генах русского народа – отследить всех носителей невозможно. Невозможно потому, что исполнители отличить их в массе народа не в состоянии. Чтобы уничтожить Копьеносца, надо уничтожить весь народ поголовно…

И эта… причина не могла не отразиться… в названии военной операции по уничтожению русских…

Это название известно: план “Барбаросса”» [65] (с. 177–178).

А ведь именно Фридрих Барбаросса владел этим самым копьем. И не когда-нибудь, но именно в момент его победы над римским папой. То есть он обладал тогда безграничным господством в католическом мире.

«…Гитлер покончил с собой не когда-нибудь, а именно в тот день, – а может быть, и час? – когда копье, обладателю которого тысячелетиями предсказывалась власть над миром, из-за роковой ошибки одного из эсесовских офицеров попало в руки американских военных!» [65] (с. 171).

Таково значение этого предмета вожделения Наполеона. И именно из-за своего верноподданнического братского чувства, пытаясь всеми силами оказать содействие своему патрону в овладении этим злосчастным копьем, Кутузов, более чем серьезно проколовшись в Аустерлицком сражении, был, наконец, отнюдь не без оснований, заподозрен в измене и от своих обязанностей отстранен.

А свирепствовал Наполеон на разграбленной им Смоленской дороге именно потому, что задача была у него точно та же, что полтора столетия позже будет стоять у Адольфа Гитлера, – тотальное истребление русского народа! Вот откуда все последствия той войны, когда шестисоттысячная армия неприятеля, именно вследствие творимых ею зверств над мирным русским населением, оказалась практически поголовно этим населением, взявшимся за топор, уничтожена. И не надо нам врать о каких-то там якобы таких привычках армии Бонапарта обезпечивать свое содержание исключительно за счет порабощенных народов. Ведь начались творимые этой сатанистской армией зверства лишь после нападения на пределы наших западных областей.

Вот лишь маленький отголосок из письма Федора Глинки о той большой войне, направленной на поголовное истребление именно нашего мирного населения:

«…сгорающие села возжигают огонь мщения в жителях. Тысячи поселян, укрываясь в леса и превратив серп и косу в оборонительные оружия, без искусства одним мужеством отражают злодеев. Даже женщины сражаются!.. Сегодня крестьяне Гжатского уезда… вытесненные из одних засек, переходили в другие, соседние селения, где была главная квартира. Тут перевязывали многих раненых. Один 14-летний мальчик, имевший насквозь простреленную ногу, шел пешком и не жаловался. Перевязку вытерпел он с большим мужеством. Две молодые крестьянские девки ранены были в руки. Одна бросилась на помощь к деду своему, другая убила древесным суком француза, поранившего ее мать. Многие имели простреленные шапки, полы и лапти. Вот почтенные поселяне войны!» [22] (с. 13–14).

А ведь именно против них и была затеяна Наполеоном эта тотальная война на истребление! Об этом русский человек в западных наших областях понял сразу после дошедших до него первых отзвуков о творимом повсеместно безпределе разноплеменными ордами участников наполеоновского нашествия. Сразу понял он и то, что защищать его от лютого ворога власть предержащий в стране барчук вовсе не собирается. Потому о спасении своем и своей земли – Русской Земли – поспешил озаботиться сам:

«С приближением французов массы людей оставляли родные места, уводя за собой все живое, а “чего не могли забрать, то истребляли…”» [252] (С. 45).

«Лошади и скот – все исчезало вместе с людьми, и мы, – вспоминает А. Коленкур, – находились как бы среди пустыни» [255] (С. 104); [257] (с. 78).

Да, армия, имеющая свою предназначенность исключительно для защиты кормящего ее населения, от своих изначальных функций отказалась. Но наша Земля, что масонами обеих армий ну никак не ставилось в расчет, сдавать населяющих ее русских людей на милость победителей – не собиралась. А потому Она загорелась под ногами оккупантов, снаряженных в поход Ротшильдами и Кє:

«А.Н. Попов подсчитал, что от Немана до Витебска Наполеон потерял больше 150 тыс. человек. “Число убитых и раненых и взятых в плен в сражениях составляло самую незначительную долю этой огромной потери: до 15 тыс. Куда же девались остальные 135 тыс.?” (Попов А.Н. От Смоленска до приезда Кутузова в армию // Русская старина. 1893.?11. С. 369)» [221] (с. 202).

Правда, к безчестию и того же Попова, следует все же уточнить, что сделанные им по своим скрупулезным расчетам выводы просто удивляют каким-то просто по-особому сквозящим безумием. Эти куда-то запропастившиеся на землях Белоруссии 135 тыс. наполеоновских выморозков:

«По мнению Попова дезертировали» (Там же).

Дезертировали из 600-тысячной армии, которой буквально на съедение без какой-либо потуги на сопротивление были отданы беззащитные территории с мирным населением???

Да что они из нас дураков-то делают! Разбегаться может лишь та армия, которая терпит поражение. Но уж вовсе не та, которой грабежам в своей собственной стране армия этой страны вовсе и не собирается как-либо и пытаться препятствовать!!!

Так где ж эти наполеонцы все же окочурились? Кто повинен в их в тот злосчастный для них период безвременной пропаже?

Эта очень уж немалая часть «исчезнувших» из стана врага вооруженных до зубов интернационалистов, как теперь окончательно выясняется, приняла свою смерть от руки никем не организованного русского крестьянства наших западных областей! То есть ввиду упорного нежелания армии защищать от тотального истребления вторгшимися варварами население своей страны вся тяжесть ведения военных действий легла исключительно на плечи безоружного населения.

Но вопрос стоял о тотальном истреблении этого населения. А потому и столь суровым стало оказанное врагу противодействие.

Однако же Кутузов, пособник вражеских сил, являлся отнюдь не единственным масоном в Русской армии. А потому Бонапарт был все же пропущен и через земли западнорусских украин, и через великолепнейшую нашу крепость – Смоленск – украину великоросскую.

Вот что говорит об этой крепости гетман Жолкевский:

«…окружность ее стен полагаю до восьми тысяч локтей… ворот – множество; вокруг крепости башен и ворот тридцать восемь, а между башнями находятся стены длиною во сто и несколько десятков локтей. Стены Смоленской крепости имеют толстоты в основании десять локтей в верху же с обсадом (вероятно зубцы между коими бойницы) может быть одним локтем менее; вышина стены как можно заключить на глазомер около тридцати локтей» [73] (с. 496).

Эта величайшая из твердынь Европы после того, как группой наших бабонек на троне была снесена возведенная тем же архитектором десятикилометровая стена московского Белого города, осталась единственной вполне реальной преградой на пути движения войск Наполеона к Московскому Кремлю. Смоленская цитадель была:

«…длиной 6,5 км, высотой до 19 м и толщиной более 5 м, с 17 башнями» [259] (с. 38–49).

«Возведенная в 1596–1600 гг. крепость сразу же получила самые высокие оценки современников этого строительства. Ее называли «непобедимым укреплением своего отечества», «ожерельем» Московской Руси. Иностранцы подчеркивали высокие инженерные качества сооружения, говорили о невозможности взять их приступом. Серьезной проверкой прочности смоленской цитадели стала более чем двухлетняя (1609–1611) осада города войсками польского короля Сигизмунда III» [182] (с. 263).

Но не только искусные прочные стены, но и противоподкопные подземные сооружения были на тот день у этой русской твердыни самыми мощными во всей Европе. О чем и сообщают в один голос даже наши враги:

«Тайники этой крепости высоко оценили поляки, осаждавшие ее в начале XVII века. В дневнике польского офицера С. Маскевича записано: “Москвитяне были осторожны, ни один подкоп не мог утаиться от них, ибо смоленские стены выведены опытным инженером так искусно, что при них под землею находятся тайные ходы, где все слышно, куда ни проводи подкоп. Пользуясь ими, московитяне подкапывались из крепости под основания стен и либо встречались с нашими, либо подводили мины под наши подкопы и, взорвав оные порохом, работы истребляли, а людей заваливали и рушили землей”» [189] (с. 169).

И враг здесь в ту пору потерял не только:

«…30 тысяч своих солдат…

Долгая осада разложила войско Сигизмунда. Он был не в состоянии оказать существенную помощь засевшему в Москве польскому войску и вернулся в Варшаву» [289] (с. 322).

Так что Смоленская цитадель преградила путь врагу даже после того, как он предателями боярами был запущен в самое сердце Православной страны – в ее главную святыню – в Москву.

Но и спустя два века эта русская твердыня не просто оставалась оснащенной мощью своих бастионов, но была к тому времени достаточно серьезно модернизирована и подготовлена к новым ее осадам. Вот в каком состоянии находились укрепления этой лучшей во всей Европе крепости в 1804 году:

«…с трех сторон стена окопана рвом; и имеет в двух местах [устраненные и прикрытые новыми более мощными укреплениями – А.М.] проломы: 1-й на юго-западе, называется Королевским, прикрыт огромною Цитаделью; 2-й на юге называется Шейн, защищается равиллином, и еще другой равиллин прикрывает Молоховские ворота. На северной стороне реки находится кронверк, который прикрывает Днепровский мост и стену к реке. У кронверка ворота и мост защищаются раввилином. Внутри города шесть глубоких рвов…» [306] (с. II), заполненных водой.

Таким образом:

«…крепость в состоянии была с успехом выдержать открытое нападение, и для взятия оной Наполеон должен был пожертвовать большим числом войск; ибо, не имея времени подчинить себя медленности правильной осады, он был в необходимости овладеть ею приступом» [238] (с. 212).

Так что Смоленск очень не зря продолжал считаться самой лучшей крепостью Европы. И в случае его защиты, то есть обыкновенного ведения военных действий против вторгнувшегося в страну врага, Наполеону и за год его не взять – не то что сходу.

Потому о сдаче этой величайшей всех времен и народов крепости, чем и на самом деле в ту пору являлась эта искусно выстроенная Федором Конем при Борисе Годунове укрепленная цитадель, никто из наших офицеров и солдат даже и не помышлял. Было и без слов понятно, что данный рубеж врагу, по крайней мере в ближайшие месяцы, просто технически не одолеть.