Текст книги "Спасибо. Вы смогли"

Глава 24

А в Краснодоне было пасмурно и ветрено. Густой пушистый снег, подхватываемый яростными порывами ветра, клубился над землей плотной белой поземкой. Казалось, уходивший декабрь, а вместе с ним и 1942 год, намеренно, на прощание, показывали свой грозный нрав в виде завывающей вьюги и гневной непогоды. Метель носилась меж домов, швыряла пригоршни снега в окна, разрисовывала стекла острым морозным кружевом и с яростью бросалась на решившихся выйти на улицы жителей. Люди старались без надобности не покидать помещений, прячась от госпожи-вьюги за надежными стенами, сквозь которые та не могла пробиться.

Естественно, народу на улице в такое ненастье почти и не было. Однако, если присмотреться, можно было заметить силуэты троих ребят, что спокойно и не спеша прохаживались по тротуару, недалеко от давно уже остановившихся немецких тентованных грузовиков. Это были Олег Кошевой, Сергей Тюленин и Иван Земнухов. Никакой серьезной охраны рядом с машинами не оказалось, поэтому прогуливаться юношам никто не мешал. Они о чем-то переговаривались между собой – так тихо, что за воем метели расслышать их нельзя было даже с совсем близкого расстояния.

Вдруг из-за поворота показалась худощавая детская фигурка. Навстречу ребятам брел мальчик лет двенадцати в стареньком, не по погоде легком пальто, таких же ветхих и просто огромных для него штанах и местами разорванной по швам шапке-ушанке. Ребята остановились, внимательно разглядывая приближающегося мальчишку.

– Здравствуйте, хлопцы! У вас покушать нет ничего? – спросил подошедший паренек. И, сделав небольшую паузу, продолжил, словно оправдываясь и извиняясь: – Вы не думайте, я не для себя. Я бы давно на фронт сбежал, этих гадов бить! – мальчик кивнул в сторону немецких грузовиков, нахмурившись. – Да мамка болеет. С кровати совсем уж не встает. Боюсь, помрет без меня. А батька на фронте…

Чумазое лицо паренька было взволнованным и бледным. А совсем еще детские голубые глаза – полны слез и отчаяния. Он зло смаргивал, стараясь быть сильным перед старшими ребятами.

– А ты, мальчик, такие разговоры не спеши с первыми встречными вести. Как звать-то тебя? – размеренно произнес Иван Земнухов, разглядывая его.

– Пузырев Ваня. А я вас знаю. Вы хорошие, – немного повеселев, отозвался мальчик.

– Здорово, тезка, – Земнухов по-приятельски пожал худенькую ладошку паренька. То же самое сделали Олег и Сережа.

– Что же, с матерью совсем беда? – вступил в разговор Кошевой.

Мальчик вновь помрачнел, кивнув и ссутулив тонкие плечи.

– А ну-ка, погоди здесь, – блеснув озорным взглядом, проговорил Тюленин. Затем он, внимательно осмотревшись, мгновенно юркнул в ближайший грузовик, приподняв надорванный и трепыхающийся на ветру угол брезентового серо-зеленого тента. Никто и слова не успел сказать, как Сережа скрылся из виду.

Земнухов и Кошевой, не сговариваясь, принялись обходить машину, внимательно оглядываясь по сторонам. Ваня Пузырев топтался на месте, теребя надорванную заплатку на рукаве старенького пальто. Выглядел он встревоженным. Вдруг с противоположной стороны улицы – видимо, увидев, как Сережа запрыгнул в машину, – быстро и ловко сделал то же самое непонятно откуда взявшийся парень, постоянно воровато озирающийся, словно хитрый лис. Олег с Ваней, конечно же, сразу с горьким сожалением узнали в этом парне Геннадия Почепцова.

Вскоре край тента приподнялся, и Тюленин быстро выпрыгнул из машины, в которой находился не более минуты. Буквально следом за ним появился и Почепцов.

Сережа подошел к ребятам, протянул две небольшие картонные коробки Ване Пузыреву и напутственно произнес:

– Спрячь хорошенько, чтобы никто, слышишь, никто не увидел и не подумал даже. И бегом домой!

– Спасибо вам, хлопцы! Век не забуду! – взволнованно выдохнул мальчик, с искренней благодарностью глядя на ребят. Спрятав коробки за пазуху, он еще раз блеснул счастливыми детскими глазенками и мигом помчался в сторону своего дома. Вскоре за воем метели звук его быстрых шагов уже невозможно было расслышать. Друзья смотрели ему вслед, пока Ваня не скрылся из виду, а затем обернулись к знакомому парню.

– Хорошо вы придумали! И я себе домой прихвачу. Где пропадали? Давно что-то не виделись, – пытаясь спрятать под своим пальто несколько коробок, проговорил Почепцов, переводя взгляд с одного товарища на другого.

– Извини, Гена, дела. Мы и сейчас спешим, – холодно ответил Олег Кошевой. Судя по всему, Почепцов даже не обратил внимания на презрение, явно читавшееся во взглядах смотревших на него ребят.

– Ну, пока тогда. Забегайте в гости, как время будет, не забывайте, – натянуто улыбнувшись, Геннадий махнул на прощание рукой и быстро зашагал по тротуару, тщетно пряча выпирающие из-под пальто «подарки фюрера».

– Видно, прав Потомок. А ведь могли бы и без него догадаться. Это мы все для победы, для народа, семьям фронтовиков. А он, смотрите, «себе домой прихвачу», – сухо констатировал Кошевой, пренебрежительно кивнув вслед уходящему Почепцову.

– Да уж. А про фашистские новогодние подарки Потомок тоже, пожалуй, не зря предупреждал. Помнишь, Сережа? – серьезно произнес Ваня Земнухов, внимательно посмотрев на Тюленина.

Немного помедлив, друг так же серьезно ответил ему:

– Может, и не зря. Да только какой будет смысл во всей нашей борьбе и во всех наших делах, если хотя бы один советский человек погибнет, потому что мы ему не помогли? В то время как могли помочь…

Никто ничего не ответил. Собственные мысли ни один из ребят не озвучил, однако все они думали об одном и том же. Друзья в молчании зашагали дальше.

Глава 25

Я в отчаянии тыкал пальцем в сенсорную панель машины, перебирая и меняя даты желаемого перемещения, стучал кулаком по панели управления, шепотом бормоча себе под нос все известные мне не совсем цензурные фразы на русском, немецком и даже арабском языках. Красочнее всего получалось, конечно же, на русском, но пользы это, увы, не приносило… В какой-то момент я заставил себя успокоиться, вдохнул поглубже и, еще раз все внимательно проверив, ввел на табло: «Краснодон, Ворошиловградская обл. СССР, 1943 год, 02 января, 19.00».

– Приготовьтесь к перемещению, после готовности нажмите «ПУСК», – сообщил долгожданный голос, и я незамедлительно так и сделал. «Наконец-то!» – мелькнуло в моей голове перед тем, как раздался нарастающий, уже знакомый рев турбин.

Привычные для меня перегрузки, да и сам полет, в общем-то, ничем не отличавшийся от предыдущих, уже не вызывали практически никаких эмоций. Мысли мои были лишь об одном: только бы все получилось. Успеть, нужно обязательно успеть! Я знал, с чем именно было связано нарастающее чувство тревоги, однако больше всего на свете мне хотелось, чтобы мои подозрения так и остались неподтвержденными.

К сожалению, мои наихудшие опасения оправдались. После приземления, еще не успев выйти из машины, я увидел бегущих мне навстречу ребят. Олег Кошевой, Ваня Туркенич, Сережа Тюленин, Люба Шевцова и Радик Юркин, не тратя время на приветствия и лишние расспросы, наперебой принялись рассказывать о том, что начались аресты. Они сообщили, что Ваня Земнухов, Женя Мошков и Витя Третьякевич уже в полиции. Лица ребят были очень встревоженными и серьезными. Действовать требовалось незамедлительно.

– Понятно, ребята. Извините, раньше прилететь не получилось – технические сбои. Подробности позже, – произнес я, а затем продолжил четко и решительно: – Сейчас нужно срочно всем собраться здесь. Быстро разгружаем машину. Я объясню, как и чем пользоваться. Привезено много чего. Целый арсенал из будущего. Затем ночью, распределившись на группы, штурмуем полицию, освобождаем ребят, одновременно уничтожаем жандармерию, освобождаем город. Собрать нужно всех, вообще всех, кто сможет управляться с оружием.

– Мы так примерно и планировали. Ждали твоего прилета, – сказал Иван Туркенич. – Часть ребят уже на подходе сюда, остальных Радик сейчас оповестит, далее по цепочке.

– Понял, уже побежал, – отозвался Радик Юркин и сразу же скрылся за деревьями, так быстро, что никто и слова не успел сказать.

Проводив его взглядом, Туркенич обернулся ко мне и продолжил:

– Есть еще приличная группа, неплохо вооруженная из арсенала «Молодой гвардии». Ребята в городе, ждут сигнала.

– Прекрасно. Тогда за дело. Не будем терять времени, – ответил я, кивнув в сторону множества деревянных ящиков с оружием и боеприпасами, аккуратно сложенных в машине. Мы принялись за дело, быстро и сосредоточенно разбирая привезенный мною груз.

Я, кажется, уже перестал удивляться военной грамотности и компетентности этих мальчишек и девчонок. Как легко, просто с полуслова понимали они меня, когда я объяснял принцип работы АКМ[20]20
  Автомат Калашникова модернизированный.


[Закрыть], СВД[21]21
  Снайперская винтовка Драгунова.


[Закрыть], ПКМ[22]22
  Пулемет Калашникова.


[Закрыть], гранатометов РПГ-7 и РПГ-18, наступательных и оборонительных гранат РГД-5 и Ф-1 и прочего, совершенно неизвестного в 1943 году вооружения! Ознакомление прошло быстро и успешно, и вскоре мы приступили к следующей части плана.

Всех ребят Ваня Туркенич распределил по отдельным отрядам, четко и грамотно поставил задачи по взятию важнейших объектов города. Штурм мы планировали начать одновременно. Как ни странно, радиостанции, доставленные мной, работали исправно. Мы спокойно могли вести переговоры, а командиры групп – связываться друг с другом при необходимости. Под покровом ночи, в кромешной тьме, наша группа направилась к серому бараку полиции. Олег Кошевой и Сережа Тюленин находились со мной. Подошли мы тихо и незаметно. Я бесшумно снял неуклюжего полицая у входа и зашел в здание. Ребята тем временем обходили барак снаружи, внимательно осматриваясь.

Я аккуратно шел по коридору, прижимаясь к стене, оставаясь незамеченным. Из-за угла ясно слышался диалог на немецком, изредка прерывающийся довольным смехом. Сжав гранату и выдернув чеку, я на мгновение выглянул и вежливо поздоровался:

– Gute Nacht, meine Herren[23]23
  Доброй ночи, господа (нем.).


[Закрыть].

Стоявшие в коридоре солдаты опешили, но ничего не успели ответить, потому что брошенная мною граната покатилась прямо к ним по полу. Я укрылся за углом, вжавшись в стену. Раздался мощный, оглушительный хлопок. Взрывной волной вынесло ближайшие двери. Из одного кабинета выскочил перепуганный полицай среднего роста с узким лбом и большими треугольными ушами. Василия Подтынного я узнал сразу – не мешкая, сбил его с ног ударом в челюсть и быстро защелкнул наручники на запястьях.

– Отвечай четко и внятно. Где ребята? – ткнув стволом пистолета в лоб, спросил я.

– П-пожалуйста… Земнухов на допросе. Остальные в камере… не стреляйте, п-пожалуйста, – пролепетал Подтынный, глядя на меня расширившимися от ужаса глазами.

– Показывай быстрее. Предупреждать некогда. Слукавишь – пристрелю, – я дернул вверх за наручники скованные руки заместителя начальника полиции.

– Понял, я понял, только не стреляйте!.. – в голосе его слышался настоящий испуг. Он торопливо зашагал к большой массивной железной двери в дальнем конце помещения. Его сведенные судорогой плечи то и дело вздрагивали.

Я пошел следом, прижав ствол пистолета к спине своего пленника. Дверь была добротной, надежно запертой изнутри. Из кабинета приглушенно доносились звуки ударов, крики, временами переходящие на визг – на немецком и ломаном русском. Отчетливо слышалось приблизительно следующее:

– Russische Schweine! Grünschnäbel![24]24
  Русские свиньи! Щенки! (нем.).


[Закрыть] Кто фами руководить? Фсе имэна! Кто командовать?

Я напряг слух. Отвечал поразительно спокойный, уверенный и даже вежливый голос Вани Земнухова:

– Этого я вам не скажу.

– А што? Што ты нам говорить? – горланили в кабинете.

– Видите ли, вы вряд ли будете рады моим словам. Хорошего не услышите! – судя по всему, Земнухов иронично усмехался.

– Ах, щьенок! Издаваться? Шьютить? Ты фсе, слышать, фсе нам сказать. Быстро! Имэна старших! – продолжал визжащий голос.

В этот момент я громко постучал в дверь, подставив к окошку Подтынного и ткнув его пистолетом между лопаток. Тот понял и без слов, что от него требовалось.

– Wer ist da?[25]25
  Кто там? (нем.)


[Закрыть] – отозвались за дверью.

– Это я. Заместитель начальника полиции. Оказать помощь при допросе… так сказать, – ответил Подтынный. Голос его едва слышно дрожал. Вскоре тяжело лязгнул засов, и дверь приоткрылась. Я с силой втолкнул в кабинет своего пленника и сразу же ворвался сам.

– Möchten Sie mich kennenlernen? Mein Name ist Waleri[26]26
  Вы хотели познакомиться? Меня зовут Валерий (нем.).


[Закрыть], – обратился я к застывшему в изумлении невероятно тучному фашисту в черном гестаповском мундире, направляя на него ствол пистолета.

Беглым взглядом я окинул комнату, не выпуская из-под контроля гестаповца. В центре кабинета стоял письменный стол. На столе был разложен чудовищный набор, который поверг меня в ужас. Холодок пробежал по спине, а в жилах застыла кровь. Я увидел приготовленные сапожные иглы, плети, клещи, тиски, железные пруты. На полу находилась жаровня с мехами. У стола, чуть кренясь в сторону, стоял Ваня Земнухов со связанными за спиной руками, в разорванной рубахе, весь в кровоподтеках и ссадинах.

Я, вероятно, оцепенел от увиденного, потому что сначала выстрелил гестаповцу в коленную чашечку. А уже потом, после его душераздирающего визга, произвел точный выстрел в голову.

Тут в кабинет ворвался Сережа Тюленин. Он подскочил к другу и, разрезав веревку, освободил Ване руки.

– Потомок, вернулся! Как же ты долго! – прошептал Земнухов. В глазах его читалась благодарность.

– Извини, Ваня. Объясню позже, – я осторожно сжал плечо Ивана. Несмотря ни на что, юноша отлично держался.

Тюленин тем временем навис над нашим пленником, замершим у стены:

– Ключи от камер. Быстро!

– В кармане пиджака, в правом… – затараторил мужчина, дрожа от страха.

– Ребята, этого с собой прихватим. Побеседую с ним при возможности, – обратился я к Сереже и Ване, кивнув в сторону Подтынного.

– Хорошо, скорее освобождаем всех, – на ходу ответил Тюленин, уже побежавший открывать камеры.

Тем временем я по рации связывался с Олегом:

– Кашук, это Потомок. Как слышишь, прием.

– Ответил. Слышу хорошо, – отозвался бодрый голос в моем динамике.

– Мы освобождаем ребят. Олег, помни, необходимо лишить их всех источников связи – и основных, и резервных, – продолжил я.

– Знаю, Валера. Этим и занимаюсь. Уже почти готово, – уверенно ответил Кошевой, а затем отключился. Я зашагал прочь из кабинета, где на полу в луже крови остался лежать труп гестаповца.

Витя Третьякевич и Женя Мошков, освобожденные из камер полиции, выглядели примерно так же, как Земнухов. В разорванной одежде, кровоподтеках и ссадинах, они были все же полны сил и решимости. Я приветствовал ребят – и за раны каждого из них хотелось отомстить.

По редким, постепенно стихающим звукам автоматных очередей и взрывов, а также нашим радиообменам с командирами групп, было понятно, что освобождение Краснодона у нас все-таки получилось. Радости ребят просто не было предела! Мы поздравляли друг друга, крепко обнимая, кричали «ура!», направляясь к условленному месту сбора недалеко от городского парка. Следовали все уже в основном на трофейных немецких автомобилях. В одну из машин я небрежно затолкал пленного Василия Подтынного. С ним у меня намечалась долгая беседа.

Глава 26

– Еще раз поздравляю, ребята! Огромнейшее всем спасибо! – торжественно произнес Ваня Туркенич, широко улыбнувшись и оглядев толпу, когда все участники операции собрались в заранее условленном месте. Дружное, громкое «ураааа!» мощной волной пронеслось над городом. Ребята жали друг другу руки, выкрикивали поздравления, и лица их светились радостью.

Когда все стихло, я аккуратно отвел Туркенича в сторону и начал разговор, который никак нельзя было откладывать:

– Вань, ты же понимаешь, несмотря на уничтоженные Олегом радиоузлы, подкрепление немцы сюда отправят в ближайшее время, если уже не отправили.

– Да понятно, Валер. Будем встречать, – ответил Иван, разворачивая передо мной карту. – Смотри, вероятнее всего колонна пойдет из Ворошиловграда, вот по этой дороге. Здесь наиболее благоприятный рельеф местности для засады. – Туркенич простым карандашом поставил на карте крестик, внимательно посмотрел на меня и продолжил: – На всех остальных дорогах, даже теоретически возможных для движения немецкого подкрепления, тоже выставим засады. Командиров групп я уже предупредил – мы ожидали подобного развития событий. Ребята в готовности. Давай уточняться.

– Хорошо, Вань. Предлагаю всех членов штаба, наиболее подготовленных ребят – ну и нас с тобой – задействовать на самой вероятной ворошиловградской дороге, там, где ты указал на карте. Остальных распределяй, уточняй задачи. Я пока машину заведу, нужно поторапливаться. Нам еще до моего агрегата доехать надо, забрать оставшееся оружие, – изложил я свои мысли.

Когда все было согласовано, мы разошлись. Торопиться действительно стоило. Я зашагал к немецкому тентованному грузовику, в кузове которого валялся пленный Подтынный.

Туркенич оказался совершенно прав. Место для засады было просто превосходным. Мы быстро распределили огневые позиции. Головную машину колонны я брал на себя, приготовив РПГ-7, по замыкающей должны были сработать Тюленин и Туркенич одновременно. Олег Кошевой очень ловко разобрался в особенностях работы АГС-17[27]27
  30-миллиметровый автоматический гранатомет.


[Закрыть], а Ваня Земнухов вмиг и очень способно освоил ПКМ.

В общем, все ребята, как обычно, четко, грамотно, профессионально распределили обязанности и заняли свои позиции. Ждать пришлось недолго. Вначале мы отчетливо услышали характерный рев моторов, а вскоре на дороге показалась и сама колонна. Машин было не более десяти. Несколько легких бронемашин с пехотой и тентованные грузовики. Скорость движения и дистанцию в колонне немцы соблюдали безупречно. Впрочем, это им не помогло. Я поймал в перекрестие прицела РПГ головную бронемашину, и, когда до нее оставалось метров пятьсот, плавно нажал на спуск. Прогремел взрыв, затем машина остановилась и через мгновение ярко полыхнула. Почти одновременно с ней взорвалась замыкающая машина. Далее все было не очень сложно. Точно по целям работали АГС-17 и ПКМ. Да и автоматные очереди в основном были успешными, не говоря уже о точных выстрелах из СВД.

Постепенно звуки выстрелов и взрывов стихали и становились все реже и реже. Немецкая колонна была уже практически полностью уничтожена, когда я подошел к кузову трофейного грузовика. Открыв борт и откинув брезентовый полог, я с силой вытолкнул из машины Василия Подтынного, валяющегося на деревянном полу.

– А с тобой, чудовище, мне давненько хотелось поболтать, – произнес я, пристально глядя в перепуганные, бегающие глаза полицая.

– Не убивайте… Я не виноват… – дрожащим голосом лепетал пленник.

– Не убивать? Хорошо, не буду. Точнее, не сразу. Я тебя, Вася, на кусочки порежу. Медленно, – сквозь зубы процедил я, приставив острое, как бритва, лезвие ножа разведчика к щеке Подтынного. Мужчина затрясся еще сильнее, облизнув вмиг пересохшие губы, лицо его исказила гримаса ужаса. Пренебрежительно сплюнув через плечо, я продолжил: – Тебе больно будет. Очень. До тех пор, пока ты не объяснишь доступно и понятно. Почему? На каком основании ты оставил за собой право целенаправленно причинять такую боль другим людям? Детям? Что, изверг, готов к общению на твоем языке?

– Пощадите… Я не хотел! Меня заставили!.. – заскулил побледневший заместитель начальника городской полиции.

Неожиданно на мое плечо легла твердая рука. Обернувшись, я увидел стоявшего за моей спиной Ваню Земнухова. Он смотрел на меня через стекла своих очков как-то очень пристально и тяжело.

– А ну-ка прекращай человека мучить, Потомок. Это не твоя война. А мы экзекуций здесь не допустим, – решительно произнес Земнухов, по-прежнему буравя меня испепеляющим взглядом.

– Человека?! Ваня, и это ты говоришь?.. Ты, который на себе испытал все особенности их допросов? – изумленно воскликнул я.

– Да, Валера, я. А ты что же, совсем не хочешь от них отличаться? – Иван кивнул в сторону Подтынного. Затем, вновь оценивающе оглядев меня, добавил: – Врага, уважаемый Потомок, нужно просто уничтожать. А не простреливать ему коленки.

Несколько секунд в воцарившейся тишине я глядел на юношу, а затем швырнул нож на землю и молча отошел в сторону. В моей голове внезапно появилось множество противоречивых размышлений. Изначально я не мог воспринять такого необъятного, совершенно непонятного великодушия к мучителю.

Я считал, что за свои деяния он должен был заплатить сполна. Однако медленно, постепенно ко мне начало приходить понимание, почему все было именно так и никак иначе. Мой дед, освобождая от фашистских извергов наши города и села, доставал трупы зверски убитых детей, небрежно брошенные в колодцы. Я мог предположить, что он чувствовал, когда видел дотла сгоревшие хаты, вместе с сожженными заживо людьми – своими соотечественниками. Или когда снимал с виселиц близких ему людей. И несмотря ни на что, он, уже находясь в Германии весной 1945-го, отдавал практически весь свой паек немецким детям, и при этом сам снова оставался голодным.

Человечность. Люди того страшного, сурового времени знали, что означает оставаться человеком даже в те моменты, когда гораздо проще было бы поступить по-другому. Все они – и мой дед, и ребята-молодогвардейцы, и еще миллионы людей, имен которых я не знал, – делали сознательный выбор. Они выбирали справедливость, а не слепую и яростную месть. Они выбирали честность и искренность, они выбирали настоящую борьбу, не знавшую подлости и коварства. Война была страшной, однако такие люди не забывали о чести, сколько бы трудностей ни пришлось преодолеть. Возможно, именно поэтому немецкая армия так и не смогла одержать победу над нами. У врага не было самого надежного щита и самого крепкого оружия, которое только можно себе вообразить, – человечности, справедливости и чести.

Именно таким было то поколение. И теперь я понимал, что они были абсолютно, безоговорочно правы…