Текст книги "Век Лилит"

Глава восьмая. Космический пилот первого класса

Генри Сигурн оказался настоящим другом. Он сразу вник в личные обстоятельства Дэни Николсона, который в один миг потерял и работу, и жилье. В коттедже вполне хватало места на троих. Правда, пришлось выгрести из него груду камней и прочего мусора. Да и вообще впервые за много лет холостяцкое жилье обрело благопристойный вид. Хозяин коттеджа не узнавал родную берлогу. Ни единой пылинки. Все вещи на своих местах. На кухне чисто, как в операционной. И наконец-то пахнет настоящей, а не синтетической жратвой. Гостье Генри выделил единственную спальню, а сам поселился в кабинете, где в свободное время занимался препарированием своих находок. Друга он разместил в гостиной. Так они и зажили маленькой коммуной.

Работу для бывшего однокашника Сигурн тоже раздобыл. Нужен был проводник в лагерь для альпинистов, а в студенческие годы Дэни Николсон всерьез занимался восхождениями и обладал соответствующей квалификацией. Покуда мужчины работали, Лейла Хазред вела их общее хозяйство. Вечерами оба стремились вернуться домой, зная, что их ждет вкусный ужин и приятное общество. Генри смущало лишь одно. Прежде он никогда не торопился в свое обиталище. Иногда даже ночевал в каноэ, любуясь перед сном хороводом лун на небосводе. А теперь посматривал на часы, не в силах дождаться окончания последней экскурсии. К сожалению, Дэни иногда задерживался в альпинистском лагере на сутки, а то и дольше. В такие дни Генри чувствовал себя предателем, но по-прежнему спешил домой.

Лейла радостно встречала его и накрывала на стол, покуда он принимал душ и переодевался. Пришлось отказаться от привычки шляться по дому в одних трусах. Да и не только от этой. Генри Сигурна стало не узнать. Его жизнь словно приобрела дополнительное измерение. Первые дни он не понимал, что с ним происходит, покуда однажды его не осенило, что он самым банальнейшим образом влюбился. А в любви друзей не бывает, и благородства тоже. Каждый борется за свое счастье и, коль терпит поражение, то в одиночку. А если побеждает, эта победа касается двоих. Двоих, а не троих. Зная обо всем этом, Генри старался задавить нарастающее чувство. А когда недоставало сил, брал гитару и пел:

 
Огонь и море разве что и смеют
Глядеть в глаза друг другу даже ночью.
Твое лицо – и есть волна и пламя.
Костер и море ты вместила в очи.
 
 
Ты из пожара и струи студеной.
Лед, лава, щебет птиц и скрежет щебня.
Ты знаешь, чем кончается горенье,
И знаешь тайну вспененного гребня.
 

Девушка слушала, и в глазах ее стыла печаль, но Генри видел: не о нем она печалится. Хотя и не о Дэни тоже. В такие минуты Лейла становилась далека не только от обоих друзей и общего их скромного жилища, но и от реки в каньоне и всей курортной планеты Сочи. Ее душа словно стремительно улетала куда-то за десятки, а то и сотни световых лет. Хотя дело было не в расстояниях. Не в космическое пространство устремлялась ее душа, а в какие-то иные миры, куда не было доступа двум парням с университетским образованием. Здесь было что-то свое, настолько глубоко личное и до такой степени сокровенное, что в глубину этой тайны не могли проникнуть ни голос певца, ни слова его песни:

 
Отмеченные синей стынью глуби
И голубым огнем небесной тверди,
Твои глаза плывут и пламенеют.
Как море и огонь. Как вызов смерти.[1]1
  Стихи Эдуардо Карранса (перевод с испанского Сергея Гончаренко).


[Закрыть]
 

Впрочем, кое-чего Генри все же добился. Дэни стал бросать на него косые взгляды. Это было невыносимо. Теперь, если друг задерживался в альпинистском лагере, экскурсовод Сигурн тоже не возвращался домой. Он понимал, что это не совсем порядочно по отношению к Лейле, но ничего не мог с собой поделать. Эта мука длилась целый месяц. И, чувствуя, что больше не выдержит, Генри решил, наконец, объясниться. Правда, не с Лейлой, а с Дэни. И когда тот сообщил, что опять заночует в горах, Генри взял интролет и отправился в лагерь альпинистов.

Солнце уже скрылось за хребтом, окрасив заснеженные вершины младенческим румянцем. Интролет опустился на узкой посадочной площадке, едва уместившись рядом с машиной спасателей. Прибытие незнакомца не осталось незамеченным. Несколько человек показалось на крыше дисковидного здания высокогорного отеля. Генри выпрыгнул из кабины, ежась и охлопывая себя ладонями по голым плечам. Он так торопился, что забыл о том, что в горах минус десять по Цельсию. Завидев чудака, который выскочил из кабины в безрукавке и шортах, альпинисты со смехом замахали ему руками. Не заметив, что интролетная площадка связана с отелем подвесным мостиком, чудак спрыгнул в снег и побрел в нем едва ли не по пояс. Тогда ему на помощь кинулись два дюжих парня-инструктора. Они выдернули Генри из снега и под локотки доставили к подъемнику. Спустя еще несколько минут тот был уже в холле гостиницы, в удобном кресле у пылающего камина, с огромной кружкой глинтвейна.

Рядом расположились альпинисты. Не задавая загадочному гостю никаких вопросов, они прихлебывали глинтвейн и вели свои специфические разговоры.

– Восхождение с антигравом – это не альпинизм, а детский сад! – утверждал смуглый курчавый парень, по виду латиноамериканец. – Когда ничего не угрожает, даже младенец взберется на здешние семитысячники. То ли дело предки! Они порой вообще шли без страховки, с парой ледорубов и кошек.

– Ну так они и гибли частенько, Хуан, а уж калечились без счета, – откликнулся его широкоплечий и светловолосый собеседник. – Охота планетарной администрации отвечать за каждого идиота, которому вздумалось покрасоваться перед девчонками. Вспомни своего дружка, Мигуэля. Ведь он тогда втихаря вытащил из рюкзака антиграв, а вместо него сунул дополнительный кислородный баллон. Ну ты в курсе, чем это кончилось.

Хуан нахмурился и пробормотал:

– Да уж. С километр кувыркался вдоль стены.

– Кстати, вы слыхали, что, когда его подобрали, на устах у него цвела улыбка? – встрял третий собеседник, в меховом жилете поверх комбинезона спасателя.

– Болван ты, Уле! Жизнь лишь тогда ценна, когда с нею в любой момент можно расстаться, – философски заметил Хуан. – Так что как хотите, а я понимаю Мигуэля.

– Это все байки! – отмахнулся широкоплечий блондин. – Вы еще вспомните Бледную Барышню.

– Бледная Барышня – это не выдумка, – отозвался скандинав Уле. – Я сам ее видел.

– А кто это такая? – заинтересовался Генри, который согрелся и разомлел. Он даже на минуту забыл о собственных переживаниях.

– Здешние старожилы утверждают, что много лет назад при восхождении на Ледяной Рог под лавину попала группа туристов – пятнадцать человек, включая трех инструкторов, – охотно принялся рассказывать спасатель. – То ли они сбились с маршрута и свернули на лавиноопасный участок, то ли кто-то из гляциологов недооценил прочность снежного покрова в это время года… Как бы то ни было, туристам, считай, повезло. Большинство отделалось легкими травмами. Погиб только один человек. Девушка. С тех пор и появилась Бледная Барышня. Альпинисты – народ суеверный. По себе знаю, от недостатка кислорода в горах порой мерещится разная чертовщина.

– Кстати, Мигуэль говорил мне, – вклинился Хуан, – что видел Бледную Барышню незадолго до того случая. Ну когда он выбросил из мешка антиграв. Но без подробностей.

– Вот! – подхватил Уле. – А я вам в деталях расскажу. Мы тогда снимали с Холодного пика группу Янсена. Я как раз обследовал северо-западный склон. Гляжу – идет! Я сначала подумал, это кто-то из янсенцев. А потом смотрю – нет. Девица вся белая, ну то есть запорошена снегом с ног до головы, а глаза замерзли, не движутся. Мороз был тогда минус тридцать, кто угодно окоченеет, но эта идет, как ни в чем не бывало, словно и не касается снега. А это был не просто наст, а обледенелая корка. Фирн. Там без альпенштоков и шага не сделаешь. Признаться, я основательно струхнул. Оступился. Даже нос расквасил о наст. А когда поднялся…

Генри Сигурн хотел послушать, что было дальше, но его окликнули. Он обернулся. Это был Дэни Николсон.

– Почему ты здесь?! – накинулся он на приятеля. – С Лейлой что-нибудь?!

– С ней все в порядке, – пробормотал Генри. – Я с тобой хотел поговорить…

– Уф… – выдохнул Дэни. – Ну пошли ко мне в номер.

В комнате было тесновато. Постоялец сбросил альпинистское снаряжение на пол, кивнул гостю, чтобы тот садился.

– Ну и о чем ты хотел со мною поговорить?

– Дэни, я… Я люблю Лейлу! – выпалил Генри.

– Я тоже! Что дальше?

– Да не знаю, я… не спец в таких делах….

Вот с тобой хотел посоветоваться…

– О чем, друг ты мой ситный? – хмыкнул Дэни. – Думаешь, если я раньше на старых бабах зарабатывал, то стал экспертом в любви? Может, и стал. Да только не в такой.

– Прости меня, дурака.

– Да за что, Генри?! – вскричал Дэни. – Ты столько сделал для нас. Я тебе теперь по гроб жизни обязан. Не твоя вина, что против такой девушки, как Лейла, невозможно устоять. Одна она, единственная на всю Галактику. Да только не нам с тобой чета!

– Постой! – удивился Генри. – Ну ладно я. Черт со мною, в конце концов. Но ты-то! Она же ради тебя прилетела сюда!

– Да, она так говорит, – поник головой его приятель. – На самом деле я не знаю, ради кого Лейла вернулась в свой родной мир.

– Я тебя не понимаю. Объясни толком!

– Мне бы кто растолковал, – пробурчал Дэни. – Помнишь, меня похищали?

– Ну еще бы! Робогвардия так и шныряла повсюду, тебя выискивая.

– Так вот, я до сих пор не знаю, зачем меня похищали? И зачем вернули? Отец Лейлы тогда сказал мне, что я был схвачен его людьми по приказу некоего Клира.

– А что такое этот Клир?

– Трудно сказать. Нечто вроде духовенства. Главные жрецы Храма Великой Матери. Вот эти жрецы якобы и приказали меня доставить на Хосту. Где я и проваландался несколько тамошних недель. А потом прилетел этот старший советник юстиции Сидоров с робогвардейцами. Затолкали они меня в шлюпку, потом в корабль. На корабле Сидоров задавал мне какие-то бессмысленные вопросы, которые касались чего угодно, но только не моего похищения. В итоге меня выпихнули на пляже. Практически там же, откуда ранее забрали колонисты. И все! И никаких больше вопросов и объяснений. Я думал, меня уже оставили в покое, как вдруг прилетает Лейла. И снова моя жизнь кувырком. Что я, по-твоему, должен теперь думать?!

– Но ведь ты любишь ее!

– Я ее – да! А вот как она относится ко мне, не знаю. Вот почему бессмысленно спрашивать у меня совета в этом деле. Мы с тобой на равных, дружище. Так что, если хочешь, дерзай!

– Нет, что ты, – покачал головой Генри. – Теперь-то я точно не стану в это лезть. Для начала вы между собой разберитесь. Не сложится у вас, тогда я, может, и дерзну.

– Что ж, спасибо тебе за это.

– Да за что?!

– За то, что даришь мне шанс. Ты единственный на всем белом свете, кто дает мне возможность во всем разобраться.

Они вернулись в коттедж Генри Сигурна утром. Лейла встретила их с полотенцем на голове, подбоченясь, с поварешкой в руке.

– Ну и где вы шлялись, мальчики, всю ночь? – осведомилась она.

– Мы это… там… – растерянно забормотал Генри.

– Я позвал Генри на лыжах покататься, – довольно бодро соврал Дэни.

– Ага, – кивнула девушка. – Ночью. Ну ладно. Мыть уши и за стол. Лыжники…

Она ушла на кухню и демонстративно загремела кастрюлями. Приятели отправились «мыть уши».

– Ничего поумнее придумать не мог? – спросил Генри.

– А ты? – огрызнулся Дэни. – Я, между прочим, был на работе. Это была твоя идея сорваться в горы на ночь глядя.

– Ладно, проехали… герой-любовник.

Недовольные собой, они умылись и направились на кухню. Стол был накрыт, и запахи были такими, что приятели мигом забыли обо всем. Они сели за стол и принялись уплетать за обе щеки. Готовила Лейла божественно. Совершенно непонятно, где и на какие шиши она покупала натуральное мясо, свежие, а не сублимированные овощи и фрукты и настоящие молочные продукты, не говоря уже о муке, из которой пекла не только хлеб, но и бесконечно разнообразные булочки и пирожки. Нет, что-то изумительная домохозяйка тратила из зарплаты обоих работающих мужчин, но далеко не все, а несинтетическая пища стоила баснословно дорого. Впрочем, как выяснилось, это была лишь самая незначительная тайна Лейлы Хазред.

– Ну что, сыты, бродяги? – спросила она.

«Бродяги» бурно, хотя и не слишком членораздельно выразили свой восторг.

– Тогда поговорим серьезно, – заключила девушка. – Думаете, я ничего не вижу? Последнее время вы смотрите друг на друга волком. А теперь даже начали прятаться от меня. Так бывает, когда бездельники вроде вас начинают осознавать себя самцами. Следовательно, мне отведена роль самки, которая стала яблоком раздора. Так вот, сообщаю: меня это не устраивает! Я не собираюсь бесконечно сидеть в логове, ожидая, покуда один из вас перегрызет горло другому, заполучив меня в качестве приза победителю. Сейчас речь не идет о том, как я отношусь к каждому из вас, мальчики, я говорю лишь о том, что намерена делать сама. Во все времена домоседство женщины развращало мужчин. И прежде всего они переставали видеть в ней человека. Так вот, ставлю вас в известность, дорогие мои, что я решила вспомнить о своей профессии. Как-никак я космический пилот первого класса и недавно получила ответ от компании каботажных перевозок. Меня взяли в качестве шкипера на полуавтоматический грузовоз, курсирующий внутри этой планетной системы. Так что завтра я заступаю на вахту. Вернусь через десять дней. И чтобы за это время вы не перегрызлись! В противном случае я переведусь на межзвездные линии.

Ошеломленные новостью, «мальчики» лишь уныло кивнули.

– Ну а пока я не на службе и, если вы не слишком устали, катаясь ночью в горах на лыжах, требую, чтобы вы свозили меня в какое-нибудь интересное место на этой планете, где я еще не была. Ну что, какие у кого имеются идеи?

Дэни пожал плечами. Когда он был на службе у планетарной администрации, ему приходилось развлекать пожилых дамочек самыми разнообразными способами, в том числе катая их по популярным у туристов природным достопримечательностям планеты Сочи, но для Лейлы Хазред такие развлечения не годились, и потому он с надеждой взглянул на приятеля. Генри Сигурн оказался на высоте. Он почесал белобрысый затылок, потер подбородок, задумчиво нахмурил брови и наконец выпалил:

– Долина Оборотней!

– Ого, звучит заманчиво, – одобрительно произнесла Лейла. – Никогда не слышала о такой.

– Ее недавно открыли, – пояснил хозяин коттеджа. – И пока туристов туда не пускают, но… – Генри покосился на Дэни, – у меня есть приятель-астроархеолог, я с ним договорюсь.

– Ура! – воскликнула девушка. – Хочу в Долину Оборотней!

Глава девятая. Священные Гекатомбы Лилит

Они еще успели к подъему флага, с которого начиналось каждое утро в лагере астроархеологов. Красное полотнище со стилизованным изображением двух черных совмещенных треугольников с глазом в центре как раз взвивалось в бледно-розовое небо, трепеща на горячем ветру, когда интролет с тремя пассажирами опустился на взлетно-посадочной площадке. Построенные в каре астроархеологи отсалютовали символу своей профессии и только тогда обратили внимание на прибывших. Один из них узнал Генри Сигурна и приветственно помахал ему рукой. Это был малорослый, но широкоплечий крепкий мужчина. Лицо его было красным от загара, а похожий на картошку нос облупился. Крепыш, хоть и доставал высокому скандинаву лишь до плеча, но так стиснул его в своих медвежьих объятиях, что тот только крякнул.

– Рад видеть тебя, Генри! – густым басом сообщил астроархеолог.

– И я тебя, Питер! – откликнулся Сигурн. – Познакомься! Это мои друзья. Лейла Хазред и Дэни Николсон.

– Петр Воронин, – представился крепыш. – Николсон?.. А вы не родственник, случайно, Десмонда Николсона, ученого, который сформулировал одноименный парадокс?

– Это мой отец.

– Отлично! – обрадовался Воронин. – Вас обязательно надо познакомить с профессором Стаффордом, начальником экспедиции.

– Не вижу смысла, – покачал головой Дэни. – Я ведь не мой отец. Ценнее банки пива ничего в своей жизни не открыл.

– Я тоже! – отмахнулся крепыш. – Однако какие наши годы! У нас еще все впереди.

– А в чем заключается парадокс Николсона? – осведомилась любознательная Лейла.

– Парадокс Николсона гласит: «Природа не может вместить разумных существ больше, чем в состоянии их произвести».

– Хм, звучит несколько игриво.

– Тем не менее это весьма глубокая мысль, – откликнулся Воронин. – И мы надеемся найти ей подтверждение.

– Какое еще подтверждение, Питер? – спросил Генри.

– С разрешения Бэзила Стаффорда, – быстро сказал крепыш, – вы увидите и узнаете все, что он сочтет нужным показать и рассказать. Думаю, сыну своего знаменитого коллеги и его друзьям он не откажет.

Руководитель раскопок, профессор астроархеологии Научно-исследовательского центра Сочинского университета Бэзил Стаффорд и в самом деле обрадовался сыну своего давнего научного оппонента. Он принял друзей у себя, в превосходно оборудованном для полевого лагеря кабинете. В легком щитовом домике был и кондиционер, и компьютерный терминал, и плетеные кресла, в которых расположились гости. Хозяин кабинета любезно предложил им холодный лимонад, ибо снаружи изрядно припекало. Покуда гости утоляли жажду, профессор беззастенчиво разглядывал Дэни, словно пытался отыскать в нем сходство с давно погибшим коллегой. Николсону-младшему это разглядывание не понравилось, но он не подавал виду.

– Знаете, молодой человек, – заговорил, наконец, Стаффорд, – а ведь ваш папенька мог бы сделать блестящую карьеру. Столь изящно мыслящего ученого, как он, я никогда больше не встречал. Один этот его парадокс чего стоит. Казалось бы, ерунда, пустячок, но если вдуматься – мороз по коже. Что это значит – «природа не может вместить больше, чем в состоянии произвести»? О чем это? Обо всей совокупности ныне обитающих во Вселенной разумных? Как бы не так! Обо всех, кто когда-либо обитал и будет обитать в ней! Вы можете представить всю эту массу мыслящих?! Я – нет! А вот отец ваш, похоже, мог, но… Склонность к авантюрам не позволила ему расширить и углубить эту мысль. Он слишком увлекался химерами. Легендами, слухами, случайными находками… А наша наука – это колоссальный, но кропотливый труд. Да вы и сами все увидите. Пойдемте, покажу истинный масштаб нашей работы.

Гигантский размах астроархеологических раскопок в Долине Оборотней и в самом деле поражал воображение. Гостям профессора Стаффорда понадобилось не менее получаса полета, прежде чем они оказались возле бруствера грандиозного раскопа. В трех километрах от него возвышался громадный курган. Подвесными вагонетками по канатной дороге к нему доставляли вынутый, тщательно просеянный грунт. Сам раскоп был загроможден строительными лесами, по которым карабкались темные, словно муравьи, фигурки астроархеологов. Складывалось впечатление, что здесь раскапывают город, не меньше. Правда, на первый взгляд, никаких видимых результатов это муравьиное копошение не приносило.

– А что вы здесь копаете? – осведомилась Лейла.

– Представьте себе, понятия не имею, – пробурчал профессор.

– Поясните, пожалуйста…

– Есть гипотеза, что когда-то нашу Галактику населяла высокоразвитая разумная раса, которую мы за неимением более подходящего термина называем оборотнями. Считается, что тела их обладали высокой молекулярной пластичностью, и потому они не имели определенного облика. К сожалению, надежных доказательств этой гипотезе пока что найдено не было. Как и доказательств самого существования оборотней. Лично я придерживаюсь другой гипотезы и надеюсь отыскать здесь подтверждение ей.

– И в чем же она заключается?

– Не все сразу. Сначала вы должны на кое-что взглянуть.

И Стаффорд решительно двинулся к трапу, который вел с бруствера к верхней площадке лесов. Гости астроархеологов спустились на три этажа и оказались у тщательно расчищенной стены, словно выстланной прозрачными чешуйками то ли кварца, то ли слюды. Чешуйки эти были плохо пригнаны друг другу и поэтому торчали вкривь и вкось, а может быть, просто отслоились от времени. Здешнее светило, уже подбиравшееся к зениту, отражалось в каждой из них крохотными дисками, вызывая удивительный оптический эффект. Не сразу можно было разобрать, что именно происходит. Астроархеолог оглядел своих экскурсантов, словно высматривая добровольца, затем поманил к себе Николсона-младшего. Тот нехотя подчинился.

– Пожалуйста, встаньте вот здесь, – попросил Стаффорд. – Смотрите внимательно, но не прямо перед собой, а чуть вбок. Так-так… Вот, правильно.

Дэни послушно замер в указанном месте, заслонив спиною солнечный свет и таким образом создав затененный участок. Всмотрелся в размытую тень, которая, вероятнее всего, была его собственным искаженным отражением, которое вдруг стало четким, но Дэни в испуге отшатнулся, и снова, кроме смутной тени, ничего разглядеть стало невозможно. Завороженный загадочным превращением, Николсон-младший постарался занять прежнее положение. Полшага вправо, полшага влево, и вот он уже всматривается в изображение чужака, черты которого словно оплывают, постепенно теряя человеческий облик. Фасеточные глаза, подрагивающие усики на клинообразном подбородке, клешнеобразные выросты вместо рук, пульсирующий горловой мешок и фиолетовая, в черных прожилках перепонка между верхними и нижними конечностями…

– Ну, что вы увидели? – нетерпеливо осведомился профессор.

– А вы разве не смотрели сюда?

– Смотрел, – сказал Стаффорд. – Мы все здесь побывали и, судя по рассказам коллег, двух одинаковых отражений никто не видел. Боюсь, что количество возможных вариантов равняется бесконечности.

– Я тоже хочу посмотреть! – заявила Лейла.

Дэни охотно уступил ей место. Девушка долго и печально всматривалась в «свое» отражение, наконец молча отошла в сторонку. Никто не решился спрашивать у нее, что она увидела. Генри единственный из гостей, кто не стал скрывать того, что ему открылось в загадочном кварцево-слюдяном зеркале, и принялся охотно описывать странную тварь, явившуюся ему. Впрочем, никто к его рассказу особенно не прислушивался.

– Так в чем же заключается ваша гипотеза, профессор? – спросила Лейла.

– Я считаю, что оборотни – это не инопланетная раса, а человечество в будущем. Сначала были питекантропы, потом им на смену пришли австралопитеки, далее – хабилисы и эректусы, за ними – синантропы и прочие неандертальцы, и наконец – кроманьонцы. Нет оснований считать, что современное человечество перестало эволюционировать, а следовательно, ему ничто не мешает со временем превратиться в таких вот оборотней – существ, способных не только менять собственное обличие, приспосабливаясь к условиям иных планет, но и изменять планеты под свои потребности.

– Звучит заманчиво, – проговорила девушка. – Хотите сказать, что это своего рода зеркало времени?

– Вполне возможно, – кивнул Стаффорд. – В состоянии квантовой запутанности прошлое от будущего неотличимо, следовательно, это, как вы говорите, зеркало времени может одновременно существовать во всех мирах и эпохах.

– Не проще ли предположить, что эта картинка всего лишь оптический фокус? – желчно проговорил Дэни. – Кривое зеркало в комнате смеха. Был когда-то такой аттракцион на Земле.

– Может быть, – не стал спорить астроархеолог. – Я не настаиваю на своей гипотезе. Раскопки порой приносят сюрпризы и покруче. Сочи не просто курортная планета, как считает большинство туристов и ее постоянных жителей. С точки зрения астроархеологии она просто-таки напичкана чудесами. Силовое поле в каньоне… Улитки-философы… У нас нет ключа к этим диковинам, и полагаю, что мы его никогда не найдем. А этому «фокусу», как вы его называете, уважаемый господин Николсон, может, и не стоило придавать такого значения, если бы не один нюанс.

– Откроете секрет, какой?

– Это единственный инопланетный артефакт Сочи, который хоть как-то взаимодействует с человеком. Кстати, не хотите ли принять участие в раскопках? Хотя бы сегодня. Кто знает, вдруг именно вам повезет обнаружить что-нибудь, что прольет свет на природу оборотней.

– Сознайтесь, – пробурчал Дэни, – вы таким нехитрым способом вербуете себе добровольцев? Работа скучная, грязная, малооплачиваемая… Шанс у профанов вроде нас отыскать что-нибудь стоящее минимальный. Вот вы и разводите турусы на колесах. Наверное, и это «зеркало времени» всего лишь тщательно замаскированный проектор, который крутит перед простаками специально смонтированный ролик.

– Вы меня раскусили, – усмехнулся профессор. – Я лишь не понял, вы согласны или нет?

– Конечно, мы согласны! – ответила за всех Лейла, подпрыгнув на месте от нетерпения.

Планета Сочи вращалась вокруг своей оси немного медленнее Земли. Сутки здесь продолжались двадцать шесть с половиной часов. Местное солнце, нестабильный желтый карлик, совсем скоро по космическим меркам должно было превратиться в красный гигант, но, как шутили в лагере астроархеологов, около миллиарда лет в запасе еще есть. Грунтокопы-добровольцы на собственном опыте убедились, что это долгий срок, хотя им пришлось ковырять суглинок лишь ничтожно малую долю этого исполинского отрезка времени. Ведь долгий пыльный день тянулся для них бесконечно. И пусть гостей никто не принуждал работать с той же отдачей, с какой трудились астроархеологи-профессионалы, энтузиазм последних поневоле заражал. И старания их были вознаграждены.

Все работы на участке раскопа, где трудились добровольцы, были приостановлены. Слух о сделанном открытии мгновенно разлетелся по всей Долине Оборотней. Астроархеолог Петр Воронин, которому было поручено присматривать за новичками, дабы те не напортачили по неопытности, с трудом сдерживал толпы желающих взглянуть невероятную находку. Из лагеря вызвали профессора Стаффорда. Он прилетел на закате в сопровождении целой эскадры интролетов. Мощные прожекторы озарили площадку на четвертом уровне, где в окружении необычно молчаливых астроархеологов, потупив взоры, скромно стояли герои дня. Профессор в сопровождении целой свиты своих учеников и сотрудников нарочито неспешно спустился в раскоп.

– Та-ак, – протянул он. – И кто это обнаружил?

– Грунтокоп-доброволец Николсон, профессор, – доложил Воронин.

Бэзил Стаффорд пожал протянутую натруженную руку.

– Все-таки ты весь в отца, – растроганно произнес профессор. – Такой же счастливчик.

– Если эту находку можно назвать счастливой, – пробурчал Дэни.

Стаффорд мягко оттер его в сторону и наклонился над провалом.

– Да дайте же побольше света! – рявкнул он.

Несколько здоровенных астроархеологов подтащили к провалу прожекторы. Потоки беспощадно яркого света выхватили часть громадного, уходящего в глубину планеты тоннеля, сплошняком заваленного останками. Нечеловеческими скелетами. Их тут покоились тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы, если не больше, словно здесь были захоронены разумные обитатели целой Галактики. Своды тоннеля оказались облицованы теми же «кварцево-слюдяными» пластинами, что и стена на третьем уровне. И отраженные в них костяки медленно меняли очертания. Вряд ли это была искусная имитация, призванная вдохновить добровольцев. Кто-то ахнул. Послышался женский всхлип. Грунтокоп Николсон ткнул астроархеолога Воронина локтем.

– Питер, мне нужно увезти отсюда Лейлу, – прошептал Дэни. – Это зрелище не для нее.

– Поднимайтесь на бруствер, – откликнулся тот. – Увидите красно-белый интролет, берите его. Он мой. Потом Генри как-нибудь пригонит его сюда.

– Спасибо, дружище!

– Это тебе спасибо! – сказал крепыш. – Ты даже не понимаешь, что открыл! Придет время – осознаешь…

Дэни уже не слушал его. Он подошел к девушке и решительно взял ее за руку.

– Пойдем, Лейла, – сказал он. – Поздно. Тебе завтра на службу.

Она кивнула и безропотно позволила себя увести. Генри Сигурн тоже все понял без слов и последовал за ними. Они сели в интролет Воронина и взмыли над раскопом. Если не считать сдержанного гула винтов, в кабине царила тишина. Лейла смотрела прямо перед собой, и губы ее беззвучно шевелились. Дочь пресвитера хостинской колонии молилась Великой Матери. Поглядывая на нее, Дэни впервые задумался о том, что религиозное чувство может быть настолько глубоким. И еще он понял совершенно простую вещь: если он хочет стать для этой удивительной девушки единственным мужчиной на свете, то должен постичь всю глубину ее веры. Не притвориться верующим, а стать им. Вот только как это сделать? У кого спросить? У самой Лейлы? Захочет ли она с ним об этом разговаривать? Не сочтет ли, что он просто таким образом ищет к ней подход?

Что греха таить, он и в самом деле ищет к ней подход. Вот в чем загвоздка! Не веры взыскует, а любви. И столь тонкая натура, как Лейла Хазред, непременно почувствует это. Выходит, с ней ни в коем случае нельзя начинать разговор о религии. Ну так он знает еще как минимум двух поклонниц культа Лилит, из тех, кто живет здесь, на Сочи. Карен Бишоп и Илгу Бергман. Вот с ними и нужно поговорить в первую очередь. Уж что-что, а найти подход к немолодым дамам он умеет. По крайней мере, пока Лейла будет в рейсе, он отыщет часок-другой для встречи с этими поклонницами Великой Матери.

Интролет опустился возле коттеджа Генри Сигурна. И здесь произошло неожиданное. Лейла выскочила из кабины и бросилась бежать, а когда перепуганный Дэни нагнал ее и схватил за плечи, выкрикнула, глотая то ли счастливые, то ли яростные слезы:

– Да ты хоть понимаешь, что ты нашел, везунчик Николсон?! Это же они! Священные Гекатомбы Лилит!