Текст книги "Век Лилит"

Глава шестая. Планета скверного нрава

Вода падала с трехкилометровой высоты, поэтому, глядя из каньона, при всем желании нельзя было разобрать, откуда именно. По пути водопад разбивался о скалистые уступы, и реки достигал лишь широкий веер мельчайших брызг. Стоило ли удивляться, что над каньоном днем и ночью висела радуга, то солнечная, то лунная. Ради этого зрелища сотни туристов ежедневно отправлялись вниз по реке на каноэ. Утлые суденышки лавировали между извилистыми отвесными стенами, которые были разукрашены многоцветными напластованиями планетологической летописи. Опытные экскурсоводы, которые работали в этом регионе курортной планеты Сочи, весьма ловко делали вид, что знают летопись назубок. Не был исключением и Генри Сигурн.

Рослый, длинноволосый, с узким лицом, больше похожий на индейца, чем на скандинава, он неутомимо работал веслом, время от времени подмигивая приятелю, который обнимал за плечи очередную восторженную старушенцию. При этом Генри не забывал перечислять названия планетологических эпох, упоминать редкие ископаемые и имена их первооткрывателей. Его подопечные вели себя тише воды ниже травы, почтительно внимая и разевая рты, когда небрежным жестом знатока экскурсовод указывал на завиток очередной гигантской раковины, которые то и дело обнаруживались в монолитной толще. Только один экскурсант оставался равнодушен к его речам, не вертел послушно головой, не ахал от восхищения. Не глядя по сторонам, он сидел на кормовой банке рядом со своей нынешней пассией и, опустив ладонь в розоватую воду, пропускал ее между пальцами.

– Обратите внимание на данное залегание, – нудил Генри. – Характер трансгрессии свидетельствует о катастрофическом происхождении. Образовалось сие залегание на верхней границе так называемой эпохи Индиго, довольно загадочного периода в планетологической истории Сочи. Как вам должно быть известно, именно тогда исчезли палеонтологические и археологические свидетельства доказательства существования расы циклофагов. – Он заговорщически понизил голос: – Как утверждают некоторые ученые, это была вторая разумная форма жизни на планете. Не считая нас, разумеется!

Как и было задумано Генри, в этом месте его лекции экскурсанты послушно расхохотались. Все, кроме его приятеля.

– Просуществовала раса циклофагов порядка миллиона лет. Достигла наивысшего расцвета примерно за две тысячи годков до своего полного исчезновения. Подробнее о циклофагах вы прочтете в книге профессора Бурмистрова, которую сможете приобрести после нашего возвращения на базу. А теперь, друзья, прошу взглянуть на эту изумительную окаменелость.

Экскурсовод вцепился мускулистыми руками в скалистый выступ и затормозил каноэ. Несколько экскурсантов-мужчин охотно кинулись ему помогать – течение реки в каньоне не было быстрым. Приятель велеречивого лектора тоже присоединился к добровольным помощникам. Генри искренне поблагодарил их и приступил к рассказу о причудливом образовании, напоминающем скелет диатомовой водоросли, только увеличенный в миллион раз. С такими вот познавательными остановками они плавали до самого заката, покуда не погасла солнечная радуга в водопаде. Наконец каноэ причалило к пристани турбазы. Желтые фонари цепочкой растянулись вдоль набережной. Из кафе доносилась музыка. Одна за другой взбирались на темнеющий небосвод обе луны. Усталые экскурсанты потянулись к белым домикам, что ласточкиными гнездами примостились на широких уступах обрывистого берега. Генри задержался на пристани, любуясь двойной лунной дорожкой на маслянистой глади реки.

– Улетели черт-те куда, – произнес у него за спиной знакомый голос, – а все так же любуемся самым банальным зрелищем на свете. Ну, разве что с добавкой лишней луны.

Генри обернулся. Конечно же, это был Дэни Николсон, уже куда-то сплавивший свою старушенцию. Знаток местных ископаемых с удовольствием пожал ему руку.

– Ты прав, – проговорил Генри. – Только мне это зрелище не надоедает, вот уже…

– …двадцать пять лет, – завершил за него Дэни.

– Я вижу, юноша, вы неплохо осведомлены. Смотрели мою анкету? – усмехнулся Генри и добавил: – Ты же знаешь, я здешний старожил. Родители привезли еще в зачаточном состоянии. Родили и улетели дальше. А я остался. И не жалею. Не считая Земли, Сочи лучшая планета в Галактике.

– Откуда ты знаешь? – спросил его Дэни. – Ты разве бывал на Земле?

– Нет. И не собираюсь. Мне и здесь хорошо. А вот ты, говорят, недавно куда-то летал?

– Было дело, – буркнул Дэни. – Только не по своей воле.

– Ого! – восхитился его приятель. – А вернулся…

– Тоже добровольно-принудительно.

– Ну ты даешь! Расскажешь?

– Нет.

– Ну как знаешь.

Они помолчали. Дэни понимал, что приятель обиделся, но на самом деле не горел желанием распространяться о своем приключении.

– Слушай, – вдруг сказал Генри. – А хочешь, я тебе одно удивительное местечко покажу. Если… – он позволил себе интригующую паузу, – твоя нынешняя королева не заскучает в одинокой постели.

Дэни только отмахнулся.

– Королева уже дрыхнет без задних ног.

– И она права, – одобрил Генри. – Ранний отбой – залог долголетия. В таком случае прошу на борт!

– Ты что, за день веслом не намахался?

– Выше крыши. Поэтому на весла сядешь ты.

Дэни пожал плечами и спустился в каноэ. Суденышко, рассчитанное на десяток пассажиров, даже не колыхнулось. Старожил планеты Сочи занял место на кормовой банке, где днем восседал его приятель. Дэни взялся за весло. Оттолкнул каноэ от пирса, и оно заскользило вниз по течению под серебристой аркой двойной лунной радуги. По мере продвижения суденышка стены каньона становились ниже и раздавались вширь. Наконец впереди забрезжил туманный простор, словно огражденный сторожевыми башнями утесов. Послышался ровный несмолкаемый гул, и в воздухе появился солоноватый привкус – река впадала в морской залив.

– Будь внимателен, дружище! – распорядился Генри, указывая могучей рукой в туманную даль.

Дэни послушно всмотрелся – серебристый сумрак впереди слегка колыхался, словно над рекой поднимался горячий пар, – и машинально пощупал воду. Холодная!

– Что это?

– Это еще не все, – откликнулся Генри. – Суши весла, парень! Пусть лодка идет по течению.

Дэни положил весло, а его приятель схватил запасное и выставил его перед собой. Плавное течение лениво влекло каноэ к едва заметному дрожанию воздуха. Вдруг весло Генри с отчетливым стуком ударилось о невидимую преграду. Каноэ развернуло кормой вперед. Не дожидаясь команды, Дэни схватился за свое весло и уперся им в колеблющуюся пустоту.

– Какой кретин установил здесь генератор силового поля? – пробурчал он.

– Если бы знать! – отозвался экскурсовод, довольный произведенным эффектом.

– Хочешь сказать, это… не наша работа?

– Точнее, не человеческая, – подхватил Генри. – Я наводил справки. Это поле уже существовало, когда корабль Мирканяна опустился на Сумеречном плато.

– Ну, а генератор? – продолжал расспрашивать Дэни. – Его-то обнаружили?

– Планетологи прозондировали здесь каждый дюйм. Базальт, ракушечник и прочие морские отложения. И ни черта больше.

– Тогда, значит, это они. Ну, эти твои циклофаги?

– Вряд ли, – проговорил Генри. – Они даже до простейшего искрового передатчика еще не додумались, когда их прихлопнуло кометой.

– Тогда кто же?

– Вероятно, та самая загадочная сверхцивилизация, следы которой искал твой отец.

Дэни нахмурился.

– Что ты знаешь о моем отце?

Генри пожал плечами.

– Да то же, что и все. Он был астроархеологом и погиб во время одной из экспедиций.

– Он погиб на моих глазах! – выкрикнул Дэни.

– Вот как? – удивился его приятель. – Прости, я не знал. Ты никогда не рассказывал об отце. И это меня всегда изумляло. В нашем приюте пацаны охотно трепались о своих родителях.

– Хочешь, расскажу?

– Давай, только не здесь, а на базе… за рюмкой чего-нибудь бодрящего.

Они налегли на весла и через час вернулись на турбазу, где вовсю веселились туристы. У Генри Сигурна был свой коттедж – небольшой домик, заваленный окаменелостями и образцами горных пород. Хозяин жилища с трудом расчистил место на столе. Выставил пару захватанных стаканов и непочатую бутылку шотландского виски. Дэни Николсон обычно не жаловал крепкое спиртное, оно противопоказано в его работе, но сегодня ему было на все плевать. Воспоминания нахлынули и готовы были вырваться наружу. Не хватало только катализатора, им и послужил отличный скотч из запасов приятеля, пара стаканов которого не только развязала язык, но и насытила воспоминания такими подробностями, о которых Дэни, казалось, забыл навсегда.

Амазония – планета на редкость скверного нрава. От полюса до полюса покрыта она болотами, через которые текут широкие, причудливо петляющие реки, из-за них этот мир и получил свое название. Планета вращается стремительно, совершая один оборот за тринадцать часов, отчего в ее атмосфере то и дело зарождаются свирепые ураганы. Они поднимают в мелководном море болот огромные волны, которые захлестывают бесконечные мангровые заросли, сметая все на своем пути. В этой мясорубке погибают мириады животных, а выживают лишь легендарные болотные драконы Амазонии, которые изо всех сил вжимаются в обмелевшую топь, намертво вцепившись в илистое дно саблевидными когтями.

Наутро они обычно выползают из донного ила и начинают многодневное пиршество. После ураганного буйства на Амазонии, как правило, наступает затишье. Палящее солнце короткого дня навылет простреливает искореженные ураганом мангровые заросли. Повсюду царит мертвая тишина, не считая мерного, словного механического хрупанья. Это драконы, словно ожившие танки, ползая среди мангров, пожирают все, что попадется: прыгучих угрей, двухголовых лягушек, собственных ослабевших сородичей, перемалывая даже панцири трехстворчатых моллюсков. Именно во время одного из таких пиршеств в амазонские болота опустилась космошлюпка астроархеологической экспедиции под руководством профессора Десмонда Николсона.

В шлюпке было всего два человека. Сам профессор и его тринадцатилетний сын. Мало кто мог бы сказать, почему опытный астроархеолог выбрал для своих изысканий планету, где не наблюдалось никакой цивилизации, так как эволюция жизни на ней не продвинулась дальше примитивных кровожадных рептилий. Свое главное открытие Десмонд Николсон хранил в тайне, потому что именно оно давало ему преимущество перед коллегами. Однажды на планете Сахара на фрагментах уцелевшей стены засыпанного песками древнего города он обнаружил странную фреску. На ней были нарисованы созвездия северной гелисферы Галактики. Среди других изображений выделялась цепочка звезд, помеченная условным знаком присутствия разума – два совмещенных треугольника с глазом в центре.

Эту карту профессор Николсон не только сфотографировал во всех ракурсах, но и тщательно скопировал собственноручно. С момента обнаружения фрески отец Дэни перестал хаотично метаться по Галактике в поисках артефактов давно исчезнувших цивилизаций, а начал планомерно обследовать указанные на схеме планетные системы. Когда дошла очередь до обыкновенного желтого карлика, который был чуть массивнее Солнца, Десмонд Николсон не задумываясь отправился к нему. Из семи планет и пятидесяти обращающихся вокруг них лун астроархеолог выбрал Амазонию – единственный мир, в котором была жизнь. В этом и заключалась его роковая ошибка. Но Десмонд пока ее не видел, иначе никогда бы не взял сына с собой…

Поначалу ничто не предвещало беды. Тяжелый шар космошлюпки опустился посреди болотистой поймы, распугав даже драконов, которые с нездоровым чавканьем расползлись в разные стороны. Прежде чем покинуть свое судно, профессор выпустил наружу целый рой рациометров – крохотных автономных беспилотников, которые должны были постепенно разлететься по всей планете, тщательно регистрируя все, что хотя бы отдаленно напоминало творения разумных существ. Затем Десмонд Николсон приготовился к выходу сам, велев сыну следить за ним по мониторам. Дэни, который уже много дней не покидал борта исследовательского звездолета, с удовольствием сам бы прогулялся по новой для себя планете, но кочевая жизнь приучила его к дисциплине.

Десмонд облачился в легкий гермокостюм, захватил с собой парализатор на случай нападения диких животных и выбрался из шлюпки. Дэни хорошо видел его на мониторах. Выпрыгнув из люка, профессор по грудь погрузился в болотную жижу, что его совершенно не смутило. Он протянул руку и выхватил из грязи причудливую раковину трехстворчатого моллюска. Почувствовав тепло дневного светила на своем панцире, моллюск раскрылся и, как цветок – лепестки, распустил свои щупальца, что немедля замерцали изумрудной россыпью биолюминесцентных точек. Десмонд Николсон поднял добычу над головой, чтобы сын мог ее видеть, а затем положил в сумку для образцов. Наблюдающий за отцом Дэни радостно улыбнулся, зная, что тот поймал моллюска специально для него.

Больше поводов для улыбок у него в этот день не было. Да и во многие последующие тоже. Мерзкий характер планеты дал о себе знать. Солнечный день внезапно померк. Дэни машинально посмотрел на контрольные приборы – над болотистой низменностью, куда опустилась их с отцом космошлюпка, образовалась область низкого атмосферного давления. Подул сильный ветер, который был лишь легким завихрением по краю бешено вращающегося торнадо. Болотная жижа тяжко заколыхалась под порывами ветра. Дэни ощутил смутную тревогу, ему очень хотелось крикнуть отцу, чтобы тот немедленно возвращался на борт космошлюпки, но он сдержался. Николсон-старший не любил паникерства. Тем более что пока ничего страшного вроде не происходило.

Он бродил по болоту, тщательно прощупывая дно под ногами особым щупом, в который тоже был встроен рациометр. Если попадется что-нибудь странное, в шлемофоне исследователя прозвучит особый сигнал. Дэни видел, как отец время от времени ныряет в жижу с головой, достает что-то, внимательно рассматривает и отбрасывает. Тем временем погода становилась все хуже. Тучи полностью закрыли небо, а ветер усилился. Живность попряталась. Даже прожорливые драконы куда-то сгинули. Дэни решил все-таки предупредить отца. Он коснулся сенсора вызова. Ответа не последовало. Мальчик отчетливо видел отца, который по-прежнему бродил по болоту, все время что-то доставая. Дэни повторил вызов. И опять тишина. Вероятно, буря создавала помехи.

Тогда мальчик кинулся в шлюз и начал натягивать на себя гермокостюм. От волнения и страха за отца он едва попадал в штанины и рукава. Дэни успел захлопнуть шлем, как вдруг шар космошлюпки качнулся, и мальчика отбросило от люка. Это был первый удар болотного цунами. Дэни, не осознавая опасности, снова кинулся к люку. Он успел распахнуть его, но, к счастью для себя, не сумел выбраться. Цепляясь за край люка, беспомощно наблюдал, как уносит его отца гигантская волна…

– Меня подобрала другая шлюпка с нашего корабля, – завершая свой рассказ, прошептал Дэни. – Отца искали, но так и не нашли. Ни живого, ни мертвого…

Глава седьмая. Улитка-психолог, укол ревности и хруст коралловой крошки

Со смотровой площадки космопорта открывался роскошный вид на знаменитые Коралловые Замки. Они высились над изумрудными зеркалами безупречно круглых лагун, отражаясь в них всеми своими пурпурными башнями, приподнятыми на приземистых расплывчатых колоннах, золотистыми арками, контрфорсами цвета маренго и чисто-белыми ажурными аркбутанами. Не существовало двух одинаковых замков. Все они казались творениями безумного архитектора. Хотя автор у них был один – Природа или, как считали верующие в Богиню, Великая Матерь. Напрасно Дэни подумал об этом. Мысленно обратясь к Великой Матери, он неизбежно вспомнил о Лейле Хазред. Чтобы отвлечься, Дэни поспешно отхлебнул нанококтейля и стал прислушиваться к своему соседу по столику.

– Когда десантная группа Мирканяна высадилась здесь, – бубнил тот, – никому и в голову не пришло, что это не искусственные сооружения. Сам Мирканян успел отрапортовать на Землю, что обнаружены явственные следы деятельности внеземной цивилизации. Потом ему пришлось долго оправдываться. И чтобы как-то себя реабилитировать, он посвятил остаток своих дней изучению местных сухопутных кораллов. Согласитесь, что его можно понять. Глядя на замки, не хочется верить, что это лишь известковые скелеты микроскопических моллюсков.

– Я читал, – решил блеснуть эрудицией выпускник философского факультета, – что это не просто кораллы, а результат мыслительной деятельности гигантских брюхоногих.

– На этой гипотезе настаивает Крейцер, – подхватил его собеседник, – но Сабуро с ним не согласен. Нет, он не отрицает, что сочинские гастроподусы умеют мыслить, но считает, что свои расчеты они держат исключительно в голове.

– Точнее, в мантии, – усмехнулся Дэни.

– Ах да, конечно. В специальной мантийной полости.

Разговор как-то сам собой увял. Собеседник Дэни – малорослый живчик-брюнет – допил свой нанок и куда-то сгинул. Жиголо остался один, рассеянно поглядывая на вереницу пассажиров, которые выбирались из салона большой космошлюпки, два часа назад покинувшей трюмный ангар рейсового звездолета «Каскад», который следовал по маршруту Земля – Сочи – Айма. Вновь прибывшие торопились покинуть маленький космопорт. Ведь их ждала удивительно комфортная планета, словно специально созданная для отдыха и развлечений. Туристы скапливались на посадочных площадках многоместных пассажирских интролетов. Лишь ученые, откомандированные с разных планет в распоряжение Научно-исследовательского центра при планетарном Университете, сразу попадали в дружественные руки встречающих коллег.

– Простите! Не вы ли Дэни Николсон?

Он обернулся. Перед ним стояла моложавая шатенка среднего роста, спортивного телосложения, загорелая, в тропической униформе полевой сотрудницы НИЦ Университета. Если бы не усталое выражение карих глаз и чуть припухшие суставы на пальцах рук, трудно было бы догадаться, что этой женщине за шестьдесят. Дэни невольно насторожился. Конечно, судя по возрасту, это была типичная его клиентка, однако среди оных редко попадались ученые дамы. Последняя встреча с одной из них, по имени Карен Бишоп, обернулась для жиголо на службе у курортной администрации планеты похищением со всеми вытекающими последствиями.

– Да, я Дэни Николсон, – признался тот. – Простите, с кем имею честь?

Шатенка кокетливо протянула сильную, коричневую от загара руку.

– Ксенопсихолог Бергман, – представилась она. – Меня попросили встретить вас.

Дэни машинально оглянулся.

– Простите меня, мадам Бергман, – пробормотал он. – Не могли бы вы сказать, кто именно обратился к вам с этой просьбой?

Шатенка покачала головой.

– Не имею права говорить об этом, – сказала она. – Скоро сами увидите. Пойдемте пока ко мне. Я вас завтраком накормлю.

– К вам? – засомневался Дэни. – Не знаю… удобно ли…

– Боитесь бросить тень на репутацию почтенной вдовы, юноша? – с иронией произнесла ксенопсихолог. – Напрасно! Меня уже давно пора скомпрометировать. Идемте!

Она подхватила Дэни под локоть и повлекла к эскалатору. Сначала они спустились на служебный уровень космопорта, потом миновали интролетную стоянку и направились к корпусам Научно-исследовательского центра. По пути им то и дело попадались разные люди, судя по всему, коллеги ксенопсихолога Бергман. Они о чем-то ее расспрашивали, советовались касательно применения каких-то биллингов, сетовали на застой в третьем секторе и похвалялись прорывом в секторе девятом. Казалось, что Дэни и сопровождающая его ученая дама никогда не доберутся до цели. Но вот они обошли цилиндрический корпус биолаборатории, свернули на дорожку, что вела к личным коттеджам сотрудников НИЦ.

Мадам Бергман жила в домике, что стоял на берегу одной из лагун.

– Ступайте на веранду! – распорядилась она. – Там прохладно. Я принесу что-нибудь освежающее.

– Если вас не затруднит, тривер, пожалуйста, – попросил Дэни.

– Ну что вы… сейчас сделаю, – откликнулась хозяйка.

Она исчезла во внутренних помещениях коттеджа, а гость поднялся на веранду, уселся в плетеное кресло и стал смотреть на близстоящий Коралловый Замок, который охристой громадой возвышался на противоположном берегу лагуны. Было прохладно и очень тихо, не считая ровного, на пределе слышимости гула, что стоял в воздухе. Дэни заметил радужное мерцание над лагуной, словно там танцевали мириады крохотных пчел. Вернулась мадам Бергман, поставила перед гостем бокал с тривером и снова скрылась. Дэни протянул руку за напитком и вдруг… ему стало не по себе. Он почувствовал, что кто-то появился у него за спиной, – медлительный, неуклюжий и вместе с тем непередаваемо чуждый. Не человек, но и не зверь.

Парень услышал хруст ракушечной крошки, которой были посыпаны тропинки на территории НИЦ, и ощутил запах. Скорее приятный. Растительный. Так пахнут лимоны пополам с мандаринами. Дэни медленно поставил бокал, поднялся из кресла, чтобы встретиться лицом к лицу с неведомой опасностью. И облегченно выдохнул. Перед ним был знаменитый гастроподус мирканяни. Огромный, с теленка величиной, безраковинный моллюск. Оставляя позади себя быстро подсыхающую полоску слизи, он приближался к веранде. Все туловище его студенисто колыхалось, а на передней части, которую лишь условно можно было назвать головой, поблескивали рожки.

– Не бойтесь, Дэни, – сказала мадам Бергман, появляясь на веранде с подносом, на котором теснились кофейник, молочник, сахарница, чашечки и тарелочки с бутербродами. – Это всего лишь Ингвар. Здешний философ. Декарт и Фома Аквинский в одном… Что у него там есть?

Гость через силу рассмеялся.

– Не представляю… – пробормотал он. – Я не знаток.

Ингвар влился на ступеньки веранды, замер у столика, отрастил по обеим сторонам головы дополнительную пару усиков-антенн. Цитрусовый запах усилился.

Дэни протянул к улитке-философу руку.

– Можно его погладить?

– Сколько угодно, – откликнулась хозяйка. – Все равно вы для него лишь плод его воображения.

Гость потрепал гастроподуса по загривку, посмотрел на ладонь, которая осталась сухой и чистой.

– Надо же, – фыркнул парень, – я думал, что он холодный, мокрый и скользкий, а тут… Будто кота гладишь.

Ингвар втянул антенны, протиснулся между стойками перил, ограждающих веранду, плюхнулся на ракушечник и величаво удалился к лагуне.

– Вероятно, ему пришла в голову неожиданная идея, – рассмеялась ксенопсихолог, – и он поплыл ее воплощать.

– Каким же образом?

– Видите ли, – произнесла хозяйка, – гастроподусы излучают весьма мощное биополе и с его помощью способны управлять живыми существами.

– И людьми?!

Мадам Бергман кивнула.

– И людьми. Однако людей они не считают реально существующими, следовательно, всю человеческую деятельность на Сочи, включая нашу с вами беседу, гастроподусы полагают капризами своей фантазии. Поэтому чаще всего они управляют полипами, которые доставляют им микроскопические водоросли, то есть основную пищу улиток, а заодно воздвигают эти вот философские замки из собственных известковых скелетов.

– Но ведь Сабуро отрицает взаимосвязь между этими сооружениями и философскими конструктами гастроподусов…

Ксенопсихолог посмотрела на него с веселым изумлением.

– А говорите, не знаток, – сказала она. – Сабуро никогда не был на Сочи, его собственные умопостроения гораздо более абстрактны, чем замок моего Ингвара. Впрочем, я заболталась. Давайте, наконец, завтракать.

Гигантская улитка, которую эти странные позвоночные именовали Ингваром, выбралась на берег, с легкостью преодолела эскарп, вползла во внутренний двор своего замка, полюбовалась аксиологическими архитравами, которые терпеливо возводили из собственных скелетов бесчисленные поколения рабочих полипов, и вновь обратила свой внутренний взор на двух недомоллюсков, скорчившихся под странным грибовидным выростом. Ей показалось забавным нарушить их мирную трапезу. Пожалуй, не помешает разыграть небольшой психологический этюд, подумала она. Допустим, привести к ним третьего… Ага, а вот и третий. Точнее, третья. Спешит, переступает своими ходульными конечностями, которые зачем-то отращивают себе позвоночные. Остановилась, принялась всматриваться в одного из двух. Побледнела. Ну, сейчас начнется…

К коттеджу ксенопсихолога Бергман кто-то спешил. Дэни вгляделся, вскочил и уронил чашку. По счастью, пустую. Этого просто не могло случиться… Так не бывает, чтобы смутное воспоминание, почти забытое в хороводе женских образов, что мелькают перед ним каждый день, но единственно милое лицо вдруг, без всякого предупреждения, материализовалось бы солнечным утром в тени этих причудливых фантазий сочинской природы. И тем не менее это произошло. Лейла Хазред, одетая в белое в синий горошек платье, которое оттеняло ее смуглую кожу, хрустя каблуками туфелек по коралловой крошке, приближалась к веранде дома мадам Бергман. Хозяйка коттеджа искоса наблюдала за переменой выражения лица Дэни. Куда только подевался опытный женский сердцеед?.. Ксенопсихолог поднялась навстречу новой гостье.

– Во имя Богини! – приветствовала она девушку.

– Слава Богине! – откликнулась та.

Они встретились посредине веранды и обнялись. Дэни чувствовал себя третьим лишним. Лейла словно не замечала его, а когда их взгляды встретились, лишь сдержанно кивнула, как малознакомому человеку. Впрочем, чего он ожидал? Что дочь главы хостинской колонии бросится к нему на шею? К жиголо на содержании планетарной администрации, который дурит голову состоятельным дамочкам, одаряя их приятными воспоминаниями о романтическом любовнике, который умеет красиво ухаживать, возвращая не юной уже клиентке приятное ощущение того, что она еще может стать предметом страсти пылкого молодого мужчины… Нет, Лейла не из тех девушек, которые могли бы клюнуть на вытертые до блеска приемы ухаживания. Она иная. И чтобы быть достойным ее любви, он, Дэни Николсон, тоже должен стать иным.

– Что же вы, молодые люди, делаете вид, что незнакомы? – сказала вдруг мадам Бергман. – Я оставлю вас на полчасика, поговорите…

И она исчезла во внутренних комнатах своего жилища. Застигнутые ее уходом врасплох «молодые люди» еще несколько минут молчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Наконец, Дэни не выдержал.

– Здравствуй, Лейла, – пробормотал он.

– Здравствуй, Дэни, – откликнулась она.

– Это ты попросила мадам Бергман встретить меня?

– Да.

– Значит, ты хотела меня видеть?

– Да.

– А я… мечтал тебя увидеть.

– Я рада.

– Как отец? Как все на… Вся колония?

– Хвала Богине, у нас все хорошо.

– А как доктор Пишта? Удалось ему обследовать свои пещеры?

– Нет. После отлета робогвардии я была очень встревожена и потребовала, чтобы мы немедленно вернулись в лагерь. Карел, конечно, страшно расстроился, но вынужден был подчиниться.

Дэни почувствовал укол ревности.

– А обо мне ты беспокоилась? – спросил он.

– Конечно, потому и прилетела.

Девушка произнесла это с такой подкупающей искренностью, что ее собеседник почувствовал себя полным кретином. И в самом деле, стала бы Лейла лететь сюда, просить свою подругу встретить его, если бы не думала и не беспокоилась о нем?

– Со мною все в порядке, – произнес Дэни. – Конечно, тот чиновник, что забрал меня с Хосты, задавал мне кучу малоприятных вопросов, но потом от меня отстал.

– О чем он тебя расспрашивал?

– Если ты имеешь в виду, интересовала ли этого советника юстиции ваша колония… Нет, его главным образом занимало мое прошлое.

– Прости, я не собиралась тебя допрашивать, – спохватилась Лейла. – Да и никому бы не пришло в голову в чем-либо тебя винить. Судьба колонии и без того теперь предрешена. Если уж галактическая администрация ее обнаружила, в покое нас не оставят.

– Думаешь, мое вызволение стало лишь поводом?

– Безусловно. Мы только не понимаем, как они нас нашли?

– Мог донести капитан звездолета, который доставил тогда нас на Хосту.

– Возможно, но могла быть и иная причина.

– Знаешь, когда меня поселили в хижину для холостяков, я обнаружил в стене оптический датчик. Кто-то подглядывал за мною.

– Что ж ты раньше об этом не сказал?!

– Я думал, за мною следят по приказу твоего отца.

– Зачем ему подглядывать за тобой?!

– Ну мало ли… Я все-таки чужак. Ведь для чего-то же меня похищали.

– Спасибо, что рассказал мне об этом. Я обязательно передам отцу.

– А он… тоже здесь, на Сочи?

– Нет, из всех наших сюда прилетела только я, – призналась девушка. – Когда колонию решили законсервировать, совершеннолетним колонистам было предложено выбрать планету для эвакуации. Я остановилась на Сочи.

– Из-за меня? – робко поинтересовался Дэни.

– Пожалуй… – не стала отрицать Лейла.

Они помолчали. Ровное гудение над лагуной нарушало тишину. Затем захрустела коралловая крошка. Дэни уже знал, что это означает, но в собеседнице уверен не был, поэтому негромко сказал:

– Ты не бойся, он не опасен.

– Кто? – удивилась девушка и оглянулась. – А, Ингвар! Давно не виделись.

Гастроподус повернул обе пары рожек в ее сторону, словно прислушивался.

– Так вы знакомы? – пробормотал Дэни, стараясь иронией скрыть свое разочарование.

– Конечно! – откликнулась Лейла. – Ведь я выросла среди Коралловых Замков, а Илга была мне вместо матери.

– Илга? – переспросил он.

– Мадам Бергман, – пояснила девушка. – Ингвар и другие гастрики были моими друзьями. Мы вместе играли и купались в лагунах.

– Выходит, ты просто вернулась домой…

– Да, но ведь ради тебя!

Улитке понравилось, как складывается комбинация отношений этих двух недомоллюсков. Архитектоника их взаимного сближения может быть выстроена в виде галереи, которая будет замкнута на саму себя. Нужно только чтобы полипы произрастали в определенном направлении, игнорируя все остальные. Таким образом сегодняшняя удача будет запечатлена в вечности. По крайней мере, покуда кислотные дожди далекого будущего не растворят известковые умопостроения единственных мыслящих обитателей этой планеты.