Текст книги "Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией]"

Когда они уходили, на повороте аллеи Коля оглянулся в последний раз. Четыре обелиска над могилами друзей были уже не видны, их скрыла молодая листва, а пятый, над могилой Маруськи, стремительно рвался вверх, словно никак не хотел смириться с тем, что под ним неподвижно лежит такой живой, такой неуемно горячий человек, каким всегда, до последней секунды была сотрудница Ленинградского уголовного розыска Мария Кондакова, Маруська…

Глава седьмая
Снова в Москве

Есть в этом мире страна, наша Советская страна, образец благородства и честности, которую от недугов охраняют не продажные твари буржуазной полицейщины, а великолепные, преданные, стальные ребята, лучшие из лучших ее сынов, готовые жизнь свою отдать за ее целость, благополучие и безопасность.

Сергей Эйзенштейн, «Из письма к работникам советской милиции»

После возвращения из Испании Виктор получил назначение в Москву, в аппарат МУРа. Генка окончил Ленинградскую школу милиции и уехал работать в одну из центральных областей. Писал он редко и очень скупо – работа изматывала. Обстановка была достаточно напряженной, из писем было понятно, что собой парень не удовлетворен, хочет большего, однако не слишком «дальновидное», как выражался Генка, «начальство», желая жить спокойно, сдерживает его порывы, не дает выходить из рамок давно проверенного, привычного. Читая эти письма, Маша расстраивалась и каждый раз требовала от Коли, чтобы тот выкроил день-другой и съездил к сыну, помог советом, но Коля только улыбался в ответ.

– Что ты, мать, – говорил он спокойно. – Жизнь не детский сад. Он теперь не птенец, пусть сам разбирается. Вон Виктор. Пример!

– Сравнил, – вздыхала Маша. – Виктор – мужчина, закаленный и бедой и войной. А Генка еще ребенок! Себя вспомни в двадцать лет!

– Мы с тобой в двадцать уже состариться успели, – смеялся Коля. – А в Генку я верю. В грозный час он себя покажет, не сомневайся…

Шел июнь 1940 года. До начала трагедии оставался ровно год, и, конечно же, Коля даже предположить не мог, что его слова окажутся пророческими.

Утром принесли телеграмму из Москвы. Никифоров сообщал, что нарком утвердил назначение Коли на должность заместителя начальника Московского уголовного розыска.

Когда Коля вошел с телеграммой в комнату, Маша еще спала. Он сел в изголовье тахты и долго смотрел, на спокойное, по-прежнему красивое лицо жены. Время не старило ее. Она была все такая же стройная, подвижная. Никто не давал ей больше двадцати восьми, и только Коля видел, что годы берут свое.

– Вставай, мать, нас ждет великое переселение, – улыбнулся Коля.

Маша прочитала телеграмму, покачала головой:

– Надо же. Я все жду, когда тебя назначат самым главным, а тебя переводят на такую же должность. Я не согласна. Так и телеграфируй Никифорову.

– В Москву переводят! – Коля шутливо поднял палец вверх. – Будем трудиться вместе с Витькой – это раз. Второе – сама знаешь, что за эти два года произошло. В армии взводных полками командовать назначают. А у нас в Ленинграде замена мне найдется. Вот как с твоей школой быть?..

– Школ и в Москве много, – махнула рукой Маша. – Жалко будет расставаться с коллективом, люди, представь себе, один к одному… Как они поддержали меня тогда, в тридцать седьмом, помнишь?

Коля позвонил Бушмакину, рассказал о новом назначении. Старик обрадовался, а под конец разговора взгрустнул:

– Увидимся ли еще? Болезни одолели, да и возраст… Пиши, не забывай…

– О чем речь! – бодрясь, сказал Коля.

Он не верил в предчувствия и приметы, но подумал вдруг, что Бушмакин наверняка окажется прав, и они уже в самом деле больше никогда не увидятся. Надо было съездить к «бате», попрощаться, но дела завертели, замотала предотъездная суета, и Коля вспомнил о своем намерении только тогда, когда Маша закрыла чемодан и села на подоконник.

– Давай посидим на дорожку?

Коля обвел взглядом пустую комнату. Без мебели и привычных вещей она стала вдруг слишком большой, неуютной.

– Сколько мы с тобой прожили, мать?

– Двадцать один год, – вздохнула Маша. – Ты хочешь сказать, что срок длинный, а увозим с собой только один чемодан?

– Я хочу сказать, что все эти годы был очень счастлив с тобой, Маша. – Коля улыбнулся. – А ты?

– И я… – Она подошла к нему, провела ладонями по его щекам. – Все эти годы я благодарила судьбу за то, что она послала мне тебя. – Маша замолчала, потом сказала – печально и тихо: – Мы уезжаем, и мне почему-то больно. Знаешь, здесь остается частичка нас самих. Очень дорогая частичка, Коля. Наверное, теперь у нас и квартира будет большая, и мебель новая, а вот того, что было, – нет. Не будет уже никогда.

– Поехали, – Коля отвернулся, не хотел, чтобы Маша увидела вдруг навернувшиеся слезы.

Но выйти из комнаты они не успели. Ворвался с бутылкой шампанского Ганушкин, за ним – Тая.

– Ну, соседи, ну, отмочили! – орал Ганушкин. – Кабы не Таисья – я бы ничего и не узнал. Едва с работы отпросился! Выпьем за ваш отъезд, за то, что наша коммунальная дружба и впрямь оказалась долгой, да и Бирюкова помянуть надо. Хороший был мужик.

Выпили. Маша расчувствовалась, всплакнула вместе с Таей. Коля тоже расслабился и решился, наконец, позвонить Сергееву. Ответил его секретарь.

– Я передам, что вы звонили, – сказал он. – Но это будет нескоро. Товарищ Сергеев в длительной командировке.

– Где, если не секрет?

– Секрет. Попробуйте позвонить месяца через два.

Коля повесил трубку и долго ломал голову над тем, куда же мог уехать Сергеев, но так и не догадался. А Сергеев в это время находился в Германии, в составе советской экономической делегации, и от встречи с Колей его отделяли не два месяца, как предполагал секретарь, а год работы в Германии и пять лет войны…

В Москву поезд пришел рано утром. Маша выглянула в окно и радостно крикнула:

– Витька!

На перроне с букетом цветов в руках стоял улыбающийся Виктор. На нем ладно сидела новенькая, хорошо подогнанная форма капитана милиции, на поясном ремне желтела плоская кобура с пистолетом «ТТ». Обнялись. Маша отступила на шаг, всмотрелась. Изменился Витька. Глубоко под крутые надбровья ушли глаза, прорезались борозды у красиво изогнутых губ.

– А ты возмужал, – сказала Маша.

– Скажи проще: состарился, – покривил уголки рта Виктор.

– Жаль, мать тебя не увидела таким, – сказал Коля. – Она всегда тобой гордилась. На ее могиле перед отъездом мы были. Памятник в порядке, я надежных людей попросил – будут ухаживать, так что не беспокойся… Идет тебе форма.

– Это я надел, чтобы вас встретить, – улыбнулся Виктор. – Идемте, у меня «эмка».

Вышли на привокзальную площадь.

– Не женился? – спросила Маша.

– Да как сказать, – протянул Виктор. – Нет, конечно.

– Почему «конечно»? – настаивала Маша.

– За милиционера не всякая пойдет, а милиционер не всякую возьмет, – отшутился Виктор.

Маша села рядом с шофером, «эмка» свернула на Каланчевку, с нее – на Садовое кольцо.

– Как здесь все изменилось, – тихо сказала Маша. – Не узнать.

– Двадцать лет прошло, – вздохнул Коля. – Была Москва – деревня, стала – столица. У тебя, смотрю, новый пистолет? Армейский? – обратился он к Виктору.

– «ТТ», – кивнул Виктор. – Я привык. А вообще-то – для нас он не очень подходит.

– А у моего кольта патроны кончились, я его сдал. Как здесь с оружием?

– Достанем нетабельный. А может, наган возьмешь? Их в избытке.

– С перезарядкой у него плохо, – сказал Коля. – То ли дело у кольта. Ладно, увидим. Ты мне вот что скажи: куда едем?

– Домой. Вам квартиру дали в новом доме на улице Горького.

– Сколько комнат? – обрадовалась Маша.

– Три. Общая площадь сорок метров. Окна на Манежную смотрят, будете смотреть парады и демонстрации.

– Зачем нам столько двоим? – удивился Коля. – Мы еще посмотрим, ладно.

– Пока двое, а там – кто его знает, – улыбнулся Виктор.

– Ну, знаешь! – возмутилась Маша. – Я уже в том возрасте, когда эти темы неприлично даже обсуждать, не то чтобы. – Она недоговорила и вздохнула.

– Генка пишет? – спросил Виктор.

– Пишет. Старший «опер» в райцентре. Дел много, мотается, правду-матку начальству режет. А ты как? Уживаешься с начальством?

– Всяко-разно, – сказал Виктор. – Процент раскрываемости опять же мучает. Начальнику – процент, а мне – качество. Одно спасает – начальник болеет и, видать, долго еще будет болеть, а с тобой мы общий язык найдем. Вот с вышестоящим начальством совместим ли процент и качество?

– Ничего, мы – псковские, мы совместим, – улыбнулся Коля. – Вот этот дом? Скажи, пожалуйста, магазин «Стандарт». Смотри, Маша!

Въехали под арку. Квартира была со двора, во втором подъезде. Виктор вызвал лифт. Поднялись на пятый этаж.

– Вот ключи, владейте. – Виктор торжественно протянул Маше связку ключей.

Маша робко переступила порог квартиры и восхищенно вскрикнула. Двери направо вели в уютную спальню. Налево – в столовую. Вперед и направо – в кабинет. Большая, светлая кухня с балконом. И в каждой комнате новенькая, пахнущая лаком мебель из светлого дуба.

– Можно было и без мебели, – сказал Виктор. – Да я подумал: чего вам зря бегать, время тратить. А так заодно с квартплатой и рассчитаетесь. Удобно, современно.

Маша села на диван и тихо рассмеялась.

– Господи, – сказала она, – какая я счастливая. И как все хорошо.

– Хорошо, – кивнул Коля. – Спасибо нашим ребятам. Тем, кого нет с нами. В нашем счастье их золотая доля.

Виктор ушел. Коля долго стоял у окна и смотрел вниз, на улицу Горького. Напротив окон, в двухэтажном доме, была булочная и книжный магазин. А чуть правее – театр миниатюр. Еще правее возвышался серый куб Центрального телеграфа.

– Удобно-то как, – сказала Маша. – Все рядом, все под боком. Ты заметил – в нашем доме, внизу – диетический магазин. Буду кормить тебя манными котлетами. Или морковными.

– Хочу в Гнездниковский сходить, – сказал Коля. – Трепанова вспомнить, Афиногена. Надо бы нам вместе побродить по старым местам…

– А у тебя найдется время? – с недоверием спросила Маша.

– Я постараюсь найти. Мы ведь ради будущего живем. Значит, должны помнить прошлое. А то ведь порвется связь времен. – Коля улыбнулся.

Весь вечер они бродили по Москве, и прошлое возвращалось к ним случайно запомнившимся поворотом улицы, знакомым домом на перекрестке. Прошлое уводило их в заснеженную, нетопленную, голодную Москву 1919 года. И они шли среди улыбающихся, счастливых людей, среди потока новеньких, поблескивающих свежим лаком «эмок» и «зисов», мимо сверкающих витрин, но им казалось, что вот сейчас, через секунду вывернет из-за угла черный автомобиль Кутькова, и безжалостные бандитские маузеры полоснут вдоль тротуара тяжелым, не знающим пощады свинцом.

– Вот здесь мы настигли Кутькова. Помнишь?

Маша молча кивнула.

– Двадцать один год прошел, а кажется – это было вчера. А все-таки основное мы сделали. Профессиональной преступности больше нет.

– Сколько же еще времени уйдет, пока вы справитесь с непрофессиональной? – вздохнула Маша. – Когда-то ты сказал: «Вот пройдет десять лет, и мы выпустим из тюрьмы последнего жулика…»

– Нам много чего казалось десять лет назад. Не все мечты сбываются, Маша. Сейчас я скажу тебе так: полное уничтожение преступности – дело не одного поколения. Думаю, что решающее слово в этом будет принадлежать не милиции и вообще не административным органам. Социальный прогресс и только он один подорвет основы всякой преступности вообще. А мы… Мы добьем ее остатки, вот и все.

– Когда же это будет?

– А вот это в какой-то степени зависит и от нас с тобой, – улыбнулся Коля. – Работать надо, друг мой. В поте лица!

На следующий день с утра Маша уехала в гороно – нужно было подыскать работу. У Коли был в запасе еще один день – в управление он должен был явиться только завтра. И Коля решил побродить по букинистическим магазинам – вот уже пять лет он настойчиво, с любовью собирал библиотеку из академических изданий. Но его замыслу не суждено было сбыться: в тот момент, когда он, уже одетый, стоял на лестничной площадке и закрывал двери квартиры, подъехал лифт и Виктор, выйдя из лифта, крикнул:

– Николай Федорович, машина внизу, хорошо, что я вас застал… – В служебной обстановке Виктор никогда не позволял себе называть Колю на «ты».

– Случилось что-нибудь?

– Я получил сообщение. Сегодня в двадцать три часа будет ограблен магазин на Масловке. Ювелирный, между прочим.

Шофер вырулил со двора, и «эмка», набирая скорость, помчалась к Петровке.

– Источник надежный? – спросил Коля. – Можно верить?

– Считаю, что можно. Это Агеев. Парню двадцать пять лет, токарь, с ворьем спутался случайно. Я пытаюсь ему помочь, да он и сам все понимает, хочет с этим делом «завязать».

– Я могу с ним встретиться?

– Исключено, – Виктор покачал головой. – Он позвонил, сказал, что на связь выйти больше не может, за ним следят, видимо, подозревают, а может, просто перестраховываются. Сказал – оторвется от группы после дела.

– Плохо. Ему нельзя принимать участие в краже. Ты запомни это, Виктор, на будущее.

– Всегда придерживался и придерживаюсь этого принципа, – сказал Виктор. – Я людей на преступление никогда не толкаю. Даже ради самой успешной реализации. Парень смелый, крепкий, выкрутится.

– Ну, дай бог! – кивнул Коля. – Чего мы стоим?

Водитель включил сирену, но регулировщик на перекрестке нервно замахал жезлом и вдруг, встав по стойке «смирно», взял под козырек. Через перекресток промчался огромный «майбах» с флажком на крыле – на красном поле белый круг с черным изломанным крестом.

– Посол Германии Шуленбург, – сказал Виктор. – Ишь, какой почет. Ты как относишься к пакту?

– Сказать по чести, – сложно, – отозвался Коля. – Я вроде и понимаю его необходимость, а сердцем принять не могу. У большевиков с фашистами не было и не может быть ничего общего.

– А я смотрю на этот пакт просто, – продолжал Виктор. – Дает он нам хоть какую-нибудь выгоду, – и спасибо! Больше он нас не касается. Разговоры о том, что-де Германия – теперь лучший наш друг, потому что Молотов с Гитлером за ручку поздоровался, – я отметаю! Я – солдат. В случае чего, я буду убивать, как бешеных собак, этих коричневых крыс, детоубийц. Я их видел в Испании. Скажу одно, Коля: их надо стереть с лица земли. – Виктор побледнел, его руки, сложенные на коленях, нервно вздрагивали. – Давай, нажми, – наклонился он к шоферу.

…«Эмка» остановилась перед роскошно оформленной витриной ювелирного магазина. Она ломилась от обилия золотой и серебряной посуды, колец, серег, часов.

– Ты жене никогда таких побрякушек не дарил? – спросил Виктор.

– Она не елка. – Коля вошел в магазин.

– Директор магазина – человек проверенный. Говорить с ним можно откровенно. Только он шутник, так что не реагируй, – Виктор постучал в дверь, на которой красовалась черная с золотом табличка: «Директор».

– Я занят! – послышалось из-за двери.

Виктор нажал затейливую бронзовую ручку. Директор сидел за огромным столом и ел сухую колбасу, запивая ее пивом.

– Вы мне помереть в случае чего дадите? – с легким раздражением спросил он. – Что стряслось?

Коля с уважением посмотрел на орден боевого Красного Знамени, прикрепленный над левым карманом директорской гимнастерки.

– За что? – Коля глазами указал на орден.

– За Перекоп. А вот теперь штурмую ювелирное дело. Мы за что боролись? За счастье? А между прочим, женщины – лучшая половина человечества! А в чем счастье любой женщины, кроме мужа, работы и детей? В украшениях! Согласны?

– Я – да, – сказал Виктор. – А Николай Федорович – нет. Он говорит, что его жена – не елка!

– Здрассьте, – в серцах произнес директор. – Раньше бриллианты императрица и ее дворянки носили. А теперь – наши женщины должны носить! И не чьи-нибудь там жены и тому подобное, а самые простые работницы!

– У них денег не хватит, – заметил Коля с улыбкой.

– А мы повысим зарплату, – парировал директор. – Короче кто вы?

Коля молча протянул служебное удостоверение.

– Понятно, – кивнул директор. – Что случилось?

– Сколько у вас товара? – спросил Коля.

– На восемьсот тысяч рублей тринадцать копеек. Это меня и погубит, – вздохнул директор. – Уже шестой день подряд в остатке получается цифра тринадцать. Пришла беда, и ваше появление подтверждает это.

– Сколько нужно машин, чтобы вывезти весь магазин? – спросил Коля.

– Каких машин? – удивился директор. – Три чемодана.

– А сколько нужно времени, чтобы их наполнить?

– То есть, очистить все полки и ящики, сломать сейф и разорить кладовую? – уточнил директор. – Три часа на все!

– Охрана?

– Колченогий Василий, – сказал директор. – У него старая одностволка и пять патронов с солью. На большее торг средств не отпускает – преступность, говорят, на убыль идет.

– Сегодня ваш магазин ограбят.

– Шутите? – Директор растерянно начал чистить колбасу. – Что же делать?

– Это наша забота, – сказал Виктор. – Позвоните в торг. Пусть они пришлют своего работника – для контроля. Мы будем ждать преступников прямо здесь, в магазине.

Коля осмотрел входные двери, зашел в прилегающий двор.

– Рассчитай необходимое количество людей, – сказал он Виктору. – Все заблокировать, чтоб комар не пролетел. Возьмем их с поличным. Кто будет внутри магазина?

– Лейтенант Олег Рудаков. Окончил нашу школу, парень боевой, надежный. Второй – лейтенант Миша Воронцов, – Виктор улыбнулся. – Они мальчишки совсем, по двадцати лет каждому. Для боевого крещения – самое подходящее дело.

– Мне казалось, нужны более опытные товарищи, – сказал Коля. – Но, раз ты решил.

– Николай Федорович, себя вспомните в девятнадцатом.

– Время было другое, – буркнул Коля.

– Не согласен, – упорствовал Виктор. – Каждый должен когда-то сделать первый шаг. А начинать, я считаю, нужно с самого трудного.

Засаду организовали с вечера. Виктор с группой оперативных работников стоял в парадном, напротив входа в магазин. Миша и Олег сидели в кабинете директора, играли в шахматы – в темноте, на ощупь. Коля устроился за прилавком, в торговом зале. К пяти утра стало ясно, что бандиты не придут – произошла какая-то накладка или у них изменились планы. Но Коля все равно не снял засаду – мало ли что.

Он вошел в кабинет директора. Воронцов и Рудаков по-прежнему играли в шахматы. За витриной, на улице, погасли фонари. Над городом повис серый рассвет.

– Чем объясняете срыв? – спросил Коля.

– Неточной информацией, – пожал плечами Воронцов.

– А может, здесь посложнее, – покачал головой Рудаков. – Может, сам источник получил заведомо неверные данные. Может, они его подозревали и заодно проверили.

– Заодно с чем? – уточнил Коля.

– Заодно с финтом в наш адрес, – сказал Олег. – Мы их ждали здесь, а они в другом месте сделали, что надо, и след простыл!

– Олег – голова! – восхищенно заметил Воронцов. – Он из нагана с двадцати шагов в пятак попадает!

– Ну, положим, к голове это не имеет отношения, – усмехнулся Коля. – Но в комплексе, так сказать, хорошо! А вот анализ ситуации у вас, Рудаков, полностью совпадает с моим, хотя скажу сразу: дай бог, чтобы мы с вами ошиблись!

Резко прозвенел входной звонок. Воронцов открыл. В зал вошел хмурый Виктор:

– Машина из управления пришла. Ограблен ювелирный магазин на Волхонке. Убит сторож и посторонний гражданин.

Олег и Коля переглянулись.

– Вот это да-а-а, – протянул Воронцов. – Лажанулись мы крепко!

– Прошу впредь жаргонных слов не употреблять! – резко сказал Коля. – Вы – оперативный работник, а не урка! Товарищ Кондаков, – обратился он к Виктору, – оставьте здесь наряд, все едем на Волхонку!

Улицы Москвы были еще пусты, поэтому не пришлось включать сирену. Через пять минут «эмка» подрулила к ювелирному.

Витрина магазина было совершенно цела, только пуста. В углу, на черном обивочном бархате, Коля заметил случайно уцелевшее золотое обручальное кольцо. Несмотря на ранний час, успела собраться изрядная толпа, и милиционеры теснили любопытных. У входа в магазин лицом вниз лежал сторож. У ворот, которые вели во двор, сидел, прислонившись спиной к стене, парень лет двадцати пяти. Он был мертв. Виктор подошел к нему, заглянул в лицо и тут же вернулся обратно:

– Агеев. Ясно, почему не позвонил и не пришел.

Коля увидел врача-эксперта:

– Причина смерти? – Он повел головой в сторону убитого парня.

– Заряд мелкой дроби, – сказал эксперт. – С расстояния метров в семь – восемь. Предполагаю, вот из этого ружья. – Он протянул Коле одностволку.

– Нашли во дворе, – козырнул пожилой лейтенант милиции. – Отпечатки пальцев сняли.

– Вы участковый? – спросил Коля.

– Так точно. Предвижу ваш вопрос, товарищ начальник. Рекомендую в первую очередь поговорить с дворником Хасановым. Доверенное лицо, ручаюсь, как за себя!

– Спасибо. – Коля вошел в магазин. Навстречу ему, заламывая короткие толстые руки, бросился мужчина лет пятидесяти в белом чесучовом костюме и широкополой соломенной шляпе. Коля машинально посмотрел на его ноги и невольно усмехнулся – белый костюм завершали ярко начищенные черные ботинки!

– Здравствуйте! – трагическим шепотом провозгласил мужчина. – Я директор, я несчастнейший человек, пусть бы я лучше умер вчера, чем видеть такое сегодня! Ужас! Я погиб! Я навеки опорочен в глазах руководства! Какой убыток! Какой кошмарный ущерб! – Он провел рукой по сейфу, который был похож на варварски вскрытую консервную банку. – И наш сторож! И прохожий, совсем еще молодой человек! Его-то за что, господи!

– Что украдено? – спросил Коля.

– Все! – Директор широким жестом обвел магазин. – До последнего колечка!

– Последнее на витрине. Пройдемте к вам в кабинет. Я – работник милиции Кондратьев.

– Смирнов, – растерянно протянул руку директор. – Ах, какое несчастье, какое несчастье. Золото! Так сказать, овеществленный труд тысяч людей… – Он сел в кресло и нервно забарабанил короткими пальчиками по стеклу.

– Почему на вас черные ботинки? – вдруг спросил Коля.

– Э-э… – растерялся Смирнов. – Дело в том, что белых у меня только одна пара, и я их… э-э-э… испачкал! А вычистить не успел. Послушайте, э-э… почему вы об этом…

– Просто так, – перебил его Коля. – Сумма похищенного?

– То есть – украденного? – тонко улыбнулся Смирнов. – Вы ведь эти два понятия четко разделяете, я знаю. Похищено – значит свои. Украдено – посторонние… Так вот, украдено на шестьсот тысяч рублей, не менее! У меня поседели последние волосы! Все выгребли, мерзавцы, все, подчистую! Комиссия уже заседает, список и приметы вещей мы вам пришлем. Кошмар! Вещей нет, одни приметы!

– Почему вы думаете, что нам понадобятся приметы?

– Детективы и мы читаем, – усмехнулся директор. – Как же вы искать вещи станете? На толкучках? Барахолках? У подозрительных лиц? Ведь все давно по карманам рассовали, ворье проклятое, небось уже и торговля «слева» началась.

– Вас допросят, – Коля встал. Этот многословный, суетливый человек утомил его. – До встречи.

– Не дай бог, – тоскливо сказал Смирнов и сделал гримасу, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку.

В дверях Коля столкнулся с человеком лет тридцати. Добродушное, круглое, лицо, тщательно отглаженный костюм, рубашка с галстуком. Незнакомец выглядел франтом.

– Мой заместитель Борецкий Виталий Павлович, – сообщил Смирнов. – Это из милиции.

– Уже догадался, – кивнул Борецкий, пожимая руку Коле. – Есть надежда?

– Надежды нет только у мертвых, – сказал Коля и смутился. Получилось выспренно, а он не любил «высокого штиля». И добавил: – Сделаем все, что в наших силах.

– Давать советы не собираюсь, – сказал Борецкий, – но у меня ощущение, что украдено слишком много и слишком быстро. Вы не согласны?

– Что вы, собственно, имеете в виду? – Коля отлично понял, на что намекал Борецкий, но хотелось услышать не намек, а главное, посмотреть, как среагирует Смирнов. Директор действительно среагировал моментально.

– Борецкий! – крикнул он возмущенно. – О чем ты говоришь? Твои слова эти – подозрение в адрес нашего здорового коллектива! Это выпад против общественности! Не слушайте его, товарищ Кондратьев!

– Милиция во всем разберется, – мягко сказал Борецкий.

Коля вышел во двор. В углу, у помойки, подметал дворник. Коля подошел к нему и стал смотреть, как красиво и профессионально обращается тот с метлой.

– Хорошо у вас получается.

– Опыт, – улыбнулся дворник. – Хотите попробовать?

– У меня не выйдет. Вы Хасанов?

– А вы из МУРа? – снова улыбнулся дворник. – Я так скажу: во всем цыгане виноваты!

– Как так? – удивился Коля.

– Да просто… Повадился Смирнов к цыганам ездить – вот и сложил голову. Он, я так понимаю, советский директор, не купец.

– Согласен с вами. Вы мусорные ящики уже чистили?

– Нет. А что искать?

– С намека понимаете, – с уважением сказал Коля. – Белые мужские полуботинки. Вот мой телефон. – Коля записал номер на обрывке бумаги и протянул дворнику. Тот тщательно свернул бумажку и спрятал ее.

* * *

Домой Коля пришел поздно. Утром предстояло оперативное совещание, нужно было продумать версии, обмозговать возможные ходы противника. Нужно было разработать систему мероприятий, с помощью которых уголовный розыск мог выйти на банду грабителей.

– Вижу, первый день – не сахар. – Маша собрала посуду на поднос, улыбнулась: – Неси-ка на кухню, мыть будем вместе.

– Маникюр у тебя, – Коля взял ее за руку. – Сам помою. Куда назначили?

– Пока – во Дворец пионеров. Буду вести кружок французского языка и искусства. Кстати, нам бы надо с тобой на Волхонке побывать, в музее изобразительных искусств. У них отличная коллекция голландцев! Ты их помнишь в Эрмитаже?

– Как наши передвижники, – сказал Коля. – Только получше.

Маша с интересом посмотрела на мужа:

– Не слишком патриотическая точка зрения. Но, по-моему, она не лишена смысла. Так пойдем на Волхонку?

– Уже был. Не дай бог. У меня там сложнейшее дело, а голова – пустая. Ни одной идеи.

– Идеи будут завтра, – уверенно сказала Маша. – Начнешь совещание – сам не заметишь, откуда что привалит, как любила говорить Лицкая. – Маша вздохнула, задумалась. – Я часто ее вспоминаю. Может, к лучшему, что так все случилось? Что было бы с ней сейчас? Отец – бывший камергер.

– Не нужно об этом, – попросил Коля. – Я бы предпочел навсегда забыть об этих днях.

– А я уверена, что о них нужно всегда помнить, чтобы они больше никогда не повторились…

* * *

– Начнем с младших по званию, – открыл совещание Коля. – Говорят, в старину был такой обычай у военных. Пожалуйста, Рудаков.

– Я уже высказывал товарищу начальнику свою версию, – сказал Олег. – Повторю для всех. Анализ событий заставляет уверенно предположить, что члены шайки подозревали погибшего Агеева и решили проверить его. Когда убедились, что магазин на Масловке нами обставлен, – они Агеева убили, причем убили так, что это выглядело, как смерть от руки сторожа.

– Я – против, – встал Воронцов. – То, что сторож выполнял задание банды, – чушь! Для него все нападавшие на одно лицо! Выстрелил – попал в Агеева. Вот и все!

– А вы не допускаете, что бандиты умело подвели Агеева под выстрел? – спросил Виктор.

– Допускаю, – согласился Воронцов. – А как это проверить?

– Подумаем, – сказал Коля. – Лично мне версия товарища Рудакова кажется правдоподобной. У меня еще вот что. На директоре Смирнове был белый костюм. А ботинки – черные. Белые он, по его словам, накануне перепачкал. Я прошу вас, Воронцов, тщательно это проверить.

– А зачем? – удивился Воронцов.

Коля помрачнел:

– Любое дело складывается из тысячи нюансов, оттенков, по-русски сказать. Если вас этому не научили, – мне остается только пожалеть. Честно говоря, я пока и сам не знаю, Воронцов, зачем может пригодиться история с ботинками. Но жизнь меня убедила, и я хочу убедить вас в том, что в нашем деле нет мелочей или ненужных, неинтересных обстоятельств. К раскрытию ведет иной раз не то что слово, – буква!

– Предлагаю поручить Рудакову точно определить с помощью свидетелей и экспертов, когда бандиты пришли и когда ушли. Украдено очень много. Мы должны точно знать, какое реальное время затратила банда, чтобы проникнуть в магазин, собрать все вещи и унести их, – сказал Виктор.

– Принимается. Борецкий мне уже намекал, что в этом плане не все чисто и не все ясно, но я пока не имею четких предложений. Подумаем.

– И последнее, – заключил Виктор. – Я займусь всеми скупщиками золота и драгоценностей, дам ориентировку по другим городам, в Ленинград в частности.

– Принято, – согласился Коля. – Все свободны. Вас, Кондаков, прошу остаться.

Когда все ушли, Коля сказал:

– Есть хочу, как из пушки. Где буфет, покажешь?

– Покажу, – кивнул Виктор и вдруг хитро улыбнулся: – А кто мне рассказывал про кутежи в девятьсот девятнадцатом? Про «стюдень из лошадиных мослов»? Махнем.

– Э-э, была не была!

У входа в ресторан стояла длинная очередь. Толстый швейцар лениво толкал в грудь какого-то подвыпившего парня.

– Иди, иди, – увещевал он. – Иди, сказано, и значит – иди.

Похоже, швейцар обладал не слишком большим запасом слов.

– Не пройдем, – вздохнул Коля. – Не удостоверение же ему показывать. Если бы по делу – тогда, конечно. А так у меня уже был случай. Я показал, а такой вот в галунах начал на всю улицу орать. «Одним, – кричит, – все, другим – ничего!» Пойдем в буфет.

– Сейчас, – Виктор протиснулся к дверям. – Что на первое идет? – строго осведомился он. – Борщ московский?

– Так точно, – по-военному ответил швейцар. – А что?

– Подойдет, – шепотом сказал Виктор. – Николай Федорович, пройдите.

– То ись, как? – опешил швейцар.

– Ты же сам сказал «так точно», – бухнул Виктор, осторожно пропуская вперед Колю. Обалдевший швейцар закрутил головой, словно ему в уши попала вода.

Сели за столик.

– А ты, оказывается, мастер «арапа заправлять»…

– Иногда необходимо, – отозвался Виктор. – Скромность в нашем деле не всегда помощник.

– В нашем деле? – иронически спросил Коля: – А при чем здесь наше дело? Мы вроде бы не на задании.

– А кто его знает, – легкомысленно пожал плечами Виктор. – Пять минут назад – нет, а пять минут спустя – да.

– Чего да? – не понял Коля.

– На дверь взгляните…

В зал вошел Смирнов и, беспокойно оглядываясь, начал пробираться к эстраде.

– Что он здесь забыл? – удивился Коля. – Признавайся, ты когда его увидел? У входа?

– В очереди.

– Глазаст, – сдержанно похвалил Коля. – Я вот его не заметил. Как считаешь, он по делу или просто так?

– На просто так у него нынче времени нет. У него здесь какая-то встреча. Публика-то. Обратите внимание.

Публика и в самом деле была как на подбор. Расфранченные женщины в драгоценностях, с туго обтянутыми бюстами, оплывшие жиром мужчины, по внешнему виду проворовавшиеся завмаги.

– Выстроить бы всех и проверить документы, – зло сказал Виктор. – Уверен, что половину из них, как минимум, придется задержать.

– Ну, это ты, положим, перебрал, – заметил Коля. – Мы ведь теорию Ломброзо отрицаем! Нельзя судить о людях по углу челюсти и ширине лба.