Текст книги "Либеральный лексикон"

В интервью художника Михаила Шемякина предъявляется еще одна претензия:

Меня бесит, когда т. н. «либералы» с восторгом говорят о старой русской аристократии. Ты знаешь, почему они так ими восхищаются? Потому что сейчас это выгодно. Наворовано много. Теперь надо создать такую идеологию, которая была при царизме: сиди, русский мужик, и не рыпайся. Слушай, что тебе барин говорит. У тебя лапти есть, и ладно. А нам не мешай кататься на яхтах и бентлях. И смирись с карикатурой на царское время.

(https://rg.ru/2017/06/01/shemiakin-besit-kogda-liberaly-s-vostorgom-govoriat-o-russkoj-aristokratii.html)

С другой стороны, развилось представление о либерализме как «попустительстве порокам», и возникло слово либераст, которое стало обозначать не человека, наделенного властью и либеральничающего, а того, кто принципиально считает необходимым поощрять пороки и с отвращением относится к «традиционным» ценностям. Вот примеры из «Национального корпуса русского языка» (первоначально слово употреблялось в кавычках, но вскоре стало для многих привычным, и кавычки отчасти ушли в прошлое):

Теперь Березовский весьма убедительно обвиняется в расправе с наколовшими его сопредседателями «либерастов» Головлевым и Юшенковым, что явно не способствует его и без того потрепанной репутации. [Юрий Нерсесов. Боливар не выдержит (2003) // «Спецназ России», 2003.05.15]

Либераст – ярый сторонник либеральных взглядов, враг народа. [коллективный. Форум: Сепаратисты провезли по Петербургу Маннергейма (2012)]

В русских образованных, в русских интеллектуальных кругах, к сожалению, господствующим типом стал тип либерала-западника, либерала-нигилиста – Достоевский, напомню, говорил, что нигилист в России не только Бога отрицает, но и Россию, – тип, который по-простонародному называют «либерастом». [Захар ПРИЛЕПИН. Украинцев не существует? А жаль // Комсомольская правда, 2013.08.15]

Для киевского либераста типа журналиста с радио «Свобода» Виталия Портникова или того же Куркова слово «русский» стоит в следующем синонимическом ряду: «ГУЛАГ», «крепостное право», «концлагерь», «Салтычиха», «казни», «убогость», «азиатщина», «Азиопа», «отсталость», «мрак», «грязь», «повальное пьянство», «вымирание», «антиевропа», «коллективизм», «отрицание личности», «отсутствие правовой системы», «бедность», «авторитаризм», «тоталитаризм», «снег», «холод». [Захар ПРИЛЕПИН. Украинцев не существует? А жаль // Комсомольская правда, 2013.08.15]

А эта парадоксальная дружба просто объясняется: российский либераст и украинский националист вместе потому, что их объединяет нелюбовь к Русскому миру. [Захар ПРИЛЕПИН. Украинцев не существует? А жаль // Комсомольская правда, 2013.08.15]

Быков восстанавливает справедливость в отношении Валентина Катаева, – его лучшие и последние книги были оболганы и заклеймлены предшественниками нынешних либерастов, но Быков видит его огромный талант. [Исраэль ШАМИР. Быков открывает Атлантиду // Комсомольская правда, 2013.09.19]

Впрочем, это тоже не новая претензия к либерализму. Очень характерна цитата из «Бедных людей» Достоевского:

Я со слезами на глазах вчера каялся перед Господом Богом, чтобы простил мне Господь все грехи мои в это грустное время: ропот, либеральные мысли, дебош и азарт.

Наконец, еще одна проблема слова либерализм состоит в том, что его значение постоянно размывается. Обращает на себя внимание следующее шутливое высказывание Елены Зелинской:

Либерал – это человек, способный составить из слов предложение, отвечать на вопросы ответом, а не матом, читать и понимать прочитанное, с первой попытки отыскать на карте мира Новую Зеландию и знать таинственное слово «абсорбировать». (https://www.facebook.com/elena.zelinskaya.9/posts/519538768140897)

Расширительное понимание термина либерал тоже явление совсем не новое. Напомним известный отрывок из романа Льва Толстого «Воскресение»:

…Не знаю, либерал ли я, или что другое, – улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены.

В последнее время это слово отягощено ассоциациями, связанными с драматическими переменами, происходившими в России в 1990-е. Блогер Михаил Светов в выступлении на митинге «Против Роскомнадзора и блокировки Telegram» в Москве 30 апреля 2018 сказал:

Знаете, я не либерал. Потому что либералами в нашей стране называют людей, которые помогли олигархам разворовать нашу страну в девяностых. И когда Путин говорит, что он либерал, я ему верю. Потому что он со страной делает то же самое. Я – либертарианец, и я – патриот.

Сходным образом открещивается от определения либерал и библеист Андрей Десницкий:

Меня частенько называют «либералом». Но слово «либерал» в современном русском языке проделало примерно ту же эволюцию, что и слово «педераст». Когда-то оно обозначало вполне конкретную разновидность людей, а сегодня стало просто бессодержательным ругательством.

В общении оно безнадежно запутывает: «Ах ты либерал?» – и начинается безостановочный поток обвинений от «так ты хочешь вернуться в девяностые» до «ваша Америка вечно на всех нападает».

(https://www.gazeta.ru/comments/column/desnitsky/11736115.shtml)

А. Десницкий предложил в качестве замены термин гуманизм. Однако этот термин слишком неопределенный, неоднозначный и к тому же не менее отягощенный сложной историей. Впрочем, сам Десницкий несколько смягчил свое отношение к термину либерализм, став лауреатом премии «Либеральная миссия» в 2018.

Таким образом, в сознании многих слова либерализм, либерал и либеральный имеют отрицательную окраску (при этом диапазон отрицательных компонентов значения может быть весьма велик: как беспринципность, так и, наоборот, неготовность к компромиссам, как сервилизм, так и ненависть к власти и «подрывная работа»). Поэтому использовать эти слова следует осторожно и не злоупотреблять ими, понимая, что они могут вызвать недоразумение.

Как мы убедились, слово свобода обладает в русском языке чрезвычайно высоким ценностным статусом, причем в самых разных типах дискурса. В качестве негативно окрашенного это слово может использоваться лишь в абсолютно маргинальных текстах или в составе отдельных устойчивых выражений (таких, как свобода нравов). Хотя значение слова свобода довольно сложно, однако оно обладает для обычных носителей русского языка некой непосредственной очевидностью. При этом слово свобода понимается более или менее одинаково и в обиходном употреблении, и в метафизических контекстах (хотя, разумеется, существуют многочисленные философские спекуляции на тему свободы). Поэтому слово свобода заслуженно занимает место ключевого концепта либерального дискурса. Напротив того, слово воля имеет ряд ограничений и не столь однозначно положительно окрашено.

Сложнее обстоит дело со словами либерал, либеральный, либерализм. Они отягощены употреблением в качестве общественно-политических терминов с неустоявшимся значением. Кроме того, тот факт, что эти слова апеллируют к смягчению ограничений, осуществляемому властью, и тем самым не предполагают радикальных изменений, инициируемых обществом, привел к тому, что эти слова оказались под подозрением в рамках революционно-демократического и вообще прогрессистского дискурса. Тем не менее эти слова составляют естественное гнездо для ключевого понятия ‘свобода’, и других подходящих кандидатов на эту роль не видно. Поэтому вполне можно использовать слово либеральный и родственные слова, при этом актуализуя этимологическую связь с идеей свободы, напр.: либерал (т. е. сторонник свободы), либеральный (т. е. направленный на уменьшение несвободы) и т. п.

Толерантность и плюрализм

К числу важнейших либеральных ценностей принадлежит признание права на существование и прочих прав иного и даже чуждого: иных и чуждых людей, иных и чуждых мнений, иных и чуждых ценностей, обычаев, чувств, верований, идей, чужого образа жизни, поведения. В самом деле, в противном случае возникают основания сказать, что мы признаем права только «своих», только тех, кто с нами согласен, что мы за свободу в рамках лишь какой-то системы взглядов, а за её пределами мы не признаем права на инакомыслие. Готовность признать права иного и чуждого часто называют толерантностью. Когда в обществе повсеместно наблюдается толерантность, следствием этого оказывается многообразие, и готовность поощрять такое многообразие получила название плюрализм. Однако оба слова: толерантность и плюрализм – оказались в значительной мере скомпрометированы как небрежным и неточным словоупотреблением, так сознательным искажением их смысла. Поэтому оправдан вопрос, насколько имеет смысл продолжать пользоваться этими словами или следует поискать им замену.

Толерантность

Само слово толерантность первоначально использовалось преимущественно в значении ‘веротерпимость’ или иногда в более широком значении – ‘терпимость к чужим взглядам’. Приведем толкование «Малого энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона: «Толерантность, лат., терпимость, веротерпимость». Миланский эдикт императора Константина (313), положивший конец гонениям на христиан, в англоязычной традиции часто называют Edict of Toleration (https://en.wikipedia.org/wiki/Edict_of_ Milan) или Edict of Tolerance (http://www.newadvent.org/cathen/04295c.htm).

Само по себе это существительное и соответствующее прилагательное толерантный были не очень употребительными, но встречались в текстах XIX в. Приведем несколько примеров:

…народ в Кракове мне показался очень добрым и толерантным. [Николай Лесков]

…я знаю, что вы человек толерантный и к тому же вы обладаете счастливым даром слова. [Николай Лесков]

Общество упорно отказывается дать свидетельство своей толерантности по отношению к людскому разномыслию, разночувствию и разностремлению. [Николай Лесков]

Страх перед укором в религиозной нетерпимости со стороны Европы заставил принять сторону столь толерантных пасторов и баронов против обращавшихся в православие латышей и эстов. [Николай Данилевский]

Я не могу относиться толерантно, когда он при людях и в моем присутствии утверждает, что правительство нарочно опаивает народ водкой, чтоб его абрютировать и тем удержать от восстания. [Федор Достоевский]

В советское время слова толерантность и толерантный употреблялись преимущественно как медицинские термины. Впрочем, прежнее значение не было утрачено, оно использовалось в 1920-е гг., как в следующем примере из «Национального корпуса русского языка» (показательны кавычки при слове толерантность):

…я умею понимать «сложность» человеческой души. Но то, с чем я теперь столкнулась в лице моей дочери, – этого я при всей своей «толерантности» вместить не могу. Повторяю, иногда я себя утешаю, что я не понимаю Жени, как Мария Степановна – моя мать – не понимала меня. Но чаще мне все это кажется такой безмерной распущенностью и пошлостью, что одурь берет. [А. М. Коллонтай. Любовь трех поколений (1927)]

Впоследствии, вплоть до конца коммунистической власти, эти слова в прежнем значении использовались почти исключительно в нонконформистском дискурсе, и возродились они лишь в постсоветское время. Первоначально у них был преимущественно положительный ореол (много говорилось о необходимости воспитания толерантности). При этом часто указывалось, что толерантность не может быть самоцелью, а представляет собою лишь средство достижения взаимопонимания. Приведем характерную цитату из статьи доктора философских наук А. В. Перцева[20]20
  Перцев А.В. Современный миропорядок и философия толерантности // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2003. С. 29.


[Закрыть]:

Толерантность – это переходное состояние от конфликта, который может вылиться в насилие, к взаимопониманию и сотрудничеству.

Это определение выделено полужирным шрифтом, и далее А. В. Перцев комментирует:

Состояние толерантности как состояние переходное не может быть самоцелью.

С течением времени все более частотным становилось указание на то, что за словом толерантность скрывается равнодушие и попустительство порокам, а то и прямое их поощрение. Появилось слово толераст, в котором прямо отражена эта идея. Приведем примеры употребления этого слова из «Национального корпуса русского языка»:

Тот, кто считает себя русским, а не толерастом. [коллективный. Форум: Православие и «Русский марш» (2012)]

…либерасты, толерасты подтянулись. [коллективный. Форум: Жители Пугачева из-за убийства десантника перекрывали трассу (2013)]

Странная вещь – и радикальные фанатичные исламисты, и так называемые толерасты в Англии совпали в очередном уничтожении прав христиан. [Александр ГРИШИН. Гонения на христиан – знак времени? // Комсомольская правда, 2012.03.20]

Еще чаще можно встретить неприятие слова толерантность и возражения против него, основанные на том, что это заимствование лишь дублирует по смыслу русское слово терпимость и потому не нужно. Действительно, часто слово терпимость используется как близкий синоним толерантности. Приведем отрывок из эссе Солженицына о Давиде Самойлове:

Терпимость – любимая категория и высшая ценность Самойлова. На переходе к терпимому обществу мы должны прежде всего научиться уважать любое другое мнение, даже не нравящееся нам.

Дай-то Бог. Всем нам.

Итак, есть два слова – терпимость и толерантность. Но язык не терпит дуплетов. И они сразу начинают как-то притираться, распределять сферы влияния, диссимилироваться. Так и вышло с терпимостью и толерантностью. Сейчас иногда противопоставляют плохую толерантность хорошей терпимости. Вот типичный заголовок статьи: «Толерантность: терпимость или вседозволенность?» Многие люди говорят: ненавижу толерантность, потому что толерантность значит ‘Моя хата с краю, ничего не знаю’. Другие говорят: не надо учить детей толерантности, толерантность – это пораженчество. Толерантность часто связывают с равнодушием, опять-таки по контрасту с терпимостью. В терпимости очень ясно ощущается глагол терпеть, в частности, возникает ассоциация с другим его значением: терпеть боль. Мол, мы, страдая, терпеливо выносим недостатки других людей, как терпят боль, холод, голод. Соответственно в случае толерантности мы не то что терпим, а просто ничего не чувствуем. Особенно же характерна подобная риторика для православных текстов:

Терпимость – это русское понятие, которое возникло из православного отношения к жизни. <.> Мы должны терпеть несовершенство других, понимая, что и сами несовершенны. Таким образом, терпимость предполагает активную оценку действительности: четкое разделение хорошего и плохого, и терпение по отношению к тому, что еще не в силах измениться к лучшему. Толерантность – это западный термин, который возник из либерального отношения к жизни. Он не синоним терпимости, потому что за ним стоит совершенно другая концепция. <…> Поэтому толерантность безразлична к понятиям хорошо или плохо в абсолютном смысле этих слов. Она ориентируется на временные понятия, которые обеспечивают текущее спокойствие. <…> Человек должен быть безразличен ко греху, извращениям и растлению других людей, т. е. ко всему, что его лично не касается. При этом он сам может все это совершать, требуя толерантности к себе со стороны других.

(http://www.missionary.su/theology/13.htm)

Впрочем, как мы увидим ниже, представление, согласно которому толерантность предполагает равнодушие и потому хуже терпимости, разделяется не всеми. Это заставляет обратиться к слову терпимость и к русскому глаголу терпеть, от которого оно образовано, и внимательнее их рассмотреть.

В первом круге употреблений глагол терпеть имеет предельно бедное семантическое содержание. Он лишь указывает на наличие некоей неприятной ситуации, обозначенной посредством прямого дополнения (терпеть поражение, неудачу, аварию, бедствие, катастрофу, кораблекрушение). Этот круг употреблений не имеет отношения к терпимости, но подкрепляет ощущение, что объект терпимости – нечто неприятное.

Во втором круге употреблений глагол терпеть может быть истолкован приблизительно следующим образом: ‘подвергаясь воздействию неприятного фактора, не пытаться прекратить его действие и не терять контроля над своим поведением’. Терпение, соотносимое с данным кругом употреблений, в традиционных народных представлениях оценивается скорее положительно. Характерны пословицы: Христос терпел и нам велел: С бедой не перекоряйся, терпи!; Терпенье лучше спасенья; Не потерпев, не спасешься. Напротив того, в языке революционных демократов 60-х гг. XIX в. терпение в этом понимании – величайшее зло. Эта отрицательная оценка терпения была первоначально заимствована и советским дискурсом. Разумеется, речь шла не о том, что советские люди призывались к бунту. По отношению к советскому времени о терпении вообще не было речи, поскольку само обсуждение того, надо ли терпеть, рассматривалось бы как идеологическая диверсия: терпение предполагает, что сложившаяся ситуация причиняет людям страдания. Само слово терпение считалось уместным лишь по отношению к дореволюционной ситуации, в которой оно в полном соответствии с наследием революционных демократов оценивалось отрицательно. Однако ситуация переменилась, после того как Сталин по окончании Второй мировой войны произнес тост «за здоровье русского народа» и отметил терпение в ряду наиболее замечательных качеств русского национального характера. Тогда и терпение, как писал Корней Чуковский, «стало героической доблестью свободных советских людей».

В третьем круге употреблений, который является производным от предыдущего, глагол терпеть может быть истолкован приблизительно следующим образом: ‘желая, чтобы произошло событие Y, не пытаться его ускорить и не демонстрировать желание, чтобы оно скорее произошло’. Если человек не может терпеть в этом смысле, иногда говорят, что он сгорает от нетерпения.

В четвертом круге употреблений глагол терпеть означает нечто вроде ‘мириться с существованием отрицательно оцениваемого явления’. В сочетании с отрицанием подчеркивается резко негативная оценка явления (не терпеть чего-л.), не позволяющая с ним мириться, напр.: Я не терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки – и задушевных бесед (Владимир Набоков). Упомянем также клишированный оборот терпеть не может. Именно с этим кругом употреблений глагола терпеть соотносятся прилагательные терпимый и нетерпимый (и, соответственно, существительные терпимость и нетерпимость). Восходя по форме к пассивному причастию (ср.: Эти явления не могут быть терпимы), указанные слова в основном используются для обозначения активной установки субъекта, мирящегося (или не мирящегося) с негативными явлениями.

Пассивное и активное значение слова терпимый сталкиваются в известном отрывке из «Письма к съезду» Ленина: Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам… Легко видеть, что первое употребление этого слова (недостаток, вполне терпимый) предполагает пассивное понимание ‘такой, который можно терпеть’, а второе (более терпим, более лоялен) – активное ‘такой, который терпит других’.

Однозначной оценки терпимости и нетерпимости русский язык не содержит. Такая оценка устанавливается лишь в рамках конкретной этической системы. Приведем рассуждение Владимира Соловьева (из «Оправдания добра»):

Особая разновидность терпеливости есть качество, которому присвоено по-русски неправильное в грамматическом отношении название терпимости (passivum pro activo). Так называется допущение чужой свободы, хотя бы предполагалось, что она ведет к теоретическим и практическим заблуждениям. И это свойство и отношение не есть само по себе ни добродетель, ни порок, а может быть в различных случаях тем или другим, смотря по предмету (наприм., торжествующее злодеяние сильного над слабым не должно быть терпимо, и потому «терпимость» к нему не добродетельна, а безнравственна), главным же образом – смотря по внутренним мотивам, каковыми могут быть здесь великодушие, и малодушие, и уважение к правам других, и пренебрежение к их благу, и глубокая уверенность в побеждающей силе высшей истины, и равнодушие к этой истине.

Впрочем, по Соловьеву, это же касается и других видов установки, обозначаемой глаголом терпеть.

Терпеливость (как добродетель) есть только страдательная сторона того душевного качества, которое в деятельном своем проявлении называется великодушием, или духовным мужеством. Тут почти вся разница исчерпывается субъективными оттенками, не допускающими твердых разграничений. <…> С другой стороны, единство внешних признаков может и здесь (как и в предыдущем случае щедрости) прикрывать существенное различие этического содержания. Можно терпеливо переносить физические и душевные страдания или вследствие малой восприимчивости нервов, тупости ума и апатичности темперамента – и тогда это вовсе не добродетель; или вследствие внутренней силы духа, не уступающего внешним воздействиям, – и тогда это есть добродетель аскетическая (сводимая к нашей первой нравственной основе); или вследствие кротости и любви к ближнему (caritas), не желающей воздавать злом за зло и обидой за обиду, – и в таком случае это есть добродетель альтруистическая (сводимая ко второй основе: жалости, распространяемой здесь даже на врага и обидчика); или, наконец, терпеливость происходит из покорности высшей воле, от которой зависит все совершающееся, – и тогда это есть добродетель пиэтистическая, или религиозная (сводимая к третьей основе).

Однако независимо от того, как оценивается терпимость сама по себе, важно, что ее объект – это всегда нечто плохое. Поэтому слово терпимость не может считаться удачной заменой слова толерантность, терпимость к чужому образу жизни, к чужим обычаям намекает, что этот образ жизни или обычаи хуже наших и мы просто готовы их до поры о времени терпеть.