Текст книги "Хроника № 13 (сборник)"

Мечты

1

Игорь подходит к дому. У подъезда стоит огромный черный джип, сверкающий лаком и стеклами. Он почти уперся в дверь – лестницы нет, дверь на уровне земли. Приходится протискиваться между тушей машины и бетонной стеной-опорой подъездного козырька. Машина одна, без владельца, поэтому кажется при всей своей массивности уязвимой, словно крепко заснувшее животное. Но при этом все же опасной, таящей угрозу. Вот проснется – и убьет.

Игорь спотыкается о булыжник. Этим булыжником подпирают дверь, чтобы она не захлопывалась, когда выносят или вносят вещи и строительные материалы: в доме постоянно переезды, ремонты, смена мебели. Народ обогащается и обустраивается.

Игорь смотрит на булыжник. Овальной формы, гладкий, так и просится в руку. Игорь нагибается, поднимает его. Оглядывается. Никого. Камеры наблюдения у подъезда нет, Игорь это знает от матери, работницы технического подразделения, обслуживающего дома их района.

Игорь не раз видел человека, который приезжает на этом джипе. Толстый, с брюзгливым выражением лица – будто недоволен, что приходится ездить в эту многоэтажную глушь. Он посещает какую-то женщину. Костюм, галстук, одеколон. Какую-то красивую женщину, любящую не толстяка, а его деньги.

Так и отец Игоря несколько лет ездил к любовнице на другой конец Москвы, пока мать не раскрыла его. И попросила немедленно уйти из дома. Что он и сделал. Некоторое время не показывался на глаза, потом навестил сына. И еще пару раз навещал. Мать не препятствовала.

А недавно у него было пятидесятилетие, он собрал в дорогом ресторане большую компанию, пригласил и мать, и Игоря, и они решили пойти: почему нет, жизнь продолжается. Там Игорь услышал, как отец радостно сообщал кому-то по телефону:

– Здесь все абсолютно, а тебя нет, обидно, абсолютно все пришли, даже старая моя семья пришла, а тебя нет!

Вот как мы называемся, подумал тогда Игорь. Старая семья. Мама, которой всего сорок два года, – старая. И он, которому девятнадцать, – старый.

Вроде бы мелочь, но после этого он перестал встречаться с отцом. Не принимал от него денег. Мать деньги брала, он не одобрял, но на эту тему с ней не разговаривал.

Игорь вспоминает это мельком, секунду или две – не события, а собственные воспоминания, поэтому и быстро.

А потом размахивается и изо всей силы ударяет булыжником по стеклу. В нем образуется дырка, вокруг нее – густая сетка трещин. Наверное, так бывает, если стекло пробьет пуля. Машина воет сигнализацией, Игорь бьет еще раз и еще, разбивая стекло окончательно. После этого сует булыжник в карман куртки (отпечатки пальцев!) и входит в подъезд. Он спокоен и нетороплив. Если что, он ни при чем. Бежали какие-то мальчишки, чем-то кинули.

Он дожидается лифта, едет, выходит не на своем этаже, а выше. Идет к мусоропроводу, тщательно обтирает камень полой куртки и бросает в мусоропровод.

Идет домой.

Выходит на балкон.

Смотрит вниз.

Толстый мужчина бегает около машины и что-то кричит в телефон. Шарит глазами по округе. Поднимает глаза. О чем-то спрашивает Игоря. Игорь приставляет ладонь к уху.

– Ты никого не видел? – кричит мужчина.

Мы с тобой не знакомы, хам, нечего мне тыкать, мысленно отвечает Игорь и отрицательно качает головой.

И уходит. Ему уже неинтересно.

Рано утром он, выгуливая своего спаниеля Чекса, который еле ковыляет старыми и больными лапами, смотрит на машины, заполонившие двор, и думает: стало невозможно нормально ходить, негде бегать детям, вонь, грязь, шум. Машина толстого хама получила по заслугам, но и эти достойны того же. Даже странно, что их не уничтожают. Это ведь легко. Например, сжечь. Всего-навсего купить бутылку очистителя или растворителя, сунуть в нее фитиль, бросить ночью под машину, под бензобак, и все. Взрыв, огонь, машины нет. И никто никогда не найдет виновника.

Эта мысль не дает Игорю покоя. Днем он едет в хозяйственный магазин – в другой район, там покупает бутылку растворителя и резиновые перчатки.

Нетерпеливо ждет вечера.

С наступлением темноты выходит из дома.

За плечами у него небольшой рюкзак, вид слегка озабоченного подрабатывающего студента.

Едет в метро, выходит на предпоследней станции своей ветки.

Углубляется в микрорайон.

Выбор велик, машин, как и везде – море.

Вот глухое место между старыми гаражами, куда затесалась машина, наивно чувствуя себя в безопасности. На самом деле самое опасное место: машину не видно из окон.

Игорь надевает перчатки, вытаскивает пакет с бутылкой. Открывает пробку, обмакивает в растворитель шнур, сует в бутылку, поджигает, ставит под машину. Ждет. Огонь подбирается к горлышку. Бутылка вспыхивает.

Игорь уходит.

На другой день ищет в интернете информацию о поджоге машины.

Ничего нет.

Вечером все повторяет – в другом районе.

Потом еще раз и еще.

Появляются сообщения с заголовками: «Массовые поджоги автомобилей». Все строят догадки, но, естественно, неправдоподобные.

А потом поджоги учащаются, причем в тех районах, где Игорь никогда не бывал.

Он догадывается: кто-то подхватил его инициативу. Это его радует.

Игорь перестает отлучаться по вечерам, чтобы мать ничего не заподозрила, да этого уже и не нужно: поджоги машин охватили всю Москву, а Игорь, гордясь этим, чувствует себя идейным вдохновителем.

Автовладельцы организуют охрану и патрули, это не помогает. Из кустов, из проезжающих машин, с балконов многоэтажек летят в автостоянки бутылки с зажигательной семью, и уже не только бутылки, а настоящие взрывные устройства.

А потом кто-то начинает поджигать подмосковные богатые особняки и квартиры в центре, стоящие миллионы долларов.

И вот уже новостная лента вьется в истерике: поджоги в Петербурге, в Новосибирске, в Саратове – везде, по всей стране!

Какие-то умельцы мастерят ракеты, которыми начинают обстреливать Кремль. Горят его здания и башни, полыхает храм Василия Блаженного…

Нет, думает Игорь, глядя на камень, лежащий под ногами – овальный булыжник, который так и просится в руку. Нет, храм Василия Блаженного жалко. Пусть останется, решает он. Но остальное сжечь.

И протискивается к двери подъезда.

2

Игорь едет в метро. Неподалеку стоит очень красивая девушка. Черные волосы, красный берет. Глаза сине-зеленого цвета, какие-то инопланетные.

Девушка тоже пару раз глянула на Игоря.

И вдруг ему становится так жарко, будто попал из московской холодной осени в турецкую жару (в детстве летал в Турцию с родителями, запомнил, как охватило душной влагой, едва вышел из самолета).

Игорь понимает, что такого с ним никогда не было, что это любовь с первого взгляда. Ему нужна эта девушка. Только она, и больше никто на свете.

А двери уже открылись. «Отрадное». Девушка выходит, а ему ехать до станции «Алтуфьево».

Никакого Алтуфьева.

Игорь продирается сквозь входящих в вагон, не обращая внимания на толчки и ругательства.

Он шарит глазами, видит ее берет, бежит.

Она уже на эскалаторе.

Люди стоят в два ряда, час пик, не протолкнешься.

Игорь не спускает глаз с берета.

Он мечется в переходе – берета нигде не видно. Здесь два выхода наверх – к Северному Бульвару и улице Декабристов. Куда бежать?

Он бежит к Декабристом.

Наверху дома, дома, дома… Девушки с инопланетными глазами нигде не видно.

Я упустил свою судьбу, горюет Игорь.

Нет, тут же отвечает он себе, не упустил. Я найду ее.

Это вполне реально: скорее всего, она здесь живет. Время, когда он ее встретил, было вечернее, когда обычно возвращаются с работы или учебы.

Надо просто стоять в метро у эскалаторов, как стоят заботливые и тревожные отцы и мужья, встречая дочерей и жен.

Игорь со следующего дня заступил на дежурство.

Каждый вечер с шести и до закрытия он стоял там.

Он не мог ее пропустить.

Куда же она делась?

Или все-таки она живет не здесь?

Но зато ездит по этой ветке.

Игорь начинает курсировать по Серпуховско-Тимирязевской линии. Встречаются девушки и в беретах, и с сине-зелеными глазами, и просто очень красивые девушки, но все не то. Ему нужна только эта девушка.

Через неделю ему приходит в голову мысль: на самом деле такие инопланетные девушки в метро попадаются не так часто. Почему? Потому, что они ездят на машинах. Она оказалась в метро случайно: машина сломалась или еще что-то.

Значит, надо изменить алгоритм поиска.

Игорь устраивается курьером в интернет-магазин, оговорив, что доставлять будет только в район возле метро «Отрадное». Район обширный, работы хватит.

И ее действительно оказалось много, в день Игорь обходит десять-пятнадцать квартир. Он уверен, что рано или поздно дверь откроет инопланетная девушка.

Он расспрашивает о ней, описывая волосы, берет и глаза, говоря, что девушка обронила бумажник, он поднял, но не успел ее догнать, она живет где-то в этом районе.

О том, что от метро ходят маршрутки и автобусы в другие районы, о том, что девушка могла приехать сюда в первый и последний раз по какому-то делу, в какой-то магазин, он не хочет даже думать.

Ищет и в интернете: кропотливо обрабатывает в фотошопе фотографии разных сетевых красавиц. Комбинируя и составляя что-то вроде фоторобота, он получает очень похожий потрет. Размещает в социальных сетях, просит откликнуться. Откликаются разные другие. Некоторые посмеиваются. Некоторые издеваются. Игорю на это наплевать.

Так проходит год.

Опять осень.

Он звонит в квартиру, никто не отвечает.

Странно, восемь вечера, сказали, что в восемь вечера будут дома.

– Извините, я здесь, я выходила ненадолго, – слышит он голос.

Игорь оборачивается и видит девушку с инопланетными глазами. На этот раз она без берета.

Девушка улыбается – как-то очень странно, загадочно. А потом говорит:

– Наконец-то ты меня нашел!

Все это Игорь успевает сочинить в тот момент, когда открываются двери на станции «Отрадное» и девушка в берете выходит. Спохватившись, он бросается к выходу, но поздно: двери закрылись, голос механически объявляет: «Следующая станция “Бибирево”».

Ладно, думает Игорь, не последняя девушка в моей жизни.

3

Так он мечтает каждый день, когда едет на учебу и возвращается домой.

То наказывает гостей Москвы, ведущих себя слишком шумно, его ранят ножом, он попадает в больницу, в него влюбляется медсестра.

То вдруг решает изобразить слепого, вешает табличку на грудь: «Потерял зрение, глядя в телевизор», все смеются, оценивая его юмор, хлопают его по плечам и щедро кидают деньги в пакет, после первого дня он с удивлением обнаруживает, что набралось восемь тысяч, через год шутливой работы покупает подержанный автомобиль.

А то представляет, что в метро крушение и он единственный не теряет рассудка, выводит всех через огонь, обломки и дым, делает искусственное дыхание девушке, которая, открыв глаза, благодарно улыбается и…

4

Он перестает мечтать. Он начинает усиленно учиться. Устраивается в мощную корпорацию рядовым сотрудником, но так проявляет себя, что его делают руководителем подразделения. Он отправляется в командировку в составе большой команды босса, у босса пресс-конференция, ему задают коварный вопрос, босс в затруднении, команда растеряна, а Игорь, сидя за спиной босса в третьем ряду, негромко дает подсказку.

Босс уверенно отвечает, а потом жмет руку Игорю и говорит:

– Когда станешь президентом, не забудь обо мне.

Такая у них в корпорации шутка – ибо из нее многие переходят в правительственные структуры, идут в политику, занимают высокие должности в Думе.

Игорю выпадает именно этот путь. Он энергичен, полон идей и при этом, что самое важное, честен.

Это кажется невероятным, но кто бы поверил, если бы и о нынешнем президенте тридцать лет назад сказали, что он будет главой государства?

Игорь одержал победу в президентских выборах 2034-го года.

Мама гордилась им, отец, поздравляя по телефону, рыдал – возможно, впервые в жизни.

Но потом началась работа, рутина, повседневные хлопоты, и почему-то все чаще накатывала беспричинная печаль.

Однажды, пролетая на вертоплане над районом «Отрадное», Игорь посмотрел вниз, вспомнил свои чудачества, усмехнулся и вдруг подумал: дурак я, дурак, надо было мне выйти за этой инопланетной девушкой, признаться ей в любви, упорством, нежностью и умом добиться взаимности, жениться на ней, родить детей и воспитать их – и сидеть бы сейчас за вечерним чаем, глядя в глаза любимой женщины! Что еще нужно человеку для счастья? – да ничего!

5

«Станция “Отрадное!”» – раздался голос.

Девушка в красном берете, пробираясь к двери, оглянулась на высокого юношу с густыми вьющимися волосами и очень большими глазами – такими, как у красавца на обложке книги «Овод», любимой книги бабушки, которую она перечитывает чуть ли ни каждый месяц.

Ведь всю дорогу на меня пялился, подумала она, взял бы да и вышел сейчас, догнал бы, познакомились бы.

«Осторожно, двери закрываются!» – услышала она, выйдя на перрон и, даже не оглядываясь, знала: нет, не вышел.

6

Какого черта я делаю здесь? – думает Игорь, глядя на заставленный машинами двор из окна кухни, находясь в одной из квартир четвертого этажа дома № 20 корпус 2 по улице Декабристов. Как я оказался рядом с этой рыхлой сорокалетней теткой, чужой для меня и душой и телом? Почему этот восемнадцатилетний дебил с лицом ленивого самоубийцы – мой сын? Почему эта хитренькая девочка-лисичка, умеющая только вытаскивать у папы деньги, чтобы обвешивать тряпочками свое тощее тельце, моя дочь? Что у нас общего? А все началось с красивой глупости: выскочил из вагона за приглянувшейся девушкой, ляпнул что-то, она рассмеялась – и… И все, остальное пошло по инерции. Три комнаты, двое детей, жена, безденежье… А мог бы стать кем угодно, если бы не торопился, – хоть президентом! С моими-то способностями!

– Кушать не хочешь еще? – спрашивает жена.

– Еще как хочу, – улыбается он, обнимая ее за гибкую талию и прижимая к себе.

– Опять тискаетесь? – входит сын, ироничный, как всегда, но при этом добрый, славный парень.

– Кто тискается? – со смехом влетает дочь. – Третьего ребенка хотите, да? А нас спросили?

Игорь и жена переглядываются: они знают, что этот вопрос уже решен.

7

…

8

…

Хроника. Июнь

Не до журнала. Не до новостей. Не до дневника. Работы много.

Из третьих рук узнал, что студия «NNN» без моего ведома переделала, наняв кого-то, мой двухсерийный сценарий. На 4 серии. Это выгоднее. Я попросил прислать текст. С неохотой через 2 недели прислали.

Образец стиля:

«ЖАННА. Почему ты не возвращаешься домой, какая тебе здесь выгода?

ИВАН. Как ты не можешь понять, что я не могу бросить этих людей, не могу предать их! А главное, я не могу предать себя! Я нашел главное в жизни, с чем уже не хочу расстаться: чувство собственного достоинства!»

П-ц.

Попросил убрать мое имя из титров.

Это уже третий такой случай – снятие имени. На самом деле могло быть больше.

Хроника. Июль

Из новостей

* * *

3 июля – в Египте произошел государственный переворот, президент Мухаммед Мурси арестован. Исполнять обязанности президента стал председатель Верховного суда Адли Мансур.

(Чтоб все были живы. Боюсь, потерян для меня любимый мой Шарм-Эль-Шейх, кораллы и рыбки. Часами глядеть на них, повиснув в невесомости воды. Красивые безмозглые существа, но тем и притягивают: ты их никогда не сможешь понять, они не завиляют хвостиком, как собачка, для них тебя вообще нет, если ты не шевелишься. И мне это пропадание нравится – через час-другой я и сам забываю о себе. Может, нирвана это как раз что-то такое? Не счастье и радость, а блаженное ничто, растворение в мире. И рыбы, и кораллы могут считать тебя ровней себе.)

* * *

7 – 13 июля – массовые беспорядки в Пугачеве (Саратовская область) на почве убийства выходцами из Чечни Руслана Маржанова.

(Уже назвали «пугачевским бунтом». А я помню этот город зеленым, пыльным, знойным, милым, мирным… Местные нам, студентам, там чуть по морде не надавали, но обошлось.)

* * *

22 июля – Польша перешла на цифровое телевещание.

(Почему я так радуюсь, когда в Польше что-то хорошее? Странное чувство личной исторической вины? Возможно. И любовь к Мицкевичу, Лему, Лецу, Мрожеку, Ружевичу. А еще Вайда, Занусси, любимый Кеслёвский… А еще была семейная легенда, что наш род вышел из Польши. Оказалось – нет. Оказалось, фамилия произошла от слова «ослоп». Если об оружии – простейшая и сокрушительная дубинища размером с оглоблю. Если о человеке, Даль пишет: «Жердяй, долгай, неуклюжий и рослый невежа, глупый человек, болван, осел, повеса».)

Из журнала

* * *

Если вы замечаете, что книги исторические, документальные и биографические вы читаете чаще, чем художественные, значит, вы стареете. Это не плохо и не хорошо, это просто факт. Два полюса: детям нравятся сказки и выдумки, старикам – были (и послушать, и рассказать). Дети любят то, что невероятно, но может быть, это будит их фантазии о возможной будущей жизни, старики – то, что было и прошло, это их утешает.

Профессиональных с детства историков не касается.

* * *

Я люблю физкультуру, а не спорт, но все же иногда болельщик. И вот думаю: а почему СМИ наши так мало пишут про Универсиаду? Заглянул на страницу результатов и все понял. 102 золотые медали. У японцев, которые на втором месте, – 19. У китайцев – 16, у США – 7. Видимо, у нас все олимпийцы срочно стали студентами. И победы ни в чем не повинных спортсменов обернулись таким очевидным массовым позорищем, что даже СМИ стесняются писать.

Система лихорадочно ищет возможности создать видимость достижений – любыми способами, ничем не брезгуя. Сколько еще может длиться эта агония? Причем агония у них, а мучаются другие.

* * *

Съезд народного фронта. То, что я написал, веселясь, в книге «Народный фронт»[7]7
  А. Слаповский. Народный фронт: Феерия с результатом любви. М.: Время, 2011. – Примеч. ред.


[Закрыть], никнет и бледнеет.

Господин Говорухин вышел на трибуну и предложил избрать Путина лидером НФ. Не сделав паузы, заявил: «Я думаю, все согласны, голосовать не будем?».

В ответ послышалось скандирование «Пу-тин!», «Пу-тин!» – и обошлись без голосования.

Такое ощущение, что они просто куражатся.

Кстати, теперь это называется «Народный фронт за Россию».

Ощущение (конечно, обманчивое), что читали-таки мою книжку, где задавался вопрос: против кого фронт-то?

Ответили названием. Не против он. За.

Велик и лукав русский административный язык.

Из дневника

* * *

Бросив всё, за пять дней, не вставая и почти не спя, написал сценарий под названием «Сценарий». Выговорился. Это даже, наверное, повесть.

И опять на галеры – сериал.

* * *

Взял да и послал в «Знамя» сценарий.

* * *

Опять Саратов. Все то же.

* * *

«Сценарий» в «Знамени» быстро прочли (короткий же) – и приняли!

* * *

А Е. Шубина взяла рассказ для сборника «Всё о моем доме». «Те, что до нас». Когда написал, даже не помню. Ощущение – в бессознательном состоянии. Или во сне. Хочется ночью проснуться и посмотреть: не сижу ли я там за столом втихомолку?

* * *

Для Пускепалиса и театра Безрукова делаю инсценировку «Первого второго пришествия»[8]8
  Роман, написанный в 1993-м году. – А. С.


[Закрыть]. Написал текст, отличный от книги, сценария и двух первых вариантов пьесы. Ощущение, что только сейчас овладел формой, ясное понимание, что, зачем, для чего и как.

* * *

Трудный разговор по сериалу. Отстаивал свой вариант финала. Не отстоял. Да и какие могут быть диспуты, если в любом типовом договоре записано: «Автор не будет считать требования Продюсера по внесению в Сценарий изменений, которые тот сочтет необходимыми, нарушением своего права на свободу творчества». Дословно. Это все равно, что судья в приговоре огласит: «Подсудимый не будет считать помещение в тюрьму лишением свободы».

Самое умное – профессионально халтурить.

Или рвать жилы и так написать, чтобы и продюсера пробило. Ибо он иногда тоже человек.

* * *

Впереди видится книга. Не «Дом на углу», как предполагалось. Это формально. Название по рассказу. Возможно, «Идея».

Не надо ничего говорить

Туфьев пришел к Оле с задумчивым лицом.

Олю это насторожило, но она промолчала. Надеялась – обойдется.

Не обошлось: выпив, как всегда, крепкого кофе без сахара, Туфьев сказал:

– Послушай…

– Не надо! – жалобно попросила Оля.

– Чего не надо?

– Не надо ничего говорить! Разве нам без этого плохо?

– Нам хорошо, – согласился Туфьев. – Но ты даже не знаешь, что я хотел сказать.

– Меньше знаешь – лучше спишь, – вспомнила Оля любимую поговорку отца.

– Ты боишься жизни? – мужественно догадался Туфьев.

«К чему он клонит?» – подумала Оля и ответила:

– Нет. Просто сохраняю свой внутренний позитив.

– А вдруг я хотел тебе предложение сделать? Тоже не говорить?

Оля чуть не заплакала. Если бы предложение, пусть бы так сразу и сказал. А теперь неизвестно. Скажешь ему: ладно, говори, а он вместо предложения что-то такое скажет, что всю жизнь будешь жалеть. Он ведь человек непредсказуемый. И странный – кофе пьет без сахара. Это невкусно, но Туфьев последователен: он практически не употребляет сахара и соли, остерегается острого и пряного, чурается алкоголя, бережет здоровье. Конечно, оно неплохо, но если человек так мучает себя, можно представить, как он способен мучить других!

И Оля сказала:

– Не говори.

– Ого. То есть вообще ничего не говорить?

– Нет, вообще можно. А то, что собирался, этого не надо.

– Да откуда ты знаешь, что я собирался сказать?! – вскипел Туфьев.

– Пожалуйста, не кричи на меня.

– Я не кричу, а просто голос повысил, потому что чушь какая-то!

– Какая чушь? В чем?

– В твоем поведении.

– А что я такого сделала? – удивилась Оля.

– Да ничего!

– Нет, что?

– Ничего!

– Нет, я серьезно?

Оля не любила, когда Туфьев обижался. Он мог обижаться долго, а Оля терпеть не могла того, что долго длится. Поэтому она вздохнула и сказала:

– Ладно, говори.

– Нет уж, спасибо, наговорился! – Туфьев встал и отвернулся к окну, сунув руки в карманы. – Так наговорился, аж голова болит! Какой полет мысли, какая полемика!

– Ты хочешь о чем-то поспорить? – обнадежилась Оля. – Ей иногда нравилось спорить с Туфьевым на отвлеченные темы, то есть темы, не касающиеся их отношений.

– А о чем спорить? – разочарованно спросил Туфьев. – Ладно, извини, я сегодня не в настроении. Не будем усугублять. Я пойду, ладно?

– Это я тебе испортила настроение?

– Нет. Ветром надуло.

– Ты можешь сказать все, что хочешь.

– Зачем? Кому это надо?

– Мне.

– Не смеши. Все, пока.

И Туфьев ушел.

С одной стороны, все получилось как-то не очень, с другой, Оля успокоилась. Неправду говорят, будто неизвестность страшна. Неизвестность – то, чего нет, а вот ясность может оказаться намного хуже того, что ты мог предположить.

На ночь она по привычке просмотрела новости в интернете. Как обычно: там гражданская война, там теракт с человеческими жертвами, этот проворовался, а того избирают на четвертый срок. Полная тоска и безнадежность. А у нее пока все хорошо. Ну, или не вполне хорошо, но более-менее.

Тридцать первое октября

две тысячи тринадцатого года