Текст книги "Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых"

МАКСИМ

 
И про великанов.
Он был с мизинец ростом. И, когда
Его на руки брали, подносили
К лицу, он видел то, что в микроскоп
Увидеть можно: волоски с бревно,
Пещеры пор, вулканы гнойных чирьев…
 

ХЕЛЬГА. Хватит!

МАКСИМ

 
Так я как раз и не хочу, когда
Мы с Милгой встретимся, увидеть это все
И застрематься. И конец всему.
Хочу привыкнуть, если ты поможешь,
К тому, что недостатки есть у всех.
В конце концов, я сам не идеален,
Но притерпелся ведь. Хоть иногда,
Ты знаешь, так себе бываю мерзок!
Гляжу на эти странные отростки,
 

(поднимает руки, рассматривает пальцы)

 
На эти сочленения и сгибы,
 

(рассматривает руки и ноги в целом, двигая ими)

 
А если мысленно представлю, что внутри,
Какая смесь кишок, сосудов, тканей —
И хочется блевать – но не наружу,
А внутрь, чтоб захлебнуться самому…
 

Обращает внимание, что Хельга спит. Подходит, накрывает ее пледом. Она сворачивается калачиком.

Затемнение.

Хельга, уже в другом наряде, входит в квартиру Максима. У нее в руках пакет с продуктами.

ХЕЛЬГА. Привет. Взял бы у дамы!

МАКСИМ

(берет пакет)

Зачем? Мне ничего не надо.

ХЕЛЬГА. Да просто прихватила. По пути. Ты опять стихами? (Переобувшись, т. е. сняв туфли на каблуках и сменив их на что-то более удобное, берет пакет из рук Максима, идет к холодильнику.) Ты ее напугаешь до смерти, если будешь стихами разговаривать!

МАКСИМ

 
Я пробую. Вчера почти весь день
Тренировался. Как ты не поймешь?
Ведь это больше, чем привычка, это —
Как говорить на языке одном
И вдруг сменить его…
 

ХЕЛЬГА. Стоп! Ничего подобного! Ничего ты не меняешь, все тот же наш родной язык. Вот я говорю: на улице замечательная погода. Повтори.

МАКСИМ

На улице прекрасная погода.

ХЕЛЬГА. Не прекрасная, а замечательная! Большая разница! Замечательная – это одно, а прекрасная – это совсем другое!

МАКСИМ

В чем разница?

ХЕЛЬГА. Ну, как… Дело не только в погоде же. Когда я говорю: хорошая погода, это значит – дождя нет, сухо, тепло. И у меня все нормально. Когда замечательная, это значит – солнце светит, ветерок небольшой, а у меня отличное настроение. А прекрасная – это уже предел, это значит уже дома не усидеть, а настроение – на высшем градусе. Понял? Вот почему никогда не любила стихов – потому что вранье все. Хорошо – а в стихах отлично. Отлично – а в стихах прекрасно. Чтобы складно было.

МАКСИМ

Роняет лес багряный свой убор.

ХЕЛЬГА. Читала, Пушкин. Ну, это исключение, по-другому не скажешь. Просто он так писал – как говорил. Его я еще могла читать – и то в детстве. Сказки. «У Лукоморья дуб зеленый». Так, дуб зеленый, не отвлекаемся. На улице замечательная погода.

МАКСИМ. На улице замечательная погода.

ХЕЛЬГА. А завтра погоду обещали еще лучше.

МАКСИМ

А завтра обещали еще лучше.

ХЕЛЬГА. Куда погоду дел?

МАКСИМ (с трудом). А завтра погоду обещали еще лучше.

ХЕЛЬГА. Вот! Теперь сам. Я спрашиваю: поесть не хочешь чего-нибудь? А ты давай отвечай. Нормально, не стихами.

МАКСИМ

Нет, не хочу.

ХЕЛЬГА (начавшая кивать). Обманываешь, это непонятно, стихами или нет!

МАКСИМ

Я просто говорю.

ХЕЛЬГА. А, а! Опять!

МАКСИМ. Хорошо. Я говорю просто. И речь моя легка. Как омертвевшая короста, слова слетают с языка.

ХЕЛЬГА. Издеваешься? Ничего, помаленечку освоим. (Вдруг хохочет. Максим удивлен.) Да забыла! Забыла рассказать, всю дорогу помнила, а забыла! Мне же приснилось, что я – Милга Йогович! Засорил ты мне мозги совсем. Короче: будто я еду в грузовике. В кузове. Отец у меня был в механизированной части, машин полно, они всем офицерским составом на грузовике ездили за грибами, прямо в кузове – летом, весело. Я всегда туда просилась. Ну вот, снится, что я в кузове. Но я же Милга Йогович. И меня колбасит: почему в кузове, вы что? Где мой лимузин? И тут смотрю: Лукашенко. Ну, президент Белоруссии. Прямо как в жизни, вылитый. И говорит: мадам, выходите за меня замуж! А машину трясет, кочки, а он (подпрыгивает, изображая тряску): мадам! Выходите! За меня! Замуж! Я растерялась, смотрю, а рядом этот… Ну, господи… Да отлично я всегда помнила, как его зовут! Ну, представительный такой француз, актер… Чего-то типа Пердье, что ли…

МАКСИМ. Депардье.

ХЕЛЬГА. Вот, точно. И тоже говорит: мадам, выходите за меня замуж! Я опять растерялась, смотрю, а тут еще – Анджелина Джоли! И тоже: мадам, выходите за меня замуж! А я соображаю, будто всерьез, за кого лучше. И вдруг понимаю, что хочу замуж за Анджелину Джоли! Причем, ты не думай, я не лесби, это Оксанка любит с девушками обжиматься, а я – не вижу смысла. Но хочу за нее замуж, хоть тресни! А нравится при этом Лукашенко. И тут чувствую – а меня Депардье уже обрабатывает. Пристроился, гад, сзади, и…Ты представляешь? Нет, я снам верю. Не в смысле, что конкретно, но жизнь отражают – сто процентов. Ведь так и бывает же: нравится один, замуж выходишь за другого, а трахает тебя вообще третий! (Говоря это, Хельга на скорую руку готовит бутерброды, ставит на стол тарелки, кипятит чайник, наливает чай и т. п. Садится за стол, жестом приглашает Максима. Он тоже садится, угощается. Закончив рассказ, Хельга, успевавшая и до этого смотреть по сторонам, решительно говорит.) Вот что. Я поняла, что мне мешает. Я не могу себя Милгой почувствовать в этой обстановке. Если я Милга, я в таком дерьме не окажусь!

МАКСИМ

Она и не окажется.

ХЕЛЬГА. Ты опять? А почему, кстати, не окажется? Раз ты допускаешь, что она вообще согласится с тобой говорить, почему не допустить, что она заглянет к тебе в гости? Мечтать так мечтать! Я бы вот если захотела кого к себе затащить, хоть этого актера, с которым у меня ничего не будет – сто пудов, затащила бы! Клянусь!

МАКСИМ

А что же не затащишь?

ХЕЛЬГА. Не хочу. Да, я от него фанатею слегка, но не так, чтобы влюбиться. Если честно совсем, я еще ни в кого не влюблялась. И потом, какой интерес? Его все и так любят, ну, еще я буду. Он меня и не заметит. Но если бы влюбилась – он заметил бы, гарантирую. Так. Короче, надо тут навести порядок. Без этого я не Милга! В твоих же интересах!

Она включает музыку – очень громко.

Затемнение.

Грохот передвигаемых вещей.

Музыка все громче и громче.

Тишина.

Вечерний свет. Хельга – в другой одежде. Максим тоже. Вокруг чистота и порядок – уже потому, что убрано много вещей.

ХЕЛЬГА (с акцентом, жеманно). Послушайте, молодой человек, у меня не есть много время, поэтому просьба большой сказать, что конкретно вы желать от меня?

МАКСИМ. У нее не такой акцент. Мягче. И синтаксис нормальный.

ХЕЛЬГА. Чего?

МАКСИМ. Строй речи у нее нормальный.

ХЕЛЬГА. Штраф!

МАКСИМ. Почему это?

ХЕЛЬГА. Ты сказал: строй речи у нее нормальный. Стихами.

МАКСИМ. Это не стихами, просто совпало. Обычные слова тоже могут быть ритмичными.

ХЕЛЬГА. Гони, гони, нечего оправдываться!

МАКСИМ (дает ей деньги, возмущенно). Сотня за ошибку!

ХЕЛЬГА. Понимаю, что мало, жалею тебя!

МАКСИМ. Подавись. Главное: почему ты ломаешься?

ХЕЛЬГА. А они все ломаются. Я по муз-ТВ видела (изображает, приподняв руки и поводя плечами): те-те-те, те-те-те, я не хотела сниматься обнаженной, но меня уговорили, чтобы все на меня любовались, я не виновата, что так прекрасна, ха-ха, ха-ха! Дуры!

МАКСИМ. Она не ломается. Вот, посмотри. Я записал. (Поворачивает к Хельге монитор компьютера, дает ей наушники.)

ХЕЛЬГА (имея в виду наушники). Зачем?

МАКСИМ. Я это сто раз смотрел.

Садится в сторонке и наблюдает за Хельгой. Хельга смотрит сначала иронично, потом увлекается, потом начинает повторять что-то беззвучно за Милгой.

ХЕЛЬГА. Молодец баба! (Снимает наушники.) Слушай, она такая простая! Прямо как я – в хорошем смысле. Надо же. Секса в ней маловато, конечно.

МАКСИМ. Без оценок! Итак, я прихожу к ней. Или она ко мне. И я говорю ей: Милга, я не буду вас долго задерживать.

ХЕЛЬГА. Спасибо и за это!

МАКСИМ. Не мешай!

ХЕЛЬГА. А я не мешаю, я – Милга. Это я как она говорю. Она девушка с юмором, я поняла.

МАКСИМ. Ты меня сбила!

ХЕЛЬГА. Родной, ты думаешь, она не будет тебя сбивать? Если вообще согласится слушать. Я тебе скажу, чтобы ты знал: у мужчины в такой ситуации один шанс. Ну, как у истребителя в войну: налетел, бросил бомбу, попал – молодец, не попал – до свидания. Все. Второго шанса не будет.

МАКСИМ. Истребители бомб не бросают.

ХЕЛЬГА. По фигу, я для ясности. Девушку надо удивить. Сразу. Ну, как вот ты меня в первый раз.

МАКСИМ. Я разве удивил? (Торопливо исправляется.) Я удивил разве?

ХЕЛЬГА (уже поднявшая палец). Ладно, прощаю. Еще бы не удивил, конечно, удивил.

МАКСИМ. Чем?

ХЕЛЬГА. Да всем. Я такого странного человека еще не встречала.

МАКСИМ. Может, и она удивится?

ХЕЛЬГА. Не надейся. У них там странных, в Голливуде, по десять на квадратный метр. Все психи вообще. Или наркоманы, или алкоголики. И у всех приемные дети – думаешь, почему? А потому, что к хирургам бегают каждый месяц, на них живого места нет, рожать уже не могут. Пластические операции! И у Милги твоей наверняка уже что-нибудь подрезано, а что-то добавлено!

МАКСИМ. Она не делала операций.

ХЕЛЬГА. Охотно верю.

МАКСИМ. Не делала, я сказал!

ХЕЛЬГА. Орать не будем, ладно?

Пауза.

МАКСИМ. Извини. Так. Значит, я говорю ей. Ты меня сбила совсем! Я говорю: Милга!

ХЕЛЬГА. А куда ты смотришь?

МАКСИМ. На нее. То есть на тебя.

ХЕЛЬГА. А чего у тебя глаза бегают? Мужчина должен смотреть нагло, прямо. Как хозяин.

МАКСИМ (решительно). Милга! Так?

ХЕЛЬГА. У нее тоже будешь спрашивать?

МАКСИМ. Милга! Я…

ХЕЛЬГА. Ну, ну? Что ты хотел сказать, русский мальчик?

МАКСИМ. Я прошу пять минут. Только пять минут. Если тебе будет неприятно то, что я говорю, можешь меня остановить. Я тебя люблю, это понятно, иначе я не настаивал бы так на встрече.

ХЕЛЬГА. До свидания.

МАКСИМ. Почему? Что я не так сказал?

ХЕЛЬГА. А ни почему. У меня настроение, как это по-русски… Херовое. Иди отсюда.

МАКСИМ. Только из-за настроения?

ХЕЛЬГА. А почему нет? У меня не может быть настроения? Я что, не человек? Имею я право собой распоряжаться вообще? Имею?

МАКСИМ. Конечно…

ХЕЛЬГА. Вот и вали отсюда, мальчик! Эй, охрана!

МАКСИМ. Слушай, Хельга…

ХЕЛЬГА. Какая Хельга, я Милга, ты к кому пришел? Обкуренный, что ли, на фиг?

МАКСИМ. Прекрати! Почему ты сразу разыгрываешь худший вариант?

ХЕЛЬГА. А ты представь, что так и будет? Твои действия?

МАКСИМ. Ну… Нет, если она охрану позовет, тогда…

Хельга в это время подходит к холодильнику, достает пиво.

Поставь на место!

ХЕЛЬГА. Не ори на меня!

МАКСИМ. Я тебе плачу, между прочим!

ХЕЛЬГА (ставит бутылку обратно, захлопывает дверцу холодильника, садится перед Максимом, глядит на него влюбленными глазами, скороговоркой произносит). Хорошо, извини, начнем сначала.

МАКСИМ (после паузы). Милга…

ХЕЛЬГА. Это ты? Неужели это ты? Я тебя увидела и сразу поняла – это ты! Ты снился мне в моих снах, мой мальчик. Иди ко мне, я вся тоскую про тебя! Обними меня, поцелуй, возьми меня, а, а, а-а-а! (Стонет.)

МАКСИМ. Замолчи!

Хельга встает, переобувается в туфли, берет сумочку.

МАКСИМ. Ты куда?

ХЕЛЬГА. Позови кого-нибудь из самодеятельности – и пусть изображают. Ты мне надоел. Ты маньяк. Ты хуже маньяка – ты… просто козел! Я больше к тебе не приду, понял?

Затемнение. Хлопает дверь. Музыка.

Появляется свет. Хельга в очередной раз сменила наряд.

МАКСИМ (с видом актера, страшно уставшего от нудной репетиции). Милга…

ХЕЛЬГА. Ладно, давай пропустим.

МАКСИМ. Почему?

ХЕЛЬГА. Потому что мы так не сдвинемся. Знаешь, как я в школе уроки учила? Если что скучно, я пропускаю. Ищу что-нибудь поинтересней. А когда уже немного затянет, можно к скучному вернуться.

МАКСИМ. Хороший способ. Действительно, пропустим. Мы познакомились. Мы… Что дальше?

ХЕЛЬГА. Я пришла к тебе в гости. Мне интересно, как живут русские молодые люди. Это твоя квартира?

МАКСИМ. Да.

ХЕЛЬГА. Чьи картины?

МАКСИМ. Моего отца.

ХЕЛЬГА. Соц-арт? Кич?

МАКСИМ (удивлен). Откуда ты знаешь эти слова?

ХЕЛЬГА. Я неплохо образована.

МАКСИМ. Откуда? Десятилетка в Щучине?

ХЕЛЬГА. Что есть Щучин? Я училась в Гарварде.

МАКСИМ. Да я про тебя, про Хельгу! Кончай дурачиться!

ХЕЛЬГА. Я что, тупая совсем, читать не умею? У метро книги уцененные продавали, тридцатник штука. Энциклопедия по искусству в том числе. Ну, полистала, нашла там такие же картины. Соц-арт это называется, если с прицелом на искусство рисовать. А если чисто для денег – кич.

МАКСИМ. Ты опять меня сбиваешь!

ХЕЛЬГА. Сам сбил!

Пауза.

ХЕЛЬГА. Давай это пропустим тоже. Мы познакомились, я пришла к тебе в гости. Ты рассказал про отца, про себя. Ты мне понравился. И я решила поиметь с тобой интим.

МАКСИМ. Ерунда!

ХЕЛЬГА. Почему? Ты мечтаешь об этом или нет?

МАКСИМ. Это для меня не существенно.

ХЕЛЬГА. Мечтаешь или нет?

МАКСИМ. Ну допустим.

ХЕЛЬГА. Вот и все! Мечтаешь – значит, возможно. Потому что на самом деле, как я поняла, о том, что вообще невозможно, люди не мечтают. Пусть один шанс на миллион, но он есть. Согласен?

МАКСИМ. Если только на миллион…

ХЕЛЬГА. Но ведь есть?

МАКСИМ. Ну есть.

ХЕЛЬГА. Тогда поехали.

МАКСИМ. Куда?

ХЕЛЬГА. В постель.

МАКСИМ. Так сразу?

ХЕЛЬГА. А это уж от тебя зависит. Лучше на мне потренируйся, а то обломишься. Так. Значит, я иду по комнате, смотрю на картины. Оказываюсь у постели. Ты оказываешься рядом. Ну, подходи!

Максим подходит.

Берешь так меня за плечи.

Максим берет.

И говоришь: вот отсюда лучше видно. И мягко так меня усаживаешь.

МАКСИМ. Вот отсюда лучше видно. (Усаживает – не очень мягко.)

ХЕЛЬГА. Действительно, лучше.

Пауза.

ХЕЛЬГА. Ну?

МАКСИМ. Что?

ХЕЛЬГА. Скажи честно, что ты хочешь сделать?

МАКСИМ. Потушить свет.

ХЕЛЬГА. А как? Бросишь меня и попрешься к выключателю?

МАКСИМ. Действительно, проблема…

ХЕЛЬГА. Вот именно. Продумываешь заранее: свет только возле постели – ночник или торшер.

МАКСИМ. Картин же не будет видно! (Хельга, посмеиваясь смотрит на него.) Понял.

ХЕЛЬГА. Или спрашиваешь: хочешь выпить? Идешь за выпивкой и по пути тушишь свет.

МАКСИМ. Хочешь выпить?

ХЕЛЬГА. Нет. (Максим в замешательстве.) Хочу, хочу! Двойную «маргариту». Смешать, но не взбалтывать.

МАКСИМ. У меня только пиво.

ХЕЛЬГА. О, русские мальчики, сколько с вами проблем! Ладно, давай пиво.

Максим встает, торопливо идет к холодильнику.

Возвращаясь с пивом, выключает свет.

Затемнение.

Грохот, звон стекла.

ХЕЛЬГА. Ты живой?

Музыка.

Хельга ходит по комнате, закутавшись в простыню. Говорит возбужденно.

ХЕЛЬГА

 
Ты знаешь, у папаши моего
Такая же фигня. Не в смысле секса,
А в смысле выпивки. То'йсть иногда он пьет
Ну просто литрами, он пьет, и пьет, и пьет,
Уже буквально льется из ушей,
А толку шиш. Не забирает на фиг.
А иногда рюмашку опрокинет —
И бац, захорошело сразу. Сразу
Расквасится и запоет… Я, правда,
Не ожидала. Сам подумай, сколько
Меня имели, извини, но ты ведь
Сам понимаешь – проститутка, че тут
И говорить, нет, я хренею просто,
Опиндюнеть, не злись, я почему-то
Всегда ругаюсь, если хорошо.
Эмоции. А были, между прочим,
С азартом мужики, ну, то есть, как бы
Тебе сказать…Один мне говорит:
«Еще, блин, ни одна, говорит, баба
Из моих рук не вышла без оргазма!»
Ну, ладно, я ему изобразила,
А он, нашелся тоже Станиславский:
«Не верю!» – говорит. «Щас, говорит,
Я все равно тебя дожму до точки!»
И дожимал, паскуда. Я стараюсь:
О, ес, о, нох айн маль, фак ми!
А он: «Не верю!» И меня по морде
Дыц, дыц, я бац! – и в обморок!
 

(Коротко плачет и тут же смеется.)

 
А он перепугался страшно, чудик,
Воды принес, побрызгал. «Ты чего?»
Я говорю: «Оргазм». Он: «Правда?» – «Кроме шуток!»
И тут он весь расцвел, весь залоснился,
Весь подобрел, зараза. Мужику
Ведь все равно, от кулака, от ласки,
Лишь бы он знал, что девушка балдеет,
Что он, скотина, самый сильный, самый
Умелый… Ё, несу такую хрень!
Но ты сообрази – ведь я впервые
Почувствовала, что такое быть
Нормальной женщиной. Я будто родилась.
И даже, знаешь, захотелось имя
Вдруг поменять. А мне легко – я Ольга.
Я Ольга – и трендец! А Хельгу – на фиг!
Ты сам хоть понимаешь, что ты сделал?..
Не хочешь пива?.. А ребенка хочешь?
Ну, в смысле… То'йсть какой тут смысл? Без смысла —
Возьму да и рожу. Тебе кого?
Я девочку хочу. Хотя и мальчик
Неплохо тоже. Назовем Максимом…
 

МАКСИМ. Ты помолчать можешь?

ОЛЬГА

Конечно. Извини. Ты не устал?

МАКСИМ. Я просил тебя помолчать.

ОЛЬГА

А я молчу. Ну все, ну успокойся!

МАКСИМ. И перестань разговаривать стихами, дура!

ОЛЬГА

Я не нарочно. Не велишь – не буду.

Пауза.

МАКСИМ. И это – все? И к этому все сводится? Да… Интересные дела… Если бы я знал, я бы еще раньше повесился.

ОЛЬГА

Так говоришь, как будто ты уже…

МАКСИМ. Помолчи! Нет, неужели, действительно, это все? Самое паскудное, что я успокоился! Мне уже ее (тычет в портрет Милги) – не надо!

ОЛЬГА

И правильно. Ты радоваться должен!

МАКСИМ. Что ты понимаешь, дура? Думаешь, ты мне теперь нравишься? Я тебя ненавижу просто! Мне противно тебя видеть! А от запаха твоего меня тошнит! Кожу хочется стащить с себя, будто ты на меня налипла! Счастья сколько у девушки – оргазм у нее объявился! Событие мирового масштаба.

ОЛЬГА

 
Дурак же ты. А я как с человеком
С тобой… Я думала, что, может, и тебе
Приятно, что… Да ладно. Не волнуйся.
Я щас уйду. Но дело не в оргазме.
А я тебя люблю. Вот так. Самой смешно.
Я сразу, знаешь, как к тебе попала,
Увидела тебя, и что-то – щелк! Внутри
Как будто что-то пискнуло. Вернее…
Не знаю. В общем, это все равно.
Не беспокойся. Все к тебе вернется.
Ты будешь счастлив – с Милгой или сам
С собой. Какая разница? Ведь нету
На самом деле Милги никакой.
А только ты один. Ну, оставайся.
И извини за все. Я ухожу.
 

Она одевается. Хочет уйти.

МАКСИМ. Постой. Засада вот в чем – я к тебе привык.

ОЛЬГА. И это плохо?

МАКСИМ. Сам пока не знаю… Иди ко мне.

Ольга идет к нему.

Затемнение.

Музыка.

Свет.

Ольга в домашнем халате готовит ужин. Максим смотрит телевизор.

ОЛЬГА. Есть сейчас будешь?

МАКСИМ. Да, можно.

ОЛЬГА. Хорошо. Тебе сыр потереть туда или сам?

МАКСИМ. Сам. Макароны?

ОЛЬГА. Что, не хочешь?

МАКСИМ. Да нет, нормально.

Ольга приносит тарелки на столик перед телевизором.

Они едят.

ОЛЬГА. А сыр?

МАКСИМ. Я уже все съел почти. Забыл.

ОЛЬГА. Я потру?

МАКСИМ. Ага.

Ольга трет сыр в тарелку Максима.

ОЛЬГА. Хватит?

МАКСИМ. Нормально.

ОЛЬГА. Подорожал – ужасно.

МАКСИМ. А?

ОЛЬГА. Сыр подорожал.

МАКСИМ. А.

ОЛЬГА. Процентов на двадцать.

МАКСИМ. Это много?

ОЛЬГА. Конечно! Как люди живут, у кого только пенсия?

МАКСИМ. Да, тяжело.

ОЛЬГА. Еще бы.

Ольга убирает тарелки. Моет их. Говорит, не поворачиваясь к Максиму.

ОЛЬГА. Ты только не ругайся, я ей написала. А потом один Оксанкин друг перевел, он английский знает в совершенстве. А адрес купила. На рынке компьютерном, представляешь, можно купить диск с адресами мировых знаменитостей. Всех. И обычные адреса, и электронная почта. И даже телефоны. И я ей написала. Знаешь, почему? Потому что письма действуют. Не всякие, конечно. Я, когда в выпускном классе училась, я получила письмо. До сих пор помню. Наизусть. «Оля, я счастлив жить на свете, потому что есть ты. Я люблю тебя вот уже три года, но не решаюсь сказать. Но я каждое утро просыпаюсь и думаю, что я тебя увижу, и я начинаю сразу улыбаться. Я живу с улыбкой, потому что есть ты. Я три года счастлив, потому что я тебя люблю. Мне от тебя ничего не надо, но я тебя люблю, и этого хватит. Может быть, догадаешься и поймешь все по моим глазам. И тогда я признаюсь. А если не догадаешься, пусть это умрет со мной…» И, знаешь, я только и делала, что на всех смотрела. Нет, не он, не он. Потом показалось – он. Был такой Сережа, тихий такой, невысокий, но приятный такой, ничего. И неглупый. Я подошла: «Это не ты?» – «Что я?» – «Письмо написал?» – «Не я». Вот… И я потом всю жизнь искала того, кто мог бы написать такое письмо. И когда я тебя увидела, я сразу подумала: ты мог бы… Извини, надоела своими разговорами. Нет, но правда, у меня такое чувство, что я тебя с детства знаю… Извини. Короче, написала. Ты не сердись. Я понимаю – идиотка, дура… Но я же вижу, что с тобой творится… Короче… Короче, вот… Ты не думай, я от твоего имени. И адрес обратный указала… Я к тому, что если придет письмо, ты не удивляйся…

Оглядывается: Максим дремлет.

Она переодевается.

Уходит.

Затемнение.

Музыка.

Свет.

Максим ходит по комнате, как животное в клетке. (В комнате прежний хлам.) Говорит сам с собой.

МАКСИМ

 
Нет, я в порядке. Сто процентов. Двести!
Душа слегка, конечно, не на месте,
Но не больна. Какой сегодня день?
Двадцатое. Уймись, не ерепень
Ненужных мыслей. Все уже нормально.
Все осязаемо. Реально и брутально.
От слова Брут? Или от слова «брутто»?
Какая разница? Но надо ведь кому-то
Выискивать происхожденье слов?
Зачем? А если взять, к примеру, атом.
Все в мире нашем, мусором богатом,
Из одинаковых слагается основ.
Зачем нам знать его строенье? Или
Быстрее потекут автомобили
И слаще станет жизнь во всех местах?
Она и так сладка. И только страх
Остался – потерять не душу,
А гладкость жития, лямур, гламур
И лядвии ласкающихся дур…
 

(Распахивает окно.)

 
И я не трушу. Я давно не трушу.
Я просто сомневаюсь. Если ад —
Не сковородки, не котлы, не дыба,
Не огнь пылающий, не серный запах дыма,
И главное – не то, в чем виноват,
А – то же, что и здесь? И черт ноздрею
Обыкновенный выдувает смог.
И те же люди, что, подобно рою,
Слетаются на бытия пирог —
Вонючий, как и здесь? А в центре ада
Зловещим кругом вечного ярма —
Влагалище, исполненное смрада
И сока жизни, и ее дерьма!!!
 

(Осеняет.)

 
Сам ад своим строеньем – просто вульва!
И мы, когда друг друга шлем туда,
Хотя и ясно говорим – «звезда»,
Но это – ад. Не двойка, братцы, ноль вам!
И минус десять мне… Ты все спросил?
Ты все сказал? Тогда кончай. Так тошно,
Что на отчаяние не хватает сил
И кажется, что врешь себе нарочно.
Зачем вопрос, когда готов ответ?
Нет выхода. И значит – смысла нет.
 

Встает на подоконник. Затемнение.

Максим входит в квартиру, говоря по телефону. Не закрывает за собой дверь.

МАКСИМ. Ты телефон можешь ее сказать? Но она в Москве? Слушай, ты человек или кто?… Ее неделю уже нет, а тебе все равно, что ли? Ты ведь врешь, я чувствую! Не понял. А кто? Ты же сказала, что Оксана. Какой псевдоним, дура? У актеров псевдонимы, у писателей, а у тебя кличка! Алло? Алло?

Набирает номер – не отвечают. Бросает трубку на постель.

Ходит по комнате.

Звонок.

Максим хватает трубку.

МАКСИМ. Алло? Алло? Алло?

Торопливо идет к двери, сталкивается с Милгой Йогович.

МИЛГА ЙОГОВИЧ. Здравствуйте. Могу я видеть Максима?

МАКСИМ. Он здесь не живет. Извините, мне некогда.

конец