Текст книги "Остров мечты"

К обедне он выбрался из своих катакомб. Тихо зашел в храм, остановился у порога. Тут, похоже, все друг друга знали, небольшой зал заполнялся, главным образом, окрестными крестьянами да замковой челядью, однако и чужака никто не трогал. Все те же светлые лица, мягкие улыбки, в этом уголке вправду жили верой. Не стяжательством, не громом победных труб, даже не надменной скрупулезностью фарисеев, а верой в ее глубоком, полузабытом, но очень близком старику понимании. Пел хор, тонкие, ангельские голоски детей звенели под сводами, граф Адион опять помогал священнику вести службу. Они с Бентанором встретились глазами, вельможа чуть заметно улыбнулся, хотя отвлекаться не посмел. Служил вдохновенно, старательно, всерьез вкладывая душу в каждый жест древнего ритуала.

Тем не менее обедать в трапезную Иигуир не пошел. Хотелось выкроить больше времени для размышлений, однако они упорно вели в тупик. Либо в столь непроглядную тьму, что замирало от холода сердце. Еду в корзинке гостям принес слуга, бесстрастно выслушавший мнение на ее счет Эскобара.

– Ложились бы вы лучше спать пораньше, мессир, – посоветовал офицер Иигуиру. – Такой редкий мирный день, вы же издергались пуще обычного. От напряженных дум рассудок заболевает, а во сне силы копятся. И утро скорей наступит, снова жизнь забурлит. Местное болото не по мне, душа-то, может, и чистой останется, да сам... с тоски помрешь.

Старик честно старался последовать совету, благо тишины и полумрака имелось с избытком. Вот только сон не шел. Изворочавшись, Бентанор выбрался в пугающе пустынный коридор и дальше, на улицу. Там, впрочем, успокоиться тоже не удалось: мелкий ледяной дождь сек кожу, ветер пробирал до костей. Неподалеку едва заметно поблескивал проем храмовых дверей. До вечерней службы оставалось изрядно времени, и старик решился зайти. Одинокий человек в рясе расставлял свечи.

– Неужели у вас не найдется для этого слуги, сир? – голос Иигуира неожиданно гулко покатился по залу.

– Конечно, найдется, – даже не вздрогнул граф Адион. – Однако должны же у дворянства быть хоть какие-нибудь привилегии? Например, делать то, что им нравится.

– И вы каждый раз занимаетесь такой работой?

– Лукавить не стану, не каждый. Просто настроение сегодня подходящее.

– Вот-вот, настроение... – произнес Иигуир. – И у меня тоже... настроение...

Граф повернулся к старику, внимательно посмотрел:

– Вы, сударь, не похожи на отдыхавшего весь день. Что-то гложет? Хотите поделиться?

– К чему вам мои сомнения, сир?

– Наш небесный отец велел помогать друг другу, разве не так?

– Велел... Почему бы вам в таком случае не помочь своему доброму соседу, князю Динхорсту? Вы ведь знаете о выпавших на его долю тяготах?

– Конечно, знаю, – кивнул граф со спокойной улыбкой. – Князь отважный воин, однако упрям и дерзок. По совести, в их бесконечной ссоре с герцогом Вейцигским трудно отличить правого от виноватого.

– Но ведь именно Динхорст подвергается ныне агрессии! А если следующей жертвой герцога окажетесь вы, сир?

– Это вряд ли.

– Так уверены в своих силах? Или научились договариваться с захватчиком?

– И то и другое. И даже третье с четвертым. – Безмятежная откровенность Адиона сбивала с толку. – У меня, господин Иигуир, хватает солдат, а с Мархом мы предпочитаем не доводить дела до драки. Князю же следует и так благодарить меня, ибо я закрываю перевалы, ведущие в самое сердце его владений. Не будь этого, героическая стойкость Хоренца утратила бы всякий смысл. По-вашему, такой помощи мало?

– Возможно, вы и правы, сир, только... безучастно наблюдать за терзаниями хорошего человека...

– А если недостаточно хорошего?

– Что вы хотите сказать?

Граф помолчал, точно готовясь произнести какие-то особо важные слова, лишний раз окинул взором пустынный зал:

– Признаюсь, господин Иигуир, с другим собеседником я бы не стал этого касаться. Большинство просто не поняло бы моих мыслей, а редкие умники, вероятно, отшатнулись бы в страхе. Вы же, как представляется, сочетаете прозорливый ум со смелостью, даже дерзостью вечного искателя истины. Я читал некоторые ваши сочинения, знаю, о чем говорю. Безусловно, Церковь напрасно ополчилась на вас, она не сумела разглядеть в вольнодумце одного из самых преданных своих сыновей. Смелым сердцам свойственно порой заблуждаться, однако они все равно куда полезнее и надежнее твердолобых фанатиков.

– Надеюсь, сир, я вправду заслужил хоть малую толику этих хвалебных слов, – поклонился старик.

– Я не собираюсь вам льстить, речь не о том... Доводилось ли вам, господин Иигуир, задумываться о переплетении понятий «кара» и «испытание Господне»? Очень подходящая тема для нынешних времен. Мы с вами оба препоручили свои души Единому, следовательно, готовы безропотно принять любую его волю, верно? Сколь бы болезненной и горькой она ни оказалась, так? С другой стороны, известно, что Творец частенько посылает напасти в качестве испытания, дабы человек, преодолевая их, осознал свои заблуждения. Но как нам отличить одно от другого? Ведь не всегда даются прямые указания через пророчества, знамения и откровения. А если допустить, что беды Динхорста – наказание свыше, то отвращать их – сущее преступление.

– По-моему, сир, князь не похож на закоренелого грешника.

– Ах, господин Иигуир, – поморщился граф, – Вседержителю, согласитесь, все-таки виднее. Безгрешных мало, а Небесам открыты любые тайны. И ваш князь... Одно время у нас, например, ходили туманные слухи, будто он сам повинен в гибели молодой жены. Какая-то пошлая любовная история... Чем вам не основание для возмездия?

Старик уже набрал в грудь воздуха, чтобы с пылом возразить, но остановился. В конце концов, что он, чужеземец, мог знать о подлинной жизни этого края? Тот же князь Динхорст, безусловно, благороднейший человек и отважный рыцарь, однако что-то ведь гнетет даже эту чистую душу. Горе утраты или... жгучее чувство вины? Не хотелось в такое верить, пусть и смирился давно Бентанор с несовершенством людской натуры.

– Разве я смею облегчать расплату, – продолжал Адион, – назначенную самим Господом? Да и вмешиваться в ход чужого испытания...

– Потому вы избираете отстраненное созерцание? – Иигуир покачал головой. – Извините, сир, на свете действуют не только высшие силы, но и человеческие страсти. Что если ваша кара Господня на деле окажется всего-навсего неуемным властолюбием герцога Вейцигского?

Граф повернулся выправить покосившуюся свечу, в ее свете четче проступил напряженный профиль вельможи. Здесь тоже не было покоя, свои сомнения, свои муки...

– Все мы, сударь, в конечном итоге лишь орудия в руках высших сил. И герцог с его пафосными планами не исключение. Стоит немного умерить гордыню, как это станет очевидным... Но даже если вы правы, тут опять возникает вопрос о выделении воли Творца из мирской суеты и происков мелких бесов.

– Не вижу в том проблемы, сир, – тихо произнес старик, – если только воспринять себя не стадом несмышленого скота, но детьми Божьими, наделенными кроме рассудка еще и совестью...

Граф кивнул:

– Да, да, я знакомился с вашими воззрениями, господин Иигуир. Совесть, Божья искра в каждой душе... Человек, для которого собственные чувства важнее требований Вседержителя? Смело. И опасно развивать подобные мысли далее.

– Всякая мысль в развитии способна принести неожиданные плоды. К примеру, ваша, сир, покорность воле Небес. Так ведь можно что угодно объявить заслуженной карой Господней.

– А на то человеку и дарован разум, отличающий его от прочих тварей. Не мимолетные ощущения, но твердый, беспристрастный анализ...

– Он также может привести к ошибкам и раздорам.

Скрипнула дверь, на пороге возникла фигура в надвинутом капюшоне. Обернувшийся Иигуир не заметил, подавал ли граф какой знак, во всяком случае, священник тотчас, без единого звука ретировался.

– Естественно, сударь. Раз уж мы с пеной на губах оспариваем отдельные знамения, не получится полного согласия и тут. Просто иного выхода я не нахожу.

– Выискивать вину каждого страдальца? И приходить на выручку исключительно безгрешным? Это означает – никому, сир, а Творец прямо призывал к помощи всем нуждающимся.

– Помощь помощи рознь, господин Иигуир. Можно отделаться жалким медяком или схватиться за меч, а можно принести страждущему слово Господа, успокоить мятущуюся душу вместо тревог о бренном теле. Такая помощь никак не пойдет вразрез с волей Создателя, зато пользы, если вдуматься, подарит гораздо больше.

– Не всегда, сир, получается удержаться в рамках кроткого непротивления, – сказал старик, помедлив. – Когда кругом горит земля, стонут раненые, плачут дети... Вы же знаете о скорбной участи Гердонеза. Или мы должны оправдать и зверства мелонгов?

Теперь уже Адион ответил не сразу, прошелся вдоль стены с ликами святых:

– Посмотрите на наш сегодняшний мир, сударь. Посмотрите и попробуйте честно оценить его состояние. Человеческий род разлагается на глазах. Если силы его растут, то дух стремительно катится в пропасть. Вера, выстраданная пращурами, истончается, множатся ереси, порок торжествует. Форму, ритуалы еще стараются блюсти, но о внутреннем их наполнении уже не задумываются. Оно просто стало ненужным! Словно орда гогочущих демонов несется по свету: жестокость, пьянство, блуд, ложь, подлость. А во главе – честолюбие, непомерная жажда славы и власти, королева наших дней. Подрастает, впрочем, рядом и принцесса – алчность, грязное торгашество, ее век еще впереди, и радости он не сулит. Да, вы скажете, что это было всегда. Только раньше демонов как-то сдерживала решетка веры, ныне у их ног вся Поднебесная. Даже Святая Церковь пошатнулась, везде открыто обсуждают продажность ее иерархов и разврат клира. Обсуждают весело! Под сальные шуточки человек не замечает, как распадается становой хребет, поднявший его когда-то над животным царством. Бешено плодящаяся стая сильных, хитрых зверей, как вам такое будущее?

– Пугающая картина, – отозвался Бентанор.

– И ведь я ничего не преувеличил! Любой, отважившийся прямо взглянуть на мир, отметит то же самое. Райский Сад, о котором мечтали наши предки, неуклонно превращается в зловонную клоаку, где мерзость окажется нормой бытия... И в тот момент, когда разложение становится очевидным, на Поднебесную вдруг обрушивается беда, катастрофа, затрагивающая так или иначе все уголки света.

– Вы говорите о мелонгах?

– Да. Нечто практически неизвестное, инородное и чуждое вторгается в наш мир, угрожая потрясти его до основания. Вам, сударь, это ничего не напоминает? На заре веков Творец уже как-то вразумлял подобным образом своих непутевых чад.

– Великий Потоп... – прошептал старик.

– Потоп. Тогда, сказано, погибли девятеро из десяти, зато остальные надолго привязались к истинному пути. Послужили те жертвы на пользу человечеству? Несомненно! И жалость здесь была бы стократ пагубнее жестокости. Попробуете оспорить?

– Не мне возражать решениям Господа...

– Именно! То есть мы видим ныне мир, загнивающий заживо, и новую волну, способную смыть с земли скверну.

– Кровью смыть, сир. Хоть и ради святой цели, но кровью невинных в том числе...

– Что ж, пусть так. В сущности, варвары не отличаются сейчас от воды, тоже, кстати, пришедшей с севера. Они часто рушат все без разбора, сеют смерть и страдания, но, боюсь, только таким способом можно заставить уцелевших повернуться к истокам, к истинной вере.

– Или погибнуть без остатка?

Граф промедлил, однако ответил твердо:

– Даже так. Если человечество выкажет себя неисправимым, неблагодарным, вечно сползающим в грязь... пусть Господь сотрет его без остатка. Может быть, следующее творение получится более удачным.

– Вы говорите... о невинных младенцах, святых отшельниках, непорочных девах... о себе самом, наконец, сир!..

Адион посмотрел на старика с грустью:

– Я и не требую исключения для себя или своих близких. Рядом с волей Вседержителя любая жизнь – блеснувшая в солнечном луче пылинка. И разве могу я противодействовать событиям, за которыми угадывается сам Творец? Такая выходка была бы кощунственной, бессмысленной и вредоносной.

В тягостно повисшей тишине стало слышно, как за неплотно сомкнутыми створками дверей бормочет толпа, собравшаяся на вечернюю службу. Эти простые люди даже не подозревали, какую страшную судьбу уготавливает им забота обо всем человечестве.

– Очень не хотелось бы, сир, представлять слуг Божьего промысла в виде орд кровожадных язычников, – нарушил молчание Бентанор. – По крайней мере, меня вряд ли порадовал бы рай, обретенный такой ценой.

Граф натянуто усмехнулся:

– А вы, господин Иигуир, чую, настроены на борьбу. Завидная крепость духа в ваши годы. Рассчитываете силой одного гения остановить рок?

– У меня нет никакого сухого расчета, сир. Моя родина унижена, мой народ страдает, стало быть, я обязан этому сопротивляться. Вне зависимости от возможного исхода и последствий. Того требует моя совесть.

– То есть я правильно догадался, что странствуете вы отнюдь не в поисках тихого уголка? Подыскиваете союзников для борьбы, да? Надеетесь переубедить Небеса примером собственной самоотверженности?

– Если потребуется. Что же до целей путешествия... Разумеется, нужны союзники. К прискорбию, в Овелид-Куне их не нашлось: здесь, как разумею, либо сражаются друг с дружкой, либо готовятся покорно встречать врага.

– Волну Божьего потопа, сударь, – уточнил Адион. – Грозного, но очистительного.

– Пусть волну, в любом случае мы вынуждены двигаться дальше, за моря, на восток. Хоть до края земли, где, поговаривают, уже находили управу на варваров.

– А если помощники не обнаружатся и там?

– Тогда... – Иигуир вздохнул. – Тогда сделаем вывод, что наш современный мир вправду обречен. Господом ли, хаосом или демонами Преисподней...

– И тогда вы отступите?

– Скорее примем последний бой, сир. Это окажется, несомненно, легче, нежели наступать на горло возмущенной совести.

– Вы все-таки удивительный, редкостный человек, господин Иигуир, – заметил граф. На двери уже откровенно налегали, доносились выкрики, то и дело мелькало озабоченное лицо священника. – Нам придется прерваться, время вечерних молитв. Не желаете продолжить беседу после?

– Приятно с вами разговаривать, сир, однако завтра мы намеревались двинуться в путь пораньше.

– Понимаю. Следовательно, увидимся утром. Уверен, мне уже будет, что вам сообщить.

Старик едва успел дойти до порога, как навстречу нетерпеливо хлынул поток людей, манимых светлым колокольным гласом...

К сборам Эскобар приступил с первыми проблесками зари. Судя по решительности, в графском монастыре задерживаться он не желал ни на минуту. Иигуир, забывшийся тяжелым сном лишь под утро, перечить не стал, хоть и чувствовал себя совершенно разбитым. Удерживать их вообще не старались. Из конюшни беспрекословно вывели отдохнувших, ухоженных лошадей, сами помогли заседлать. Хозяин замка появился, когда приготовления почти завершились. Вместе с ним шел Крисгут, в чистой одежде, но с осунувшимся от усталости лицом.

– Могу вас порадовать, господа, – улыбнулся Адион, похоже, не терзавшийся ночными кошмарами. – Корабль действительно находится в гавани Мезеля, а капитан соответствует вашим описаниям. По крайней мере, тут пираты не обманули.

– Они часом не пытались помешать вашим людям, сир? – спросил старик.

– Нет, себя показали, однако, уяснив, что происходит, возражать не решились. Среди них, кстати, был и этот ваш... приятель.

– Пиколь? Вот видите, сир, иногда можно довериться и таким заблудшим душам.

– Не спешите успокаиваться, господин Иигуир, вы покамест еще не в море. Со слов Крисгута там все крайне взвинчены, каждый ждет от другого каверзы. Вы же не хотите оказаться самым беспечным в этой компании? Как я и обещал, с вами поедет пять воинов и Крисгут. Еще четверо присоединятся в Мезеле. Надеюсь, подобной охраны хватит предотвратить всяческие сюрпризы.

– Безмерно благодарны вам, сир... Честно говоря...

– Не ожидали? – Граф усмехнулся. – Пускай мы не полностью совпали во взглядах на жизнь, наш мир слишком беден на истинных мыслителей, чтобы рисковать даже одним.

Иигуир склонил седую голову:

– Право, сир, едва ли я заслуживаю столь серьезного внимания. Теперь до конца дней буду ощущать себя вашим должником.

– Пустяки, вдобавок расплатиться по долгам вовсе не сложно. Окажете мне маленькую ответную услугу?

– Все, что будет в моих скромных силах.

– Тогда возьмите с собой в дорогу Крисгута.

– Разве он и так не едет с нами в Мезель?

– Речь не о Мезеле. Я хочу, чтобы он сопровождал вас на всем пути странствия, сколь бы далеким и долгим оно ни выдалось. Убежден, такой спутник станет чрезвычайно полезным. В вашем распоряжении, господин Иигуир, имеются отменные воины, опытные мореходы, наконец, собственная мудрость. Достоинства же Крисгута в ином – несмотря на юный возраст, он недурственно разбирается в обыденной жизни. Ловок, находчив, смел, весьма толков, знает окрестные земли, обычаи, языки. С ним у вас будет несоизмеримо меньше шансов заплутаться, остаться голодными или угодить в беду, наподобие здешней. Смею ли я рассчитывать на данную услугу?

– Неужели же это услуга, сир? – Старик растерянно огляделся по сторонам. Сам Крисгут, внимавший речи хозяина, хоть и не излучал восторга, с готовностью поклонился. – Вы передаете едва ли не лучшего из своих слуг за просто так, даже без гарантий его возвращения назад...

– Уцелеет – вернется, – отмахнулся Адион. – Слишком многое связывает его с графством, не захочет начинать на пустом месте... Так вы принимаете попутчика, господа?

Гостеприимный замок Грефлинг покидали уже с солидным эскортом. Даже Эскобар приосанился, чувствуя за спиной поступь многих лошадей, менее привычного Бентанора столь важный вид скорее смущал. На протяжении всего дня их не только не задевали, но почтительно освобождали дорогу, ломая шапки. Уже остались позади графские земли, перед путниками раскинулся пестрый муравейник вольного города, а встречные по-прежнему с уважением расступались перед отрядом. Так и проследовали, будто знатные вельможи, через ворота.

Мезель гудел и полнился народом без оглядки на позднее время. Складывалось впечатление, будто здесь торговали все и всегда, круглые сутки. На любом перекрестке, в любом проулке к проезжающим тянулись десятки рук, сразу несколько жаждущих продать перекрикивали друг друга. Этот оазис жизни у подножия суровых Оронад, казалось, торопился сполна использовать свое выгодное положение. Пока перевалы закрывали то непогода, то склоки сеньоров, караваны кораблей, связывающих западные области Овелид-Куна с центральными, были ему обеспечены. Из-за этой спешки и торговали как-то горячечно, надрывно. Почти не доносился шум мастерских, рыбацкие баркасы в гавани мелькали редко, однако на процветании повальной торговли это, похоже, не сказывалось. Рядом могли стоять вдоль стены пятилетний ангелок с котятами в корзинке, девица, откровенно покачивающая бедрами, и беззубая старуха, требующая милостыню. Здесь впервые пригодился Крисгут, отгонявший назойливую уличную мошкару умело и без церемоний.

В нужной харчевне близ порта необычных путников заметили тотчас. С парой сомнительного вида личностей, пусть и осведомленных сверх меры, решили вообще не разговаривать, а примерно через час явился Пиколь. Заросший, с новым синяком, хмельной, но счастливо улыбающийся друзьям.

– Очень волнуются ребята, очень, – объяснил он заплетающимся языком. – Сами понимаете, дело... нерядовое.

– Насильно раздевать сподручнее, да? – хмыкнул Эскобар. – Пускай не трясутся твои лиходеи, дядюшка. Хоть и коротки оказались поиски, да пользу принесли несомненную. Сторгуемся, не обидим. Сам-то как, с нами али обратно в ватаги кистенем махать?

– Эх, сударь, слаб я уже для кистеней сделался, – вздохнул пират. – И для мореходства веселого, значится, тоже. С вами вот гульнул напоследок... Ныне срок наступает теплую норку искать, а там без накоплений сложно. Уважите по старой дружбе?

– Вот по старой дружбе и помог бы за моря плыть.

– Да видал, сударь, я вашего... капитана. Тертый зверюга, не подведет. Вот только не гнали бы вы его, братцы, сейчас в путь. И так поздненько выехали, у нас кучу времени потеряли. Влетите же в самые шторма! Перегодить бы с месяц...

– Что, разве немедля в море выходите... то есть выходим? – удивился Крисгут. – На дворе вон ночь собирается.

Эскобар покосился на юношу:

– А не слыхал, приятель, сколько мы в вашей Империи лиха хлебнули? Лучше уж море бурное, чем еще одна беспокойная ночь. Тут каждую минуту ждешь беды, какого-нибудь очередного ловца преступников. Спасибо, по горло наелись.

В порту ярился студеный ветер, зато дождь почти зачах. В большую лодку кроме путников погрузились Пиколь с парой товарищей и два воина из графского эскорта. Прочая толпа осталась напряженно переминаться на пристани. Долго выгребали по лабиринтам меж темных скал судов, через мельтешение огней и криков. Иигуир даже не предполагал, какую радость способна вызвать всего лишь грубо вырубленная из бревна драконья голова. Колеблющийся свет факела вырвал из мрака знакомую фигуру, скользнул по мокрому борту. Это вправду был «Эло», недостижимая мечта последних недель. Сверху окликнули. Старик дернулся вскочить, но отказали разом и ноги, и язык. Ответил Эскобар, достаточно резко и властно, чтобы не затягивать переговоры. Иигуира подняли на палубу чуть ли не на руках, у него перехватывало дыхание и слезились глаза. Кинулся обнимать моряков, что сгрудились, настороженные, у борта, целовать всех подряд. С тихим треском лопнул ледок опаски, кругом зашумели, заулыбались, задвигались. Если прибывших чужаков еще удерживали в сторонке, то на гердонезских странников обрушились подлинные потоки счастья. Их ждали, их искали, не позволяя отчаянию заползти в души, следили за отрывочными вестями о невероятном путешествии горстки смельчаков по глубинам враждебно настроенной страны. Даже суровый Левек подозрительно всхлипнул на плече старика.

– Готовы в новый поход, капитан? – высунулся из толпы улыбающийся Эскобар.

– Отсюда? Да хоть к чертям в зубы, сударь! Прибавили вы мне седых волос, но, клянусь Небесами, подобный исход того стоит. Мессир! Теперь-то нас никто не задержит в этом проклятом краю. Эй, там, выбирай якоря, садись за весла!

Оставалась еще крохотная деталь – расплатиться по долгам. В вихре восторга то ли никому не пришла в голову мысль просто вышвырнуть разбойников за борт, то ли помогло воцарившееся благодушие, только награда получилась солидной. Может, и поменьше половины цены корабля, но для портовой голытьбы куш богатый. На столе в капитанской каюте Пиколь дрожащими пальцами перебрал горку золота.

– Неужто и еще сохранилось добро? – спросил хрипло.

Эскобар, нависнув, произнес ему в самое ухо:

– А вот об этом, дядюшка, советую накрепко забыть. Нынче Господь смилостивился, отсыпал от щедрот, однако наглеть не стоит. Объясни приятелям вдумчиво: за нами вдогонку не рваться. Неделю. И языки в эти дни не чесать, чтоб заманчивых слухов не наплодилось. Не гневите удачу... братцы.

Как ни божился пират в чистоте помыслов, а с той минуты, когда груженная сокровищами лодка скрылась из глаз, пребывание в Мезеле впрямь становилось еще опаснее. Потому из гавани «Эло» вылетел стрелой, безоглядно ныряя во мрак, в кипящее бурунами море, в неизвестность.

Сразу оторваться от берегов Овелид-Куна, впрочем, не удалось. Никакое, даже самое страстное желание оставить их подальше за спиной не отменяло потребности в точной ориентировке. За месивом низких облаков не проглядывались не то что звезды, а часто и солнце, на компас надежды также были слабые – волнующееся море могло запросто снести корабль в произвольном направлении. Приходилось цепляться за берег, сколькими бы опасностями это ни грозило. Ночь пережидали в каком-нибудь укромном закутке, днем крались, словно пуганая дичь, ухитряясь одновременно развивать приличную скорость. Боялись всего: и одинокого всадника, мелькнувшего у кромки леса, и тени паруса на горизонте, а вдобавок бесчисленных мелей и скал, усеявших прибрежные воды. О возможных штормах старались не говорить вовсе, хоть и ждали их с первых дней. Подспудно понимали – лучше уж бедовать в открытом море, нежели оказаться выброшенными на зубья имперских камней. Пока, однако, стихия сдерживала свои эмоции, лишь резкий, колючий ветер, свинцовые тучи да частая морось выдавали ее недружелюбие.

Если верить упрямому бормотанию Левека, им по-прежнему сказочно везло. Ни земным, ни небесным владыкам не удавалось до сих пор серьезно зацепить юркую посудину, рвавшуюся сквозь любое ненастье с отвагой безумцев. Лишь на седьмой день, достигнув самой восточной оконечности кунийских земель, путники дерзнули совершить вылазку на берег. В гавани Рамайи, гордо именовавшей себя восходной столицей державы, Левек распорядился пополнить запасы пресной воды и провизии, однако отпустить команду на берег отдохнуть отказался наотрез.

– Я знаю, что вы устали, измотаны переходом и долгим беспокойством, – категорично заявил он в ответ на жалобы моряков, – но знаю и то, что несколько кружек пива многим развяжут языки. А здесь полно ушей, всегда готовых прислушаться к любой пьяной болтовне. Поэтому для моей и вашей безопасности никто не сделает с корабля ни шагу, понятно?

Едва же «Эло» покинул порт, как разразился давно ожидавшийся шторм. Возвращаться в Рамайю было уже поздно, пришлось принимать удар. Весь день корабль швыряло с волны на волну, снося все дальше на юг. Люди, сменяя друг друга, непрерывно откачивали заливавшую трюм воду, блестящие фигуры полуголых гребцов ритмично сгибались, упираясь веслами в мощные, упругие валы. Лишь силуэт капитана бессменно возвышался у румпеля. Когда к вечеру буря стала стихать, Иигуир пробрался к нему:

– Кажется, на первый раз все обошлось удачно, капитан? И корабль, и команда показали себя, достойно справившись со штормом.

– Разве ж это был шторм, мессир? – Левек усмехнулся в белые от соли усы. – Всего-навсего сильное волнение. Странно, скажу вам, что еще так быстро прекратилось. Самое опасное, что оно могло преподнести, – отогнать к Тиграту, прямо в лапы к мелонгам. А так мы прошли много южнее.

К полудню следующего дня перед путешественниками выросли хмурые горы Хэната. Пожалуй, ликованием эту картину могли встретить только люди, освобождавшиеся здесь, наконец, от преследований всяческих танов, розысков, герцогов и прочей назойливой нечисти.

Обогнув остров с севера, «Эло» на исходе второго месяца пути прибыл в порт Варц. Невероятной высоты темные скалы нависали над его бухтой, а оседлавшая их многоярусная крепость принесла городу славу одного из самых укрепленных на всем Архипелаге. Буквально перед входом в гавань «Эло» был настигнут еще одним штормом, более коротким, но не менее яростным. Лишь после того как, рискованно разминувшись с молом, корабль замер у причала, путники смогли перевести дух. Общая изможденность оказалась столь велика, что в тот вечер никто даже не заикнулся о прогулке на берег. Зато на следующий день моряки, размахивая стертыми в бесконечной гребле ладонями, устроили подлинный бунт. Левек долго препирался и переругивался с ними, потом, покосившись на замшелые громады крепостных башен, махнул рукой. Большинство команды сошло на берег, разбредясь по местным кабакам.

Оставшиеся на борту до позднего вечера делали все возможное, дабы не попадаться на глаза капитану. Бешенство его достигло апогея, когда в назначенный час не явилось обратно сразу четверо моряков. Трезвых людей для розысков не хватало, пришлось брать с собой Иигуира с Крисгутом, причем задача последнего заранее сводилась исключительно к опеке старика во избежание новых... недоразумений. Дополнили отряд Эскобар и проводник в лице самого стойкого из вернувшихся моряков. С этим эскортом Левек побрел по крутым грязным улицам города, раздавая на ходу такие проклятия, что шарахались к стенам редкие прохожие. Первый из загулявших нашелся быстро – в харчевне у порта, пьяным до невменяемости. Взгромоздив слабо мычащее тело на плечи его товарища, двинулись дальше. Еще с полдюжины веселых заведений были осмотрены, прежде чем отыскались остальные гуляки.

Низкая тесная комната до краев пенилась криками, хохотом, женским визгом, запахами жареного мяса, пота и пива, пестрыми красками нарядов со всего Архипелага. Моряки из разных стран вволю расслаблялись здесь, пережидая ненастье, возле них увивались вездесущие торговцы, шлюхи, попрошайки и прочая сомнительная публика. За любым из длинных столов одновременно братались, дрались, целовались и обсуждали дела, поверх голов плечистые парни присматривали за слишком хмельными или слишком буйными посетителями.

Трое моряков с «Эло» сидели в дальнем углу комнаты в компании размалеванных девиц и маленького, не выше груди любого, человечка. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в нем боша – сына народа-парии, вечных бродяг, промышлявших обычно знахарством, мелкой торговлей, контрабандой да воровством. Предания лишь вскользь упоминали о неких ужасных грехах, за которые Творец еще в стародавние времена лишил боша родины. Именно это наказание обрекало несчастных бессрочно скитаться по просторам Поднебесной и всюду неизменно преследоваться. На их собственные дурные дела накладывались местные суеверия и слухи, отчего ныне черная слава шлейфом стлалась уже за любым представителем этого народа.

Левек, багровый от ярости, бесцеремонно распихивая встречных, пробрался к столу.

– Быстро на корабль! – почти прошипел он.

Появление капитана отрезвило гуляк. Двое из них, несвязно бормоча оправдания, стали подниматься. Маленький курчавый боша, наоборот, счастливо улыбнулся и подлил в кружку эля.

– Гаспази капита, гаспази капита... – зашепелявил он, пододвигая ее Левеку.

– Пошел вон, пес! – поморщился тот.

Третий моряк, находясь, вероятно, в особом подпитии, попробовал как-то вступиться за собутыльника, но Левек резко сунул ему кулаком под дых и сбросил, бесчувственного, на руки приятелей. Коротко взвизгнув, отскочили в стороны шлюхи. Пауза в гомоне гульбища получилась едва различимая. Вышибалы у входа только покосились на место короткой стычки, прочая же публика вовсе предпочла сделать вид, будто не заметила ничего. Частные дела разрешились сами собой, веселье продолжалось с прежним самозабвением.

По дороге в порт Иигуир на секунду придержал капитана:

– Вам не показался странным этот боша, господин Левек? Гуляли они все вместе, но трезвым остался он один.

– Боша вообще трудно понять. – Капитан пожал плечами. – Много всякого разного о них говорят. Темный народ и неприятный.