Текст книги "Все начистоту. О хоккее и не только"

Абсолютно все игроки, возвращаясь на лед, не таили обид на него и тем более претензий – наоборот, лезли из кожи вон ради победного результата и ради того, чтобы не разочаровать Всеволода Михайловича. Тем самым и отблагодарить его за выдержку и за веру в нас. Это и сплачивало дополнительно спартаковский коллектив.

А после матча, выигранного у ЦСКА или «Динамо» или проигранного горьковскому «Торпедо» или воскресенскому «Химику», Бобров заходил в раздевалку и в будничном тоне сообщал план работы на завтра либо на все дни до следующего тура. Даже после победы над армейцами, ведомыми Тарасовым, мы не слышали от него восторженных слов и комплиментов в свой адрес; «соплей» у Всеволода Михайловича не бывало.

Вообще игроков он воспринимал как молодых соратников по общему делу. Если держал игрока в «основе», то и рассчитывал на него полностью и зря ему разносы не устраивал. Только замечания по существу делал, когда без этого уж нельзя было обойтись. Молва приписывает Боброву фразу: «Помногу тренируются те, кто играть не умеет!» Звучит эффектно и почти правдоподобно, с учетом его выдающегося спортивного прошлого. Сам я не слышал от Всеволода Михайловича ничего подобного за три года совместной работы в «Спартаке». И гонял он нас на тренировках во время сезона и летом так, что семь потов сходило.

Между прочим, сам Бобров тренировался вдумчиво и на полную катушку, частенько оставаясь на льду после занятий и дополнительно шлифуя сложные элементы, которые потом в матчах вызывали восторг у переполненных трибун. Об этом спартаковцам рассказывал Виктор Григорьевич Шувалов, работавший в клубе в конце 60-х. Уж он-то знал, что говорил. Много лет моду в нашем хоккее диктовало армейское звено Евгений Бабич – Виктор Шувалов – Всеволод Бобров.

Так что если те слова Всеволод Михайлович и произнес когда-нибудь, то наверняка их исказили, приукрасив. Легендарность личности тому невольно способствовала. А смысл, думаю, был таким: мастеровитого игрока не стоит перегружать нещадно на тренировках, потому что разумную меру надо соблюдать во всем, а хоккеист посредственный не блеснет, хоть ты гоняй его до одури с утра до вечера.

Многие спартаковцы охотно вспоминают один довольно-таки забавный эпизод из наших тренировочных будней. Это было весной. «Сборники» Зингер, Блинов, Старшинов с Борисом Майоровым вернулись в расположение клуба после очередной победы на чемпионате мира. И «старший» дал упражнение: вдоль средней зоны положили клюшки, служившие преградой, и надо было сделать диагональный пас подкидкой так, чтобы шайба точнехонько в крючок партнера попала. Вообще-то такое упражнение делают в детско-юношеской школе, а тут команде мастеров предлагают! Одной из сильнейших в стране, между прочим, с чемпионами мира на льду. Ну, действительно, для старшиновского звена это было «детское» упражнение. Игроки-то посмеивались меж собой над происходящим: что это чудит Бобров? Чем грузит нас, мастеров?! Наблюдательный Всеволод Михайлович, конечно же, не мог не заметить реакцию подопечных, однако не стушевался и упражнение не отменил, уделив ему довольно много времени. Посчитал полезным и своевременным – вот и дал его. Элементарное, говорите? Ничего, пусть азбуку вспомнят. Юнцам его дают? Ничего, не грех и мужикам подшлифовать этот элемент. Чемпионы мира на льду? Ничего зазорного для них не вижу.

Бобров органически не воспринимал общепринятых рамок и потому следовал собственным курсом. Независимая натура. Потому и с начальством не был мастак ладить. В свое тренерское дело и близко никого не подпускал из посторонних, тем более далеких от спорта людей. Выражений при этом не выбирал. Не подстраивался ни под начальство, ни под обстоятельства. Ему все равно было, кто перед ним стоит – партийный работник, спортивный функционер, дипломат… Лишь бы по-людски все происходило. А если что не по душе было Всеволоду Михайловичу, резал правду-матку, о последствиях не заботясь. Последствия, однако, бывали, и довольно-таки серьезные.

Плоть от плоти русским мужиком был. Своеобразным и ярким. Речь его была красочной и запоминающейся. Подчас простоватой, с какими-то вывертами в ударениях и со смачными, не безукоризненно грамотными словечками, коверкал их на свой лад, чтобы донести до игроков свою мысль и свои требования:

– По льду, по льду (ударение на «по») бросай! Низочком оно лучшей будет.

– Ну что же ты все в яички бросаешь?! Все в пупок попасть норовишь?

– Пас верхем…

Бобров ни на кого не был похож. Ни как игрок. Ни как тренер. Никогда не читал и не слышал, чтобы какого-нибудь игрока или тренера сравнили бы с Бобровым. Сравнить двух людей – значит поставить их в один ряд, а Всеволод Михайлович был единственным в своем роде.

Антиподом Боброва был, конечно, Тарасов.

Всеволод Бобров – Анатолий Тарасов.

Выдающиеся личности отечественного хоккея. Абсолютно непохожие друг на друга фигуры. Человеческие взаимоотношения у них были сложными, чтобы не сказать больше. В той или иной степени об этом было известно широкому кругу поклонников спорта. Четыре матча всесоюзного первенства «Спартак» – ЦСКА приковывали максимум внимания публики. И турнирное положение нашей команды, которая не всегда находилась в лидерах, не влияло на стопроцентный ажиотаж в те четыре дня. Лишний билетик и по тройной цене еще найти надо было, а спрашивали его сразу на выходе из станции метро «Спортивная», за километр с лишним до Дворца спорта Лужников! Если спартаковцы отставали от армейцев по набранным очкам, это только дополнительно закручивало интригу.

Для осведомленных граждан эти битвы превращались и в дуэль тренеров: Тарасов – Бобров.

Тренерский авторитет был выше у Анатолия Владимировича. В его распоряжении был базовый клуб сборной Советского Союза, много лет по совместительству работал и в самой сборной. Его профессиональный стаж исчислялся десятилетиями – у Всеволода Михайловича годом, двумя, тремя в «Спартаке», зато в его активе были невероятная слава хоккеиста и футболиста, всенародная популярность и «народная команда», способная на вдохновение и волевой порыв.

Ни нас, ни армейцев, знаю это точно, дополнительно настраивать на эти поединки не требовалось. Обе дружины выходили как на последний бой! В сезоне-1964/65 мы сыграли вничью 1:1, уступили 2:5 и дважды были разгромлены 1:9 и 0:6. Далее очковый баланс сохранился, но мы уже обошлись без унижений – 4:4 и трижды 2:5. Зато в чемпионском сезоне-1966/67 перевес был явно на нашей стороне. Победа в две шайбы 4:2, поражение с минимальным преимуществом 2:3, боевая ничья 4:4 и под занавес разгром 7:3.

Вправе ли мы считать Боброва победителем дуэли с Тарасовым? По-моему, безусловно так и есть на самом деле. Дуэль длилась три года. Объективно состав «Спартака», когда был приглашен Всеволод Михайлович, был слабее армейского. Добрая половина хоккеистов ЦСКА выступала за сборную, которая год за годом завоевывала золотые медали на мировых чемпионатах и Олимпийских играх. В этот период спартаковцы Виктор Зингер и Виктор Блинов закрепились в сборной, составив компанию Вячеславу Старшинову и Борису Майорову; мы с Виктором Ярославцевым стали игроками главной команды страны. Динамика выступлений «Спартака» была впечатляющей, мы прогрессировали во всех компонентах хоккея. И как закономерный итог – «золото» 1967 года.

Лично мне оно особенно дорого. Первое «золото» в моей карьере, добытое потом и кровью в открытом бою с нашим хоккейным флагманом и другими сильными клубами при весомом вкладе всех звеньев команды, в том числе и нашего, Виктор Ярославцев – Владимир Шадрин – Александр Якушев.

Это было важно для меня и моих партнеров, для клуба в целом. Много лет подряд «Спартак» считали командой одной тройки Старшинова – настолько это звено было ярким, сильным и неукротимым. До такой степени тащило за собой коллектив, что остальным игрокам, при всем к ним уважении, отводилась роль второстепенная: «обедню не испортить» да обеспечить передышку ударному трио без отрицательных последствий для команды. В матчах с середняками и тем более с аутсайдерами такой расклад внутрикомандных сил еще не так бросался в глаза, однако в главных поединках от выступления старшиновского трио зависело практически все. Понятно, что в этом были и сила, и слабость «Спартака». С появлением второго стабильного и результативного звена команда значительно прибавила в мощи и агрессивности, главное – в стабильности. Нас было уже трудно удержать.

В середине того чемпионского сезона мне исполнилось двадцать лет. Я ощущал себя полноценным игроком основного состава, на которого тренерский штаб и признанные лидеры команды всерьез рассчитывают в играх любой важности и любой сложности. И благодарен был за это прежде всего Всеволоду Михайловичу.

В первой главе я уже рассказывал про спартаковские традиции. Стремление к победе при любых обстоятельствах и в матче с любым соперником, а чем он сильнее, тем выше и мотивация команды. Стремление к честной борьбе. Стремление к успеху, который достигается в красивом стиле. Мне это было близко еще с юношеской поры.

Так вот, в сезоне-1966/67 при Всеволоде Михайловиче мы стабильно набирали очки, борясь за лидерство в чемпионате страны; демонстрировали классный хоккей, который импонировал публике и от которого мы сами получали удовольствие. Это был вообще самый красивый хоккей в исполнении «Спартака» за все мои семнадцать лет выступлений в родном клубе! Допускаю, что преувеличиваю, но именно таким запомнилось то спартаковское чемпионство.

Повезло ли «Спартаку» с Бобровым? Несказанно! Тут двух мнений быть не может. Три года он трудился в клубе вдумчиво и кропотливо, требуя от нас и от себя максимум, цель наметил – привести «Спартак» к золотым медалям, одолев ЦСКА. И добился желаемого, причем убедительно. Сами армейцы из числа моих добрых знакомых признавали в 67-м, что мы превзошли ЦСКА и чемпионами стали по праву.

При Боброве мы полностью поверили в себя. Сплотились в единый коллектив. Явно слабых звеньев в командном механизме не было. Тренер сохранил и приумножил сильные стороны каждого и команды в целом, подтянул те компоненты, которые мешали прогрессировать. При нем мы чувствовали себя как за каменной стеной и одновременно находились под благотворным влиянием личности Всеволода Михайловича. Словами такое трудно передать…

Являлся ли Бобров истинно спартаковским тренером? Ответ напрашивается сам собой – да, да и еще раз да! Однако я, спартаковец с многолетним стажем, включая тренерскую работу в родном клубе, не решусь вывести строго математическую формулу «спартаковского тренера». Да вряд ли и кто-либо другой сподобится на такое.

Но Бобров, очень может быть, ближе всех подошел к тому, чтобы соответствовать этому понятию. Он бережно сохранял клубные традиции. Поощрял игровое начало в тренировках и импровизацию в матчах, способствовал максимальному раскрытию способностей каждого хоккеиста, с пониманием относился к тому, что мы не каждый божий день были готовы играть на пределе, сокрушая всех подряд, ценил нашу способность к коллективному порыву и волевое усилие, когда того требовала обстановка на льду или положение в турнирной таблице. Считаю, что по духу все это было близко Всеволоду Михайловичу. Но крепости этого самого духа он, безусловно, команде добавил. Его авторитет и его требовательность тому способствовали. Величие и простота поразительно уживались в этом человеке.

Что в спартаковском клубе не приживалось? На чем многие тренеры, среди которых были и квалифицированные специалисты, обжигались? Сухие педагогические схемы и тем более диктаторские методы прямой дорогой вели к ухудшению эмоциональной атмосферы в команде и, как следствие, к неизбежному снижению результатов, а затем и к отставке слишком властного рулевого. Бобров сумел счастливым образом этого избежать. Умел дирижировать мужским коллективом. Природа и в этом щедро одарила его.

А теперь поставим вопрос симметрично: повезло ли Боброву с хоккейным «Спартаком»? Несомненно. Ни до 64-го, ни после 67-го, возглавляя футбольные команды, Всеволод Михайлович крупных достижений не добивался. Справедливости ради замечу, что не все они числились среди претендентов на попадание в призеры, но и больших локальных скачков вверх добиться не удавалось. И с футбольным ЦСКА, со всеми широкими селекционными возможностями армейского клуба и со всеми его высокими амбициями, тоже не срослось.

В карьере клубного тренера Всеволода Боброва значится одна вершина – золотые медали хоккейного «Спартака» в сезоне-1966/67. А вскоре после этого триумфа Всеволод Михайлович покинул спартаковский клуб. Это была даже не сенсация. Это было чрезвычайное происшествие!

Казалось, ничто не предвещало такого резкого поворота событий. Тренер радовался общему успеху не меньше нашего. Отчетливо просматривалась перспектива дальнейшей работы в клубе. Представить какие-либо предложения, поступившие от других хоккейных клубов (такое бывает у тренеров свежеиспеченных чемпионов), было совершенно невозможно. ЦСКА? Так там Анатолий Владимирович Тарасов царствует. Московское «Динамо»? А там Чернышев Аркадий Иванович бессменно трудится. О клубах пониже уровнем и рассуждать излишне.

На фоне абсолютно ясного неба в майский погожий день внезапно разразилась гроза с молнией и градом, обдавшая нас, спартаковцев, ледяным холодом. Что же в действительности тогда произошло? Какая была подоплека в его переходе из хоккейного «Спартака» в ранге чемпиона Союза в футбольный ЦСКА, обходившийся год за годом без медалей?

Бытовало такое мнение в народе: дескать, Боброву предложили в ЦСКА полковничью должность, а это сулило и солидную военную пенсию, – и он не сумел устоять перед этим. На мой взгляд, это слишком примитивно, чтобы быть похожим на правду. Хотя кто знает…

Много я версий слышал. Одна из них – полудетективная. После того как мы в 67-м обыграли ЦСКА и стали чемпионами Союза, Тарасов пришел к министру обороны Гречко и попросил… убрать Боброва из «Спартака». Почему он это предпринял? Да для того, чтобы ослабить «Спартак»!

Еще была версия: Боброву предложили возглавить футбольную команду ЦСКА, а он, как говаривали некоторые, футбол все же больше любил, чем хоккей. Вот в это я меньше всего верю. Мы, увы, уже вряд ли узнаем правду об этом странном и драматичном эпизоде нашей спортивной истории.

В майские дни 67-го в городском обществе «Спартак» на Красносельской улице нас чествовали и награждали ценными подарками. Бобров был с нами. И вдруг во время церемонии, когда все присутствовавшие светились от радости, мы увидели, как по лицу Всеволода Михайловича потекли слезы. Такие крупные мужские слезы скатывались по щекам. Это был его последний рабочий день в «Спартаке».

Какие страницы были бы вписаны в клубную историю, не появись Бобров в 64-м в «Спартаке»? Вряд ли мы бы сумели стать в 67-м командой-победительницей. Как бы сложилось у нас, останься Бобров надолго в клубе? Каждый год боролись бы на равных с ЦСКА за чемпионство. Это – как минимум. А еще наверняка делегировали бы в сборную новых достойных хоккеистов.

…Бобров стал для меня той самой опорой, которую вольно или невольно ищет каждый спортсмен. Стал Тренером, при котором я повзрослел как мужчина, раскрылся как игрок, поверил в свои возможности, что могу и должен еще прибавлять и прибавлять в мастерстве… То, что на моем пути встретился Всеволод Михайлович, – невероятная удача и огромное счастье. Он воздействовал на меня каким-то удивительным образом. Вел по жизни, вроде бы ничего особенного не предпринимая.

Загадка этого благотворного влияния так и осталась для меня нераскрытой. Позволю себе лишь предположить: в его умной манере наставлять – сдержанно-мужской и требовательно-доброжелательной – на подсознательном, по-видимому, уровне я ощущал отголоски своего детства и созвучие той простой и человечной обстановке семьи рабочего завода «Серп и Молот», в которой я вырос.

Глава 5
Тройка

Тройка. Звено. Трио.

Эти слова давно присутствуют в лексиконе нашего хоккея, отражая во многом наши традиции. Тренеры-первопроходцы – Аркадий Чернышев, Анатолий Тарасов и Владимир Егоров – и пришедшие чуть позже Николай Эпштейн и Борис Кулагин, Дмитрий Богинов, Анатолий Кострюков и другие наставники уделяли повышенное внимание созданию атакующих звеньев. Игроки подбирались тщательно, так, чтобы дополняли друг друга своими лучшими качествами и чтобы человеческие взаимоотношения между ними могли сложиться.

Советские клубы непременно имели сильные тройки. Для достижения высоких турнирных результатов считалось совершенно обязательным наличие так называемого ударного звена. Оно выходило чаще других в большинстве и в меньшинстве, оно выпускалось в те моменты, когда решалась судьба поединка, оно на последних минутах матча либо шло на отчаянный штурм, либо пласталось в обороне. Львиную долю чистого времени проводила на льду первая тройка команды, ее трудовая вахта была значительно сложнее и напряженнее, чем то, что выпадало на долю их партнеров-форвардов.

В каждом поколении блистали хоккейные звенья.

Среди первопроходцев образцовой считалась тройка Евгений Бабич – Виктор Шувалов – Всеволод Бобров. Сначала выступали в ВВС, потом в рядах московских армейцев.

Потом в армейском коллективе появилось «звено гроссмейстеров»: Константин Локтев – Александр Альметов – Вениамин Александров.

А вскоре, в 60-е годы, засверкали спартаковские мушкетеры Евгений Майоров – Вячеслав Старшинов – Борис Майоров.

Прекрасным было сочетание форвардов ЦСКА Владимир Викулов – Виктор Полупанов – Анатолий Фирсов.

«Тройкой на все времена» называли ударную силу ЦСКА и сборной Борис Михайлов – Владимир Петров – Валерий Харламов.

Звено Владимира Шадрина из «Спартака» тоже оставило свой след в истории.

Вот о шадринском и расскажу подробней, поскольку много сезонов отыграл в нем. Более того, все мои лучшие хоккейные годы в родном клубе и в сборной Союза связаны с выступлениями в ударном звене, которое, так уж сложилось, имело свою биографию, ни на кого более не похожую.

В перечисленных знаменитых тройках и в других замечательных сочетаниях из ЦСКА и «Динамо», «Крыльев Советов» и горьковского «Торпедо», воскресенского «Химика» и челябинского «Трактора», питерского СКА и рижского «Динамо», из других советских клубов фамилии форвардов, обеспечивавших результат, были, как правило, неизменны по многу лет. В «Спартаке» второй половины 60-х годов, а также 70-х (несколько сезонов наше звено было, разумеется, вторым после старшиновского) было иначе.

… – Владимир Шадрин – Александр Якушев. Не случайно я поставил многоточие, куда можно вписать целый ряд мастеров. Центр и левый край «оккупировали» мы с Володей, а вот на правом краю кто только не поиграл.

Довольно-таки длинный ряд получится, если следовать строгой спортивной летописи московского «Спартака»: Виктор Ярославцев, Евгений Зимин, Евгений Майоров, Валерий Фоменков, Александр Мартынюк, Анатолий Севидов, Виктор Шалимов. Когда выбывал из строя Владимир Шадрин, в центре играли: Георгий Савин, Вячеслав Старшинов, Геннадий Крылов, Виктор Шалимов, Валентин Гуреев, Александр Лобанов, Валерий Брагин, Валерий Евстифеев, Александр Кожевников, Александр Баринев, Аркадий Рудаков. Напомню, что поначалу, в 17–18 лет, я играл на месте центрального, пока по решению Всеволода Михайловича Боброва не перешел в левые крайние.

Все перечисленные хоккеисты, в большей или меньшей степени, остались в моей благодарной памяти. Были они мастерами своего дела и были спартаковцами. Уже одного этого мне было достаточно, чтобы выкатываться с ними на лед и творить игру. Различие состояло в количестве смен, периодов, матчей, сезонов. Остановлюсь лишь на тех партнерах, кто наиболее часто появлялся на правом фланге нашей атаки и кто составлял вместе с Володей Шадриным и мною единое целое благодаря длительной сыгранности.

Виктор Ярославцев – Владимир Шадрин – Александр Якушев.

Ныне совсем немногие помнят, как играл Виктор Ярославцев; помнят те, кому хорошенько за шестьдесят. Зато наверняка помнят не только заядлые спартаковские поклонники. Ведь этот парень котировался очень и очень высоко, причем не только в «Спартаке», но и по Союзу. Был он 1945 года рождения – года Великой Победы: казалось бы, коли звезды так сошлись, шагай по жизни, побеждая в хоккее… Небывало рано по тем временам заиграл по мастерам. И уже в первом чемпионском для «Спартака» сезоне – в 17 лет! – провел довольно много матчей; малости какой-то не хватило, чтобы получить право на золотую медаль.

Чего-то не хватило Ярославцеву и впоследствии. Чего же именно? Ответить не так-то просто. Техничный и довольно резкий, рослый и жилистый, он действовал обычно на краю, при необходимости и в центре обедни не портил. Броский такой форвард был. Результативный. Это наше звено отыграло два с лишним сезона, причем первый – золотой, в чемпионате-1966/67. То есть он пользовался доверием самого Боброва.

Однако постепенно и как-то совсем незаметно стал отодвигаться на вторые роли. Соответственно, тренеры перестали ставить его к нам с Шадриным. Он оставался игроком «основы», пользу приносил, боролся и набирал очки, помогая более молодым партнерам. Но по строгому счету… Игра потускнела, да и глаза, как говорят, уже не горели. По-видимому, как ни банально это звучит, требовательность к себе потихоньку снижал, довольствуясь твердым местом в спартаковском составе. Глянул я тут в гроссбух и сам удивился – Виктор, оказывается, двенадцать сезонов провел в родном «Спартаке»! И по титулам не из последних – чемпион мира и трехкратный чемпион СССР.

Я бы так сформулировал. Время совместной с Ярославцевым игры позволило связке Шадрин – Якушев набросать основные тактические штрихи совместного хоккейного портрета и, как показало время, сцементировало ее на долгие годы.

Евгений Зимин – Владимир Шадрин – Александр Якушев.

На самом-то деле еще в сезоне-1965/66 Бобров опробовал такое сочетание. И оно, несомненно, имело высокий потенциал. Но вмешались кадровые обстоятельства, а именно то, что Всеволоду Михайловичу было важно найти замену в старшиновскую тройку, поскольку Евгений Майоров из-за хронической травмы потерял место в сборной и затем уже доигрывал в клубе без каких-либо надежд на полное восстановление былых кондиций. В наличии у главного тренера находился, если откровенно, только один кандидат, зато какой – Евгений Зимин! Он прекрасно вписался в звено Вячеслава Старшинова и Бориса Майорова, что, поверьте на слово, было очень сложно. Это многое говорит о масштабе дарования Зимина.

Все помнят, что первую шайбу в первом матче Суперсерии-72 забросил Зимин, а вместе с ним играли Шадрин с Якушевым. И оттого могло создаться впечатление, что наша тройка долго играла именно в таком виде. Все было не так. После первой пробы при Боброве минуло целых четыре сезона, прежде чем мы снова оказались вместе. В «Спартаке». В сборной выходили втроем, но только в товарищеских играх, а на чемпионатах мира 1970 и 1972 годов Зимина с нами не было. И только у стартовой черты эпохальной Суперсерии, наисерьезнейшего испытания, мы предстали в таком сочетании.

По стечению обстоятельств Женя участвовал лишь в двух первых поединках, получил травму и выбыл до конца серии. Нам с Володей оставалось только сожалеть об этом. Ведь Зимин являлся мастером экстракласса! Можно только предполагать, как бы сложились те исторические матчи с канадцами, выступай спартаковское звено в неизменном составе.

У крайних форвардов обычно такой расклад был: какое-нибудь одно качество выгодно отличало их от коллег по цеху. Либо дистанционная скорость, либо стартовая, либо обводка, либо бросок… Зимин же на своем правом краю творил все, что только мог пожелать тренер, что необходимо было звену для максимальной эффективности коллективных действий. На ледовой сцене появлялся артист, готовый в блестящем стиле исполнить любую хоккейную мелодию, о которой его просили наставники.

Все было при нем. Высокое индивидуальное мастерство, светлая голова, весьма высокая результативность. Ну чего еще желать? Не будучи с виду силачом, спокойно выдерживал силовую борьбу, а если требовала обстановка, мог и навязать ее. Азарт сочетался у него с хладнокровием, что очень помогало в поединках с грозными соперниками. Желания обнаружить какой-нибудь изъян в игре этого мастера нет, но даже если бы оно у кого-нибудь возникло, подобные попытки оказались бы тщетными.

Слышал, что Борис Александрович Майоров, который комплименты просто так никому не раздает, отозвался о Зимине как об одном из сильнейших правых крайних за всю нашу историю. Оценка высокая и, пожалуй, объективная. Готов под ней лично подписаться.

Двукратный олимпийский чемпион.

Трехкратный чемпион мира.

Двукратный чемпион СССР в составе «Спартака».

Замечательная карьера, не так ли? Вовсе нет. Ладно, в сторону мои эмоции. Уточню – не совсем так; карьера его могла быть вообще феерической. Спартаковец Евгений Зимин – один из самых не раскрывших до конца свой потенциал в нашем хоккее звездных игроков.

Армеец Виктор Полупанов – вот, пожалуй, кто еще приходит на ум, когда речь заходит о нереализованных возможностях. Игрок другого амплуа. Имел свой арсенал достоинств. Достаточно упомянуть, что его партнерами являлись крайние форварды Анатолий Фирсов и Владимир Викулов. И Полупанов был им под стать. Тройка была исключительной! А финишировал Виктор, уйдя из ЦСКА в 25-летнем возрасте. Вы только вдумайтесь в этот факт! Поиграл недолго в «Крыльях», а вскоре вообще повесил коньки на гвоздь.

Но вернемся к Жене Зимину. Искренне сожалею, что маловато времени провел с ним в одном звене и в «Спартаке», и в сборной. Почти в 27 лет, буквально «на флажке», его призвали в армию, после чего на карьере Зимина был поставлен крест.

Я предпочитаю обходиться без арифметических выкладок при оценках того или иного хоккеиста, но здесь не удержусь: по своим недюжинным возможностям, по своему потенциалу Евгений Зимин реализовал себя на 50 %. И это в лучшем случае.

Александр Мартынюк – Владимир Шадрин – Александр Якушев.

Вот этот состав звена, грех жаловаться, сохранялся долго. Все было привычно и потому понятно и комфортно. В целом на протяжении нескольких лет мы справлялись с той задачей, которую ставили наставники «Спартака» после ухода из хоккея старшиновской тройки, – быть ударной силой команды.

Николай Иванович Карпов еще в сезоне-1968/69, когда «Спартак» стал в третий раз чемпионом СССР, подключил Мартынюка к нашей связке с Шадриным. Вписался он на удивление быстро и легко, будто давно примерялся к нам. Новый правый крайний при этом сохранял свое лицо, да и мы с Володей как-то специально не подстраивались под его действия. Обошлись без напрягов, длительных обсуждений и тем более каких-нибудь споров.

Мартынюк звездой не считался. Но тройка – это мини-команда. Все не могут солировать, должны быть партнеры, выполняющие другие, не менее важные функции. Если они это делают качественно, вероятность того, что сложится крепкое звено, возрастает.

Мартынюк начинал на СЮПе – Стадионе юных пионеров, откуда вышло много замечательных мастеров хоккея. После двух сезонов в «Крыльях Советов» получил приглашение в «Спартак» от самого Боброва. Оживления среди болельщиков тот трансфер, как сейчас говорят, не вызвал. Всеволод Михайлович разглядел в этом крайнем форварде черточки необычного игрового стиля, который должен был пригодиться в общем спартаковском механизме.

Говорят, что в жизни первое впечатление – самое верное. Готов согласиться с этим; отчасти, конечно. Так и в хоккее обстоит дело.

Саша Мартынюк не поражал воображения того, кто видел его на льду впервые. Физической мощью не обладал, какого-то напора, особенной энергетики не было, маневренность присутствовала, но ее еще следовало разглядеть, коньком владел искусно и катил плавно, без видимых усилий, будто нарочно скрадывал направление и скорость предстоящего перемещения.

В ежедневной нашей жизни хитреца ведь не сразу узнаешь, на то и даны ему ловкость и изворотливость ума, чтобы замаскировать последующие ходы и общий замысел. Вот и в игре та же самая картина. Раз, другой попадется соперник на хитроумных уловках форварда, повторится что-нибудь подобное в следующем матче – и, глядишь, пойдет гулять молва об игроке, с которым надо быть начеку.

С Мартынюком так все и было. Не лез напролом и не пытался выйти на первый план. Специализировался на подыгрыше. Он не имел высокой стартовой скорости, движения были какие-то нарочито неторопливые, откровенно избегал силовых единоборств, а когда попадал в них и получал синяки да шишки, зачастую давал волю эмоциям и отмахивался, получая удаления. Но постоянная готовность придумать что-нибудь хитроумное и техническая оснащенность позволяли ему приносить много пользы звену и команде. Пасом владел изумительным! Мы с Шадриным много голов забивали с передач Мартынюка.

Но и сам Мартынюк, щедрый ассистент в результативной комбинации, не прочь был поразить чужие ворота. Так и остался непревзойденным его рекорд в игре за сборную – 8 шайб отгрузил Западной Германии на московском чемпионате мира 1973 года! Ныне, когда с развитием европейского хоккея силы участников международных турниров подравнялись, такое уже трудно себе представить. В том году спартаковское звено выступило в полном составе и обошлось без травм. Больше оно не выходило в составе сборной на чемпионатах мира, все-таки Александр Мартынюк даже в лучшие свои годы не числился в обойме «железных» кандидатов в национальную команду. Впрочем, это не помешало ему в 1971 году стать чемпионом мира еще при Чернышеве – Тарасове. Поучаствовал Мартынюк и в Суперсерии-72.

Семь сезонов на правом краю нашей тройки играл Александр. Солидный срок, ничего не скажешь. Напоследок хочу вот что отметить. Тот факт, что этот незаурядный форвард сознательно избегал жестких столкновений, наверняка вызовет у значительной части читателей скепсис: мол, трусоват, значит, был, не выкладывался полностью, самоотверженности не проявлял. Смею вас заверить в ошибочности такой оценки. Хоккейный мастер, если способен к анализу и объективному взгляду на свой арсенал, непременно будет стремиться к тому, чтобы максимально использовать свои лучшие качества и чтобы, наоборот, минимизировать те действия, в которых явно слабоват. Ну, спрашивается, зачем же Мартынюку было лезть в силовые схватки? Скорее всего, чаще уступал бы в них, заодно растрачивая силы, которые лишними не бывают. Но он же не застывал изваянием в такие моменты, а предпринимал действия, в которых был хорош: подкарауливал отскочившую шайбу, перехватывал пас соперника, открывался в горячей точке…