Текст книги "Земля предков"

Глава двенадцатая
«Разговор со старейшинами»

Несмотря на присутствие за каменной стеной мертвецов, замученные долгим переходом финикийцы хорошо выспались, смирившись с судьбой. Более того, в тот вечер случилось неожиданное событие, – их, впервые со дня пленения, отвязали от ненавистного бревна, освободив руки. Однако, тут же замкнули ноги в деревянные колодки, так что передвижение даже по тому помещению, куда их определили, сделалось теперь почти невозможным.

Впрочем, в тот вечер никто низ пленных финикийцев не обратил на это особого внимания. Никто не попытался вырваться и бежать, когда им неожиданно стали разрезать веревки и по одному отсоединять от сучковатого бревна, соединившего их, казалось, навечно. Даже Леха Ларин был настолько изможден этой бесконечной дорогой, что позволил надеть на себя деревянные кандалы. Лишь бы побыстрее рухнуть на солому и принять горизонтальное положение, дав отдохнуть уставшим мышцам.

Чайка также безропотно позволил снять с себя одни путы и надеть другие. И все же, на следующее утро, спокойно разгибая плечи и поигрывая свободными запястьями, Федор ощущал едва ли не самый мощный прилив счастья за последние дни. Этому не мешали даже массивные колодки, в которые были замкнуты его ноги. Он сидел на соломе, которой щедро был усыпан каменный пол провонявшего смрадом помещения, – «мертвецкой», как прозвал его командир карфагенян, – и смотрел на светлое пятно, которое давали три небольших окна под потолком.

Лучи оттуда узким световым столбом протянулись наискосок от стены до самой двери, освещая центральную часть каземата. Помещение было не из самых больших, как подумал поначалу Федор, здесь от силы могло разместиться человек двадцать-тридцать, если вповалку. Значит догадка о том, что в соседнем помещении судят только преступников, заслуживающих внимания старейшин, имела под собой основание.

Ларин лежал рядом, раскинув руки в стороны, словно морская звезда и тоже наслаждался возвращавшейся силой.

– Ну, что, командир, – проговорил он вдруг неожиданно тихим голосом, – вот мы и на месте. Что дальше?

Федор посмотрел сначала на него, а потом и на остальных бойцов, лиц которых не видел уже много дней. Сразу за Лехой лежали лучники Цорбал и Пирг, а справа от Федора находились пехотинцы-мечники Абдер, Ганнор и Лиед. Все выглядели изможденными, но еще вполне могли повоевать при удачном раскладе.

– А что, «дальше»? – делано удивился Федор, вновь откидываясь на солому, – дальше, ждем. Наша судьба, уверен, уже приближается неторопливыми старческими шагами.

– Это почему? – от неожиданности Ларин даже привстал на локтях, покосившись на единственную дверь, запертую снаружи.

– Судя по тому, что нас к ней не вызывают, – спокойно пояснил Федор, посмотрев на друга и попытался сделать суровое лицо, – она сама нас посетит.

– Слишком много чести, – буркнул Ларин.

– Наоборот, – спокойно возразил Федор Чайка, – все понятно и вполне практично. Зачем таскать нас сразу во дворец или храм, не знаю, где тут обитают местные вожди. А вдруг мы окажемся не столь ценным грузом? Тогда нас можно казнить прямо на месте. Тем более, что место вполне для этих целей подходящее.

Федор посмотрел на несколько оторопевшего друга и продолжил, выжав из себя улыбку.

– Ну, а вот если выясниться, что мы все же представляем для них некую ценность, вот тогда…возможно…нас и отведут в более светлые палаты. Где казнят не каждый день, а только по выходным.

– Да ну тебя, – сплюнул Леха, – все бы тебе ерничать.

– А я вот тебя не узнаю, – упрекнул его в ответ Чайка, – ты что, помирать собрался? Я вот пока не собираюсь. Не для того в такую даль забрался.

– Может, скажешь тогда, как именно ты отсюда выберешься? – поинтересовался Леха и добавил, подумав немного, – и, главное, когда именно? Что-то мне тут уже начинает надоедать. Пахнет хуже, чем в хлеву с козами.

– Для начала побеседуем с теми, кто явится на нас посмотреть, – заявил Федор, как ни в чем, ни бывало, – надо же узнать, чем мы их заинтересовали. Раз мы все еще живы, несмотря ни на что, значит, интерес есть. Это насчет «когда». А вот «как»…

Он сел, наклонился и вытянул из подошвы сильно потрепанных, но еще «живых» сандалий, узкое лезвие.

– Один раз оно нам уже спасло жизнь, спасет и второй, – пообещал Чайка, аккуратно засовывая его обратно.

– Ножичек, конечно, полезный. Но, ты на колодки посмотри, – напомнил Леха командиру, сам сев на соломе, – толстенная деревяха. Тут твой стилет нам вряд ли службу сослужит. Не веревка, все-таки.

– Ничего, – отмахнулся Федор, – что-нибудь придумаем.

В этот момент снаружи послышалась какая-то возня и на глазах удивленного скифского адмирала и остальных финикийцев, молча внимавших своим военачальникам, внутрь шагнули двое рослых сапотеков с короткими факелами. В помещении сразу стало светло как днем. Так, что Федор даже слегка зажмурил глаза с непривычки, а потом прикрыл их ладонью.

Следом в каземат, бесшумно ступая, один за другим, просочилась дюжина вооруженных копьями и каменными мечами воинов, ростом не уступавших факелоносцам. Это были действительно рослые воины, гораздо выше всех виденных ими сапотеков. Они выстроились напротив пленников, всем своим видом показывая, что не дадут им сделать ни одного лишнего движения. Эти индейцы были вооружены гораздо лучше, чем обычные сапотеки. Красные щиты с бахромой и перьями, легкие кожаные нагрудники с наплечниками, усиленными металлическими бляхами, широкие кожаные пояса из толстой кожи и такие же толстые наколенники, немного похожие на поножи греческих гоплитов.

«Видимо, гвардия, – решил Чайка, – телохранители вождей. Посмотрим, кого вы нам привели». Федор абсолютно без страха и даже с некоторым интересом рассматривал эти размалеванные рожи и головы, украшенные уборами из перьев. Шлемов на них, несмотря на все остальные доспехи, почему-то не было.

После того, как построения охраны закончились, в освещенный каземат вошел, опираясь на высокий посох, обвешанный амулетами, старец. Хотя, при ближайшем рассмотрении, Чайка затруднился сказать, сколько тому было лет. Это был невысокий индеец в летах с широким морщинистым лицом и плоским, кажется, сломанным когда-то, носом. Его черные глаза излучали пронзительный взгляд, который неприятным холодком отозвался в душе у Чайки, а огромный головной убор из черных перьев только усиливал это впечатление. Плоские кольчатые серьги красного цвета с позолотой немалой тяжестью свисали почти до плеч, оттягивая уши. Но, старик гордо носил эти украшения, видимо, полагавшиеся по статусу.

Войдя в центр каземата, он остановился и обвел всех пленников своим неприятным колючим взглядом. Медленно, одного за другим. Но, закончив осмотр, ничего не сказал.

Следом за ним внутрь вошел еще один вождь, которого Федор узнал сразу. Этот был тот самый старейшина, что осматривал его еще на столбе в походе. А теперь и Федор получил возможность рассмотреть облеченного властью сапотека получше. Он был невысок и суховат. Прямые черные волосы ниспадали на плечи, а часть их была собраны на голове в виде пучка, перевязанного узкой лентой. Лоб и щеки покрыты рисунками каких-то птиц, как показалось Федору. На этот раз вождь был одет в широкий пестрый балахон с бахромой по краям. Войдя в каземат, он встал рядом с первым вождем, но на полшага сзади, – видимо он был ниже рангом.

– Ба, знакомые все лица, – пробормотал Федор при виде третьего посетителя, нарушив тишину, которая становилась звенящей.

Это был военачальник, с которым ему довелось сразиться и победить, но оставить ему жизнь на глазах остальных воинов. Возможно, тем самым он нанес ему несмываемое оскорбление. Но, Чайка местных обычаев не знал, а извиняться было уже поздно. Впрочем, этот военачальник в отместку уже вдоволь поиздевался над ними, отправив по этапу в Монте-Альбан. Хотя, это, возможно, была и не его идея.

С момента последней встречи этот сапотек тоже не сильно изменился, – по-прежнему в пестрых одеждах, украшенных разноцветной бахромой и перьями, свисавшими отовсюду. Золотой шлем в виде головы орла с огромным изогнутым клювом и нащечниками со вставленными драгоценными камнями. Войдя, он неожиданно снял свой шлем, взяв его в руку, и встал с самого края. Между пленниками и прибывшими вождями.

– А я уж думал он и спит в нем, – пробормотал Федор, разглядывая лицо военачальника без шлема. Это был еще достаточно молодой воин, с раскосыми глазами, горбатым носом и длинными черными, как смоль волосами без всяких косичек.

Едва он занял свое место на авансцене, как следом появились несколько простых воинов, несших в руках какие-то свертки. Поравнявшись с пленниками, они положили свертки к ногам военачальника и отступили за линию охранников. Лишь мельком взглянув на содержимое мешков, развернутых в последнее мгновение оруженосцами, Федор узнал свою фалькату и Лехин кожаный нагрудник.

– Вот это подарок! – не в силах скрывать свои чувства, едва не вскрикнул Ларин, подавшись вперед и едва не потянувшись за фалькатой лежавшей в трех шагах от его ног, – смотри, командир, они сохранили наше оружие.

– Наверное, не зря сохранили, – проговорил еле слышно Федор, посмотрев на главного вождя. Тот наблюдал за их реакцией на происходящее, буравя пленников тяжелым взглядом и ничего не говоря.

«Изучаешь? – молча, вопросил его Федор, – ну, изучай, изучай».

– Только не думай, что они его тебе вернут, – успокоил Федор своего друга.

– А зачем же они его принесли? – удивился Ларин.

– Раз принесли, значит, вопросы есть, – предположил Федор, переводя взгляд на второго вождя, который также, молча, наблюдал за происходящим, но при этом было видно, что он старательно вслушивается в речь пленников, тщетно пытаясь ее понять.

– Видно здесь такого не делают, – продолжил развивать свою мысль Чайка, – вот и заинтересовались. Посмотрим, надолго ли это продлит нашу жизнь.

Леха слегка поперхнулся, а Чайка подался еще немного вперед и сел, опершись на руки. Уверенность вернулась к нему, а зловещая тишина, которую нарушали только их перешептывания с Лехой на виду почти у двух десятков человек, уже надоела.

– Ну, если все собрались, может, начнем? – проговорил он и слова его прозвучали так громко, что старый вождь сапотеков даже вздрогнул от неожиданности. Однако, ничего не сказал в ответ, лишь нахмурившись сильнее.

Вместо ответа в открытую по-прежнему дверь каземата вошел еще один человек, – худощавый и высокий индеец в простом длинном одеянии, не слишком обвешанном бахромой и перьями. Его положение Федору было трудно определить сразу. Сапотек был безоружен, но и не имел «знаков отличия» вождей. Ни посоха, ни золотых серег у него не было. Лишь небольшое кольцо в носу и татуировки в виде темных кругов вокруг глаз, делавшие его похожим на птицу, – филина или орла, – смотревшую немигающим взглядом. Длинные черные волосы, собранные на затылке в пучок, украшало единственное перо.

«Это еще кто? – подумал Федор, рассматривая вновь прибывшего, который прошел и осторожно пристроился рядом с вождями, – не вождь, не воин. Наверное, какой-нибудь чиновник от канцелярии исполнения наказаний или вообще местный толмач. Посмотрим».

В руках «переводчик» держал несколько глиняных табличек, что еще больше утвердило Федора в своих наблюдениях. Он вновь окинул взглядом всех собравшихся и, едва решился подумать, что на этот раз прибыли все, как снаружи вновь послышался шум.

Теперь в каземат, где уже и без того было немало народа, протиснулись два сапотека, также хорошо знакомые Чайке и всем остальным. Это были те самые сапотеки, которых они спасли от верной смерти на жертвенных столах пирамиды ольмеков и помогли сбежать из города. То, что произошло потом, все присутствующие финикийцы знали слишком хорошо.

При виде этих индейцев Ларин мгновенно рассвирепел.

– А….вот и вы, – сплюнул он сквозь зубы, невольно подаваясь вперед, и даже попытался встать в колодках, сжимая кулаки, – предатели! Ну, я сейчас с вами разберусь.

Но, охранники мгновенно опустили свои копья, направив ему в грудь острия.

– Погоди, – шепнул Федор, хватая друга за плечо, – не зря же их сюда привели. Может, они все же что-то полезное про нас напели местным вождям. Давай посмотрим, что дальше будет.

– Ну, давай, – нехотя согласился Леха, откидываясь назад, – хотя, по-хорошему, придушить бы их надо. Обоих.

– Обожди, – снова сказал Федор, – кто знает, может, успеешь еще.

Когда в каземате появились эти два сапотека, дверь, наконец, закрылась.

Федор изучающее посмотрел на старейшин, от которых ожидал начала разговора, но вперед неожиданно шагнул «толмач». Он ткнул себя большим пальцем правой руки в грудь и гортанно произнес короткое слово, отдаленно напоминавшее клич «Итао!».

– Ну, допустим, – пробормотал Федор, решив, что «толмач» назвал свое имя.

Затем индеец, покосился на обоих вождей, и, произнес более длинную тираду, во время которой то и дело воздевал руки к небу. Пока он говорил, до слуха Федора и остальных пленников, сидевших полукругом, доносились длинные шелестящие слова похожие на производные от слова Питао, – Питаошоо и Косихопитао[7]7
  В пантеоне сапотеков существовало много божеств: Питао-Шоо, Питао-Кособи, Косихо-Питао («великий Косихо»), Косаана и Уичаана, Коки-лао, Пишее, Питао-Сих, Питао-Шикала и другие. Наиболее важные из них, – бог дождя и молнии Косихо-Питао, которому приносили человеческие жертвы. С ним был связан бог кукурузы Питао-Кособи, имевший вид летучей мыши, которому также поклонялись как символу в виде крупного початка кукурузы.
  Питао-Шоо, – в мифологии сапотеков бог-ягуар, бог землетрясений, близкий богу земли и пещер. Его голосом считалось горное эхо. Питао-Шоо держал на своих плечах мир и считался богом-пророком. Сапотеки представляли его в виде атланта, держащего на плечах землю. Если он шевелился, земля двигалась, и происходили землетрясения.


[Закрыть], – что немного запутало Федора, так как получалось что индеец, вначале либо назвал не свое имя, а имя какого-то бога, либо вообще себя не упоминал, а все время читал какое-то заклинание или молитву. Впрочем, вполне могло быть и то и другое. В Карфагене тоже многих называли в честь богов, а уж о том, что существовали «отдельные» царские имена, которыми могли называть только мальчиков из царского рода и говорить не приходилось.

Пропев несколько длинных фраз, сапотек с глазами птицы, остановился и вопросительно посмотрел на пленников, словно хотел убедиться, что те его прекрасно поняли.

– Ну, если вкратце, – «перевел» Федор остальным, – мол, «Бог свидетель» и все такое…

– Я примерно так и понял, – кивнул Леха, – пусть разоряется, все дольше поживем.

Закончив вступительную речь, ученый сапотек поднял свои таблички, которые держал до сих пор в левой руке и начал читать по ним.

– Ин-нур Итао-Шоо аккар-нил гаре чу-лу, – произнес сапотек нараспев, посмотрел на пленников строгим взглядом, от которого они должны были ощутить себя закоренелыми преступниками, и продолжил в том же духе. Читал он довольно долго, но при этом, то и дело останавливался, взмахивал руками и гримасничал, пытаясь передать атмосферу того, о чем был написано на глиняных табличках. Чайка внимательно слушал, ощущая себя словно в театре. Ученый сапотек так старался, что Федору действительно показалось, что он понял большую часть рассказа, в котором ему почудилась история об осквернении богов и каком-то не то громе, не то землетрясении, посланном с небес на землю этими богами в отместку за содеянное. Сапотек так картинно воздел руки к небу и попытался изобразить грохот обвала, что Федору ничего другого не оставалось и думать. Актер тот был первостатейный.

Однако, далеко не на всех финикийцев этот монолог произвел должное впечатление. Посреди «выступления» Федор ощутил короткий толчок в бок и отвлекся ненадолго. Это был Леха.

– Слушай, командир, – указал Ларин на странные таблички с иероглифами в руках у «толмача», – чего этот мужик делает? Не пойму. Приговор нам, что ли, читает?

– Почти, – нехотя отозвался Федор, так как его лишили удовольствия дослушать монолог до конца.

– Может ты уже понял, что этот, с татуированными глазами, нам напророчил?

– В общих чертах. По-моему, он пытается сказать, что кто-то,…кажется, именно мы, оскорбили это их главное божество. Как его там…Питао-Ша или Шо, точно не понял..– проговорил неуверенно Федор, поглядев на «томача», который к тому времени уже закончил свою обвинительную речь.

Тот закивал почти радостно и подтвердил.

– Питао-Шоо!

– Ну вот, – продолжил «переводить» Федор, приободрившись, и поглядывая на хмурые лица вождей, – Этот Питао-Шоо рассердился, а затем случилось что-то…непонятное. Не то, шум поднялся, не то грохот…А вообще, мне кажется, они утверждают, что своим появлением мы вызвали землетрясение

– Мы? – возмутился Ларин, – еще чего. Этак они на нас всех собак повесят.

Он сплюнул под ноги ближайшему охраннику, отчего тот вздрогнул, словно это была не слюна человека, а яд гремучей змеи. Охранник даже немного отвел свою ногу в кожаном сандалии.

– Ну, убили ягуара, это было, – не стал отрицать Леха, посмотрев на главного вождя, который в свою очередь буравил пленников немигающим взглядом, – так он сам на нас набросился, что оставалось делать. Но никакого Питао-Шоо мы не трогали. Это наговор!

Уловив в словах Ларина нотки неповиновения, неожиданно прервал обет молчания тот самый вождь, что захватил их в плен. Он в гневе что-то прошипел на своем непонятном наречии, тряхнул черными косичками, и жестом что-то приказал военачальнику. Стоявший до сей поры недвижимо военачальник сапотеков отточенным движением вновь надел свой блестящий шлем на голову и, лишь после этого, шагнул вперед. Наклонившись, он поднял одной рукой фалькату, а другой кожаный нагрудник предводителя скифов и протянул их финикийцам, как бы предъявляя оказательства вины.

– Ну да, оружие наше, – не стал отнекиваться Леха и даже слегка подался вперед, показав, что собрался встать во весь рост, – вы нам его еще ближе пододвиньте и тогда я вам покажу, как с ним надо управляться.

Но, военачальник сапотеков, похоже, быстро научился понимать по-финикийски. Он шагнул назад, опустив фалькату и нагрудник. Доказательств ему лично не требовалось. Сапотек в золотом шлеме уже имел возможность убедиться, как обращаются со своим грозным оружием пленники. Встав на место, он встретился взглядом с Федором. Его взгляд был жестким и твердым, словно Чайка вновь скрестил с ним клинки. «Да, никакой благодарности парень, похоже, не испытывает, – поймал себя на мысли Чайка, – может, Леха был прав? И зачем я ему жизнь оставил. Прикажи ему вождь сейчас же свернуть нам шеи, сделает это с превеликим удовольствием».

Но вождь, тот который взял их в плен руками сапотека в золотом шлеме, пока не торопился это сделать. Напротив, он взял фалькату и внимательно изучил ее взглядом, словно видел впервые. Затем опустил и тихонько стукнул концом острия о камень. Раздался звон и при этом вырвался небольшой сноп искр.

– Не затупи мне оружие, – вырвалось у Федора, который не мог терпеть, когда кто-то играется его фалькатой, а потому добавил, не сдержавшись, – оно мне еще пригодиться, чтобы голову тебе отрубить.

Вождь уловил агрессию Чайки, но не подал вида, а только посмотрел на «переводчика» и тот, указав на клинок, что-то вопросительно взвизгнул.

– Да, это мое оружие, – подтвердил Чайка, – называется фальката.

«Толмач» внимательно выслушал ответ и, указав на клинок, повторил:

– Фал-ка-таа…

– Именно, – кивнул Федор, немного обрадованный, что у них наметился кое-какой диалог.

Один вождь сапотеков посмотрел на другого, а затем подал неуловимый сигнал «переводчику», однако, не укрывшийся от глаз Чайки. Тот отложил большинство своих табличек и, взяв лишь одну, сделал шаг к Федору, которого здесь все сапотеки уже давно «рассекретили» и держали за старшего, несмотря на то, что Леха говорил гораздо громче.

Показав табличку Федору, ученый сапотек промурлыкал что-то на своем наречии и заглянул в глаза командиру карфагенян. У Чайки на этот раз не осталось никаких предположений насчет смысла сказанного. Но, вот изображение на табличке было ему хорошо знакомо. Там был высечен, и довольно искусно, самый обыкновенный слон. С большими ушами, бивнями и хоботом. Слон был похож на африканского, таких Карфаген закупал сотнями, чтобы использовать в сражениях. Против Рима и других противников, которых у него до недавнего времени было немало. Хотя имелись и некоторые незначительные отличия, на которые Федор решил не обращать внимания. Главное, что изображенный на картинке слон был именно боевым. На его изогнутой мощной спине была укреплена корзина с балдахином, в которой восседал погонщик и еще двое воинов с копьями. Доспехов на них не было, да и вообще мелкие детали были проработаны художником плохо, а потому понять, к какой армии относились эти воины, не представлялось возможным.

– Вижу, – подтвердил Федор, чтобы поддержать завязавшийся диалог.

– А что там? – не удержался Леха и попытался придвинуться, чтобы тоже взглянуть на табличку, но ему в грудь тотчас уперлось копье с острым наконечником.

– Обычный слон, – пожал плечами Федор, – с ушами и бивнями. Таких у нас дома не меряно.

И, повернувшись к «переводчику», еще раз отчетливо произнес.

– Слон. Это слон.

– Сло-н, – повторил сапотек и, теперь уже сам показал картинку сидевшему рядом Ларину.

– Ну да, слон, – кивнул тот, всмотревшись в очертания животного, – а вы что, слона, что ли никогда не видели?

«Переводчик» на этом не успокоился и прошелся перед остальными пленниками, каждому по очереди, предъявляя картинку со слоном и везде получая один тот же утвердительный ответ. Наконец, убедившись, что объект на табличке знаком не только «старейшине» Федору, он вернулся на место и с восхищением во взгляде осторожно посмотрел на вождей. Судя по остекленевшим глазам верховного вождя, финикийцы сумели произвести на него гораздо большее впечатление своим знакомством со слонами, нежели превосходным оружием. Хотя самим пленкам такой восторг был пока непонятен.

– Странные они какие-то, – пробормотал Леха, – ведут себя так, будто слонов никогда не видели.

– Действительно, странные, – пробормотал Федор, пытаясь припомнить, водились ли в Америке когда-нибудь слоны, – Может они и в самом деле слонов никогда не видели а, если и видели, то только на картинках.

– На картинке тогда слоны, откуда взялись? – обескуражил его вопросом Леха.

– А вот это, брат Леха, очень правильный вопрос[8]8
  Обнаруженные не так давно артефакты из наследия ольмеков, – например, небольшой сосуд в виде сидящего слона, – посеяли серьезные сомнения в том, что мексиканские индейцы и африканцы не имели представления друг о друге. Официальной наукой считается, что слоны в Америке исчезли с окончанием последнего оледенения, то есть примерно двенадцать тысяч лет назад. Обнаруженные находки наталкивают на совершенно другие выводы: либо слоны существовали в Америке почти до того периода, в котором развивается повествование романа, что противоречит данным палеозоологии, либо ольмекские мастера были знакомы с африканскими слонами. А это, в свою очередь, противоречит современным историческим воззрениям.


[Закрыть], – ответил Чайка, бросив косой взгляд на вождей, которые отойдя чуть в сторону, нарушили обет молчания и теперь о чем-то перешептывались, словно решая судьбу пленников, – Допустим, что слонов здесь отродясь не водилось, только мамонты, и те давно вымерли. Тогда мы с тобой первые из африканцев, кто доплыл сюда и видел в своей жизни слонов. Но, в этом случае, это мы должны были сапотекам слонов хотя бы нарисовать, а они, похоже, кое-что о них уже давно знают. Нестыковка получается.

– Сдается мне, командир, что мы не первые, кто сюда прибыл, – озадачил его Леха простым ответом.

Федор некоторое время молчал, переваривая услышанное, но так и не пришел пока к ясному выводу.

– Хрен его знает, кто еще тут до нас побывал, – махнул рукой Федор, вновь бросив взгляд в сторону неторопливо совещавшихся вождей, – нам сейчас главное, чтобы эти мудрые старейшины не отправили нас на виселицу за все наши знания, как лишних свидетелей. Может, то, что нам показывали, здесь простым смертным и знать нельзя.

– Лишние свидетели никому не нужны, – согласился Ларин, но добавил с сомнением в глоссе, – только, что мы такого знаем? Про слонов? Так это вряд ли военная тайна…

Федор не успел ему возразить. Верховный вождь сапотеков что-то приказал высоким трескучим голосом, – Чайка услышал его впервые и даже вздрогнул, таким неприятным был этот голос, – и сквозь ряды охранников протиснулись два освобожденных Лариным сапотека.

– Суд вызывает свидетелей, – криво ухмыльнулся Леха, поглядев на унылые физиономии индейцев, которые одинаково боялись смотреть и на финикийцев и на своих вождей.

– Что молчите? Да, предателям везде не сладко, – подлил масла в огонь Ларин, словно сапотеки могли его понять. Но, копье охранника, уткнувшись ему едва ли не в горло, заставило бравого адмирала замолчать.

– Ладно, посмотрим, что напоют эти свидетели, – отодвинувшись от острия, прохрипел Леха, умолкая.

Опираясь на высокий посох, обвешанный амулетами, главный старец Монте– Альбана, а Федору отчего-то показалось, что индеец с морщинистым лицом был именно в этом ранге, что-то резко спросил, указав на пленников.

Тех рухнули на колени и затараторили, перебивая друг друга. Сколько ни вслушивался в их сбивчивую речь Федор Чайка, ничего «разобрать» так и не смог, кроме нескольких упоминаний про уже знакомого Питаошоо. Кем был этот Питаошоо, Федор пока мог только догадываться. Скорее всего, божеством, которое не то трясет землю, не то насылает громы с небес. Об этом Чайка догадался, когда оба индейца при каждом упоминании Питаошоо, подобно театральным жестам «толмача», вскидывали руки вверх и дергались в конвульсиях, пытаясь изобразить грохот падающих камней или раскаты грома. Получалось у них хуже, чем у образованного «толмача» сапотеков, который взирал на это выступление свидетелей с явным подозрением.

Неожиданно словесное извержение сапотеков закончилось.

Пронзительный взгляд, ограненный головным убором из черных перьев, вновь скользнул по Федору, отозвавшись неприятным холодком в душе. Кольчатые серьги красного цвета с позолотой всколыхнулись, и старец что-то коротко спросил у обоих сапотеков, глядя на него.

Оба, как о команде, распрямились, вскинули правую руку и указали на Леху Ларина, который от неожиданности потерял дар речи.

– Я? – только и вымолвил он, хлопая глазами, – а что, я?

Старик медленно и грациозно, так что ни перья, ни украшения в ушах не дрогнули, вновь развернулся к сапотекам и еще что-то спросил. Вопрос был чуть длиннее, чем в первый раз, но его интонация показалась Федору менее приятной.

В ответ оба сапотека, ни секунды не колеблясь, указали на Чайку. Пронзительный взгляд старца едва не отбросил Федора к стене, уткнувшись в него. Вождь еще некоторое время, молча, буравил Федора взглядом, а потом что-то коротко сказал «толмачу», не расстававшемуся со своими глиняными табличками. Затем, потеряв интерес к пленникам, медленно направился к выходу. Стоило ему сделать первый шаг в сторону двери, как она отворилась, будто сама собой. Охранники мгновенно перестроились вдоль его пути в два ряда и, продолжая следить за обескураженными пленниками, пропустили вождя к выходу.

За ним, еще раз осмотрев финикийцев, словно чтобы запомнить, какими они были перед казнью, направился второй вождь. Прибывшая процессия покидала каземат смертников в той же последовательности, как и появилась здесь.

– Что-то я не понял, Федя, – выдавил из себя Леха, глядя на колыхавшиеся перья индейских вождей, которые медленно уплывали вдаль, – и что они решили?

– А что тут неясного? – спокойным голосом заметил на это Федор Чайка, посмотрев на двух сапотеков-свидетелей, которые полубоком за своими вождями неслышно передвигались к выходу, – ты, похоже, спас им жизнь, избавил от ольмекского плена. Так что…

Федор помолчал несколько секунд, словно подбирая слова.

– Тебе, я так думаю, жизнь оставят.

– Ну, а я, – он опять умолк на некоторое время, глядя как вожди, один за другим, исчезают в проеме дверей, – убил ягуара. Так что меня, скорее всего, казнят. Может, уже сегодня.

Чайка посмотрел на солдат и встретился взглядом с обескураженным Пиргом, затем с Цорбалом и Абдером.

– Что будет с остальными, я не знаю.

– Черта с два, – возразил Леха, – ягуара я тоже убивал, да и остальные помогали. Так что несправедливо будет тебе одному погибать.

– Ну, это уже не нам решать, – произнес каким-то отстраненным голосом Федор, – что справедливо, а что нет.

Охранники с копьями наперевес стояли до тех пор, пока каземат не покинул последний «посетитель». Военачальник в золотом орлином шлеме, вышел не оглядываясь. Однако, последними оказались не сапотеки-свидетели, а тот самый «толмач», который больше всех пытался говорить с пленными. Он даже что-то пробормотал напоследок, исчезая в проеме двери вместе со своими табличками. Наконец, помещение покинули копейщики и факелоносцы. В каземате вновь стало темно. Повисла гнетущая тишина, которую никто из пленников не посмел нарушить.