Текст книги "Земля предков"

Глава восьмая
«Снова в плену»

Уже второй раз с того момента, как его нога ступила на этот неизведанный континент Федор ощутил себя в роли дичи, попавшей в капкан по собственной глупости. Его, словно запутавшегося в сетях кабана, проволокли метров двадцать по каменистой земле и, лишь когда он уже мысленно распрощался с остатками кожи на плечах и спине, подняли безо всякого уважения и, прикрепив к наконечникам копий, понесли в неизвестном направлении. Ушиб головы давал о себе знать. Болтаясь в полуобморочном состоянии в полуметре от земли, Чайка, спеленанный словно мумия Тутанхамона, от отчаяния даже попытался потерять сознание. Но, то ли удар о камни был не слишком сильным, то ли он сам был так зол на себя, что не чувствовал боли, но, пока его волокли до назначенного места, Федор сознания так и не потерял.

Даже наоборот, несмотря на свое положение, в котором ему было почти невозможно пошевелить ни рукой ни ногой, Чайка все-таки пытался одной рукой дотянуться до веревки, прижимавшей другую к телу и расслабить ее. Жажда жизни еще была сильна в нем. Однако, ничего не получилось. После трех бесплодных попыток он решил пока смириться с судьбой и экономить силы. Ждать окончания этого вынужденного путешествия, чем бы оно ни закончилось. Слишком далеко их не могли унести, в этом Чайка отчего-то был уверен.

И он оказался прав. Вскоре конвой остановился, и его опустили на землю. Федор с наслаждением вдохнул, обрадовавшись тому, что его больше не трясет, и быстро осмотрелся. Он успел заметить, что лежит на дне долины, по краям которой поднимаются довольно высокие, поросшие лесом, горы. Больше ничего рассмотреть не смог из-за частокола тел, сгрудившихся вокруг него суровых и молчаливых индейцев. Однако, радость была преждевременной. Гортанный окрик одного из военачальников разорвал тишину и несколько пар мускулистых рук вновь подхватили его, поволокли по земле куда-то в сторону. «Ну вот, опять, – раздосадовано подумал Федор, – скорей бы кончили таскать по камням, и прибили бы уже, что ли».

На этот раз его мечта исполнилась быстро. Протащив еще метров десять, конвоиры внезапно остановились и расступились, давая дорогу двум размалеванным крепкосбитым индейцам в красных набедренных повязках. В руках у них Чайка рассмотрел нечто похожее на молотки. «Так, еще не хватало, чтобы меня распяли, – промелькнула в мозгу беспомощного Федора дикая мысль, – от этих друзей всего можно ожидать. И зачем я только убил этого чертова ягуара. Может, и договорились бы».

Индейцы с молотками на удивление легко приподняли Федора, словно он был невесом и, поставив вертикально, прислонили к какому-то столбу. Чайка спиной ощутил тепло, поняв, что это был деревянный столб, нагретый за день солнцем. Затем его палачи, не обращая внимания на жертву, вбили пару кольев где-то в верхней части столба и, наконец, принялись за Федора. «Ну, вот и смерть моя пришла, – решил Чайка, – хотя, судя по приготовлениям, они решили напоследок поиздеваться. Наверное, у них в ходу ритуальные пытки».

Когда его с помощью ножей, очень похожих формой на те, которыми вырезают сердца, ненадолго освободили от пут, в сознании вновь слабо шевельнулась мысль о побеге. Но, суставы и мышцы были настолько занемевшими, что Чайка смирился со своей судьбой. В таком состоянии он и удар-то толком нанести не сможет, не то, что разбросать всю охрану. Будь, что будет. Деловито работавшие индейцы, тем временем, вновь связали ему руки прочными веревками, и, чуть приподняв, подвесили за запястья на каком-то крюке, а потом завели онемевшие ноги назад за столб, и связали их там также прочно. «Теперь, хоть сердце вынимай, – как-то отрешенно подумал вконец обессиленный Федор, повиснув на руках, – хоть отрезай самое дорогое. Одна надежда, что в жрецов-кастратов здесь превращают не всех».

Но, индейцы, быстро исполнив подготовительные действия, пока не спешили переводить его в благородное жреческое сословие с помощью болезненного но необходимого обряда. Подвесив и прикрепив к столбу, они мгновенно позабыли про Федора и переключились на другого пленника, чуть отступив в сторону. Чайка впервые предоставленный сам себе смог чуть повернуть голову и узнал в соседнем пленнике своего друга Леху, который также безвольно валялся на земле, пока ему готовили столб. Правда, в отличие от Федора, когда руки у него казались свободными, Леха попытался-таки вырваться, но получив удар деревянным молотком по голове, быстро обмяк. Индейцы-палачи, как прозвал их Федор, свое дело знали. Не прошло и минуты, как Ларин болтался на соседнем столбе в полуметре над землей, подвешенный за руки, а индейцы переключились на следующего пленного.

Со своего места Федор заметил несколько тел, разбросанных на каменистой земле, и ряд столбов тянувшихся вдоль скал. По всему было видно, что их приволокли на какое-то специально оборудованное для пыток или казней место. Больно уж все отлажено было в этом процессе. Хотя Федор и не мог понять, как оказалось такое место на пути у армии сапотеков и чья это была ритуальная поляна: их или еще ольмеков. Он вообще с трудом понимал на чьей территории находился последние дни. Впрочем, в их судьбе от этого сейчас мало что зависело.

«Ладно, – мрачно решил Федор, поглядывая исподлобья на своих мучителей, выстроившихся чуть поодаль с копьями и щитами, – подождем, чем дело закончится».

Однако долгое время ничего больше не происходило. Завершив приготовления с пленниками, которые вскоре все оказались подвешенными на столбах, сапотеки в красных набедренных повязках удалились. Казнить карфагенян немедленно почему-то не стали. И Чайка, уже испытывавший боль в плечах от своей неудобной позы, начал озираться по сторонам. Ритуальная поляна, была окружена с двух сторон невысоким колючим кустарником, перекрывавшим вид вверх и вниз по долине. Зато прямо перед ними все просматривалось довольно хорошо, несмотря на складки местности. Здесь скопилось множество воинов. Почти по центру долины проходила широкая тропа и рядом с ней сапотеки решили устроить привал для своей армии. Судя по движению людей и нервным крикам, долетавшим до Федора оттуда, где по его мнению собрались военачальники неизвестной армии, этот привал оказался совершенно неожиданным. Казалась бы, столкнувшись с горсткой карфагенян, столь большая армия могла просто уничтожить их и двинуться дальше, не теряя времени, ведь какая-то цель у них была. Не исключено, что именно там, откуда пришли Чайка и его бойцы. Однако, выиграв хоть и не без потерь небольшую стычку, сапотеки почему-то остановились. А теперь еще, похоже, собирались держать совет.

«Сколько чести, – мрачно усмехнулся Федор, опуская голову на грудь от усталости, – интересно, что же мы натворили. Неужели все из-за этого ягуара?»

Однако, внутренний голос подсказывал ему, что какими бы храбрыми или глупыми воинами не были сейчас финикийцы, волею богов заброшенные в эти дикие земли, дело было не только в них. И, возможно, не только в том, что карфагенян угораздило убить местное божество и нарядиться в его шкуру, совершив святотатство, достойное по местным законам жуткой смерти. В чем конкретно было дело, он не знал, и даже не догадывался. Оставалось только ждать пока про них вспомнят, наслаждаясь, возможно, последними мгновениями жизни.

Наслаждаться, впрочем, было довольно трудно, – боль в плечах и руках все усиливалась и суставы вскоре заныли нестерпимо. Рот у Федора не был заткнут кляпом и, хотя в глотке пересохло от жажды, Чайка даже порывался что-то крикнуть Лехе, то и дело взбрыкивавшем на соседнем столбе. Но, после того как Ларин громко выругался матом при виде «индейца-палача» в красной набедренной повязке, проходившего мимо в трех шагах, и тут же обмяк, снова получив на глазах Чайки деревянным молотком по голове, Федор передумал испытывать судьбу. Шлемов на них обоих давно не было, а голова у Чайки и без того была ушиблена.

Провисев так примерно час на солнцепеке, Федор все же сломался и потерял сознание от жары и боли. А когда очнулся, вынырнув из кошмарного марева, словно кит с глубины в двадцать километров, и жадно вдохнул теплый воздух, то заметил, что багровый солнечный диск уже почти опустился за горы. Еще немного и наступит короткий вечер, а потом мгновенная ночь. Длинные тени от окрестных вершин уже поползли вдоль тропы. В долине стало заметно прохладнее, но это пока не принесло долгожданного облегчения измученному телу Чайки.

Слегка приподняв голову, он маслянистым взором посмотрел сквозь неподвижных охранников со своими красными щитами вперед. Туда, где находились порядки армии сапотеков, воины которой заполонили всю видимую часть долины, с удовольствием предаваясь неожиданному отдыху. Со своего места Федор не мог определить, где проходил совет старейшин и закончился ли он. В любом случае их пока никто не казнил, значит, дело еще не решено. Такая неторопливость у скорых на расправу местных жителей, насколько он их успел узнать, озадачивала Федора.

«Похоже, про нас забыли, – попытался он шевельнуться, встряхнув вялое от жары сознание, и взять под контроль свои мысли, – интересно, что там надумали местные вожди насчет нашей судьбы. Сегодня прикончат или оставят до утра помучиться? Что-то мне уже надоело ждать».

Изможденное тело отозвалось такой резкой болью, что Федор опять поплыл, потеряв сознание. Очнулся он от того что кто-то острой палкой ткнул в его грудь, а потом в щеку. Чайка дернулся и открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Получилось с трудом.

Вокруг было уже темно. Костер, горевший метрах в десяти, давал яркое пятно света, отчего все вокруг выглядело еще более мрачным. Прямо напротив Федора стояла группа людей в странных одеждах из ткани, перьев и веревок, отбрасывая причудливые тени. Судя по всему это, были не воины, так как оружия у них не было, если не считать короткого посоха в руках ближней к Чайке фигуры индейца. Хотя, приглядевшись, Федор заметил в заднем ряду три тускло блестевших шлема, очень похожих на головной убор военачальника, которому он подарил жизнь. О чем сейчас немного жалел.

Ближе всего к нему находилось несколько старейшин, как он решил, и два спасенных из плена сапотека. Они, молча, стояли, обратившись в соляные столбы, и, судя по выражениям лиц, полные благоговейного ужаса, пока ближний к Чайке старейшина внимательно рассматривал тело пленника, лицо, руки, ноги, волосы и остатки одежды, превратившейся в лохмотья, проводя по ним краем своего короткого посоха. Посох, обвешанный веревочными украшениями и какими-то амулетами, неприятно царапал кожу. Федор еле сдерживался, чтобы не выругаться, исподлобья поглядывая на местного вождя. Тот был невысок ростом, суховат, плечи его укрывала короткая накидка, а черные волосы частью были собраны на голове в виде пучка, перевязанного узкой темной лентой, остальные спадали на плечи. Лоб и щеки были покрыты какими-то рисунками, едва различимыми при таком освещении. «Интересно, – проползла вялая мысль где-то в глубине измученного сознания Чайки, – что там наговорили этим старейшинам наши спасенные сапотеки?».

Вождь заметил, что пленник очнулся, но невозмутимо продолжал свое дело. И хотя иссушенное солнцем и ветрами за долгие годы жизни лицо старого индейца было почти бесстрастным, Федор уловил в глубоко упрятанных за морщинистыми веками глазах искорку любопытства. Старейшина явно видел таких людей на этой земле впервые.

– Чего уставился? – дернулся сильнее обычного Федор, не выдержав такой беспардонной церемонии знакомства, – хватит тыкать в меня своей палкой. Дайте лучше воды попить, уроды раскрашенные.

За мгновение до этого посох скользнул по щеке, оцарапав ухо, и Чайка потерял остатки терпения. Ему вдруг стало все равно, удастся ли договориться со старейшинами и вообще наплевать на то, что с ним сделают. Сейчас с ним обращались как с вещью, не имевшей ни имени, ни души, ни достоинства. Рассматривали, как экспонат в музее или, скорее, как раба на невольничьем рынке. Рабство. Такая перспектива, даже в случае сохранения жизни, Чайку не очень радовала. Смириться с ней он не мог. Лучше смерть.

Старый индеец невольно опустил посох и отступил на полшага, нахмурившись, – волна ненависти, исходившая от пленника, словно от оттолкнула его. Но, опустив посох, сапотек не переставал изучать Федора своими узкими проницательными глазами. Остальные вожди, молча, взирали на происходящее, не вмешиваясь, видимо это был главный из них. Все военачальники также не спешили выйти вперед, держась позади и чуть сбоку «верховного» старейшины. А тот, благодаря ругани Федора, закончив свои наблюдения, раньше времени, прицепил посох к поясу и вдруг выхватил короткое лезвие, блеснувшее в отблесках пламени. А затем решительно шагнул к Федору с ножом в руках.

– Попил водички, – выдохнул Чайка, приготовившись ощутить холодную сталь в своем сердце. Но, собрав последние силы, зажмуриваться не стал, продолжая смотреть на индейца.

– Давай, бей, гнида, – пробормотал Федор.

Но рука с ножом вдруг взметнулась вверх, проскочив мимо сердца, и ловким ударом рассекла веревки, спутавшие его руки. Потеряв опору, изможденное тело безвольным мешком рухнуло вниз, под ноги вождю, где Федор приложился о твердую каменистую землю, невольно испустив крик. Однако, ноги его продолжали висеть в полуметре над землей. Старый индеец медленно обошел столб и рассек путы на ногах.

Чайка, не понимая, что происходит, осторожно перекатился на бок. Рядом с ним тотчас возникли два военачальника в звериных шлемах, сжимая в руках каменные мечи, и он почел за благо не шевелиться.

Старейшина, словно потеряв к нему интерес, отдал какую-то короткую команду остальным, едва разжав зубы и махнув рукой в темноту. Как показалось Чайке, это указание касалось остальных пленников. «Что они там еще задумали?», – отстраненно думал Федор, ощущая боль и ломоту в затекшем теле, но, даже не пытаясь больше пошевелиться. Верховные сапотеки с мечами в руках своим видом недвусмысленно показывали, что лучше сейчас лежать смирно. Да Федор пока иначе и не мог, тело не слушалось.

Тем временем главный старейшина исчез из поля зрения Чайки, растворившись во тьме, а на его месте возникла дюжина сапотеков с копьями и немедленно занялась пленниками. Тех двоих в красных набедренных повязках он больше не видел. Изможденные за день тела снимали со столбов и стаскивали в кучу, словно бревна. Но радоваться свободе было пока рано. Как заметил Федор, едва пленников освобождали от одних пут, как тут же пеленали по новой. Руки и ноги, так что человек не имел возможности ни встать, ни подвигать руками, связанными за спиной.

Когда сапотеки закончили со всеми пленными финикийцами, стащив их в одно место и свалив в кучу едва ли не друг на друга, пришел черед Федора вновь расстаться со своей временной свободой. Два крепких индейца спеленали ему ноги, а потом, заломив руки назад, крепко связали запястья. Закончив с этим, они подхватили начальника карфагенян и отволокли к остальным, бросив на лежавшего крайним пленника.

– Полегче, твою мать! – выругался тот по-русски, когда тело Чайки рухнуло ему на бок, – не шпалы грузите.

– Здорово Леха, – обрадовался Федор, произнося слова в полголоса, – вот и свиделись.

– Привет, командир, – уже тихо, чтобы не злить охрану, окружившую их плотным кольцом метрах в пяти от сваленных тел, произнес Ларин, – как сам?

– Порядок, – ответил Федор, чуть отползая от друга.

– Не знаешь, чего от нас хотят эти краснокожие в перьях? – вопросил Леха.

– Пока не знаю, – осторожно проговорил Чайка, глядя в бездонное небо, на котором начали загораться звезды, – Но, судя по тому, как меня изучал местный вождь, эту ночь мы еще может, переживем. Считай нам дали передышку. Надеюсь, до утра.

– Хорошо, что не убили пока и со столбов сняли, – согласился Леха, обрадовавшийся случаю поговорить, так как его за это еще никто не бил по голове, – нам бы немного отдохнуть, а там придумаем как вырваться отсюда. Веревки крепкие, но что-нибудь сообразить можно.

– Это верно, – не стал спорить Федор, – главное отдохнуть. Чует мое сердце, что завтра на рассвете мы узнаем свою судьбу.

– На рассвете? – с надеждой уточнил Леха, таким тоном, словно Федор был провидцем и гарантировал ему отсрочку смертного приговора, а также целую ночь спокойной жизни, – это хорошо. Лежать лучше, чем на столбе висеть. Хоть выспимся.

Федор не стал его лишать надежды, тем более, что пока все так и выглядело. Их связали и бросили в кучу, оставив в покое. Все старейшины и военачальники после ночного осмотра пленников удалились, оставив, конечно, охрану. Однако, никто пока не казнил карфагенян, хотя давно могли. Даже говорить не запрещали.

«Прав Леха, – подумал Федор, устраиваясь поудобнее на острых камнях, насколько позволяло связанное тело, – надо постараться отдохнуть, пока опять куда-нибудь не подвесили. А лучше поспать».

Странная штука, война. Когда у тебя нет выбора и лишнего времени, какой бы опасной не казалась обстановка, человек может расслабиться даже посреди ада кромешного. Вот и Чайка, решив не терять драгоценного времени, едва принял удобное положение, заснул мертвецким сном, несмотря на всю армию сапотеков, ничуть не переживая что его могут зарезать во сне.

Ночью было холодно, а у карфагенян не было никаких накидок, а тем более палаток, чтобы укрыться. Отчего все пленники постепенно придвинулись друг к другу, прижавшись спинами и согревая товарищей талами. Так они как-то смогли дотянуть до утра и даже поспать, хотя на рассвете у всех зуб на зуб не попадал от промозглого холода.

С первыми лучами солнца, вновь поднявшимся из-за горного хребта, наступил новый день. А вскоре появилась хоть какая-то ясность в судьбе пленников. Хотя, нельзя сказать, что она обрадовала карфагенян.

Когда солнце добралось своими лучами до лежавших плотной кучей пленных финикийцев и стало пригревать, возвращая их к жизни, рядом с ними возник человек в шлеме орла. Тот самый, которому Федор великодушно оставил жизнь. За ним виднелись спасенные Лариным сапотеки, на лицах которых сквозило странное выражение: смесь гордости и виноватости.

Военачальник, блестя на солнце золотым шлемом, остановился напротив Федора и что-то приказал следовавшим за ним солдатам.

– Чего им надо? – удивился Леха, слегка прищурившись на солнце.

– Сейчас узнаем, – расплывчато ответил Федор, который и сам не догадывался.

Оружие у них давно отобрали. Чайка много бы дал, чтобы узнать о том, где сейчас его любимая фальката. К счастью хоть сандалии пока были на нем, а с ними и тонкое лезвие ножа, спрятанное в подошве. Приблизившись, индейцы прошли мимо Федора и становились напротив Лехи.

– А мне везет, – обреченно пробормотал Ларин, и добавил, посмотрев на склонившихся над ним индейцев, – и что вам надо?

Те, молча, перевернули его на живот, разрезали путы на руках, и, несмотря на сопротивление Лехи, освободили от нагрудника, передав его военачальнику сапотеков. Индеец, бегло осмотрев трофей, отдал его кому-то из подоспевших охранников.

– Что, решили доспехи моей кровью не марать? – не выдержал, Леха, оставшийся в исподнем, и прохрипел с ненавистью, – уроды.

Но, ему в горло тотчас уткнулось каменное копье, и он вынужден был замолчать. На этом экзекуция не закончилась. Откуда-то еще несколько сапотекских воинов приволокли длинное и суковатое бревно. Лишив Ларина последнего защитного вооружения, сапотеки вытянули его руки вверх и привязали к бревну так, что оно лежало у Лехи на плече, а руки, связанные на запястьях, уже на нем.

– Вы что удумали? – не мог сообразить Леха.

Федор тоже не сразу понял. Но, когда его вслед за другом, сначала развязав руки, а потом, снова связав их над бревном, обратили носом в затылок другу на расстоянии пары метров от него, Чайка стал догадываться о замыслах своих поработителей. А когда всех остальных финикийцев, бежавших из «золотого города» привязали к тонкому бревну друг за другом, все стало очевидно.

Закончив свою работу, сапотеки жестами приказали пленникам подняться на ноги. А когда те не проявили должной сообразительности, подхватили бревно, рванув его вверх и одновременно щедро раздавая пинки пленникам. Едва финикийцы приняли вертикальное положение, как Ларин, не сдержавшись, пнул в ответ одного из индейцев, да так, что тот рухнул на камни, согнувшись пополам. За это его тут же наказали два других сапотека, врезав хорошенько по ребрам. От боли Леха согнулся и упал на колени, а за ним рухнули и все остальные изможденные путники. Ночь, проведенная на камнях, а не на столбе, конечно, дала им возможность немного прийти в себя, но они были еще далеки от своей прежней формы.

– Потерпи, брат, – попросил его Федор, когда они, понукаемые конвоирами с длинными копьями, вновь встали на ноги, – с таким ярмом мы далеко не убежим. Нас, похоже, решили по этапу отправить. А как приведут на место, бревно снимут, там и посмотрим, как вывернуться.

– Ну, да, – нехотя согласился Леха, – если по дороге не загнемся. Я лес таскать не нанимался.

Но, драться больше не стал. Лишь сплюнул под ноги ближайшему сапотеку.

– А вы, гниды, что уставились? – вдруг опять рявкнул Леха, заставив конвоира дрогнуть и напрячь руку с копьем.

Федор проследил за взглядом друга и увидел двух спасенных сапотеков, стоявших чуть поодаль и наблюдавших за происходящим. Их, похоже, приняли за своих и оставили на свободе. Не исключено, что за какую-то ценную и своевременную информацию.

– Ну и дурак же я был, – процедил Ларин, тряхнув волосами, и добавил с обидой в голосе, отвернувшись, – вот и спасай людям жизнь.

Федор, между тем, внимательно наблюдал за происходящим вокруг. А там было на что посмотреть. С рассветом на ноги поднялись не только они сами, но и вся сапотекская армия, выстраиваясь в походный порядок. Скоро, судя по всему, должен был начаться новый марш-бросок. Местный военачальник в шлеме орла, убедившись, что с пленниками все в порядке, оставил их, растворившись среди своих солдат. Пока они стояли на месте, покачиваясь с непривычки, Чайка заметил небольшую процессию в центре долины, состоявшую из четырех или пяти походных носилок с навесом от солнца, покоившихся на плечах рослых индейцев. Военачальник в блестящем шлеме приблизился к головным носилкам, в которых сидел явно кто-то из вчерашних гостей Чайки. Обмолвившись парой фраз с хозяином этих носилок, он бросил короткий взгляд в сторону пленников, а затем отступил в полупоклоне.

Процессия пришла в движение. Сначала большой отряд сапотеков вооруженных копьями, человек двести, зашагал вниз по тропе. Следом направились носильщики, бережно вышагивая, чтобы не потревожить покой старейшин. Потом проследовали основные силы. Сколько там было солдат, Федору было не понять, они двигались сразу несколькими колоннами. По самым скромным подсчетам в этой армии могло быть несколько тысяч сапотекских воинов. Однако, Федору показалось, что сапотеки ошиблись направлением.

Когда финикийцы повстречали этот ударный отряд на гребне, отделявшим горную страну от болот, сапотеки явно направлялись в сторону «золотого города» или, во всяком случае, к побережью от которого финикийцы вынуждены были бежать без оглядки. Этой армии было вполне по силам нанести большой урон своим врагам, кем бы те ни были – охранниками «золотого» или какого-то другого города. Чайка не знал, остались ли у них за спиной еще города. В общем, Федору показалось, что эта армия шла с целью напасть и ограбить поселения ольмеков. Однако, даже если его догадки были верны, после встречи с бледнолицыми пришельцами из далеких земель, армия сапотеков почему-то не пошла в сторону «золотого города» на побережье, а развернулась назад. Что там наплели старейшинам чудом избежавшие смерти благодаря благородству Лехи Ларина два беглых сапотека, оставалось не ясным. Между тем, эта новость, похоже, была настолько важной, что старейшины после недолгих размышлений, решились прервать свою военную экспедицию.

Куда они теперь направлялись Федор, конечно, не знал, но догадывался. Неверное, в страну со странным названием Оа-хака. Путь до нее, если верить спасенным сапотекам, был не близкий. Их родина должна была находиться где-то за растянувшимися впереди, насколько хватало глаз, горными цепями. Пока что финикийцам оставили жизнь. И это лучшее, что с ними произошло. Пока они живы, всегда оставался шанс на спасение.

– Ладно, поглядим, – пробормотал себе под нос Федор, – что эта за Оа-хака такая. Главное, дотянуть.

Он попытался обернуться назад и хоть взглядом подбодрить немного павших духом солдат. Но успел лишь устало подмигнуть Цорбалу, который находился позади него. В этот момент раздался окрик надсмотрщиков, выстроившихся с обеих сторон от привязанных к бревну пленников с копьями и щитами. Это был сигнал начинать движение. И финикийцы, чувствуя себя самыми настоящими невольниками, нехотя поплелись по каменистой тропе, толкая вверх и вперед суковатое бревно.