Текст книги "Путь «Обязательной боли». Или истории о суррогатном материнстве"

Глава 12

Июнь 2019

В офисе снова произошли изменения.

Началось все с того, что как-то в самом начале года наша щепетильная Олеся отравилась сметаной. Это было тем более забавно, что Олеся была из тех, кто моет перед употреблением или перед вскрытием даже палку колбасы и пакет молока. Это человек, который прекращает употреблять еду за пару дней до истечения у нее срока годности, и сама лично готовит дома сорбет, потому что у всего на свете мороженого есть что-то не то в составе. В общем, вы поняли – если кто-то и должен был травануться сметанкой, то только такая аккуратистка, как Олеся. Причем в первый день она ушла с работы примерно через пару часов, как на нее приехала, к вечеру написала мне сообщение, что ей не особо лучше и в целом провалялась дома еще два дня. Мы ее жалели, но, конечно, злобствовали, что пропавший кефирчик никогда бы с ней так не поступил (а мы с Тоней срок годности у кефира не признавали в принципе, ибо как может прокиснуть что-то и так кислое). Каждый раз, когда Олеся пыталась выкинуть из офисного холодильника какую-нибудь снедь, упирая на то, что у нее кончился срок годности, мы с Тоней вопили: «Оставь это в покое, оно еще самый сок!» – а Улитка благоразумно помалкивала.

В итоге, как вы могли догадаться, наш офис излечил уже вторую женщину с диагнозом бесплодие просто силой своей ауры. Стул, на котором ранее сидела Ботан, а потом перекочевавший к Олесе, был назван «залетайкой» и всеми нежелающими обходился стороной. А Олеся дорабатывала у нас последние дни до декрета, мысли о котором она закрыла для себя на амбарный замок еще лет 8 назад и была нескрываемо счастлива. Я, конечно, ворчала, что больше двух лет в «Горго» она работать не в состоянии, как показывает практика, только во второй раз ей было настолько стремно сказать «я устал, я ухожу», что аж пришлось залететь. Все ржали, Олеся улыбалась и краснела.

На место Олеси я, можно сказать, выписала замену с другого конца страны. Я уговорила свою подругу детства Сашу (она же «Пух»: не потому что пухляш или напоминает сказочного медведя, а потому что волосы пушистые, если что) переехать в мегаполис, потому что она последние четыре года жила и воспитывала сына Мишу в нашем родном маленьком городке в Сибири, где слово перспектива считается почти ругательным, а самая престижная работа для женщины – это продавец в ювелирном с зарплатой 15 тысяч рублей. Я несколько лет промывала ей мозги, что она проматывает свой потенциал в этой глуши, что ей надо брать себя в руки, брать ребенка под мышку и рвать когти в большой город и исполнять свои мечты, но она все ждала, когда Мишка хоть чуть-чуть подрастет. Плюс она, конечно, не знала, где ей жить и работать. И тут все сошлось – и сыну уже 4, и в «Горго» место Олеси освободилось, и жить я ей предложила первое время у меня. К этому времени я уже на все сто кайфовала от жизни в одиночестве и долгоиграющих гостей к себе никогда не зазывала (а я предложила Сане свое гостеприимство на все лето), но в ближайшее время у меня были запланированы разъезды, поэтому время, в которое мы могли бы друг друга раздражать, учитывая и совместную работу, и проживание, существенно сокращалось. И вот 5 июня подруга прилетела. Я ее встретила, обустроила и выделила полки в шкафах. 6 июня с утра мы поехали на работу – я познакомила ее с коллективом и отправила в Олесину комнату – сидеть рядом и перенимать опыт как сумасшедшая. И показала, на какой стул садиться опасно, конечно. А 7 июня утром я пожелала ей счастливо оставаться, пригрозила, что буду писать и спрашивать у девочек, как она там осваивается и не халтурит ли, и улетела в отпуск в Болгарию на пару недель. Там мы не первый год отдыхали друзьями в квартире родителей Влада – мужа моей подруги Лены.

Когда я вернулась загоревшая и отдохнувшая, процесс адаптации и акклиматизации нового бойца был уже завершен, ее предшественница доработала пару дней, и мы попрощалась, подарив «отвальный» конвертик и пожелав ей быть осторожнее со сметаной.

Если вы спросите, знала ли я непреложную истину – не работайте с родственниками и друзьями, то я отвечу – да, знала. Поэтому Сашу мы сконцентрировали на работе с китайцами и договорились с А., что это будет ее подчиненная. С тех пор, когда А. писала мне что-то вроде «спроси у своей Александры, почему она не записала донора Каткову под Вэй Вэнь к Натаревич?», я неизменно отвечала «ой нет, разбирайся с ней сама, она твоя подчиненная, в конце концов». А когда что-то типа «там, конечно, сурмать чуть не слилась, но Пух ее как-то уговорила чудесным образом», я отвечала «ну само собой, это ж МОЙ бесценный кадр». Позиция неуязвимая. Стратегия гениальная. Всем советую!

Но Саша закрывала позицию Олеси только наполовину, потому что занималась именно китайцами. А часть менеджерской работы по офисным программам, а именно – обработка первичных заявок – была в подвешенном состоянии. Разросшиеся объемы нашей работы, постоянно растущее количество программ уже буквально кричали о необходимости дополнительных кадров. Так в наш дружный коллектив после декрета вернулась Катя. Но теперь эта веселая кареглазка занималась не СММ (СММ к этому времени уже было передано специальному агентству на аутсорсинг), а непосредственно окунулась в самую гущу событий – то есть была первым рубежом на пути превращения заявки в реальную кандидатуру СМ и, надо сказать, справлялась она с этим прекрасно, благодаря ее легкому нраву и способности найти общий язык с кем угодно. Я была рада ее возвращению, потому что если кто и мог разрядить обстановку и превратить унылый день в феерию, то это она. У Катрин в запасе всегда была тысяча и одна история приключений, нелепостей, дурацких свиданий, случайных фантастических ситуаций в комплекте с талантом все это искрометно и по ролям рассказывать. Поверьте, если в вашем коллективе или среди ваших друзей такой Кати нет, то вам надо!

Еще одним чудесным приобретением стала Ксения. Ее мы наняли в качестве переводчика с китайского. Разросшееся азиатское направление нашего бизнеса не оставило нам выбора. Ксю была спокойной, очень воспитанной, интеллигентной голубоглазой блондинкой, с которой я всегда могла обсудить новую прочитанную книгу или просто любопытный факт, случайно свалившийся на меня. (Я в такие моменты не могла держать все в себе.) К тому же, а выяснила я это уже после того, как после собеседования произнесла заветную фразу «вы приняты», она была родом из той же маленькой сибирской республики, что и мы с Саней. Это самое землячество вкупе с разделяемым интеллектуальным голодом навсегда сделало ее моей любимицей. Хотя и свои обязанности она, как типичная отличница и дочь преподавателя до кучи, тоже выполняла безукоризненно.

Итак, вернемся к работе. Послеотпускная, ничего не подозревающая и весьма благостно настроенная, я получаю письмо от Оксаны, клиентки, историю которой я рассказывала в 8 главе. В письме этом было написано примерно следующее: «Алёна Ивановна, добрый день. Это Оксана, Ваша клиентка, помните такую? Нам сурмама такая-то рожала детей. Я обращаюсь к Вам с просьбой – если мой муж обратится к вам за копией заключенных между нами договоров, не давайте ему их».

Письмо это меня удивило и расстроило. Ведь суть такой просьбы могла происходить только из какого-то глубокого разлада в семье и детям ничем хорошим точно не грозила. Удовлетворить просьбу Оксаны я, к сожалению, не могла, потому как наши договоры были подписаны обоими супругами, а значит, и права, и обязанности у них по ним равные – то есть я должна в равной степени и ей, и ему предоставить запрашиваемые копии, если они у меня есть. Не мне решать, кто у них прав, а кто виноват. Если это юридическая проблема (а иначе зачем им договоры), то пусть правую сторону выбирает суд. О чем я ей в мягкой форме и написала. Тогда она попросила хотя бы сообщить ей, если он с нами свяжется. Я пообещала это сделать.

Через пару дней Оксана мне позвонила поинтересоваться, не проявлялся ли ее муж, вдруг я забыла сообщить (спойлер: не проявлялся, не забыла), и мы более обстоятельно пообщались. Она рассказала, что он решил лишить ее прав на детей, основываясь на том, что были использованы донорские клетки. Я уверила ее, что это не будет основанием для суда для вынесения решения в его пользу, так как что донорство клеток, что суррогатное материнство являются методами лечения ЖЕНСКОГО бесплодия, а значит, именно она являлась основным пациентом, а значит, все процедуры проводились в ее пользу. Иными словами, если бы не ее диагноз, то у него бы не было этих детей ни при каких раскладах, потому что программы для одиноких мужчин никто не проводит. Я посоветовала ей обратиться в клинику репродукции, где им делали ЭКО, и запросить у них выписку из медицинской карты. Пусть будет на всякий случай.

Надо сказать, что на развод – а именно в этом и была отправная точка конфликта, которая потом вылилась в идею об единоличной опеке, Оксана была согласна и даже хотела его. Однако, как это водится, муж почему-то вбил себе в голову, что воспитывать двоих детей самому будет сильно менее затратно, чем платить алименты, если они останутся со своей матерью. Я, конечно, заподозрила, что дело там было не только в алиментах, однако это уже было дело не мое, и спрашивать я не стала.

Оксана также пожаловалась, что дети стоят на учете у невролога, поэтому продолжают регулярно ходить на массажи и ЛФК, о чем их папа слышать ничего не хочет. Живут они, кстати, давно раздельно, дети живут с Оксаной, и он воспринимает ее заботу об их здоровье и все манипуляции, направленные на их развитие, как какую-то блажь. Блажь матери, которая, в его представлении, еще и не мать. Все это я передаю только с ее слов, потому что в какой-то момент она почувствовала во мне поддержку и начала периодически звонить и жаловаться на жизнь. Остановить эту лавину уже не представлялось возможным, и я слушала, иногда спасаясь тем, что мне не совсем удобно или я занята, но она перезванивала тогда, когда мне было «удобно». Таким образом, ситуация с этой семьей, когда они пытались решать все свои недопонимания через меня как посредника, снова ворвалась в мою жизнь. И я, при всем сочувствии, была этому ой как не рада. Честно говоря, меня вообще зачастую раздражало, когда клиенты использовали меня как психолога, семейного консультанта или секретаря («ой, а запишите меня, пожалуйста, к этому доктору / к вашему нотариусу»), но в данном случае мне в какой-то момент даже стало любопытно, чего же тихорится наш боевой супруг.

Примерно через неделю в офисе затрещал дверной звонок. Ули, как обычно, пошла на ресепшен встречать гостя, предварительно глянув в планинг и убедившись, что там нет никаких отметок о назначенной встрече. Она открыла двери, поприветствовала вошедшего и после короткого диалога, отголоски которого невнятно доносились до меня, попросила подождать минутку и вошла ко мне в кабинет.

– Алёна, там курьер, вас просит, – растерянно произнесла она.

– Зачем курьеру директор? Пусть отдаст все тебе, что за бред? – удивилась я.

– Ну, я предложила вам все передать, он хочет лично в руки. Бумаги какие-то. Сходите, пожалуйста, – прошептала смущенная Улитка.

Делать было нечего, курьер явно был какой-то очень настойчивый. Поэтому я свернула анкету сурмамы, которую в этот момент просматривала, и двинулась на ресепшен. Произносить свою фразу я начала, еще только выворачивая из коридора в зону ресепшена, навстречу своему визави:

– Ну и что вы такого важного мне принесли? Здравствуйте! – закончила я фразу, пытаясь не терять с лица улыбку, которая автоматически попыталась исчезнуть.

– Здравствуйте! Вы директор? – спросил как ни в чем не бывало посетитель, делая вид, что видит меня впервые.

– Конечно. Бумаги? – кивнула я на файлик, который он держал в руках.

– Да, я принес запрос на выдачу копий договоров, подпишите мне, пожалуйста, что вы его получили, – сказал он, протянув мне письмо.

Я посмотрела в документ, который был явно написан не юристом и был доставлен явно не курьером, чего уж там. В заявлении высказывалась просьба прислать на указанную электронную почту копии договоров, подписанных гражданами Оксаной и Федором по программам суррогатного материнства и донорства ооцитов, а также копию заключенного с суррогатной матерью ЗВБ и копию ее послеродового нотариального согласия. В письме содержалось также указание на то, что все это направлено на благо детей, потому что их мать сумасшедшая женщина, и их от нее нужно спасти. Нормальный такой официальный запрос, мотивированный, да?

Я расписалась в получении запроса и посмотрела на мужчину.

– Понимаете, попросить заявитель может все что угодно, но выдать ему все это мы не можем. Но я, наверное, не буду вам это объяснять, вы же курьер, – обворожительно коварно улыбнулась я.

– Да нет-нет, я передам! – уверил меня человек.

– Хорошо, передайте, – прошлась я по нему оценивающим взглядом, как бы принимая решение, стоит ли на него полагаться. – Копии согласия у нас нет, этот документ в оригинале остается в ЗАГСе, а копия после родов остается родителям. Нам копия этого документа не нужна, нам ее хранить ни к чему. Так что пусть обращаются к нотариусам, может быть, они смогут предоставить копию из архива. Но одна копия точно остается у родителей – соответственно, либо ее потеряли, либо она где-то у генетической матери, – заключила я.

– Да она ее не даст, она совсем поехала башкой, – выпалил посетитель. – Ей уже говорено, что ей нужно обратиться к врачу, предлагалось все оплатить, ей надо было только пойти, но она же ни в какую. Вот теперь приходится самим искать.

– Ну надо же! – притворно сочувственно покачала я головой. – Вроде нормальная была семья…

– Да какая семья, я вас умоляю, это вообще все фиктивный брак, – бросил мужчина.

Я пропустила это замечание мимо ушей. Точнее, внутри-то я очень даже бурно на него среагировала, но никак не выказала эмоций. Он понял, что больше ничего не сможет мне сказать, не выдав своей заинтересованности, и поспешил распрощаться. Он повернулся и пошел к двери с подписанным экземпляром запроса в руке.

– До свидания, Федор Сергеевич! – усмехнулась я, глядя ему прямо в глаза, когда он резко развернулся на мой голос.

– До свидания! – гневно фыркнул он.

Я сразу подумала, что если кому в этой семье и нужно сбегать на прием к психиатру, то это мужику, которому уже хорошо за 50, а он ведет себя как нашкодивший тинэйджер-максималист, исходя из парадигмы «я красавчик, я умнее всех»», и идет в офис агентства с запросом, притворяясь курьером. И это при том, что ты был там на консультации и разговаривал с исполнительным директором, подпись которого сейчас хочешь получить. Пусть это и было три года назад. Возможно, конечно, ты недооценил того, как отвратительно себя вел, и не предположил, что даже сотни пациентов спустя я прекрасно помню твое лицо и курчавые волосы, обрамляющие лысину.

К вечеру этого дня я нашла копии запрашиваемых им документов и отправила ему письмо. А потом написала Оксане сообщение, что ее муж, наконец, приходил, и сообщила о том, что ему предоставила по запросу. Она тут же перезвонила. Я не стала описывать ей ситуацию с маскарадом, но упомянула, что он заявляет о ее сумасшествии. Она подтвердила.

– Да, я знаю. Он несколько месяцев назад решил помириться, но сказал, что хочет, чтобы мы сходили к семейному психологу. Я была не против, потому что, ну, вы же его знаете, он такой человек и сам заговорил про психолога! Это вообще что-то нереальное.

– Ммм, – согласно промычала я. Я такого вообще себе представить не могла.

– Он сам нас записал, в назначенный день мы приехали в ПНД. Я очень удивилась. Я думала, что это будет какой-нибудь офис или квартира, ну, где психологи принимают. Но явно не в такой обстановке. Я заволновалась. В регистратуре он назвал мою фамилию, не свою – то есть на прием была записана только я. И в ожидании приема я погуляла по коридору, почитала таблички и поняла, что он записал меня обманом к психиатру, представляете! Я сказала, что никуда не пойду, и ушла.

– Ого! Вот прямо так! Охренеть, Оксан! – поразилась я.

– Да, прикиньте? Он устроил мне там огромный скандал, стыдоба такая! – пожаловалась она.

– А это он все из-за темы с непринудительной психиатрией?

– Конечно! По закону он же сдать меня не может, а то давно бы уже сдал. А значит, ему надо, чтобы я сама обратилась. Тогда он на суде предъявит, что у меня психические проблемы, и я вот, как доказательство, была на приеме, добровольно, все по правилам.

– Жесть какая-то! У вас прямо сериал!

– Да не говорите. При этом он детей уже полгода примерно не видел и даже не заикается об этом. А они в таком возрасте, они ж его скоро и забудут. Вообще не понимаю, как он собирается их воспитывать, если отнимет у меня.

– Он мне еще сказал, что ваш брак был фиктивным.

– Ну конечно, что еще ему говорить. Он все варианты пробует. Вы его не слушайте вообще!

Мы еще немного поболтали, она пожаловалась – я поужасалась, и, прощаясь, мы договорились, что я дам знать, если Федору «Горго» предоставит что-то еще. Ну и пожелала ей удачи, конечно.

Через неделю я улетела на международную выставку по медицинскому туризму в Шанхай и мысли об этой семье и ситуации в ней ушли на задний план. На выставке у нас не было времени расслабляться – целый день мы стояли на своих стендах и консультировали пациентов или ходили на соседние стенды к коллегам, чтобы поделиться, как у кого идут дела. А вечером шли в ресторан с нашими китайскими партнерами, которые старались для нас, как для самых дорогих гостей. И когда мы были уже уставшие и наработавшиеся, то начинались активные рабочие чаты с Россией, потому что они-то только просыпались и раскачивались, и у них день был в самом разгаре. Поэтому мы обычно собирались в номере у одной из нас, добывали что-нибудь выпить и похрустеть, и совместно работали, и расслаблялись, изредка чокаясь, но в основном сидя с лицами, обращенными в смартфоны.

В свободный день перед отлетом, когда выставка уже закончилась, мы смогли выдохнуть и погулять по достопримечательностям, просто оценивая Шанхай как обычные туристы, не обсуждая только беременности, месячные, контракты и оформления свидетельств о рождении. У нас с А. и доктором Натаревич даже был шанс прошвырнуться по магазинам и набрать своих любимых мелочей в нашем обожаемом «Минисо». Это такой магазин, в котором, если ты женщина, то тебе точно много что срочно надо. От шоппера и наушников до зеркальца, помады, машинки против катышков или подушки для перелетов. Про промышленного масштаба закупки салфеток и платочков, брэндированных их милейшими медведями коричневого, белого и серого цветов, я вообще молчу.

В день отлета домой, сдав чемоданы и зарегистрировавшись на рейс, мы с Александрой Вадимовной, как обычно, шатались по магазинчикам аэропорта, ожидая вызова на посадку. Мы, как обычно, курсировали от одной точки к другой, перебирая бесчисленное количество кружек, брелоков с пандами и записных книжек с изображениями знаменитой «Восточной Жемчужины» – башни Шанхая, когда я присела на корточки, чтобы рассмотреть что-то на нижней полке открытой витрины. В этот момент раздался голос из динамиков, который возвещал сначала по-китайски, а потом по-английски о том, что на наш рейс открывается посадка. Доктор повернулась на меня и недоуменно и весело сказала:

– Ты чего расселась? Пошли давай, слышала – посадка!

– Саш, я не могу встать. У меня колено вылетело… – растерянно произнесла я.

Надо сказать, что мое левое колено и раньше временами вело себя подозрительно, коленная чашечка как будто демонстрировала большую подвижность, чем задумано по умолчанию в человеческом организме. Но если происходил характерный щелчок, то надо было просто усилием перещелкнуть передачу назад – сильно дернуть ногой. А тут я оказалась на корточках, то есть защелкнуло ее в самом неудобном положении.

– И че делать будем? – недоуменно огляделась по сторонам А. В.

– Давай мне руку. На счет три сильно дерни меня вверх, я попробую на незаблокированной ноге тоже чуть подскочить, и, будем надеяться, меня отпустит, – предложила я.

Доктор растерянно пожала плечами, выражая этим жестом не то согласие с предлагаемой схемой, не то недоумение, но протянула руку и на условленный счет дернула. Я вскочила с корточек под аккомпанемент коленного хруста и искр из глаз. Пискнула от боли, пару раз подпрыгнула на здоровой ноге, сделала два-три шажка и кивнула в знак того, что идти я могу. Мы переглянулись и обе выдохнули: домой мы все-таки летим. На посадку мы прибыли без опоздания, даже еще немного в очереди постояли. Небольшие отголоски боли в ноге еще присутствовали, но главное, что сохранялась подвижность в суставе. Конечно, девятичасовой перелет эконом-классом, который и при хорошем-то раскладе сопровождается отеками ног и усталостью из-за невозможности как следует вытянуться и поменять положение, в данном конкретном случае меня просто добил.

Домой я зашла уже приставным шагом и совершенно измученная. Пух, которая пока еще жила у меня, сразу после радостного приветствия спросила:

– Ты хромаешь? Че с ногой?

– Ох, по-моему, мне пора к врачу… Коленка вылетела. Но не переживай, она недалеко улетела, я ее подобрала, – попыталась я пошутить.

Этот эпизод значительно повлиял на жизнь офиса. Почему? Потому что с того дня в офисе «Горго» больше никогда не услышат стук моих шпилек. Примерно через месяц после всех обследований мне прооперируют колено в первый раз, еще через пару лет – во второй, и 10 пар моих обожаемых туфель так и останутся грустно стоять в офисном шкафу, уступив место удобным кроссовкам. Я больше не отстукивала каблучками ни радость, ни злость, ни негодование. И пары, сидящие в переговорке, больше не могли заранее слышать, как я энергично шагаю к ним из своего кабинета, и оживляться. Жаль. Я это очень любила.

Но вернемся к работе.

Когда я вернулась из Шанхая, со мной снова списалась Оксана. Она попросила меня связать ее с нотариусом, чтобы они нашли у себя в архиве копию согласия сурмамы. Я дала ей контакт и сразу позвонила Дарине, помощнице нотариуса, которая обычно выезжала к нашим сурмамам в роддом, что им может поступить такой запрос.

Еще через пару дней Дарина позвонила мне сама.

– Алён, я не поняла, что это было? Ты с ними общалась вообще?

– Больше с ней, а они к тебе сообща обратились? – удивилась я.

– Ну, вроде да. Они охреневшие какие-то! – выдохнула всегда сдержанная девушка.

– Так чего хотят-то? Вроде ж только копию согласия надо было добыть?

– Да нет. Они попросили, чтобы я признала согласие недействительным…

– Чтооо?! – чуть ли не вскрикнула я. – С какого перепуга?

– Да я понятия не имею! Возможно, судебным путем они зашли в тупик, через клинику они получат документы только на них двоих. Есть ощущение, что один из них или оба сразу (у меня ощущение, что они договорились) хотят аннулировать это согласие, а потом заплатить СМ, чтобы она подписала согласие только на папашу. Я тебе говорю, они что-то мутят.

– Дарин, я в шоке, – искренне ответила я, – они так друг друга поливали говном, а теперь договорились? Дорого же это, наверное, ему обошлось. Тебе денег предлагали?

– Ага, прикинь. Совсем люди поехавшие.

Я рассмеялась. Надо понимать, что нет никакого смысла подкупать помощницу нотариуса, потому что она выезжает к сурмаме в роддом по поручению нотариуса, и на документе стоит не ее, а его подпись. Но наша парочка, видимо, во все это не вникала. Я им дала контакт – они его отрабатывают.

– Так что ты им ответила? – поинтересовалась я.

– Да что я им могу ответить, послала, конечно. Нет, ну надо такое придумать, – завозмущалась девушка, – признать недействительность подписи, которую я удостоверяла на выезде. Нормальные? Сейчас вот пойду, признаю, а потом все подряд пойдут косяком заверение подписи в нашей конторе оспаривать, если передумали.

– Да, очень удобно! Захотел – отменил подпись. Нотариус же у нас человек ветреный – сегодня удостоверяю, завтра передумываю, – поддержала я ее.

– Да не говори! Придумали, блин. Короче, не знаю, дороги тебе эти красавцы или нет – я их послала на хрен с такими просьбами.

– Полностью поддерживаю. До этого разговора я думала, что сочувствую ей, но если они принялись уже вдвоем мутить, то пошли они. Вообще не дороги. Сначала детей родили, потом решили подумать. Козлы.

– Козлы еще какие. Не бери таких больше, – вздохнула Дарина.

– Постараюсь! – проворчала я.

– А они вообще реально были в браке? Ты их вместе видела. Брак-то не фиктивный? – спросила она.

– Ты знаешь, после того, что ты рассказываешь, я уже сомневаюсь… Но ты ж понимаешь, у меня нет возможности проверять реальность семьи. Что мы, что врачи исходим из того, что пациент говорит правду, – обреченно заключила я, тяжело вздохнув.

После этого разговора я задумалась о том, что если суммировать все «улики», то фиктивность брака кажется очень даже вероятной историей. Возможно, они поженились исключительно для того, чтобы пойти в программу суррогатного материнства. И, возможно, изначально была какая-то договоренность о длительности сего «контракта», но по истечении него одна из сторон – скорее всего, Оксана – не захотела прекратить его на заранее оговоренных условиях. Вероятны два варианта – либо ее не устроила сумма отступных, либо она действительно привязалась к детям и хотела остаться их мамой. И я больше склоняюсь к первому. Потому что если бы дело было в материнских чувствах, то решить вопрос было бы невозможно, а если в деньгах и имуществе – то вполне объяснимо, что они смогли договориться и выступать со своими требованиями к нотариусу единым фронтом. Не знаю, правда ли это или мои фантазии – но ведь я точно помню, что они работали в одной компании, где совершенно точно он был ее начальником. Нельзя скидывать со счетов и то, что она называла его исключительно по имени и отчеству, не имела доступа к деньгам и не особо имела право голоса в течение программы. А уж то, как пренебрежительно на эти ее попытки подать голос реагировал ее то ли муж, то ли босс (кто теперь разберет), я помню, как сейчас. Кром того, Дарина обмолвилась о том, что в результате их договоренности родителем в согласии эсэм по их фантастической схеме должен был быть только отец. А значит, именно он организатор всего мероприятия, а следовательно – и главный плательщик, на чьи ресурсы вполне себе можно претендовать в случае разлада.

В общем, после этого я больше ни разу не разговаривала ни с Оксаной, ни с Федором Сергеевичем. Она пыталась пару раз звонить, но я была «очень занята». Все, что я могла им предоставить, я предоставила. А быть бесплатной жилеткой для женщины, которая, как оказалась, вполне себе успешно договорилась со своим партнером и в любой момент в случае конфликта с удовольствием втянет меня в их разборки посредником, как это бывало раньше, мне больше не улыбалось. Я не знаю, чем кончился их процесс – развелись ли они в итоге или остались в браке. Поделили ли они то, что им обоим было так важно, и с кем все-таки остались дети в случае, если развод состоялся.

И, наверное, где-то глубоко в душе я даже могу понять мужчину, который хочет детей, но осознавая, что программу суррогатного материнства для одинокого отца не осуществить, находит согласную на брак женщину, у которой есть все показания к данной процедуре. Донора клеток в таком случае он выбирает, исходя из своих предпочтений – как в жизни и делают люди, выбирая себе пару. И вынашивает его детей здоровая адекватная женщина, которая не будет на них претендовать. Но – любая договоренность может начать трещать по швам. И вот тут-то уже начинается полномасштабная война бывших союзников, разменной монетой в которой выступают такие долгожданные и такие желанные дети. Я даже не хочу думать о том, каких сумм стоило в итоге решение вопроса более заинтересованной стороне. И чем больше я думаю о том, как мерзко и цинично дела могли обстоять на самом деле, тем больше я себя убеждаю, что мне все причудилось, и это, на самом деле, была нормальная семья, которая просто прошла через некрасивый развод, как и сотни других с виду благополучных семей. В таком раскладе мне видится, что у их прекрасных детей все-таки останутся, пусть и по отдельности, и любящая мать, и любящий отец. И такая картина мира нравится мне больше.