Текст книги "Только не уходи… Два детектива под одной обложкой"

Исайчев встал, отошёл в сторону от стола, закурил. Сделал несколько затяжек, резко побежал и, с разбега повис на заборе, подтянулся. Мужик всё так же лежал на земле в позе Христа, только сейчас повернул голову и косил безумным глазом на половинку туловища Исайчева, торчавшую над кромкой забора.

– Ты как! – громко спросил Михаил, – очухался? Поговорить с тобой можно?

Собака услышала чужой голос, вылетела из будки и опять, как и тогда, оглушительно залаяла, скаля зубы.

– Чуча, брысь! – зашипел мужик, ошалело посмотрел по сторонам, повернул голову к Михаилу, предложил, – Перелезай раз подпрыгнул, чё висишь?

– Вставай! Сейчас придём, – сообщил Михаил, оттолкнулся от забора, спрыгнул, отряхнул ладонь о ладонь, пошёл обратно к Ольге и Конопаткину.

– Тимофей, последний вопрос: ты что-нибудь странного об отце Петра Мизгирёва знаешь? У него вторая семья была или мать Петра его первая и последняя жена?

– Владислав Мизгирёв местный и жена его тоже. Когда в армию призвали, пошёл служить на подлодку. После службы вернулся на родину. Женился. Занялся бизнес-рыбалкой. Деньги качал насосом. Жена на побегушках, он ублажал «бугров». К нему такие шишки приезжали, мы все прятались, не дай бог им дорогу перебежать. Потом заболел, нашли ревматоидный артрит, рыбалку пришлось забыть. Мизгирь немного ещё поскрёбся, а когда жена скоропостижно умерла от саркомы, всё продал и уехал к сыну в Сартов. Больше ничего сказать о нём не могу. Одна деталька в этой истории вызывает интерес: свадьбы два друга Степан Островский и Владислав Мизгирёв играли в один день и в одном месте. Такой вот коллективный праздник получился. Хвалынь гудела дня три.

– Эй! – раздалось из-за забора, – вы где? Чё я тут разлёгся-то?

– Надо идти, – дёрнула мужа за рукав Ольга, – На земле лежит, простудится…

– Не простудится! – усмехнулся Исайчев, – Там земля от костра так прогрелась, что не задымился бы, но идти надо… Тимоха, ты с нами или как?

Майор отрицательно покачал головой и Михаил протянул Конопаткину руку:

– Тогда пока, даст бог свидимся при лучших обстоятельствах.

– Извини, друг, мне пора в кресло, народ волнуется, – майор крепко пожал протянутую руку, обернулся к Ольге, добавил, – замечательная у тебя жена. Приезжайте, Оля, к нам летом. Здесь красота! В наших местах Волга, как море разливается ни конца, ни края не видно.

Конопаткин уже подошёл к калитке, как из сарая выскочил дед Сергей Сергеевич и, расплёскивая на бегу молоко из двухлитровой банки, припадая на одну ногу, помчался вдогонку:

– А молочко-то… молочко…

Конопаткин жестом остановил деда:

– Гостей потчуй, они такого молока отродясь не пили, городские…

* * *

– Ты деду за обед денежку оставил? – тихонько спросила Ольга, и пролезла в соседский огород сквозь знакомый лаз.

– Под банку положил…

Мужик лежал на прежнем месте, только согнул ноги в коленях и руки скрестил на груди.

– Вставай! – предложил Михаил, – побеседуем…

– Мне и так удобно, говори чё пришёл? – мужик стрельнул глазами на Ольгу, замер осматривая её с ног до головы, спросил добавив в голос елея, – она тоже беседовать будет, или как?

– Буду, буду, – кивнула Ольга, – тебя как зовут?

– Мамка Борькой, а для вас Борис Константинович Полушкин. Вы, небось, из Сартова пожаловали?

Исайчев вынул из кармана удостоверение, поднёс его к лицу Бориса, тот шевеля губами, прочёл:

– Ну, ну, стало быть, по поводу этой дурынды приехали…

– Вы что, сестру не жаловали, дурындой называете? – спросила Ольга, изучая лицо брата Софьи.

Слеза выкатилась из одного глаза Бориса:

– Я её любил… Она за мамку была. Наша-то с пяти утра на работе: тесто для пирогов ставить, за молоком к дояркам сбегать. Повар она в школе… Я в младенчестве гонялся по улице, за Сонькин подол держался.

– Почему тогда дурында? – переспросила Ольга.

– Умная разве себе вены порежет? Дурында и есть дурында…

– Вы знаете, что она в предсмертном письме оставила?

– Пётр сказал, когда мы её из морга забирали…

– Что думаете? – спросила Ольга, не особенно рассчитывая на вразумительный ответ. Откуда мог знать ранний алкоголик о мотивах самоубийства сестры? Все его мысли наверняка направлены на одно – где достать похмелиться.

– Они квиты. – Произнёс Борис и закрыл глаза, – Квиты. Больше ничего не скажу, даже не пытайте…

– Что? – удивился Исайчев, – почему не скажете? Секрет?

– Она умерла, и секрет ушёл вместе с ней. Точка!

– Нет, погодите… вы не имеете права скрывать то, что вам известно.

Борис из положения лёжа резко встал, чем поверг Ольгу и Михаила в изумление. Сел на скамейку рядом с Исайчевым, глянул, не отрываясь, и не мигая ему в лицо, произнёс:

– Имею право не свидетельствовать против себя и своих родственников статья 51 Конституции РФ. О ком другом расскажу, о Соне нет…

Исайчев в негодовании сжал кулаки до белых костяшек, но вопрос задал, не повышая голос:

– И всё же вы должны рассказать нам о последнем посещении Софьей Хвалыни. Ваш сосед утверждает, она здесь была. И ещё он сказал, она сильно кричала, что-то требовала и облила вас водой из ведра. По какому поводу ссорились?

– Она искала Малыша. Ей показалось, что он её кошмарит. Хотела с ним поговорить. Но не сошлось. Когда призрак Леля первый раз появился перед ней Малыш как раз был здесь.

– Почему вы запомнили день? Он чем-то выделялся из всех остальных?

Борис неожиданно встал со скамейки, попросил:

– Разрешите отлучиться минут на десять, сам себе противен. Пойду умоюсь… и кое-что вам покажу.

Борис вернулся чуть раньше чем обещал. Он был тщательно причёсан, побрит, переодет в чистую льняную голубого цвета рубашку и серые тоже льняные широкие штаны. В руках он держал фотографию. На фотографии был запечатлён памятник юноше в полный рост.

– Это Лель. Я ковал его сам. Посмотрите дату гибели Игната. Именно в этот день Малыш появился в Хвалыне и именно в этот день он прошёл по кромке бассейна в усадьбе Мизгиря.

Ольга приняла из рук Михаила фотографию, всмотрелась, удивилась: «Надо же, как он похож на того сказочного Леля, которого я себе представляла, когда мама читала мне сказку о Снегурочке».

– Когда брат Игната Островского был в Хвалыни последний раз?

– Крайний раз, – поправил Борис, – он приезжал неделю назад.

– Зачем?

– Могилы поправить, дом проветрить, друзей повидать… Мне тогда показалось, Славка приезжал прощаться.

– Вы входите в круг его друзей?

– Смею надеяться… – усмехнулся Борис. – Вас, вероятно, интересуют наши разговоры?

– Нет! – отрывисто бросил Исайчев, – меня интересует, не заметили ли вы, что-нибудь странное в поведении друга?

– Заметил, – усмехнулся Полушкин, – Он ничего не спросил о Софье и её муже, как будто их не было вовсе. Даже тогда, когда я вскользь упомянул имя сестры, он резко перевёл разговор на другую тему. Мне стало неприятно. Софья погибла, а его это известие совсем не тронуло. Мы детство в одном Берендеевом царстве прожили…

– Как вы считаете, почему? – спросила Ольга

– Я думаю, за то время пока Малыш, извините Славка, жил после смерти их матери у Игната, они с Соней стали врагами. Соня умела восстанавливать людей против себя. Она была очень настойчива, а это не всем нравилось. Хотя могли быть и другие причины, но я их не знаю…

– Я так понял, Петр рассказывал вам об их с Соней призраках. Но вы уверены, что брат Игната к этому не имеет отношения. Не участвовал сам, но мог их организовывать, оплачивать, наконец.

– Славка долгое время жил в монастыре на Тибете, он человек верующий и я думаю, на такое неспособен. Хотя со времени нашего плотного общения прошло достаточно много событий в его и моей жизни, может быть, я смотрю не с того угла. – Борис задумался, взял из рук Ольги фотографию, вгляделся, – и все же нет! Не могу представить Славку в роли мистификатора. Он всегда был прямой, как рельс. Всё, что возмущало его, тут же выплёскивалось наружу. Я не смею вам советовать, но отмечу, более всего из рассказов Петра мне не понравилась история с его лаборантами. Мизгирь сам пригласил их в Исландию. Сорвал с места. Я бы обратил на это более пристальное внимание. Им есть, за что мстить Соне.

– А почему Пётр рассказывал вам о своих лаборантах? Вы что, знали их раньше? – вскинул бровь Михаил.

– Татьяну Кречетову в замужестве Соколову знал ещё до замужества. Во-первых, она училась в одной группе с ребятами и они общались достаточно тесно. Во-вторых, я часто бывал и бываю в Сартове по делам. Мне в моей работе нужна помощь химиков. Софья помогала, потом ей стало не до того и она передала мои проблемы своей подруге как раз Татьяне. Кстати сказать, Сонька была классным химиком, пожалуй, лучшим из них. Только голова у этой дурынды была забита не тем…

– Тихо-тихо-тихо! – Исайчев снял очки и на его лице появились признаки озабоченности, – вопросики, уважаемый, возникли, требуются уточнения. Чем таким вы занимаетесь, отчего требуется частое посещение Сартова – это, во-первых? Как часто, во-вторых? И последнее, почему Софья передала вас Татьяне? Уточните.

Ольга заметила, как по лицу Бориса проскочила ироническая усмешка.

– Я кузнец! И не просто кузнец, а классный кузнец.

– Да! – согласилась Ольга. – Директор школы хвалил вас. Мы видели забор у школы и у дома тоже хорош.

Борис развернулся и теперь с усмешкой рассматривал лицо Ольги:

– Я не делаю заборов. Я делаю кованные ограждения для парков, дворцов, музеев.

– Например? – с неожиданным интересом спросила Ольга и вдруг почувствовала, как от Бориса потянуло запахом влажной степи. – Так пахнет сила и воля, – подумала она.

– Например, для музея Льва Толстого в Ясной поляне, для нашего драматического театра, ещё для четырёх театров в России и много – много для разных парков на побережье Средиземного моря. Заказы есть, не бедствую…

– Какую роль в вашем деле играют химики? – спросила Ольга, всё больше заинтересовываясь собеседником.

Полушкин снисходительно усмехнулся:

– Свою работу делаю хорошо. За качество отвечаю! Металл, прежде чем пустить в дело проверяю. Он не всегда соответствует желаемому. Отсюда и нужда в химиках. Теперь понятно?!

– Теперь понятно, – Ольга вопрошающе посмотрела на мужа, – вы не ответили почему она передала вас Татьяне, чем таким она была занята?

– Мух гоняла!

– Я серьёзно! – рассердилась Ольга.

– И я серьёзно. Мух, которые облепляли нашего Игнатку. Они на него как на мёд слетались. Особенно мухи-первокурсницы. Ну, в общем, всё, как и в Хвалыни, только в больших размерах. Даже к колдунье ходила, отвороты на соперниц заказывала. Всё что зарабатывала, на это дело спускала…

Михаил в раздумье что-то чертил веткой на земле, и Ольга была вынуждена его окликнуть:

– Мцыри, ау!

– Да, да. – Встрепенулся Исайчев, – давайте вернёмся к нашим баранам, то бишь к супругам Соколовым. Почему для мести они решили, если решили, воспользоваться историей отношений Сони и Игната? Откуда им о ней известно?

– По-моему, это очевидно. – в голосе Бориса проскользнула нотка разочарования, – Соня могла с Татьяной делиться воспоминаниями. Белые ночи в Исландии яркие и длинные. Питерские им в подмётки не годятся. Мне приходилось гостить у сестрёнки в сезон белых ночей. С ума начинаешь сходить от бесконечного дня. Сбежал через две недели.

– Вы, Борис, не считаете, что отъезд этой пары из Исландии не слишком большая причина мстить вашей сестре, – Ольга, до этого наматывающая круги вокруг лавки, присела рядом с Полушкиным. – Мстить так, чтобы довести её до смерти?

Борис рассмеялся раскатисто, звонко. Озорно глянул на гостью:

– Когда они вернулись, я по старой памяти позвонил Татьяне Соколовой, хотел попросить помощи. Химики, с которыми после их отъезда работал, не совсем устраивали. Такого мата, каким одарила меня Танька, в жизни не слышал. Она минут пятнадцать говорила и, что интересно, ни разу не повторилась. Тогда оказалось, Софка и к её мужу, извините, в штаны залезла… Отсюда вопрос – как бы вы отнеслись к тому, что ближайшая подруга переспала с вашим мужем?

Ольга от неожиданности крякнула:

– Это, конечно, крутой вираж!

– Такие виражи сестрёнка делала мастерски… Ну, да ладно, о покойниках плохо не говорят…

– Да-а, – задумчиво произнёс Михаил, – мы часто употребляем это выражение неверно: «о покойных или хорошо или ничего», автор сказал по-другому: «De mortuis aut bene, aut male» – «о мёртвых или хорошо или ничего, кроме правды».

Борис насмешливо подмигнул Ольге и мотнул головой в сторону Исайчева:

– Видала, как изъясняется хлопчик?! А я вот так! Теткоракс сказал: «Ubi culpa est, ibi poena subesse debet». – «Где есть вина, там должна быть и кара».

Ольга удивлённо сморщила лоб, подумала: «Как с детьми разговаривает, ей-богу», вслух спросила:

– Теткоракс? Кто это? Почему не знаю?

– Теткоракс – писатель такой. Пишет всякую хрень в интернете, а я её читаю… Иногда очень умные мысли проскакивают и в общей массе забавные. Вот ещё: никто не умирает без недостатков. Я ждал, что Сонька до чего-то такого допрыгается и с этой мыслью давно свыкся. Не умерла бы она своей смертью. Или кто-то прибил бы или вот так.

– Почему не пытались сестру как-то образумить? Остановить … – в недоумении спросила Ольга.

– Образумить? Удержать? А вы пробовали удержать надвигавшийся на вас поезд? И не пытайтесь. Убьёт! Чтобы спастись, нужно просто отскочить в сторону. Софья после гибели Леля жизнью не дорожила и не только своей.

Исайчев встал, протянул руку Ольге, помог подняться:

– Спасибо, нам пора. Если вдруг понадобитесь, можно пригласить вас в Сартов, конечно, оглядываясь на статью 51 Конституции РФ?

Борис кивнул.

– Последний вопрос. Зачем вы дерево подожгли?

– Пьяный был. Пилить лень… Новый сортир на этом месте поставлю.

Ольга протянула Борису руку и тот слегка её пожал. Она задержала его руку, ухватив за указательный палец:

– Из нашей беседы мне понравилось всё, кроме, слова «квиты».

Борис разочарованно пожал плечами:

– Ничем не могу помочь, миледи…

Ольга освободила руку:

– Дарю ещё одно изречение, Борис, в вашу копилку: «и молчание может быть доказательством вины». – Слово «молчание» Ольга специально выделила голосом, добавила, – Кто сказал, не знаю, но присоединяюсь. Вы, Борис, интересный человек. Говорю не в качестве комплимента. Только вы так красноречиво молчите, что сразу понятно о чём. Может быть, лучше сказать, чем намекнуть?

– Внесите это дополнением к 51-й статьёй Конституции РФ. Великий и могучий русский язык трудно держать за зубами, но в этот раз у меня кажется получилось. – Борис отошёл на шаг, развёл в стороны руки, выставил вперёд ногу, согнулся в глубоком поклоне. – Честь имею…

Глава 9

– Он непрост… – уже достаточно далеко от Хвалыни, обронила Ольга, – ох, как непрост!

– Оль… – увядшим голосом произнёс Михаил. – Все наши собеседники непростые люди, теперь я знаю заповедное место, где эти непростые люди водятся… Помнишь в фильме «Приключение Электроника» есть такие слова: «у каждого человека есть кнопка, её надо только найти». Человек, толкнувший Софью в смертный грех, такую кнопку у неё нашёл, теперь надо обнаружить этого человека. Кандидатов предостаточно… Вопросов стало ещё больше, чем ответов. Устал. Давай немного помолчим. Пилить до дома ещё полных три часа. Поспи.

– Хочешь, пересяду за руль? – предложила Ольга

– Пока не надо. Позже, может быть.

* * *

Капитан юстиции Роман Валерьевич Васенко старался подставлять плечо другу и сослуживцу майору Исайчеву в сложных, ограниченных во времени делах. Задумчивость Михаила иногда раздражала Васенко. Но в итоге именно умение в нужный момент сосредоточиться, отбросить всё лишнее, ставило последнюю победную точку в расследуемых ими «делах». Роман ценил это и, в нужный момент, гасил распирающую его энергию, давая другу отработать паузу.

Сейчас, следуя в архив, Роман, злился на Исайчева за то, что тот послал его отыскать старое «дело» о гибели Игната Островского. Не любил Васенко сидеть в пыльном кабинете архива и листать, облизывая палец, страницы «дела» семнадцатилетней давности. Но в данный момент Васенко беспокоили несоответствия, замеченные им в беседе отца Петра Мизгирёва и Исайчева. Её диктофонную запись Михаил дал послушать Роману перед тем, как капитан собрался идти в архив. По словам Мизгирёва, выходило, что Игнат погиб при несчастном случае – статья 106 УК РФ непреднамеренное убийство. Следовательно, в смерти парашютиста виновата чья-то небрежность или легкомыслие, без намерения лишения жизни. Легкомысленных и небрежных не нашли. Парашют укладывал сам Лель под присмотром инструктора. Однако в карточке регистрации уголовных дел значилась другая статья, а именно 105-я преднамеренное убийство с особой жестокостью. Приостановлено за недостаточностью улик. Попросту убийство есть, а убийца всех обхитрил и спрятался. Роман понимал, что Мизгирёв не был близким родственником Игната Островского и его могли не посвящать в нюансы дела. Интересно, Пётр был во время гибели друга на аэродроме или как он утверждает нет? Этот «мозгокрут» соврёт – недорого возьмёт! Не нравился профессор Роману. Скользкий, лысый, сопливый тип! Ещё и икает! Если он там был его не могли не опрашивать, а если не был, то наверняка интересовался чем закончилось дело. Роман ускорил шаг, не терпелось посмотреть материалы.

Девушка в архиве оказалась приятной, доброжелательной. Она сама активно взялась помогать Васенко и он, как водится, сразу распустил крылья и распушил хвост.

Исайчев удивлялся, как при такой любвеобильности Роман женат один раз, причём давно и крепко.

Девушка взяла у Васенко запрос и теперь шла по проходу между стеллажами, сверяя данные учётной карточки с тоненькой папкой в её руках.

«Немного наработал предыдущий „следак“, – невесело подумал Роман, – значит, придётся копать глубоко в веках. А это неблагодарное дело».

– Вот, – сотрудница положила перед капитаном белую папку, ссохшуюся от времени и от зажатости другими более увесистыми папками.

– И всё-ё-ё… – уныло пискнул Роман.

Девушка удивлённо пожала плечами.

Роман развязал тесёмки – папка была пуста! Вернее, в ней лежало с десяток белых не испачканных ничьим подчерком листов.

– Это что? – Роман удивлённо воззрился на сотрудницу архива, – Это где?

Девушка, выхватила из рук Васенко учётную карточку, и передвигаясь короткими прыжками, побежала вдоль стеллажей, скрылась за поворотом. Через несколько минут она с радостной улыбкой опять предстала перед Васенко:

– Фух! Чуть сердце не разорвалось, думала дело потерялось, а оно вот… – и она положила перед Романом карточку.

– Передано на доследование в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, – удивлённо приподнял брови Васенко. – Три года назад? Три года? Кто это следователь Смирнов Иван Иванович?

– Там же написано и номер распоряжения внесён, – девушка ткнула пальцев в строку на карточке. Городское управление внутренних дел.

Роман вынул из кармана сотовый телефон, набрал номер.

– Капитан Васенко из Следственного комитета, подскажи, служивый, номер телефона следователя Смирнова Ивана Ивановича. Что-о-о? Как умер? Когда? Сколько лет тому назад? Точно три?

Роман нажал кнопку отбой и изумлённо спросил сам себя:

– Он что, взял дело на доследование и умер? Где дело? Надо ехать в ГОВД искать кому «дело» передали… Спасибо, барышня!

– Я не барышня! – обиженно буркнула девушка, – я лейтенант Орлова.

– У лейтенанта Орловой есть телефончик?

– А-то! – засветилась улыбкой девушка.

– Что медлим? – Роман протянул лейтенанту Орловой свой телефон, – быстро пальчиками забиваем номерок и имя лейтенанта…

* * *

Исайчев вошёл в кабинет Романа Васенко и сразу без предисловий спросил:

– Выяснил что-нибудь по факту гибели Игната Островского?

Роман оторвал взгляд от бумаги и, задумчиво посмотрев на сослуживца, по слогам растягивая слова, произнёс:

– Спё-ё-ёрли «дело». Тю-тю

– В смысле?

– В прямом! – выкрикнул Васенко, – Следователь Смирнов вернул дело из оперативного хранения на доследование и через месяц после этого умер. «Дело» в его столе и сейфе не нашли. Жена дома всё перерыла тоже не нашла.

– Его что? Убили?

Роман встал, вытянул руку в направлении тумбочки, припаркованной к его рабочему столу и, щёлкнул пальцем по клавише электрического чайника. Вынул из верхнего ящика две чашки. Повернувшись к Исайчеву, спросил:

– Валерьянки или сразу чай?

– Ты не ответил, – посуровев голосом, спросил Михаил.

– Нет, Михал Юрич, он умер от рака. Жена сказала, врачи давали ему три – четыре месяца. Смирнов прожил полгода. Никакого криминала, кроме того, что он кому-то «дело» спихнул… или… ну, в общем, ему нужны были деньги и немалые… Семья оставалась без кормильца. «Дело» получил официально, наплёл будто нашёл нового и важного свидетеля… Четырнадцать лет прошло, оставался год и все фигуранты были бы неподсудны. Но у кого-то жопку щемило. Как только подвернулся случай, маленькая лазейка, а именно умирающий «следак», покупатель дело приобрёл. Как тебе?

– Как? – усмехнулся Исайчев, – покупателю важна и до сих пор остаётся важна не только свобода, но и репутация. Ему значимо не бросить тень на репутацию. В этом свете нужно проверить связи следователя Смирнова с парашютными службами аэродрома, инструкторами и теми, кто водил знакомство с Игнатом Островским. Не только водил, но и был вхож на территорию клуба.

Роман почесал указательным пальцем макушку:

– Думаю, надо поискать ещё и тех, кто видел катастрофу лично.

За шестнадцать лет до описываемых событий. Аэродром авиационного спортивного клуба

От резкого торможения машину-такси занесло и Поля выпрыгнула почти на ходу, едва удержалась на ногах. Она помчалась по лётному полю, волоча за собой сумку на длинных ручках. Задрав голову, высматривала в небе парашютиста. Игнат должен подать знак красным головным платком. Репетиция в цирке затянулась и Поля опоздала к началу загрузки парашютистов в учебный самолётик ДОСААФ.2727
  ДОСААФ – добровольное самоуправляемое общественно-государственное объединение, цель которого – содействие укреплению обороноспособности страны и национальной безопасности.


[Закрыть] Ей было два раза обидно: первый оттого, что последние полгода она провожала Игната на прыжки, целовала его в щёку и, шептала на ухо: «Пусть будет с тобой бог и два парашюта», и второй, ей не удалось сказать несколько тёплых слов Соне, школьной подруге Игната. Сегодня у неё первый затяжной прыжок. Они после большой ссоры вроде подружились. Во всяком случае, Поля только ей рассказала о свадебном платье, которое для неё мастерила тётя. Соня тогда усмехнулась, спросила, сделал ли ей Лель предложение, услышала отрицательный ответ, усмехнулась ещё раз. Её сомнение не понравилось Поле, но она отнесла его больше к строптивому и неуживчивому характеру подруги Игната, чем к к тому, что она ей сказала.

Девушка заметила в небе среди чёрных точек одну с красным всплеском, резко остановилась:

– Ле-е-е-ель! Я здесь …. Я здесь… – Поля принялась раскручивать над головой сумку, как вентилятор лопасти. – Я з-з-з-з-з….

Над парашютистом появился белый язык. Поля прищурилась, разглядывая, увидела, как купол наполнился воздухом и сразу обмяк, будто проткнутый мяч. В стороны полетели обрывки шелка и красная косынка. Они разноцветными пятнами держались в небе. Купол запасного парашюта вышел, но раскрыться не успел – не хватило высоты. Парашютист, кувыркаясь, приближался к земле, стремительно, неудержимо. Верхушка холма скрыла его.

– Я зд-е-е-е…а-а-а

Поля бежала. Там, за бугорком… Резкая боль в лёгких подогнула колени, и она перестала махать руками, прижала их к груди. Парашют… спутанные стропы… распластанный человек. Этот человек Игнат. Поля приподняла ему голову, ладонью стёрла с лица красную землю, пошевелила мягкую, как резина, руку. Его лицо покойно смотрело в небо открытыми голубыми, как распустившиеся цветы цикория, глазами.

За спиной послышался звук приближающейся машины. Девушка не обернулась. Она застыла, окаменела, только зубы отбивали друг о друга частую дробь. Очнулась, когда в ушах зазвенел нестерпимый, выворачивающий нутро вой Славки, братишки Игната. Мальчишка упал на колени, пытался поднять тяжёлое тело, тянул его за руку.

– Вста-а-а-вай, Гнатка! Вста-а-а-вай! – охрипнув, он обхватил голову брата и затих изредка вздрагивая.

Припадая на ногу и помогая себе бадиком, к месту падения быстрым шагом приближался высокий, совершенно седой мужчина. За его спиной маячил, боясь обогнать парень. Оба они были одеты в тёмно-синие комбинезоны сотрудников аэродромной службы. Подбежав, старший опустился на колени, расстегнул и снял с головы парашютиста шлем, погладил взъерошенные степным ветром льняные волосы. Согнул спину, пытался услышать дыхание, приблизил своё лицо к лицу Игната. Не услышал и от этого сквозь его грубое, будто вырубленное топором лицо, пробилось другое – удивлённое, беззащитное, поверженное безнадёжным горем.

– Прости меня, мальчик. Не уследил! – не поднимая головы, бросил, прибежавшему с ним парню – Передай по рации выпускающему, чтобы никто больше не отделялся.2828
  Парашютисты не прыгают с самолётов. Они всегда от них «отделяются»


[Закрыть] Софью, Софью задержи!

– Поздно, Николаич! Она пошла…

Чёрная точка отделилась от самолёта и стремительно близилась к земле.

Тот, кого назвали «Николаичем» поднял голову:

– Высота отделения? Какая задержка?

– Высота 1200, задержка 102929
  Время задержки раскрытия парашюта в секундах.


[Закрыть]…

– … что ж ты дура делаешь? Тяни кольцо-о-о… Тяни-и-и-и… – простонал, едва шевеля губами старший инструктор. – Неужто решила воткнуться? Десять… одиннадцать… двенадцать…

В это мгновение в небе расцвёл жёлто-оранжевый бутон купола.

– Отчислить! Чтобы близко к клубу не подходила, зараза… – рыкнул Николаич и повернулся к Поле, попросил, – девушка, милая, отойдите в сторону… и брата отведите… Сейчас здесь будет полиция.

Он вынул из кармана комбинезона специальный нож с изогнутым лезвиями и принялся обрезать спутанные стропы парашюта.

* * *

Исайчев принял из рук Романа чашку с парящим чаем.

– Ясно, самоубийство Сони как-то связано с гибелью Леля. – Михаил осторожно отхлебнул терпкий, пахнувший чабрецом напиток. – Не с призраком Игната, прыгающего с подоконника, а именно с его настоящей гибелью. Приходи сегодня вечером к нам. Ольга утром поехала беседовать с супругами Соколовыми. Надо обсудить план дальнейших действий, сложить в кучку всё, что удалось выгрести… Времени осталось всего ничего… скоро Корячок розгами начнёт подгонять… Кстати, Копилка сделала «голубцы» из виноградных листьев.

Васенко вскинул обе руки вверх, щёлкнул пальцами:

– Ай-вай-вай! Какой ты, Исайчев, глухой кулинарный невежда! – Роман укоризненно поцокал языком, – твоя жена готовит не голубцы, а «долму». Приду, конечно, у неё «долма» пальчики оближешь. Моя жёнка до поры до времени даже не подозревала о таком блюде. Однажды я рассказал об Олином кулинарном шедевре, вечером – прихожу она с победным видом мне целую тарелку навалила. Листья виноградные на даче у соседа нарвала. Красивые – красные, розовые, жёлтые с дикого винограда, даже кипятком не обварила. Фарш на сковородке зажарила, риса добавила, в листья завернула и сверху майонезом с чесноком припорошила. Я начинку в тарелку вытряхнул, перемешал, съел… Так, она целую неделю злилась… Ворчала: «для тебя, Ромка, у чужих баб и огурцы зеленее, и сиськи больше, и попа толще».

– Смешно… – серьёзно обронил Исайчев, поставил на стол пустую чашку, пошёл на выход, у двери обернулся, – прибывай обязательно…

– Ты сейчас куда? – поинтересовался Роман.

– … по делам побежал, не могу одно «мизгирёвское дело» мусолить… других невпроворот…

* * *

По возвращении из Хвалыни Ольга позвонила Татьяне Соколовой, назвала тему её интереса, сразу получила твёрдое, процеженное сквозь зубы «Нет» и потом долго уговаривала женщину встретиться.

Сейчас вдавив кнопку домофона, услышала вопрос: «вы кто и зачем?». Ольга представилась. В замке щёлкнуло и калитка лениво растворилась. Перед Ольгой открылась панорама поздневесеннего сада. В нём энергично передвигались люди, одетые в серые комбинезоны с жёлтыми отделочными полосками. Они обрезали сухие ветки, поправляли формы кустарников, мазали белой краской стволы деревьев.

Ольга пошла по вымощенной камнем дорожке к дому, увидела пробивающиеся на клумбах оранжевые звёздочки молодых бархоток, остановилась полюбоваться. Атласные, вытянутые звёздочки цветов группками выглядывали тут и там, цепляли взгляд. Она присела на корточки и пальцем осторожно погладила бутон, он оставил на коже нежный запах пряности и свежести.

Ольга глубоко втянула ноздрями воздух, напоенный ароматом весны, отгремевшей грозы и затухающего костерка :

– Господи, хорошо-о-о! Как не хочется тащиться в дом, в тяжёлый разговор…

Произнесённая за её спиной фраза, заставила вздрогнуть:

– Давайте побеседуем здесь. Мне тоже не хочется туда. А больше всего не хочу тащить в дом скверные воспоминания.

Ольга обернулась, перед ней стояла женщина небольшого роста в таком же, сером с жёлтыми полосами комбинезоне. В руках она держала кисть со стекающей с неё белой краской.

– Давайте побродим по саду. Вы Ольга Ленина? Не ошиблась? – Женщина воткнула кисть щетинкой вверх в землю клумбы. – Татьяна Соколова. Что вы хотели узнать о моей работе в Исландии?

– Извините, ради бога, не столько об Исландии, сколько о госпоже Софье Мизгирёвой. – и умоляюще добавила, – не гоните меня, пожалуйста, это очень важно… Вы знаете, она умерла? – Ольга внимательно посмотрела в лицо Татьяны, стараясь уловить первую эмоцию.

Женщина резко отвернулась и застыла, на мгновение задержав дыхание.

Когда хозяйка вновь взглянула на гостью, лицо её всё ещё хранило след нечаянной радости.

– Она болела?

– Нет! Она сама распорядилась своей жизнью.

Обе женщины остановились и молча разглядывали друг друга, размышляя – Татьяна о ненужных, неприятных ей воспоминаниях, а Ольга? Ольга рассматривала собеседницу, оценивала, насколько откровенной может быть эта женщина.

Татьяне, на первый взгляд, было не более тридцати. Небольшие слегка раскосые глаза, близко прикреплённые к узкой переносице, делали лицо похожим на мордочку лисицы. Сходство усугублял рот с тонкой верхней губой и понятыми уголками. Выщипанные брови в точности повторяли дуги очков и по цвету от них не отличались. Казалось, что над глазами имеются два ряда бровей. На голове Татьяны морщилась серая, забрызганная белыми каплями краски, полотняная шапочка.

– Она убила себя? – верхние брови женщины приподнялись.

– Да! – резко ответила Ольга, – Она вскрыла вены. Вы, действительно, не знали об этом?

– Откуда?! – удивилась Татьяна, – Я не общаюсь ни с кем после того, как нас вышвырнули из института в Коупавогюре городе-спутнике Рейкьявика. Не могу найти работу по профессии. Правда, и не по профессии тоже ничего приличного не предлагают. Вот, приходится ухаживать за садом, вести хозяйство в отцовской семье, – улыбка чуть тронула губы Татьяны, а зайчик в глазах мелькнул и убежал в глубину чёрного, как беда зрачка. – Она, значит, того… Поставила точку… Интересно… Ну да, ну да… Скорпион укусил свой хвост…