Текст книги "Сейчас и больше никогда"

Часть третья

Глава 15

Анекдоты середины 90-х:

«Приходит новый русский к старому еврею и просит:

– Папа, дай денег.

Заведующий кадрами:

– Прежде чем принять вас на работу в нашу фирму, я хотел бы узнать, не склонны ли вы врать, ловчить, воровать…

Безработный:

– Нет. Но если это нужно вашей фирме, могу научиться.

Звонит девушка на радио и говорит:

– Вчера нашла кошелек, там было 5 тысяч долларов, 618 марок и визитка на имя Гарика Марикяна, проспект Шверника, 19… Поставьте ему, пожалуйста, какую-нибудь хорошую песню!

На кладбище во время похорон бригадир гробовщиков видит, что у покойника из нагрудного кармана пиджака торчит 50-рублевая купюра. Он тут же просит одного из своей бригады под любым предлогом оттеснить людей от гроба. Когда его просьба была исполнена и бригадир дотянулся до купюры, покойник вдруг хватает его за руку и кричит:

– Налоговая полиция! Контрольное захоронение!

– У тебя своя работа, а у меня своя, – сказал бригадир и забил крышку гроба.

Парень устроился на работу в милицию и целых три месяца не получает зарплату. Приходит к нему начальник и говорит:

– Ты что же зарплату не получаешь?

А парень удивился:

– Я думал, выдали пистолет – и крутись как можешь…»

В канун новогодних праздников Саша вернулась в Губернский Город.

Казалось, на приближающиеся праздники никто в Городе не обращает внимания. Народ был озадачен исключительно результатами недавних выборов в местную думу: скандальным провалом блока «Единая губерния», успехом молодого политического движения «Русские женщины» и неожиданным всенародным признанием партии либерал-патриотов.

Злые языки утверждали, правда, что либерал-патриоты – структура темная, выигравшая, во-первых, благодаря популистским, большевистского образца лозунгам, а во-вторых, – в высшей степени профессионально отрежиссированной предвыборной кампании. Уж такие у них обаятельные молодые лидеры, с хорошими русскими лицами, с честными глазами. И так спокойно, веско, не стесняясь, они обещают многократное увеличение пенсий и зарплат, возрождение в Городе культурной жизни, развитие учреждений здравоохранения и образования… И за каждым-то их посулом стоят конкретные цифры, реальные проекты, и всегда под рукой оказывается свежая информация о преступном бездействии теперешних властей и Городской думы прошлого созыва… А как сердечно и просто говорят эти мальчики о попранной современными политиками великой русской идее!

– Одним из таких «хороших» мальчиков оказался Стас! – Валентина обрушивала на только что вернувшуюся из Голландии Сашу последние городские новости.

– Какой Стас? – не сразу вспомнила Саша. – Наш сосед? Верхоланцев?

– Он самый! Вишь, где выплыл теперь – в политике! Пройдешь по Городу – челюсть отвалится! Там Стас, тут Стас. Все заклеено его мордами!

– Чем заклеено?

– Да плакатами с его мордой! «Голосуйте за либерально -патриотическую партию ! »

О своем намерении заняться политикой Стас говорил Саше давно – в тот день, когда они с дочкой приходили посмотреть его новую квартиру. Она подумала, что он шутит, и в ответ весело рассмеялась.

Да… Похоже, в современном слегка взбесившемся мире сбывается даже самое неправдоподобное…

Саша вдруг отчетливо, до невероятных мелочей, вспомнила тот далекий январский день – один из первых дней заканчивающегося теперь года.

Было воскресенье. Они с Олей проспали до десяти, потом наспех выпили кофе и отправились в городской пассаж за подарком. Ничего оригинальнее пивной глиняной кружки с изображением долины Рейна и готических замков, а также претенциозных витых свечей в подарок Стасу они не смогли приобрести. На покупке свечей активно настаивала Оля.

– Мама, – повторяла она, – мамочка, они такие классные!

– Классные, – согласилась Саша. – Но зачем Стасу серебристые витые свечи? Он же не девушка!

– Ну и что же? Вот придет к нему девушка… Так романтично – они устроят ужин на кухне при свечах.

Если бы она представляла, что несет! Чушь несусветную! Какое там – ужин на кухне?!

Нежданно-негаданно Стас стал владельцем восьмикомнатных апартаментов в старинном доме на Благовещенской площади. Саша вначале не знала даже, шутит он или говорит серьезно.

– До революции здесь губернатор проживал!..

А может, и проживал – ничего удивительного! Если Стас выкупил третий этаж, то губернатор запросто целый дом мог себе позволить.

– Когда-то планировка моей квартиры, – рассказывал Стас, нисколько не смущаясь, – напоминала русские царские дворцы. Анфилада комнат, а параллельно ей коридор, и в нем уже всякие хозяйственные штуки. При Совдепе, конечно, никаких анфилад не существовало. Арки раз-два – заложили кирпичом… Я уж не стал восстанавливать эти навороты, арочные проходы и прочее там. Сделал как понимал: восемь комнат изолированных, только между парадной гостиной и кабинетом установил двери. Но в обе комнаты и из коридора есть вход…

– У тебя – парадная гостиная? – обрела наконец-то дар речи Оля. – А еще какая?

Стас засмеялся:

– Выходит, что еще и непарадная. По-другому малая называется – мне так архитектор объяснил.

– А еще? – не унималась Ольга.

– Да пойдемте, сами посмотрите. – Стас улыбнулся, приглашая их последовать за ним по сверкающему паркетом коридору. – Столовая, парадная гостиная. Потолок – с настоящей позолотой, – уточнил он скромно. – Кабинет, бильярдная, малая гостиная, еще две комнаты вроде как гостевые и, наконец, спальня.

– А кухня-то хоть есть? – прошептала Оля.

– На кухне – там чего интересного? – веселился Стас. – Я туда не хожу!

– А как же ты?.. Ничего не ешь?

– Еще как ем! Мне домработница полный сервировочный столик выкатывает. Еле катит, бедолага!

– Ты и домработницей обзавелся?

– Почему же нет? Сейчас сами увидите. Раиса Степановна!

Раиса Степановна уже катила по коридору сервировочный столик, заставленный блюдами, соусниками и салатниками.

Завтрак растянулся часа на два. И закончился тем, что Оля выскочила из-за стола со смехом.

– Я больше не могу! Не могу, Стас! – заливалась она. – Если я съем еще хоть крошечку, я лопну! Представляешь? Лопну!

– Оля, веди себя прилично, – строго велела Саша. – Тебе не надо было пробовать шампанское!

– Да я капельку выпила!

– Подождите, – попросила Олю Раиса Степановна. – Сейчас десерт принесу.

– Десерт? Нет уж, спасибо.

Стас проводил Олю в кабинет, усадил за компьютер. Девочка зарделась от гордости.

– Можешь меня так сфотографировать?

– Элементарно!

Стас навел на нее «полароид», и через несколько минут Оля как зачарованная разглядывала полученный снимок.

– У нас в классе все просто упадут! И первая – Анька!

Используя счастливую возможность, Оля не отрываясь играла на компьютере, а Стас и Саша посидели в малой гостиной за чашкой кофе и, как обычно, немного поболтали за жизнь.

Жизнь – тонкая штука. К чему, например, она привела Стаса? Саша видела к чему… А начал он с чего? Ни боже мой! В лагерь угодил по малолетке. Вернулся – под одного авторитета попал. Правильно – так попадают под машину. А тот, скотина хитрая, смачно так причмокивая, повторял одну и ту же фразу: «Сотрудничество наше с тобой». Да какое там сотрудничество? Стас на авторитета работал. Вкалывал, пахал! Рисковал жизнью! Некоторые, между прочим, в процессе этого сотрудничества коньки откинули… Все это, само собой, далеко не бесплатно. Но перспектив – ноль!

Приблизительно полгода назад Стас повстречал одного старинного приятеля. Не приятеля – правильнее сказать, одного перца, тоже, в общем, из когорты авторитетов. И этот перец предложил Стасу политикой заняться. Либерально-патриотическая партия…

– А со старым авторитетом разбираться пришлось! Ну ничего, распрощались – все по понятиям.

Саша лениво прислушивалась к его словам. В то время она только вернулась из Москвы и думать могла лишь об одном Дмитрии. Никакие либерал-патриоты не трогали ее сердца…

А ведь с того новоселья и с их первой настоящей встречи с Димой минул уже год. Только год, но как же все изменилось!.. И хотя она любит Дмитрия ничуть не меньше, чем любила год назад, а может быть, даже сильнее и глубже, потому что за этот год из таинственного незнакомца он превратился для нее в единственного, по-настоящему родного, необходимого человека, она не ощущает больше той счастливой безмятежности. И даже после поездки в Голландию – в эту полусказочную страну. Все оказалось сложнее. Сложнее и страшнее.

…Но тогда, тем январским днем, ее не отпускало покойное, умиротворенное состояние. Хотелось думать только о Дмитрии. Не думать – это все равно как разлучиться. Разлучаться было тяжело, но в какой-то миг вдруг стало необходимо. Нельзя сидеть молча, с отрешенным видом – это может обидеть Стаса.

До чего же он милый, этот Стас! И даже среди новорусской роскоши сумел остаться простым и милым. Своей новой квартирой он, конечно, очень гордился, но в то же время будто по-детски, ребячливо удивлялся, как это у него, самого обычного пацана, – и вдруг такой дворец? Откуда?

– Этот стол, – не умолкая, рассказывал Стас, – этот стол, ты не поверишь! Настоящий Буль!.. Был во Франции такой мастер… Знаешь, чем хорош столик? На него чашки можно ставить без всяких последствий, реально пользоваться! Так же как и креслами, на которых мы сейчас сидим…

Вскоре по возвращении из Голландии у Саши неожиданно появился повод еще раз побывать в малой гостиной – посидеть в отреставрированном старинном кресле. Теперь она отправилась к Стасу по заданию шефини. «Bête noire» планировал напечатать интервью с лидером победившей на выборах либерально-патриотической партии.

Шефиня была не в духе. Пробормотала что-то о чрезмерно быстрой политизации губернских девушек и женщин. Только ленивый не лезет нынче в политику! А сами в ней ни бельмеса не соображают! Навыбирали на свою голову смазливых недорослей и не ведают, что за смазливой внешностью кроется гангстерская сущность!

Саша одного не понимала: какие могут быть претензии лично к ней? На выборах она не голосовала ни за каких недорослей. Ее вообще в это время не было в Городе! И зачем, если шефиня до такой степени против, делать материал о либерал-патриотах? Журнал у них чисто женский. Психология, мода, стили, светские сплетни – вот сфера их компетенции…

Однако озвучить свои мысли она не рискнула. Шефиня казалась раздраженной, смотрела на Сашу с нескрываемой неприязнью… Нет, лучше уж промолчать от греха подальше.

Больше для проформы Саша задала несколько коротких вопросов, касающихся предстоящего интервью, быстро покинула высокий кабинет и прямо из редакции позвонила Стасу.

Трубку сняла незнакомая женщина. Не Раиса Степановна – у той голос мягче, интонации напевнее. А голос в трубке звучал глуховато и одновременно чуть жестко. Саша представила, что принадлежит он молодой женщине. Попадаются иногда такие – молодые и неприветливые. Они, как правило, не следят за модой, пренебрегают косметикой – у них другие средства воздействия на людей. Эти женщины подавляют вас своим присутствием. Даже в их молчании (а по большей части они молчат) есть что-то угнетающее. Заранее с ними хочется во всем согласиться.

– Станислав Сергеевич примет вас… в четверг в половине двенадцатого, – сообщила незнакомка после короткой паузы, должно быть, подбирала время – листала органайзер.

– У тебя теперь секретарша? – входя в назначенный час в малую гостиную, с теплой улыбкой спросила у Стаса Саша.

– Она не вот тебе – секретарша, – поднимаясь ей навстречу из глубокого кресла, озорно ухмыльнулся Стас. – Юля! – крикнул он, обращаясь к плотно прикрытой дубовой двери.

Дверь мгновенно распахнулась, на пороге возникла крепкая молодая женщина в прямой серой юбке и темно-зеленой просторной блузе.

– Здравствуйте, – хмуро обратилась она к Саше и – к Стасу: – Станислав Сергеевич, слушаю вас.

Стас бросил на Сашу веселый и одновременно лукавый взгляд, приглашая разделить насмешливое восхищение своей несовременной добротной девушкой. Она же просто ископаемое по нашим временам!

– Сделай нам сейчас кофе с коньяком, Юля. А через час накрой в столовой что-нибудь такое… пообедать.

Юля молча кивнула. В ее жесте Саша угадала суровую покорность. Пока я тебе подчиняюсь, но учти… В недалеком будущем Юля собиралась взять реванш и намерений своих ни от кого не скрывала. Саша, во всяком случае, легко догадалась обо всем. Юля у Стаса и домработница, и кухарка, и секретарша, и дама сердца. А от дамы сердца рукой подать до жены. Надо только действовать по-умному. Юля и действовала.

– Скажи, пожалуйста, – щелкнув кнопкой диктофона, Саша начала интервью, – скажи, какое значение в победе вашей партии ты отводишь пиару?

Надо было сосредоточиться и слушать, но Саша терзалась неотвязной мыслью – все как год назад. Малая гостиная, уютные кресла, хохмящий, балагурящий Стас… О, как далеко он пойдет, этот симпатичный, веселый парень. В мэры метит. И недаром. Выборы в губернскую думу – всего лишь разминка. Но одновременно реклама. Сам Стас в выборах не участвовал – только агитировал, разъяснял. Какие планы у партии, какие проекты, сколько денег на эти проекты она собирается потратить.

Саша успевала только удивляться:

– Как ты можешь удерживать в голове эти стокилометровые цифры?

– Удерживать, говоришь? – Стас хитро улыбнулся. – Ничего я не удерживал – болтал, что в голову приходило!

– Понятно, – согласилась Саша. – У вас этих проектов вагон, вы их даже обсчитывать не успеваете.

– Да, – ответил солидно Стас. – Проектов у нас много… – И вдруг расхохотался: – И знаешь, кто их разработал? Я! Станислав Сергеевич Верхоланцев – великий экономист, политик и социолог всех народов и времен!.. А знаешь когда? Прямо перед журналистами! Я увлекался, так искренне, так благородно говорил… Самому нравилось, – заметил он, отсмеявшись.

– Для чего ты мне все это рассказываешь? – Саша пожала плечами. – Ведь я могу написать правду и тогда…

– Можешь-то можешь. – Он опять зачем-то подмигнул ей. – Только ведь не напишешь!

– Почему?

– Потому что ты наш человек! Правильно я говорю?.. Пошли теперь перекусим.

…И в столовой все было как год назад: комод черного дерева, старинное зеркало в золотой раме, уставленная фарфоровыми статуэтками каминная полочка. И те же мысли о Москве… Тогда они казались реальным завтрашним днем, а теперь ее сердце содрогалось от умиления и жалости. К Дмитрию и к себе. К ним обоим. Какими наивно трогательными, беззащитными и прекрасными показались ей их прошлогодние мечты. Мечты годичной давности… Только на их воплощение не хватает сил… У него? У нее? У их общей судьбы, сентиментальной и слабой?.. Сантименты сейчас не в моде. Будущее принадлежит веселым, циничным, деятельным – таким как Стас Верхоланцев.

– Сашка! – позвал Стас. – Чего не ешь? А чего молчишь? Больше вопросов не имеется?

– Вопросов? Да вроде нет… Хотя… давно думала спросить у тебя: как надо понимать ваше название – либерально-патриотическая партия?

– Ну Сашка! – Стас опять непонятно чему обрадовался. – Ну ты сечешь!

– Я-то как раз ничего не секу! Сделай милость – объясни, пожалуйста.

– Ну? А сама не можешь догадаться?

– В том-то и дело, что нет! Либеральные ценности – это экономическая и политическая свобода: веди себя как хочешь, только зарабатывай и плати налоги. А патриотические – совсем наоборот. Здесь и религия, и причастность к культуре, и глубокое уважение к традициям… к прошлому. Либерализм не предполагает ничего такого. Либерализм ни перед чем не склоняет голову. Формально считается – перед законом, но либеральные законы меняются без конца…

– Ну и что?

– И все… дальше-то как это увязывать?

– Молодец! Безделки совсем недодумала. Маленькой детальки, сущей ерунды… У нас на то и рассчитано! Все как один должны проголосовать за нашу партию – и либералы, и патриоты!

– Но может статься, ни те ни другие не захотят за вас голосовать!

– Исключено! В этом-то вся фишка и заключается! Мы каждому предлагаем то, что он хочет.

– Именно поэтому ты так уверен, что станешь мэром?

– Именно поэтому. Но это, чур, между нами!

Саша легко и быстро справилась с интервью.

В основном она писала о либеральных ценностях. Либерализм нынче в моде. Либерализм – магистральная линия развития страны. Либерализация всех сфер общественной жизни – официальный курс российского правительства. Но партия Верхоланцева (с некоторых пор ее называют именно так) наполняет это модное слово особым патриотическим содержанием. К туманным рассуждениям прилагался конкретный, с цифрами, проект – устроение на территории музейно-гостинично-развлекательного комплекса «Салазкино» национального музея-заповедника. Пора положить конец беспределу!

Саша так и озаглавила интервью.

Глава 16

«В середине 90-х годов XX века в социальной структуре России произошли коренные изменения. Экономической основой общества стала частная собственность. Многие обзавелись различными видами собственности: от дачных участков и квартир до средних и крупных предприятий. Для многих официальная зарплата перестала быть главным источником пополнения бюджета. Постепенно в России формировался средний класс.

В то же время характерной чертой общества стала его резкая дифференциация, разрыв в доходах между самыми богатыми и самыми бедными. По оценкам экономистов, примерно треть населения имела официальные доходы ниже уровня прожиточного минимума. Численно увеличились маргинальные группы: безработные, молодежь, не нашедшая места в жизни, криминальные элементы, беспризорные дети. В то же время десять процентов населения располагали примерно половиной доходов общества».

О. Волобуев. Россия и мир в XX веке. М., 2002

— Присаживайтесь, Саша. – Улыбка у шефини получилась величественной и одновременно грустной. – Располагайтесь. У нас будет долгий серьезный разговор.

Что я хочу вам сказать? Прочитала ваше интервью с Верхоланцевым… Вы пишете замечательно. Просто, доходчиво, даже о таких сложных вещах, как либерализм, реформизм, конвергенция. Это… политический ликбез в увлекательной форме! И одновременно интервью получилось информативным, содержательным, раскрывающим все стороны личности вашего героя. Вы способны, Саша. Даже талантливы! За что ни беретесь – получается все! Культура, проблемы образования, политика, светские новости… Но у вас один очень серьезный недостаток. Вы опрометчивы. Может быть, это пройдет с годами…

Вы совершаете опрометчивые поступки. Не обижайтесь, я коснусь вашей частной жизни, но… Одним словом, вы имели связь в Городе… Роман, интригу… У вас был мужчина, одним словом. Не стану называть его имени, вы понимаете, о ком я.

Я думаю, уже сам выбор ваш был в высшей степени неудачным. О вкусах, как говорится, не спорят, но иметь любовником женатого мужчину, да еще родственника такого значительного человека – второго в нашем городе лица… Это крайне опрометчивый поступок! Опрометчивый выбор. Только не обижайтесь на меня, пожалуйста, я ведь с вами не как начальница сейчас говорю. Просто как женщина с женщиной, как старшая с младшей.

Вы думаете, в провинции можно что-то скрыть? Нельзя. О вашей связи тогда уже многие знали. Только молчали до поры. А вы тем временем совершили следующий опрометчивый поступок: отправились в Москву, и там у вас началась еще одна любовная история. Вы и не думали, что таким образом наживете себе опасного врага… в лице своего прежнего возлюбленного.

Дальше судите сами. В середине января прошлого года – сопоставьте даты! – у меня в кабинете раздался анонимный звонок. Мне сообщали о безнравственном, развратном поведении моих подчиненных. А что они творят в командировках! Особенно в столичных!

Вы помните, Саша, я боролась за вас до последнего. Поверьте, я дорожила вами, я хотела, чтоб вы работали. Но больше я не могу. Вы снова совершили опрометчивый поступок! Еще один. Саша, Саша! Мне известно, что вы участвовали в рекламной кампании «Русских женщин». Не так ли?

– Да, это так. Я действительно написала несколько статей, но первую для «Bête noire» по вашему заданию. Мне кажется, вы ничего не имели против.

– Конечно, ничего не имела! В «Bête noire» вы штатный сотрудник. Но дальше – что вы творите дальше?! Кричите о них на всех углах, бегаете по редакциям – сами пристраиваете свои сочинения. «Русские женщины» вам хорошо заплатили? Баснословные деньги?!

Не отвечайте, не надо. Какие бы там ни были деньги, этим вы просто погубили себя! Я имею в виду вашу журналистскую карьеру в Городе. Не догадываетесь ни о чем?

Так вот, о вашем ретивом участии в пиар-кампании «Русских женщин» стало известно господину Боброву… от его ближайшего родственничка… очень благородного человека! «Русские женщины» невероятным образом пролезли в Городскую думу, а его «Губерния» с треском провалилась. В материальном плане – огромные убытки, в моральном – стыд и позор! Начинаются поиски виновных. Думаю, что не без подачи того «благородного» родственника в списке виновных оказывается наш журнал.

«Bête noire» – акционерное общество, Бобров фактически – держатель контрольного пакета акций. В документах, безусловно, фигурируют подставные лица, но не более чем для отвода глаз.

То, что он устроил мне тут вчера… Светопреставление! Гром и молнии! Я хотела сказать кое-что в свое оправдание. Мы же старались, много о нем писали. В каждом номере! Я писала сама… Но он очень разозлился. Он негодовал! И, простите мою откровенность, особенно на вас. Вы сотрудница «Bête noire» – и вдруг делаете рекламу «Русским женщинам»… Я объясняла ему как могла. Но – нет, ничего не вышло.

Одним словом, я не могу продлить ваш контракт на текущий год. Мне очень жаль, Саша. Вы хорошо пишете, с вами, несмотря на ваш своеобразный характер, легко работать.

И, уж извините мою прямоту напоследок, мне жаль вас по-человечески. Вам очень трудно будет найти работу. В такие издания, как «Ты – молодой», «Губернские ведомости», «Городская правда», я вам не советую даже обращаться!

Они все – в той или иной мере – повязаны с Бобровым. Вы его просто недооцениваете! Бобров – очень, очень влиятельный человек.

Выборы – это, извините меня, новомодные игры. Я убеждена, что поражение Боброва – явление временное и случайное. Соберется с силами – и его противники затрещат по швам! У Боброва есть все необходимое – нужные люди, связи, деньги. Это многие понимают… Может быть, вам переквалифицироваться? Попробовать себя в театре? Нелли Константиновна знакома с завлитом… Или в краеведческом музее? С музеем Нелли тем более вам поможет… Во всяком случае, всегда помните: безвыходных положений не существует.

…Домой Саша брела пешком по длинной, хорошо знакомой Большой Дворянской. После оттепели снова похолодало, в воздухе поблескивали редкие крошечные снежинки. Мир вокруг был красивым и даже праздничным. «А мы, – вспомнила Саша слова Остапа Бендера, – чужие на этом празднике жизни». Ей неожиданно понравилась его мысль – она находила в ней какую-то горькую отраду. Чужие, чужие. Везде чужие. «Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст…» Это уже не Остап Бендер, зато на ту же тему.

– Мы чужие на этом празднике жизни, – с порога сообщила дочери Саша.

– Мам, ты чего?!

– Мне плохо! Ты завтра после школы поезжай к бабушке… Мне так плохо…

Она не глядя скинула на стул свою новую роскошную дубленку и без сил рухнула на диван.

– Плохо? – всполошилась Оля. – Если плохо, может, врача?.. А чего болит? Сердце? А у Анькиной матери недавно сердечный приступ случился, так Анька три дня в школу не ходила – за ней ухаживала… Мам, а зачем мне ехать к бабушке?

– Я уезжаю.

– В командировку? Или опять в Голландию?.. Ну чего ты не отвечаешь, мам?

– Оль, мне никто не звонил? – приподнявшись вдруг, спросила Саша.

– Нет, мам, никто. Сегодня вообще звонков не было. Я рано пришла из школы, нас отпустили – физик заболел. Говорят, в этом году будет сильная эпидемия. Какой-то страшный грипп… Мам, а ты знаешь новость? Тетя Валя переезжает. Купила квартиру в Заречье. Говорит, маленькую, но им пока хватит. Денег заработала, молодец… Мам, ну чего случилось?

– Меня с работы уволили.

– Мамочка! – От неожиданности Оля вскочила с дивана – до этого она сидела у Саши в ногах. – Мамочка! Мама! – повторяла она, бегая от возбуждения по комнате. – Но что произошло? Почему?.. А я знаю! У вашей шефини съехала крыша. Правильно? Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша… Ты же такие обалденные статьи писала! Чего расстраиваться? Ты себе получше работу найдешь… – Она вдруг схватила со стула брошенную дубленку и принялась энергично укрывать ею Сашу. Укрывала и гладила по волосам. – Да тебя все в Городе знают! Мам, ну не плачь. Ты у меня классная журналистка. Надо как-нибудь пересилить себя, мам.

…Нам учительница по литературе постоянно твердит: настоящей жизни без трудностей не бывает. Русские писатели проводят своих любимых героев через испытания. А у нелюбимых, у неблагородных и скучных, вечный штиль. Человек должен уметь перебороть себя и… трудные обстоятельства!

И Саша, как могла, стала учиться перебарывать себя и обстоятельства.

По утрам она пробовала обходить городские редакции, заглядывая исключительно в заштатные газеты и журналы. В солидные не имело смысла соваться – их оккупировал господин Бобров. Но и в заштатных ей не очень-то радовались. В некоторых сразу говорили «нет», в других обещали подумать, кое-где предлагали прислать резюме.

Если разговаривали более или менее доброжелательно, Саша пыталась проявить инициативу:

– А можно внештатно? Я хочу предложить вам материал…

– А вот такой материал нас как раз и не интересует, – торопливо отвечали сотрудники редакций. – Если заинтересует, позвоним.

За редакциями следовали магазины. Времени у нее теперь был вагон, она подолгу обдумывала, чего и сколько нужно покупать. Возвращаясь домой с покупками, с детским прилежанием ревизировала содержимое кошелька и делала неутешительный вывод: деньги тают.

При расчете в редакции «Bête noire» ее совсем не обидели. И все же полученной суммы едва хватило на месяц. Не спасала и жесткая экономия – деньги подходили к концу. Других денег у Саши не было. Как не было привычки копить на черный день. Где-то она читала недавно: не копите, черный день и без того окажется черным.

И если бы только деньги, но ведь и кроме них еще…

После Голландии Дмитрий звонил ей всего три раза. В первый – сразу по ее приезде домой. Потом на Новый год. На минуточку вырвался из хоровода семейного праздника. И Саше показалось, что возвратиться в этот хоровод ему просто не терпится. Уж очень скоро, чуть ли не после первой фразы, он начал прощаться с ней. Саша оживленно болтала, смеялась, спрашивала, как будто оттягивала роковую минуту.

А потом он позвонил в самом конце января. Говорил как обычно: спокойно, даже радостно. Саша вдруг тоже успокоилась и повеселела. Как будто не было этого мучительного месяца ожиданий. Как будто он звонил ей вчера и позавчера. И завтра позвонит, подумала вдруг Саша, разве в этом стоит сомневаться?

– Я просто замотался! Дел невпроворот! – рассказывал Дмитрий, и она не могла не верить ему. – На Воронцовом Поле пока тишина, но, думаю, осталось недолго.

Саша промолчала – она больше не верила ни в какое Воронцово Поле. Пусть все останется как было. Ей и этого достаточно. По-другому она уже и не хочет!

– Я так соскучился, соскучился по тебе, – нежно бормотал в трубку Дмитрий. – У тебя назревает командировка в Москву?

– Нет. Пока нет. Меня тут… с работы уволили.

– Ну приезжай просто так! Приедешь?

– Постараюсь! – вздохнула Саша и чуть не добавила: «Если денег раздобуду».

Надо было бы не стесняться и вслух произнести слово «деньги».

«Ничего, – успокаивала себя Саша. – Скажу в следующий раз».

Но следующего раза – в том-то и дело – не случилось. Дмитрий ей больше не звонил. Саша изнемогала от ожидания. Особенно трудно было вечерами – в их обычное время с девяти до десяти. Она ложилась на диван с книжкой, затевала возню на кухне, включала телевизор – и все-таки не могла не ждать. Это он ее приучил. Навязал организму этот рефлекс, создал привычку, от которой просто так не отвяжешься.

Где-то он теперь, ее Дмитрий? И что-то поделывает? Развивает свое СП. Он как-то сравнил предприятие с ребенком, о котором хочешь не хочешь постоянно приходится заботиться. Если же о предприятии не заботиться, оно в один прекрасный день принесет столько же проблем, сколько приносит запущенный, невоспитанный ребенок.

…А рядом с Дмитрием не покладая рук трудится его жена Елена. Все понятно: СП – их с Дмитрием общий ребенок, а матери в большинстве случаев сильнее беспокоятся о своих чадах.

К середине марта ситуация с деньгами достигла апогея, или, как шутили в редакции «Bête noire», апофигея. Обнаружив с вечера, что ей не на что даже приготовить обед, Саша коротко сказала Оле:

– После занятий поезжай к бабушке.

– Ну, мам, – возразила дочь. – Я не хочу к бабушке. Мне там скучно и…

– Поезжай, поезжай, – повторила Саша.

И Оля согласилась – теперь она редко спорила с матерью.

Утром, после Олиного ухода в школу, Саша отправилась на вокзал. Она знала: в центре вокзальной площади всегда стоит запачканная белая машина – шестая модель «жигулей». Возле нее – дюжий мужик в синем пуховике. На груди у него красуется картонка: куплю ювелирные украшения, старые монеты, ордена… Она никогда не дочитывала длинного перечня интересующих мужика вещей, однако представляла: за часы на браслетке, пару обручальных колец, цепочку и рубиновые серьги много ей мужик не заплатит. Золото он покупает в лом, то есть на граммы. Да и золото-то у нее не самой высокой пробы.

…Часы и браслет принадлежали ее матери. Ей их подарили родители, то ли на совершеннолетие, то ли при окончании института. А обручальное кольцо матери подарил отец. Саша почти совсем не помнила отца. Даже не помнила, говорила ли когда-нибудь о нем мама… И Оля не помнит своего отца. Еще одно обручальное кольцо – его подарок… Вспоминает ли о них Вадим? Представляет ли, на что отважилась Саша в эту минуту?

…Наверное, решившись продать все сразу, она опять совершила поступок из серии опрометчивых. Оптом – дешевле. И заплатили ей мало – возмутительно мало. Если учитывать, что одним махом она распродала все семейные реликвии. Но если сакраментальности момента не учитывать вовсе, выходила вполне внушительная сумма. Саша решила, что лучше не учитывать, а то у нее появляется ощущение, будто бы ей сразу и без заморозки выдрали все зубы.

«А денег много… Много денег… – думала она, непонятно зачем пересекая площадь и приближаясь к зданию вокзала. – На них месяц жить можно. А за месяц чего-нибудь придумаю. Образуется как-нибудь».

К вокзалу подтягивались люди. Потом из здания вокзала на площадь повалил народ – прибыл какой-то далекий поезд: пассажиры несли чемоданы, здоровенные клетчатые сумки, некоторые катили кладь на тележках.