Текст книги "Сейчас и больше никогда"

Глава 8

«В это уже трудно поверить, но в Москве 90-х еще не существовало бутиков, мультибрендовых магазинов и фитнес-клубов, вместо модных дизайнеров был модельер Зайцев, вместо музыкальных каналов – программа «Утренняя почта». Все завертелось осенью 1991 года, когда вернувшийся из Парижа художник Андрей Делос вместе с актером Антоном Табаковым организовали на Красной Пресне закрытый клуб «Сохо». Сюда перекочевала сначала вся богемная тусовка студии Art Pictures (Федор Бондарчук, Степан Михалков, Влад Опельянц, Роман Прыгунов и другие), а вслед за ней – и вся светская Москва. «Сохо» стал первым закрытым клубом, где устраивались концерты и тематические вечеринки, и открыл путь заведениям того же формата – Fellini и Up & Down. Здесь впервые возникло такое понятие, как фейсконтроль, сюда было принято красиво одеваться, даже еще не зная термина «dress code», здесь пили коктейль «Отвертка» и текилу и пробовали первые наркотики. Так зарождалась светская жизнь в Москве».

www.km.ru/ Богемная жизнь

Поднимаясь по гостиничной лестнице, Дмитрий думал о Елене. Непостижимо, но теперь, в этом тихом хрупком мире, открывшемся ему рядом с Сашей, была и Елена. И была она совсем иной, чем представлялась ему всегда. Елена, оказывается, нежная, кроткая женщина. И тоже очень жалкая, как Саша. А Дмитрий думал о ней совсем по-другому.

Неожиданное открытие потрясло его. И чем больше Дмитрий думал о ней, о ее новой, чужой внешности, манерах и прическе, тем яснее понимал, что это всего-навсего укрытие, крепость все от того же жестокого мира. Но при всем при этом Елена его совсем не трогала.

Они вошли в номер. Саша включила свет.

– Чай согреть? – Она скинула куртку. – У меня есть шоколадные конфеты.

– Согреть! – засмеялся Дмитрий. – Как смешно ты говоришь!

Саша ушла за водой. Дмитрий остался один и невольно огляделся по сторонам: казенный стол с алюминиевой биркой, серый жалкий коврик, оцарапанная спинка кровати… Весь этот бедненький номер веял какой-то сомнительной вокзальной публикой.

– Ужасно… – пробормотал он, озираясь.

Но вернулась Саша, и все изменилось. Куда-то делась убогость меблировки и вся привокзальная толпа. Осталась лишь неподвижная ночь за окном, сокровенно горящая лампа и Саша в трогательном уютном свитере, взволнованно радостная, с распущенными светлыми волосами. Дмитрий сидел за столом (казенным, с алюминиевой биркой!) и счастливо следил за Сашей, как она наливает воду из графина в стакан, как смешно и ловко прилаживает в стакан кипятильник.

Потом Дмитрий жадно глотал чай, обжигая пальцы горячим стаканом, а Саша, переживая за него, забавно морщилась.

Уже не нужно было ни говорить, ни вспоминать, ни строить планы на будущее – они и так были вместе, и их совместная жизнь уже началась.

Они сидели в кровати. Он обнимал ее, а она гладила его руку и смотрела на него болезненно-нежно. Белые пятна станционных огней лежали на подоконнике, ломались по сброшенному на пол одеялу в белом пододеяльнике, ползли к ним на кровать, на белую измятую простынь и освещали их трепетные тела.

– Спасибо, Дим… – крепко прижавшись к нему, прошептала Саша, – за то, что ты остался тем… кем я тебя и представляла всегда. Ты мой единственный. Теперь я знаю: я жила только тобой. Я всегда хотела увидеть тебя. Так хотела, чтобы ты ко мне пришел. А ты все не шел и не шел. Я думала только о тебе, даже когда забывала тебя. Все равно. И всегда буду думать о тебе, что бы у нас потом ни случилось…

– Ну что у нас теперь может случиться?! – вздохнул Дмитрий.

– Не перебивай. Я должна тебе сказать сейчас. Потому что потом я ни тебе, ни себе в этом не признаюсь. Чтобы ты знал. Слушай… Я хочу, чтобы ты был мой. Только мой. О тебе я никогда не забывала. Ты всегда был со мной. Я ходила, ела, спала… Да, спала. И ты был рядом. Слушай меня. Я спала с другими, обнимала, целовала их, а представляла тебя. Тебя! И знай, что если…

– Но мы ведь теперь не расстанемся? Я все скажу жене…

– Ошибаешься, милый, единственный мой. – Саша болезненно улыбнулась, привлекла его голову и поцеловала в волосы. – Мы утром расстанемся. Уже утром. Ты поедешь по своим магазинам. А я – в ненавистный Губернский Город. Но… Слушай меня внимательно. Я скоро приеду опять. Теперь ведь мы не сможем жить друг без друга. Постараюсь, все сделаю, чтобы вернуться скорее. Слышишь?! – Она отстранила его голову, вглядываясь ему в глаза, и вдруг принялась страстно целовать их. – Это будет наша с тобой тайна, – продолжала Саша. – Наша тайна, слышишь?! Как хорошо. Никто не знает, что у нас есть свой сквер, дом, своя Москва. Хорошо как!.. Никто-никто не знает нашу Москву. Мы в ней одни…

Дмитрий порывисто привлек Сашу к себе, но и сейчас, в сладких муках, лаская его, она продолжала шептать:

– Я скоро приеду к тебе. И мы будем вместе. Только вместе. Я не могу больше жить одна. Я не знаю, что со мной будет… Я приеду, и больше мы не расстанемся никогда. Я не отойду от тебя ни на шаг. Так и знай! Слышишь, радость моя, Дима! Я буду твоей тенью. И никому, никому не отдам тебя…

Так незаметно наступило утро, а с ним – горький момент расставания. После ухода Дмитрия Саша какое-то время сидела неподвижно и все думала о том, как давно она ждала этой встречи, как долго предвкушала ее. Но и в мечтах она не могла представить себе, что все будет именно так – глубоко и проникновенно. Что они поймут друг друга почти без слов. Что с первой встречи между ними не останется никаких преград…

Но преграды все-таки оставались. Вечером на Белорусском вокзале Саша села в губернский поезд, и таким образом между ними пролегли сотни километров – огромное расстояние.

Кроме мыслей и чувств, любое расстояние мгновенно может преодолеть телефонный звонок. Телефонные звонки неслись из Москвы в Губернский Город, а Саша неслась на эти звонки из кухни и комнаты, всегда успевая опередить любопытную Валентину. Соседка громко сопела да кидала неодобрительные взгляды в Сашину сторону. Плохо, дескать, кончишь. То один у тебя хахаль, то другой. А старого-то куда девала?

Вернувшись в Губернский Город, Саша действительно сейчас же встретилась с Ельчаниновым. Он так скучал по ней, что, наплевав на предосторожности, подъехал на машине прямо к редакции «Bête noire». К счастью, поднялась страшная пурга – вблизи не разглядеть даже лица, тем более номера машины.

Ельчанинов был полон радужных надежд. Он все рассчитал: они успеют доехать до седьмого километра Губернского шоссе, провести несколько незабываемых часов в заветной гостинице, а к вечеру возвратиться в Город.

Саша выбежала к нему в наскоро наброшенной на плечи куртке, без перчаток и сумочки. Села в машину. Они проговорили чуть более десяти минут.

Сначала Ельчанинов просто не верил. Посчитал, что Саша разыгрывает его. Но в самом деле, возможно ли такое?

– Я не хочу больше соблюдать предосторожности, – проговорила Саша спокойно.

– Ты хочешь, чтобы я развелся! – Павел с лета уличил ее в неблаговидных желаниях.

– Совсем нет. Просто я устала. Роль подпольщика теперь для меня утомительна!

– Но как же иначе? Иначе невозможно.

– Если так… Я думаю, нам лучше расстаться… Все равно когда-нибудь это должно было произойти.

– И ты что же?.. – недоумевал Ельчанинов. – Это то есть как?..

– Все в этом мире, – невозмутимо продолжила Саша, – либо развивается, либо умирает. Третьего не дано! Ты боялся развития наших отношений, и они закономерно подошли к этапу стагнации.

– Прикрываешься умными словами! – взревел экс-возлюбленный. – В Москву ездила! По кабакам шлялась – там себе и нашла! А позволь поинтересоваться, кого? Бизнесмена?! Москвича?! Или в гостинице кого подцепила?! И сразу в номер к себе повела? И он там тебя имел, напролет все ночи!.. А ты такая и есть – гостиничная шлюха…

«Самое смешное, – глядя на Ельчанинова боковым зрением, безразлично думала Саша, – что Павлик не так уж и не прав… Он действительно москвич и бизнесмен. Я и в самом деле повела его к себе в номер. А куда еще я могла его повести?»

Павел между тем продолжал краснеть, пыхтеть и возмущаться. Саше, наконец, надоело выслушивать его – она коротко попрощалась и вылезла из машины под непрекращающееся бормотание Ельчанинова…

Она и сама потом удивлялась, как легко сумела его забыть. Но ведь забыла – факт. Вернулась в редакцию, села за электронную машинку «Самсунг» (компьютеры в те времена все еще оставались роскошью, тем более в провинции) и до вечера терзала клавиатуру.

«В Москве в ночном клубе «Какаду» торжественно праздновал свой день рождения Сергей Пенкин. Среди приглашенных – известные артисты, эстрадные исполнители, крупные бизнесмены, банкиры. В самый разгар праздника к зданию клуба подъехали милицейские машины, из которых вылезли люди в камуфляже, бронежилетах, в масках и с автоматами. Они оказались сотрудниками налоговой полиции… Налетчики прорвались в гардероб (где в это время администратор Пенкина встречал Евгения Моргунова). Артист был послан на…, а администратор получил сотрясение мозга и перелом ребра. Неожиданное появление людей в камуфляже празднующие восприняли как продолжение шоу. Однако «выступающие» настолько вошли в «роль», что позволяли себе переворачивать столы, валить на пол сидящих за ними гостей и избивать их ногами. Проверяли документы. Хамское поведение сопровождало команды типа «к стене», «руки поднять, ноги расставить»…

На следующий день в гей-клубе «Премьера» Сергей Пенкин провел пресс-конференцию, посвященную событиям минувшей ночи. Он сказал, в частности, что в числе приглашенных на его день рождения были весьма влиятельные лица, которые заставят ответить налоговых полицейских за их противоправные действия.

– Еще бы презервативы на головы надели! – закончил свое выступление Сергей Пенкин.

После Пенкина перед журналистами выступал Борис Моисеев. Он появился на сцене в обществе Натальи Ветлицкой и Ирины Понаровской – участниц его нового «сумасшедшего шоу». Главным же партнером Моисеева в новом проекте выступит Сергей Пенкин. Как сообщил Моисеев, только первая сцена шоу стоила ему восьмидесяти тысяч долларов.

Количество желающих попасть в «Премьеру» превзошло все ожидания: публика выстроилась в длиннющую очередь, дабы посмотреть на Ирину Понаровскую, Наталью Ветлицкую, Бориса Моисеева (без «ледей») и прочих и прочих. «Тематические» вьюноши и девушки глазели на знаменитостей не только в дискотеке, но и в ресторане, где эти знаменитости испивали кофий. Боря Моисеев устроил аж несанкционированную пресс-конференцию для желающих – за отдельно взятым столиком под рюмку «Абсолюта»…»

– Пошли, – несколько раз заглядывала в комнату Вика. – Время уже…

Но Саша писала не отрываясь. Про элитный салон французских вин, про новое излюбленное развлечение москвичей – бои без правил, про путешествие на Канарские острова звездной четы Киркоров – Пугачева…

Какое счастье, что скоро она переедет в Москву и навсегда забудет об этих светских глупостях. Они с Дмитрием поселятся в окрестностях Чистопрудного бульвара, она устроится на работу в какой-нибудь интересный журнал и будет писать, как и мечтала, о театре. О премьерах, о замыслах режиссеров, о костюмах и декорациях… Любите ли вы театр? Любите ли вы театр так, как люблю его я?

– Пошли домой, – в сотый раз напомнила Вика.

Саша неохотно оторвалась от машинки. Вика торопит не просто так – сейчас на улицу выйдут, она ее вопросами забросает:

– Что у тебя с тем чудным москвичом? Что вы решили? Когда ты в Москву перебираешься?

– Ну и дела творятся в Москве! – начала Саша поспешно. – Ты не поверишь!

– А что такое?

– Представь себе: роскошный гей-клуб в самом центре города…

– Что? – перебила Вика. – Гей-клуб? В центре города?

– Ну да! Огромный зал сверкает огнями, на столах – дорогие напитки, экзотические фрукты, морские деликатесы…

– А ты… Ты что… присутствовала там?

– Да, – скромно призналась Саша. – Забежала на огонек.

– В гей-клуб?

– В тот день сам Пенкин свой день рождения праздновал. Прессу позвали.

– Тебя позвали на день рождения к Пенкину?

– Ну не меня лично, а как корреспондента журнала «Bête noire».

– Сомневаюсь, чтоб тебя в таком качестве туда пригласили. Кому мы нужны – глухая деревня. Не иначе твой новый дружок поспособствовал…

– Может быть, и так, – Саша загадочно закатила глазки, – только представь: сижу я в этом клубе. Ем, пью, светские разговорчики на ус мотаю и вдруг… слышу – не поверишь – в холле стрельба!

– Стрельба! Надо ж! Чего эти геи не поделили? На почве ревности, что ль, стреляются?!

– Дура ты, Вика, дура! – хохотнула Саша. – Сразу видно, деревенщина необразованная! Геи – народ цивильный. Это тебе не российское правительство! Они все конфликты разрешают мирным путем!

– И кто же там стрелял? – уставилась на Сашу Вика.

– Налоговая полиция в клуб завалила! Настоящие боевики. Всех к стене, руки за голову, а Долину вообще выволокли на улицу, потому что она оказалась без документов.

– А ты-то как?

– А я ничего! Удостоверение свое показала. Корреспондент женского провинциального журнала. Ко мне никто претензий не имел.

– Вот это да! – Вика еще не решила, завидует она или ужасается.

– Так-то, – усмехнулась Саша покровительственно. – Такие дела творятся в столице! Ну ладно, давай до завтра!

– Подожди! – остановила Вика. – А с Димкой-то у вас как?

– С Димкой?.. Ну, с Димкой все серьезно. Это тебе не в гей-клубе тусоваться!

– Что? Тусоваться?

– Так теперь в Москве говорят. Тусоваться – это значит общаться, время проводить в компании…

Саша помахала рукой подруге и свернула на улицу Карла Либкнехта, бывшую Малую Дворянскую. Она шагала по Малой Дворянской, а видела себя идущей по Тверскому бульвару к новому зданию МХАТа. Во МХАТе сегодня «Белая гвардия». Наверное, это очень трудно – разыгрывать на сцене роман. Тем более исторический роман, напрочь лишенный внешней занимательности. Булгаков просто запечатлел аромат конкретного исторического момента. Запахи революции, Гражданской войны, смешанные с запахами зимы, метели и старинного города. «Как многоярусные соты дымился и жил Город прекрасный, в морозе, над Днепром…» – вспоминала Саша, она очень любила «Белую гвардию».

Трудно взять лиро-эпическое, почти чисто лирическое произведение и сделать из него спектакль. Зрителям предстоит оценить, как справился с этой задачей господин режиссер.

Саша вдруг поймала себя на том, что незаметно придумывает начало рецензии…

Увы, вместо зрительного зала МХАТа ей предстояло войти в свой подъезд и пешком побрести на третий этаж.

Посреди комнаты за массивным, покрытым коричневой плюшевой скатертью столом сидела Оля и делала уроки.

– Завтра в школе родительское собрание, – сообщила она, поднимая голову от учебников. – Ты пойдешь?

– Пойду. – Саша весело улыбнулась дочке. Глядя на худенькие Олины лопатки, на тощие аккуратные косички, она – в который раз – испытала запоздалые муки совести.

– Пойдешь? – не поверила дочь. – Что это на тебя нашло?

– Ладно, не сердись, – улыбнулась Саша. – Если я и не хожу на собрания, у меня на то есть веские причины. Я должна много работать, чтобы много зарабатывать, потому что мы с тобой нуждаемся в… – Саша сделала таинственное лицо и опустила руку в сумку. – Угадай, что я…

– Тебе Стас звонил недавно, – игнорируя Сашин игривый тон, сообщила дочь.

– Сейчас ужинать будем, – продолжила Саша.

– Я не хочу есть. Давай чаю попьем… с пирожными. – Дочка немного смягчилась. – Ведь у тебя в сумке спрятаны пирожные?

– Тебя уже ничем не удивишь, – с легкой грустью заметила Саша.

– Да не надо меня удивлять. – Оля вылезла из-за стола, направляясь на кухню, чтобы поставить чайник. – Ты лучше не уезжай больше.

– Как не уезжать? – испугалась Саша. – Как я могу не уезжать? Мой профиль в журнале – обзор столичных новостей. Ты же знаешь…

– А может, ты поменяешь профиль? – Оля на мгновение остановилась на пороге комнаты и сейчас же скрылась за дверью.

«Поменять профиль, – соображала Саша лихорадочно. – Отказаться от поездок в Москву…» Оля просто не понимает, о чем просит! И потом, сколько еще будет этих поездок? Немного. Одна, две… ну максимум три. В конце концов они вместе с Олей переедут в Москву и поселятся на бульварах. Оля поступит в музыкальную школу. В ту самую, в которой когда-то училась сама Саша, и будет ходить по улице со скрипичным футляром.

– Оль, ты хочешь музыкой заниматься?

– Музыкой? Не-а! У нас Наташка Безрукова занимается. Чего хорошего – гаммы пиликать? Нет, я бы хотела лучше плаванием или аэробикой.

– Хочешь, я узнаю насчет занятий?

– Да чего узнавать? У нас некоторые из класса в бассейн ходят… У кого деньги есть, – прибавила она, подумав. – Мам, а у нас есть деньги?

– На бассейн хватит, – засмеялась Саша. – А на «Мерседес-Бенц», думаю, вряд ли.

– А что у тебя лежало в пакете? – вспомнила Оля. – Подожди, я угадаю!.. Шоколадный рулет?!

– И цыпленок табака! – поведала Саша серьезно. – Нельзя питаться одними конфетами и пирожными.

– Вообще-то надо худеть, – накрывая на стол, заметила Оля. – У нас почти все девчонки в классе на диете сидят.

– У вас? В шестом классе? – расхохоталась Саша.

– Почти все, – без смущения повторила Оля. – Но лично я не понимаю, как можно удержаться от мягкой сдобной булочки!

За чаем Саша исподтишка наблюдала за дочкой. Девочка с удовольствием уплетала шоколадный рулет. Кусочек, еще кусочек… Третий она разрезала пополам, но, немного подумав, протянула руку за второй половинкой.

– Скоро и вправду понадобится диета!

– Диета, – рассуждала Оля, – это не так уж и страшно! Вот Настя Сизова просто ест одни яблоки.

– А у меня один знакомый, – вспомнила Саша, – муж моей подружки, ел гречневую кашу. Ему сказали: ешь сколько хочешь, только без соли, сахара и масла. И, представь, он ел эту кашу такими порциями, что не похудел, а поправился!

Оля рассмеялась.

– Как видишь, диета – дело далеко не простое!..

Все у них в тот вечер получилось шиворот-навыворот. После чая Саша настояла-таки на своем и поджарила худосочного цыпленка. От острого захотелось пить, и они открыли банку с вишневым компотом – бабушкину домашнюю заготовку. При помощи половника Оля разливала компот по чашкам, а Саша, полулежа на диване, вспоминала истории из детства. Однажды она пришла в школу, не выучив уроки. Ужасно нервничала, что нахватает двоек, и вообще день был такой… холодный, пасмурный – ноябрьский. Подходит она к школе, а у дверей – целая толпа. И что случилось, никто не знает.

Стоят они так, стоят, по времени уже давно должны были начаться занятия, а они все мерзнут на улице. Классная их успокаивает: постойте, потерпите. Но наконец к школе подъезжает милицейская машина, менты с собакой заходят в здание школы – школу, оказывается, обокрали. А их четвертый класс в полном составе отправляется в кино.

– И что ты думаешь?! На фильм «дети до шестнадцати».

– Как это? – не поняла Оля – в новой России это ограничение снято.

– Это… Ну, если в фильме есть очень смелые сцены.

– Понятно. – Оля многозначительно улыбнулась…

Что в наше время может нарушить столь идиллическое времяпрепровождение? Безусловно, только телефон – адская бездушная машина. И попробуй не подойди. Время позднее, Валя, чего доброго, разозлится, что звонки мешают спать ее сыну. Звонят-то у них в основном Саше, с работы или друзья.

Подняв трубку, Саша услышала голос Стаса.

– Как дела? – спросила она чуть виновато. Ведь Оля предупредила ее – Стас просил перезвонить сразу, как только она вернется.

– Сто двадцать, – безэмоционально произнес Стас в ответ.

– Что сто двадцать? – не поняла Саша.

– А что дела-то?

Она усмехнулась. Это его манера общаться – чуть грустная, ироничная, но в то же время бесшабашно веселая.

– Сашка, ты идешь ко мне на новоселье?

– С удовольствием, – улыбнулась Саша. – А когда приходить?

– Завтра. Часикам к семи.

– Ой, а завтра я никак! У Оли в школе – родительское собрание.

– Ерунда какая! Сходишь в другой день.

– Нет, не могу. Оля расстроится, и классная будет ее ругать.

– Ну, после собрания приходи!

– После собрания – уже поздно, – ответила Саша, а сама прикинула, с кем она встретится на этом новоселье. Не иначе как с рэкетирами. Очень подходящая компания!

– Не поздно! – объяснил Стас. – Всю ночь будем гудеть!

– Да не могу я всю ночь! Мне Олю оставить не с кем.

– Брось ты! Оля у тебя не младенец. Скажи, если что, Вальке, пусть присмотрит за ней.

– Не могу, Стас, – с сожалением вздохнула Саша. – Она у меня и так все время одна… Давай я к тебе в воскресенье забегу. Если не возражаешь, вдвоем с Ольгой.

– Жалко… – Саше показалось, что Стас приуныл. – Я тебя с ребятами хотел познакомить. Давно уже собирался. Ну раз такое дело, приходи в воскресенье с утра… Пиши адрес…

Не успела Саша повесить трубку, как телефон снова зазвонил. Частые междугородные сигналы, Саша поняла – это Дмитрий. Он допоздна задерживается на работе, ждет, когда все разойдутся. Дмитрий скрывает их отношения ото всех на свете. С одной стороны, все понятно: он женат. А с другой – она ведь тоже скрывает его ото всех. Их встреча, их любовь, их будущее – это великая, непостижимая уму тайна. Разве может она обсуждать ее с Викой или, хуже того, с Валентиной? В этом мерещится что-то кощунственное, почти святотатственное…

…Очень важно, поговорил ли Дмитрий с женой. В разговорах он старательно избегает этой темы. Наверное, пока нет.

Саша настороженно прислушалась к его голосу. Но голос был все тот же. В нем по-прежнему – нежность, тепло и сладкая тоска. Саша успокоилась, их объяснение – только вопрос времени. Их объяснение неизбежно. Рано или поздно он скажет жене «прощай» и навсегда останется с ней. С Сашей.