Текст книги "Сейчас и больше никогда"

Саша внимательно рассматривала Елену: черноглазая, довольно плотная, решительная женщина. Ей подошло бы играть комиссарш – мчать во весь опор на бронепоезде, дымя папироской, а на талии – маузер в деревянной потертой кобуре. Но при этом Елена отдаленно напоминала Диму. Так делаются похожи друг на друга люди, долгое время прожившие вместе.

– …В известной мере хай-тек является последним в XX веке этапом эстетического освоения новых технических форм, начатого конструктивистами 20-х годов и продолженного структуралистами в 60-х. Вообще-то хай-тек в жилых интерьерах в чистом виде пока встречается не часто, гораздо больше он используется в комбинациях с другими стилями, начиная от «этники» и заканчивая неоклассикой. Новая бытовая техника, аудио-, видеоаппаратура требуют соответствующего окружения. Согласитесь, нелепо смотрелся бы суперкрутой телевизор или компьютер на бабушкином комоде! – Елена замолчала и неприязненно уставилась на Сашу.

– Значит, стало быть, такое вот холодное однообразие – металл, стекло, пластик…

– А вот и нет! – Елене было приятно спорить, не соглашаться с ней. – Ничто не украсит интерьер в стиле хай-тек лучше, чем большой сказочный аквариум с экзотическими обитателями! Настоящая шкура животного отлично разнообразит комнату и сделает хай-тековский интерьер домашним. Те, кому позволяют средства, могут купить у нас напольные покрытия, сшитые из шкурок животных.

– Но ведь… – Саше хотелось на чем-нибудь поймать Елену, но та резко перебила ее.

– Вопрос решается без всяких но. Классически точно! Вот камины в стиле хай-тек – последний писк, находка сезона. Живой огонь! Что может быть живее?

– Только Ленин, – все же смогла съязвить Саша.

Елена сделала вид, что не услышала, и продолжила говорить, чтобы не дать противной корреспондентке больше слова сказать.

– Камины в стиле хай-тек по праву можно назвать «одеждой для огня». Представьте, как красиво: геометрически четкие линии только очерчивают пространство огня, внешне будто не ограничивая его! В фаворе излюбленные материалы приверженцев стиля – черный металл, оружейная сталь и огнеупорное стекло. У нас по каталогам можно заказать, например, камины особой «техногенной» формы – призмы, пирамиды, многоугольники, кубы, трубы. Или вращающиеся чаши, которые будут свисать с потолка, а также интересные камины в виде аквариумов с огнем. При этом камин может быть частью сложной инсталляции, он может вращаться, искриться. Или камины в форме монументов! Вытяжка прячется в пол или в стену. Представляете: посреди комнаты – пирамида, а в ней под стеклом огонь! И все это, по-вашему, холодное?!

После ухода корреспондентки Елена с ненавистью забарабанила пальцами по столу. Бывают же такие отвратные люди! Один вид их вызывает нарастающее желание плюнуть им в морду! Да и корреспондентка ли она? Беседу их не записывала ни на диктофон, ни в блокнот. Больше похожа на шпионку из конкурирующей фирмы!

Мучаясь непонятным томлением, Елена вышла в зал, суровым кивком подозвала продавщицу.

– Эта ушла? Или еще околачивается тут?

– Ушла, Елена Вячеславовна.

– И ладно. Из какого, говоришь, она журнала?

– «Bête noire» какой-то. Никогда не слышала.

– «Bête noire», «Bête noire»… Нет, я что-то слыхала, – тягостно задумалась Елена.

– Можно у девчонок спросить.

– Вот еще не хватало! – Елена круто развернулась и ушла к себе.

До вечера она промучилась неприятным осадком на душе. Когда приехал Дмитрий и они стали ужинать, Елена вздохнула:

– У тебя сегодня все нормально?

– Да вроде.

– К вам туда никто не приходил?

– В смысле? – Дмитрий удивленно взглянул на жену. – Приходил, конечно.

– Я имею в виду какие-нибудь подозрительные личности?

– А, бандиты, хочешь сказать? Нет, все спокойно, как в Багдаде. А что? Приходили в магазин, директора спрашивали?

– Точно!

– Крышей интересовались?

– В том-то и дело, что нет! С этими я бы поговорила. А тут… вынюхивают, высматривают, что берут, что не берут. При этом подзаводят еще умело.

– Ерунда все это, – усмехнулся Дмитрий. – Ничего страшного. Впредь будешь умнее. Но если что – сразу забивай им стрелку. Бригада выедет к ним навстречу. Крыша у нас теперь – дай бог каждому…

На том разговор закончился. Остаток ужина прошел в молчании. Каждый думал о своем, как в землянке.

А Саша в тот же вечер, как говорят англичане – leave Moscow for her town, – покинула Москву для Губернского Города. И ей казалось, что теперь уже навсегда.

Глава 19

«…Праведные и мудрые и деяния их – в руке Божьей, и человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что перед ним. И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не разумным – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех».

Книга Екклесиаста, 9: 11, 12

Ночной поезд «Москва – Губернский Город» дробно стучал на стыках, на стрелках, скрипел переборками, полками, хлопал незакрытой дверью в тамбур, катал пустую бутылку в проходе.

Саша сидела на нижней полке в темном углу, облокотясь о столик, подперев руками голову, и думала, думала… Ее попутчики давно уже спали, спал весь вагон, и поезд спал, летя в непроглядную дремотную бездну. И Саша тоже незаметно уснула, но и во сне продолжала думать:

«…Господи, прости меня, прости. Прости меня, Господи. Ты же знаешь, я не хотела. Но это… это выше меня. Стоило мне забыться, расслабиться на минуточку. На то и отпуск, чтобы расслабляться. Я согрешила: расслабилась в отпуске.

Что мне делать теперь? Что делать, Господи? Я все время, все время думаю о нем. Мечтаю… Господи, это грех! Избавь меня от этих греховных мыслей. Научи, как избавиться от них. Помоги смириться.

Мне так трудно, Господи. Так тяжело. Лучше бы мне было не ездить в Москву и не встречаться с его женой. Я теперь все время думаю: неужели она лучше меня? Почему он выбрал ее? Почему, почему кругом такая дикая, чудовищная несправедливость? !

Нет, я знаю – прости. Так нельзя думать. Это грех – гордыня! В твоем мире все правильно, все хорошо, все справедливо… Но я не понимаю, не вижу этого… Тогда открой мне глаза, чтобы я так не страдала. Чтобы не страдала! Господи, у меня больше нет сил страдать! Я больше не могу!..

Или помоги мне забыть его. Я хочу жить так, как будто не встречала его вообще. Как будто его не было на свете. Не существовало! Дай мне забыть его. Забыть!.. Я знаю, ты не пошлешь мне испытания выше сил, Господи. Господи…»

Не успела Саша вступить в свой темный коммунальный коридор, как телефон, примотанный изоляционной лентой к полочке на стене, задребезжал. Саша не спеша отперла свою комнату, так поспешно покинутую ею сутки назад, поставила сумку. А телефон продолжал, будто жалуясь на жизнь, надтреснуто дребезжать.

Саша сняла трубку, тоже обкрученную изолентой. Казалось, что и услышать из нее можно лишь такое же болезненное дребезжание. Но вместо этого в трубке раздался бодрый голос Стаса:

– Саш, это же ужасно!

– Что случилось, Стас? – напряглась Саша.

– Я тебе звонил весь вечер. Никого! И вдруг уже к ночи подходит какой-то хач. И говорит, что тебя «нэт»! Это как понимать? Знаешь, кто ты?

– Знаю.

– И это нужно срочно решать!

– Как же?

– Я знаю как. Я уже все продумал.

– Что придумал?

– Нетелефонный разговор, Саш. Мне нужно сказать тебе это лично.

– Понятно.

– Когда ты сможешь выйти из дому?

– Ну выйду я из дому. И что?

– Я тебя буду ждать у подъезда в машине. Через сколько?

Через час Саша в смутном состоянии духа спустилась на улицу. У подъезда стоял черный «мерседес». Она открыла переднюю дверцу – на сиденье лежал букет белых роз.

– Это что ж такое? – Саша замешкалась.

– Тебе.

– Вот спасибо. – Она взяла цветы, усаживаясь, и уколола палец о шип.

– Больно? – Стас тревожно развернулся к Саше.

– А то нет?

– Вечно вот у меня так! – Он осторожно взял у нее букет и с досадой швырнул его назад.

– Вообще, роскошный букет. Откуда ты взял-то его?

– Да купил по случаю. – Стас продолжал огорчаться.

– Итак, – вздохнула Саша, – ты хотел мне что-то рассказать.

– Хотел, – оживился он. – Ты знаешь, кто ты?

– Знаю.

– И знаешь, что так дальше жить нельзя?

– Тоже знаю.

– А то что же получается, понимаешь?! Ты – пресс-секретарь самого мэра! А ютишься в убогой коммуналке?! Да еще с кем?! Страшно подумать! Саш, по статусу ты просто не имеешь права так больше жить. Согласна со мной?

– И где ж мне теперь жить, по-твоему?

Стас напряженно замолчал, искоса поглядывая на Сашу. И вдруг спросил:

– А мой дом чем плох?

– Вообще-то ничем не плох. Но…

– Вот и живи в нем.

– И на правах кого же?

Стас, тяжко передохнув, хрипловато произнес:

– Моей жены.

Саша удивленно посмотрела на него и только сейчас обратила внимание, что он был при полном параде: в строгом костюме, белой рубашке и галстуке.

– Стас?! То есть таким странным манером ты мне делаешь предложение, что ли?!

– Нет…

– Нет? – улыбнулась Саша.

– Нет тут ничего странного, – хмуро пояснил он. – У нормального мэра должна быть жена. А то перед народом неудобно. Пойдут кривотолки, понимаешь…

– Ах вот в чем дело! В кривотолках!

– Ну я и подумал вдруг…

– Вдруг?!

Стас замолчал и неожиданно весело засмеялся:

– Саш, конечно, не вдруг! Ну ты ведь знаешь, что не вдруг!

Саша тоже засмеялась.

– Может, поехали? – предложил он.

– Куда ж теперь?

– В собор. Венчаться.

– Ну, Стас?! Ты не знаешь простых вещей. Там надо заранее договариваться. И сейчас там, наверное, никого нет.

– Я уже договорился.

– Как?! Ты так уверен в себе, что даже договорился уже?

– Просто договорился на всякий случай, – серьезно объяснил он. – Поедем?

– Конечно, поехать было бы совсем неплохо. И даже здорово. Но как ты думаешь, меня обвенчают в джинсах? Да еще с индейской вышивкой?

– Я это тоже продумал. На всякий случай. – Стас извлек откуда-то пакет, а в нем – кремовое нарядное платье. – Сшито точно на тебя. Будь уверена. Ну ты согласна, Саш, стать моей женой?

– Ну, Стас! – засмеялась Саша. – Против такой заботы ни одна женщина на свете не устоит. Конечно же согласна! Любая согласилась бы.

– Ну что ты все – любая да любая, – радостно проворчал Стас, трогаясь с места.

Саша знала давно: для Стаса она не любая. Знала, но – странное дело – долго по этому поводу никогда не раздумывала. В ее сердце не было чувства, именуемого женским тщеславием. О Стасе она вообще думала редко, хотя подсознательно все же понимала, что общество этого человека ей приятно.

«А почему бы и нет? – сыронизировала Саша в собственный адрес. – Остаток жизни проведу в приятном обществе… – И вдруг почти испугалась: – И куда только меня несет? То зачем-то в Москву полетела. Теперь вдруг с бухты-барахты – венчаться в церковь!»

Но размышлять было уже поздно. Саша медленно поднималась по высоким мраморным ступеням кафедрального собора. У дверей остановилась, покрыла голову платком и неожиданно отчетливо вспомнила: здесь в самом крайнем случае должен был ждать ее Дмитрий. Как зачарованная, она огляделась по сторонам.

Дмитрий не ждал… Она забыла гордость, ездила в Москву и там вместо Дмитрия встретилась с его Еленой… «Господи, помоги мне забыть его. Помоги мне стать хорошей женой – любящей, доброй, верной…»

– Нас ждут, – поторопил Стас. – Пошли.

В соборе было по-воскресному многолюдно. Всем собором пели «Верую!», «Отче наш». Множество непохожих голосов сливалось в единый поток, улетающий вверх, под самые своды. «Я обязательно выучу молитвы. Я буду ходить по воскресеньям на литургию. Я буду петь, как поют эти люди… Господи, помоги мне забыть его!»

А потом все исчезло разом – смолкло красивое, похожее на оперное пение, прихожане разошлись по домам. А Саша и Стас, склонив головы, предстали перед священником.

«Еще не поздно. Он еще успеет прийти сюда и увести меня – прямо из-под венца. Он же знает, где искать меня. Мы же с ним договаривались…» И она все ждала, ждала, что Дмитрий придет, пока вдруг не почувствовала: поздно. На безымянном пальце сверкало бриллиантами обручальное кольцо. По ходу венчания они обменялись кольцами, и, когда обменялись, Саша ощутила: все кончено.

Кончено, но и начато. Господь услышал ее молитву. И даже если бы сейчас в Благовещенский собор вбежал Дмитрий, взмыленный и разгоряченный, если бы он даже на Евангелии поклялся бы ей, что очень спешил, что не виноват в своем опоздании, она бы лишь равнодушно взглянула на него, не обнаружив при этом ни волнения, ни счастья.

Теперь все по-другому: у нее есть венчанный муж. Спокойно, опершись на его руку, она выходит из кафедрального собора. А кто их ждет у крыльца?.. Собратья-журналисты! И Вика Петелина – первая среди них?! О, какая прелесть!

– Да, мы любим друг друга давно и давно собираемся пожениться… – Саша четко, с ясной улыбкой отвечала на вопросы корреспондентов. – Нет, исход выборов никак не повлиял на мое решение. Я давно знаю и люблю господина Верхоланцева. Мы ждали окончания выборной кампании, потому что считали необходимым закончить дела, прежде чем отправляться в свадебное путешествие.

– А где вы собираетесь провести медовый месяц? – По голосу Саша поняла: Вика улыбается. Она знала эту улыбку – вежливую, приятную, временами чуть льстивую.

– В этом вопросе я полагаюсь на вкус моего супруга. Мы не обсуждали его специально – Станислав хотел сделать мне сюрприз.

– А где вы собираетесь жить?

– Конечно же в моем доме! – ответил за Сашу Стас.

В качестве законной супруги мэра Саша теперь частенько давала интервью. Проворные журналисты, не щадя сил, раскапывали пикантнейшие подробности их со Стасом прошлой жизни.

– Вам известно, что у господина Верхоланцева была подруга Юлия, с которой он в последнее время, и даже накануне вашей свадьбы, появлялся в свете?

– Нет, ничего такого мне неизвестно.

– А что вы делали в Москве за день до венчания с господином Верхоланцевым?

– Я навестила могилу моей матери.

Поверхностное любопытство было постепенно удовлетворено, но жизнь на месте не стояла, и скоро на Сашу посыпались новые вопросы:

– Почему вы оставили работу пресс-секретаря мэрии?

– Я выбираю дом. Мой муж – чрезвычайно загруженный человек. В любую минуту я должна оказаться рядом, чтобы помочь ему перенести колоссальные физические и психологические нагрузки. У моего мужа огромный потенциал, но я уверена: мужчина ничего не сможет воплотить в этой жизни, если у него нет надежного тыла, в котором распоряжается женщина.

– И тем не менее вы – очень популярная в нашем городе журналистка. Неужели не скучаете без своего ремесла?

– Я продолжаю писать. Правда, совсем немного и в основном о проблемах культуры. В январском номере «Bête noire» выйдет моя статья, посвященная проблемам развития театра. Но вообще-то я как два в одном. Люблю работать, люблю бывать в обществе и хочу хорошо в нем выглядеть. Но если у меня в доме все в порядке, тихо и вкусно пахнет, безусловно, выбираю дом…

Перечитывая потом интервью, Саша сама не знала, что в них выдумка, что правда. В глаза бросалась серьезная журналистская школа.

И все же попробуем разобраться в ее словах.

Бесспорный факт: за несколько месяцев Саша всей душой привязалась к Стасу. Простая человеческая благодарность мешалась в ее сердце с почти материнской заботой и нежностью. Ведь Стас на несколько лет моложе ее, и кроме того, человек он по жизни совсем неискушенный. Саша чувствовала, что должна помочь ему. Помочь до конца осознать происходящее и выработать собственную линию поведения – правильную и безопасную.

Дольно скоро она вычислила того человека, как выразился однажды Стас «того перца», который привел его в большую политику. Формально «перец» – фамилия его была Белозеров – занимал какую-то второсортную должность в либерал-патриотической партии, а фактически он-то и правил в партии бал. В последний год влияние партии значительно выросло в Городе, и, поразмыслив хорошенько, Саша нарекла Белозерова про себя «городским серым кардиналом». И еще кукловодом. Особенно обидно и страшно было понимать, что одной из главных кукол в моноспектакле господина Белозерова является ее муж. Стас никогда не комментировал и не анализировал слов Белозерова. Они воспринимались им как прямое руководство к действию.

Пора было брать дело в свои руки. Саша взялась за поиски нового пресс-секретаря, и скоро подходящий кандидат нашелся. Им оказался скромный, но честолюбивый молодой человек, знакомый Саши по молодежному еженедельнику. Она рассудила, что ему лучше быть партийным глашатаем, а ей спокойно стоять в сторонке, держа руку на пульсе их собственных – семейных – интересов.

Сашина самостоятельность поначалу немного смущала Стаса. Он просто не мог смириться с тем, что у его жены есть собственная позиция. Он не спешил в этой позиции разбираться, продолжая во всем беспрекословно подчиняться господину Белозерову. Но неожиданно сложившаяся ситуация чудесным образом раскрыла Стасу глаза.

Стас на практике убедился: политика довольно опасная вещь. Белозеров и сам не более чем кукла. Его высокие покровители находятся в Москве. Совсем не из филантропических соображений они финансировали предвыборную кампанию либерал-патриотической партии. Пришло время возвращать долг. Стас – мэр. Человек, стоящий у власти. Власть открывает доступ к деньгам, ценностям и сокровищам. В его распоряжении целый город. Сам пользуйся и другим дай жить! Вот к чему, по сути, призывал Белозеров.

Не кривя душой, Саша рассказывала журналистам про крепкий тыл. Она серьезно и много раздумывала о том, как уберечь мужа от опрометчивых действий. Довольно она настрадалась от собственной опрометчивости! Социальные проекты и программы, развитие культуры, образования, реконструкция промышленных предприятий – все это прямые обязанности мэра. И если Стас будет исполнять свои прямые обязанности, избирателям не в чем будет его упрекнуть.

Но и откровенно перечить господину Бел Озерову не следует ни в коем случае! Саша делала все возможное, чтобы завоевать расположение «городского серого кардинала». Их дом стал самым веселым, самым хлебосольным в Городе. Саша, не скупясь на деньги и выдумки, устраивала роскошные праздники и обеды. Белозерову нравилось бывать у них. По Городу даже поползли слухи о том, что отношения Саши и кукловода выходят за границы допустимого.

– Что вы имеете в виду? – с очаровательной улыбкой отвечала Саша очередному корреспонденту. – Мы часами можем говорить с Сергеем Викторовичем. Лично для меня общение с ним – огромное удовольствие. Я не встречала более эрудированного, остроумного и оригинального человека.

– А неужели ваш муж уступает ему в эрудиции? – нагло поинтересовался корреспондент.

– Да! – Саша не дрогнула. – Мой муж – человек серьезный и глубокий, искрометные беседы, увы, не его стихия.

– И значит, из двух типов мужчин вы имеете возможность выбирать?

– Выходя замуж, я имела возможность выбирать из бесконечно многого количества типов. Как вы знаете, я выбрала господина Верхоланцева. И никогда не пожалела об этом.

Рассматривая свою фотографию в развороте иллюстрированного еженедельника и вчитываясь в слова интервью, Саша осталась собой довольна. Все, что она сказала корреспонденту, – чистая правда. За год она действительно ни разу не пожалела о своем замужестве. Что там не пожалела – она счастлива! Совершенно счастлива со Стасом в его уютном, роскошном доме. И надо обязательно помпезно, с шиком отметить годовщину их свадьбы! Пусть все видят, как они счастливы.

…О, как тревожно горит закатное солнце на куполах!..

Глава 20

«Главное событие 1997 года в России.

В конце декабря респондентам был задан открытый вопрос: «КАКИЕ СОБЫТИЯ, ПРОИЗОШЕДШИЕ В РОССИИ В 1997 ГОДУ, ВЫ БЫ НАЗВАЛИ СОБЫТИЯМИ ГОДА?» Всего на него ответили 64% опрошенных.

Опрос проходил в те дни, когда на Россию обрушилось одновременно множество ЧП: катастрофы самолетов, взрывы на шахтах, разбушевавшаяся стихия на юге страны, взятие террористом в заложники сотрудника шведского посольства. Это не могло не отразиться на ответах респондентов – 44% от числа ответивших на вопрос под впечатлением случившегося назвали основными событиями года «аварии, катастрофы, терроризм, стихийные бедствия, гибель шахтеров». Это вполне закономерно. Несколько удивляет другое: на втором месте по частоте упоминаний (16%) оказалось… окончание войны в Чечне и вывод оттуда российских войск. Это событие, случившееся годом раньше и ставшее, по результатам декабрьского опроса 1996 года, основным событием того года, многие россияне до сих пор воспринимают как главное в жизни России за последнее время, не соотнося его с рамками конкретного календарного года.

Кроме указанных, важными событиями 1997 года были названы следующие (данные в % от числа ответивших на вопрос):

– празднование 850-летия Москвы – 8%;

– решение о деноминировании рубля, подготовка к деноминации – 6%;

– события, происходившие на Северном Кавказе (в Чечне, Ингушетии, Дагестане), захват и освобождение заложников – 5%;

– экономический кризис: закрытые заводы, безработица, обнищание, ослабление армии – 3%;

– повышение пенсий, своевременная их выплата, погашение задолженностей по пенсиям – 2%;

– экономическая стабилизация: снижение инфляции, уменьшение безработицы, выход из экономического кризиса (прекращение спада производства), уменьшение финансовой задолженности бюджетникам, богатый урожай – 2%;

– болезнь Б. Ельцина, операция на сердце, выздоровление Б. Ельцина – 2%;

– объединение с Белоруссией – 1%».

www.bd.fom.ru/ Главное событие 1997 года

Скоро, совсем скоро их дом будет достроен. Останется внутренняя отделка. Денег на нее, говорят, надо столько же, сколько и на сам дом. Но внутренней отделкой заниматься гораздо приятнее. Елена решила, что сама займется внутренним устройством своего дома, – она смертельно устала от бухгалтерии.

Но на пути к мечте, как это часто случается, неожиданно возникли преграды.

Опять это СП проклятое помешало! Задумали собственное производство открывать. Долго он ей мозги компостировал! Дескать, это совсем не то. Не совсем то! Сам запутался, бедный. Елена жалела мужа. В последний год он вдруг как-то сдал, постарел, мучился бессонницей и головной болью.

– Может, на нервной почве? – терялись в догадках знакомые.

Да чего ему нервничать? Предприятие его катится как по маслу, дома мир и покой, на дочку учителя не нахвалятся. Нервная почва тут ни при чем. Просто работа потихоньку истощает силы Дмитрия. Они же у него не бесконечные! Про отдых он даже слушать не хочет. Но ничего: вот достроят дом – и Елена постарается восстановить его здоровье. Будет в лес с ним ходить, козье молоко покупать в деревне. А все эти психологи и психоаналитики… ну их! Елена в них глубоко разочаровалась. Человек сам кузнец своего счастья!

Внутренняя отделка дома – сущий пустяк. Можно было начинать уже совсем скоро. И вдруг… Дмитрий сказал, что с отделкой пока придется подождать. Деньги нужны на аренду цеха. Там он малыми партиями задумал выпускать хай-тековскую мебель. Голландцы напели: некоторая финансовая стабилизация позволяет сделать первые шаги в направлении развертывания российского производства.

Только одна Елена знает, как дались ему эти первые шаги. Сколько он объездил заводов, комбинатов – нигде пристроиться не удавалось. У нас ведь как? Услышат, что фирма голландская, сразу воображают, что деньги польются рекой. Такие суммы за аренду называли – закачаешься. Под конец он вспомнил про Губернский Город. Когда-то на заре туманной юности тамошняя мебельная фабрика была их партнером. Еще для «Мебели фараонов» продукцию поставляла.

Дмитрий позвонил на фабрику по старой памяти, пообщался с директором, теперь – с председателем акционерного общества. Ему обрадовались. Дела на фабрике обстояли не лучшим образом, как, впрочем, и везде в российской глубинке. Дмитрий объяснил: хочет открыть собственное производство на таких-то условиях. Его даже не дослушали:

– Приезжай подписывать договор.

Он уехал. Елена опять сокрушалась – неудачно. На носу праздники – 12 июня, День независимости России.

Дмитрий ехал в Губернский Город с замиранием сердца. Это ее Город. Ее места. Или уже не ее… Он искал ее в Костроме. Тщетно. В городской справочной его заверили: такая не значится и никогда не значилась. Они старались, честно искали – он им хорошо заплатил.

Из Костромы Дмитрий поехал в Губернский Город. Там наоборот: прописана по такому-то адресу, вот, пожалуйста, телефон.

Этот номер он знал и без них. Она по этому номеру не отвечала.

– Ничем помочь вам не можем! – ответили в справочном бюро. – Теперь так многие. Прописаны в одном месте, а живут – где хотят. Хоть в Костроме! В наше время это законно.

«Законно, – думал он, выходя из справочного бюро. – Разве законно, чтоб она жила с кем-нибудь другим?»

Дмитрий захотел научиться жить без Саши. Временами ему это удавалось, временами его почти с головой поглощала изматывающая тоска. В такие периоды жена, как казалось ему, с тайной радостью твердила про годы и ухудшающееся здоровье. Теперь Дмитрий всегда был рад уйти от нее куда-нибудь подальше. А уехать – так это еще лучше.

И вот он приехал в Губернский Город.

На месте все оказалось не так лучезарно и просто, как представлялось из Москвы. Губернская мебельная фабрика может предложить Дмитрию только место – ангары, цеха. Места у них – завались, все из-за того, что производство постепенно сворачивается. А вот оборудование, технологии – все это у них никуда не годно. Приобретать новые – никакого смысла! В Губернском Городе рады любой мебели.

– Про саму губернию я не говорю! – Директор фабрики улыбнулся грустной улыбкой хорошо знающего жизнь человека. – В районах один интерес – подешевле… Твое оборудование, я думаю, потянет миллионов так на…

– Пора уже отходить от миллионов, – напомнил Дмитрий. – Деноминация, Анатолий Петрович.

– Тебе, Дмитрий Алексеевич, без миллионов никак! У тебя тут и стекло, и металл, и пластик – мы близко этим не занимаемся. Гоним по старинке ДСП – древесно-стружечные плиты. Ну, пойдем, покажу тебе цеха.

Цех оказался большим, холодным, неухоженным помещением. Дмитрия смутили пространства. Придется делать ремонт, платить аренду за метры, оплачивать отопление и электричество, нанимать человека – управляющего эксклюзивным производством… И все это вложения, вложения, вложения! Плюс оборудования на миллионы.

Голландцы настаивают на открытии российского производства. Говорят: транспортировка по Европе удорожает изделие больше чем в два раза. А кто за все заплатит? Или хотя бы кто возьмет часть расходов на себя? По грубым, приблизительным прикидкам, Дмитрий потянет только половину проекта. А остальную – кто?.. Это надо было решить с голландцами. Но он поехал в Губернский Город, ничего толком не обсудив.

– Дороговато выходит, – понимающе усмехнулся директор. – Вот и я думаю: одному тебе, Дмитрий Алексеевич, будет тяжело. Помощники нужны.

– Где ж взять помощников?

– Если надо, поищем.

– Так надо! – оживился Дмитрий.

– Есть у меня на примете один человек. Пока я не скажу тебе, кто это. Один из главных наших акционеров. У нас ведь в Городе теперь такая традиция: большие начальники, всякие шишки тянут руки к промышленности. Скупают акции на подставных лиц. Моду эту завел Бобров. Слыхал про Боброва? Это наш первый секретарь. Потом он был у нас мэром. Хотел на второй срок, да пролетел. Не выбрали. Выбрали другого… Он теперь прибирает к рукам то, что не успел или не захотел прибрать Бобров. Вот накупил наших акций. Потолкуй с ним, попробуй.

– Думаешь, он заинтересуется?

– Думаю, да. А нет, еще кого-нибудь поищем… Да ты уверен, что хорошо пойдут эти твои стулья? Сейчас всякой мебели – завал. Вот я был в Москве на выставке – видел.

– Так и должно быть, – улыбнулся Дмитрий. – По мировой статистике на каждого человека приходится двадцать стульев.

– То по мировой!.. – Главный мебельщик губернии хрипловато рассмеялся и жестом пригласил Дмитрия к себе в кабинет. – Коньячку? – И, получив одобрение, вернулся к стульям: – Двадцать стульев на одного – это по мировой статистике! А у нас на каждом стуле сидят по двое, а третий смотрит, как бы ему между ними затесаться… Ну, Дмитрий Алексеевич, будь здоров! За встречу!

Хозяин кабинета залпом проглотил рюмку коньяка и закусил малосольным огурчиком. Дмитрий последовал его примеру, но при этом не теряя из вида своей главной цели.

Нет, стулья покупают. Еще как покупают! И готовы втридорога заплатить, лишь бы их стул не был похож на соседский. Конструкций стульев, не говоря уж про дизайнерские решения, на свете великое множество. Дело за малым – открыть собственное производство.

– Ну хватит! – засмеялся директор. – Убедил! Ты меня убедил! Договорились. Сегодня пойдем к мэру.

– У вас это так легко? – не поверил Дмитрий.

– Это везде нелегко! А в провинции – особенно. Но считай, что тебе везет. Верхоланцев устраивает прием в честь завтрашнего праздника и пригласил меня. Мы с ним, как говорится, работаем в тесном контакте. Особенно последнее время. – Он подмигнул Дмитрию. – У него к нашему предприятию интерес. Так что сегодня в семь. Давай у входа в Благовещенский собор.

– В собор?! Почему же в собор?

– Да не пужайся! Он живет там напротив, на Благовещенской площади. И не забудь: форма одежды парадная.

Остаток дня Дмитрий провел в подготовке к светскому мероприятию. Первым делом он разыскал городскую гостиницу, снял номер и, не заглядывая в него, отправился за покупками. В гостинице ему объяснили: Губернский пассаж – лучший в городе магазин, находится на Московской улице. Дмитрий уже припарковывал машину у двухэтажного, с лепным фасадом пассажа, когда у него в кармане зазвонил телефон.

– Ты как? – взволнованно прошептала в трубку Елена.

– Нормально. – Дмитрий лениво разглядывал Московскую улицу – прямую, широкую, залитую солнцем и довольно людную. Здесь бы кино снимать по Бунину или по Куприну.

– Он тебя не принял? – трагически спросила жена.

– Почему же? Принял, полистал бизнес-план.

– И чего решил?

– Пока ничего. На сцене появляются третьи лица.

– Вот как? Ты там смотри – осторожнее.

– Сегодня вечером пойду в гости.

– К третьему лицу? А кто он такой?

– Ни много ни мало здешний мэр. Господин Верхоланцев. Переночую я в Городе, так что не беспокойся.

Дмитрий выключил телефон, продолжая любоваться провинциальной улицей. Она рождала «ощущение простоты и покоя». Чья эта фраза? Кажется, Чехова. Захотелось вдруг прокатиться – посмотреть Город. Он приезжает сюда в третий раз – и всегда в суете, спешке. А между тем Город – это не просто город. В первый раз, гуляя по его улицам, Дмитрий вспоминал картины из своих детских снов. А позже где-то здесь бесследно пропала Саша.