Текст книги "Очарованные"

Глава 10

Прошло несколько дней с поездки Александра Васильевича в Перепелкино. Все это время он находился в неопределенном состоянии. Твердо решив не видеться больше с Таней-Леонардой, он утратил привычно спокойное расположение духа. Александр Васильевич томился.

Вечерами ужиная с Лизой, он невольно представлял Таню. Александр Васильевич безотчетно сравнивал их, и тогда Лиза, близоруко щурившаяся в телевизор, казалась ему скучной, однообразной, будничной, а главное – виновницей всех его душевных надломов. «Это она, – тягостно прозревал в такие минуты Александр Васильевич, – заразила меня своей апатией и безразличием ко всему на свете». А Таня, явившись из далекого прошлого, напоминала давно умершие юношеские порывы – желание жить, творить, любить, наслаждаться бытием, яркой, многогранной жизнью и увлекаться.

«Боже мой! – думал Александр Васильевич, сидя в своем кабинете в «Мебель-эксклюзиве». – А я ведь незаметно стал законченным брюзгой! За эти пятнадцать лет точно отравился жизнью. И теперь меня мутит от нее. Я сделался уныл, скучен и противен себе самому. И если оглянуться на прожитые годы, отыщешь два-три светлых пятнышка, проблеска на ровно унылом, темном фоне».

Его тянуло к Тане, точно она могла вернуть ему былое миросозерцание – наивно веселое, легкое и светлое. И в то же время Александр Васильевич не верил, не мог поверить, что можно вернуться в то счастливое время надежд, исканий и тайн.

Он не верил, что Таня все эти годы скучала по нему. И не хотел сознаться себе, что и сам теперь скучает по ней. Ведь так привычно спокойнее – ни во что не верить, ничего не ждать и ни на что не надеяться. Ему не хотелось ничего менять, не хотелось новых проблем и никаких перемен...

И что вообще означает удивительное превращение Леонарды в прежнюю Таню? Быть может, тут очередная колдовская уловка? Если бы мог, Александр Васильевич стер бы из памяти и Таню, и всякое воспоминание о прошлом...

Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет влетел перепуганный Губанов.

– Алексан!.. Алексан Василич!.. – Он дико пялился в Александра Васильевича, словно видел его впервые. – Только что звонила... Леонарда!

– И что ж тут удивительного? – нарочито спокойно произнес Александр Васильевич, однако у него похолодели кончики пальцев, точно по ним пробежал ветерок.

– Она в Москве, Алексан Василич!

– Я знаю. И чего она звонила?

У Александра Васильевича начали мелко дрожать пальцы. Он убрал руки со стола.

– Она хочет сделать крупный заказ. И интересовалась: кто и когда к ней приедет.

Глядя сейчас на Губанова, Александр Васильевич неожиданно вспомнил, что вместе они успели проработать целую вечность. Губанов даже видел еще не Леонарду, а Таню и знал ее как сотрудницу рекламного отдела. Губанов был свидетелем превращения веселой, легкой Тани в «потомственную» колдунью Леонарду. Губанов был свидетелем его зарождающихся отношений с Лизой, когда еще по привычке или по инерции Губанов называл Леонарду Таней, а потом Таню – Леонардой.

Вся жизнь Александра Васильевича, так уж получилось, прошла на глазах Губанова. Но Губанов, как и в самый первый день своей работы в «Мебель-эксклюзиве», называл его нелепым именем Алексан. И Александра Васильевича потянуло поговорить с Димой Губановым по-человечески о далеком прошлом.

– Дим, а ты помнишь то время, когда Леонарда еще была Таней? Работала в отделе рекламы такая веселая смазливая девчонка?

Губанов закивал, напрягся и нелюдимо глянул на Александра Васильевича. По-деревенски суеверно он боялся ведьм и колдунов. Губанов мгновенно затаился, и теперь из него живого слова не вытянешь.

– Ладно. И что ты ответил Леонарде, чтобы она не превратила тебя в лягушонка? – усмехнулся Александр Васильевич.

Он вдруг подумал, что со стороны беседа главного менеджера с главным художником смотрится довольно комично, и рассмеялся. Но смех у него вышел нервическим и каким-то осклизлым.

– Я ей ответил... – Губанов из деликатности тоже хохотнул, – что ради такого уважаемого клиента приедешь сам ты! И прямо сейчас, Алексан Василич.

– Хорошо. Куда ехать?..

Международная общественная организация «За жизнь без СПИДа и насилия» располагалась в тихих, заставленных машинами покровских переулках, в опрятном, недавно оштукатуренном двухэтажном особняке. Молодой обходительный охранник в хорошем костюме повел Александра Васильевича лабиринтом коридоров, остро пахнущих ремонтом. Они поднялись по беломраморной лестнице на второй этаж. Остановившись перед темной дверью, охранник постучал. Вслушиваясь в тишину, он осторожно толкнул дверь. Александр Васильевич вступил в мягкий сумрак просторной комнаты и сразу увидел Таню.

Она стояла с двумя поляками. Все трое сосредоточенно склонились над столом с разложенными бумагами. Таня, мельком обернувшись на вошедшего Александра Васильевича, приятельски подмигнула ему, мол, сейчас-сейчас, и вновь отвернулась к бумагам.

У него сладко екнуло в животе. Испытывая приступ накатившей наэлектризованности, Александр Васильевич прошелся по комнате, скрипя лакированным паркетом, стараясь не глядеть на Таню, а профессионально осмотреться: четырехметровые потолки с лепниной по фризу, в середине левой стены сохранилась печка-голландка, значит, тут будет камин, два окна в сад, сквозь зелень которого виднеется каменная ограда.

Сюда напрашивается классика, подумал он и, дойдя до окна, остановился, глядя на ограду, по которой ползали густые полуденные тени покачивающихся деревьев. Стоя спиной к говорящим, Александр Васильевич неожиданно испытал едкую неприязнь к Таниным собеседникам.

Наэлектризованность не проходила. Круто развернувшись на каблуках, он вновь двинулся по комнате, украдкой посматривая на Таню. В яркой, пестрой юбке и черной эластичной тонкой кофте она казалась со спины хрупкой, изящной девушкой. Волосы, убранные в пушистый длинный хвост, делали ее маленькую аккуратную головку похожей на змеиную. Смуглые ноги и шея вызывали в памяти горячий тропический песок, соленый океанский ветер, солнечные просторы. Танины движения были по-змеиному точны, быстры, они гипнотизировали взгляд, хотелось наблюдать, внимать им. В сравнении с ней поляки казались расплывчатыми, мешковатыми, неприметным серым фоном.

Когда поляки наконец исчезли, Таня улыбнулась:

– Как доехал? Я очень рада видеть тебя.

Она облегченно сдернула с хвоста резинку и, запрокинув голову, встряхнула роскошными волосами, затем вновь сколола их потуже. Головка ее стала еще меньше и хищнее.

– Почему ты не приезжаешь, не звонишь? – Она подошла к нему. – Я ждала тебя. Работы много?

– Да. Закрутился.

– И вот пришлось пойти на маленькую хитрость, чтобы нам увидеться.

Радостный ток пробежал по Саше, но он изобразил удивление:

– Хитрость? Тебе не нужно здесь ничего делать?

– Нужно-нужно. – Хитро улыбнувшись, она рассматривала его лицо. – Как не нужно?! Смотри, весь второй этаж, а на первом – несколько комнат и большой холл. Сейчас мы все с тобой обойдем. Тут должно быть дорого и просто.

– Я думаю – классика будет здесь хорошо. – Он оглядел стены.

Солнце скрылось в саду, в комнате стало сумрачно и тихо.

– А давай с тобой... сейчас... – Она близко подошла к Саше, неподвижно всматриваясь в его глаза.

– Что? – Холодок пробежал у него в животе, в голове зашумело.

– Давай сейчас пройдем по всему дому. Я тебе покажу все помещения. – И вдруг добавила совсем другим тоном: – Ты хочешь?..

Они двинулись осматривать дом. Саша шел за Таней, навстречу попадались сотрудники, рабочие, с некоторыми она на ходу перебрасывалась короткими фразами.

– Расскажи, как ты поживаешь? – спросила она его не оборачиваясь. – Здесь будут одни кабинеты, кабинеты...

Когда Таня резко останавливалась у очередной двери, Саша почти натыкался на нее. Она тихо смеялась. От нее исходил чуть слышный запах какого-то ароматного экзотического дерева. Он вовсе не шел ей, но почему-то этот запах хотелось вдыхать, прислушиваться к нему, запах волновал своей несовместимостью с ней.

– Саш, а ты есть хочешь? – неожиданно обернулась Таня, схватив его за руку.

Он нерешительно кивнул, и она потянула его в узкий коридор. Запах ароматного дерева тут стал слышнее.

– У меня ведь тоже сейчас времени ни на что нет, – сообщила она, стремительно ведя его путаным лабиринтом темных ходов. – Скоро откроем здесь наше представительство – можно будет вздохнуть свободно. И дома я бываю редко. Вот... теперь будешь звонить... – Не останавливаясь, она сунула ему свою визитку.

«Татьяна Аретова, – прочел он. – За жизнь без СПИДа...»

– Тань, а что нужно, чтобы жизнь была без СПИДа? – усмехнулся Александр Васильевич.

Она обернулась, смешинки бегали в ее глазах.

– Презервативы! Вот что! У тебя есть с собой?

– Нет, мне ни к чему.

– И правильно. Нам они не нужны...

Они вошли в сводчатый ресторанный зал и сели рядом на кожаный диван у стены. К ним подошла официантка.

– Как всегда, – нетерпеливо бросила ей Таня.

Официантка удалилась.

– Слушай!.. – Таня вдруг поднялась. – Я совсем ведь забыла... Саш, ты посиди тут. Я сейчас...

Он остался один. Принесли заказ. Не разбирая, Александр Васильевич принялся есть, испытывая смутное томление. Мучительно хотелось разрядить его. В его мутном, пульсирующем сознании вставал образ Лизы, сейчас такой далекой-далекой, почти не существующей. А сам себе Александр Васильевич казался рассеянным, пустым бездельником, неловко ухлестывающим за красивой чужой женщиной. Именно чужой. В ней не было ничего общего с той Таней. Это он ясно понял теперь и опять прочитал ее визитку, которую все еще вертел в руке. «Аретова...» – и было странно видеть на ней свою фамилию.

Вернулась Таня.

– И тут хорошо бы нам все переделать.

Она села рядом, касаясь его бедром и коленом.

Глядя на Таню, нарядную, возбужденную словно предпраздничной суетой, но при этом сосредоточенную и деловую, Саша вдруг осознал, что мается глухим желанием ее.

После обеда они снова полетели по особняку. Во многих помещениях ремонт был в разгаре. На ходу Таня перебрасывалась с рабочими словами. Она точно все время убегала, а он гнался за ней по коридорам, из кабинета в кабинет, пока они не очутились одни в небольшой комнате с балконом, обставленной широкими, низкими диванами. Пол устилал мягкий бежевый палас.

Выложив на журнальный столик перед Сашей кипу планов, Таня отошла к балконной двери, распахнула ее и вышла на балкон. Копаясь в бумагах, Саша жадно следил за ней.

Вернувшись в комнату, Таня села на диван, закинула ногу на ногу.

– Ты куда сейчас поедешь? – спросила она, сладко потягиваясь. – Поехали вместе в Перепелкино?

– Я бы с удовольствием, – признался он. – Но не могу. Губанов ждет.

– Подождет. А он все такой же. Меня сразу узнал и перепугался до смерти, придурок. Поехали? И Астерий тебя ждет. Приезжай вечером. Мы все тебя будем ждать.

Глава 11

Все свободное время Лена проводила теперь на людях. Она стала нервной, не высыпалась, но приглашения продолжали сыпаться на нее, как на головы гуляющим по зимнему лесу сыплется с деревьев невесомый, пушистый снег.

Только за последнюю неделю ей довелось побывать в клубе «Абзац» на концерте Миланы Летицкой, в прошлом Лениной одноклассницы, а ныне восходящей поп-звезды; отужинать у Емельяновых, а в выходные – самой принимать гостей на даче по случаю дня рождения маленькой Наташиной дочки Нади.

Если на работе ей выдавались свободные минуты, Лена, преодолевая усталость, разбирала свои жидкие светские впечатления.

У Милки, безусловно, вокальный талант и вкус. Для современной эстрады она даже в избытке наделена этими качествами. Однако Милка еще и умница: догадывается, что и талант, и вкус хороши по нашим временам в меру. Поэтому ее образ на сцене – смазливая простушка. Хотя и в образе простушки она совершенно очаровательна. Очаровывает Милка, в первую очередь, мужчин, а некоторые девушки, в том числе их бывшие одноклассницы, сообразив, что она пользуется масштабным успехом, начинают злословить и недобро сплетничать. Про себя Лена нарекла такое поведение постыдным и решила, что никогда, ни при каких обстоятельствах не станет ехидничать и злословить или, по крайней мере, не станет делать этого вслух.

С этим благим намерением она отправилась в гости к Емельяновым.

Надо признаться, что никаких поводов для злословия Емельяновы ей не дали. (Почти никаких поводов!)

Вечер прошел мило, по-домашнему. Хотя это и был не совсем обыкновенный вечер – гостей собрали в связи с тем, что со дня свадьбы Сергея и Кати миновало уже два месяца. Приятель Сергея, бывший на свадьбе шафером, преподнес им симпатичный сувенир, и Лена в какой-то момент почувствовала себя неловко. Но скоро всех пригласили к столу, и за тостами, шутками, разговорами Ленина неловкость исчезла сама собой. Она с аппетитом ела, с удовольствием пила и с интересом подмечала новые штришки и детальки, впрыснутые Катиной художественной рукой в интерьер хорошо знакомого ей дома.

Все-таки Сергей отличался на удивление незатейливой натурой. Свое жилище он устроил точно так, как это советовали сделать в глянцевых журналах. Чувствовалось, что экономить он не собирался, но вкуса при этом ему явно недоставало. (Вкус здесь ни при чем. Просто у него не было желания и времени вдаваться в подробности!)

Короче, Сергей обратился во вполне приличную дизайнерскую фирму, и она сделала ему настоящий евроремонт (в российском смысле этого слова!).

– А это мой последний опыт, – кивнув на шторы, объяснила Катя Ленке.

– Больше не хочешь окна одевать? Надоело? Уволилась из «Гранадоса»?

– До того надоело – просто что-то невероятное!

– Будешь натюрморты писать на досуге? – догадалась Лена. – Цветы, вазы – у тебя хорошо получается... А раньше ты натюрморты не уважала.

– Натюрморт – это я так... Мне показалось, он хорошо впишется в этот простенок. Не правда ли, с картиной стало намного уютнее?

– Да, уютнее...

Ленка подивилась тому, как легко и быстро усвоила Катя мещанские идеалы супруга, но тут же вспомнила о своем решении не злословить, в идеале – даже не осуждать.

– Но писать натюрморты по нашим временам...

– Меня теперь мозаика интересует, – проглотив Ленину иронию, продолжала Катя.

– Мозаика? Она сейчас кому-то нужна?

– Нужна! Еще как! Ее теперь где только не используют! В храмах делают мозаичные иконы и даже фасады иногда украшают.

– Ты что же, при церкви работать собираешься?

– Да не только в церкви! Мозаику используют для оформления дворцовых интерьеров, особняков, дорогих отелей. Итальянцы в двадцатом веке восстановили технику серебряной, золотой и платиновой смальты. Лена, это настоящая роскошь! Я видела искусственно состаренную мраморную, перламутровую мозаику, – рассказывала горячо Катя.

– И уже пробовала сделать что-нибудь сама?

– Ну да, пыталась. Тут ведь не только в технике дело! Мозаика – та же живопись. Не менее важен стиль, эмоциональный настрой. Но только для мозаики нужна своя мастерская, для обжига смальты требуется печь... Я тут пристроилась к одним художникам, езжу за город два-три раза в неделю. Получается долго, далеко. Пока Игорек у мамы, можно, конечно, куда угодно ездить. Но в сентябре он идет в школу – в первый класс. Да еще свекрови не нравится, что я уезжаю так часто.

– Ее-то какое дело! И неужели это волнует тебя?

– Хотелось бы все-таки сохранить мир. Хотя бы до тех пор, пока это возможно.

– Да разве это вообще возможно?! Твоя свекровь метис – помесь Брошкиной и Держиморды.

– Лен, ты утрируешь! Тем более Сергей намерен переезжать.

– За город?

– Не знаем еще. Может, в Москве другую квартиру купим.

– А свекровь?

– Останется здесь. Потому-то еще мне не хочется окончательно портить отношения.

– Это правильно, – согласилась Ленка. – Но вообще я тебе посоветую: поменьше обращай внимания на свекровь! Занимайся спокойно своей мозаикой – это важнее, чем все на свете свекрови!..

Лена почти с восхищением вспоминала о Кате. Она обладала редкой способностью – не останавливаться на достигнутом. Накопала где-то диковинную мозаику и уже на полном серьезе собирается воссоздавать в мозаичной технике узоры двенадцатого века!

Но – каждому свое. Ей, Лене, в самый раз рисовать эскизы плюшевых крокодилов, страусов и кенгуру. Ее это занятие не волнует, не вдохновляет, зато и не угнетает. На поприще рисования игрушек не нужно совершать никаких подвигов, добиваться совершенств.

Недавно, правда, подвернулся один интересный заказ. К юбилею фирмы надо было изготовить кукол, изображающих некоторых сотрудников, – попросили сделать добрые пародии, дружеские шаржи. И неожиданно в их маленьком дизайнерском коллективе Ленка оказалась самой способной карикатуристкой. Ее похвалили – сначала непосредственный начальник, а потом и сами клиенты.

Похвалили – и дальше опять рисуй эксклюзивных ягуаров и павианов, оформляй детские в богатых домах, игровые комнаты в элитных школах и клубах «для самых маленьких». И сейчас перед Еленой лежал очередной такой заказ.

Кошки... Ей предстояло нарисовать как можно больше разнообразных кошек обязательно натурального окраса. Кошки предназначались для маленькой девочки, пятилетней Ксюши, обожающей этих таинственных зверьков, но, к несчастью, болезненно реагирующей на кошачью шерсть.

Лена напряженно искала, от чего ей лучше отталкиваться, пока не вспомнила вдруг Катину кошку – трехмесячного коричневого котенка с рыжими пятнами на спине и затылке и ослепительно-белой грудкой. Незадолго до свадьбы Катя, к вящему ужасу будущей свекрови, подобрала котенка на улице. Котенок рос быстро и непропорционально и уже вовсю таскал свое длинное шоколадное тельце на коротких, обутых в рыжие тапочки лапках по европезированному пространству Сережиной квартиры. Свекровь злилась и возмущалась, называя Катиного любимца «заразой» и «блохастой швалью», но Катя по-прежнему не чаяла в своем питомце души. Она с почтительной улыбкой пропускала мимо ушей слова свекрови, демонстрируя при этом парадоксальное сочетание дочернего почтения со здоровым пофигизмом.

В теперешней ситуации, подумала Лена, самое правильное – позвонить Кате и попросить скинуть по мылу фотографию ее Кассандры. Катя охотно согласилась, даже пробормотала что-то шутливое в том смысле, что Кассандре уже в трехмесячном возрасте выпала удача поработать моделью.

Это еще кому удача выпала, разглядывая фотку, рассуждала Лена. Нарочно такого не придумаешь!

У Кассандры были небольшие и совершенно круглые янтарно-желтые глазки. Желтыми, объяснила ей Катя, глаза бывают, когда котенок спокоен. Но стоит ему потерять душевное равновесие, разволноваться, не важно, со знаком минус или плюс, как по желтому фону мгновенно разливается черное пятно.

Желто-черные глаза – два тревожных огонька на узкой темной мордочке. По одним глазам уже можно представить себе худую коричневую спинку, при первом появлении опасности лихо изгибающуюся дугой, грациозный черный хвост, быстрые, цепкие, бесшумно ступающие лапки. И Лена решила во что бы то ни стало создать такого кота, а не белого пушистого, каких в любом магазине навалом.

– Ваяешь тигру? – взглянув на монитор Лениного компьютера, полюбопытствовал кто-то из коллег.

– Вам не понять! – отмахнулась Лена. – Я сделаю кошку, которая гуляет сама по себе.

Чтобы вжиться в кошачий характер, Лена изобразила Кассандру спящей, играющей, тянущейся после сна и умывающейся. Но все эти рисунки уверенности ей не прибавили. Спит, играет и умывается любая кошка – не обязательно сама по себе гуляющая. Гуляющая должна, наверное, охотиться. Но на мышей охотятся все без исключения кошки, а представить Кассандру охотящейся на медведя Лене не позволял здравый смысл.

Недавно в телевизионной передаче Comedy club она услышала юмористический сюжет про теракт на заводе, производящем валерьянку. Предприятие захватили кошки.

Могла бы Кассандра оказаться во главе захватчиков? С одной стороны, вряд ли. Она же – сама по себе. А с другой – может быть, именно таким образом реализуется ее хищная, непредсказуемая натура. Коварная кошка с небольшим отрядом верных ей бойцов, несмотря на усиленную охрану, проникла на территорию фармацевтического предприятия и теперь обещает сохранить жизнь всем его работникам в обмен на литры настойки корня валерьяны. Лена зачем-то стала рисовать фасад и забор, обдумывая, какую лазейку могли избрать кошки для проникновения на территорию. За этим занятием ее и застала Вика.

Она молча присела рядом, стараясь угадать, чем это ее подруга так увлечена, но после нескольких минут наблюдения не выдержала:

– Не пойму, чего это ты делаешь! Играешь, что ли?

Лена пространно заговорила о кошачьем теракте, при этом продолжала смотреть на экран, время от времени внося в непонятный рисунок дополнения и корректировки.

– Ты шутишь! – засмеялась Вика. – Прикалываешься! Поехали выпьем кофе, поболтаем немного.

– Не могу! Мне надо найти кошачью лазейку.

– А кофе, между прочим, ускоряет мыслительные процессы.

– Если хочешь, можем встретиться вечером, – машинально буркнула Лена, совершенно забыв о своем намерении после работы побежать прямо домой, чтобы хотя бы раз за последний месяц хорошенечко отоспаться.

– Вечером так вечером, – покладисто согласилась Вика.

Если бы Елена не была так поглощена кошками, она догадалась бы, что приятельница неспроста демонстрирует голубиную кротость. Вике, должно быть, есть чем поделиться – в смысле похвастаться.

Сообрази Лена раньше, она от этой встречи, скорее всего, отказалась бы. Нужны ей Викины излияния! Но Вика, к ее несчастью, выбрала неподходящий момент – занятая рисованием, Лена совершенно утратила способность к анализу. Вечером, часов в пять, спохватилась, кинулась перезванивать. Но хитрая Вика не брала трубку. И пришлось Лене скрепя сердце идти на свидание.

«На свидании меня ждут испытания», – пробормотала она себе под нос, приближаясь к шикарному Викиному джипу.

Вика гостеприимно распахнула дверцу автомобиля, широко улыбнулась:

– Привет, дорогая, как дела? – Она громко чмокнула Ленку в щеку.

– Дел много, – призналась Лена. – Да все не шибко кайфовые.

– Не прибедняйся! На фирме тобой очень довольны. После эскизов для корпоративного заказа ты считаешься ценным кадром.

– Вот не знала!

– А вот знай. – На этот раз Вика улыбнулась покровительственно. – Я тебе говорю!

Лена слегка опешила, услышав в Викином голосе покровительственные нотки. За всю историю их дружбы такого не случалось еще ни разу.

Когда они познакомились, что Вика из себя представляла? Девчонка из Челябинска, три дня в Москве! Лена тоже была новичком в этом классе и тоже робела немного, но ее страх перед одноклассниками не шел ни в какое сравнение с тем чувством, которое ребята внушали Вике. На переменах она как пай-девочка стояла у стенки, а во время уроков забивалась на последнюю парту. Лена была единственным человеком, с которым Вика могла поговорить не таясь, поделиться впечатлениями и даже посмеяться.

А Лена, в свою очередь, в Вике не очень-то и нуждалась. Так, время на переменах скоротать, не более. Ее настоящие подруги остались в старой школе. Помнится, Вика заискивала, зазывала к себе после уроков. Лена от нечего делать шла, вяло поддерживала разговоры про недостатки одноклассниц и дешевые распродажи, намереваясь после выпускного бала навсегда распроститься с Викой.

На первых порах так и получилось. Лена вступила в прекрасную полосу студенчества.

Что касается Вики, то ей было в то время не до дружбы и не до любви. Учебу на вечернем отделении Вика вынуждена была сочетать с нескончаемой работой. Кем она только не побывала за эти годы! Мерчандайзером, менеджером, промоутером... О том, какое содержание скрыто за красивыми иностранными словами, Вика в редкие свободные минуты с тоской рассказывала Елене. Она была просто-напросто зазывалой: зайдите, попробуйте, посмотрите, загляните – пускала в ход все свое обаяние и артистизм, часами стоя на сквозняках среди нескончаемых полок и витрин супермаркетов. Из чувства христианского милосердия Лена поддерживала скучные телефонные разговоры и изредка забегала к Вике в гости. О себе она говорила мало. Зачем дразнить и без того обделенного человека? Вика и так смотрит на нее снизу вверх.

Вика, однако, не просто смотрела вверх, но и тянулась изо всех сил, как растение тянется к солнышку. И вот в двадцать два года дотянулась до директорского кресла и коттеджа в самом Перепелкине. Лена была согласна: Викины жизненные успехи достойны уважения, но перестановка акцентов в их отношениях ее ни в коем случае не устраивала. Работая промоутером и мерчандайзером, Вика превратилась в неплохую актрису – научилась строить из себя хозяйку жизни. Ничего получилось, убедительно. Бедняжка Астерий даже попался на ее крючок... Пусть и дальше строит на здоровье, но не перед ней же – не перед Еленой!

Ясно теперь, почему Вика так настаивала на их встрече. Сейчас хвастаться начнет, байки травить из коттеджной жизни.

– Что ты говоришь? – обрадовалась Лена вслух. – Так и сказали: Векшина – ценный кадр?

– Ну, твою фамилию генеральный вспомнил бы вряд ли, – небрежно пожала плечами Вика. – Сказал просто: новая девочка.

– Новая девочка! – ликовала Лена. – Новая девочка – ведь это я... И я у них на хорошем счету?! Да?

– Ну да, да! – Вике не терпелось поскорее начать выкладывать последние известия.

– А ведь они еще не знают, какие у меня замыслы! Что ж будет, когда узнают? Наверно, в обморок упадут.

– А что за замыслы? – поинтересовалась Вика.

И Лена принялась обстоятельно посвящать Вику в тайны ремесла. Они успели из конца в конец проехать Варшавку, завернуть в ресторан и сделать заказ, а Лена все неутомимо рассказывала.

– Мордочка черная, на переносице рыжий треугольник, а задние лапки как будто в светлых шортиках.

– Таких не бывает. – Вика махнула рукой.

– Такая, если хочешь знать, у Кати живет!

И, бросив кошачью тему недосказанной, Лена с неестественным энтузиазмом заговорила о Кате. Вот на кого действительно стоит равняться! Вот по чьей жизни она теперь будет сверять свою! Не жалея лучезарных красок, Лена живописала Вике все прелести законного брака. Остальные варианты отношений с мужчинами просто грязь! Удовлетворение низменных инстинктов! Настоящая любовь начинается после свадьбы.

– Уже в самом факте узаконивания отношений есть что-то поэтическое!

– Правда? – переспросила Вика удивленно – она еще не до конца избавилась от привычки общаться с Еленой в формате снизу вверх.

– По крайней мере, я, – заявила Лена авторитетно, – когда встречу мужчину моей мечты, соглашусь на близость только после церковного венчания.

– Церковного? – не поняла Вика. – А в ЗАГС не пойдешь?

– В ЗАГС – это естественно! – И Лена замолчала, мечтательно глядя перед собой.

– А ты думаешь, – спросила Вика, рассеянно ковыряя клубничное мороженое, – венчаться в церкви – это обязательно?

– Кому как, – отозвалась Елена, не нарушая иллюзии сладких грез. – Только я все точно решила для себя.

Вика уткнулась в свое мороженое, некоторое время сосредоточенно, молча жевала и вдруг заторопилась:

– Да, забыла совсем! Леонарда Юрьевна просила приехать пораньше.

Лена демонстративно промолчала. Плевать ей на Леонарду Юрьевну и на ее просьбы.

– Понимаешь, – не выдержала Вика. – Сегодня к нам собирался Александр Васильевич...

Внутренне Лена посоветовала Вике хранить коттеджные новости в глубокой тайне, но спросила:

– Зачем?

– Поужинать. Ему нравится ужинать у нас – на веранде и при свечах. Раза два-три в неделю он к нам заезжает после работы, обычно часов около девяти.

– Так поздно?

– Но мы все только освобождаемся в это время... Один Астерий у нас бездельник. Валяется весь день в гамаке в саду или плавает в бассейне... А для Леонарды Юрьевны девять часов – это даже рано.

– А что... что он делает у вас? – допытывалась Лена.

– Считается, что он приезжает проведать Астерия. Они играют в бильярд, иногда в шахматы. Но кроме Астерия... – Вика торжественно замолчала.

– Кроме Астерия – ты хотела что-то сказать, – напомнила Лена.

– Мне кажется, он ездит к нам ради Леонарды Юрьевны. А впрочем, это мое субъективное мнение.

– Ради Леонарды? Вот как?

– Чего только на свете не бывает, – качая челкой, заметила Вика. – Я, например, порядком понасмотрелась всяких историй, и в жизни, и в кино, и хоть на что могу поспорить с тобой: все непредсказуемо.

– Что же именно? – чувствуя, что закипает, спросила Лена.

– Человеческие чувства в первую очередь, вот что! Люди не виделись много лет, но при новой случайной встрече их любовь может разгореться с новой силой.

– Фильмов насмотрелась? – Лена кивнула Вике якобы с пониманием.

– При чем тут фильмы! Приезжай к нам в Перепелкино, тогда и поговорим о странностях любви... Ну, доела десерт? Поехали.

Вика довезла Лену до ближайшего метро, даже не спросив, подходит ли ей эта станция. Простились быстро и холодно, Вика всем своим видом демонстрировала – она очень спешит, ей не до Елены.

Лене пришлось возвращаться в центр и там с нескончаемыми пересадками добираться до нужной линии. Трясясь в полупустых вечерних вагонах, зевая и неизвестно для чего постоянно поглядывая на часы, Лена думала о том, что она ни в коем случае не должна верить Вике. Долгие годы Вика существовала рядом с Еленой на положении униженного и оскорбленного. Ну, про оскорбленного, положим, неправда. Лена в мыслях не имела никого оскорблять, Вика сама оскорблялась, чувствуя социальную и имущественную дистанцию. Теперь дистанция ликвидирована – Вика догнала и перегнала Елену. И ей так нужен повод продемонстрировать свои достижения! А подлая подруга взяла и отравила минуты торжества: юморесками, кошками, занудствами на тему законного брака. Самое смешное, что вначале Вика приняла весь этот бред за чистую монету. Потом догадалась и отомстила ей, как могла: не взыщите, других средств не нашлось под руками.

Лена опять зевнула и закрыла глаза. Чего ей Вика с досады наболтала? Про чувства, про любовь? Какие чувства – ему же сорок пять лет! Видно, Вика совсем не представляет себе ее отчима. Лена, во всяком случае, еще не встречала более сдержанного, не сказать более сухого, а временами даже бесчувственного человека. И он ездит в Перепелкино на свидания к своей бывшей жене?! Лену, что называется, разобрал смех. Особенно после того, как она представила Сашу рядом с Леонардой – картонной злой волшебницей в исполнении бездарной артистки ТЮЗа.

Ничего, Вика перебесится и успокоится. Ее отношения с Астерием рано или поздно придут в тупик. А в тупике (Лена знала по собственному горькому опыту) никакого коттеджа не захочешь. Переселившись из коттеджа обратно на съемную жилплощадь, Вика вернется в свое естественное психологическое состояние. Таким образом, разрушенный виражами судьбы баланс будет восстановлен, и они снова начнут общаться, как добрые школьные приятельницы.