Текст книги "Сто сорок писем Василия Белова"

Письмо тридцать седьмое

Дорогой Анатолий Николаевич!

Поскольку ты затеял историю с письмами – посылаю тебе один раритет, связанный и с Великой Отечественной, и с моим творчеством.

Убереги или скопируй это письмо, так как копии его у меня нет! И позвони – расскажешь по телефону о всех новостях. Их, по всей вероятности, накопилось много. Получено ли мое предыдущее послание?

Я решил съездить подлечиться на весь срок, благо? дают путевку. Хребет мой совсем не гнется… До свидания. Белов. 20.11.2003 г.

На самом деле дата не точна. На конверте дата получения письма иная – 26 февраля 2003 г. Значит, оно отправлено в феврале, а не в ноябре. Письмо направлено на адрес Госдумы.

В письме лежало еще одно послание – это пояснение Белова о том, почему он положил в конверт для меня письмо фронтовика И. Чернова, которое адресовано Белову. То был настоящий раритет, документ, связывающий настоящее и прошлое, говорящий не только о том, какую цену за победу заплатили наши отцы и деды, но и о том, насколько достойны дети своих погибших родственников.

Василий Иванович на отдельном листе пишет:

«В начале 70-х годов я занялся усиленным поиском живых свидетелей гибели моего отца Белова Ивана Федоровича. Фронтовики охотно мне отвечали, но, увы, не все. И. Чернов из Новосибирска, подписавший извещение о смерти отца, ответил большим и подробным письмом и даже коснулся моей книги, которую я послал ему.

Вот письмо И.Н. Чернова от 20 декабря 1973 г. Адрес его был такой: 630073, Новосибирск, ул. Блюхера, дом 53, кв. 68. Чернов Иван Николаевич. Не знаю, жив ли он сейчас и есть его родные там».

Для истории важно опубликовать послание фронтовика Чернова от первой строки до последней. Датировано оно 20 декабря 1973 года.

«Здравствуйте, Василий Иванович!

Поздравляю вас и вашу семью с Новым 1974 годом и желаю крепкого здоровья, успехов в труде и личного счастья.

Рад за вас. Что вы побывали в тех местах, где старшее поколение выполнило свой долг, где лилась кровь за сегодняшнее мирное время.

На этой самой р. Царевич наш корпус, куда входила бригада, за каких-нибудь три недели перестал существовать. От нашей бригады остались знамена и номера частей – настолько были велики потери в людях. За два дня до моего ранения (пулеметная очередь разрывных пуль пробила кисть левой руки) на р. Царевич осколком пробило рикошетом мою каску – был бы и мне конец.

Вам мысленно теперь легче представить, в каких невыгодных условиях дралась бригада. Наша сторона – пойма р. Царевич, его – высоты с сосняком.

И все же высоту эту взяли. Затем бригаду передвинули на другой участок и снова бои. Завязались упорные бои по прорыву глубокой обороны немцев перед Духовщиной (p-он д. Сущево), к середине сентября бригада преследует врага в направлении д. Удолье наперерез шоссейной дороги Ярцево-Духовщина.

Немец ожесточенно отбивается, отходя, жжет все живое и мертвое – кругом все горит.

В двадцатых числах сентября немец не выдерживает наш натиск и отступает на Смоленск, бригада преследует его (p-он д. Холм). К концу сентября бригада вышла в район г. Смоленска (18 км. севернее г. Смоленска) и убыла в резерв 39 армии.

А там дальше Витебск и др. города и села. Так 124 краснознаменная сталинградская стр. бригада пронесла свое знамя в боях за Смоленщину и далее.

Мы, живые свидетели и участники этих событий, гордимся, что нам довелось участвовать в боях на ряде ответственных участков в составе 124 стр. «гороховцев». Отрадно, что многие наши однополчане встречаются как родные.

Мне очень хочется побывать в тех местах, все как-то не удается. Намечавшаяся встреча, видимо, не была, а это был бы официальный повод для работающих. Рад за вас, что вам удалось посетить те места. Это по существу вы совершили свидание с отцом, с его делами, с его молодостью. А нам ведь тогда не было и 30 лет.

В Троицкую школу следопытам я написал, запросил их кое-какие подробности из того периода. Думаю, что что-нибудь сообщат, в том числе и о вашем поиске.

Василий Иванович! Я крайне удивлен, что вам ответил пока один Сафронов. А что же другие-то? Непонятно. Незамедлительно свяжусь со всеми и запрошу о вашем поиске.

Отвечу на ваши вопросы в письме.

Кто такой Чупров? Это бывший пом. начальника оперативного отдела штаба бригады. Сейчас он на пенсии – садовод. У него много адресов, в т. ч. адресаты 3-го стр. батальона. На встречах в Сталинграде, Духовщине он много сделал по связям однополчан – «ходячий справочник».

Выше я изложил о боевом пути бригады после р. Царевич. Взято это из дневниковых записей того же Чупрова. В р-не г. Смоленска его тяжело ранило и он выбыл из бригады.

О полевой почте. Бригада часто меняла своего хозяина, т. е. вливалась то в один, то в другой корпус, номера полевых почт соответственно тоже менялись. №№ п/п 28 616 трудно сейчас установить, в каком периоде он был 3-го батальона или всей бригады. Моя переписка с семьей тех лет не сохранилась. Но я, кажется, смогу что-то прояснить, для этого надо время.

У Чупрова есть адрес нашего начальника строевой части штаба бригады, фамилию не помню. На встрече в Сталинграде в 1963 г. он нас удивил. Показал книгу по личному составу бригады, т. е. прибыл, выбыл, когда, куда и т. д. Как она у него сохранилась, аллаху только известно.

Так вот, если этот начальник в живых и раздобуду его адрес, то запрошу подробнее о вашем отце. Вы представляете, ведь там известно о нас всех, кто в каком подразделении был и т. д. Такого человека с его кладом надо искать.

Далее. Адрес Брагина при встрече в Волгограде в феврале 1973 г. мне дал Чупров, я дал его вам. Но, оказывается, у Сафронова другой. Напишу Брагину по новому адресу – установлю, сообщу. Кстати, он мне тоже не отвечает, а наш, 3-го батальона.

Вы пишете, что в Духовщинском р-не идет перезахоронение останков, и что количество исчисляется тысячами. В самом деле, это только в одной малюсенькой точке гигантского фронта Отечественной войны. А сколько этих захоронений, памятников, монументов.

У нас, в Новосибирске, на камнях монумента Славы выбиты фамилии 37 тысяч воинов-новосибирцев – пали на полях сражения. 37 тысяч с одного города! А сколько калек, инвалидов и без вести пропавших. Ужас.

От души выражаю надежду, что ваш поиск должен увенчаться успехом и вы узнаете об отце все, что хочется узнать.

Время нас может отдалить от событий, но память остается.

Василий Иванович! Прочитал вашу книгу уже давно, а многие эпизоды хорошо запомнились. Вот если бы мы были все писатели, то сколько было бы дано для поколений материалов.

Все описанные вами истории охватывают в основном послевоенный период, когда мы чуть ли не «лаптем щи хлебали». И вот эту дикость, да еще лесного края вам и удалось передать читателю.

В связи с этим мне вспоминаются тоже дикие вещи той поры. После войны я работал на селе, сначала в аппарате райкома, затем в МТС на политработе. Сколько я нагляделся на вещи, которые сегодня уже, наверное, не встретишь.

Один штрих… В конторе МТС предстоит совещание бригадиров, люди уже съезжаются. Звонит главный агроном из бригады за 20 км директору: «Александр Иванович, бригада не подписывается на заем» (он был уполномоченным). Александр Иванович выслушал, положил трубку и говорит: «Иван Николаевич, поедем…». Едем, дождь, грязь. Доехали. Заходим в вагончик. Все сидят, кто лежит, среди них наш агроном. Агитирует. Директор говорит: «А ну все из вагончика марш! А ты бригадир останься». Вышли. Директор бригадиру: «Ты что же это мать перемать, туда сюда, по тюрьме соскучился, забыл, как я тебя оттуда вытащил». И так далее. И все. Отлаял бригадира и говорит: «Поехали». Приехали в Миис. Звонок агронома: «Александр Иванович, вся бригада трактористов подписалась на заем, сейчас привезу подписной лист». Два дня агитировал агроном и 20 минут лаял директор. Сейчас страшно подумать, а ведь это делалось.

Все это так. Но… Однако я не пойму. Мы, читатели старшего поколения, как-то можем понять эти истории тех лет, поскольку мы сами современники. Но как быть молодежи? Ведь она, эта молодежь, попади к ней в руки такая книга с историями недалекого прошлого, да еще хлестко изложенная, обязательно запомнит как «хлеб жуют с водкой», а другое, емкое, осмысленное не запомнят.

Василий Иванович! Это не критика, а раздумие над вашей книгой и над книгами такого же плана. Вам то все ясно, а читатель-то разный, с разным уровнем знания жизни и т. д.

А чтобы критиковать, надо быть специалистом писательского дела, а думать мы все можем. Я читал о фильме по «Плотницким рассказам». Жаль, что по нашим телепередачам он не шел. С удовольствием бы посмотрел, да и Бабочкина тоже.

А вот художника Б. Алимова, который дал рисунки в ваших «Холмах» следует покритиковать. Перелистайте все страницы, где есть рисунки и на вас глядят одни и те же глаза будь то старуха или старик, молодой ли или ребенок. Присмотритесь-ка, рисунок глаза один и тот же. Что-то вроде штампа. (Сам я когда-то рисовал, потому и увидел.)

Остаюсь с уважением к вам и вашей семье, к вашему труду (а он не легок), в надежде на успех вашего поиска.

Жму руку. И. Чернов».

Письмо тридцать восьмое

Анатолий Николаевич!

Я совсем запутался в письмах, которые вы пытаетесь издать… Есть ли у Вас и у Елены Игоревны из ГПБ прилагаемое письмо Свиридова? Если нет, то присоедини к прочим. Надеюсь, ты уже согласился сам составить сборник при условии, что тебе поможет Елена Игоревна.

Попробуй это благое дело совершить. Я доверяю абсолютно только тебе и Елене Игоревне. До свидания.

Рассчитываю вскоре приехать в столицу, тем более, твои труды обо мне грешном повсюду приносят благие плоды. Белов. 28 марта 2003 г. Вологда.

Запутанная история, попахивающая криминалом, произошла в Ленинской библиотеке, куда Белов передал большую часть своей переписки с друзьями и единомышленниками. Все они составляют цвет культуры и искусства, всех можно без стеснения назвать совестью нации – Астафьев, Шукшин, Распутин, Залыгин, Абрамов, Твардовский, Викулов, Тендряков, Личутин, Лихоносов, Шафаревич, Яшин и так далее.

При посещении библиотеки я обнаружил, что там нет писем от Свиридова, Шукшина, Абрамова. Мое негодование потерей погасил Левочкин. Он сам был возмущен и встревожен… Потому обещал разобраться, куда делись письма, кто их принимал, передавал ли их в библиотеку Белов.

На мой тревожный звонок Белову получил невнятный его ответ: «Не помню, сам запутался, какие письма передал…».

Пока шли разбирательства в библиотеке, я попросил Белова пересылать все письма мне. Он согласился. Более того, написал, что «доверяю абсолютно только тебе.». С другим предполагаемым составителем сборника писем я не контактировал, так как за эту работу согласился взяться сам Левочкин. Я копировал присланные письма, а оригиналы возвращал Белову.

Признание Василия Ивановича – «твои труды обо мне грешном повсюду приносят благие плоды» – связано было с тем, что после выхода книги с моим предисловием «Раздумья о дне сегодняшнем» посыпались благодарственные письма с признаниями в любви к его могучему таланту. Добром платили ему люди и после моих статей в газетах и журналах, после творческих вечеров, презентаций, общественных и церковных наград, знакомств с интересными людьми.

Поиск писем Белову я начал в первую очередь с писем гениального композитора современности Георгия Свиридова. Достаточно послушать только один «Романс» из «Музыкальных иллюстраций к повести А.С. Пушкина «Метель»», как станет ясно, что этот композитор стоит в едином строю с такими глыбами, как Чайковский, Глинка, Рахманинов, Прокофьев. Без сомнения, если эту мелодию услышит даже равнодушный к музыке человек, и тот будет тронут ее лиричностью. Наши русофобские конторы с чиновниками от культуры и подконтрольное им телевидение все сделали для того, чтобы народ не знал, чем велик Свиридов. Телезритель не знает даже того, что звуковая заставка к программе «Время» принадлежит этому композитору.

Русофобы, превратившие Россию, как сказал другой наш гений Валентин Распутин, в колонию чужих культурных ценностей, добились того, чтобы Свиридов был мало кому известен. Идейные разногласия Свиридова и Шостаковича помогали недругам травить Свиридова.

Но гений потому и гений, что прорывается сквозь стены бюрократии, зависти, ненависти, серости, нездоровой конкуренции. Русские патриоты всегда к нему тянулись – кто за духовной поддержкой, кто за творческим вдохновением. Белов ценил Свиридова за его приверженность русским традициям, он боготворил его за эту самую «русскость». Известный академик Дмитрий Лихачев тоже преклонялся перед величием таланта композитора. Он писал: «Георгий Васильевич Свиридов – русский гений, который по-настоящему еще не оценен. Его творчество будет иметь огромное значение в грядущем возрождении русской культуры».

Первым источником, подтверждающим переписку двух великих русских подвижников Белова и Свиридова, стала для меня только что вышедшая в издательстве «Молодая гвардия» книга Г. Свиридова «Музыка как судьба». Посмертное издание в стиле мемуаров и дневников подготовил сын композитора. Книгу эту, если начать читать, то отложить уже невозможно. Я одолел ее одним залпом, читал с утра до ночи. Она вся пронизана любовью к русскому искусству и русской культуре, и эта русскость, как говорил Белов, напитана каждой строкой и мыслью.

Книга открыла мне и другую потрясающую грань таланта Свиридова – его чувство слова, умение мыслить неординарно, глубоко разбираться в творчестве русских писателей. Какие меткие характеристики он дал своим любимцам:

«Мощный, суровый, эпичный Федор Абрамов.

Возвышенно-поэтический Василий Белов.

Пронзительный, щемящий Виктор Астафьев.

Драматичный Валентин Распутин.

Мягкий, лиричный южанин, мой земляк Евгений Носов.

Сергей Залыгин – тонкий и умный.

Блестящий эссеист Владимир Солоухин.

Я люблю и необыкновенно высоко ставлю их творчество, они – украшение сегодняшней нашей литературы, не говоря, конечно, о классиках Леонове и Шолохове. То, что это люди – мои современники, не дает мне с такой силой почувствовать свое одиночество. Прекрасный, свежий, благоуханный, сильный, новый и вместе с тем «вечный» Русский язык. По-новому раскрытые современные Русские характеры».

Почему Свиридов словосочетание «Русские характеры» написал с заглавной буквы? Да потому, что он сам был с русским характером, и ценил в таких, как Белов, – русский характер. Меня часто самого спрашивают: а что такое русский характер, или кто такой этот русский человек? Мой ответ многих пугает. Но ответ гениального писателя всех стран и народов Достоевского куда больше их возмущает, так как он считает, что русский человек без Бога дрянь. А Свиридов пишет почти так же: «Для меня Россия – страна простора, страна песни, страна печали, страна минора, страна Христа». Добавить тут нечего. Уверен, так мыслят и Белов, и Распутин, и Шукшин, и Астафьев, и Залыгин, и Леонов, и Носов, и Солоухин. Да все русские писатели и подвижники, если они русские, так мыслят, и все тут просто: русские мыслят по-русски.

В этой книге я неожиданно нашел письма Свиридова Белову. Так здорово, что они опубликованы. Если в библиотеке их не найдут, то для истории их сохранит книга. Читаю письмо: «Вас постараются сейчас рассортировать и поссорить, рассорить (верное ли это слово?). Способ этот старый, но очень действенный. Для этой цели – одного возвышают, другого унижают. Ни один (достойный) настоящий русский художник не избежал глумления. Ни один, поверьте, будь он (литератор) поэт, либо музыкант, либо живописец: Есенин, Горький, Бунин, Рахманинов, Прокофьев.

Скрябин – возвышался с поэмами Сатаны, Л. Андреев (к нему был прикомандирован специально Чуковский для критической обслуги): Анатэма, Иуда Искариот и пр., и пр. Рахманинов, Прокофьев, Чайковский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Бородин».

Второе письмо Свиридова от 30 марта 1987 года Белов прислал мне только что почтой. На нем стоит дата и место написания – 30 марта 1987 г. Ново-Дарвино. Написано оно не от руки, а отпечатано на машинке. Это же письмо я обнаружил в книге «Музыка как судьба». Несказанно обрадовался. Из него следует, что два великих русских подвижника умели не только слышать друг друга но и общаться на высокие темы:

«Дорогой Василий Иванович!

Получил от Гаврилина (уже с месяц назад) Ваше славное письмо. Спасибо за привет, за память. Отвечаю с некоторым опозданием: год этот у меня трудный. Много болел и до сих пор еще не пришел в себя. Речь на Пушкинском вечере – это был первый мой вылаз в свет почти за 10 месяцев. Настроение у меня, по правде сказать, грустноватое, в том числе и по той причине, о которой Вы пишете. Настойчивое насаждение «диссонанса» в искусстве и в сознании людском таит в себе дурной умысел. Так мне стало казаться особенно в последнее время, в последние годы. Главное, что старатели этого дела с необыкновенной ловкостью восприняли лозунги ускорения и перестройки и умело пользуются ими не на благо человеков. С каким-то садистическим удовольствием унижается и посрамляется культура, особенно русская, и вместо нее насаждается форменный разврат духовный и эстетический. Если бы Вы знали, что творится у нас в музыкальной среде, не описать словами! Союз композиторов превратился в организацию, подобранную совсем не по творческим признакам и для дурного дела. (Наверное, впрочем, зря досаждаю Вам своими цеховыми заботами!)

Мне известен проект памятника Победы № 206. Это поистине талантливое, вдохновенное создание, а я горд, что Вы отождествляете его с моею музыкой, как Вы о том написали.

Разумеется, столь выдающаяся работа вызывает взрыв зависти. Но дело не только в зависти к успеху, как мне кажется. Тут и по существу самого искусства, по душевному строю его – вражда. Ну да не Вам мне это объяснять. Говорить об этом надобно бы не с министром, а в другом, наверное, этаже. Ведь проект-206 отвергнут заодно с другими, и как бы уравнен с ними, что абсолютно несправедливо. Правда, дело еще не кончено!

Образцовой я говорил и писал ей о сборнике Иваницкого. Но знаете, у нее сумасшедшая жизнь: сегодня в Москве, завтра в Лиссабоне. Треплют они себя беспощадно и дела большого не делают. Зарабатывают только деньги. Обидно, куда уходит сила!

Желаю Вам здоровья и вдохновения. Сердечный привет семье, от меня и жены моей. Г. Свиридов».

Из письма узнаю, что круг общения Белова расширяется еще двумя русскими гениями – это композитор Гаврилин и оперная певица Образцова. О своем талантливом земляке Гаврилине он писал повесть. А про дружескую связь с Образцовой я не знал. Из письма ясно было, что Белов через нее хлопотал о помощи Иваницкому. При встрече я поинтересовался, какие отношения складываются у него с Образцовой. Оказывается, он в переписке и с ней, и с другой выдающейся певицей Ириной Архиповой. Но где эти письма? Моя просьба найти их так и осталась безрезультатной. Потеря для русской культуры, безусловно, значительная. Единственной сохраненной вещью оказалась подаренная Архиповой книга Белову с надписью «Василию Ивановичу с уважением Ирина Архипова. Вологда. 15.3.1995 г.». Ее он переподарил мне.

Последнее прочитанное письмо неожиданно заставило меня задуматься о том, что письма великих людей Белову каким-то Божьим провидением, но сохраняются, предаются гласности, по ним можно узнать, как они к нему относились, а какова судьба писем самого писателя Белова. О чем писал Белов тому же Свиридову? Где эти послания, откровения?.. Уверен, они также составляют наше национальное достояние. Их нужно искать и публиковать. Если у меня дойдут до этого руки, хватит сил и здоровья, то я постараюсь это сделать.

Письмо тридцать девятое

С праздником Светлого Воскресения Христа!

Анатолий Николаевич!

Сообщаю тебе, что альманах «Медный всадник» вышел. «Невский» (пьеса) опубликована.

Прозондируй почву в Волковском театре, если будут упрямиться – отступись! Мне хватит и того, что «Князь» уже поставлен в Питере… Не хочу клянчить ни у кого и ничего. Жду сейчас экземпляры из Ленинграда. Как только получу, так или привезу (когда поеду в Италию), или пошлю экземпляра два почтой.

В Бари летим с женой числа 24 мая, а пока надо съездить в Тимониху.

Вот все мои ближайшие мечты, кои вполне осуществимы. Будь здоров и не поддавайся врагам.

Бабурину и Глотову, а также редактору «Времени» кланяюсь. Держитесь, авось и одолеем так называемых демократов.

Получил ли мое письмо (то есть, письмо Шафаревича)? Книга его мною получена.

Белов. 17 апреля 2003 г.

Все, что смогла в то тяжелое время безденьжья и политического раздрая Петровская академия наук и искусств, сделать доброго для Белова, так это издать в своем альманахе «Медный всадник» новую его пьесу «Князь Александр Невский».

Лидер нашей партии Сергей Бабурин постоянно привлекал Белова к участию в совещаниях и «круглых столах», посвященных как политическому, так и экономическому кризису, в который загоняло страну «демократическое» правительство. Помогал нам писатель и в редактировании газеты «Время». Просьба передать редактору Николаю Павлову поклон связана была с тем, что он опубликовал его статью «Как писарчук Щербаков хотел меня обмануть», а также с теми передовицами, острота которых вызывала у Белова восторженный отклик. Статьи коллеги Павлова заставляли часто и меня задуматься над ними, поддержать их злободневность. В издательстве Сергея Хомутова я выпустил ему книгу «Пришло время русской мобилизации», собрав все его газетные материалы под одну обложку.

Напутствие Белова – «одолеем так называемых демократов» – не следует воспринимать, как сказанное ради красного словца. Нет. Писатель продолжал борьбу с разрушителями Отечества, формировал зрелое гражданское общество и пробуждал в людях чувство ответственности за страну. Либеральная пресса, как всегда, скрывала позицию писателя, а патриотические издания едва успевали печатать его материалы – смелые, задиристые, хлесткие, не дающие поблажек ни одному политику. Показательна статья в газете «Завтра» (2003 г., № 3) под названием «Сеятель и хранитель». Писатель задает и читателю, и самому себе трудные вопросы, и тут же дает на них честные ответы:

«Можно всерьез толковать об изменениях в обществе? Увы, нет. Ничего не изменилось. Стало еще хуже… Грабеж России не только продолжен, но и приобрел новые виды. Судите сами, господа и товарищи.

Сеятель и хранитель Родины – это обычный мужик-крестьянин. Я утверждаю, что он же и ее солдат, т. е. защитник. Вспомним об этом в связи со Сталинградской битвой. Крысиный образ Сванидзе просто незабываем, если смотреть телевизор. С какой ненавистью, с каким упорством он не давал говорить Сергею Глазьеву! А сам говорил и говорил (воскресенье, 2 февраля). Свобода слова в кривом «Зеркале» Сванидзе удивительно своеобразна: сам скажу, а тебе не дам.

… В свое время я, как дурак, был охмурен Лапшиным и подарил ему, как мужицкому лидеру, царскую медаль за победу над сорняками. Медаль была вручена когда-то, еще до гражданской войны, какому-то северному крестьянину. На лицевой стороне изображен мужик, идущий по забороненной полосе и бросающий зерно из лукошка.

(Надо было взять большую горсть зерен и с силой бросить эту горсть об лукошко, чтобы зерна рассыпались от лукошка по всей полосе, причем как можно ровнее. Да еще и сделать два шага по полосе). Мужик был в лаптях и, кажется, с бородой.

Не знаю, где у Лапшина эта медаль, может, крестьянский лидер давно сдал ее какому-либо маразматику-«нумизматику». Или хранит в дамской шкатулке жены. Зачем? Отдал бы уж лучше Харитонову или во вторчермет… Вон сколько народу сгинуло на проводах, которые даже не медные, а простые алюминиевые, «зря» висят на опорах…

Господа крестьянские депутаты, слышали ли вы хоть однажды эту народную, «стону подобную» песню»? Песня называется «Эй, ухнем!».

Да что говорить о литературе, если вы даже газет не читаете, пробегаете глазами одни «шапки», затем складываете прессу в корзину для макулатуры! Поистине шапочное знакомство. Иначе вы углядели бы снимок двух старух в недавней газете «Деловая трибуна» № 35. Под этими старухами стоят убийственные, позорные для всех цифры: за годы реформ деревня лишилась 38 % всех трудолюбивых работников. Половину животноводов, треть механизаторов словно корова языком слизнула! 8,4 миллиона гектаров пашни заросло неизвестно чем: то ли травой, то ли кустарником. Сбор зерна реформы ополовинили, поголовье крупного рогатого скота тоже сократилось на 50 %.

…Будучи горбачевским депутатом, членом Верховного Совета, я сидел, помню, в переднем ряду, чуть ли не рядом с Ельциным, и однажды попросил его о встрече. Когда я сказал, о чем хочу побеседовать, у него повело рот куда-то в сторону… Нет, он не хотел даже думать, во-первых, о сионистах и, во-вторых, о крестьянской судьбе!

Прекрасно помню, о чем говорили мы наедине с Анатолием Лукьяновым, который иногда обрывал меня со своего высокого табурета. Хорошо помню и беседу в Кремле с премьером Николаем Рыжковым, кулуарные беседы с министром финансов Павловым и другими гэкачепистами. Все они смотрели на крестьянство, как на лишний придаток общества. Вроде аппендикса, который если не болит, значит, и трогать не надо, а если заболит, то не мешает его и удалить. С министром здравоохранения Чазовым Евгением Ивановичем мы схлестнулись на почве алкогольного геноцида русского народа и друг друга почему-то не поняли. И всем тогдашним министрам крестьянская судьба была, как говорится, «до лампочки». Всем, без исключения.

Взять случай с Краснодарской делегацией на съезде России. Ведь если б кубанцы не покинули съезд раньше времени, Ельцин вряд ли бы пробуровился к власти. Но кубанцы уехали «к жинкам», заторопились и уехали… Ну вот теперь и достукались до того, что наши подлодки безжалостно топятся в океанах. Поневоле поверишь в классовую теорию Маркса, которую защищает и пропагандирует Кара-Мурза».

Скажу сразу, в чем Белов прав… Действительно, большая группа кубанских депутатов покинула раньше времени судьбоносный Съезд и Ельцину хватило голосов для победы. Но Белов не знает про второй случай. Депутаты из южных регионов покинули со словами «пора пахать и сеять» еще один судьбоносный Съезд, на котором хватило голосов проельцинскому кандидату на пост председателя Верховного Совета РСФСР Руслану Хасбулатову и не хватило нашему выдвиженцу Сергею Бабурину. Увы, у этой истории есть трагические страницы.

Спустя некоторое время понимаешь, что напутствие Белова «одолеем демократов» звучало и раньше не ради красного словца. Еще в романе «Все впереди» он предвидел и предупреждал, к каким печальным и трагическим последствиям приводит политика западников, растаптывающих нравственные и духовные традиции собственной страны. Осознание как беды, так и правоты Белова приходит с запозданием. Но лучше поздно, чем никогда.

Лишь через десяток лет по достоинству начал оцениваться роман Белова «Все впереди», опубликованный летом 1986 года. О том же напишет 6 августа 2003 года в «Литературной газете» молодой писатель Алексей Варламов в своей статье «Что позади?». Мне не ведомо, почему ему пришла мысль вернуться к давнему произведению Белова и поразмышлять о его сбывшихся пророчествах. Но диагноз бездуховности общества, попавшего в демографическую яму, он поставил правильно. Как справедлива и его критика в адрес тех русофобов, кто не принял талантливое произведение и устраивал заказную грязную травлю его.

Варламов размышляет так: ««Все впереди» – пророческий роман о покалеченном народе. О нежелании женщин рожать детей, о нежелании мужчин за своих детей бороться, о слабости и неспособности даже самых лучших и сильных людей к сопротивлению нравственному распаду, о том параличе мужественности и женственности, последствия которого мы наблюдаем теперь и неуклюже пытаемся возместить их всякими «братками» и «бригадами». Над Беловым смеялись… Мракобес, консерватор, ретроград, домостроевец – кто еще мог такое написать?…

Беловский роман, как и все его городские вещи, оказался криком, гласом вопиющего в пустыне. Интеллигенция предпочитала читать и узнавать себя в Трифонове, как сегодня в Улицкой, а Белову вынесли приговор: не знает города, ненавидит его, не понимает, боится. Но тревога не есть ненависть. А страх иногда бывает выражением бесстрашия. Пророческое, кассандровское прорвалось именно в сыне вологодской крестьянки: мы слишком сильно натянули нить вражды, не думая о том, что в войне полов победителей не бывает. Одни спиваются, другие делают аборты, и все винят друг дружку и готовы дойти до крайности».

На мой взгляд, в пророчествах Белова нет ничего особого и запредельного. Творческая энергия писателя направлена на доказательство одной прописной истины: родная земля, леса, поля, деревенский труд, а не асфальт и городской комфорт воспитывают в человеке Человека. В городах у человека больше, чем в деревнях, появляется соблазнов и греховных поступков. А соблазны, комфорт, красивая жизнь ведут, как правило, к вырождению…

Белов дожил до того дня, когда его роман назвали наконец-то пророческим, а значит, как и предыдущие, высокоталантливым и правдивым.

Лидера Аграрной партии Лапшина я отыскал не в Думе, а в Кремле. Столкнулись на одном из совещаний. Напомнив о переживаниях Белова (куда он дел царскую медаль?), услышал в ответ, что лежит она в кабинете на видном месте, а гнев писателя о тяжелой доле крестьянства он разделяет. На мой вопрос, кому нужно объединение оппозиционной Аграрной партии с правительственной, тихо признался: «Предложили в Кремле…». Он ждал от объединения пользы для деревни, а получил кукиш да указание сидеть в Думе молча. Белов знал, что обманут, отсюда его разочарование в безрассудной и вредной политике Лапшина.

Твердым и неизменным авторитетом для Белова оставался выдающийся современный ученый, академик, лауреат Ленинской премии Игорь Шафаревич. Его титанический труд «Русофобия» наделал много шума в высоких политических кругах. Правда всегда опасна для власти… А правда, изложенная грамотно в книге авторитетного ученого, опасна вдвойне. Конечно, новых книг, развенчивающих мифы и легенды, создаваемые коррумпированной властью, ждали все думающие люди страны, и все при этом понимали, что найти их будет невозможно. Несмотря на тесную дружбу и постоянное общение Белова с Шафаревичем, Василий Иванович просил меня добыть его новинки. В 2003 году у академика вышли две большие философские книги, посвященные вопросам глобального звучания, одна – «Социализм как явление мировой истории» – рассматривает феномен социализма, другая – «Две дороги – к одному обрыву» – рассказывает о гибельной сущности западной технологической цивилизации.