Текст книги "Сфера Вне Времени"

«Вот ты попал, дружище! А леди за словом в карман не полезет. Берегись, у нее явно опыта много!». Джон смотрел на меня, и в его глазах читались слова любви ко мне.

«Ну так как насчет барбекью? На следущей неделе вас устроит?».

«Договорились, Фред! На следущей неделе – было бы отлично, я еще отзвонюсь тебе чтобы договориться точно на какой день, хорошо?».

«Va bene John. Kate, arrivederci. E’ stato un piacere! A presto dunque».

«Отлично Джон. Кэйт, до свиданья. Был очень рад встрече! До скорого».

Мы вышли, торопясь, из кабинета, как будто опасаясь, что нас раскроют в последний момент. Мы сели в машину и Джон завел мотор. В этот момент мы увидели Фреда, который выбежал из здания, размахивая руками и призывая нас остановиться. Приступ страха перехватил мне дыхание. Он подбежал к машине с моей стороны и постучал в стекло окна. Его лицо было очень серьезным. Неужели он нас раскусил? Я открыла. Он был запыхавшимся от быстрой ходьбы.

«Ваша сумочка, Катрин! Нельзя же свои вещи так везде оставлять!». Он улыбнулся и попращался с нами, а затем направился обратно к себе в здание. Я посмотрела на Джона, он тоже пристально за мной наблюдал. Я сжала его руку.

«Мы это сделали, Джон».

«Да, сделали. Давай уедем отсюда поскорей. У нас есть все, что нам необходимо».

«Еще совсем рано! Поедем в тот дом?», спросила я.

«Нет, сегодня не стоит туда ехать. Давай не будем рисковать. Поехали домой, попытаемся что-нибудь узнать и приготовимся к поездке. Много чего еще надо организовть перед отъездом».

Я любила эту его уверенность, я чувствовала, что он рядом и будет со мной, рука об руку, до конца этого моего приключения, до конца всей истории. До тех пок, пока так или иначе, правда не всплывет на поверхность.

ГЛАВА 12

Мы провели остаток дня изучая маршрут предстоящего нам пути. Жилье семьи Майер было на расстоянии более двух тысяч миль от Джозефа, и нам потребовалось бы, в лучшем случае, тридцать шесть часов, чтобы до него добраться. Нам было совершенно небходимо найти удобный авиарейс. Пока мы изучали карту, мы заметили, что город Гренада расположен очень близко к озеру с таким же названием. Было очевидно, что Майерсы, во всех поколениях, любили подобные места у озерного берега, подходящие для проживания и прогулок, и располагающие к отдыху и созерцанию. В городе Гренада был муницыпальный аэропорт, находящийся всего в трех милях от центра, но использовавшийся исключительно для торговых и военных нужд. Мы увидели также, что в 115 милях от Гренады есть международный аэропорт Джексон-Эверс, такое расстояние мы смогли бы преодалеть за пару часов езды на машине. Аэропорт не осуществлял полеты во многие точки, и, поэтому, нам пришлось выбрать маршрут с пересадками. Стоимость путешествия была высокая, да и времени на перелет требовалось немало, но, все же, намного меньше, чем если бы мы решили отправиться на машине.

«Хорошо, вот так мы доберемся вполе в разумные сроки», воскликнула я удовлетворенно.

«Да. А теперь нам нада позвонить Майерсам», ответил Джон, с трудом читая номер телефона, поспешно написанный мною на листке бумаги, «Черт, Кэйт, как же плохо ты пишешь!».

«Благодарю за комплимент, красавчик! Нам обязательно им звонить?».

«Мы же не можем заявиться к ним в дом, как уличные торговцы, требуя с них информацию о собственности, находящейся на расстоянии в две тысячи миль, а, красавица?». Джон был прав, но я безумно боялась, что они мне откажут.

«Если ты не против, то разговаривать буду я». Джон мговенье подождал, прежде чем ответить, а потом согласился. Пока я набирала номер на телефоне, мои руки и ноги дрожжали столь сильно, что мне пришлось сесть дабы не упасть на пол. Я была безумно взволнована и полностью поддалась панике. Джон сбросил звонок, до того как пошли гудки.

«Ты уверена, что сможешь это сделать, Кэйт?», спросил он меня обеспокоенно.

«Да, у меня просто закружилась голова, а теперь все хорошо. Давай, позволь мне сделать этот звонок!», ответила я. Мой голос дрожжал, и я не могла себя контролировать. Может быть было бы лучше успокоиться, прежде чем говорить с этими людьми. Джон принес мне стакан прохладной воды, которую я выпила медленными глотками и будучи полностью погруженной в свои мысли. Я пыталась разогнать все мои страхи. Вернув ему стакан, я набралась храбрости.

«Давай, Кэйт!», сказал он мне громко. Я взяла трубку и снова набрала номер. От первого гудка мое сердце сильно забилось, и мое тело охватила волна дрожи. Я, в тишине, ожидала когда кто-нибудь на том конце ответит.

«Алло?», услышала я.

Это был красивый женский голос, в котором я сразу же услышала акцент, типичный для южных штатов. Неважно из какой страны, но южный акцент всегда отличаем и его трудно не заметить. Так во всем мире.

«Я имею честь честь говорить с Дорин Майерс?», спросила я вежливо, но будучи охваченной эмоциями.

«Я – Мэри, дочь Дорин. Кто желает с ней говорить?», ответила женщина. Я чуть не расплакалась от эмоций, которые я испытывала в этот момент. Та Мэри, с которой я разговаривала по телефону, могла быть кем то, вроде моего потомка. Как бы это не было абсурдно, если я смотрела на все это глазами того тела, которое мне принадлежало в прошлой жизни, то мне казалось, что я вижу свое будущее поколение. Стена, возведенная временем, полностью рухнула благодаря мосту, который я смогла выстроить. Джон сел рядом со мной и держал меня за руку, чтобы придать мне храбрости и энергии для продолжения этого разговора. Ему не было слышно, что говорит девушка, но он старался понять о чем речь, наблюдая за моим выражением лица и слушая, что я ей отвечаю.

«Добрый вечер Мэри. Меня зовут Катрин, мы с вами не знакомы. Я бы хотела поговорить с вашей матерью Дорин, если можно. Она дома?

«Моей матери сейчас нет. Если позволите вам помочь, оставьте мне сообщение, а я ей передам, как только она вернется. Если надо, я скажу, чтобы она вам перезвонила», ответила девушка своим нежным голосом очень любезно. Мои мысли летали высоко, и я наблюдала будто сокол с высокой горы нсмотрит вниз, высматривая жертву. Мое воображение открыто и без остановки рисовало лицо этой женщины. Я не имела удовольствия встретиться с ней раньше лично, но она для меня стала отправной точкой, моим спасением, единственным реальным связующим звеном с моим далеким и виртуальным прошлым. Но я не хотела оставлять сообщение, поскольку кто угодно счел бы его абсурдным, попади оно в руки кому-то чужому. Если и эти люди сочтут меня сумасшедшей, что было отнюдь не исключено, я потеряла бы последнюю возможность восстановить контакт с ними.

«Нет, Мэри, не беспокойтесь. Скажите мне только, когда я смогу ее найти, и если это вас не побеспокоит, я сама перезвоню».

«Сегодня она вернется очень поздно, и, я предполагаю, будет очень уставшей. Вы можете позвонить завтра утром, если хотите. Вы бы не могли, пожалуйста, повторить свое имя?».

«Конечно. Меня зовут Катрин, Катрин Фортуна. Или просто Кэйт, если хотите. Всего доброго, Мэри».

«И вам всего доброго, Кэйт».

Я положила трубку. Джон смотрел на меня, не задавая вопосов, но мне придало храбрости то, что он дожидался, пока я сама все ему расскажу. Я поколебалась, думая, что он все сам понял.

«Ты была просто молодец», сказал он улыбаясь мне и не отпуская мою руку, которая тем временем превратилась в кусок льда от волнения, «Завтра ты поговоришь с этой женщиной. Ты слишком взволнована сейчас. Иди, приляг на кровать и отдохни. Постарайся расслабить мышцы тела и освободиться от мыслей, которые тебя тревожат. А я пока приготовлю ужин. Я позову тебя, когда все будет готово». Я приняла его предложение. Я была морально истощена и мне было действительно необходимо побыть немного одной. Джон отвел меня в спальню и закрыл за собой дверь.

«А теперь ни о чем не беспокойся. Отдыхай, милая».

Несмотря на это, разумеется, я не смогла сомкнуть глаз. Тем не менее, я смогла, хоть и с трудом, собрать в цепочку все мысли о том, что сказал Фред об этом доме, об исчезнувшей женщине, о моей семье. Голос Мэри постоянно отзывался у меня в ушах. Он был таким красивым и нежным, как музыка. Я бы хотела увидеть Мэри когда поеду в Гренаду, чтобы понять, насколько мое воображение способно нарисовать возможный облик.

Джон пришел позвать меня спустя где-то минут тридцать. Выйдя за дверь комнаты, я сразу почувствовала приятный запах из кухни.

«Сегодня вечером я прготовил мясное рагу с соусом из черных олив, лука и мексиканской фасоли!», с энтузиазмом объявил Джон, упираясь в бока руками, сжатыми в кулак.

«И это все за тридцать минут?», удивленно спросила я.

«Супермаркеты нынче творят чудеса, знаешь?», ответил он, показывая мне упаковку из под уже готового блюда, которое просто необходимо разогреть в микроволновой печи.

«Теперь понятно! Тогда тридцать минут – это даже слишком много!», ответила я отталкивая его локтем.

«Неужели? Только не для этого изысканного блюда, я тебе гарантирую! Давай же , садись, я страшно голоден. Он взял меня за руку и провел в столовую комнату. Стол был элегантно сервирован, покрыт синей шелковой скатертью и на нем лежали тяжелые серебряные приборы. Столовый сервис был из изысканного итальянского фарфора с золотой каймой. На столе было по два стакана на каждого из нас, один для воды, а второй, в форме бокала, для итальянского вина. Три белых зажженных свечи дополняли это произведение искусства.

«Джон! Это все великолепно! Как ты романтичен!», воскликнула я. Джон явно был удовлетворен своими стараниями. Держа руки вдоль тела, он продолжал невозмутимо смотреть на меня. «Здесь очень ощущается итальянский стиль», заметила я.

«Моя жена, вне зависимости от моего желания, со временем, передала мне свои давние пристрастия. Моя бывшая жена, прости». Я так и поняла, что все это могло быть последствием ее влияния.

«Мне нравится. Это все будит во мне ту часть, которую я никогда толком не воплощала в жизнь. Хорошо бы совершить путешествие в Италию, чтобы понять мое происхождение, в этой жизни. Вы бы поехали со мной, господин Бил?».

«Почту за честь сопровождать вас, моя госпожа», ответил Джон со своей неизменной элегантностью, отодвигая стул от стола, чтобы я могла сесть. Я продолжала задаваться вопросом, как могла его бывшая жена уйти от такого прекрасного человека, столь нежного и богатого положительными внутренними качествами. Со всех точек зрения. Сказав тихо «спасибо», я подождала, пока он присядет, после того как подал блюдо к столу. Мы весело поужинали, отдаваясь смеху и игривым мыслям, а после, уже поздней ночью, мы бросились в постель, не в силах совладать с обуявшей нас страстью. Я предже никогда не встречала таких мужчин. Это был мужчина, способный разбудить во мне настоящую женщину. Оставшаяся часть ночи прошла спокойно. Она прошла очень быстро, посколько эта часть была очень короткой.

На следующее утро я проснулась очень рано, как всегда. Джон уже встал и был на кухне, где мыл посуду, оставшуюся со вчерашнего вечера.

«Иногда я задумываюсь, настоящий ли ты человек или только притворяшься тем, кем кажешься», спросила я, прислонившись полуобнаженным тело к двери. На мне была лишь та моя блузка, так небрежно снятая вечером и единственная из одежды, что упала на стул, пока мы вслепую срывали с себя все, что на нас было надето. Я не могла найти трусики и лифчик и, поэтому, надела блузку на голое тело.

«Если судить по тому, как начинается день, глядя на тебя, начинается он просто прекрасно для меня!», воскликнул он, отвечая на мою провокацию.

«Почему твоя бывшая жена ушла от тебя, Джон?».

«Ты не у меня, а у нее должна спросить».

«Ты что-то от меня скрываешь?».

«Что же я могу от тебя скрывать, и, главное, зачем мне это делать?». Мой взгляд упал на картину мужчины с усами и зелеными глазами.

«Посмотри на лицо Гаррета! Посмотри внимательно, знаешь, а он немного похож на тебя?», спросила я, ожидая от него ответной реакции. Джон подошел к катрине, чтобы лучше ее разглядеть.

«Я бы так не сказал. Мы такие разные!», ответил он. Отходя, он вновь резко обернулся в сторону картины, «Кэйт! Иди сюда! Посмотри на кресло, на котором сидит этот человек. Не находишь ли ты, что оно похоже на то, что стоит в доме, покрытое тканью около камин?». Я вскочила, услышав эти слова, и подошла к картине.

«Да, кажется, что это именно то самое кресло! Или, по крайней мере, очень на него похожее. Но если это так, то это означает, что этот мужчина был действительно моим любовником и проводил много времени у меня дома. Может это я сама и нарисовала эту картину много лет назад!». Все это имело смысл. Я могла посадить Гаррета в кресло, а потом нарисовать его образ на холсте своими же руками и кисточками. Все же, таких образов у меня не разу не возникало ни в памяти, ни перед глазами.

«Если нам улыбнется удача, то вскоре мы все проясним. Когда ты собираешься перезвонить Дорин Майерс?».

«Как можно скорее. Сейчас, мне кажется, еще слишком рано, я бы не хотела их беспокоить. Знаешь, вопрос – очень деликатный. Не хочу из рассердить. Мэри сказала, что я смогу с ней поговорить до полудня, и, пожалуй, стоит немного еще подождать».

«Правильно. Давай еще немного потерпим. Цель уже близка».

«Сегодня утром я бы хотела еще раз побывать в этом доме, Джон, если ты не возражаешь».

«Конечно, мы пойдем туда позже, после того как ты поговоришь с Дорин».

«Нет», ответила я резко, «Не обижайся Джон, но я бы хотела зайти еще раз в этот дом и побыть там, на этот раз, наедине с самой собой, со своими воспоминаниями среди вещей мне когда-то принадлежавших». Джон смотрел на меня растерянно. Он кивнул, ничего не сказав, но было видно, что он разочарован.

«Джон, прошу тебя, не делай так. Не заставляй меня чувствовать себя виноватой», я поцеловала его. Он был пассивно холодный.

«Что такое Джон?», спросила я обеспокоенно.

«Мне кажется, что это некрасиво и неправильно, то, что ты у меня просишь. И вообще, ты знаешь, это опасно и ты можешь там покалечиться. У нас тогда будут огромные

ГЛАВА 13

Когда добрались до парковки, откуда шла тропа, ведущая в дом, Джон остановил машину, не выключая мотора.

«Ты уверена, что хочешь пойти в этот дом одна?»

«Абсолютно уверена. Я не создам никаких проблем, не волнуйся. Я ограничусь тем, что буду рассматривать предметы, комнаты, вид на озеро и каждый уголок этого дома. Это необходимо, для того, чтобы восстановить как можно лучше мои воспоминания. Я уверена, что смогу раскрыть тайну о том, что случилос с Кристин». Я взяла его за руку, она была теплая, в отличии от моей, которая была холдная как кусок льда. Джон заметил это и взял меня за руки, пятаясь их немного согреть.

«У тебя есть перчатки с собой? У тебя ледяные руки».

«Нет. Я так была взволнована от этой поездки, что забыла их взять». Джон открыл бардачок в машине со стороны пассажира, где сидела я , и достал оттуда черные шерстяные перчатки.

«Вот, надень эти. Они тебе будут немного велики, но всяко лучше, чем ничего. Тем более, внутри дома все грязное и полно пыли. Так хоть немного защитишь руки».

«Ты просто сокровище, Джон!».

«Да, я знаю», ответил он гордо улыбаясь.

«Не жди меня здесь. Кто-нибудь может заметить стоящую тут машину и заподозрить что-то».

«А сколько времени ты собираешься там находиться, Кэйт?».

«Несколько часов»,

«Несколько часов? А я что буду делать здесь несколько часов?».

«Джон, ты не должен здесь оставаться. Возвращайся домой, делай, что хочешь, но не оставайся здесь, пожалуйста!».

«Постарайся не натворить каких-нибудь глупостей Кэйт, прошу тебя. Я пойду проедусь в центр города, чтобы как-то провести время. Я буду здесь точно через четыре часа, не опаздывай. Тебе четырех часов хватит?».

«Думаю, что да, Джон. Ты действительно очень милый». Я поцеловала его на прощание и вышла из машины, закрыв за собой дверцу. Я направилась к тропинке и, как только на нее вступила, обернулась, чтобы сново попрощаться с Джоном. Мы вновь обменялись приветствиями. Я осталась стоять, пока он разворачивал машину, чтобы потом выехать на дорогу и скрыться из виду.

«Давай Кэйт. Смелее!», сказала я себе вслух, что мои уши услышали это указание, как будто бы оно происходило извне. Я пошла по тропе, которая стала менее непроходимой из-за того, что снег начал потихоньку таять, а также повсюду была грязь из талой воды и земли. Я шла по следам, которые мы сами и оставили когда были здесь. Их было очень хорошо видно, даже слишком хорошо. Было бы лучше, если бы эти отпечатки наших шагов стерлись, чтобы не оставалось следов, указывающих, что мы здесь побывали. Я дошла до конца тропы и вновь увидела дом, величественно возвышающийся передо мной. Я испытала те же самые чувства, что и в первый раз. Как и тогда, по моему телу побежали мурашки. На этот же раз, я входила в дом одна, я вносила свое тело и, следовательно, и душу внутрь того самого дома, в который входила Кристин в течение своей жизни. В первый раз я испытывала подобные эмоции!

Убрав заграждение, скрывающее разбитое мной тогда стекло, я открыла окно и вновь влезла в него, оказавшись внутри дома. Я начала снимать все защитные покрывала с мебели, как бы это сделали владельцы дома после длительного отсутсвия. Я, не особенно церемонясь, складывала их в одном из углов дома. Около горы набросанных мною тряпок, я заметила маленькую дверь. Открыв ее, я была уверена, что увижу внутри метлу, что так и оказалось.

«Отлично, Кэйт! Сразу видно, что это твой дом, и, в конце концов, никто тут особенно ничего не менял. Давай-ка хорошенько подметем тут повсюду, точь в точь как это делала Кристин», сказала я себе. Мне не потребовалось много времени, чтобы удалить основную часть паутины, мышиных трупов и пыли. Я двигалась по дому проворно и уверенно.

Это было странное ощущение, иногда на меня накатывал страх, а иногда я чувствовала себя уверенно, потому что я не чувствовала себя одной. Я внимательно осмотрела узоры из дерева, вырезанные заботливой и умелой рукой талантливого скульптора. Здесь были прекрасно сохранившаяся ценная деревянная отделка, перила и ступеньки, ведущие наверх, были тоже в отличном состоянии. Джон говорил, что ступени прогнили. С чего он это взял? Мне казалось, что они были в идеальном состоянии! Вдруг вокруг все стало казаться идеально чистым, даже там, где я и не подметала! Я обернулась и увидела, что повсюду был идеальный порядок: мебель была чистой, блестящей и аккуратно расставленной. Свечи были зажжены, и их свет наполнял комнату, создавая атмосферу уюта, дополняемую горящим камином. В воздухе ощущался нежный аромат благоуханий. В доме было очень тепло.

Я посмотрела в окно и удивилась: шел снег! Я быстро спустилась по лестнице и, секунду спустя, почувствовала как под моей ногой проломилась ступенька. Моя ступня тут же провалилась внутрь, разрывая кожу. Я почувствовала сильную боль и увидела, что у меня потекла кровь. В этот момент я бы хотела, чтобы Джон оказался со мной рядом, но я сознательно его попросила оставить меня одну. Не без труда и боли я освободила ногу из проломленной ступеньки и вытащила из щиколотки деревянные щепки. Выйдя на улицу, я промыла рану снегом. Кровь, казалось, остановилась. По всей видимости, к моему счастью, рана была поверхностной. Я взяла платок и перевязала им рану, поправив края разодранной кожи. Рана, к счастью, была чистая, и, скорее всего, не должны была воспалиться. Я крепко перевязала все это отрезками веревки, которая валялась под нишей в стене дома, и которая прекрасно сохранилась, несмотря на время и на непогоду. Как же хорошо, когда все под рукой, подумала я. Я знала точно, где что искать и где смогу найти. Затем я вернулась назад. Дом представился мне вновь темным, необитаемым и с мебелью поставленной вкривь и вкось. Я увидела сломанную ступеньку. Дерево действительно было гнилое, другие ступени находились отнудь не лучшем состоянии, хотя и были еще целыми. Я поняла, что со мной только что случилось: у меня было одно из моих видений из пошлого, но в этот раз переход произошел естественным образом, так, что я даже сама не заметила. В тот момент я была Кристин, а не Катрин, я переживала в первом лице мое прошлое, и все было очень реально. Мне приходилось двигаться очень осторожно внутри дома, то что я могу образ из прошлого за настоящее, которое не соответствует реальности, могло стать для меня фатальным. Только что я в этом лично убедилась. Продолжая подниматься по лестнице, я проверила состяние балок из которых был сделан пол на втором этаже. Они были вполне целыми и, казалось, что по ним смело можно ходить, не рискуя провалиться вниз.

Я поднялась по лестнице, стараясь внимательно смотреть под ноги. Каждая ступень поскрипывала подо мной, и каждая из них издавала свой особенный звук: более пронзительный и тонкий или гухой и низкий. Вдруг снова лестница перестала скрипеть, я вновь увидела мягкий свет свечей и камина, которые освещали гостинную и обстановка тоже была в идеальном состоянии, будто бы только кто-то навел порядок. Поднявшись на верхних этаж, я осмотрела все сверху. Я посмотрела на себя и увидела, что на мне долвльно широкое белое платье, длинная юбка и корсет, подчеркивающий пышность моей груди.

Я вернулась в тело Кристин, теперь прекрасно осознаявая это. Мне нужно было быть очень осторожной и не совершать ошибок, чтобы все опять не испортить. Я поняла, что могу переходить из одной жизни в другую, просто напросто проходя по этой лестнице. Тут точно должно было быть какое-нибудь волшебство, без него явно тут не обошлось. На верхнем этаже все тоже было в идеальном порядке. Везде было чисто и не мебели не было никаких покрывал.

Я чувствовала свежий аромат духов, который до сих по мне был незнаком. Я дотронулась рукой до стены и ощутила, насколько она гладкая и без шероховатостей, будто бы была недавно обработана маслом. На календаре, висящем на стене была дата: 27 декабря 1867 год. Страница, на которой была дата, была надорвана, видимо по ошибке. Я чувствовала себя комфортно в своем доме, как если бы я там прожила всю жизнь без перерыва. Дотронувшись до кровати я почувствовала насколько она мягкая и высокая, в отличии от современных кроватей. Я также заметила насколько прекрасна структура из дерева и покрытая темной краской, держащая балдахин над постелью. Похоже, что дерево здесь было обработано драгоценными китайским лаком.

Я вернулась к письменному столу, рядом с которым стоял стул, покрытый тканью из белого льна, и который тоже был в идеальном порядке. На столе я вновь увидела письменное перо с инициалами ‘K’ e ‘M’, жидкие чернила и дневник в кожаном переплете завязанный элегантной шелковой тесьмой розового цвета. Это был дневник, который вела Кристин! Мне казалось, что меня в этот момент должны были охватить наихудшие страхи: там внутри было все мое прошлое, вся моя история! Прочитай я его, и мне все раскроется. Но я напротив, была странным образом спокойна. Я отодвинула стул, медленно на него села и развязала узел из шелковой тесьмы, связывающий обложку дневника.

Страницы были довольно плотные, горчичного оттенка и шероховатые, идеальные для письма чернилами и пером. Когда я переворачивала страницы, до меня доносился терпкий запах кожаного переплета, который наполнял воздух вокруг. Этот дневник был довольно новый. На первой странице была пропечатана дата: 1867. Были также имя и фамилия, написанные витьеватыми буквами: Кристин Майерс. У мнея не оставалось более никаких сомнений: это был мой дневник и меня действительно звали Кристин Майерс. Я была перед самой собой, перед собственным обликом, точь в точь такая, как была в тех далеких временах. Я перевернула страницу и моему удивленному взору предстал текст, написанный идеальным почерком. Я начала читать.

Из окна моей комнаты, которое выходит на мое прекрасное озеро

17 января 1867 года

Мое имя, какое мне дали при рождении, Кристин. Я – из семьи Майерс, дочь Альфреда и Маргарет. У меня две сестры: Рут и Стефани, которых я уже давно не видела, и брат Грег, которого люблю больше самой себя. Я живу в одиночестве здесь, в Джозефе, в смоем деревянном доме, который стоит на берегу озера Валлова у подножья гор с тем же названием. Дом находится на небольшом мысе, откуда возвышается над озером, будто бриллиант, сверкающий в золотой оправе кольца. В здешних местах мало домов, и тут живут, в основном, пастухи и крестьяне. Гора Сакаджавеа хорошо видна из моего сада и из комнат, во всей своей внушительности и белизне снегов, покрывающих ее почти весь год напролет, в независимости от времени года внизу у подножья. Мой дом довольно большой, может быть даже слишком большой, для одного человека. Внушительные размеры дома, даже чересчур большие, несут на себе отпечаток всего окружающего. Внешний фасад выкрашен в насыщенно красный цвет, который прерывается белизной окон и создает контраст с крышей из элегантных черных черепиц, слегка выгоревших на солнце и отмеченных пучками зелёного мха, который растёт на более холодной влажной стороне. Дом хорошо виден даже издалека, в особенности тогда, когда краска ещё свежая и блестит, отражая лучи солнца. Внутри же, царит нейтральный цвет непокрашенного дерева, который я сознательно никогда не хотела менять, таков был мой выбор, несмотря на советы людей. Я живу изолированно, как отшельник, вдалеке от мира и от общества. Я всегда желала покоя и всегда ненавидела противостоять кому-либо. Никакой шум, кроме звуков природы, не должен беспокоить меня, как во время моих ночей, так и во время моих дней. Ночью в полнолуние свет проникает в мои комнаты и разливается вокруг меня, сопровождая мои мысли, играя со шторами, которые закрывают окна, целиком их освещая. Мне не нужны свечи, но я все равно их зажигаю, потому что обожаю запах воска, расплавленного непреодолимой силой огня. Ими же я зажигаю и огонь в камине холодными зимними ночами. Я люблю огонь и тепло, которое он источает, его энергию, аромат еловых дров, ещё пропипанных смолой, которые горят медленно и заставлют огонь потрескивать. Я записываю мои мысли в дневник, потому что таким образом они не смогут исчезнуть после моей смерти. Я изливаю содержимое моих дней и мои эмоции на страницы, превращая их в линии из чернил, которые кто-то однажды сможет, наверное, прочитать, если захочет или если ему будет любопытно узнать что-то обо мне или, может быть, захочет меня вновь найти. Мне помогает вид моего гигантского озера, которое я так люблю и где я родилась 45 лет назад, и которое я вижу каждый день из окна моей спальни. Я никогда не хотела покидать этот дом, даже когда моя семья решила уехать, чтобы попытать счастье в дальних краях. Нет в мире лучше картины, написанной каким-либо художником. Как же бы я смогла покинуть это произведение искусства, построенным Божественной Природой? Если бы я уехала, я бы потеряла навсегда часть себя. Я захотела установить письменный стол как раз там, где лучше видна панорама, чтобы она могла принимать и сопровождать меня в течение каждодневных исповедей. Да будет дана мне способность и милость дабы не утомить кого-то или не обидеть, если же это всё таки произойдёт, я прошу прощения и умоляю не проклинать меня, а просто оставить эти страницы в том месте где вы их и нашли, или же вернуть их тем, кому они были подарены. Рут, милая моя сестра, прости меня за боль, которую я тебе причинила, хотя может быть ты ее еще и прочувствовала. И может, даже, никогда и не узнаешь, насколько вероломно я с тобой поступила, несмотря на твое доверие и на твою лояльность по отношению ко мне. А если ты, любимый мой, если ты когда-нибудь прочитаешь эти мысли, свяжи их навсегда с той любовью, которую я испытываю к тебе. Простите меня, если сможете.

Кристин

Это были примерно те же слова, которые посещали мой разум в прошлом, и, благодаря которым, я имела представление о ситуации. Теперь у меня есть еще один элемент: имя моего отца, моей матери, моих двух сестер и моего брата.

Одной из сестер я сделала нечто плохое, нечто «вероломное», как я написала в дневнике. Я физически ощущала реальность ситуации. Это была именно я, в своей комнате, среди своих собственных вещей, также как это и было в далеком 1867 году.

Я ощущала цвета, запахи и предметы, которые были в том моем периоде жизни! Тот дневник, в моим руках, имел ощутимый вес и форму. Там внутри было детальное описание целого года моей жизни с упоминаниями моего прошлого, из которых я смогла бы многое понять о самой себе, о людях, меня окружавших, о моем мире и, быть может, и о моей кончине.

Все же я не могла унести его, потому что как только я покинула бы эту комнату, все вокруг меня изчезло бы, возвращая меня в настоящее время, в темный, холодный и грязный дом. Хотя, если я когда-нибудь это все написала, то настоящий дневник должен был быть где-то здесь, если, конечно, он не был потерян или испорчен. Мне было действительно необходимо его найти, но я пока не знала где и как его искать.

Я задержалась на тех вступительных строках, которые только что прочла, та самая я из прошлого понимала, что кто-нибудь сможет или будет вынужден прочитать эти страницы. Мне пришло в голову, что я сама смогла сделать так, чтобы кто-нибудь смог его найти, прочитать и сохранить даже после моей смерти. Я продолжала читать. На каждой странице были отражены, по крайней мере, одна фраза, одна мысль или эмоция в день.

У меня не было достаточно времени, чтобы полностью все прочитать, поэтому я начала пролистывать страницы, задерживаясь только на том, что могло быть более важным для меня. Я читала эти строки, проживала вновь историю любви между Кристин и Гарретом, вкушала сласть и горечь тех чувств, которые она мне преподнесла. Наконец, я почувствовала острую боль в сердце, когда поняла, как я отвратительно поступила по отношению к моей сестре Рут! Я влюбилась в собственного зятя, так как Гаррет был ее мужем.

Я страдала, когда узнала, что Рут не может иметь детей, несмотря на то, что она горячо желала зачать младенца. Я почувствовала, как задыхаюсь, когда узнала о том, что я сама потеряла собственного малыша, дитя нашей с Гарретом незаконной любви. Это было должное для меня наказание за все мои грехи и за то, что я сделала Рут.

Кто знает, узнала ли Рут, прежде чем умереть, об измене своего мужа с собственной сестрой, человеком одной и той же с ней крови. Может Рут умерла от боли узнав об этом, или, хуже, она убила себя! А что мог подумать мой любимый брат Грег об этом моем неблагородном поступке? Я действительно чувствовала себя виноватой, настолько, что мое новое физическое тело расплачивалось болью за ошибки, совершенные моим духом, выжившим, несмотря на прошедшее время.