Текст книги "Видео Иисус"

26

На рис. XI 1-15 показан вид черепа сбоку. Отчётливо видны две амальгамные пломбы на задних коренных зубах. Принадлежащие этому черепу зубы, которые были найдены отдельно, расположены рядом. Отчётливо видны значительные кариозные повреждения клыка и среднего резца.

Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Патер Лукас спал в эту ночь плохо. Накануне вечером ему позвонил епископ и поставил в известность, что из Рима приезжает один могущественный человек. Он выразился не буквально этими словами, но имел в виду именно это. Он назвал имя этого человека: Луиджи Баттисто Скарфаро.

– Примите его, как принимали бы кардинала, – несколько раз напомнил епископ. – Он не имеет церковного сана, но он может говорить со Святым Отцом, когда хочет. И Святой Отец прислушивается к нему. Окажите ему всяческую поддержку, какая ему понадобится – всяческую, Лукас. Всяческую.

Лукас ясно представлял себе во время телефонного разговора круглое, добродушное лицо своего епископа, белые пряди, непослушно падающие на лоб, и чувствовал его страх. Каким-то образом страх епископа передался и ему и преследовал во сне.

Он проснулся от того, что кто-то в первых рассветных сумерках уже возился с воротами во двор, затем послышался шорох шин. Патер Лукас остался лежать в постели, не в силах шевельнуться, смотрел в потолок, на игру света и тени, которую производили фары въезжающей машины, и только и мог подумать: Ну, вот и он.

Потом фары погасли. Священник быстро откинул одеяло и набросил на себя рясу.

Даже в полутьме нетрудно было опознать главного в группе людей, идущих ему навстречу. Скарфаро был худой человек, лицо которого носило черты хищной птицы и такое ипохондрическое выражение, будто он страдал язвенной болезнью. Его сопровождали четверо молодых, сильных мужчин в сутанах священников, все они казались на одно лицо. Приглашая их войти, патер Лукас заглянул в четыре пары глаз, лишённых выражения, на четырёх гладких, бледных лицах. У него мороз прошёл по коже, и не утренняя прохлада была тому виной.

– Наша машина, – сказал Скарфаро вместо приветствия, – последние километры перед Иерусалимом издавала какие-то странные звуки. Наверняка вы знаете какую-нибудь мастерскую, куда её можно отогнать?

Священник услужливо кивнул:

– Да, конечно. Совсем недалеко. Махмед Абдулла. Он всегда чинит и наш сильно изношенный автофургон «фольксваген».

– Он католик?

– Что-что? – Патер Лукас растерянно посмотрел на человека из Рима.

– Махмед Абдулла звучит так, будто этот человек мусульманин.

– Да. Вернее, я не знаю. Он араб, да. Я допускаю, что он мусульманин. В этом квартале живут почти исключительно мусульмане.

– Отгоните машину в мастерскую, которая принадлежит католику.

Патер Лукас заморгал глазами. Может быть, он ещё спит?

– Да вы не беспокойтесь. Махмед Абдулла отличный автомеханик, он хорошо разбирается в любых марках машин…

Скарфаро, который было уже повернулся, чтобы продолжить путь, снова остановился, медленно обернулся к нему и просверлил его своим стальным взглядом.

– Разве я выразился недостаточно ясно и однозначно?

– Конечно, но я не понимаю, почему это так важно…

– Разве я выразился недостаточно ясно и однозначно, патер Лукас? – безжалостно повторил человек.

Лукас только сглотнул:

– Да.

Скарфаро мгновение рассматривал его лишённым выражения взглядом и потом наконец кивнул:

– Вот и хорошо.

***

В реставрационной лаборатории пахло сырой сажей и холодным дымом. Каун и Райан были здесь одни. Они снова просматривали на мониторе, принесённом Райаном, эпизоды, снятые видеокамерой в ночь разыгравшихся здесь событий.

Запись начиналась почти непосредственно за выкриком девушки. Они в замедленном темпе смотрели, как она схватила охранника и бросила его через плечо. Когда тот ударился об угол стола, от удара задрожали остальные столы, включая и тот, на котором лежал скелет.

– Невероятно, – сказал Каун.

– Он сам не понял, как это получилось, – сказал Райан. – Он сказал, что этого бы не произошло, если бы он держал мужчину, а не девушку.

– Он явно недооценивает израильских женщин. Хотя сам израильтянин, и это удивительно. Наверное, он должен иметь представление о том, чему их учат в армии.

– Теперь будет иметь, – сухо сказал Райан.

Потом на экране рухнул второй боец, неожиданно получивший удар в спину, а галогеновая лампа, высоко падая, оставила на экране светящуюся полосу, похожую на хвост кометы. С полок повалились флаконы и бутылки с химикалиями, разбились, вспыхнуло пламя. И потом снова в кадре возникла девушка, с автоматом на изготовку, в абсолютно профессиональной позе.

– Невероятно, – повторил Каун. – Вы заметили, что она совершила бросок в самый благоприятный для этого момент? Как будто хладнокровно дожидалась этой минуты. Абсолютно хладнокровно.

Потом в кадре Юдифь и Райан обменялись несколькими словами. Пламя распространялось. Райан, пренебрёгший угрозой, схватился за огнетушитель. Бегство троих молодых людей. Каун прогнал кассету немного вперёд, на новых кадрах было видно, как Райан нацеленной струёй локализует пламя и полностью гасит его. На том месте, где в помещение вбегают двое постовых с главного входа, Каун остановил плёнку.

– Этих уволить, – сказал он. – Кто даёт себя так обвести вокруг пальца, слишком глуп для этой работы.

– Уже уволены, – кивнул Райан.

Каун перемотал плёнку на начало, снова запустил изображение и просматривал его.

– Вам не удалось услышать, о чём они говорили на тот момент, когда вы вошли?

– Нет. Я какое-то время прислушивался в коридоре, но ничего нельзя было разобрать.

Каун задумчиво смотрел на дрожащий остановленный кадр.

– А что им здесь было надо? Что заставило этих ребят ночью вломиться в Рокфеллеровский музей?

Райан ничего не ответил. Он хорошо знал эту манеру Кауна разговаривать с самим собой. Магнат не любил, чтобы его при этом перебивали, а ещё меньше, чтобы подсказывали.

Каун потыкал пальцем в экран, в то место, где стояли Фокс и музейный ассистент.

– Почему они стояли именно здесь? – Он повернулся и прошёл на то место в лаборатории между двумя рядами столов. – Здесь. Оба стояли здесь. Почему?

Он огляделся, осмотрел два обугленных остатка пластиковых ванночек на столе, усеянном осколками стекла и высохшей пеной огнетушителя.

– Что здесь было? На видео видны две ванночки, ультрафиолетовая лампа и лупа. Но это не наши ванночки, наши стоят на своих местах, и их никто не трогал. Кстати, Райан, великолепная работа, как вы потушили огонь! Мои поздравления.

– Спасибо, сэр.

– Они стояли не возле скелета, и они не интересовались инструкцией. Они стояли здесь, около двух ванночек, которые не имели к нашим никакого отношения. Что в них?

– Другая бумага.

– Правильно. Бумага, которая лежала вместе с инструкцией и которую Фокс от нас утаил. Они притащили её сюда и исследовали. – Каун сунулся в сажеобразную массу и растёр между пальцами несколько крошек. – И теперь это погибло. Вопрос в том, что они в ней обнаружили?

– Это мы узнаем, когда они будут у нас в руках.

– Вы думаете, мы их поймаем?

– Естественно, – сказал Райан с лёгким удивлением в голосе.

– Мы могли бы подключить полицию. – Обычно в таких случаях проводилось расследование причин пожара, и кто-то должен был оплатить вызов пожарной команды. Но израильские чиновники, которые сегодня утром побывали здесь и составили протокол, не проявили к делу никакого интереса. Ущерб, нанесённый огнём, был минимальным. Музей работал сегодня в обычном режиме, наверху даже не пахло горелым. – Хотя мне бы очень не хотелось этого делать. Но мы можем потребовать розыска Фокса, как поджигателя.

– Я не думаю, что это понадобится.

– Надеюсь. – Взгляд Кауна блуждал вокруг. Теперь вопрос был в том, что делать дальше. Лабораторию, в дверь которой в ту же ночь вставили новый замок, следовало бы как следует вычистить, прежде чем продолжить исследования. Но что им дадут эти исследования? Каун не мог отделаться от чувства, что та бумага, которую украл молодой американец, содержала решающую информацию.

Он бегло взвесил возможность того, что этот инцидент – всего лишь отвлекающий манёвр, чтобы заставить их поверить в то, что документ погиб. Но тут же отбросил это подозрение. Ведь осталась видеозапись – такую цепь событий инсценировать невозможно.

Взгляд Кауна остановился на пирамидальном штативе из алюминия, стоявшем на шкафу в торце лаборатории. На вершине пирамиды была закреплена фотокамера. Он подошёл поближе и внимательно изучил этикетку на задней стенке аппарата. Под надписью, сделанной на непонятном ему иврите, значилась дата. Двухдневной давности.

– Скажите, Райан, кто, кроме нас, работал в этой лаборатории в последние дни?

– Никто.

Каун взглянул на счётчик кадров. Было сделано почти двадцать снимков. Он открутил камеру от штатива и протянул её Райану.

– Я думаю, нам стоит проявить эту плёнку.

***

Завтрак был такой же жалкий, как и сам отель. Они сидели за столом почти молча и выглядели так, как и должны выглядеть люди, пытавшиеся выспаться на продавленных матрацах за очень короткой остаток ночи. Зато у этого отеля было два решающих преимущества: он был такой дешёвый, что Стивен смог заплатить за него наличными, не обнаруживая свою кредитную карточку. И портье не задавал вопросов, когда они объяснили ему, что их багаж вместе с документами похищен.

– Не знаю, так ли это было необходимо? – проворчал наконец Иешуа. – Мы могли бы просто пойти ко мне…

– …и проснувшись, сразу заглянуть в дула автоматов райановских горилл, – рыкнул на него Стивен.

Юдифь с отвращением смотрела в свою чашку кофе.

– Неужто бывает что-нибудь ещё хуже? – пробормотала она, обращаясь сама к себе.

– Не слишком ли много ты им приписываешь? – с сомнением спросил Стивена её брат.

Стивен смерил его взглядом, в котором свирепость была смешана с издёвкой:

– Добро пожаловать в мир плохих мальчиков, Иешуа. Как ты думаешь, каким образом Райан нас обнаружил? Да потому что в моей машине где-то прикреплён жучок-датчик, хоть ты меня и высмеял в прошлый раз, когда я это заподозрил. Если бы я и вчера вечером проявил такую же осторожность, всё было бы по-другому.

***

Петер Эйзенхардт проснулся, и ему показалось, что из соседней комнаты доносятся звуки постороннего присутствия. Это вполне могло быть, потому что там были разложены личные вещи Стивена Фокса – для обыска.

Он открыл жалюзи и надел халат. Шлёпанцы куда-то исчезли, и он остался босиком. Некоторое время он размышлял, не сварить ли себе чашку кофе, но потом отказался от этой мысли и отодвинул дверь, ведущую в переговорную комнату.

Там был профессор Уилфорд-Смит, он сидел за столом один, включив ноутбук молодого американца. Когда появился Эйзенхардт, профессор вздрогнул от неожиданности, как будто писатель застал его за чем-то неприличным.

– Доброе утро, – сказал Эйзенхардт и с любопытством встал за спиной руководителя раскопок. Уилфорд-Смит изучал интернетные страницы, сохранённые в памяти компьютера. На этих страницах было описание камер MR-01 и MR-02.

– Доброе утро, мистер Эйзенхардт, – ответил британец с рассеянной улыбкой, сворачивая и засовывая в карман листок бумаги, на котором он, судя по всему, что-то записывал. – Как видите, меня всё ещё занимает это. Почему путешественник во времени взял с собой в прошлое не MR-02? Судя по тому, что здесь написано, эта камера много лучше.

– Интересный вопрос, – кивнул Эйзенхардт.

– У неё более стабильный корпус. Более сильный объектив. Больший оптический охват. И при этом она ненамного массивнее или объёмнее.

– Но она на тысячу долларов дороже. – Профессор взглянул на него растерянно.

– Ну, это вряд ли было решающим аргументом.

Эйзенхардт рассматривал картинки на экране маленького компьютера. Да, можно было сказать, что цена не могла служить решающим аргументом. Но с тех пор, как он увидел камеру, которую они искали, в нём крепло чувство, что эта деталь указывает на то, что все их предыдущие рассуждения полностью ошибочны.

***

У женщины за окошечком проката автомобилей были пышные рыжие волосы и такие же пышные формы, она хорошо говорила по-английски и старалась казаться предупредительной, если это не причиняло убытков её работодателю. Она смотрела на копию договора, которую Стивен положил перед ней, и старалась вникнуть в его положение, о котором он рассказывал.

– Вообще-то вы обязаны вернуть машину туда же, где брали, в Тель-Авив, – сказала она.

– Но как я могу это сделать, если она не заводится, – ответил Стивен.

– Мы могли бы переправить её в мастерскую, починить и потом дать вам знать, когда она будет готова, – предложила она. – Разумеется, за эти дни вам не придётся платить за прокат.

В этот момент Стивен обнаружил среди плакатов, аккуратно прикреплённых к стеклу, рекламную картинку Бет-Шеарима. Он снова вспомнил историю странника во времени и что они собирались поехать туда и осмотреть Некрополь. Но теперь это было ни к чему – они уже знали, где находится камера.

Какое всё-таки безумное приключение!

– Послушайте, – Стивен попытался снова вернуть своё внимание к предмету. – То, что машина не заводится, это лишь дополнительное осложнение. Собственно говоря, я и без того хотел заменить её на другую машину. И уж её я верну в Тель-Авив, если вы так настаиваете на этом.

– А на каком основании вы хотите другую машину?

Потому что к этой где-то прицеплен жучок, – подумал Стивен и сказал:

– Что-то я с ней не так хорошо управляюсь, как надеялся. Я хотел бы попробовать другую модель.

Она вздохнула, помедлила немного и потом призналась:

– Боюсь, что единственная машина, которую мы можем вам сейчас предложить, это вон та, – она указала шариковой ручкой за окно на мощный джип «чероки» с тонированными стёклами. – Но её прокатная цена дороже.

Стивен полюбовался импозантным видом машины. Это был, конечно, монстр. Но «феррари» обошёлся бы ему ещё дороже. С другой стороны, это, может, было бы не так уж неразумно. Преследователи и не подумают искать их в такой машине.

– А сколько это будет в цифрах? – спросил он. Она назвала ему цену в шекелях, и он перевёл это в привычные доллары. Постепенно всё это дело начинало влетать ему в копеечку. Если в итоге он его не выиграет, то ему придётся обеими руками держаться за договор с Video World. А это самая плохая позиция при ведении переговоров.

– Хорошо, – кивнул он и выложил на стойку свою кредитную карту.

Она повернулась к своему компьютеру, нажала несколько кнопок и потом спросила:

– Где, вы говорите, вы оставили прежнюю машину? У Рокфеллеровского музея?

– Да. На парковке перед главным входом.

Механик, который будет забирать машину, сильно удивится, что она безупречно заводится. Но это бывает у новомодных машин с электронным инжектором.

Прокатчица с пышными формами заглянула в предыдущий договор Стивена и начала заполнять новый.

***

Стивен ещё ни разу не был у Стены плача. По дороге они купили в магазине электроники новое зарядное устройство для мобильного телефона Стивена, которое можно было подключать в гнездо прикуривателя автомобиля. Объехали Старый город, поставили машину на платной парковке для туристов и остаток пути к Стене плача проделали пешком. Когда они прошли через ворота в стене Старого города, перед ними возник юго-западный угол горы, высившейся каменной громадой. Довольно протяжённый участок у южного конца Храмовой горы был закрыт на постоянные археологические работы, отсюда ответвлялась узкая дорога, по дуге поднимаясь вверх – для посетителей мечети Омара, – тогда как более широкая дорога слегка покато вела вниз, к площади перед западной стеной, официально именуемой Стеной плача.

С первого взгляда Стивену было трудно уразуметь, что это святыня: Стена плача была просто высокая стена, сложенная из монументальных, постаревших от времени блоков песчаника. На площади-террассе перед Стеной был отгорожен поперечно пролегающий участок для неевреев, далее отгорожены небольшой продольный участок для женщин и большой для мужчин. Без публики это место больше походило бы на строительный котлован, вырытый и забетонированный для того, чтобы впоследствии соорудить здесь подземный гараж.

Они остановились на некотором отдалении, и Стивен заметил, как напряглись при виде Стены Иешуа и Юдифь. Ему показалось удивительным, какое оживление царило здесь в обыкновенное утро понедельника. У Стены стояли солдаты, погружённые в молитву, одной рукой придерживая оружие. Ортодоксальные иудеи, одетые во всё чёрное, в широкополых шляпах и с пейсами, прижимались лбами к камням, поглаживали и целовали их. Рядом был выставлен ряд стульев, на которых дрыгали ногами дети не старше двенадцати, в серых клетчатых рубашках, коротких штанишках, крохотных шапочках и со странно длинными волосами. Только один ребёнок читал книгу, повернувшись лицом к Стене, остальные поглядывали во все стороны, лазили туда и сюда в унылом ожидании или взбирались на стулья с ногами. Никто не обращал на них внимания.

Чем дольше Стивен наблюдал все эти сцены, тем менее странными они ему казались. Описания, которые ему приходилось слышать или читать, были и справедливы, и в то же время ошибочны. Да, он видел людей, которые подходили к Стене и засовывали в её щели маленькие сложенные записочки с просьбами или молитвами. Когда он впервые узнал об этом обычае, то счёл его абсурдным. Но когда теперь он стоял здесь и видел всё своими глазами, это уже не казалось ему абсурдным. Он был почти растроган. Да, правильно, во время еврейских молитв все громко и наперебой говорили – это звучало полной какофонией для того, кто не знал иврита, но сейчас он понял, что иронизировать над этим могли только люди, не понимающие, а лишь презирающие других. Здесь и сейчас он наконец понял, что какофония – это страсть моления, а то, что казалось хаосом, означало лишь, что каждый самостоятельно говорил со своим Богом.

Каково это было – чувствовать себя частью традиции, которой уже не меньше пяти тысяч лет, а то и больше? Давало ли это человеку покой и уверенность? Если чувствуешь себя частью великого, вечного потока жизни, то, наверно, одни переставали ощущать необходимость делать что-то значительное и великое из своей отдельной жизни, а других такая причастность лишь вдохновляла…

Неужто мне завидно? – спросил себя Стивен.

Его отвлёк весёлый смех. Он обернулся и увидел большую семью, которая составляла почётный эскорт мальчику лет тринадцати, улыбающемуся во всё лицо; женщины были разнаряженные и взволнованные, мужчины подчёркнуто невозмутимые, но явно исполненные гордости.

– Это праздник бар-мицва, – объяснил Иешуа, не дожидаясь вопроса. – Это значит, сегодня мальчик впервые получает право читать Тору в синагоге вслух.

Стивен посмотрел вслед этой семье и наконец снова вспомнил, ради чего они пришли сюда. И Юдифь, словно прочитав его мысли, в ту же минуту сказала:

– Я не вижу ничего даже близко похожего на красный камень.

И верно. Все каменные блоки, из которых была сложена западная стена храма, были светло-серые, издали кажущиеся жёлтыми, куски песчаника, из которого построен весь Иерусалим. Отдельные камни выделялись очень чётко, между некоторыми проросла трава, а многие, главным образом в верхнем ряду, отсвечивали зеленоватым или тёмно-серым оттенком.

Но ни один камень не отдавал красным. Ни розоватым, ни оранжевым, как ни напрягай фантазию.

– Неужто он нас обманул? – спросил вполголоса Стивен. – Или мы что-то неправильно прочитали?

Иешуа отрицательно покачал головой:

– Нет. Я не думаю. Я примерно этого и ожидал.

– Чего ты ожидал?

– Что камня не будет видно.

– То есть? – Стивен прикинул на глаз расстояние от юго-западного угла Храмовой горы. Тайник с камерой должен был находиться где-то по центру Стены плача.

– Он написал, что камера спрятана в камне второго ряда, – сказал Иешуа. – Ведь именно так было написано?

– Да, – Стивен указал на людей, стоящих перед стеной. Первый ряд доходил большинству из них до груди. – Кто-то из них его как раз целует.

– Нет. Это не второй ряд, – тон, которым Иешуа произнёс это, не сулил ничего хорошего. – Первоначальная стена храма была гораздо выше. То, что мы видим здесь сейчас, – это её верхняя часть. Одиннадцать рядов кладки видны, а остальные девятнадцать рядов находятся под землёй.

***

Даниэль Перльман смотрел то на человека, сидящего в кожаном кресле для посетителей, то за большое окно кабинета – на чёрный лимузин, в котором этот человек приехал и около которого теперь стоял не менее внушительного вида телохранитель, ожидающий возвращения хозяина, то снова переводил взгляд на своего посетителя, одетого тоже весьма впечатляюще.

– Вам наверняка известно, что я не имею права предоставлять вам такого рода информацию, – сказал Даниэль твёрдо, насколько это было возможно. – Мне очень жаль.

Мужчина невозмутимо улыбнулся:

– Это синий «фиат».

– Весьма сожалею.

– Мистер Перльман, – сказал посетитель с неизменно любезной улыбкой, – я мог бы сейчас без проблем выйти за дверь и через полчаса вернуться с полицейским, который захочет узнать у вас то же самое, что и я. Но тогда мы с вами направим жизнь молодого человека, о котором я вам только что рассказал, в такое русло, какого никто из нас не пожелал бы для себя. Арест, тюрьма, полицейское расследование, и всё это только из-за какого-то недоразумения?

– Всё может быть, – стоял на своём Даниэль Перльман. – Но это идёт вразрез с правилами нашего предприятия. И кроме того, это было бы противозаконно.

Возникла пауза. Воздух в кабинете Даниэля Перльмана, казалось, остыл до состояния льда, и он сам не смог бы сказать, отчего это.

– Мистер Перльман, – снова заговорил посетитель, и на сей раз невозмутимость покинула его жесты, улыбка стёрлась с лица, а из голоса ушла приветливость, – я самый крупный корпоративный клиент вашей автопрокатной фирмы – как во всём мире, так и здесь, в Израиле. Я каждый день плачу за аренду автомобилей, грузовиков и прочих транспортных средств, которые берут мои сотрудники у вашей фирмы по всему миру, больше, чем вы зарабатываете за месяц. Всё, о чём я вас прошу, всего лишь маленькая любезность. Я прошу вас просто поберечь моё время, чтобы мне не пришлось растрачивать его на глупые условности. Может быть, мне стоит позвонить вашему председателю правления? Я хорошо с ним знаком. Я живу недалеко от Риджт-парка, где, если вы помните, находится центральный офис вашего предприятия, и раз в две недели мы вместе играем в гольф. Может быть, вам будет легче, если мистер Олсон сам позвонит вам?

Даниэль Перльман заметил, как его собственные пальцы, покрывшиеся лёгкой испариной, судорожно сжимают край стола. Он смотрел то на человека, то на лимузин, то на телохранителя рядом с лимузином, то снова на человека. Потом он наконец выдохнул.

– Ну, хорошо, – произнёс он. – Может быть, обойдёмся без этого. – Он отпустил край стола, попытался улыбнуться, но из этой попытки ничего не вышло. Человек, представившийся Джоном Кауном, всё ещё не сводил с него выжидательного взгляда остекленевших тигриных глаз. – Зачем же ввергать молодого человека в большие неприятности?..

Но думал он при этом скорее о себе самом. Он повернулся к компьютеру, который стоял на боковом столе, и после нескольких ударов по клавишам на экране возникло то, что он хотел узнать.

– Мистер Фокс теперь ездит на джипе «чероки» цвета чёрный металлик, – сказал он и взял листок бумаги: – Я запишу вам его номер.