Текст книги "Поверженные буквалисты. Из истории художественного перевода в СССР в 1920–1960-е годы"

Песнь 8, строфа 135:

Байрон

 
Не wrote this Polar melody, and set it,
Duly accompanied by shrieks and groans,
Which few will sing, I trust, but none forget it —
For I will teach, if possible, the stones
To rise against earth’s tyrants. Never let it
Be said that we still truckle unto thrones; —
But ye – our children’s children! think how we
Show’d what things were before the world was free!
 

Гнедич

 
Как страшно эта песенка звучит
Под музыку стенаний! Негодуя,
Пускай ее потомство повторит!
Я возглашаю: камни научу я
Громить тиранов! Пусть не говорит
Никто, что льстил я тронам! Вам кричу я,
Потомки! Мир в оковах рабской тьмы
Таким, как был он, показали мы!
 

Шенгели

 
Полярный тот романс игривого пошиба,
Написанный под вопль, под гром, под лязг ножа
Споют немногие, но все запомнят, – ибо
Я камни научу искусству мятежа!
Убийству деспотов! Пусть трон стоит как глыба, —
Мы не ползли к нему, бледнея и дрожа!
Глядите, правнуки, как обстояло дело,
Пока Свобода мир не обняла всецело!
 

Кашкин ругает Шенгели за полярный романс игривого пошиба. Игривый пошиб, конечно, Шенгели добавил (в «Критике по-американски» он доказывает, что добавление оправдано). У Гнедич ничего подобного нет, и ее строфа значительно превосходит шенгелевскую.

Песнь 9, строфа 60:

Байрон

 
Her next amusement was more fanciful;
She smiled at mad Suwarrow’s rhymes, who threw
Into a Russian couplet rather dull
The whole gazette of thousands whom he slew.
Her third was feminine enough to annul
The shudder which runs naturally through
Our veins, when things calld sovereigns think it best
To kill, and generals turn it into jest.
 

Гнедич

 
Затем ее немного рассмешил
Чудак Суворов выходкой своею:
Развязно он в куплетец уложил
И славу, и убитых, и трофеи.
Но женским счастьем сердце озарил
Ей лейтенант, склоненный перед нею.
Ах! Для него забыть она б могла
Кровавой славы грозные дела!
 

Шенгели

 
Затем, по вкусу ей стишок пришелся глупый
Суворова, кто смог в коротенький куплет
Вложить известие, что где то грудой трупы
Лежат, чем заменил полдюжины газет.
Затем ей, женщине, приятно было щупы
Сломить у дрожи той, пронзающей хребет,
Когда вообразим разгул убийств кромешный,
Что повод дал вождю для выходки потешной.
 

Вариант Шенгели не нравится Кашкину в первую очередь за «глупый стишок» и «потешную выходку», оскорбляющие Суворова; во вторую очередь – за странные щупы дрожи, цепляющей хребет. Эта строка со щупами, действительно, не удалась Шенгели хотя бы потому, что меняет смысл оригинала: у Шенгели Екатерина как бы перебарывает дрожь испуга и – как женщина – радуется этому; у Байрона же она испытывает женское удовольствие, глядя на красавца-Жуана, и даже не содрогается от мысли о побоище, легкомысленно описанном Суворовым. У Гнедич этот байроновский образ передан понятнее, однако в результате совершенно пропадает содержание трех последних байроновских строк, которые Шенгели постарался передать.

Из рассмотренных строф видно, что, хотя Гнедич и не всецело следует требованиям, выдвинутым в «Традиции и эпигонстве», т. е. не старается совершенно сгладить все места, которые Кашкин ругал у Шенгели, тем не менее, она обнаруживает тенденцию к приукрашиванию, облагораживанию изображенных у Байрона русских войск. Полагаю, не в последнюю очередь на это повлияла печатная критика шенгелевского перевода.

3. О причинах появления статей Кашкина

Как можно было убедиться, критические статьи И. А. Кашкина начала 1950-х годов, обличающие переводческий метод Е.Л. Ланна и Г.А. Шенгели, имеют выраженную идеологическую окраску и представляют критикуемых переводчиков врагами: Ланна – скрытым марристом, Шенгели – надругателем над Суворовым; обоих – формалистами, натуралистами, буквалистами.

Возникает вопрос: почему вообще в это время появились эти статьи? Возможных ответа мне представляется два, в зависимости от того, верим ли мы в искренность и добропорядочность Кашкина или, наоборот, считаем, что он цинично использовал момент, чтобы устранить своих потенциальных конкурентов.

Начнем с первого предположения: допустим, мотивы Кашкина были самыми безупречными: уменьшить количество плохих переводов. Тем более что продолжал переиздаваться Диккенс в переводах Кривцовой и Ланна; тем более что в 1951 г. вышел том избранных сочинений Байрона, куда вошел негодный, по мнению Кашкина, перевод «Дон Жуана». Нужно было обратить внимание общественности на недостатки этих переводов, и Кашкин это сделал. Возможно такое истолкование событий? Возможно. Однако возникает одно серьезное возражение: зачем, убеждая читателей в недостатках описываемых переводов, привлекать аргументы, которые не имеют отношения к делу? Зачем уходить в опасную для критикуемых область идеологии и политики? Зачем привлекать теоретически слабые, политически очень грозные, а этически некрасивые аргументы в бессознательной приверженности марризму или искажении образа Суворова, тем более что Сталин еще жив, а Суворов – и это известно – один из любимых его полководцев? Зачем клеймить критикуемых переводчиков малосодержательными и небезопасными ярлыками «формалист», «натуралист», «идеалист»? Зачем переводить теоретическую дискуссию в политический план?

Это возражение применительно к дискуссии вокруг «Дон Жуана» Шенгели в наиболее развернутом виде предъявляет В.Г. Перельмутер в статье «Живущий на маяке»:

Мне доводилось выслушивать и заступников Кашкина, утверждавших, что в этой истории он, может быть, допустил некоторые полемические перехлесты, однако действовал исключительно из благородных побуждений, из любви к литературе и переводческому труду и, конечно, без всякого злого умысла. Иначе говоря, выступление его было теоретическим, эстетическим, но никак не политическим.

Читатель, хотя бы поверхностно знакомый с отечественной историей начала 50-х годов, в силах оценить теоретический уровень и, если угодно, аполитичность этого спора. «Переводчики-эмпирики, переводчики-формалисты и их запоздалые эпигоны, – писал Кашкин, с изящною непринужденностью употребляя терминологию ленинско-сталинского словаря, – люди, очень разные по степени одаренности по техническому оснащению, но все они в той или иной мере заражены вредоносным влиянием буржуазных воззрений на искусство. В их переводах то проявлялось буржуазно-деляческое равнодушие к качеству перевода, то отражался буржуазно-декадентский распад, сказывавшийся и в порче национального языка в угоду иноязычию или языковому фиглярству». Все примеры, иллюстрировавшие сие обвинительное заключение, Кашкин берет из Шенгели и блестящего переводчика английской прозы (в частности, Диккенса) Евгения Ланна. На дворе, напоминаю, в разгаре «борьба с космополитизмом», так что подозрительно нерусские фамилии весьма кстати.

А вот и гвоздь программы – шенгелевский перевод «русского» фрагмента «Дон Жуана»: «Эти строфы являются профанацией, оскорблением достоинства русского народа, той национальной гордости великороссов, о которой писал Ленин». Почти пятью годами ранее, при первом обсуждении того же самого перевода в Союзе писателей, Кашкин тоже выказывал недовольство, но куда сдержанней, – и ни словом не обмолвился о Суворове. Прозрение снизошло на него на редкость вовремя – когда представилась возможность отнюдь не метафорически разделаться с литературным противником (или – конкурентом?). Ведь он должен был понимать, чем может кончиться такого рода «профессиональная полемика», что тут уже не чернилами пахнет… [1997, с. 30–31].

Рассмотрим в таком случае другое предположение: допустим, статьи Кашкина – это инструмент борьбы соперничающих переводческих групп (а может, одновременно и инструмент личной борьбы, личной мести). Как напоминает Перельмутер [2011, с. 123–124], в конце сороковых положение с переводной литературой резко изменилось. Если раньше кашкинцы активно переводили современных английских и американских писателей, то теперь, после Фултонской речи Черчилля, круг достойных перевода авторов резко сузился. Остались преимущественно западные классики и лишь самые «прогрессивные» из современных западных писателей. В такой обстановке кажется естественным допустить, что определенные переводческие группы пытались отлучить других, не входивших в них, переводчиков от занятия переводами. Не исключено, что «Ложный принцип и неприемлемые результаты» – это попытка оттеснить Ланна от изданий Диккенса и получить заказ на повторный перевод тех произведений, которые переводил Лани, а «Традиция и эпигонство» – это попытка оттеснить Шенгели от Байрона и получить заказ на повторный перевод его поэм и романа в стихах. Сам Шенгели был совершенно убежден в том, что это так и есть.

Однако и на это предположение можно найти контрдоводы. Да, борьбой переводческих групп можно было бы объяснить статью против Ланна, но в нее плохо вписывается статья против Шенгели. Начать хотя бы с того, что Шенгели к тому времени уже не был соперником: на собрании секции переводчиков в 1950 г. он заявил, что свою переводческую программу считает выполненной, что ни за какого крупного поэта уже скорее всего не возьмется и что из секции переводчиков он выходит. Следовательно, бороться с ним дополнительными статьями в 1952 г. никакой насущной необходимости не было. Допустим, ставилась цель вообще дискредитировать переводы Шенгели, чтобы получить заказ на повторный перевод, но кто мог на такой заказ претендовать? Переводчицы-«кашкинки» занимались только прозой; ни одного поэта, близкого по дарованию к Шенгели, кто был бы способен перевести роман, написанный байроновскими октавами, в кашкинском кругу не было.

Таким образом, имеющихся на сегодня сведений недостаточно, чтобы окончательно склониться к одному из предложенных ответов. Возможно, истинный ответ состоит в чем-то другом, но вернее всего, он представляет собой некую комбинацию из двух предложенных крайностей: вряд ли Кашкин был совершенно неискренен, когда писал свою статью; скорее всего, он действительно был убежден, что переводы Ланна и Шенгели никуда не годятся, – и вместе с тем вряд ли он действовал исключительно из чистых побуждений, вряд ли не сознавал, чем грозят критикуемым переводчикам его статьи, вряд ли был лишен планов распространить влияние своей школы и наверняка надеялся, что его коллектив будет привлечен к повторному переводу Диккенса и, возможно, даже Байрона.

4. Выводы

«Боевая» терминология литературной критики 1930-х годов, усвоенная переводчиками 1950-х годов для обозначения чужих, неправильных методов художественного перевода, оказалась хорошо приспособлена для литературной борьбы: с ее помощью обсуждение литературных вопросов легко переводилось в политическую плоскость. Отголоски борьбы 1950-х годов ощущаются и сейчас: авторитет И.А. Кашкина и его сторонников (К.И. Чуковского, Н. Галь) влияют на наше восприятие переводов Диккенса, выполненных Данном и Кривцовой, а с переводами Шенгели мы и вовсе почти незнакомы. Между тем, как легко убедиться из анализа кашкинской критики, направленной против переводов Ланна и Шенгели, она была отнюдь не безупречной и рассчитанной не столько на выяснение истины или утверждение позиции Кашкина, сколько на причинение максимального вреда критикуемым. Сейчас уже сложно определить истинную причину столь яростных статей, но не подлежит никакому сомнению, что рассуждения о методе художественного перевода превратились в них в оружие, с помощью которого переводчиков Ланна и Шенгели оттесняли от переводческой работы.

Заключение

За рассмотренный период с 1920-х по 1960-е годы представления о хорошем художественном переводе в Советском Союзе менялись, причем менялись весьма характерным образом. Повышенное внимание к чужому (языку, речи, стилю) сменялось обостренным вниманием к своему (насколько идеи переводимого писателя соответствуют идеям советской культуры, насколько правилен язык перевода); тяга к очуждающему переводу, унаследованная от Серебряного века, сменялась требованием осваивающего перевода. Эта тенденция хорошо описывается обобщением Гаспарова, гласящим, что в истории культуры два типа перевода – перевод, насилующий язык подлинника ради родного языка переводчика, и перевод, насилующий родной язык переводчика ради языка подлинника, – сменяют друг друга. В рассматриваемый период мы наблюдаем, как победу одерживает перевод, склонный к насилию над подлинником. Эта тенденция отразилась и на ряде критических и теоретических работ того времени, в которых предлагались основные ценностные ориентиры для переводчиков и указывалось, что в переводе плохо, а что хорошо.

Ярким событием, иллюстрирующим данную тенденцию, стало появление в 1950-х годах серии статей

И.А. Кашкина, посвященных, во-первых, утверждению метода реалистического перевода, а во-вторых, критике других переводческих методов: того, которому следовал Е.Л. Ланн (и который Кашкин неверно назвал переводом по принципу технологической точности), и того, которым руководствовался Г.А. Шенгели (и который Кашкин неверно назвал переводом по принципу функционального подобия). Особенно чистым представляется мне противопоставление Ланн – Кашкин. Один сохранил верность идеалам двадцатых – начала тридцатых и настаивал на максимально точной передаче слов, идиоматических оборотов и синтаксических конструкций оригинала, при которой читателя ни на минуту не покидает чувство, что перед ним произведение иноязычного автора. Другой отражал настроение уже поздних тридцатых и требовал естественность и общепонятность языка перевода, а также переключение внимания переводчика с означающего на означаемое – со слов оригинала (которые суть не более чем условные знаки) на художественные образы и стоящую за ними и отраженную в них действительность.

Однако статьи Кашкина были не только декларацией эстетических различий между двадцатыми и пятидесятыми, не только программным заявлением о том, как надлежит переводить художественную литературу, но и инструментом борьбы с конкретными переводчиками – Евгением Ланном и Ееоргием Шенгели, – причем борьбы не отвлеченной, теоретической, когда аргументы одного спорщика противопоставляются аргументам другого и читателю предлагается выбрать, чьи аргументы убедительнее, а борьбы непосредственной, практической. Использованная в статьях лексика и привлечение опасных, но бездоказательных обвинений Ланна в приверженности марризму, а Шенгели в искажении образа Суворова и тем самым в оскорблении советского читателя не оставляют возможности для другого истолкования. Таким образом, дискуссия о методе художественного перевода из теоретического спора превращалась в инструмент переводческой борьбы.

Статьи Кашкина начала 1950-х годов имели далеко идущие последствия. Евгений Лани – видимо, потому, что ряд романов Диккенса до сих пор издается в переводе его и А.В. Кривцовой, – остается хрестоматийным примером буквалиста, а что касается Георгия Шенгели, то большинство его переводов Байрона, в том числе и «Дон Жуан», критике которого были посвящены статьи Кашкина, и вовсе пребывает в забвении. Между тем какими бы ни были недостатки шенгелевского «Дон Жуана», но в точности, в передаче содержания байроновского текста он превосходит «перевод-победитель», принадлежащий Татьяне Гнедич. С другой стороны, и на Гнедич, по-видимому, распространилось влияние кашкинских статей. В строфах, посвященных Суворову и русским войскам и подвергнутым критике Кашкиным, в переводе Гнедич наблюдается заметная ретушь, в результате которой перевод получается более лестным для русских, чем оригинал.

Важнее, однако, что в условиях насаждаемого единомыслия, в условиях жесткого контроля над центральной печатью создавалась видимость полной победы над «буквалистами», к которым тогда подверстывались переводчики с разными взглядами и разными переводческими методами. Складывалось твердое ощущение – во многом сохранившееся и поныне, – что принципиальные переводческие вопросы разрешены раз и навсегда. Интересно будет посмотреть, возобновятся ли теперь, на новом витке истории, в условиях другой культурной ситуации, те неоконченные споры давних лет.

Литература

Альтман И.Л. О художественном переводе // Литературный критик. 1936. № 5. С. 148–169.

Антокольский П.Г, Ауэзов М.О, Рыльский М.Ф. Художественные переводы литератур народов СССР: Содоклад // Второй всесоюзный съезд советских писателей, 15–26 декабря 1954 г.: стенограф, отчет. М.: Советский писатель, 1956. С. 253–267.

Баевский В.С. Евгений Ланн в творческой биографии Марины Цветаевой // Марина Цветаева: эпоха, культура, судьба: Десятая Цветаевская междунар. научно-тематическая конф., 9-11 октября 2002 г.: сборник докладов. М.: Дом-музей М. Цветаевой, 2003. С. 9–18.

Басовская Е.Н. Концепт «чистота языка» в советской газетной пропаганде: автореферат дис… доктора филологических наук. М., 2011 (а).

Басовская Е.Н. Советская пресса – за «чистоту языка». 60 лет борьбы. М.: РГГУ, 2011 (б).

Батюшков Ф.Д. Задачи художественных переводов // Принципы художественного перевода. Пб.: Всемирная литература, 1920. С. 7–15.

Беньямин В. Задача переводчика // Бенъямин В. Маски времени. Эссе о культуре и литературе. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 27–46.

Бетаки В.П. Русская поэзия за 30 лет (1956–1986). Оранж (шт. Коннектикут): Антиквариат, 1987.

Брагинский И. С. Теория художественного перевода как наука // Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы Всесоюзного симпозиума (25 февраля – 2 марта 1966 г.). Т. 1. М., 1967. С. 15–32.

Гаспаров М.Л. Брюсов и буквализм. (По неизданным материалам к переводу «Энеиды») // Мастерство перевода. Сборник 8-й. М.: Советский писатель, 1971. С. 88–128.

Гаспаров М.Л. Неизвестные русские переводы байроновского «Дон-Жуана» // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1988. № 4. С. 359–367.

Гаспаров М.Л. Георгий Шенгели, ученый поэт // Арион. 1997. № 4(16). С. 32–36.

Гаспаров М.Л. О книге С.В. Шервинского // Трагедии в переводе С.В. Шервинского. Томск: Водолей, 2000. С. 3–5.

Гачечиладзе Г.Р. Вопросы теории художественного перевода. Тбилиси: Литература да хеловнеба, 1964.

Гачечиладзе Г.Р. О реализме в искусстве перевода // Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы Всесоюзного симпозиума (25 февраля – 2 марта 1966 г.). Т. 1. М.: Союз писателей СССР, 1967. С. 39–51.

Голубков М.М. История русской литературной критики ХХвека (1920-1990-е годы). М.: Академия, 2008.

Гумилев Н.С. Переводы стихотворные // Принципы художественного перевода. Пб.: Всемирная литература, 1919. С. 25–30.

Дейч А.И. Искусство? Да. Наука? Конечно! // Литературная газета. 1966. № 24 (24 февраля). С. 3.

Елистратова А.А. Евгений Ланн и его «старая» Англия // Культура и жизнь. 1947. № 12. С. 4.

Зорин Л.Г. Авансцена: Мемуарный роман. М.: СЛОВО/ SLOVO, 1997.

Кашкин И.А. Мистер Пиквик и другие // Литературный критик. 1936. № 5. С. 212–228.

Кашкин И.А. О языке перевода // Литературная газета. 1951. 1 декабря. С. 2–3.

Кашкин И.А. Удачи, полуудачи и неудачи // Новый мир. 1952 (а). № 2. С. 266–268.

Кашкин И.А. Ложный принцип и неприемлемые результаты // Иностранные языки в школе. 1952 (б). № 2. С. 22–41.

Кашкин И.А. Традиция и эпигонство // Новый мир. 1952 (в). № 12. С. 229–240.

Кашкин И.А. О реализме в советском художественном переводе // Дружба народов. 1954 (а). № 4. С. 188–199.

Кашкин И.А. О методе и школе советского художественного перевода // Знамя. 1954 (б). № 10. С. 141–153.

Кашкин И.А. Вопросы перевода // В братском единстве. М.: Советский писатель, 1954 (в). С. 476–512.

Кашкин И.А. В борьбе за реалистический перевод // Вопросы художественного перевода. М.: Советский писатель, 1955. С. 120–164.

Кашкин И А. Перевод и реализм // Мастерство перевода. 1963. М.: Советский писатель, 1964. С. 451–465.

Копанев П.И. Вопросы истории и теории художественного перевода. Минск: Изд-во БГУ им. В.И. Ленина, 1972.

Кружков Г.М. Хроники вавилонского разделения // Иностранная литература. 2007. № 11. С. 243–256.

Кукушкина Т.А. К истории секции ленинградских переводчиков (1924–1932) // Институты культуры Ленинграда на переломе от 1920-х к 1930-м годам. СПб.: Электронное издание Пушкинского Дома (http://www.pushkinskijdom.ru/). С. 638–682.

Ланн Е.Л. Heroica (мироощущение поэта) // Ланн Е.Л. Heroica: стихотворения. М.: Водолей, 2010. С. 9–32.

Ланн Е.Л. Стиль раннего Диккенса // Литературная учеба. 1937. № 2. С. 110–119.

Ланн Е.Л. Стиль раннего Дикенса и перевод «Посмертных записок Пиквикского клуба» // Литературный критик. 1939. № 1.С. 156–171.

Ларин Б.А. Наши задачи // Теория и критика перевода. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. С. 3–7.

Левик В.В. [Выступление без названия] // Актуальные проблемы теории художественного перевода. Материалы Всесоюзного симпозиума (25 февраля – 2 марта 1966 г.). Том 2. М„1967. С. 3–21.

Левит Т.М. О переводе // Вестник иностранной литературы. 1930. № 1. С. 122–130.

Левонтин Э.Е. Джордж Байрон. Дон Жуан. Перевод, послесловие и примечания Георгия Шенгели. Рецензия // Советская книга. 1948. № 3. С. 106–111.

Левый И. Искусство перевода. М.: Прогресс, 1974.

Лейтес А.М. Художественный перевод как явление родной литературы // Вопросы художественного перевода. М: Советский писатель, 1955. С. 97–119.

Лозинский М.Л. Искусство стихотворного перевода // Дружба народов. 1955. № 7. С. 158–166.

Любимов Н.М. Неувядаемый цвет: Книга воспоминаний. Т. 2. М.: Языки русской культуры, 2004.

Межиров А.П. Заметки переводчика // Литературная газета. 1951. № 143. С. 3.

Перельмутер В.Г. Живущий на маяке // Шенгели Г.А. Иноходец. М.: Совпадение, 1997. С. 14–40.

Перельмутер В.Г. История одного доноса // Toronto Slavic Quarterly. 2011. № 36. С. 119–125.

Реформатский А.А. Лингвистические вопросы перевода // Иностранные языки в школе. 1952. № 6. С. 12–22.

Рецкер Я.И. Теория перевода и переводческая практика. М.: Международные отношения, 1974.

Роскина Н. Как будто прощаюсь снова // Звезда. 1989. № 6. С. 88–104.

Россельс В.М. Теория художественного перевода – область литературоведения // Вопросы литературы. 1960. № 5. С. 154–162.

Смирнов А.А., Алексеев М.П. Перевод // Литературная энциклопедия: в 11 т. М.: Советская энциклопедия, 1934. Т. 8. Стб. 512–532.

Смирнов А.А. Тезисы к докладу «Задачи и средства художественного перевода». М., 1935.

«…Темой моей является Россия»: Максимилиан Волошин и Евгений Ланн: Письма. Документы. Материалы. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2007.

Тонер П.М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М.: Наследие, 2001.

Тынянов Ю.Н. Промежуток // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

Усова Г.С. И Байрона в соавторы возьму. Книга о Татьяне Григорьевне Гнедич. СПб.: ДЕАН, 2003.

Федоров А.В. Проблема стихотворного перевода // Поэтика. Временник отдела словесных искусств государственного института истории искусств. Вып. II. Л.: Academia, 1927. С. 104–118.

Федоров А.В. О современном переводе // Звезда. 1929. № 9. С. 185–192.

Федоров А.В. Приемы и задачи художественного перевода // Чуковский К.И., Федоров А.В. Искусство перевода. Л.: Academia, 1930. С. 89–235.

Федоров А.В. Введение в теорию перевода. М.: Издательство литературы на иностранных языках, 1953.

Федоров А.В. Принцип адекватности перевода и его значение для методики преподавания иностранных языков // Вопросы методики преподавания иностранных языков. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 31–39.

Федоров А.В. Основы общей теории перевода (Лингвистический очерк). Изд. 3-е. М.: Высшая школа, 1968.

Федоров А.В. Искусство перевода и жизнь литературы: Очерки. Л.: Советский писатель, 1983.

Ходасевич В.Ф. Орденоносцы // Вопросы литературы. 1996. № 4. С. 207–213.

Цветаева А.И. Amor: Роман и повесть. М.: Современник, 1991.

Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. Т. 6. Письма. М.: Эллис Лак, 1995.

Черных В.А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Часть IV. 1946–1956. М.: Индрик, 2003.

Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой: в 3 т. Т. 2. 1952–1962. М.: Время, 2007.

Чуковский К.И. Дневник: в Зт. Т. 1:1901–1921. М.: ПРО-ЗАиК, 2011.

Чуковский К.И. Переводы прозаические // Принципы художественного перевода. Пб.: Всемирная литература, 1919. С. 7–24.

Чуковский К.И. Переводы прозаические // Принципы художественного перевода. 2-е изд. Пб.: Государственное издательство, 1920. С. 24–53.

Чуковский К.И. Принципы художественного перевода // Чуковский К.И., Федоров А.В. Искусство перевода. Л.: Academia, 1930. С. 7–86.

Чуковский К.И. Искусство перевода. Л.: Academia, 1936.

Чуковский К.И. Высокое искусство. М.: Гослитиздат, 1941.

Швейцер А.Д. Советская теория перевода за 70 лет // Вопросы языкознания. 1987. № 5. С. 9–17.

Шенгели Г.А. Послесловие переводчика // Д. Байрон Поэмы. М.: Художественная литература, 1940. Том 1. С. 289–301.

Шенгели Г.А. Послесловие переводчика // Д. Байрон. Дон Жуан. М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1947. С. 522–535.

Шенгели Г.А. О моей работе // Шенгели Г.А. Иноходец / под ред. В. Перельмутера. М.: Совпадение, 1997. С. 357–384.

Шлейермахер Ф. О разных методах перевода. Лекция, прочитанная 24 июня 1813 г. // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2000. № 2. С. 127–145.

Шор В.Е. Как писать историю перевода? // Мастерство перевода. Сборник 9-й. М.: Советский писатель, 1973. С. 277–295.

Эткинд Е.Г. Вопросы художественного перевода // Звезда. 1957. № 5. С. 196–200.

Friedberg М. Literary Translation in Russia: A Cultural History. The Pennsylvania State University Press, 1997.

Newmark P. Approaches to Translation. Oxford; N.Y.: Pergamon, 1981.

Steiner G. After Babel: Aspects of Language and Translation. Oxford; N. Y.: Oxford University Press, 1998.

Venuti L. The Translators Invisibility // Criticism. 1986. Vol. 28. No. 2. P. 179–212.

Venuti L. The Translators Invisibility. A History of Translation. L.; N. Y.: Routledge, 1995.