Текст книги "Все арестованы!"

Глава 6
Рогатая корона

Праздники закончились, пришёл ноябрь. Холодный, суровый, ветреный. Дождей уже почти не было, особых морозов – ещё, но ветра, периодически трепавшие Мокрые Псы, становились суровей и злее день ото дня. Листьев на деревьях практически не осталось, что придавало городу чрезвычайно тоскливый и романтичный вид. Темнело рано, утром солнце не спешило вставать. Местные жители предпочитали после работы задерживаться в барах, идти под колючим моросящим дождём чуточку пьяным куда веселее. Уровень мелкой преступности резко снизился, никому не улыбалось провести зиму в плохо отапливаемой тюрьме. Кстати, это ложь! Наши тюрьмы вообще не отапливаются, дабы вселить в заключённых заботу о здоровье и стремление к естественной закалке организма. Государство всегда решает свои проблемы за счёт рядовых граждан. В случае с нашей исправительной системой это вполне работает, законопослушные граждане стараются сесть в тюрьму в начале весны – и тепло, и кормят, и не надо работать.

А сам ноябрь начался с нового события для всего города – к нам привезли очень ценный экспонат из национальной галереи. Плановая передвижная экспозиция, организованная Паризуанским управлением культуры и посвящённая двухсотлетию победы в Двухсотлетней войне. Правда, кто кого победил, до сих пор непонятно, потому что в результате почти двух веков непрерывных воинских конфликтов франки отстояли свою независимость, но лишились всех колоний. Тем не менее событие эпохальное и общественно значимое…

Выставка разместилась в нашем маленьком городском музее. Честно говоря, даже не знаю, что там выставлялось, мне оно никогда не было интересно. В штате охранников музея было всего двое, и они дежурили поочерёдно. Поэтому организаторы выставки обратились в наше управление с просьбой выделить двух сотрудников для помощи музею ввиду особой ценности привезённых экспонатов. В принципе это правильно и разумно. К кому же и обращаться, как не к полиции…

На это дело шеф отправил Чунгачмунка и меня. Индейца, потому что ему нужна была практика, он работал у нас, чтобы освоить профессию, и всё время «рвался в бой». Это вполне устраивало и Базиликуса: больше рук, оперативнее работа участка и ленивого капрала Флевретти, потому что, если бы не Чмунк, всей этой беготнёй пришлось бы заниматься ему. А он предпочитал только ту работу, что не заставляла вставать из-за стола и хоть как-то напрягаться.

Ну а я, как вы понимаете, был обязан участвовать по-любому, что в принципе лично меня вполне устраивало. Предложи мне проводить все дни приклеенным к креслу перед компьютером со стаканом томатного сока в руке или сидеть в кабинете шефа с газетой и объедаться пончиками, я бы, наверное, сошёл с ума от скуки. Всё-таки служба полицейского подразумевает свежий воздух, ночные дежурства, погони за преступниками, стрельбу и ежедневную дозу адреналина.

Хотя в столице с этим был явный переизбыток, в результате чего я и попал в Мокрые Псы. Как мне потом признался комиссар Базиликус, я был «спущен» в провинцию за излишнюю ретивость. Что, впрочем, является отличительной чертой всех славянских чертей, а уж чертей из Полякии вдвойне – пся крев! Ну, собственно, гордиться тут нечем, но себя не переделаешь…

Простите, отвлёкся. Начну с того, что именно привезли к нам на выставку. Ни много ни мало как знаменитый шлем короля поддатско-норманского Оттодонта Третьего Свирепого! Шлем представлял собой обычную кожаную шапку с железным обручем вокруг лба, на котором была укреплена изящная золотая корона с шестью изогнутыми рогами. Уж не знаю, какую она имела историческую ценность, не мне об этом судить, однако одного золота и драгоценных камней, которыми всё это было украшено, хватило бы на два-три года безбедной жизни на самом дорогом курорте Лазуритового побережья. Поэтому к охране мы подошли серьёзно.

Шеф приказал нам с Чмунком взять с собой табельное оружие, по две пары наручников, дополнительную резиновую дубинку, набор гранат (две противопехотные, одну противотанковую), ножи морской пехоты, баллончик с нервно-паралитическим газом и четыре отравленные ириски. Конфеты обычно использовались профессиональными шпионами для обезвреживания агентов противника за мирным кофепитием. Чем они могли помочь в охране музейного экспоната – непонятно. Но полная готовность есть полная готовность!

Чмунк дежурил с семи утра до обеда, после обеда была моя смена. Я пришёл за полчаса до назначенного срока, внутри была куча народу. Мне с трудом удалось пробиться к теловару сквозь плотную толпу, к тому же музейные охранники вдруг решили показать власть, дважды проверив моё удостоверение и полицейский значок. Пришлось в довольно жёсткой форме напомнить, кто они, а кто я, пригрозив в следующий раз не закрывать глаза на пьянство кое-кого из них в баре. Горгул сделал непроницаемое лицо, но тем не менее уступил мне дорогу.

А второй охранник, во время нашего разговора постоянно почёсывающий себя за ухом, махнул рукой и каким-то порыкивающим голосом протянул:

– Да ладно тебе, не такие уж они плохие ребята, эти полицейские.

– Сам знаю, – огрызнулся горгул. – Твоя смена закончилась, дружочек, вот и иди домой, попей пивка, погрызи косточку. Да не проспи, как в прошлый раз, я не обязан ждать тебя всё утречко.

Охранники везде одинаковы, подумал я, не ввязываясь в пустые разборки и протискиваясь мимо них в главный выставочный зал.

– Как обстановка? – кивнул я вождю, по-военному прикладывая два пальца к виску.

– Всё тихо, брат Блестящая Бляха.

– Да уж, тишиной здесь и не пахнет, – улыбнулся я, рассматривая толпящийся вокруг редкостного экспоната народ. – Никто не проявлял повышенного интереса?

– Многие дышали неровно. Были те, кто пускал слюну. Трое вслух сказали, что хотели бы забрать эту драгоценность в свой вигвам. Но это были лишь хвастливые речи, настоящий охотник берёт, не спрашивая разрешения.

– Согласен. Ну что ж, пост принят, можешь идти отдыхать. Да, и загляни к шефу. Он хочет получить отчёт о дежурстве сразу же. Всё-таки это серьёзное общественное мероприятие.

– Хук, брат мой! Если понадобится помощь, ты знаешь, что мой томагавк давно не пробовал крови.

– Искренне надеюсь, что и сегодня мы обойдёмся без него, – пробормотал я себе под нос, изо всех сил пряча улыбку. Просто не хотелось обижать товарища, Чунгачмунк всегда относился к таким вещам очень серьёзно.

Индеец ушёл, а я, заняв позицию поудобнее (шлем в поле максимального обзора), при этом никому не мешая и оставаясь незаметным, следил за экспонатом и посетителями выставки, прислушиваясь к разговорам.

– Ух ты, сколько золота!

– Мне бы хоть один такой рог обломать…

– Здесь офицер, он тебе живо твои рога пообломает.

– А, это тот, приезжий. Да, с этими славянами лучше не связываться.

– И не говори, варвары…

У меня действительно возникло жгучее желание обломать рога обоим. Но не хотелось делать из клинических идиотов святых мучеников. Пришлось ограничиться предупреждением – коснуться левой рукой кобуры пистолета и показать клыки. Болтуны мигом исчезли из поля зрения, делая вид, что они вообще немые.

Остаток дня прошёл примерно за той же пустопорожней болтовнёй рядовых посетителей, которых к вечеру не убавилось, а даже стало больше. Поэтому время посещения выставки, ввиду того что она была всего один день, решено было продлить до восьми вечера, несмотря на то что сам музей в обычные дни работал до пяти. Наконец все начали расходиться, после семи вечера это были уже скорее случайно забредшие прохожие, удивлённые тем, что музей открыт, чем специально пришедшие посмотреть на корону горожане. После половины восьмого зашёл только один интересующийся – медведь-оборотень. Но при виде меня он забормотал, что просто ошибся адресом, решив, будто здесь бар и можно выпить. После чего, пошатываясь, быстро покинул музей.

Ко мне подошёл ночной охранник горгул.

– Ну что, кажется, пора закрываться…

– А корона? – не понял я. – Когда за ней приедут?

– Её оставляют до завтра. Те, кто её привёз из национальной галерейки, на банкете у мэра. Банкетик по случаю такого важного события для нашего города: слова благодарности с обеих сторон, обещания продолжения взаимовыгодного сотрудничества и всё такое прочее, бла-бла-бла… Сам понимаешь. – Он с ехидной усмешкой кивнул на корону. – Типа новые культурные связи от столицы к провинции. Чушь, конечно, но как не попилить бюджет на народное образованьице…

– Так что нам делать? Где ваш директор?

– Он велел сторожить до утра. Ничего, в первый раз, что ли?

Я набрал номер Жерара и доложил о новых обстоятельствах.

– Шеф, корона остаётся в музее до завтрашнего дня. Мне дежурить всю ночь?

На той стороне трубки доносились громкая музыка, шум голосов, пьяный смех. Понятно, его тоже пригласили на вечеринку как главного представителя охраны правопорядка в городе.

– А-а, Брадзинский! Простите, я совсем о вас забыл. Нас тут с женой позвали на одно мероприятие. Кхе-кхе… Да, да, иду, дорогая! Так вот, оставайтесь там. За этим шлемом надо присмотреть до утра.

– Вообще-то у меня были свои планы на вечер.

– Ваши планы на встречу отменяются. Мадемуазель Фурье тоже здесь.

– Что она там делает? – на автомате повысил голос я.

– Танцует голой на столе. Шучу-шучу! Берёт интервью у приезжих музейщиков, пока они пьяны.

– Но она даже не зашла посмотреть выставку.

– Ну что я могу сказать, – честно вздохнул комиссар. – Похоже, госпожа Фурье решила переквалифицироваться в гламурные светские журналисты. Так сказать, сменить амплуа. Да, я уже почти пришёл, дорогая! Удачи, сержант.

Послышались пустые гудки. Я уныло посмотрел на горгула и кивнул:

– Мне приказано остаться с вами.

– Прекрасно, вдвоём веселее. Пойду заварю кофейку, сержант… – вопросительно закончил он.

– Брадзинский, – напомнил я.

– Ах да, о вас все говорят. Но у вас такая труднозапоминаемая фамилия, хе-хе, извиняюсь, конечно.

– А вы… – Я посмотрел на бейджик. – Эжен Сюсю? Странное имя для охранника, но рад знакомству.

Охранник усмехнулся, опуская глаза. Неприятная личность, возможно, были приводы в прошлом. Но, скорее всего, я просто в плохом настроении. Меня кинул шеф, но это не главное, хуже, что, получается, я весь день напрасно прождал Эльвиру. Хотел показать ей выставку, вместе обсудить знаменитую корону, попросить кого-нибудь сфотографировать нас на её фоне. Это обычным посетителям нельзя, а у полиции всегда есть маленькие льготы.

Но моя девушка так и не пришла, даже не позвонила. А ведь одна её улыбка скрасила бы это нудное дежурство. Появись Эльвира хоть на десять минут, и я бы даже не злился на Жерара. Повторюсь, это самое важное событие в городе за последний месяц, и она его проигнорировала! На выставку приходили другие журналисты, но эта чертовка не воспользовалась возможностью увидеться лишний раз. Какая-то пошлая пьянка в мэрии, неизвестно с кем ей важнее…

Может, это только я сохну по ней? Может, сам я ей безразличен? Насколько знаю, у неё не было сейчас газетного задания, срочной статьи, над которой бы она могла работать, тогда что? Просто попытка найти себя в новом амплуа – гламурной светской львицы Мокрых Псов? Я хотел с ней поговорить, высказаться, пусть даже оторвать от общения с самой женой префекта округа, но обида не позволила.

Пусть теперь звонит сама, я и так слишком часто ей звоню в последнее время, при каждом удобном случае, она, наверное, уже устала. Сколько можно её донимать? Надо давать и девушке свободу выбора общения, даже если она вот так бесчестно этой свободой пользуется. Я понимал, что накручиваю себя, но всё равно не мог успокоиться…

– Тебе с сахарком?

– Без, – сухо обрезал я.

Постоянное сюсюканье этого типа дико раздражало, а настроение и без того было ни к чёрту. Теперь я начинал всерьёз злиться на шефа за то, что он оставил меня здесь на всю ночь. Так, всё, всё, всё, пора брать себя в руки…

– Но сначала давай запрём дверь и проверим сигнализацию. – Я посмотрел на часы. – Без пяти восемь.

– Ах да, чуть не забыл, – хихикнул охранник. – Работёнка не ждёт.

Я посмотрел на него без улыбки. Он при мне запер двери, и мы вместе включили сигнализацию. Пока горгул в бреющем полёте метр над полом облетал все залы, проверяя окна, я лишний раз подошёл к охраняемому экспонату убедиться, что всё в порядке. Четыре лампочки сигнализации по-прежнему горели в основании стеклянного ящика витрины.

Я снова и снова смотрел на эту корону, невольно залюбовавшись блеском старых камней и притягательной теплотой гнутого золота. Всё-таки, что ни говори, а исторические предметы имеют какую-то собственную магию. Сколько вождей надевали этот головной убор, чтобы стать королями, сколько душ было загублено в борьбе за власть, сколько подвигов и предательств, измен и войн, правды и лжи, благородства и подлости – и всё лишь для того, чтобы хотя бы на миг завладеть этим символом величия! Это и страшно, и прекрасно одновременно…

Лично я никогда не романтизировал наше прошлое. Уроки всемирной истории были скорее жестокими, а плоды побед «либерализма» мы пожинаем до сих пор. Вспомнить хотя бы толпы иммигрантов со всего света, заполонивших наш трудовой рынок, создающих свои общины, пытающихся жить у нас по собственным правилам и регулярно пополняющих наши тюрьмы за счёт элементарного незнания самых простых законов. Почему они не могут жить у себя на родине? Неужели наша экономика рухнет без их неквалифицированного труда? Или это они уже нас завоевали, а мы в гордыне и суете своих мегаполисов даже не заметили этого…

– О чём задумался, сержант?

Я обернулся. Горгул за моей спиной протягивал мне кружку дымящегося ячменного кофе.

– Что, небось захотелось примерить эту штучку?

– Нет, – лаконично ответил я, забирая у него кофе и давая понять, что не расположен беседовать.

– Эх, а я бы примерил. Хотя, с другой стороны, куда в ней сейчас попрёшься? Ни на танцульки, ни в кино, да и на улице засмеют. Все ребятёнки будут пальцем тыкать. Разве что на День Мокрых Псов вырядиться королём и дунуть на городской бал-маскарад. В прошлом году я оделся чёртом, вот была умора-а!

Мне стало ясно, что он не отвяжется. Я взял с полочки буклет с этой самой короной, развернул, попытавшись сделать вид, что жутко занят чтением. Хотя, по совести говоря, читать-то там было почти и нечего – цифры, даты, ничего не говорящие названия городов, земель и мелких локальных войн. Единственно интересной мне показалась лишь история о том, что якобы некоторое время эту корону носил олень. Настоящий, лесной.

Вроде как умирающий от вражеской стрелы король Оттодонт заполз в лес прятаться от преследования врагов и умер. А его корону подобрал олень: потыкал рожками в труп и нечаянно продел её себе на шею, а сбросить уже не мог. Поэтому потомки короля годами бегали, высунув язык, по лесу, ища коронованного оленя, дабы забрать у него бесчестно присвоенное имущество. Но по другой легенде Оттодонт, умирая, кинул корону назад, как букет на свадьбе, – все бросились её ловить, а она случайно упала на голову любопытного оленя, который сразу же и удрал демонстрировать оленихам ценный приз! И то и другое, скорее всего, враньё, но на гербе Оттодонтов действительно изображён белый рогатый олень с королевской короной на шее…

Обжигаясь и дуя в кружку, я кое-как допил кофе и, демонстративно отвернувшись к окну, набрал телефон Эльвиры. Дьявол её побери, мою дурацкую гордость, лишь бы не слушать разглагольствования этого типа. Увы, моя занятая подруга не спешила брать трубку. Я дважды сбрасывал звонок, вызывал её снова, отчаянно пытался дозвониться, наверное, минут десять, а потом вдруг поймал себя на неприятных ощущениях внизу живота.

– Мне… я… мне, пожалуй, надо удалиться…

– Туалет в конце коридорчика, направо, – понимающе хмыкнул горгул. – А я пойду сделаю кофейку и себе.

Люцифер Непьющий подери, да я едва успел добежать! Не буду подробно описывать, что со мной было, но, кажется, я извёл весь рулон туалетной бумаги из своей кабинки и половину из соседней. Это всё из-за дешёвого кофе! Не понимаю, как они могут пить такую дрянь. Правду говорят, что желудки у горгулий каменные. Да чтобы я ещё раз… никогда… ни за что на свете. Интересно, есть ли у охраны в дежурной аптечке активированный уголь? С этой мыслью я кое-как вернулся в зал. И что же я там увидел?

На полу валялся несчастный горгул, его руки были скованы за спиной его же наручниками, ноги связаны его же ремнём, а рот вместо кляпа заткнут его же форменным ботинком. Глаза Эжена Сюсю были закрыты, а рядом валялась его же резиновая дубинка. Но самое ужасное, что в расколотой витрине больше не было короны короля Оттодонта Третьего!

Разумеется, сначала я бросился на помощь охраннику. Но, видимо, его слишком сильно стукнули по голове, потому что приходить в сознание он отказывался. Даже когда я похлестал его по щекам и потрепал за уши. Не помогло. А делать горгулу искусственное дыхание рот в рот меня бы не заставили и под пистолетом.

Плюнув на попытки привести охранника в чувство, я вытащил из кармана сотовый, набрав номер шефа. Дьявол и все его присные! Опять эти раздражающие пустые гудки! Наш распрекрасный комиссар Базиликус, видимо, вообще отключил телефон, чтобы я не доставал его на их мэрской (лучше через букву «е») вечеринке.

Тогда я решил звонить в управление. Флевретти, скорее всего, там, тратит безлимитный служебный Интернет, но у меня вновь скрутило живот, и о сложившейся обстановке я докладывал ему уже из кабинки.

Капрал был явно недоволен, что я оторвал его от виртуального флирта с очередной пассией.

– Ирджи, а ты сам не можешь со всем справиться?

– С чем справиться?! Я и так торчу на месте преступления!

– А чего тогда ты хочешь от меня?

– Чтобы ты позвонил шефу!

– А сам чего не позвонишь?

– Слушай, не доводи меня, я же сказал, я на месте преступления.

– А что ты там делаешь?

– Сижу в туалете.

– В туалете кого-то убили?

– Да никого не убили! – едва не орал я. – Украли, понимаешь? Украли знаменитую корону короля Оттодонта, и я хочу, чтобы ты срочно сообщил об этом шефу!

– Да ладно-ладно, не кипятись. А что ты тогда делаешь в туалете?

– Сижу, – буркнул я.

– Не понял. Тебя что, там заперли?

– Фурфур, – уже едва не плача, простонал я. – Я тебя очень прошу, даже умоляю, просто позвони шефу. И скажи, что корону украли.

– А то, что тебя заперли в туалете, не говорить?

Я бессильно отключил связь, использовал вторую половину рулона туалетной бумаги из соседней кабинки и вновь потопал в выставочный зал. К счастью, охранник уже начал приходить в себя, по крайней мере он открыл глаза и выплюнул ботинок. Я помог ему освободиться, подтащил к стулу и, едва не надорвавшись, усадил, придерживая за горбатые плечи.

– Ты в порядке?

– Не знаю, голова болит…

– Неудивительно. – Я кивнул на его же резиновую дубинку. – Похоже, кто-то пригладил тебя сзади по затылку.

– Меня? За что?

– Сложный вопрос, – сделал вывод я, потому что ещё час назад сам подумывал об этом же. – Посиди здесь. Я должен разобраться, что произошло.

Для начала следовало осмотреть место преступления. Дверь была по-прежнему заперта, кажется, её даже не открывали. Сигнализация включена. Как же сюда проник злоумышленник? Может быть, как в одном старом фильме, остался здесь, за занавеской, после закрытия музея? Допустим. Но как он тогда вышел с короной под мышкой? Я быстро осмотрел все окна на первом этаже, кладовую, подёргал запертую дверь в директорский кабинет. Больше ему негде было спрятаться, однако ничьих следов и вообще ничего подозрительного не обнаружилось…

А если второй этаж? Когда я взбежал по лестнице наверх, то сразу почувствовал холод сквозняка. Прямо посреди единственного большого зала было открыто окно. Я подбежал к нему и посмотрел вниз. Второй этаж, рядом с окном ни пожарной лестницы, ни верёвки. Внизу голый асфальт, дальше газон. Высота старого здания весьма приличная. То есть если прыгать, то как минимум сломаешь ногу. Единственное объяснение, что преступник просто… улетел?

Что ж, тогда у меня появляется хорошая тема для вопросов к охраннику Эжену Сюсю. Общеизвестно, что горгулии друг на друга не нападают. Они существа клановые. Но, с другой стороны, это и заставляет их идти на групповое преступление. Им ничего не стоит просто сговориться и имитировать нападение на охрану, а золото слишком большое искушение…

Я вспомнил все свои подозрения по поводу охранника (в особенности то, что именно он подсунул мне этот отвратительный кофе!) и тут услышал рокот подъезжающих машин. Я бросился вниз по лестнице, к фойе, громко приказав горгулу никуда не двигаться. Впрочем, гражданин Эжен, ощупывающий свой затылок, и сам не собирался никуда спешить.

– Где ключи от входной двери?

– Держи. – Он сунул руку в карман и выудил связку ключей. – Вот этот большенький от главного замка, а этот, малюсенький, от двух дополнительных внизу.

– Тебе вызвать «Скорую»?

– Не-э, лежал я разок в нашей больничке. С вросшим ногтем на ноге. Так мне там чуть всю ступню не ампутировали. Не хочу головой рисковать.

Я пожал плечами и пошёл отпирать. Честно говоря, парень был не так уж не прав. Про нашу окружную больницу давно ходили самые неприятные слухи.

С тремя замками удалось справиться быстро, хотя самый нижний заедал. Только-только успел впустить мрачного шефа, двух санитаров «Скорой» (ну вот, их уже и так вызвали) и подпрыгивающего за их спинами Флевретти, как… дьявол побери… опять живот!!!

Когда минут через десять я вернулся, сидящий в главном зале охранник уже давал показания шефу. Флевретти всё записывал в блокнот.

– И кого вы подозреваете?

Когда я услышал, что именно ответил горгул Жерару, у меня глаза на лоб полезли.

– Вообще-то у нас никогда ничего подобного не было. А я уж тут лет шесть служу. Вот в первый раз такое, когда мне дали в нагрузку этого чёрта. Я всё запер, проверил все замки, пока ваш сержантик попивал кофе, – бесстыже выкладывал свою версию этот мерзавец. – А потом он сказал, что ему надо в туалет, и я, ничего не подозревая, повернулся к нему спиной, как тут же получил удар по башке и отключился. Кто меня вырубил, не буду указывать пальцем, но, думаю, тут и так всем всё ясненько… А-а, сержант, что, опять отлучались? Думаю, корона в туалете, слишком часто он туда бегает.

Я так обалдел, что некоторое время просто глотал ртом воздух, не в силах эту наглую ложь оборвать. Наконец перевёл взгляд на шефа. Тот усмехнулся и холодно посмотрел на горгула:

– Хотите под суд за клевету? Нет? Тогда попридержите язык, месье Сюсю. Строить версии – это наше дело. Как и анализ всех произошедших событий, от вас требуются только факты.

– Так я вам фактики и изложил.

– За факты спасибо. А вот их интерпретацию оставьте нам, – сухо поблагодарил Базиликус. – Что ещё вы видели? Может, днём заметили что-то подозрительное? К примеру, кто-то из посетителей вёл себя странным образом? Интересовался выставкой, крутился тут, расспрашивал о стоимости короны?

– Не знаю… да вроде как бы и нет. Лучше пусть вот сержантик ответит. Я-то больше у входа стоял. И к короне вашей вообще не приближался. Чего я там не видел? Не первый год работаю, обязанности знаю. И, между прочим, в туалет на службе постоянно не бегаю.

Стоявший в стороне санитар постучал когтем по часам.

– Если вы закончили, комиссар, то мы бы хотели забрать пострадавшего. Головы у горгулов чугунные, но от сотрясения никто не застрахован.

– Хорошо, можете идти. Но утром явитесь в участок для дачи показаний.

– Но я же уже всё рассказал, за что меня в больницу? Ах да, официальненько, с протокольчиком, справочкой и всё такое, да? – Горгул кивнул и удалился вальяжной походкой, сопровождаемый держащими его под руку медиками.

Это хорошо, потому что ещё минута, и я бы набросился на него с его же дубинкой.

– А вы, сержант, успокойтесь, никто не верит этому крылатому клоуну. Оставайтесь здесь и в участке не появляйтесь.

– Почему?

– Потому что завтра, нет, уже сегодня ко мне нахлынет эта искусствоведческая братия, – вздохнул комиссар. – Показания единственного очевидца свидетельствуют против вас.

– Но я не…

– Молчите. Вы были здесь главным. Не какой-то охранник, а профессионал, офицер полиции! Так как думаете, чьей крови от меня будут требовать? Вот именно. Так что запирайте двери и думайте, думайте, думайте.

– Хорошо. – Я скрипнул зубами. – Но мне бы хотелось задать пару вопросов господину Эжену Сюсю.

– Хорошо, я задам их завтра от вашего лица, – согласился шеф, тяжело вставая и растирая обеими руками поясницу. – Позвоните утром Флевретти, он запишет.

– Тогда ещё одна просьба. Можно рано утром пригласить мне сюда рядового Чмунка?

– Зачем?

– Мне нужен кто-то, кто разбирается в следах.

Базиликус подумал и кивнул. Капрал покрутил носом, зачем-то подмигнул мне и вышел первый, подобострастно придерживая дверь для начальника. Когда они ушли, я запер все замки, лишний раз проверил исправность сигнализации и вернулся в опустевший зал. Живот немного отпустило, значит, смогу хотя бы логически мыслить, не отвлекаясь на проклятый туалет…

Я попробовал свежим взглядом окинуть место преступления. Что-то было не так. С самого начала было не так. Осмотрел все стены, экспонаты, разбитую витрину, пол, усыпанный стёклами, красные лампочки сигнализ… Сигнализация! Она не сработала! Как я мог это упустить? Бросившись в коридор, я снова открыл крышку электрического щитка, в четвёртый или пятый раз любуясь ровно горящими лампочками. Ха, да, похоже, они так горят всегда, вне зависимости от нарушения цепи…

Итак, раз кто-то сломал сигнализацию, значит, к вопросу кражи короны подошли очень серьёзно, целенаправленно и обдуманно. Случайного грабителя можно смело исключить. Так, что теперь? Всё равно подсознание твердило: что-то изменилось, чего-то не хватает. Того, что было, когда я впервые увидел место преступления сразу после его совершения. Какой-то предмет… возможно, деталь одежды того же охранника-горгула…

Я не мог поверить, что он чист. Месье Сюсю очень крепко замешан в этом деле, что бы он ни говорил и чем бы ни оправдывался. Уж тем более после его явной попытки перевести все стрелки на меня как на главного подозреваемого. Такие вещи у нас в полиции не прощаются, я буду землю носом рыть, но найду истинного виновника похищения национального достояния страны! Я его сам… Тут мой взгляд упал на то место, где буквально час назад лежал охранник, я вздрогнул. Весь пол был усеян мелкими осколками стекла. Получается, кто-то разбил витрину, забрал шлем с короной и только после этого злодейски «вырубил» охранника. Ведь в противном случае осколки никак не могли попасть на то место, где он лежал. Вот это была уже первая и серьёзная улика!

Хотя по зрелом размышлении абсолютно ничего всерьёз не решающая. Кто бы, к примеру, помешал этому негодяю утверждать, что это я сам уже после набросал стекла на место его падения? Никто. Для прокурора его слова и мои будут на равных, одинаково недоказуемы. Однако, по крайней мере, лично я получил чёткую цель – найти более веские улики виновности горгула. А отсюда, став на умственный уровень преступника, понять, каким образом и куда исчезла корона короля? Быть может, в первый раз я решил нарушить приказ шефа и набрал номер Чунгачмунка. Возможно, «нарушить приказ» слишком сильное выражение, он ведь не был против. Так что я лишь немного ускоряю события…

Индеец долго не брал трубку. Спит. Надеюсь, он не перевёл телефон на беззвучный режим? Наконец на том конце провода послышался хриплый и заспанный голос:

– Брат Блестящая Бляха? Что произошло? Мы на тропе войны?

– Украли корону короля Оттодонта Свирепого. И ты мне нужен здесь, срочно, чтобы найти следы.

– Уже одеваюсь. Буду через пятнадцать минут.

В ожидании Чмунка я порыскал в тумбочке охраны, нашёл и заварил чай покрепче (этот их кофе я больше пить не стану) и приступил к более тщательному осмотру всего помещения. Вполне возможно, какие-то детали ускользнули от моего внимания. Надо искать, пока не найду. К сожалению, днём здесь было слишком много народу и каждый оставил следы своего пребывания.

Уборщица должна была прийти лишь утром, чтобы убрать всё до открытия музея. Это и плюс, и минус. С одной стороны, следы преступника наверняка сохранились, с другой – кто их отыщет среди сотен других следов. Надежда одна: лисий нюх и опыт следопыта были у краснокожего рядового врождёнными! Он единственный, кто действительно мог бы мне помочь. Будем искать вместе, всё равно, пока кража не раскрыта на месте преступления, не будет ничего – ни уборки, ни демонтажа, ни даже просто открытия музея.

Вокруг остатков витрины было так натоптано, что и сам чёрт не разберёт, где чей отпечаток, какой рисунок подошвы, кто ходил кругами, а кто топтался на месте. Урна в коридоре доверху набита окурками и шоколадными обёртками. В наших музеях это разрешено. Я опустил руки. Оставалось только ждать…

И почти в ту же минуту раздался громкий стук в дверь.

– Я прибыл на твой зов, Блестящая Бляха, – кивнул подтянутый Чунгачмунк, когда я ему открыл.

– Спасибо, друг. Украдена корона. Злодей разбил витрину и унёс то, что мы охраняли, – невольно переходя на манеру речи индейца, быстро пояснил я. – Здесь слишком много следов. Только ты сможешь найти нужный. Хук?

– Хук!

Он сразу опустился на четвереньки и приник щекой к полу. Долгое время Чмунк не шевелился, а лишь старательно принюхивался. Ноздри его орлиного носа трепетали, как у дикого мустанга прерий. Потом он встал, направился в главный зал, подошёл к витрине и обнюхал её со всех сторон. Выпрямился, сощурился, медленно осмотрел затоптанный паркет.

– Ну, что скажешь? Что-то почуял?

– Здесь слишком много запахов…

– Это верно, тут, я думаю, треть города побывала. Пойдём наверх, хотел с тобой посоветоваться насчёт открытого окна.

– Хук! – кивнул вождь, следуя за мной.

Мы поднялись по лестнице, и я указал ему на раскрытое окно. Чмунк внимательно осмотрел подоконник, до пояса высунулся наружу, поскрёб подбородок и задумался. Я молчал, зная, что краснокожие не любят, когда их торопят.

– А какая версия у тебя, брат Блестящая Бляха?

– Ну-у… – начал я, пытаясь придать своему голосу уверенность. – Лично у меня два варианта. Первый. Предположим, что сюда проникло привидение. Кто ещё мог залететь в открытое окно, расположенное так высоко, бесследно подкрасться к охраннику, напугать его, чтобы он упал в обморок, ударившись головой, и решил, что его ударили, разбить витрину…

Я оборвал себя на полуслове, вспомнив, что мой приятель из отеля «У призрака» и чашку кофе подать не может, не то что разбить витрину. Не прокатит, любой адвокат разобьёт эту версию в два счёта на первом же следственном эксперименте…