Текст книги "Жаркое лето – 2010"

Глава пятнадцатая
Боевой клич смилодона и русская баня

Ситуация, действительно, напоминала пиковую и безысходную. Бусые псы, выстроившись полукругом и угрожающе порыкивая, неторопливо двинулись вперёд. Они вели себя по-хозяйски нагло, видимо, не ожидая достойного отпора. Аля, жалобно ойкнув, незамедлительно переместилась за спину Гарика и едва слышным шёпотом попросила:

– Милый, сделай же что-нибудь. Ведь, сожрут с потрохами…

Можно было, конечно же, попробовать воспользоваться пистолетом, «приобретённым» в семнадцатом веке.

«Во-первых, неосторожным движением можно спровоцировать злых псов на решительную атаку», – неодобрительно зашелестел разумный и осторожный внутренний голос. – «Потянешься рукой к пистолетной рукоятке, они и бросятся…. Во-вторых, общеизвестно, что все эти старинные пистолеты – очень ненадёжны и, более того, горазды давать частые осечки. Причём, в самый неподходящий и важный момент…».

Гарик – неожиданно для самого себя – хищно оскалился, набрал полную грудь воздуха и громко завыл-зарычал. Собаки тут же остановились и застыли, словно бы окаменев. Их янтарно-жёлтые глаза визуально округлились и слегка поблёкли, а чёрные вертикальные зрачки превратились в крохотные точки.

«Это их, бедолаг хвостатых, охватил животный и всеобъемлющий ужас», – услужливо подсказал наблюдательный внутренний голос, после чего жалобно попросил: – «Братец, прекращай, пожалуйста, выть! Холодом могильным продирает – до самой печёнки. Не говоря уже о желчном пузыре…».

Мысленно усмехнувшись, Гарик закрыл рот. Над светло-бежевыми водами пруда повисла тревожная тишина, которая, впрочем, продержалась совсем недолго. Уже через несколько секунд всё вокруг заполнилось жалобным и звонким визгом. Это бусые собаки, беспорядочно разбегаясь в разные стороны, дали волю переполнявшим их эмоциям. Вернее, они извещали окружающий мир о том, что являются маленькими и беззащитными щенками, которых пытаются обидеть – абсолютно на ровном месте – некие злобные и тёмные силы…

Один из псов, отчаянно рванув по базальтовому парапету набережной, неожиданно оступился и упал в воду. Раздался громкий «бульк», по воде начали расходиться широкие круги.

– Похоже, что собака утонула. Наверное, сердечко не выдержало и разорвалось на части, – сообщила Аля, посматривая на Гарика с огромным уважением и лёгким испугом. – Ты, милый, сейчас что сделал?

– Ну, повыл-порычал немного, так, без всякой задней мысли…

– Не прикидывайся, пожалуйста, наивным дурачком! Лечи, кого хочешь, только не меня…. Итак, что это было?

– Боевой клич смилодона, – скромно пояснил Гарик. – Двенадцатый век, древнее славянское кладбище, голодный саблезубый тигр, вышедший поохотиться на упитанных бусых псов…. Помнишь?

– Конечно, помню! Такое забыть невозможно, сколько не старайся…. Но, как ты научился – так мастерски подражать рассерженному смилодону? У меня, честно говоря, от твоего тигриного рыка – душа заледенела и ушла в пятки. Кошмар…

– Не знаю, оно как-то само собой получилось. Типа – по наитию. От «клыкастого» ожерелья неожиданно повеяло ледяным холодом, и я тут же понял, что надо делать дальше…

– Очевидно, что эти «пробои-переносы» как-то хитро воздействуют на нашу нежную психику, – предположила Аля. – Что-то – случайно вынесенное из Прошлого – остаётся в мозгах, то есть, на уровне подсознания. А в нужный момент, когда возникает реальная смертельная опасность, проявляет себя. Дело, безусловно, важное и полезное…. Интересно, а какими необычными уменьями-способностями обладаю я? Или же всё досталось сугубо тебе? Надо будет задуматься над этим вопросом. То бишь, тщательно покопаться в голове и старательно прислушаться к собственным ощущениям…. Ну, былинный русский герой, пошли дальше? Не возражаешь? – уверенно махнула рукой направо. – Мне кажется, что «родовое гнёздышко» помещиков Петровых должно располагаться в той стороне…

Неожиданно их путь перегородила скромная речка-ручей, впадающая в приусадебный пруд.

– Очень медленное течение, а вода чистая-чистая и очень прозрачная. Даже видны тёмные спины крупных рыбин, плывущих в противоположных направлениях, – отметил Гарик. – Река, конечно, не серьёзная, всего-то метров семь-восемь шириной. Переплыть – раз плюнуть. Но, как нам быть с одеждой? Наверное, придётся, всё же, обнажаться…. Сложим одёжку и обувку в мой камзол, тщательно завяжем его рукава, получится узел, который я потом и переброшу на противоположный берег…

– Не стоит, родной, – возразила Аля, низко свесившись над прибрежными кустами и держась ладонью правой руки за тонкую берёзку. – Выше по течению, похоже, имеется что-то вроде моста…. Пошли, посмотрим! Только речной берег здесь слегка заболочен, не хотелось бы запачкать мои бархатные сапожки. Они же почти новые – лет сто восемнадцать всего, не больше. Придётся, сделав небольшой крюк, болотце обойти стороной…

Вскоре путешественники вышли на ровную просёлочную дорогу, которая и привела их к арочному мосту.

– Славный такой мостик, очень красивый, элегантный и изящный, – похвалила Аля. – Не вижу ни одной сваи, вбитой в речное дно. Арка по-простому переброшена с одного берега на другой. При этом сама конструкция не вызывает ни малейших сомнений-опасений. Всё очень крепко, солидно и надёжно. Ширина позволяет всаднику – без каких-либо проблем – разъехаться со стандартной подводой. Поверхность моста ровная и гладкая, что называется – досочка к досочке. Высокие перила покрыты искусной резьбой. А в самой реке бойко плещется рыбёшка. Очевидно, крупный окунь гоняет малька…

Перейдя через мост, они вновь зашагали по просёлочной дороге. Через несколько минут Гарик объявил:

– Вижу искомую помещичью усадьбу! Красивое и симпатичное сооружение, откровенно впечатляет и радует…. Светло-жёлтый двухэтажный дом с примыкающими к нему по бокам одноэтажными флигелями. К парадному входу ведёт широкая каменная лестница, вдоль фасада наличествуют шесть белых, возможно мраморных колонн…. Интересно, а почему именно шесть? На восемь, к примеру, не хватило денег?

– Дом и оба флигеля покрыты очень странной крышей, – поделилась первыми впечатлениями Аля.

– Чем же она странная? Красно-коричневая черепица…

– Вот, именно! Точно такая же черепица применяется при строительстве домов и в нашем двадцать первом веке. Впрочем, бывает…. А для чего им, спрашивается, нужно так много печных труб? Одна, две, три…, тринадцать, четырнадцать! Ничего себе – размах…

– Обычное дело, – передёрнул плечами Гарик. – Парового отопления ещё не придумали, а жилых и хозяйственных помещений в усадьбе – несколько десятков. Поэтому и приходится в каждой второй комнате закладывать по дельной печке. Зимы-то в России девятнадцатого века – однозначно-суровые….

– К правому флигелю примыкает старый запущенный парк. С левой стороны от господского дома – на приличном удалении – расположены всякие вспомогательные строения: конюшни, скотный двор, амбары, сеновалы, кузница, многочисленные погреба и сараи…. Всё очень солидно и добротно.

Наверное, данное поместье полностью автономно. В том смысле, что запросто может существовать – в случае возникшей необходимости – никак не пересекаясь с внешним миром…. Ага, вот и местные крестьяне показались! Только мне почему-то кажется, что намерения у этих пейзан, отнюдь, не мирные…

Посмотрев в указанном направлении, Гарик был вынужден признать правоту своей…э-э-э…

«Своей любовницы, елы-палы!», – влез с подсказками нетактичный внутренний голос. – «Нет? Ну, тогда – невесты и будущей жены. Я, братец, собственно, не возражаю. Девица – во всех-всех отношениях – самое то…. Куда пойти? Понял, иду и покорно умолкаю…».

Навстречу «гостям из Будущего» двигалась – на фоне заходящего тёмно-багрового солнца – разношёрстная и шумная толпа, основу которой составляли бородатые разновозрастные мужички, одетые в длинные крестьянские зипуны, местами украшенные аккуратными заплатами. На головах у мужиков размещались островерхие войлочные колпаки, а на широких плечах – толстые дубовые колья, топоры на длинных рукоятках и разномастные металлические прутья. Впереди толпы выступала высокая и костистая женщина «под пятьдесят», одетая в длинную – до пят – тёмно-синюю юбку и малиновую телогрейку. Тётка производила впечатление природного лидера и крепко сжимала в ладонях короткоствольное ружьё.

«Слегка напоминает классический кулацкий обрез из телевизионных фильмов про гражданскую войну», – успел-таки подумать Гарик. – «Только очень большой обрез, с весьма приличным диаметром ствола. А, вот, лица у «комиссии по встрече» – злые, хмурые и очень решительные…».

Впрочем, вскоре «встречающие» замедлили шаг, а решимость с их физиономий начала постепенно улетучиваться, сменяясь робкой озабоченностью и глубоким смущением.

«Ещё бы не озадачиться, повстречав такую странную и неординарную парочку!», – хохотнул наглый внутренний голос. – «Сразу и не понять, кто такие перед тобой. То ли бродячие лицедеи, которых надо гнать со двора взашей. То ли благородные господа княжеских кровей, валяющие – от пошлой скуки и хронического безделья – откровенного дурака. С последними связываться – себе дороже. Можно – в конечном итоге – и без ноздрей остаться, и с топором палача – между делом – познакомиться. Не говоря уже про обыкновенный кнут…».

Крестьяне, ведомые боевитой тёткой, окончательно остановились, не дойдя до путников метров семь-восемь.

– Тебя, милейшая, случаем, не Матрёной кличут? – невозмутимо поинтересовалась Алевтина, подпустив в голос откровенно-барственных ноток. – Отвечай же, тётка, не молчи. Я, ведь, могу и рассердится.

– Матрёной…, барин! Или же – барышня?

– Барышня, барышня…. Итак, слушай меня! Мы с мужем, – небрежно кивнула головой в сторону Глеба, – являемся закадычными и добрыми друзьями Глеба Сергеевича Петрова. Тебе известен сей благородный и уважаемый господин?

– Известен, барышня! Известен! – истово подтвердила Матрёна, взволнованно прижимая ладони к высокой груди. – Дык, это что же получается? Глебушка, родимый, золотиночка моя…. Он живой? Возвращается домой? Где же он сейчас?

– Жив, конечно. Более того, уже на подъезде и скоро появится здесь – в сопровождении управителя Платона.

– Господи! Спасибо тебе, всесильному! – костистая тётка тут же бестолково повалилась на колени и воздела руки к небу. – Услышал ты молитвы своей слуги недостойной! Как же мне теперь благодарить тебя, добрейшего – за это счастье неземное? Чем могу отслужить? Как – отработать достойно? Радость-то какая, Господи…

«Братец, этот взволнованно-религиозный спектакль может продолжаться бесконечно долго», – напомнил о своём существовании беспокойный внутренний голос. – «Вмешайся, пожалуйста, в ситуацию! Разрули, так его растак…».

Гарик грозно откашлялся и – в строгом соответствии с ролью «выходца из сибирской купеческой среды» – выдал:

– Уймись, глупая баба, и сейчас же поднимись на ноги! Хватит причитать и охать! Ну, кому сказано? Немедленно выполнять! Успокоилась? Молодец…. Значится так, тётенька любезная. Дорогой и желанный гость – вместе с управляющим поместья – прибудут несколько позже, как завершатся с важными и неотложными делами. Тебе же, раба Божья, Глеб Сергеевич велел передать, чтобы организовала тут всё по высшему разряду – торжественную встречу, стол праздничный и достойный, спальные удобные места, прочее…. Поняла ли меня?

– Поняла, барин, поняла! Всё выполню, всё исполню! С радостью великой и охотной! – заверила Матрёна. – Сейчас я и вас с жёнушкой сопровожу в дом господский. Только…. Подождёте чуток? Я сейчас распоряжения отдам, – зачастила скороговоркой: – Иван, ступайте с Петькой в свинарник! Парочку месячных поросят забейте, освежуйте и тащите на кухню. Ефим, ты иди в птичник. Зарежешь трёх цыплят и двух молоденьких гусаков. Ещё яиц прихвати – куриных и утиных – по десятку…

Когда мужики – всё также с кольями, прутами и топорами на плечах – разбежались выполнять данные им поручения, Матрёна, почтительно поклонившись в пояс, пригласила:

– Пойдёмте, гости дорогие! Я вас провожу в дом…. Вот, ещё. Вы, наверное, очень устали? Если хотите помыться-попариться с дорожки, то пожалуйте в баньку. Мы нынче её регулярно протапливаем для нужд проезжающих важных персон, часто посещающих – по дороге на Рязань – нашу Петровку. Платон Ильич – для нужд хозяйственных – с желающих берёт не дорого. Так как, пойдёте?

– Безусловно, посетим, – лукаво подмигнув Але, ответил Гарик. – Причём, с огромным удовольствием.

Про себя же он подумал: – «Очевидно, финансовые дела поместья идут далеко неблестяще, и управляющий рад любой копейке. За деньги определяет на постой беженцев, предоставляя им полный пансион с оказанием комплекса всевозможных услуг. То бишь, Петровка нынче является полноценным придорожным мотелем…».

Через полминуты Аля поинтересовалась:

– Матрёна, а куда это вы направлялись, на ночь глядя? Причём, вооружённые до самых коренных зубов? Случилось что?

– Дык, барыня, голосил кто-то – страшным воем-голосом. Собаки дворовые прибежали – как очумелые. Жучок был так испуган, что промчался вдоль забора и об торчащий гвоздь весь бок себе распорол…. А вы никого страшного не встретили по дороге?

– За серыми собаками медведь гнался. Большой такой, горбатый, тёмно-бурый. Слюна розовая капала с жёлтых клыков.

– Страсть-то какая! И куда же зверь потом подевался?

– В лес убежал, – продолжила вдохновлёно сочинять Алевтина. – Мой муж ему большим камнем в глаз закатал. Вот, косолапый – от страха – и дар дёру, только бурелом затрещал…

Они поднялись по широкой каменной лестнице и, пройдя между мраморными колоннами, оказались перед двухстворчатыми дверьми морёного дуба, украшенными искусной резьбой и светлыми металлическими нашлёпками. Матрёна достала из кармана длинной юбки массивный бронзовый ключ, вставила его в замочную скважину, повозившись с минуту, приоткрыла одну из дверных створок, предупредительно отошла в сторону и, пропуская гостей вперёд, предложила:

– Проходите в гостиную, располагайтесь! Я же на время отойду к баньке.

Приготовлю там всё для вас, приберусь немного, замочу свежие веники, сменю мочалки. Дверь пока закрывать не буду, чтобы вам идти было светлей…

Гарик шагнул за порог и насторожённо задёргал крыльями носа – пахло цветочным сеном, свежей пшеничной сдобой, вековой пылью и недавней кошачьей мочой.

«Это – всего лишь – русские сени», – терпеливо объяснил опытный внутренний голос. – «По стенам развешаны длинные и толстые пучки сушёных трав-цветов. Для чего они здесь? А чёрт его, если честно, знает…. Может, для приятного запаха. Может, для гигиенической дезинфекции. Это в том смысле, что травы, скорее всего, лечебные и насквозь лекарственные…. Почему пахнет…э-э-э, свежими кошачьими испражнениями? А вон, на лавке, стоит берестяное лукошко с котятами, от которого и исходит данное амбре. Опять интересуешься, мол, зачем? Ну, братец, ты и тупой! Чтобы гадких и прожорливых мышей отпугивать, ясный дубовый пень. Пыль? Так пылесосы пока не поступали в широкую продажу…. Ага, вот ещё одна дверка – тоже очень массивная и солидная. Очевидно, за ней и расположено искомое нами помещение…. Оботри ноги о коврик, недотёпа! Не забывай, что находишься в гостях!».

Столовая господского дома – общей площадью метров сорок пять квадратных – была отделана и обставлена совершенно обыденно и даже слегка скучновато.

– Относительно белый потолок со скромной гипсовой лепниной по периметру, стены обклеены непрезентабельными бумажными обоями «в цветочек», – ходя по комнате, задумчиво вещала Алевтина. – Мебель? Антикварная, конечно. Но ничего эксклюзивного, оригинального и сверхординарного. В московских профильных салонах – двадцать первого века – и не такое можно (можно было?) найти. Хотя, данный палисандровый журнальный столик – настоящий шедевр мебельного искусства…. Так, широкая и высокая книжная полка. Ну, и? Очень красивые и солидные обложки толстенных книг. Тёмно-синий, изумрудный и малиновый бархат, иногда – даже – украшенный негранёными самоцветами-камушками. Изумруды и топазы? Вряд ли, конечно. Это – обыкновенный амазонит[104]104
  – Амазонит – разновидность полевого шпата.


[Закрыть], а здесь – беломорин[105]105
  – Беломорин – разновидность кварца.


[Закрыть]…. Это что у нас такое? «Житиё благословенного и добросердечного монаха Амброзия»…. Судя по первым страницам, слащавая и муторная хрень. Рядом – всё насквозь аналогично-скучное…. Впрочем, встречаются и тексты на латыни. А это, похоже, на греческом языке…. Наборной паркет? Откровенно-грубоватая работа. Опять же, на мой скромный взгляд и вкус, морёный дуб очень плохо – по цветовой гамме – сочетается с обыкновенной сосной и карельской берёзой. Бархатные шторы-портьеры, картины в золочёных рамах, массивные напольные часы, герань и фикусы в керамических горшках, мраморные и гипсовые скульптуры…. Ничего особенного, короче говоря.

– Не скажи, пессимистично-настроенная девушка – улыбнувшись, возразил Гарик. – Вот, эта мраморная Венера – очень даже ничего. В смысле, обнажённая и очень стройная Венера…. Её симпатичные и безупречные формы мне смутно напоминают аналогичные формы одной моей…м-м-м, хорошей знакомой…

– Хорошей знакомой, белобрысый наглец? И только?

– Ну, думаю, моей будущей жены и матери моих замечательных детей…

– Вот, то-то же! – притворно нахмурилась Аля. – Смотри у меня, прохвост рязанский! Интересно, а какие дети у нас народятся? В смысле, по колеру волос? Я – во всех местах, как ты, наверное, уже успел заметить – черноволосая, практически смоляная. Ты же – русый, с лёгким платиновым оттенком.

– Поживём – увидим…. Кстати, душа моя хрустальная, что же тебе не нравится в окружающем нас интерьере?

– Не нравится? Я такого не говорила! Не надо, пожалуйста, передёргивать. Просто…. Хотелось бы почувствовать…м-м-м, вкус и дух Эпохи. А здесь – всё какое-то обыкновенное и обыденное. Богатый иконостас в углу и большой изразцовый камин? Такое и для Будущего не в диковинку…. Создаётся впечатление, как будто посещаешь среднестатистический провинциальный музей. Мы в прошлом году с Катей ездили в Ярославль – на ознакомительную экскурсию. В том числе, сходили в тамошний краеведческий музей. Там была одна комната, над входом в которую висела доходчивая табличка, мол: – «Типичная гостиная-столовая русской усадьбы середины девятнадцатого века». Практически – один в один с тутошней скучной обстановкой….

– Дух Эпохи, говоришь? – заинтересовался Гарик. – Подожди-ка, радость моя…. Пахнет очень непривычно. Ярко-выраженный аромат свежевыпеченного хлеба и сушёных трав, да и нафталином отдаёт самую малость. Видимо, в девятнадцатом веке его жители привыкли – всегда и везде – беречь тепло, поэтому и дома проветривают совсем нечасто, только время от времени и сугубо по частям…. Вот, ещё одно важное и неотложное дело. Прекрасная амазонка-наяда, ты не находишь, что мы с тобой – непозволительно долго – не целовались? Так же можно, ненароком, и квалификацию потерять…

Уже через минуту Аля, отстраняясь, уперлась Гарику в грудь острыми кулачками и жалобно попросила:

– Милый, отпусти, пожалуйста! Я же могу, честное слово, и не сдержаться…. А вдруг, кто-нибудь войдёт – в самый неподходящий и ответственный момент? Ну, пожди немного…. Глеб обещал нам выделить отдельную спальню. Опять же, банька на носу. Правда, я не уверена, что там – в смысле, в предбаннике – имеется кровать.

– Кровать – совсем необязательна, – многозначительно хмыкнул Гарик. – Я тут недавно – сугубо от серой и навязчивой скуки – читал одну очень увлекательную и познавательную книгу. Называется – «Камасутра». Так, вот, там говорится – и показывается в доходчивых картинках – что можно запросто обходиться и без кровати…

– Я в курсе. Тоже, знаешь ли, как-то изучала данную полезную книженцию…. Убрать ручонки похотливые! Отойди-ка от меня в сторонку. Желательно так метров на пять-шесть-десять…

Тихонько скрипнули дверные петли, раздалось вежливое покашливание, и голос Матрёны известил:

– Добро пожаловать в баньку, господа дорогие! Всё уже готово…. Давайте-ка за мной, голубки, пока окончательно не стемнело! Я вам там и перекусить приготовила, и переодеться в чистое исподнее. Пойдёмте, пойдёмте…. Там, чуть в стороне от входа в баню, вырыт маленький прудик. Водица в нём холодная, чистая, родниковая. Плескайся – не хочу! И подсматривать некому…

Закат уже догорал – небесными малиново-багровыми углями. Банная дверь – очень светлая на фоне чёрных бревенчатых стен – была широко и гостеприимно распахнута. Через неё, тут же резво устремляясь в голубое безоблачное небо, выходили-вылетали, чуть заметно клубясь, шустрые потоки светло-серого дыма.

– Остатки угарной мути – на всякий случай – выпускаются, – пояснила Матрёна. – Вы, баре, заходите внутрь, не сомневайтесь, а я дверку прикрою…. Желаю лёгкого пара! И…утех сладостных! Русская банька – к ним очень располагает и способствует…

Предбанник оказался просторным, чистым и уютным. Маленькое квадратное окошко, оснащённое светло-жёлтой пластиной вермикулита[106]106
  – Вермикулит – разновидность слюды.


[Закрыть], полноценного освещения – по причине позднего вечернего времени – не давало. Но справа от входной двери на массивном железном крюке, вбитом в толстое сосновое бревно, висела масляная лампа – высокий светло-жёлтый язычок пламени, накрытый сверху стеклянным конусообразным колпаком.

– Почти весь пол в предбаннике покрыт домоткаными полосатыми половичками, – сообщила Аля. – Прямоугольными, квадратными, треугольными. Цвета чередующихся полосок очень приятные такие, пастельных тонов – светло-розовые, сиреневые, фиолетовые, голубые, смутно-жёлтые. А стены обшиты гладко-струганными досками – судя по светло-оранжевым разводам – осиновыми…. Смотри-ка, потолок и прилегающие к нему части стен покрыты толстым слоем чёрной копоти. А, ведь, над срубом-избушкой, когда мы подходили, я заметила высокую кирпичную трубу. Видимо, иногда баню, всё же, топят и «по-чёрному». По желанию клиентов, ясное дело, за отдельную денежку…. Мебель предбанника особым разнообразием и оригинальностью не отличается: широкие деревянные скамьи по периметру, разномастные бронзовые и медные крючки, неряшливо закреплённые на стенах, несколько грубо-сколоченных табуретов, окружающих простенький деревянный столик, заставленный кувшинами, горшками, кружками, блюдечками и тарелочками. Видимо, и в девятнадцатом веке у русского народа было принято (то есть, принято и по сей день!), сопровождать жаркие банные процедуры лёгкой выпивкой-закуской…. Что ты так выжидающе уставился на меня? Ждешь, когда я начну показывать-демонстрировать развратный стриптиз? Не дождёшься, любимый! По крайней мере – сегодня. Вот, когда распишемся – по закону, с соблюдением всех норм и правил, тогда. Или же, когда обвенчаемся…. Кстати, отличная и нетривиальная идея! Почему бы нам с тобой не обвенчаться – прямо завтра? То бишь, в девятнадцатом веке? Наверняка, рядом с Петровкой отыщется действующая церквушка. На мой взгляд, очень почётно и всё такое прочее. Все подружки – потом, по завершению нашего экзотического «путешествия» – сдохнут от сильнейшей зависти.… А? Почему не слышу ответа?

– Готов – венчаться! – браво отрапортовал Гарик. – Сейчас вениками похлещемся слегка, пупками потрёмся от души, и вперёд…. Попа позовём. Хотя, я как-то к сексу втроём – не очень. Тем более – с православным священником…

– Шутник хренов! – резюмировала потенциальная невеста. – Давай, раздевайся и шуруй в банное отделение. Я, так и быть, отвернусь и не буду подглядывать. Надо – подглядывать? Хорошо, тогда буду…. Ну, иди уже, хватит тут красоваться! Я догоню…. Прихвати-ка с собой войлочную шапку. Вон, лежит на скамье. Я читала в толстой и умной книжке, что без шапки париться не стоит. Мол, можно запросто лишиться последних мозгов и остатков интеллекта…

Легкомысленно усмехнувшись и прихватив шапку-колпак, Гарик приоткрыл дверь, ведущую в банное отделение, то бишь, в мыльню-парильню. Здесь – к его удивлению – тоже было достаточно просторно, общая площадь помещения составляла более тридцати пяти квадратных метров, а высота потолка – на уровне трёх. Стены и пол – как и в предбаннике – были оббиты осиновыми досками. Чем был обшит потолок, было не разобрать – по причине толстого слоя сажи и копоти.

«Это странно, я был железобетонно уверен, что все бани в восемнадцатом-девятнадцатом веках были низенькими и крошечными», – отметился очередным замечанием надоедливый внутренний голос. – «А здесь – натуральные хоромы! Человек десять-двенадцать запросто разместятся. Даже в теннис можно – при сильном желании – играть. В настольный, понятное дело…».

Непривычно-длинная кирпично-каменная печь условно разделяла банное помещение на два профильных отделения – парильное и мытное. В парильном – у дальней стены – были обустроены просторные четырёхступенчатые полки (с ударением на последнем слоге), покрытые толстым слоем светло-серого войлока. На отдельно-стоящей просторной скамье размещались деревянные тазики-шайки с замоченными в них берёзовыми и дубовыми вениками, деревянное ведёрко с кипятком и медный черпачок на длинной ручке. Мытное же отделение было оборудовано практически по стандартам двадцать первого века – скамейки с деревянными и медными тазиками-ковшиками, разнообразные мочалки, на отдельной полочке размещались разноцветные куски мыла. В тело же самой печи был вмурован большой, литров на восемьдесят-девяносто, бронзовый котёл, в котором – под круглой деревянной крышкой – лениво и сонно побулькивала вода. В широкой печной трубе – со стороны парильного отделения – имелась металлическая дверца. Из щелей – между дверцей и кирпичами трубы – исходило ярко-алое свечение.

– Наверное, там находится каменка, куда и надо поддавать кипяток, – предположил Гарик. – Кстати, не смотря на то, что вода в бронзовом котле продолжает кипеть, особо повышенной влажности не ощущается. Очевидно, здесь предусмотрена хорошо-продуманная система вентиляции….

Он напялил на голову высокий войлочный колпак, медным ковшиком на очень длинной ручке зачерпнул светло-зелёной жидкости из тазика, стоящего на полу, примерился и, коротко размахнувшись, резко метнул – через распахнутую дверцу – жидкость на тёмно-малиновые камни. Через мгновение раздалось громкое и очень длинное: – «П-ф-ф-ф-ф-ф!», и всё вокруг заполнилось нестерпимо-горячим, туманно-прозрачным паром…

Тело болезненно обожгло, Гарик непроизвольно сгорбился, втянув голову в плечи и старательно прикрыв лицо ладонями.

«Словно бы весь организм – снаружи, раз и навсегда – сморщился и скукожился», – жалобно заныл внутренний голос. – «Жжёт везде и всюду, даже пятки, такое впечатление, горят. Бежать надо отсюда – срочно, без оглядки и со всех ног…».

Минуты через полторы жар немного ослаб, и Гарик – наконец-таки – смог отнять ладони от лица. Туманная дымка постепенно рассеивалась, приятно пахло мятой, земляникой, молоденькой берёзовой листвой и – совсем чуть-чуть – еловой хвоёй. Он взял из деревянного тазика пышный дубовый веник, залез на верхнюю ступеньку полка и с удовольствием начал хлестаться. Тело постепенно наполнялось умиротворённой негой, мышцы, прощаясь с накопившейся за день усталостью, приятно ныли-гудели, все неприятные и тревожные мысли, трусливо поджав облезлые хвосты, торопливо покидали голову…

Тихонько скрипнула входная дверь, и задорный девичий голосок известил:

– Я-то, дурочка наивная, надеялась, что меня здесь вожделенно ждут, мысленно штудируя «Камасутру». А он, увалень рязанский, нагнал дурацкой жары и дубовым веником изволит хлестаться, не обращая никакого внимания на юную – подчёркиваю, полностью обнажённую – красотку. Практически – Венеру! Да, романтические и пылкие рыцари перевелись окончательно, а мир, определённо, мельчает…

– Ничего и не мельчает! – возразил-заверил Гарик, отбрасывая веник далеко в сторону. – Сейчас, чертовка, я тебе это докажу…