Текст книги "Убийственный чемпионат"

– Календари на стол! – неожиданно ору я.

Председатель таращится на меня. В глазах искреннее непонимание.

– У меня их нет! Я приложил немало усилий, чтобы поиметь их, но…

Я смотрю на часы. Наша беседа несколько затянулась.

– Папаша! Только не надо мне лапшу на уши вешать.

– Но у меня их на самом деле нет! – тоскливо воет председатель. – Что я их, выкакаю, что ли?!

– Родина прикажет – выкакаешь! – отрываю я его. И без перехода: – Секс-малолетка – твой агент?

Председатель ничего не понимает. Приходится разъяснить вопрос.

– Ты подослал мне на шею пацанку-трахальщицу? В «Китайский подвальчик»?

– Да что вы! – блеет председатель. – Вы же знаете, что я с женщинами вообще дела не имею. Я на них…

«Как же это я сразу не сообразил? – мысленно костерю себя. – Он и в киоск послал педераста Золотаря. Но тогда на кого же она работала? Опять выплывает неизвестное третье лицо?»

Похоже, из председателя я больше ничего не выжму. Пора прощаться.

– Жюри присуждает первое место вот этому товарищу! – торжественно объявляю я и пинаю кокон. Кокон падает. Но меня это уже не волнует. Пусть хоть из окна вываливается. Я выхожу из кабинета с чувством выполненного долга.

На первом этаже в холле меня подстерегает маленькая неожиданность. В лице симпатяги милиционера. С криком: «Товарищ, товарищ, осторожнее! Там банда! – он подбегает ко мне и хватает за рукав. – Из здания лучше не выходить! Опасно для жизни!»

– Меня командование послало на разведку, – нахально заявляю я и отдираю милиционера от левой руки. Отодрав, добавляю: – И за подмогой тоже!

Милиционер смотрит на меня, как на героя, и отдает честь.

– Удачи вам!

– Лучше помолись за меня! – огорошиваю я его и, смеясь, выхожу на улицу.

25

Я сижу в нашем уютном потаенном местечке. Пока нет Смита и Машины, решаю осмыслить полученную мной информацию.

Что мы имеем? Железное подтверждение данных, полученных от агента ЦРУ. Позорная сделка имеет место. Как и неспортивное поведение двух председателей. Я ни на грош не поверил в заклинания предисполкома о его мелкосошестве в этом деле. Оба хороши, голубчики! Далее. С календарями тоже все подтвердилось. До безобразия ясной стала причина моей травли. Эти два крокодила перессорились из-за фаворитов и теперь действуют как волки-одиночки. Причем и тому, и другому известно местонахождение календарей. Одному – от Тренажера, другого на меня вывели Икс, Игрек и Зет. Эти гении сыска хоть и с придурью, но такую элементарную логическую выкладку все же могут осилить.

Мрачной глыбой висит надо мной третий главный персонаж этой передряги. Забавный тип! Что мне о нем известно? Во-первых…

Сто-о-оп!!! В моем мозгу вспыхивает яростный красный свет. Это же ясно, как божий день. Без всякой логики.

Перед глазами встает картина моей парковки у «Ослиной лужайки» в тот злополучный вечер. Голубой «ягуар» и серая «волга». В «волге» сидел какой-то тип в шляпе. Теперь я знаю этого фраера! Это третий спортсмен. Тот, что трахал одновременно и жену и дочку предисполкома. Он и никто другой!

Чего он добивается? Совершенно ясно, что ему, этому третьему, известно о сговоре и значении календарей. Откуда это мы выясним при личной встрече. Известно и чей спортивный номер должен быть зашифрован на этой порнухе…

Домыслить мне не дали. С разухабистой песней появляются Машина и Смит.

– А вот и мы! – приветствует меня Смит.

– Дорогой, ты не очень скучал без меня? – в голосе Машины забота и нежность.

– К сожалению, на это чувство у меня не хватило времени, – отвечаю я и задаю встречный вопрос: – А что у вас? Судя по твоей, Боб, физиономии, вы совсем неплохо провели время?!

– Фантастика! – отвечает Смит и неожиданно добавляет: В…! На…!

Я укоризненно смотрю на Машину.

– Твое воспитание?

– А что? Тем более, что он очень талантливый ученик! хмыкает она в ответ.

Следующие полчаса были заполнены описаниями моих похождений. Слушали меня очень внимательно, практически не перебивая. Лишь изредка раздавались восторженные вопли Машины и смитовские «в…», «на…».

– … нанести визит этому бутылкометателю, – подвожу я черту под своим рассказом.

– А почему бы – «в…», «на…», – задумчиво говорит Смит, – не начать с председателя КГБ?

Я удивлен.

– Боб! Ты невнимательно слушал меня. Кому нужен этот визит? Что он даст? Ведь совершенно ясно, что в данный момент календарей у кэгэбэшника нет. В противном случае вы бы лишились броневичкового кортежа.

– «В…!» «На…!» – соглашается Смит.

– Послушай, дорогой! – встревает Машина. – С кэгэбэшником все ясно. Но куда, в таком случае, пристегнуть карликовую секс-бомбу? Ведь на кого-то она работает?!

– У нас остался один вариант – спортсмен! Вот его и будем щупать, – отвечаю я. И, видя, что Машина собирается возразить, кричу: – Да не усложняй ты! Не надо вводить в действие еще кого-то четвертого!

Машина, фигурально выражаясь, пожимает плечами.

– Пожалуйста! Как скажешь. Я просто вспомнила одну очень верную французскую поговорку… Шерше ля фам!

– О-о-о! – неожиданно орет Смит. – Фамов больше не надо. Я сыт ими по горло. «В…!» «На…!»

– Смит, – игриво перебивает его Машина, – а я ведь тоже, можно сказать, женщина.

Смит машет руками.

– Что вы, что вы! Вы единственное и самое приятное исключение! – И он рассыпается в комплиментах.

– Боб, – обращаюсь я к Смиту по окончании его монолога, – ты не сказал самые главные слова!

Смит непонимающе глядит на меня, потом до него доходит.

– А-а! Извините! – Смит набирает полные легкие воздуха и выдает: – «В…!» «На…!»

Мы расстаемся в отличном настроении. Смит и Машина уезжают, чтобы продолжить игру в кошки-мышки. Я отправляюсь на свидание с самым опасным нашим противником. Профессионалом высшего класса – Раздолбаев его фамилия. Отельный номер 433.

Дело приближается к развязке.

26

На стадионе, куда я добрался без видимых осложнений, наступала кульминация. Чемпионат подходил к концу. Публика неистовствовала. Флаги, дудки, трещотки, барабаны! Крики, вопли, свист и рев! На зеленом поле остались только сильнейшие спортсмены. Где-то среди них и мой противник. Передо мной встала проблема: каким образом изъять с поля Раздолбаева? На предмет дружеской беседы. Не переться же мне на поле? Да и кто меня туда пропустит? Задача…

Решение, как всегда, приходит неожиданно. Все просто до безобразия. Пробираюсь в комментаторскую будку к своему бывшему клиенту и, за небольшое вознаграждение, прошу сделать объявление по стадиону.

Комментатор, ни о чем не спрашивая (толковый мужик!), берет микрофон, и над стадионом несется:

– «Участника под номером 14 просим срочно пройти в центральную туалетную комнату. Повторяю…»

Внимательно смотрю на поле. Отлично! Четырнадцатый номер недоумевающе крутит головой, разводит руками и направляется под трибуны. Я устремляюсь туда же.

Я успеваю первым. Успокаиваю дыхание и осматриваюсь. Сортир пуст. Мне определенно повезло, иначе пришлось бы запираться с этим амбалом в одной из кабинок. А я не переношу тесноты!

Распахивается дверь и входит Раздолбаев. Оглядывается.

– Ничего не понимаю! Пошутил кто-то, что ли?

И тут замечает меня.

– Товарищ! Это не вы меня вызывали?

– Мы, мы! – весело отвечаю я и без увертюры перехожу к делу.

Сконцентрировав в левой ноге всю силу, пинаю Раздолбаева в живот. Заполучи, гад! Но Раздолбаев мой подарок принимать не собирается. Отходит на один шаг в сторону. Ну и реакция у этого мордоворота! Концентрирую все свои ресурсы в правой ноге и наношу еще один удар. Раздоблаев опять успевает отойти и обиженно произносит:

– Ты че, мужик, пинаешься-то? Че я тебе сделал плохого?

Я все же не теряю надежды. Разбегаюсь и наношу страшный удар обеими ногами в пах. Точнее, собираюсь нанести. Или желаю. Но мой противник вежливо уступает место, и я с грохотом въезжаю в одну из туалетных кабинок.

– Я вам больше не нужен? – в голосе Раздолбаева нетерпение. – А то мне на поле надо!

В голове у меня гудит, трещит и звенит. Перед глазами мельтешение и отвратительная пелена. Раздолбаев неверно истолковывает мое молчание и направляется к двери.

Что же делать? Уйдет ведь, сволочь! Ага! В мусорной корзине замечаю пустую бутылку из-под шампанского. Собираю последние силы и бросаю ее в мощнейший затылок Раздолбаева. Сейчас я тебе забью голешник! Тем более, что в такие ворота трудно не попасть.

– Бам-м-м! – несется по сортиру колокольный звон.

«Пустой у него купол, что ли?» – мелькает в голове.

Спортсмен медленно валится на кафельный пол. С трудом поднимаюсь и, волоча ноги, подхожу к двери. Везение прет, только руки подставляй! Из замочной скважины торчит ключ. Видимо, уборщица оставила по рассеянности. Запираю дверь и подхожу к Раздолбаеву.

Осматриваю этого амбала и испытываю законную гордость. Как я его свалил! Правда, не совсем честным приемом. Но ведь и его никто не просил уклоняться от моих пинков. Так что мы квиты. Остается еще одно дело: надо срочно стреножить товарища. Береженого Бог бережет!

Стаскиваю с Раздолбаева шикарные адидасовские трусы и майку. Рву их на полосы. Последние связываю в длинную фирменную веревку. Ею окончательно обезвреживаю товарища Раздолбаева. Сам сажусь рядом.

Раздолбаев приходит в себя. Мотает башкой и обалдело таращится на меня.

– Не узнаешь меня, дружок? – спрашиваю я.

– Давно узнал, – угрюмо буркает Раздолбаев.

– Ну и ладушки! – Делаю вид, что не замечаю его недоброжелательности.

– Надо было и тебя вместе с Золотарем на тот свет отправить, – зло шипит Раздолбаев. – Дерьмо!

Так! Уже легче. Первый вопрос отпал сам собой. Мое предположение оказалось верным. Золотаря убрал он. Едем дальше. Я устраиваюсь поудобнее.

– А нельзя ли поподробнее?

– Сейчас, разбежался! – Раздолбаев напрягает мускулы в попытке порвать оковы. Я искренне предупреждаю его о напрасности этого действия.

– Лапуша, не трать силы. Веревка фирменная. Пуп развяжется.

Раздолбаев неожиданно сникает и начинает плакать.

– Суки вы! Гады! Сволочи! – глотая слезы, бормочет он.

– Где? – оборачиваюсь я. – Не вижу перечисленных тобой товарищей.

– Ты, ты – сволочь и гад! А начальнички твои – суки вшивые!

Я ничего не понимаю. Какие начальники? Мои, что ли? Так у меня их нет. Раздолбаев тем временем продолжает:

– Вам все можно! Все сойдет с рук! Волки рваные… Все у вас куплено, везде свои люди!

Вот оно что! До меня, наконец, доходит. Этот парень совсем запутался и считает, что я из компании председателей. Опасное заблуждение!

– А я только один раз попытался поймать удачу за хвост… – рыдания прерывают монолог Раздолбаева.

Я молча развязываю его. Спортсмен обхватывает голову руками и начинает раскачиваться из стороны в сторону.

– Эй, друг! – тыкаю его в бок. – Иди, соревнуйся! Борись за мировые высоты.

Раздолбаев машет рукой.

– А-а!.. Что и обидно: пашешь, пашешь, как лошадь, тренируешься до посинения, а потом приходит какой-нибудь тип и без всякого труда поднимается на пьедестал. Так что там мне, – Раздолбаев машет рукой в сторону двери, – делать нечего!

– Никогда не теряй надежды, – поучаю я. – В жизни всегда есть шанс. В данной ситуации этот шанс – я!

Раздолбаев непонимающе смотрит на меня. Я поясняю.

– Ты совершил страшную ошибку, парень, приняв меня за участника аферы с победителем. Я-то как раз из тех честных людей, которые хотят сорвать ее. И если ты откроешь мне все карты – только честно, без утайки, – я не дам свершиться этой сделке. Это я могу тебе обещать.

– Да нечего мне скрывать! – В глазах Раздолбаева появляется надежда. Я успокаиваю его.

– Ты давай все по порядку. Когда узнал? Где узнал? Что сделал?

Раздолбаев смотрит на меня, как на манну небесную, и начинает рассказ.

– Еще до начала чемпионата я получил письмо… Сейчас уже не помню дословно его содержание, но, в самых общих чертах, оно содержало откровенное приглашение на половой акт. Утаивать не буду, я довольно часто получаю письма от поклонниц. Со словами любви и прочим. Но вот чтобы так, совсем уж откровенно, такое в моей практике случилось впервые. Ну, а когда я увидел подписи… Ни за что не догадаешься, кто был автором! Точнее, авторами этого послания.

Я пожимаю плечами.

– Почему же не догадаться? Это довольно просто. Жена и дочь председателя исполкома.

Спортсмен с уважением смотрит на меня.

– То-о-очно!

– Работа у меня такая, – хмыкаю я. – Мне за это люди деньги платят. Но ты продолжай, продолжай.

Раздолбаев не заставляет себя ждать.

– Числится за мной такой грешок – люблю баб! Вот и не устоял, принял вызов. Явился в назначенное место и… понеслось! Ну, доложу я тебе, это была гонка! Мамаша, старая обезьяна, отпала почти сразу, но вот доченька…

– Остановись, друг! – перебиваю его. – Мне не нужны подробности этого трахального марафона. Оставь их своим будущим детям. Меня интересуют дальнейшие события.

Раздолбаев подбирает похотливые слюни и продолжает:

– Эти макаки трое суток не выпускали меня из квартиры. Даже не покормили ни разу. Но и я показал им высший класс! Спортсмен самодовольно ухмыляется. – И вот на исходе третьего дня молодуха огорошивает меня. – Раздолбаев чешет затылок. – Не знаю, как они получили эту информацию от мужа и папеньки – может, проболтался старый козел? – но им стало известно о сговоре. А также о календарях и фаворите. Я немного добавил прыти (в смысле траханья), и дочурка вспомнила номер киоска и название фотосалона. Пароль – тоже. И знаешь, друг, мне стало обидно! – Раздолбаев доверительно глядит на меня. – Вот я и решил попытаться сорвать эту комбинацию.

В моей голове появляется интересная мысль. Решаю проверить ее.

– Так это ты в первый же день соревнований выключил из игры их лидера?

– А что мне оставалось делать? – разводит руками Раздолбаев. – Благо, гранаты я кидаю – будь здоров! Хоть так помешать!

– Ну, а Золотаря зачем на тот свет отправил?

Раздолбаев вздыхает.

– Тут получился перебор. Уж больно злой я был на этих сволочей…

– Не волнуйся, – успокаиваю его. – Мне до этого нет никакого дела. Пусть с этим убийством органы разбираются. Мои требы проще.

Раздолбаев шумно вздыхает.

– Я ведь что подумал? Раз ты появился в «Ослиной лужайке», значит, тоже в этом деле замешан. Но убрать тебя почему-то не смог. Интуиция, что ли? А может, просто смелости на второе убийство не хватило? Не знаю…

– Иногда и трусость во благо! – Дружески хлопаю Раздолбаева по плечу. – Валяй дальше. Собирай все в кучу.

Раздолбаев непонимающе глядит на меня, но вскоре до него доходит.

– А-а! В логическую цепочку, выражаясь по-вашему, на сыскном языке? Минуточку, дай сосредоточиться…

Раздолбаев морщит лоб, трет пальцами виски. Меня охватывает тревога. Хватит ли у него умственных способностей? Должно! Был бы дураком, не смог бы провернуть все содеянное.

Спортсмен начинает ковать свою логическую цепь.

– От жены и дочери председателя исполкома узнаю о сговоре. От них же получаю все детали этой гнусной сделки. Иди в фотосалон. Называюсь посланцем от председателя, говорю пароль и забираю календари…

– И ставлю на одном, самом заветном, свой спортивный номер, – разрываю я спортсменову цепь.

– Ну, не устоял я! Не смог! – орет Раздолбаев. – Попробовал бы сам на моем месте! Счастье-то – вот оно, руку протяни! Задаром!

«Эх, – думаю про себя, – все вы, ребята, одним миром мазаны. Все в дерьме по уши!»

– При таких условиях шансов победить у меня никаких! – продолжает орать Раздолбаев. – И я позволил себе…

– Кончай разоряться, голова болит, – останавливаю его. – Меня твоя совесть не интересует. Валяй дальше.

Раздолбаев обиженно сопит, но продолжает:

– Ставлю свой номер и отношу календари в киоск. Затем, на протяжении нескольких вечеров подряд, незаметно наблюдаю за ним. Хотел убедиться, что все пройдет нормально. Но тут появляется Золотарь и…

– Дальнейшее мне известно до тошноты, – прерываю его. У меня остался только один вопрос. Один, но самый главный. С этими словами протягиваю руку ладонью вверх. – Давай!

– Чего давать? – искренне не понимает Раздолбаев.

– Календари, дружок! – Теперь уже ору я и чувствую, как все мое существо становится фанерой, пролетающей над Парижем. Спортсмен укрепляет мои ощущения.

– Я их с того момента и в глаза не видал!

На всякий случай, чтобы до конца отработать эту линию, спрашиваю:

– И пиявку сексуальную не ты подослал?

Ответ угадывается по выпученным до предела глазам Раздолбаева.

– Ладно, мужик! Вопросов больше не имею. Иди соревнуйся, гладиатор! – отсылаю его, а сам погружаюсь в состояние глубочайшей депрессии.

27

Медленно бреду по загородному шоссе. Немилосердно жарит солнце. Пот заливает глаза. Над головой кружат коршуны и вороны. Слева от меня круто уходят вверх пышущие жаром скальные образования. Справа – не менее круто уходящий вниз пятнадцатиметровый обрыв. В самом низу, на дне лениво плещутся воды водохранилища. В голове сонная мякина и тупое безразличие. Где-то на самом краю сознания отчаянно размахивает руками тонущая в наплевизме мыслишка: «Где же получился прокол? На каком из трех этапов им удалось меня провести?» И еще очень стыдно перед Смитом и моей дорогой Машиной. Как я посмотрю им в глаза? Они сейчас жизнью рискуют, предоставляя мне зеленую улицу в поисках, а я…

Неожиданно на глаза попадается едва заметная тропинка. Подчиняясь неосознанному импульсу, ноги сворачивают на нее. Мне все равно, куда идти, лишь бы путь мой к потаенному месту был подольше и подлиннее. В расщелине, по которой проходит тропа, сумрачно и сыро. Пахнет насморком и лягушками. Тупо переставляю ноги. Тропа уходит круто вверх. Подключаю к процессу ходьбы руки и вскоре оказываюсь на вершине скальника.

Тропинка кончается на небольшой площадке, загаженной птицами и многочисленными туристами – любителями панорам. Ложусь на горячие камни и в который раз пытаюсь найти ошибку в наших действиях. Хотя, если признаться честно, все эти жалкие потуги уже не имеют никакого значения. Чемпионат сегодня заканчивается. Завтра торжественное закрытие и объявление чемпиона. Так что на какие-то новые версии и ходы элементарно не хватает времени. Тем более, что ни ходов, ни версий нет. Как нет и желания доводить это дело до логического конца. Дерьма я наелся по самое горло. Хочется одного: тишины и покоя.

Но отдохнуть мне не удается. Сначала чуть слышно, но с каждой секундой все громче и громче, со стороны Города доносятся выстрелы и шум моторов. Сонная одурь и безразличие мгновенно слетают с меня. Вскакиваю и с живейшим интересом наблюдаю катящееся на меня действо.

По дороге из Города, первой, с огромной скоростью, наяривала моя дорогая Машина. За ней, скрытое клубами пыли, тарахтело и лязгало великое колесно-гусеничное войско. Пыльную мглу ежесекундно прорезали выстрелы. Немного выше этого пыльно-стреляющего конгломерата неслось несколько десятков боевых вертолетов. Временами вертолеты подпрыгивали в воздухе – вели стрельбу ракетами класса «воздух-земля».

Моя дорогая Машина ловко увертывалась, объезжала. В иные моменты ехала боков, на двух колесах, пропуская под собой самые наглые потоки трассирующих пуль. Автородео!

На долю секунды меня охватило сожаление: черт побери, такой риск и самоотверженность – и все напрасно! Но эта мысль была тут же смыта волной восторга и гордости. Симбиоз человека и Машины бил по всем статьям армию, КГБ и всех прочих, законно носящих оружие.

– Давайте, ребятишки! Закатайте им губень на затылок! – ору я и танцую сумасшедшую джигу.

Во время исполнения одного из па мой взгляд случайно падает вниз, на противоположную сторону скальника. Дорога здесь делает крутой поворот, невидимый едущему со стороны Города. Но не это пугает меня. Сразу за поворотом замечаю громадное скопление сил противника. «Засада!» – мелькает в голове.

В панике начинаю метаться по площадке. Как же дать знак Машине и Смиту? Ведь они мчатся прямо в мышеловку! Так тепленькими и попадут в лапы наших недругов. Я в отчаянии. Остается одно: схватиться за голову и с безнадежной тоской наблюдать развязку. Вот сейчас они повернут и…

Мышеловки не получилось. Произошло событие, заставившее мои виски поседеть. Не снижая скорости, Машина начала вписываться в поворот. Засадная часть преследователей передернула затворы и дослала снаряды в стволы. Сейчас начнется расстрел в упор. Но в миллионную долю секунды Машина оценивает шансы на прорыв (это я так предполагаю) и, понимая его бессмысленность, круто берет вправо. До меня долетает двойной неунывающий рев: «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“!» – и мой друг и любимая отрываются от земли. Описывают в воздухе великолепную дугу (вспоминаю слова Смита: «Умирать буду красиво!») и рушатся вниз.

Дай Бог им упасть в воду!

С моего места не видно падения, но и без этого ясно, что свалились они не в воду. Слышен мощный взрыв, виден взметнувшийся вверх огромный столб огня, дыма и камней.

В бессильной ярости катаюсь по камням. Сволочи, сволочи, сволочи-и-и! Я готов пойти на эту свору с голыми руками и рвать им глотки, пока не подохну! Удерживает меня от этого опрометчивого поступка лишь осознание того, что в этом случае гибель моих друзей будет совершенно напрасной. Они ведь пошли на это, спасая меня! Для того, чтобы я смог закончить дело. Поэтому я не смею предавать их, обнаруживая себя.

Меня душит горе и отчаяние. Зажимаю рукою рот, ибо из души рвется наружу крик тоски и одиночества. Сейчас, когда смолкли выстрелы и рев моторов, слышен каждый звук, каждый шорох. Мне остается одно – молча кататься по камням.

Сгустились сумерки. Наступила ночь. Подул резкий холодный ветер. Мои противники давно очистили место последнего сражения. Осторожно спускаюсь на дорогу. Внимательно оглядываюсь. Никого. Теперь предстоит самая трудная и рискованная часть. Часть совершенно незапланированная и, с точки зрения здравого смысла, ненужная. Но я должен это сделать! Ради памяти Смита и Машины. Должен!

Минут десять безуспешно стараюсь найти приемлемое место для спуска. Везде крутой обрыв. Что ж, полезу без вариантов. И без страховки.

Начинаю спуск. Камни предательски крошатся под ногами. В кровь обдираю пальцы, срываю ногти. На глаза накатывают слезы. Из горла рвутся рыдания. Теперь уже можно. Теперь никто не услышит. Сантиметр за сантиметром спускаюсь вниз. Неожиданно ноги не находят опоры, пальцы не выдерживают веса тела, и последние несколько метров я преодолеваю кувырком, отбивая все без исключения части тела.

Медленно подхожу к останкам Машины. Сквозь слезную пелену замечаю какую-то призрачную тень, метнувшуюся от груды оплавленного металла. Из горла вырывается непроизвольный крик: «Бо-об!», но никто не отзывается на мой зов. Видимо, показалось. В моем состоянии немудрено принять желаемое за действительное.

С трудом опускаюсь на большой валун и печально гляжу на то, что еще днем было моей любимой. И тут мне в голову ударяет. Я вспоминаю слова председателя кооператива. Того самого, где собиралась моя Машина. «Главная часть этого сооружения – так называемый БИП, блок индивидуальной памяти. Мозг и одновременно душа Машины. Запомни это. На манер авиастроителей, мы упрятали его в „черный ящик“. Так что, в случае чего, спасай этот БИП в первую очередь. Будет он – будет и все остальное!»

С надеждой я вскакиваю, но тут же останавливаюсь. А как это выглядит с морально-этической стороны? Ведь рыться в останках – осквернять память! Плясать на могиле!

Но все же здравый смысл берет верх. Никаких останков здесь нет. То, что осталось от Смита, увезли с собой наши враги. Иного и быть не может. Следствие есть следствие. Ну, а эта куча железяк является просто одеждой моей милой. Так что я могу без угрызений совести начать поиски. Что и делаю.

До самого рассвета ворошу металлолом. Перебираю все по крупицам и винтикам. Ничего похожего на БИП. Одно лишь рваное, оплавленное железо. Неужели обманули кооператоры? Да нет, быть не может! Ведь были у моей милой и ум, и душа. Еще какие! В сотый раз перерываю останки. Ничего. Все напрасно…

…Медленно встает холодное солнце. Сыро, промозгло. Туман. Я остаюсь один на этой грешной и бездушной земле.