Текст книги "За краем земли и неба"

Глава 40

Ачаду вновь находился в непроницаемой черноте отуркского корабля. Но теперь ему не было страшно. Не потому даже, что он был в ней не один – где-то рядом стоял и наверняка покачивался Акмээгак, – а потому что теперь он знал конечную цель. И пусть впереди его по-прежнему ждала неизвестность, но он уже понимал, что хочет; чего ему, по большому счету, нужно. А когда видишь перед собой цель, не пугает любая сиюминутная тьма.

«Выход» в туманную серость произошел неожиданно. Сначала не стало вдруг собственного «я», не стало ничего, потом он почувствовал себя на долю мгновения всем сразу, а потом увидел возле себя болтающегося в сером ничто Нэсэ. Чешуйчато-бурый напарник испуганно зашлепал безгубым ртом:

– Я один… Я не чувствую семью!.. Я не ощущаю царицу!

– Вот и хорошо, – сказал Ачаду. – Это тебе полезно. Видишь, не умер же?

Отурк надолго замолчал, привыкая к новому состоянию. А Беляк стал думать, что предпринять дальше. По всему, следовало бы найти сначала «новостную башню» и попробовать связаться с «собаками». Вдруг они и правда согласятся приютить у себя семью отурков?

Ачаду зажмурился и представил башню – такую, какую он уже видел здесь. Хотя, слово «здесь» применительно к пустоте вряд ли подходило. Пустота – она и есть пустота. Нет в ней ничего, ни «здесь», ни «сейчас», ни «везде», ни «всегда». Впрочем, как раз «всегда» в ней наверняка присутствовало, а может и являлось главной ее составляющей.

Как бы то ни было, открыв глаза, Беляк увидел перед собой башню. Сказал отурку: «Жди меня здесь!» и запрыгал через ступеньку вверх по каменной лестнице.

Вид с площадки был тот же, что и в прошлый раз – рыжая песчаная пустыня под грязно-розовым небом, с которого нещадно палило местное солнце. Откровенно говоря, Ачаду – а скорее Семен – ему обрадовался. По солнышку он быстро успел соскучиться!

Зато пустыня оправдывала свое название – она была пуста. Семен крикнул:

– Бобик! – Подождал, но никто, разумеется, не откликнулся. – Жучка! – позвал еще, но так же безрезультатно.

Семен вспомнил вдруг, как он спрашивал у Бобика: что делать им, когда они будут готовы стать с «собаками» единым разумом. Бобик-Жучка ответил тогда примерно так: «Я. Вы. Вместе. Бобик. Жучка. Знать». То есть, он как-то чувствовал их… Или даже все они, «собаки». Может, почувствуют и сейчас?

– Да. – знакомый, без эмоций, голос возник прямо в голове Беляка. – Я. Бобик. Мы. Собаки. Здесь. Чувствовать. Ты. Слышать.

– Ага, – слегка растерявшись, почесал затылок Семен. И радостно выдохнул: – Так это же здорово! Привет, Бобик! Где ты?

– Близко. Ты. Ждать. Я. Приходить.

– Хорошо, – сказал солдат и приготовился ждать. Чтобы не было скучно, он хотел «сделать» веточку пальчиков, но это ему почему-то не удалось. Вероятно, подумал Семен, потому что он находился сейчас как бы уже и не в пустоте. Да почему «как бы»? Ведь это же планета «собак», а не какая-то туманная серость! Только интересно, если спуститься сейчас по лестнице, где окажешься? В прошлый раз он спустился в серую пустоту, но поднимался с «рыжей» планеты. Сейчас поднимался из серости, значит… опустится в оранжевую пустыню? Или башня действовала по иной логике? Впрочем, какая логика может быть у башни? Тем более – она всего лишь продукт его мозговой деятельности. Или не только? Кто вообще может все это понять? Ачаду вспомнил, как Нэсэ, объясняя ему устройство мироздания, говорил, что для понимания истинного положения вещей человеческого (и подобного ему) разума не хватает, тут нужны совсем иные категории, нам, живущим в этом мире, недоступные.

«Ну и хрен с ним!» – подумал вдруг Семен и плюнул с башни. Как раз в этот момент в голове раздалось:

– Я. Видеть. Ты. Ждать. Мало.

Ачаду посмотрел вдаль. Темная точка и впрямь двигалась по пустыне. Прямо к башне.

«Хорошо, что он один», – почему-то подумалось Семену, хотя он понимал, что один будет Бобик или нет – разницы никакой. То, что видит и слышит одна «собака», видят и слышат все остальные; если говорит одна – значит, так думают все. И все-таки… С Бобиком наедине было бы как-то уютней. Особенно учитывая внешний вид «собак». Впрочем, бежит ли к нему именно тот самый Бобик, разобрать Семен все равно не смог бы, хотя «собака» и была уже совсем близко. Но для себя он все-таки решил звать ее Бобиком. Так ему было удобней.

Между тем Бобик-Жучка остановился у подножия башни и задрал крокодилью голову, блеснув янтарными глазками.

– Привет! – крикнул Семен и помахал рукой. – Давай сюда!

Бобик не стал спорить и вскоре сидел уже на четырех задних лапах возле солдата. Он даже не запыхался, хоть пробежался по жаркой пустыне и взобрался по не такой уж маленькой лестнице.

– Привет, – еще раз сказал Семен. – Ну, как вы тут?

– Хорошо. – Бобик чуть качнул головой. – Ты. Спасти. Нас. Чужие. Уйти. Все.

– А наши? – Семен знал, каким будет ответ, но вопрос сам слетел с языка.

– Уйти. Все. Тоже.

– Понятно, – вздохнул солдат. – А я ведь не просто навестить вас пришел. Дело у меня к тебе есть. – «Собака» молча смотрела в глаза Семена, ожидая продолжения, и ему ничего не оставалось делать, как начать сразу с главного: – Как ты смотришь на то, чтобы у вас на планете поселилась еще одна разумная раса? Хватит у вас места?

– Смотреть. Плохо. Чужие. Плохо. Война. Плохо. – Бобик занервничал, даже встал на все свои восемь лап.

– Да почему сразу война-то? – Семен рубанул по воздуху рукой. – Чуть что – сразу война, война! А если по-мирному? Если места хватает, зачем воевать? Они ведь вас выгонять не собираются! Дайте им те земли, где никто не живет.

– Сейчас. Дать. Часть. Потом. Чужие. Захотеть. Всё. Война. Плохо.

– А! – раздраженно отмахнулся Семен. – С тобой говорить!.. Ты как все: не дам, мое! Даже если себе и не нужно. Не съем, так понадкусываю… Собаки на сене!.. – Он еще раз махнул рукой и направился к лестнице.

– Зачем. Так. Говорить, – послышалось в голове. – Мы. Не знать. Чужие. Мы. Надо. Смотреть. Мы. Чужие. Говорить. Мы. Думать.

– Вот это другой разговор! – притормозил солдат. – Тогда пошли!

Бобик даже не спросил – куда, просто засеменил коротенькими ножками следом за Семеном.

Оказавшись в серой пустоте, «собака» явно растерялась, хоть и старалась не подавать вида. Но вскоре в мозгу Ачаду все же зазвучал ее «голос»:

– Я. Не знать. Где. Я. Потерять. Мы. Ты. Объяснять.

– Ага, – сказал Беляк. – Ты тоже, как он, – кивнул он на висевшего вдалеке отурка, – своих потерял?

– Я. Потерять. Мы, – подтвердил Бобик. – Не слышать. Не чувствовать. Кто. Он. – «Собака» замерла вдруг на несколько долгих мгновений и неожиданно «сказала»: – Я. Чувствовать. Он. Я. Слышать. Он. Я. Он. Один.

– Ух ты! – ахнул Семен и почесал затылок. – Круто! Общий язык нашли, что ли?

К ним, нелепо подгребая всеми шестью лапами, приближался Акмээгак. Подлетев к Семену, он заговорил. Да как! Таким возбужденным солдат его еще ни разу не видел, даже когда появился перед ним из «небытия».

– Ачаду! Невероятно! Мы одинаково мыслим! Мы словно из одной семьи!

– Я рад за вас, – сказал Семен, потому что говорить было что-то надо, а все слова из головы вылетели. Хорошо, что еще не ляпнул: «Совет вам да любовь!»

– Я. Рад. Тоже. Я. Надо. Искать. Мы. Я. Надо. Говорить. Мы. Он. Чужой. Нет.

– Да-да, Беляк! – подхватил Нэсэ. – Мы вовсе с ним не чужие! Странно, очень странно… Но как хорошо! Он сказал, что ему надо переговорить с остальными, потому что сейчас он тоже, как и я со своими, потерял связь. Но он говорит, что не видит препятствий, чтобы решить вопрос нашего переселения к ним положительно.

– Ну вот, видишь, как хорошо? – улыбнулся Ачаду. – Стоило поговорить по-человечески, все и решилось мирно, а то вам всем лишь бы повоевать!..

– Зачем ты так? – обиделся Акмээгак. – Никто ведь никого не убил…

– Да?! – вспыхнул Беляк. – А моих земляков ты уже забыл? И маложивущих, и долгоживущих?..

– Я имел в виду здесь… – Нэсэ, начав волноваться, по привычке качнулся, отчего стал поворачиваться кверху ногами. Ачаду остановил его и вернул в прежнее положение.

– Вот-вот! Вы все и всегда что-то имеете в виду. У вас всегда есть какое-то оправдание! Эти верят не в таких как надо богов, у тех – кожа не того цвета, а тот мужик – почему без шляпы?! И в рыло ему, в рыло!..

– Не понимаю тебя, – сказал отурк, а в голове у Семена одновременно, словно синхронный перевод, булькнуло:

– Я. Не понимать. Ты.

– А и не надо, – хотел махнуть рукой солдат, но не стал, чтобы не начать крутиться. – Ну вас к лешему! Вы договорились?

– Да, – ответили оба, снова синхронно. Видать, и впрямь стали едины разумом.

– Тогда давайте так: пусть Бобик к своим сходит и все им расскажет. Потом он вернется, сообщит нам, что они решат, и мы подумаем, что делать дальше. Потому что если с вами все более-менее уже понятно, то у меня еще нерешенные вопросы остались.

– Как я вернусь? – спросил вдруг отурк.

– Да погоди, с тобой тоже решим, – поморщился Ачаду. – Пусть он сначала!..

– Я и спрашиваю… – начал Акмээгак, но замолк вдруг, а потом снова зашлепал безгубым ртом: – Извини, я забыл!.. Я и он были единым целым, поэтому я так и спросил, от его имени. Сейчас я снова говорю только от себя. Он хочет спросить у тебя: как ему вернуться?

– Да пусть просто поднимется на площадку вверху башни. Оттуда его свои услышат… – начал Семен, почти не удивившись столь быстрому симбиозу отурка и «собаки», но замолчал, увидев, что башни нет. – Сейчас… Минуточку терпения… – Он закрыл глаза, представил башню, а когда поднял веки, она снова красовалась перед ними.

«Собака», смешно подергивая коротенькими ножками, подплыла к башне и быстро затрусила вверх по ступенькам.

Прошло совсем немного времени, когда она снова показалась внизу.

– Там. Никто. Нет. Там. Здесь. Одинаково.

Глава 41

Такого поворота событий Ачаду не ожидал. Но сначала он решил убедиться сам. Бросив многолапым друзьям: «Ждите!», он побежал по башенной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Выскочив на верхнюю площадку, он понял, что «собака» оказалась права: сверху был виден один лишь прозрачно-серый туман. Беляк был готов к этому и все-таки растерялся. Что теперь делать, он не знал. Для чего-то снял с плеча лучер, повертел его в руках. Зачем нужна теперь эта железяка? Она была верным, а порой и единственным решением во многих сложных ситуациях, но сейчас толку с нее было ноль. Только лишняя тяжесть! Ачаду поморщился и швырнул лучер в серую пустоту. Туда ему и дорога!

Сейчас нужно было совсем другое оружие. Но какое? Стоп! Как они вышли из туманной серости в прошлый раз? Заиграл на дусосе Хепсу. Вот именно, на дусосе! Ачаду хлопнул по лбу и полез под кирасу, куда засунул отнятый у Нэсэ инструмент. Он поднес уже было трубочки к губам, но вовремя остановился. Ведь внизу его ждали Бобик и Нэсэ! Заиграй он сейчас, неизвестно, что с ними будет! А с ним самим? Ведь ему надо не просто вернуться – ему надо разыскать Хепсу! А как это сделать даже с помощью дусоса, непонятно.

«Да уж, – подумал Учитель-солдат, – что-то эти фокусы серой пустоты совсем выбили меня из колеи! Сейчас бы наломал дров…»

Ачаду начал спускаться по лестнице и только теперь до него дошла еще одна странность: сейчас новостную башню окружала только серая пустота, в которой не было ничего, кроме серого цвета, – даже силы тяжести. Но ведь он-то сейчас шел – именно шел, а не летел. Значит ли это, что башня все-таки реально стоит в каком-то из материальных миров? Если да, то почему в этот мир нет больше выхода? Впрочем, вопрос этот не казался Семену таким уж важным сейчас – куда важнее было определиться с дальнейшими действиями. А точнее – надо было эти действия каким-то образом осуществить. Он шагнул с последней ступеньки в туманную серость и, даже не оборачиваясь, понял, что башня снова исчезла.

Бобик и Нэсэ смотрели на Ачаду выжидающе.

– Нет там ничего… – буркнул он в ответ на немой вопрос.

– Что будем делать? – спросил Акмээгак.

– Вы сейчас снова вместе?

– Да.

– Это хорошо… – Ачаду поскреб в затылке, достал дусос и сказал: – У меня идея пока одна. Когда мы с Хепсу и Кызей сумели выбраться из пустоты… Надеюсь, что ребята тоже выбрались… Так вот, тогда Хепсу играл на дусосе. Думаю, что ты, Нэсэ, был прав: его звуки каким-то образом расширяют сознание, погружают его, как ты говорил, в глубину.

– И ты хочешь попробовать?..

– Да, я хочу сыграть на дусосе. Будет здорово, если вы оба и одновременно свяжетесь при этом со своими сородичами… Тогда переговорить о переселении сможете вообще без посредников.

– А ты?

– Ну, мне-то связываться вроде бы не с кем. Я ведь, так сказать, отрезанный ломоть…

– Как бы ты вообще не исчез. Вдруг ты растворишься в пустоте, которая тебя и создала?

– Что ж!.. Решайте тогда свои проблемы сами. Главное-то уже сделано. Плохо, что тогда я не смогу помочь Хепсу.

– Может, ему и не надо помогать? Ты ведь не знаешь, где он и что с ним.

– Не знаю… – свел черные брови Ачаду. – Впрочем, зачем гадать? Надо пробовать!.. Или у вас есть другие предложения?

– Нет. Надо попробовать сделать так, как ты сказал. Но разве ты умеешь играть на дусосе? Я помню, у тебя это получалось плохо.

– Играть я, конечно, не умею… Но в тот раз я вообще не знал, что такое музыка, а сейчас знаю.

– А что такое музыка?

– Так называют глубинные звуки на Земле… в том мире, где я жил… где жила часть меня.

– Наверное, там живут очень счастливые существа, раз они знают, что это такое…

– Я бы не сказал, что они сильно счастливы, – пожал плечами Семен. – Живут… Обычно живут. Смеются и плачут, любят и ненавидят, радуются и грустят… Музыка помогает, наверное, делать жизнь более насыщенной, но счастливей – вряд ли. Ладно, это сейчас к делу не относится. Давайте пробовать! Думаю, будет лучше, если вы сейчас попробуете настроиться на волну своих сородичей… Или как там у вас делается?

Солдат поднес к губам дусос и дунул по очереди в каждую трубочку, чтобы примерно понять, какой звук издает каждая. Музыкального образования у него не было, но, как и любой, наверное, человек на Земле, музыку он слышал, многие мелодии были на слуху, да и медведь на ухо вроде бы не наступал… Семен стал вспоминать любимые мелодии. Первой пришла в голову «Soldier of fortune» группы «Deep Purple». Он уже вспоминал ее недавно, на «рыжей» планете… Да и сейчас он по-прежнему оставался солдатом. Солдатом удачи. Но все же ему почему-то не хотелось подбирать эту мелодию. Да и вряд ли смог бы подобрать… И Семен заиграл незатейливое «Во саду ли, в огороде», безбожно фальшивя и сбиваясь.

Ничего не менялось. Нэсэ и Бобик по-прежнему висели рядом в прозрачно-туманной серости. По выражению их специфических «лиц» понять что-нибудь было невозможно. И вдруг… отурк закачался. То есть, он мотнулся в одну сторону и тут же стал поворачиваться. «Собака» же не отреагировала на это никак; непонятно было, видела ли она что-либо вообще, потому что ее янтарные глаза казались сейчас потухшими, словно по шарикам янтаря прошлись мелкой наждачкой.

Акмээгак, все еще продолжая медленное вращение, неожиданно заговорил. Он бросал отрывистые слова, не всегда заканчивая фразы, будто стал мыслить в несколько раз быстрее обычного, и теперь его речь за мыслью не поспевала.

– Не знаю, что… Знаю!.. Всё, всех. Не пустота. Единый разум!.. Я – часть… Трудно вместить…

Ачаду напрягся. Если он правильно понял отурка… Нет, это невероятно! Но если… Такие возможности!.. Он тоже стал мыслить почти как Нэсэ – отрывками.

– Вы сейчас вместе? Договорились о вашей проблеме?

– Вместе со всеми… в мире!.. Разум один!.. Моя проблема – малая часть… Решено… Вижу всех!.. Знаю всё!..

Ачаду шумно сглотнул.

– Ты видишь Хепсу?! – закричал он, словно Акмээгак находился где-то очень далеко.

– Да, вижу… – глухо отозвался Нэсэ. – Комната, женщина, твой портрет на стене…

– Постой, ты же не знаешь Хепсу, – вспомнил Ачаду.

– Знаю. Всех… Хепсу, Дима…

– Какой еще Дима?

– Там он – Дима. И Хепсу тоже…

– А откуда там мой портрет?

– Дом – твой. Твоя мать говорит… Диме… Хепсу…

– Моя мать?! Мой дом?.. – Ачаду задохнулся, словно вместо воздуха и впрямь глотнул пустоту.

– Есть возможность… Тебе быть там, Хепсу – здесь!.. Только сознания… Тела останутся…

– Обмен разумов?! – ахнул Семен. – Я правильно понял?

– Да. Решай быстро!.. Мне трудно… Скоро выйду…

– Подожди! – закричал Ачаду. – Ты сказал – тела останутся. Но мое тело, возможно, химера! Что если Хепсу переберется в него, а оно вскоре исчезнет?

– Нет… Обычное тело… Как у человека Земли… Как у Димки…

– Но мне надо хотя бы поговорить с Хепсу!..

– Говори… Быстрей!.. – почти простонал отурк, и тут же тон его голоса резко сменился: – Ачаду! Это я, Хепсу! Я все знаю… Я согласен!

– Мальчик мой! Там тебе будет лучше! Моя мама… Она хорошая, добрая!.. Здесь тебя ждет неизвестно что!

– Твоя мама хорошая, но она ждет тебя! Все равно ждет, хоть и знает, что… А мне надо туда!.. Там Кызя! И надо же вернуть тебе доброе имя там, в нашем селении!.. А еще – мой отец… Мне надо разыскать его!

– Но ты знаешь, что нам придется поменяться телами?

– Да, знаю… Это не страшно. Только тебе…

– Придется снова побыть мальчиком? – улыбнулся Ачаду. – Ничего. Это тоже не страшно. Тем более рядом с мамой…

– Всё… – захрипел отурк. – Не могу…

– Подожди! – взмолился Ачаду. – Последний вопрос! Где отец Хепсу?..

– Умники зна… – начал Акмээгак и вдруг пропал. Исчезла и бесконечная серость вокруг.

Семен сидел в знакомой до последнего цветочка на обоях комнате напротив… своей мамы.

Людмила Николаевна ничего не смогла бы заметить глазами: перед ней, как и мгновение назад сидел тот же Димка – черноволосый, растрепанный, в клетчатой, полинявшей черно-зеленой рубахе. Но материнское сердце екнуло, дало сбой и забилось вдруг часто-часто.

– Сема… – шепнула она побелевшими губами. – Сыночек!

– Мама! – кинулся к женщине бывший солдат.

Глава 42

Хепсу был готов к изменениям, но когда очутился в абсолютной темноте, испугался. Мелькнула даже шальная мысль, что ничего с «обменом разумами» не вышло, и его сознание, покинув тело, так и осталось «болтаться» где-то, не имея материальной основы. Эта мысль напугала его еще больше, и Хепсу невольно всхлипнул. Вырвавшийся звук его немного успокоил: ведь чем-то он его издал, значит, тело есть! Мальчик поднес невидимые руки к лицу. Лоб, нос, щеки… Что это? Кожа не щеках не гладкая, а словно колючая… Хепсу опустил руки и случайно коснулся груди. Все сразу встало на свои места. На нем надета металлическая кираса. А щеки колючие, потому что на них щетина. Значит, обмен состоялся!.. Хепсу стало не по себе. «И почему здесь такая непроглядная тьма? – содрогнулся он. – Может, у меня что-то с глазами? Ачаду вроде бы на зрение не жаловался…»

– Эй!.. – тихонько позвал он. – Здесь кто-нибудь есть?

– Да, – послышался в ответ низкий голос без эмоций. – Здесь я.

– Кто «ты»?

– Акмээгак. Или Нэсэ. Ты уже Дима?

– И Дима тоже, – немного подумав, сказал Хепсу.

– А еще? Хепсу? Ачаду и Семена нет?

– Только Димка и Хепсу.

– Значит, все получилось.

– Я не очень понял: как? Как все это вышло? Что ты говорил про общий разум?

– Тебе не понять.

– Ой-ой-ой! – почти по-Кызиному фыркнул Хепсу. – Один ты умный! Ачаду мне все рассказал о вашей первой встрече, а в этой дурацкой серой пустоте я и сам бывал.

– Она не дурацкая. И вовсе не пустота. Она – это мы. Все мы.

– Вот это ты мне, пожалуйста, объясни!.. Нет… Сначала скажи: где мы сейчас? Почему здесь так темно?

– Мы в корабле. Моём. Мне свет не нужен. Я вижу в другом диапазоне.

– И куда мы летим?

– Ко мне на родину.

– Нэсэ! – начал сердиться Хепсу. – Почему мне из тебя все клещами вытягивать приходится? Расскажи сразу по-нормальному: куда? что? зачем? Ладно, куда – я понял. Мне Учитель рассказывал, где ты живешь. А остальное?

– Мне надо перевезти семью в другой мир. Сейчас прилетим, и я этим займусь.

– Понятно. – Вообще-то понятно было Хепсу не все, но судьба отурков, если честно, его заботила мало. – А теперь расскажи мне, что ты узнал о пустоте.

– Это не пустота. Это наш разум. Общий. Всех, кто живет в мирах, ограниченных основой.

– То есть мы все – братья по разуму?

– Мы – не братья. Мы – это одно… Одно целое, состоящее из множества отдельных частиц. Зачатки разума есть у каждой отдельной части или как у меня – общее сознание сразу у нескольких, но общий разум у нас один. Это и есть то, что вы… что мы называли серой пустотой.

– Но почему я его не ощущаю, этого общего разума?!

– Ощущаешь. Только не понимаешь. Я тоже не понимал. Пока не слился с ним при помощи музыки.

– Слился? Выходит, ты теперь знаешь все про всех? Одновременно?

– Сейчас – нет. Для этого надо быть там, в пустоте. Которая не пустота. Теперь я снова стал таким, как был прежде. И тогда не знал все и про всех. Я одновременно мыслил, но не вычленял мысли каждого. Сосредоточился сначала на своей проблеме. Потом стал тобой… Вычленил твои мысли. Потом связал тебя и Ачаду.

– Он спросил тебя о моем отце, – прошептал Хепсу. – Ты не успел ответить…

– Я не успел вычленить его сознание как следует. Но в его мыслях были так называемые умники. Орбод и Андихе.

– Я их знаю!

– Значит, тебе надо к ним. Если хочешь узнать об отце.

– Да, хочу. И мне по-любому надо к умникам. Ты отвезешь меня к ним?

– Как? Идет война…

– Какая война? Вы разве не переселяетесь? К чему теперь воевать? И вообще… Ты сам только что говорил, что все мы – это одно целое. Выходит, ты собираешься воевать сам с собой? Глупо.

– Да, глупо. Неразумно. Возможно, наш общий разум еще очень молод. Может, он всего лишь младенец. И не ведает, что творит.

– Красиво сказал!.. – снова фыркнул Хепсу.

– Я услышал это в сознании Семена. Правда, красиво. Но для всех нас – не очень хорошо.

– Любой младенец когда-нибудь вырастает. Если ему не помешают. Да! А этот наш общий разум – один? Есть еще подобные где-нибудь?

– Не знаю… Не успел понять. Если он – младенец, то и сам может этого не понимать.

Хепсу усмехнулся и продекламировал:

 
– Разум плачет в колыбели.
Хочет кушать? Хочет пить?
Разум просто не успели
К этой жизни приучить.
 
 
Он, дитя, еще не знает
(Он во всем покуда ноль),
Что не только ожидает
Его радость, но и боль.
 

– Хорошо. Твоя способность меня восхищает.

– По твоему голосу этого не заметно.

– Я редко общаюсь с кем-то, кроме себя… А с членами семьи мне не нужно говорить.

– Да ладно, это я так, – улыбнулся Хепсу темноте.

– Не могу понять, откуда в тебе эти способности? Эта – играть словами, и другая, самая главная, – извлекать глубинные звуки…

– Если верить тебе, мы все это умеем. Только не знаем об этом.

– Да, это так. Но ты – знаешь. Почему?

Хепсу пожал плечами, хоть в темноте этого не было видно. Впрочем, отурк говорил, что ему не нужен свет, чтобы видеть.

– Я думаю, – продолжил Акмээгак, – что глубинные звуки – это нечто большее, чем просто игра. Но это и так уже понятно. Я полагаю, что эти звуки – сама основа разума…

– Да ну! – не выдержал Хепсу. – Разве бывает такая основа?

– Почему нет? Глубинные звуки, или музыка, как называл их Ачаду, это та ткань, в которую вплетено сознание. Поэтому, когда мы ее слушаем… нет, когда мы ее слышим, мы обретаем связь с общим разумом. По крайней мере, некоторые из нас. Ведь слушать и слышать – это разные понятия. Суметь услышать – вот что главное! И тот, кто способен на это, – поистине всесилен и вечен. Только тот живет везде и всегда.

– Ладно, Нэсэ, это все, конечно, очень интересно. Но давай решать, как отвезти меня к умникам!

– Я могу дать тебе корабль. Могу управлять им издалека. Но война…

– Опять ты про свою войну! – топнул Хепсу и сжал кулаки.

– Дослушай! Война – глупое, бесполезное, ужасное занятие. С этим я согласен. И многое понял теперь. Но умники, да и остальные люди, – они-то не знают, что я больше не хочу воевать! Они увидят мой корабль и начнут по нему стрелять. Я знаю, что умники придумали много хитростей для уничтожения моей техники. Взять те же ракеты… Они подобьют тебя, взорвут, уничтожат!

Хепсу задумался. Отурк был прав. Но выход должен существовать! Его непременно нужно найти!

Корабль тряхнуло. Не сильно, но вполне ощутимо. Хепсу ойкнул, потеряв равновесие, но быстро переступил и удержался на ногах. Он понял, что произошло, но Акмээгак подумал, что человек испугался.

– Мы коснулись основы, – сказал он. – Скоро прибудем.

– К тебе?

– Да, ко мне. К умникам я с тобой не поеду… Да и тебе пока не советую. Оставайся на моей земле. Тебе хватит здесь места и пищи на несколько долгих жизней!

– Но у меня она всего одна, и короткая! – возразил Хепсу. – А успеть надо очень много.

– У тебя мало шансов уцелеть, если отправишься к умникам на моем корабле.

– А у тебя что, есть другие?

– Нет.

– Тогда о чем говорить? Поеду на твоем.

– Мне будет жаль, если ты умрешь.

– Мне тоже.

– Может, попробовать с помощью музыки… – начал было отурк, но сразу замолчал, поняв всю бесполезность сказанного. А вот Хепсу вдруг ухватился за эту идею.

– Нэсэ, ты можешь сделать так, чтобы, когда я играл внутри корабля, музыка была бы слышна снаружи? И очень громко.

– Могу, – недолго подумав, сказал Акмээгак. – Это можно будет сделать легко и быстро. Когда приедем. А зачем?

– Мы уже, кстати, приехали, – вместо ответа заметил Хепсу, почувствовав, что корабль больше не движется.

Носовые створки стали расходиться. В расширяющийся проем ударил свет. Чешуйчатый шестилапый увалень и молодой беловолосый мужчина шагнули к нему одновременно, будто свет этот нес в себе нечто большее, чем поток фотонов, словно он излучал еще и надежду.