Текст книги "Империя Четырех Сторон"

– Кажется, я понимаю, – сказал Вадим.

Профессор улыбнулся:

– Ну, говорите же!

– Welcome! Добро пожаловать! Bienvenido!

– Браво, мой друг! А теперь снова к бандейрантам.

Вадим заерзал, устраиваясь поудобнее, готовый и дальше слушать старинную легенду, в которой, возможно, была и доля истины.

– Ну вот, бандейранты прошли под аркой и оказались в городе. Он был достаточно большим и, как видно, построенным не стихийно. Его мощеные улицы вели прямо к центру, через определенное количество домов основные магистрали соединяли перпендикуляры небольших улочек. Вы, наверное, знаете, что европейские города того времени, как правило, представляли собой тесные кварталы трущоб, клеившиеся поближе к небольшим районам, где обитала элита. Так что незнакомый город был слишком масштабным для европейцев, и путешественники не сразу поняли, что центральные проспекты идут не параллельно, а немного под углом по отношению друг к другу и сходятся на центральной площади города. Стены домов были сложены из крупных отполированных камней в нижней части строений и менее крупных – на верхних этажах. Кровля на зданиях была местами разрушена временем и непогодой, но там, где она сохранилась, дома снаружи выглядели вполне пригодными для жизни, причем, весьма комфортной по колониальным представлениям.

Разведчики зашли в один из домов. Стало ясно, что он давно заброшен и, возможно, обчищен грабителями. В комнатах на стенах был мох, в трещинах полно земли, поросшей травой. И, самое главное, никакой обстановки. Пустые комнаты без мебели заставили храбрых бандейрантов содрогнуться от необъяснимого страха. Они вышли на улицу, которая показалась им враждебной и унылой, и решили зайти еще в один дом, на всякий случай. И там они увидели похожую картину: голые, как говорится, стены. Не стоит добавлять, что они неоднократно повторили свои незваные визиты в дома этого странного города, и в каждом их встречал все тот же хозяин – молчаливая и равнодушная пустота. В этом смысле открытие бандейрантов напоминало исследование Мачу-Пикчу знаменитым авантюристом Хирамом Бингхемом. Все то же самое. Джунгли, река и целый город пустых домов. И масса вопросов, главный из которых: к чему все это? Зачем, для чего построили этот город? Бандейранты бродили из дома в дом и не знали, что им делать дальше. Уйти? Остаться? Но тогда ради чего? Здесь не было ни золота, ни украшений, ни предметов искусства. Если помните, с этим необъяснимым отсутствием драгоценностей, столь любимых, или, правильнее сказать, распространенных в Южной Америке, столкнулся Бингхем в Мачу-Пикчу, городе инков. Кроме того, и тут и там не было хозяев, которые могли бы дать португальцам внятные объяснения. Впрочем, кое-что они нашли. Причем, судя по описанию, нечто загадочное и, как мне представляется, коренным образом отличавшее бразильский город-призрак от перуанского. Бандейранты, наконец, дошли до центральной площади города, от которой лучами расходились улицы. Если вы знаете, именно так был спланирован Париж во Франции. Или Полтава – в вашей стране.

Площадь, как и улицы, была вымощена отполированными множеством шагов камнями. В некоторых местах брусчатка сместилась из-за деревьев, которые, вырастая из-под камней, утверждали приоритет природы над волей и желаниями человека. Растительность на площади еще раз убедила бандейрантов, что город достаточно давно был оставлен его неизвестными жителями, ни язык, ни культура которых не были знакомы португальцам. В центре площади находился постамент, а на нем путешественники увидели скульптуру юноши или молодого человека, поднявшего руку в победном жесте. На левом плече триумфатора лежала накидка, напоминавшая римскую тогу или греческий хитон, а на голове – лавровый венец. Накидка спускалась ниже пояса, а из-под нее, прикрывая мощные бедра героя, выглядывала юбка наподобие шотландского килта. В том, что это был герой, бандейранты не сомневались. Такие скульптуры командир группы, несомненно, видел в Европе. Греческие или римские оригиналы или же их более поздние копии. Да, судя по довольно подробному описанию лидера бандейрантов, скульптура невероятным образом напоминала римские памятники, именно этот факт и заставил исследователей «Манускрипта 512» заподозрить его автора в фальсификации. Казалось бы, неглупый, судя по стилю манускрипта, человек должен был понимать, что именно сходство с римскими образцами вызовет подозрения относительно правдивости изложения. Но командир, как будто упорствуя в стремлении прослыть лжецом, продолжал рассказывать о том, что в городе он и его группа нашли еще несколько прекрасных скульптур, в том числе и возле той площади, в центре которой возвышался памятник неизвестному герою. Эти произведения искусства загадочного народа заставили бандейрантов задуматься о том, что хозяева города могли быть технологически развитыми, а значит – такой вывод было вполне логично сделать в неспокойные колониальные времена – и опасными людьми. Так всегда было в истории человечества, не правда ли? Кто более совершенен, тот более опасен.

Разведчики поспешили вернуться к реке. Они вышли через тройные ворота и направились к берегу. И тут командир бандейрантов заметил следы пребывания чужаков. Причем, это были свежие следы. Срез илистого, слегка заболоченного берега, песок – что там еще было? А в песке вмятина, оставленная килем и носом довольно большой лодки.

Командир группы приказал своим людям спрятаться и смотреть в оба. Он выслал наблюдателя, и тот, прекрасно замаскировавшись в кустах, вскоре заметил двух людей, сначала одного, потом другого. Две фигуры в лодке посреди реки. В длинных рубахах до пят, с черными волосами до плеч, они стояли и смотрели в сторону португальцев. Командир подумал и решил, что прятаться нечего. Во-первых, бандейрантов было в несколько раз больше, чем людей в лодке. Во-вторых, сразу стало ясно, что у тех двоих никакого оружия, а португальцы были неплохо вооружены. Десяток мушкетов, пара пистолей, ножи размером с хороший тесак – это ведь вполне серьезная сила против дикарей. Ну вот, командир поднялся в полный рост и громким криком приказал незнакомцам остановиться. Те не шелохнулись. Река медленно тянула лодку прочь от бандейрантов, точно так, как пастух ведет ленивую отбившуюся овцу назад в стадо. Разведчикам в какой-то момент показалось, что эти двое похожи на неподвижные статуи в загадочном городе.

Командир приказал одному из своих людей зарядить мушкет. Когда тот снарядил оружие, бандейрант прицелился и выстрелил так, чтобы пуля легла по курсу лодки. И что вы думаете, незнакомцы остановились? Нет, и не подумали. Они продолжали спокойно глядеть на берег, и бандейрантам даже не было ясно, говорят ли они друг с другом или просто стоят, крепко сжав губы.

Командир попытался еще раз выстрелить, теперь уже прицельно. Но течение уже довольно далеко отнесло лодку, так что мушкет не мог стрелять на такое большое расстояние.

Итак, бандейранты остались одни. Они разбили лагерь, приготовили ужин и съели его в полном молчании, как будто молчаливые фигуры в лодке заставили их онеметь от страха. Утром, перебрасываясь лишь самыми необходимыми словами, португальцы собрались и ушли. Вот и вся история. Ну, а потом командир рассказал обо всем, что с ними произошло, на страницах письма, адресованного высокопоставленному чиновнику. И, я не помню, говорил ли я об этом или нет, но если и говорил, то скажу еще: тот, кто писал письмо, и тот, кому оно было адресовано, явно давно и близко знали друг друга.

Так называемый «Манускрипт 512» является самой большой загадкой бразильской истории. Неизвестный автор рукописи описывает, как во главе отряда португальских первопроходцев он нашел заброшенный город, предположительно в районе границы современных Бразилии и Перу. Изображенные в документе знаки неизвестного алфавита, как утверждает автор, были тщательно срисованы им с надписей на воротах и зданиях затерянного города. Экспертиза подтвердила, что рукопись не является подделкой

– Выдумка! – пожал плечами Вадим. – Такая же красивая и наивная, как все истории колонизаторов про Эльдорадо.

– Вполне возможно, – улыбнулся профессор. – Только вот что. М-м-м, знаете ли вы историю Перси Фосетта?

– Сумасшедшего миллионера, исчезнувшего в джунглях то ли сто, то ли пятьдесят лет назад? Что-то слышал об этом.

Профессор удовлетворенно закивал головой. Так он кивал, когда кто-нибудь из его студентов демонстрировал знание предмета выше среднего.

– А что вы еще знаете о Фосетте?

Вадим с хитринкой в глазах посмотрел на профессора.

– Перси Фосетт исчез где-то в джунглях бразильского штата Мату-Гроссу, известного своими невероятными размерами и огромным количеством неисследованных территорий. По большому счету, весь Мату-Гроссу это сплошная географическая загадка.

– Отлично, мой друг! – воскликнул ученый. – Хочу от вас услышать еще что-нибудь о Мату-Гроссу.

– В контексте истории, которую вы мне только что рассказали? – переспросил Вадим и тут же, без пауз, продолжил: – Я же уже сказал. Именно в этом районе, в лесах Мату-Гроссу, исчезла экспедиция британского полковника Фосетта. Он был известным в Англии искателем приключений. И сокровищ. Кажется, он отправился в экспедицию вместе с сыном и его другом, и вскоре британцев захватило какое-то племя в Амазонии.

– Индейцы их не просто захватили…

– …а захватили во время поисков загадочного города, о котором идет речь. И я вам скажу больше, дорогой мой профессор. Перси Фосетт читал манускрипт, о котором вы сейчас говорите. Теперь, когда вы мне все это рассказали, я уверен, что он видел этот документ. Правильно?

Профессор глядел на собеседника. Ему нравился проницательный взгляд Вадима. Он не мог не оценить степень образованности украинца, прекрасно говорившего по-испански. Легкая улыбка, словно блуждающая в складках открытого лица гонщика, вызывала симпатию. «И это умение слушать, – думал про себя ученый, – какое важное свойство характера. И как его не хватает многим, в том числе и весьма уважаемым людям». Впервые за много лет он почувствовал, что его знания оказались востребованными, что малознакомый иностранец, волей случая или провидения оказавшийся напротив него, тянется к его словам, как росток к солнечным лучам. А ведь многие соотечественники – да что там многие, все! – откровенно считают специалиста по древним манускриптам выжившим из ума старым маразматиком и больше не верят его историям. А этот, похоже, верит!

– Я хочу сказать вам нечто важное, Вадим! – это было сказано профессором медленно, но твердо.

Вадим молчал и глядел на ученого. Тот продолжил:

– Да, действительно, принято считать, что Фосетт читал «Манускрипт 512». Но как раз тогда, когда готовилась его последняя экспедиция, документ находился в специальном хранилище с ограниченным доступом. Его полный текст, несмотря на желание бразильских властей создать новые исторические мифы, являлся одной из государственных тайн новой южноамериканской империи. А потом и республики, но сейчас не об этом… Так что искатель приключений узнал о городе из других источников. А если источников какого-либо исторического факта или события больше одного, то как вы думаете, что это означает?

– И что? – переспросил гонщик. Он, конечно, любил историю, но его с трудом можно было назвать охотником за историческими сенсациями. Во всяком случае, профессиональным ловцом.

– О, мой друг! Если у вас есть три разных источника информации, то можно почти со стопроцентной уверенностью говорить о том, что событие, о котором они сообщают, это не легенда, а факт.

– А сколько источников информации о городе в джунглях?

– Как раз три. Загибайте пальцы, – и профессор потряс перед лицом Вадима свой раскрытой пятерней. – Первый – кипукамайоки инков, сообщавшие о неком городе, в который были переправлены ценности империи во время конфликта с испанцами. Второй – это «Манускрипт 512», который я только что пересказал. И третий…

– …это неизвестный источник, который и привел богатого и любопытного британца Фосетта прямо к месту его смерти. Так? – закончил гонщик вместо профессора.

Ученый ничего не сказал. Ему вдруг показалось, что он отчетливо видит черный след посреди пронзительной голубизны небесного покрывала, развернутого над бескрайними джунглями. Это был черный дым сигнального костра, сообщавшего об опасности, в которой оказались белые люди… Дым просил о помощи… Он висел над лесом настолько давно, что точно определить координаты костра не представлялось возможным. А потом повеял ветерок, и воображаемая картина развеялась без следа. Но Вадим успел распознать мысли Уильямса и понять, что именно увидел профессор в зеркале собственной фантазии.

– Итак, – подвел итог Вадим, – миллионер и авантюрист знал, где находится сокровищница инков.

Пока продолжался рассказ профессора, иногда прерываемый репликами Вадима, в дверях кухни стояла Кирстин, тщательно оттирая губкой следы кофе с внутренней поверхности чашки. История сокровища инков и таинственного города в Амазонии ее увлекла и загипнотизировала. Слушая эту историю, она внезапно вспомнила, что до Мату-Гроссу отсюда рукой подать, и, как говорили рыбаки, лечившиеся в больнице, попасть в соседнюю Бразилию было проще простого. Границу в джунглях невозможно контролировать. Она, как и Вадим, не могла не заметить блеск в глазах профессора и трепетную дрожь в его голосе, когда он рассказывал историю неизвестных бандейрантов. И в ее сознании мелькнула крамольная мысль, почти догадка: «Уильямс хочет тайно попасть в Мату-Гроссу. Он хочет найти этот город».

– Скажите, Сэм, а вы знаете ваших коллег из Боливии? Тех, кто тоже занимается историей Тавантинсуйу?

Уильямс хмыкнул:

– Друг мой, мир ученых – это большая деревня. Даже если ты кого-то не знаешь, ты наверняка читал его работы. Или знаешь того, кто знает того, кого ты ищешь.

Сложная лингвистическая конструкция не сразу стала понятна Вадиму. «В общем, «цепочка», хотел сказать профессор», – улыбнулся про себя гонщик.

– На любой международной конференции ты можешь смело здороваться с каждым, кого видишь в первый раз. И, может быть, в последний, – продолжал Сэм.

– А знаете ли вы профессора Паниагуа? – спросил Вадим.

– Что-то припоминаю. Из университета имени Габриэля Морено, кажется?

– Да, он и там преподавал.

– Помню, что у него, как и у всех латиноамериканцев, длинное имя, – Сэм откинулся на мягкую спинку дивана. – Норман Рауль Паниагуа… и еще что-то в конце.

– Вентура, – уточнил Вадим.

– У него была довольно интересная работа об экономическом устройстве империи. Спорная, впрочем. Слишком много сарказма и личного отношения. Негативного. А это портит любое исследование, – припоминал Уильямс, прищурив левый глаз, как будто пытался сфокусировать свою память на коллеге. – И где он сейчас?

– Он исчез. И тот, кто обвинил меня в его исчезновении, вскоре стал моим другом. А потом погиб. Это если рассказывать кратко. Для более длинного рассказа еще не время.

Кирсти вздрогнула от необъяснимого страха. Ей показалось, что у истории бандейрантов было продолжение. А начало ее теряется в кровавом и таинственном прошлом Земли Четырех Провинций, лишь на время разделенных нынешними границами.

Catorce. La última palabra del Emperador

Атауальпа был уверен, что этот день никогда не настанет, что он сумеет обмануть Вселенную, однажды написавшую ему свою волю на черном полотне ночного неба. Он, хорошо изучив испанцев, догадался, что размеры их алчности больше, чем океан за хребтом гор. Но он ошибся. Испанцы сумели победить свою алчность, как они сумели победить его, правителя необъятной страны, владыку великих народов и сына великих предков. Они были прирожденными победителями, не признававшими порядка и логики.

Он принял их веру, так до конца и не разобравшись в некоторых деталях, описанных в священных книгах. Но главное, что он принял всей душой, – это то, что мир создан Единым Богом, у Которого может быть много имен. И чтобы легче перенести понимание своего поражения, он стал обращаться к Нему, как умел. Брат Висенте ни разу не зашел в его келью до того, как ее заполнили драгоценным металлом. Но после того, как золото стали взвешивать, и делить, и затем переносить в другое помещение, он стал частым гостем в камере императора. Сначала Великий Инка умолял простить его за то, что попытался унизить испанцев, бросив их священную книгу на землю. Брат Висенте сказал ему, что только Всевышний вправе прощать людей. И, в свою очередь, сам попросил прощения.

– За что? – спросил его Атауальпа.

– За то, что мы заманили тебя, Инка, – ответил Висенте, смиренно наклонив голову в сторону пленника.

Это ведь он, Висенте де Вальверде, с удовольствием обучал Атауальпу испанскому по просьбе командора. В некоторой степени он воспринимал свое невольное учительство как необходимую повинность, которую обязан был выполнить перед императором уничтоженной страны.

Его приговорили к смерти за смерть. Он стал причиной гибели своего брата Уаскара. Тот был законным императором по рождению, но не слишком способным и недостаточно жестким администратором. Победив его в гражданской войне, Атауальпа вполне мог бы справиться с остальными очагами сопротивления в Тавантинсуйу. «Если бы не испанцы, то я продолжал бы царствовать», – думал он. И понимал, что реку событий не повернешь вспять.

Вождю предложили выбор – быть сожженным на костре либо задушенным гарротой. Ни та ни другая казнь не сулила смерть без боли, но Атауальпа хотел, чтобы после казни его тело похоронили со всеми императорскими почестями, и потому он выбрал второе. В последнюю свою ночь он много думал о том, сколь много способов убийства придумали хитроумные испанцы. И тут же вспомнил, что и его приказы приносили смерть другим, не менее мучительную, чем предстоящая казнь. Он был спокоен. Думая о завтрашнем рассвете, он пытался обнаружить в себе хотя бы тень негодования по поводу того, что его обманул Писарро. Но ничего, кроме легкой досады, в его душе не было. Он переживал решение командора передать его во власть церковного суда так, как переживают за друга, допустившего ошибку, а не за врага, совершившего предательство. Атауальпа, видевший немало жестокости, раньше удивлялся, почему приговоренные к смерти не пытаются сбежать и не кричат от страха, оказавшись у последней черты. Теперь, когда у него появилось немного времени, чтобы подвести итог, он испытывал лишь страх физической боли. Но потом и он испарился. И плененный император остался наедине с мыслью о том, что он не сделал и что бы он сделал иначе, если бы у него было немного времени. Теперь он знал, что подводит не просто личный итог. Река его жизни стала вдруг чистой и прозрачной, и он обнаружил, что видит себя до дна. И то, что Атауальпа поднимал на поверхность, он тут же взвешивал на весах, имя которым было совесть, но он не знал его, потому что раньше ими не пользовался. Смерть делает человека мудрее, а мудрость никогда не бывает беспокойной.

На рассвете Атауальпа услышал, как чиркают о камень подковы на сапогах испанцев, и древко алебарды ударяется о землю при каждом шаге державшего ее воина. В келью вошел брат Висенте. Солдаты остались снаружи. В одной руке у монаха был хлеб, в другой – глиняная чаша с вином. Еще совсем недавно Атауальпа мог бы резко заметить, что укравшие его золото конкистадоры поскупились на металл для кубка, но сейчас он делать этого не стал.

Уаскар, сын Уайна Капака, законный правитель Империи Инков. На испанских гравюрах его традиционно изображали задумчивым миролюбивым меланхоликом, хотя вряд ли миролюбивый человек смог бы собрать за короткий срок шестидесятитысячную армию. По всей видимости, армия Уаскара оказалась слабее, чем армия Атауальпы

– Я просил испанцев заменить костер на другой вид казни. По нашим обычаям, тело императора нельзя разрушать. Вы обещали не делать этого, – сказал Атауальпа.

– Это обещал Писарро, – грустно уточнил Висенте де Вальверде. – Но для этого нужно причаститься.

Инка отломил кусок хлеба и сделал глоток вина. Брат Висенте сказал, что теперь он часть церкви и готов предстать перед Всемогущим Господом. Пленник стал на колени и наложил на себя крест, так, как это сделал монах, а затем попросил снять цепи с рук и ног. Ведь испанцы после вынесения приговора надели на него кандалы, испугавшись, что обманутый конкистадорами император начнет бунтовать. Монах посмотрел на оковы и вздохнул. Его вполне могли сурово наказать за нарушение приказа командора, и он отказал пленнику. – Понятно, – с досадой выдохнул Атауальпа на кечуа.

Кахамарка бурлила. Весть о том, что императора собираются казнить, разнеслась по всей округе. Люди сходились в город, чтобы посмотреть на смерть Инки. Смерть преступника для простолюдина была зрелищем, а смерть потомка и наместника Солнца – поистине космическим событием. Но к месту казни допустили не всех. Народ роптал: суд проходил на глазах у толпы, а на приговор позвали лишь избранных. Брат Висенте сделал про себя наблюдение: получив свободу, люди первым делом начинают роптать. Чтобы ропот не перерос в бунт, Писарро твердым голосом приказал вывести перед толпой нескольких всадников в доспехах. Вид блестящих шлемов напомнил толпе, что перед ними люди Солнца, которых нужно слушаться. Гул с появлением всадников затих, и во внезапно образовавшейся тишине вдруг отчетливо послышались слова того, кто навсегда прощался со своим народом. Спокойные, как осенние облака, слова.

– Великий Создатель, посмотри, как враги наши проливают нашу кровь.

Слова эти стали достоянием каждого человека в толпе: тем, кто не смог их услышать, потому что стоял далеко от дверей во внутренние покои, фразу Атауальпы пересказали соседи.

Не многие видели, что происходит внутри. Рядом с креслом для гарроты, на котором, связанный, сидел Великий Инка, стоял Франсиско Писарро со свитой и священники, сопровождавшие воинов конкисты в походе. Из подданных империи в зал, где проходила казнь, пустили только женщин Великого Инки. Услышав, что сказал их повелитель, они тут же упали на пол и поползли, извиваясь, как пресмыкающиеся, к ногам привязанного к креслу человека. Но охранники довольно грубо и бесцеремонно отогнали их.

Атауальпа словно не замечал их, едва прикрыв глаза. Его коричневое лицо оставалось непроницаемым, как бронзовая маска. В сущности, это и была маска, и ее хозяин был уже мертв. И в то же время еще жив.

Но с этим Писарро хотел покончить как можно быстрее. На шею Великого Инки палач надел стальной обруч из гибкой проволоки. Два ее свободные конца входили в небольшие отверстия в деревянной доске, заменявшей спинку кресла, на котором сидел Атауальпа. А сзади концы переплетались. К ним была прикреплена крепкая деревянная палка. Как только палач начинал ее вращать, концы проволоки наматывались один на другой все больше и все сильнее сокращали петлю, в которой была шея приговоренного преступника. В конце концов наступал момент, когда металл перекрывал дыхание обреченного человека полностью и ломал шейные позвонки. Те, кто изобрел этот варварский инструмент, утверждали, что, в отличие от прочих орудий убийства, он быстрее убивает человека и причиняет меньше боли. Но это были лишь отговорки. Даже самый необразованный подданный испанской короны знал, что арсенал любого палача отличается разнообразием как раз для того, чтобы доставлять боль, а не избавлять от нее.

Командор Писарро испытывал странное чувство. Он глядел на инкских женщин, царапающих глиняный пол. Он видел священников, читавших молитвы возле гарроты. Он почувствовал внезапный прилив крови к голове и на секунду потерял сознание. Но не упал, а удержался на ногах. А когда пришел в себя, к нему сразу вернулось зрение, но не сразу – слух. И он увидел беззвучную картину казни, отчего на него навалилось чувство абсурдности и нереальности происходящего. «Театр комедиантов, вот на что это похоже, – подумал он. – Актеры в диковинных костюмах развлекают смеющихся зрителей». В его власти было остановить балаган. Но он не стал это делать. А палач уже вращал деревянную перекладину в ту сторону, в которую Солнце обычно двигает тень на циферблате солнечных часов.

Атауальпа больше не сказал ни слова. Когда проволока врезалась в кожу на его шее, под ней забился в нервных спазмах кадык, словно пытаясь вырваться на волю, на свежий воздух. Но проволока немилосердно сжималась все сильнее, и когда он остановился, все тело императора инков задрожало, охваченное предсмертной лихорадкой. Глаза широко открылись и выкатились из орбит. Пальцы рук вытянулись, ноги выпрямились в коленях, тело подалось вперед. Рванулось в последнем инстинкте остаться в этом мире. Но палач не оставил шанса. Послышался хруст, и голова правителя неестественно свалилась набок. Его ноги потянулись вверх и тут же упали на пол. Прямые пальцы рук согнулись, конвульсивно зацепившись за жизнь. Но глаза его остекленели. Он был уже не здесь. Женщины Атауальпы взвыли на разные голоса. Вой услышала толпа на улице, и гул снаружи начал нарастать. А вместе с ним и ругань всадников. Они пытались успокоить людей. Ропот толпы перерастал в вой. Писарро сообразил, что не доживет до конца дня, если не возьмет ситуацию под свой контроль. Надо было что-то придумать. Он раздавал указания своим солдатам и, отгоняя священников от мертвого тела, перевесил свой меч поудобнее, чтобы его можно было быстро выхватить в случае опасности. Если не отобьется – тогда все его золотые песо и серебряные марко окажутся бесполезными и будут служить другим людям. Нужно было очень быстро найти правильное решение. Но на то и был Писарро командором, чтобы хорошо ориентироваться в меняющейся обстановке.

– Кровать! Несите сюда мою кровать! – крикнул он солдатам. Те взашей погнали в командорские покои слуг, тщательно отобранных среди местного населения. Вскоре в центре зала стояло огромное ложе командора, покрытое самыми дорогими тканями, которые нашлись в резиденции испанцев. На кровать уложили тело Великого Инки.

– Священники! – крикнул Писарро. – Вы пойдете вперед и скажете им, что Атауальпа перед смертью принял нашу веру и отказался от веры предков. После этого вы все окажете ему императорские почести!

Командор выстроил своих солдат:

– Несите его к его подданным! Несите так, словно это король испанцев, а не вождь дикарей! Ясно?!

– Так точно, сеньор! – грохнули в ответ сто хриплых голосов.

Священники пели псалмы. За ними шагали двадцать солдат, неся на плечах скорбный груз. Остальные маршировали с алебардами на плечах, соблюдая церемониальный шаг. Женщины Атауальпы ползли на коленях вслед за процессией, не переставая громко рыдать. Ревущая на все голоса, лязгающая металлом мечей, пахнущая конским потом, страхом и болью вереница вовремя появилась на треугольной площади в центре Кахамарки. Толпа уже бросала во всадников, охранявших вход в резиденцию, комья глины, а самые смелые пытались их стащить с лошадей. Лежащего на земле легче бить. Но вдруг беспорядки остановились. Улица ожидала от испанцев чего угодно, но только не почестей, оказанных осужденному императору. Над толпой повисла тишина, и этой молчаливой паузы было достаточно священникам, громогласно пропевшим, что король перед смертью добровольно принял церковь и церковные законы. Все это перевели толмачи, и толпа загудела снова, да так, что было непонятно – то ли осуждая слова священников, то ли одобряя. Но, поскольку всадников оставили в покое, испанцам показалось, что опасность бунта снизилась. А потом в толпе послышался голос:

– Раздайте все зерно с его складов голодным!

Когда Писарро перевели это требование, он решил сам ответить недовольным:

– Мы не знаем, где склады Атауальпы. Но как только узнаем, то…

– Тогда отдайте нам его самого! Этого нам на обед хватит!

– Возьми топор и отдели голову от тела!

Казнь Атауальпы с помощью гарроты 26 июля 1533 года. Поводом для смертного приговора, который вынесли конкистадоры, стал тот факт, что Атауальпа захватил в плен и казнил собственного брата Уаскара, являвшегося законным правителем Тавантинсуйу

Переводчик начал пересказывать его слова почти одновременно с речью самого командора. Но толпа не дала ему закончить.

И улица снова загудела. Теперь, правда, от смеха. Писарро понял, что сегодня останется в живых. И тогда он позвал к себе палача.

– Мой аделантадо, – возмутился стоявший недалеко от командора брат Висенте. – Это же вы дали слово Инке не разрушать его тело!

– Это мое слово! – расхохотался Писарро. – Сам дал, сам и забрал!

Вслед за ним засмеялись конкистадоры.