Текст книги "Империя Четырех Сторон"

Дон Франсиско Писарро взял в руки плот, который только что поставил на слитки человек в пончо. Он еще хранил тепло руки гостя, но быстро его терял и становился холодным на ощупь. И он вдруг сообразил. Ах, как же догадлив был неграмотный дон Франсиско Писарро! Это было то самое ощущение, которое он уловил в начале разговора, но не мог найти ему объяснения. Теплое золото становилось холодным. И он догадался.

– Тебе нужны жертвы? Так вот она, первая. За этой горой металла. Делай с ним, что хочешь!

И монах, перед тем, как встретиться глазами со взглядом индейца, лишь успел помолиться.

Семнадцать. Год в сельве

Они уже целый год были вместе. И ни разу за это время они не сказали друг другу ни одного обидного или злого, полного раздражения слова. Все их слова были полны любви и нежности. В общем, Вадим и Кирсти были счастливы. Их счастье просыпалось с первыми лучами рассвета, но так и не засыпало на закате, а ожидало, пока сначала не заснут эти двое. Кстати, о закатах в здешних краях Вадим написал в своем дневнике: «Солнце садится настолько внезапно, что кажется, чья-то рука выключает освещение, и влажная сельва проваливается в сон, как утомленная любовью женщина». Он снова начал писать в свой дневник. По странному стечению обстоятельств, истрепанная тетрадка случайно уцелела во время его странствий по пустыне, и он, прочитав собственные письмена, решил описывать и дальше все свои мысли, чувства и события.

Событий за этот год было много. Во-первых, Сэм убедил Вадима отправиться на поиски Пайтити – так в южноамериканских легендах назывался затерянный город, где, по преданию, находилась сокровищница древних царей. Согласившись, Вадим написал в своем дневнике: «Все южноамериканцы мечтают найти Пайтити. Они думают, что сокровище сделает их счастливыми и избавит от необходимости ежедневного труда. Пайтити – это синоним вечного блаженства. Но, кроме того, это великая латиноамериканская мечта, ведь люди, которые меня сейчас окружают, готовы поделиться этим блаженством со всем миром. Они самые щедрые люди, которых я знаю, потому что хотят разделить мечту на всех. В любой точке южного континента можно найти упоминание о Пайтити. Они, как древние язычники, готовы называть именем этого несуществующего города все вокруг, от элементов одежды до традиционных блюд. А может быть, он существует?» Сэм Уильямс развеял все его сомнения:

– Этот город не вымысел. Нам осталось только догадаться, где, в какой части этого континента спрятана самая большая загадка современной археологии.

Вадим отправился в это долгое путешествие не только и не столько из-за великой тайны города. С ним была Кирсти. Она хотела увидеть Пайтити, и Вадим понимал, что ее желание сродни попытке поймать ладонью золотую рыбку в аквариуме.

«Каждый раз, когда она ускользает, – было написано в его старой тетрадке, – в твоей голове, как на табло игрового автомата, появляется неоновая надпись: «В следующий раз повезет». И ты веришь ей. И снова опускаешь в воду свою ладонь».

Если женщина верит в мечту, ее мужчина готов идти на край света, даже не имея уверенности в том, что там он сможет найти обратный билет. К тому же Вадиму он больше не был нужен. Часть его капиталов находилась за пределами Украины. Доступ к деньгам был оформлен так ловко, что получить их мог человек, знавший особый код. И этим единственным получателем, понятное дело, был он сам, человек, которого официально уже не было. Но он сумел перевести деньги в Латинскую Америку. А Сэм Уильямс подключил все свои научные возможности, чтобы раздобыть подробные сведения о «Манускрипте 512» и других документах, из которых становилось ясно, что поиски таинственного города никогда не прекращались.

«Нам нужны эти документы. Мы должны изучить их подробно, чтобы не повторять ошибок предшественников», – говорил Сэм.

Они и в самом деле хорошо подготовились и ошибок не совершали. Профессор Уильямс был счастлив. За год они так и не нашли Пайтити, но успели сделать несколько важных открытий. Они нашли домашнюю утварь, явно относившуюся к XVI столетию. Характер того, как она была изготовлена, позволял заявлять, что принадлежала она жителям Тавантинсуйу. А это означало, что границы Империи Инков простирались далеко на восток, в непроходимые заросли Бразилии. В ее владения входила огромная территория Амазонас и даже часть лесов штата Мату-Гроссу. Сэм имел научную наглость заявлять это и раньше, но теперь его уверенность базировалась на вполне материальных предметах, одним из которых был булыжник. Он тянул его в своем рюкзаке, намереваясь довести до сведения своих потенциальных оппонентов, коих в американских университетах было не счесть, что камень он выковырял из старой дороги инков, на которую экспедиция наткнулась на границе штатов Амазонас и Мату-Гроссу одним прекрасным дождливым утром.

– Выбросьте вы, профессор, этот камень, – советовал Вадим. – Если мы найдем Пайтити, то камень нам не понадобится.

– А если не найдем, – добавила еще одну трезвую мысль Кирсти, – то булыжник вам не поможет. В научном мире нужны более убедительные доказательства.

К тому моменту, когда Вадим затеял этот разговор, группа уже отдыхала, разведя небольшой костер. Солнце было высоко. Оно до невозможности разогревало влажный воздух, и смельчаки мечтали о прохладе вечера, когда пот перестает струиться по лицу, прокладывая липкие дорожки через равномерный слой грязи на коже.

– Ничего, – весело сказал профессор, подкладывая дров в огонь. – Если они мне не поверят, то по крайней мере, у меня будет возможность разбить окно этим булыжником в кабинете ректора.

Разводить огонь было просто необходимо. Дрова для этого выбирали более влажные, чтобы хорошенько пропитали дымом одежду – ведь местные комары вели себя довольно странно. Они абсолютно не боялись репеллентов и безжалостно кусали путников даже после литров вылитых на себя химических соединений, отпугивающих насекомых. Но в то же время москиты терпеть не могли даже легкого запаха дыма и, заслышав его, убегали со всех ног. Точнее, улетали со всех крыльев.

Дорога инков не только подарила профессору булыжник, это орудие пролетариата умственного труда, но и дала всей экспедиции подсказку, в каком направлении двигаться дальше. Ведь должна же она была куда-нибудь привести эту группу отчаянных искателей приключений. А инки, как известно, не строили дороги в никуда, у каждой магистрали в этих краях всегда была цель, а значит, и направление. Вот в этом направлении и двинулись путники.

У каждой экспедиции есть свои особенности и преимущества, но недостаток всегда один – большой груз палаток, снаряжения и еды. Все это абсолютно не зачтется в момент, когда история будет решать, внести или не внести в свои анналы научный подвиг подвижников. Но без этого ни один большой шаг для всего человечества не может состояться. Людям свойственно что-то есть и где-то спать. Вся закулисная сторона подвига называется красивым словом «логистика», но, откровенно говоря, планирование – занятие скучное и рутинное. А как скучно нести бытовые комплекты на себе! Поэтому с давних пор для переноски материальных ценностей в любой экспедиции нанимают проводников и носильщиков. В походе, организованном Сэмом и Вадимом, переноской вещей занимались специально нанятые для этого жители Пуэрто-Мальдонадо, числом четыре. Так что общее число штурмовавших джунгли достигало семи человек.

– Обратите внимание, господа, как, однако, темно бывает в это время в джунглях, – удивлялся Сэм.

– Эй, дружище профессор, а ну-ка взгляните на кроны! – весело кричал Вадим.

И впрямь, кроны деревьев на высоте примерно сорока метров сплетались в зеленый потолок, пропускавший в пространство под собой слишком мало света.

– Эй, Бадди, – парировал ученый муж, – а вы не менее наблюдательны, чем я.

– И даже более, – улыбался гонщик, передавая улыбку из своих губ в губы Кирсти поцелуем.

Кто по-настоящему был счастлив, так это она, перуанская девушка со скандинавским именем. Долгий разговор о судьбе Перси Фосетта как спусковой механизм включил внезапный порыв страсти. И он не выключился в этих лесах, готовых в любой момент убить непрошеных гостей. Даже после года совместных блужданий. А значит, это было чувство долгое, упорное, способное сопротивляться всем тяготам и лишениям кочевой жизни. Иными словами, имя этому чувству придумали задолго до того, как Кирсти и Вадим научились его выговаривать: любовь. Украинец вообще очень редко давал имя своим чувствам, справедливо считая, что обсуждать с кем-нибудь свое внутреннее состояние так же бессмысленно, как обсуждать решение теоремы Ферма с людьми, далекими от математики. Но здесь был абсолютно уникальный случай. Скорее интуитивно, нежели осознанно, он понял: то, что с ним произошло в бунгало у Сэма и продолжает происходить сейчас, слишком надолго. Быть может, навсегда. Да-да, именно так, навсегда. Теорема любви снова доказана. Эх, следовало бы, как говорили мудрые люди, ей доверять как аксиоме, не требуя доказательств! И от этих мыслей, казалось, воздух становился чуть менее влажным, и москиты становились добрее, чуть меньше кусая покрасневшие от волдырей руки.

Им вдвоем было хорошо в палатке. Они привыкли к жаре и влаге. Запах его вспотевшего тела казался ей самым прекрасным в мире. Она постоянно была готова протянуть ему бутылку кипяченой воды, которая у нее всегда была под рукой. И она смотрела, как ходил вперед-назад кадык на его шее, когда вода с шумом входила в его высохшую за день глотку. Так топливо из шланга с напором заливается в пустой бак. Она всегда была с ним. Хотя бы мысленно. Даже тогда, когда экспедиция разделялась на несколько групп, каждая из которых имела свои отдельные и особые задачи, она включала всю свою женскую сообразительность, чтобы оказаться вместе с Вадимом. А если это у Кирсти не получалось, перуанка думала о нем все время, пока наконец разделенные группы не становились одной сильной командой.

И как было хорошо, когда после тяжелого дневного перехода наступал спокойный вечер. Он ни разу ее не предал, теплый тропический вечер… Он всегда приходил на помощь с необходимым арсеналом естественных афродизиаков. Легкий ветер, шуршащий листвой, как джазовый ударник палочками-щетками по натянутой коже барабана. Пение цикад, плотное, как ударная волна. Ароматы растений, сливающиеся в общий сладковатый запах дикого меда.

О своей истории он не любил рассказывать. Он хотел начать все сначала в этих джунглях, с этой женщиной. Иногда он думал о том, что цель похода потеряна, имеет смысл только движение вперед, и он рад, что это движение не заканчивается, потому что каждый новый день дарил ему ее и новый вечер с ней. В один из таких вечеров он расслабился и рассказал о том, что богат и что оставил за своей спиной лучшую страну в мире и самых красивых женщин на Земле. «Ведь ты знаешь, надеюсь, – сказал он опрометчиво, – что красота именно украинских женщин считается идеалом».

Она ничего не ответила. Встала. Исчезла во мраке ночи. Потом он рассмотрел, как в темноте появилась горящая оранжевая точка, похожая на глаз хищной кошки. Точка беззвучно приближалась к нему, и Вадим уже было вскочил, чтобы принять боевую стойку. Но в этот момент глаз превратился в огонек сигареты, а потом вслед за ним в темноте прорисовалась фигура Кирсти. Он вдохнула табачный дым, выдохнула его и села возле костра рядом с Вадимом. Помолчав, стряхнула пепел нервным движением.

– Ты куришь? – удивился Вадим. Это было что-то новенькое для него.

– Только когда злюсь, – ответила Кирсти. – Вот пошла стрельнула у носильщиков.

Она замолчала. Повисла неловкая и опасная пауза. Кирстин в тишине сделала еще пару затяжек. Когда сигарета начала превращаться в окурок, она сказала мужчине рядом с собой:

– Дай мне руку.

Он не спросил ее зачем. Просто протянул ей левую ладонь. Она перевернула ее и засучила вверх до локтя рукав его рубахи, ведь по вечерам искатели приключений и сокровищ старались не ходить с обнаженными руками и ногами, чтобы не провоцировать малярийных комаров. Рука была сильной, покрытой густыми рыжеватыми завитушками. Кирсти сделала еще одну затяжку и очень спокойно, глядя в глаза своему спутнику, принялась тушить окурок о его руку, чуть выше запястья. Боль пронзила все его естество, и он готов был закричать. Он услышал шипение и понял, что это шипит его собственная кожа. Как ни странно, но этот страшный звук успокоил его. Он нашел в себе силы взглянуть в сумасшедшие глаза неистовой перуанки. Он думал, что увидит ярость, но взамен открыл для себя, что девушка глядит на него с любопытством, как будто говорит себе: «Давай же посмотрим, что будет». И она ждала, что он ударит ее, отбросит прочь от себя, что издаст хотя бы крик. А когда этого не случилось, она щелчком отправила потухший окурок в темноту и забарабанила по его груди быстрыми кулачками.

– Никогда не говори со мной о других женщинах, слышишь, никогда!!!

Вдруг он почувствовал, как она прижимается к нему щекой, по которой текут горькие слезы любви и ревности, и неизвестно, чего в них больше – первого или второго.

– Прости меня, милый, прости, прости!

Этого набора из трех слов ей хватило, чтобы заполнить всю ночь.

А наутро они снова собрали палатки и, распределив всю свою поклажу среди носильщиков, двинулись вперед. Им предстояло совершить переход в пятнадцать километров – а продираясь сквозь плотные заросли Амазонии, на это можно потратить целый день. В электронный навигатор были загружены всевозможные карты здешних мест: от старинных, нарисованных от руки, до самых современных, авиационных, где подробно указываются площадки для аварийной посадки. Но, к большому сожалению Сэма Уильямса, который отвечал за навигацию, значительная часть бассейна Амазонки представляла собой сплошное «белое пятно». Или, точнее, зеленое. Если смотреть на него с высоты птичьего полета. Поэтому никто из горстки смельчаков не знал до конца, что их поджидает в ближайшее время.

Они уверенно двигались вперед, рассекая острыми палашами-мачете лианы, когда внезапно у самых ног появился глубокий каньон неизвестной реки.

– Так, – сказал Сэм, – если это то, что я думаю, то мы уже близки к цели нашего путешествия.

– Сэмми, – раздраженно заметил Вадим, – я хочу напомнить, что то же самое ты говорил, когда нашел тот камень, который ты таскаешь за своей спиной в рюкзаке вот уже сколько дней. Или погоди! Не дней, а недель!!!

– Но мы же нашли дорогу инков, – попытался урезонить его Уильямс.

– Но я хочу напомнить, – Вадим удачно спародировал интонацию профессора, – что дорога оборвалась и никуда нас не привела. Брусчатка закончилась, Сэмми. Это была недостроенная дорога.

– Да, это так. Но в случае с рекой… Друзья! – обратился Сэм ко всей экспедиции. – Я читал об этом в библиотеке Лимы. Рассказывал я вам или нет?

Его друзья отрицательно покачали головами, и профессор объяснил.

– В одном из местных племен проводили довольно странную инициацию юношей. Они самостоятельно отправлялись на восток по руслу очень быстрой реки и возвращались домой через несколько месяцев. Причем, обязательно с золотым обручем на голове.

– Ну и что? – устало высказал удивление один из носильщиков.

– Как «что»? Да то, что назад, в расположение племени, они возвращались вниз по течению совсем другой реки. А значит, в той точке, где сходились эти две реки, и находится «золотой город».

– Но при чем же эта речка? Здесь таких десятки, если не сотни!

Сэм торжествующе взглянул на своих спутников.

– Смотрите!

Он отрубил мачете кусок коры от ствола и бросил его вниз. Когда щепка долетела до воды, та подхватила ее и понесла прочь.

– Заметили?!

Спутники Сэма пожали плечами. Вода уносит древесину – что же тут необычного?

– Слишком сильное течение? – попробовала догадаться Кирсти.

– Да… наверное, и это. Но вы не видите главного. В каком направлении несется кора? – снова спрашивал Сэм.

Вадим попробовал свериться с картой:

– GPS подсказывает, что на запад.

– Правильно! – воскликнул Сэм. – Наконец-то!

Чему он возрадовался, никто из его товарищей поначалу не понял, пока профессор не разъяснил, что все реки (ну, или подавляющее большинство рек) здесь текут на восток, чтобы попасть в Амазонку. А эта течет в другом направлении. Что полностью совпадает с версией о «другой реке, текущей на запад», по которой юноши отправлялись на коронацию золотом.

Догадка осенила Вадима так же, как до этого она осенила и Сэма.

– То есть нам стоит попробовать идти против течения этой реки, – сказал украинец, – и мы…

– …попадем в Пайтити! – закончил за него ученый.

Им показалось, что до цели их путешествия рукой подать. Но их, как затаившийся хищник, поджидала беда. Край каньона показался путникам достаточно твердым, чтобы вдоль него двигаться на восток, но природа их обманула.

Через несколько часов путешествия, не дожидаясь темноты, они решили разбить лагерь. Впереди, несмотря на собиравшиеся сумерки, они разглядели, что русло реки завалено скалами странной формы. Пока растягивали палатки и расчищали для них площадки, Кирсти задумчиво глядела на реку. И в конце концов сказала:

– Это не скалы…

– Что? – не расслышал Вадим. – Какие скалы?

– Я говорю, это не скалы. Это сделано руками людей.

Две странные конструкции посреди реки действительно напоминали что-то рукотворное. «Но что?» – пытался догадаться Вадим. Какая-то мысль крутилась в его голове. Нечто очень знакомое. Два огромных валуна посреди реки. Примерно на одинаковом расстоянии один от другого и от берега. Они поросли мхом и травой, но даже так было ясно, что плоские верхушки двух камней расположены вровень друг с другом и, одновременно, на одном уровне с противоположными краями каньона, на дне которого текла река.

И он вспомнил. Похожую картину он видел в родном Киеве. Овальные серые опоры моста через Днепр, взорванного, по легенде, отступавшими советскими войсками. Моста давно не было, но любого коренного киевлянина спроси, и он показал бы, где находилась уничтоженная конструкция: ведь над днепровской водой мрачно возвышались серые, поросшие кустарником «быки» – опоры. Их хорошо видели те, кто проезжал на поезде через Днепр по железнодорожному мосту. Да и с моста Патона их тоже было неплохо видно.

Эти валуны когда-то тоже были опорами моста. Те, кто его строил, позаботились о его прочности, но время перехитрило строителей. А теперь очередь искателей сокровищ Пайтити перехитрить время. И они стали думать над тем, как перебраться на противоположную сторону реки.

Это им не удалось. Вернее, не всем. Вадим услышал двойной крик. Вскрикнули два носильщика, причем одновременно. Каждый из них схватился за шею, а потом они, извиваясь в конвульсиях, повалились на землю.

– Берегись! – крикнул Сэм, пригибаясь. – Индейцы!

Он подполз к одному из носильщиков и вытянул у него из шеи острый и длинный шип с капелькой крови на конце.

– Они выплевывают их через трубки! – понял Вадим, закрывая собой Кирсти.

– И эти иголки отравлены! – предупредил третий носильщик. Это последнее, что он успел сказать товарищам, потому что тут же повалился наземь рядом с первыми двумя. Те уже лежали совсем неподвижно.

– Бежим! – вскочила Кирсти и потянула за собой Вадима. – Они никого не пощадят.

Ей вслед полетели две иголки. Но цели они так и не достигли, вонзившись в кору дерева, оказавшегося у них на дороге. Стрелки^´ ничем не обнаружили свое присутствие. Откуда летели ядовитые иголки, можно было только догадываться. Но на это не хватало времени. Их оставалось четверо. Они побежали прямо к «быкам», надеясь перебраться на тот берег.

Четвертый носильщик, потомок местных пастухов, разматывал на ходу веревку, висевшую у него на плече. «Дайте мне хотя бы один куст на опоре, – думал он, – и я заброшу на него аркан!» Идея была не очень продуктивной. Во-первых, кустов на «быке» не было. А во-вторых, веревка оказалась короткой для таких целей. К носильщику подбежали Вадим, Кирсти и Сэм. Они были обречены.

И тут край каньона, на котором они стояли, не выдержал и обрушился.

Пока Вадим летел вниз, к реке, он дважды на мгновение терял сознание и дважды приходил в себя. Второй раз обрести контроль над собой помогла холодная вода, в которую он со страшным всплеском рухнул.

Когда вынырнул на поверхность, стал грести к противоположному берегу. Это у него плохо выходило. Река сносила его мощным течением. «На запад!» – Вадим слегка улыбнулся, странно и неподходяще для такого момента – самому себе. Перед лицом его бурлила вода. Из-за белой пены он не мог разглядеть друзей, но понял, что они живы, когда через несколько минут болтанки в гигантском джакузи заметил, что сверху свисает неплохо сплетенная веревка.

Вадим схватился за нее. Удержался. Затем подтянулся. Пока полз по вертикали, старался не думать о Кирсти, о том, как помочь ей. Выбиваясь из сил, лез вверх, царапая когтями свой канат. Последние сантиметры преодолевал на пределе возможностей. Кричал от изнеможения, пока не увидел край обрыва на расстоянии вытянутой руки. Но у него уже не было сил – ни разжать канат, ни дотянуться до края. И тут он увидел руку с широкой раскрытой пятерней. Вадим сделал невероятное усилие, чтобы сунуть в растопыренную ладонь свою руку. И когда пальцы сомкнулись на его запястье, он понял – его тянут наверх. Но чужая рука была темно-коричневого цвета и вся в странных наколках, извивавшихся по шероховатой коже орнаментом из обезьян, крокодилов и змей. Ни у одного из товарищей он не припоминал таких знаков. «Кто эти люди?»

– Где Кирсти? – крикнул Вадим, как только его вытянули из каньона, и он почувствовал под ногами твердую землю. И тут же потерял сознание от боли. Словно на голову ему обрушился камень с Дороги Инков, который повсюду таскал за собой американский профессор.