Текст книги "Философия психологии. Новая методология"

Завершая изложение основных положений теории принципа, мы должны рассказать о том, как же «находить» принципы, каков метод их определения. Впрочем, этот метод уже был нами представлен как «метод принципа». Формулируя этот метод, мы основываемся на следующих положениях.

Первое и самое важное положение теории принципа состоит в том, что принцип распространен на все и проявляет себя везде, следовательно, для того чтобы увидеть «новый» принцип, необходимо обратиться к двум сопоставимым по структуре организации, но контекстуально совершенно отличным друг от друга системам и усмотреть в них синонимичные процессы. Это проявит себя «синхронной вибрацией» данных процессов в обеих системах. Причем важна не внешняя схожесть, а аналогичность динамики этих процессов. После того как исследователю удастся уяснить себе принцип, организующий, в числе прочих, обе данные системы, он должен вычленить суть своей находки и проверить действенность этого принципа на любой другой модели или системе.

Если принцип по результатам такого апробирования окажется действительно всеобщим, то дело уже только за названием. Главные требования к обозначению принципа заключаются в следующем: во-первых, оно должно быть максимально не предметным, во-вторых, название должно быть заведомо конгруэнтным для любой системы и контекста, и в-третьих, оно не должно перекрывать названий уже определенных к этому времени принципов. Такая опасность всегда существует, поскольку принцип действительно един и всякое членение его искусственно и оправдывается лишь требованием технологичности, предъявляемым к методологической системе. Поскольку же единство целостного Принципа существует как базовое допущение, неизбежно происходит терминологическое взаимоперекрывание одного принципа другим, а это обязательно помешает дальнейшему научному поиску. Таким образом, название принципа должно быть процессуально, нефактуально и обеспечивать технологичность методологии, оперирующей этими принципами.

По большому счету все то, что мы называем отдельно взятыми принципами – центра, отношения, целостности, третьего и проч., – это один большой, разделенный нами Принцип. Остается только поражаться тем подчас фантастическим взаимосвязям и взаимопереплетениям, которые образуют принципы между собой. Принцип, взятый в одиночку, подобен мальку, выброшенному на берег волной, совокупность же принципов подобна завораживающей игре синих китов – гигантов океана. Представление о целостном Принципе весьма правдоподобно, хотя больше имеет, что называется, академический интерес. Чтобы разрешить эту заминку, психософия использует понятие «взаимовозможности принципов», что, впрочем, вряд ли является серьезным искажением. Более того, разъяснение отдельно взятого принципа невозможно, принципы «играют», по крайней мере, хотя бы в паре, лишь в совокупности они могут быть основой технологии методологического исследования. Поэтому в следующих разделах, излагая содержание принципов, мы будем говорить сразу о двух, а то и трех, иначе любое повествование бессмысленно.

Глава третья. Принципы

Вот мы говорим: «отношения порождают мир закономерностей, видимый, познаваемый нами мир» и т. д., но ведь «отношения» – это структура, основа нашего мира – это принцип (это не материальная и не идеальная реальность). Мы говорим: «вещи», но разве есть отдельно взятая вещь вне отношений? Нет, о ней с большей вероятностью можно говорить как о результате отношений, значит, «вещь» – это нечто рожденное в отношении. Но что было от вещи до отношений? Ничего? Что-то должно было быть, раз пред нашим взором что-то есть, да еще это «что-то» выделяется своей индивидуальностью. Что это? Некий центр, вошедший в отношение и ставший в этом отношении вещью, он – этот центр – определяет индивидуальность будущих отношений и, соответственно, индивидуальность себя в качестве вещи. Не будь индивидуального (отличного от других) центра, мы бы ничего не увидели, поскольку все было бы одинаковым. Итак, центр – это также принцип.

О том, что мы называем «центром», пытались говорить многие, но удача, видимо, была не на их стороне. Чтобы говорить о центре (как его ни назови – «монадой», «субстанцией» и проч.), надо четко уяснить, что это самое настоящее «ничто». Казалось бы, нелепость, но наше знание возможности подсказывает, что «ничто» – это уже много. Представьте себе, что все центры одинаковы… Если бы дело обстояло действительно так, то мы бы с вами ничего не увидели, поскольку отношения между одинаковыми центрами были бы тоже одинаковыми, а значит, все было бы совершенно одинаковым. Следовательно, центры, вошедшие в отношения, будучи по определению ничем, все же отличны друг от друга.

Что же тогда, исходя из всех этих знаний и представлений, центр?

Центр – это то, что определяет индивидуальность отношений.

Все имеет центр. Однако это положение следует понимать не в том смысле, как, например, «центр окружности», «центр тяжести», «Центральный Комитет» или «районный центр». Понимать центр как принцип следует в методологической плоскости: центр – это возможность вещи, возможность, реализованная посредством отношений данного центра с другими центрами, отношений, которые также есть возможность. Если бы нам и понадобилась некоторая аналогия, чтобы пояснить смысл и значение центра как принципа, то следовало бы подумать о той точке, том «центре» внутри каждого из нас, который является действительным оплотом нашего существования. Это некая почти метафизическая «последняя инстанция», являющаяся на самом деле первой, она организует наше бытие, она отличает нас от других, она подлинно «наша», она остается неизменной, при том что сами мы перманентно меняемся. Вот именно в таком качестве и следует думать о центре вещи, когда центр понимается как принцип.

Вместе с тем нет центра без отношений. Все, что мы видим, слышим, чувствуем, познаем, доступно нам лишь благодаря системе отношений. Если вещь взять (логический опыт) и поместить ее туда, где никакие отношения с ней не будут возможны, то с полной уверенностью следует говорить, что ее там нет, если же вы скажете, что она там есть, потому как вы ее туда поместили, то этим вы лишь нарушите требование, а следовательно, и чистоту нашего опыта, поскольку тем самым войдете с ней в отношение. Но, с другой стороны, как это ни парадоксально, она – эта вещь – есть. Точнее, не она собственно, а то, что ею будет, есть же индивидуальная возможность данной конкретной вещи. Именно эта индивидуальность, а не какая-то другая возможность именно этой вещи присутствует в нашем логическом опыте, так как если мы изымем ее на свет божий из того места «без отношений», куда мы ее поместили, то в совокупности отношений, которых она была лишена, она вновь будет именно той, какой и была до описанной логической операции по удалению отношений.

Отношения – это все вокруг нас, поскольку все существует во взаимоотношении, о чем свидетельствует еще гештальтистская формула «фигура – фон». Отношения – это путь, которым мы можем непосредственно сообщаться с реальностью принципа, с не материальной и не идеальной реальностью. Для существования отношений нет необходимости в полях или волнах, нет необходимости и в насильственном думании о них; если есть две вещи, точнее, два центра, есть отношение.

По сути все, с чем нам приходится иметь дело, – это отношения, ведь, как мы помним, центр – это ничто (мы не можем его увидеть, поскольку сам процесс нашего с ним взаимодействия уже отношение, а не собственно центр), все же видимое постоянно рождается во взаимодействии. Сам процесс «видения» – это огромная совокупность отношений, и так во всем. Отношения процессуальны, они постоянно меняются, появляются и вместе с ними проявляются новые и новые центры, и поэтому мы без всякий натяжек говорим о процессуальности центров.

Чем больше отношений, тем больше становится мир. Учитывая невещественность отношений, правильнее говорить, что в мире всегда существуют все возможные отношения, другое дело, что они не всегда овеществлены, но они есть – это огромный каркас бесчисленных связей, которые создают Сущее. Каждый из нас – это система неограниченного числа отношений. Однако овеществлены лишь считанные единицы, но чем больше отношений создают нас, тем богаче и ярче наша жизнь.

Отдельный вопрос – «результат отношений». Это очень важное понятие, хотя оно и не относится непосредственно к принципу отношения и вместе с тем неотделимо от принципа третьего (см. ниже). Что же такое вещь? Это закономерный вопрос, встающий при рассмотрении принципов центра и отношения. Во-первых, вещь – это то, что появляется в процессе овеществления принципов центра и отношений, а не собственно эти принципы, хотя именно таким образом последние нам и явлены. Во-вторых, вещь (как овеществленный принцип) фактически является результатом отношения центров.

Весьма образно можно было бы сказать: произошло отношение центров, и нечто «осело» на центрах – точно так же, как если вы ступаете в лужу, на вашей обуви оседает грязь. Понятие результата отношений важно еще и потому, что отношения сами по себе рождают огромное количество новых центров, они также, в свою очередь, входят во взаимоотношения, и таким образом нарождаются новые центры. Это – процессы, и их неограниченно много; впрочем, в жизни эта динамичность нам далеко не так очевидна, как в рассуждениях. Понятие же результата отношений – как состояния (а не процесса) – фиксирует разболтавшиеся логические сетки нашего мышления, и многое становится более «понятным».

Рис. 16. Принципы центра и отношения

В психологии наибольший вклад по предвосхищению принципа центра сделали Ф. Пёрлз и Я.Л. Морено, причем последний увидел центр в системе отношений, то есть центр, порожденный отношением (принцип третьего, см. ниже). В философии замечательный анализ «центру» дал Н.О. Лосский в работе «Типы мировоззрений». Самая же красивая генеалогическая ветвь этих принципов – мифологическая геометрия: точка и прямая.

Принцип третьего, может быть, один из самых сложных для понимания. Мы уже говорили об открытиях, касающихся понятия «Между», которые М. Бубер изложил в своей ранней работе «Я и Ты», мы упоминали, что Я.Л. Морено видел некий общий «центр» вне «Я». Но центр не может быть ничьим; если он нами определяется, значит, он чей-то или зарождается в отношении. Попробуем начать с простых и наивных примеров (они не отражают в прямом смысле овеществление принципа третьего, они скорее его метафора).

Мужчина и женщина рождают третье – младенца. Ученый и опыт рождают третье – мысль. Суждение и эмоция рождают третье – чувство. Два говорящих человека рождают третье – язык. Два государства рождают третье – войну или мир. Музыка и человек рождают третье – танец. Два центра рождают отношение. А меж двух людей иногда рождается нечто третье, что-то, что не может быть описано в словах, но оба знают, что «оно» есть, причем оно живое, подвижное, толкающее, словно бы живущее своей собственной жизнью. И даже когда наши двое далеки друг от друга – это «нечто» с каждым из них, «у самого сердца», как верный и желанный спутник.

Причем в каждом из этих примеров входящие во взаимодействие элементы остались теми же, какими и были, но появилось нечто новое – третье – независимое, свободное от них по своей сути, но несущее в себе свойства того и другого. Это поистине фантастическое действо! Магия мира заключена в принципе третьего, это творческое бытие возможности. Достаточно того, чтобы два «ничего» вошли во взаимоотношение, чтобы появилось «нечто». Так проявляет себя безграничность возможности, несмотря на притеснение вероятности.

Вероятность формирования полноценных межличностных отношений для шизофреника меньше обычного, но, не способный на отношения с внешним, какой сложный и зачастую красивый внутренний мир он создает. Возможность постоянно ищет пути своей реализации и находит их через принцип третьего. А нужно немногое – два центра рождают третий центр, и если собственно явленное отношение между центрами существует лишь в их взаимодействии, то рожденный третьим центр – существует уже независимо, сам по себе.

Рис. 17. Принцип третьего

Именно принцип третьего заставляет нас в большинстве случаев использовать слово «неограниченный». Можно было по старинке говорить – бесконечный, но нет – бесконечный – это состояние, это «столько-то», а вот неограниченный – это всегда больше. Что бы ни появилось на свет, оно порождает неограниченное число новых отношений с тем, что уже существует и будет существовать как результат уже его отношений с тем, что существует, и так неограниченно много и неограниченно долго.

В идее о «расширяющейся Вселенной» заложен величайший философский смысл. Мысль о том, что все уже было, точнее, что все есть (и все, что было, и все, что будет), повторяющаяся от Экклезиаста до наших дней, не вызывает сомнений, но через представление о возможности. Вещество – это лишь способ потенцирования возможности и, вероятно, далеко не самый удачный (из-за вероятности). Но с лихвой этот недостаток, эта непластичность вещественности разрешается самой возможностью, явлением нам принципа третьего. Само по себе третье всякий раз, подобно насосу или гигантскому экскаватору, вытаскивает на свет божий новую и новую возможность.

Теперь немного конкретики. Третье как принцип не следует путать с результатами отношений. Результаты отношений – это то, как мы говорили, что словно оседает на центре вещи, создавая ее вещественный облик (в отношении с чем бы то ни было), фактически так производится вещь, удобоваримая для способа существования того, кто ее познает, кто находится с ней в отношении. Таким образом, познающий как бы «создает» своим отношением для себя то, что он познает, подобно тому как орган зрения человека переводит квант света посредством химической реакции в электрический импульс, «создавая» таким образом весь видимый им мир таким, каким он его поэтому и видит. Третье же – это совершенно новая вещь, имеющая свой собственный центр и, конечно, «похожая» на то, что произвело ее на свет, но не зависимая от него.

Принцип целостности, открывающийся нам через понимание принципа третьего, обладает чрезвычайной процессуальностью.

Все изложенное выше в этом пункте – это только первая половина, если так можно выразиться, явленного нам принципа целостности. Резюмируем ее: целостность повсюду, она становится целостностью сразу и еще до этого. «Сразу» – по овеществлении принципа, «еще до того» – будучи еще просто возможностью. Принцип третьего – большое подспорье в понимании этого аспекта принципа целостности. Он, точнее, само третье словно бы создает систему, словно бы делает целостность естественной. Да и сама по себе неограниченность – это неограниченность, а ведь это подлинная целостность, когда нет ограничений.

Очень важен вывод из этого положения о том, что все «деление», «разделение» в мире – это действующий миф, вызванный отождествлением. Причем этим поражен не только человек, страдающий бредом ревности, но и реактив в пробирке. Когда мы разделены с тем, с чем себя отождествляем, мы источаем агрессию. Муж, ревнующий жену, отождествляя ее с собой, полагая ее своей собственностью, готов умертвить псевдолюбовника. Богач (согласно пословице) не спит ночами, опасаясь потерять «свое» богатство; не отождествляй он себе с деньгами, все бы изменилось. Вода, разделенная на Н– и ОН+, становится агрессивным химическим веществом, тогда как цельная ее молекула – совершенно нейтральна, поскольку даже атом «отождествляет» себя со своими электронами, перестраивает орбиты своих электронов под стать отношениям с другим атомом и т. д.

Рис. 18. Нарушение целостности

Этот феномен возрастания активности, которую, психологизируя, мы именуем «агрессией», носит название «нарушенной целостности». Причем именно «нарушенной», а не разрушенной. Целостность нельзя уничтожить – это принцип, но ее можно нарушить, что обязательно вызовет «напряжение» в системе, «силы» перераспределятся, овеществленные отношения «натянутся», система будет адаптироваться к новой ситуации, перестраивая внутри себя связи и изменяя внешнее.

Любая борьба – это либо стремление обогатиться тем, с чем можно отождествлять себя (карьера и научное звание, колонизация и деньги), либо попытка спасти, «не отпустить» то, с чем отождествляет себя сражающийся. Но и то и другое иллюзорно, о чем и свидетельствует принцип целостности, который обогащает все тяготеющее к его принятию. Он имеет место всегда – принимаем мы его или нет; другое дело, что, приняв его, расставшись с мелким по сути багажом «своего» – отождествленного, – мы обретаем все. Феномен отождествления – это пример опредмечивания принципа целостности, а опредмечивание – непозволительная и грубая ошибка.

Отдельно отметим, что не-отграниченность, которая определяется принципом целостности, в кооперации с возможностью порождает замечательный феномен «пред-уготованности». Предуготованность позволяет заручиться процессуальностью каждому из нас, а это чрезвычайно важный психотерапевтический фактор, по сути это антистрессор и организатор бытия в одном лице.

Что же представляет собой «вторая половина» принципа целостности? Важность ее несомненна, она говорит о невещественной суверенности целого, целостность не преходяща, ее нельзя произвольно создать или охранить. Покажем это на понятном примере: вы сейчас точно такой же, как год назад (в организменном смысле)? В общем и целом вы, скорее всего, согласитесь с этим утверждением, но мы уже говорили, что за год в нас не остается практически ничего от того, что было годом раньше. Все молекулярные, клеточные и прочие ингредиенты вашего организма успели полностью замениться за это время, и хотя вы – это действительно вы и причем «точно такой же», как год назад, но то, из чего вы состоите, уже полностью заменено. На этом примере можно наглядно проследить «невещественную суверенность целостности», то есть целостность не определяется веществом, она независима от вещества; вы – это вы, но совсем иной по веществу, нежели год назад.

Психологически принцип целостности впервые более-менее отчетливо зазвучал у К.Г. Юнга – тут и коллективное бессознательное, и отношение к отдельно взятому человеку как огромному бесконечному миру, и философское осмысление нравственных категорий как целостности без разграничений внутри себя, без борьбы противоположностей. Нельзя не отметить здесь и автора первого целостного представления в психологии – 3. Фрейда с его сексуальностью, пронизывающей все, сквозящей отовсюду.

В философии уделяли и уделяют огромное внимание понятиям: движения (Демокрит, Декарт, Гюйгенс, Эйлер и др.), силы (Лейбниц, Кант, Гегель, Эд. Гартман, Вл. Соловьев и др.), энергии (Мах, Оствальд и др.). В чем притягательность такого рода понятий для философа? Им можно дать такую трактовку, при которой используемое слово как бы теряет свой смысл (его при желании можно заменить на какое-то другое, например движение на энергию), а это дает возможность пуститься в потоки мысли, не обремененной тяготами нашего языка. С другой стороны, эти понятия дают ощущения жизни («движение – это жизнь», «человек – это поток энергий» и т. д.). И, кроме всего прочего, они фактически обосновывают пространство и время, без которого философы и представители точных наук (по крайней мере, до А. Эйнштейна) себя не мыслили.

Что ж, нам нет смысла обосновывать пространство и время, поскольку ни одна из наших категорий (принципов) в них не нуждается. Мы уже дали «ощущение жизни» в принципах центра и отношения, третьего и целостности, мы преодолели препоны языка. Что же получается, нам эти категории – движения, сил, энергий – не нужны?..

Более того, только когда мы откажемся от понятий движения, силы и энергии, мы сможем понять, что такое принцип процесса, а уже после этого при желании вы можете дополнить знание принципа процесса любой терминологией (но и тогда старайтесь не опредмечивать сам принцип). Кто же все еще уверен в незыблемости приведенных классических понятий и мыслит в категориях движения, силы, энергий и проч., попытайтесь ответить на несколько элементарных вопросов. То, что день сменяется ночью (причины этого), – это движение, сила или энергия? А если собьется эта смена, поломка будет в движении, силе или энергии? А то, что вещество под действием температур меняет свою консистенцию, – это движение, сила или энергия? С чего все начинается и чем заканчивается – движением, силой или энергией? Что такое жизнь – движение, сила или энергия? Что такое человек – движение, сила или энергия? Если вам удалось ответить – поищите ошибку.

В мире нет состояний. Состояние – это время до и после настоящего, это память на прошлое и на будущее, это то, что делает с процессом познающий, чтобы сделать его удобоваримым для своих систем. Не приписывайте миру своих свойств, он есть только сейчас. Каждый отдельный момент он шагает из совокупной возможности в единственно возможную вероятность, которая тут же станет той же самой совокупной возможностью. Однако это вовсе не шаги из прошлого в будущее. Мир в отличие от нас избавлен от бесконечного труда выбора.

Мир естественен? Что такое спонтанность – это случайность? Отнюдь. Мир не выбирает, и поэтому он естественен, «все идет своим чередом». Задумайтесь: если бы мир постоянно «выбирал» себя в следующее мгновение, как мы выбираем себе пальто, что бы получилось? Интересно, если мы выбираем в магазине пальто, мы ориентируемся на моду, удобство, вкус, совет и т. п., а если мир «выбирает», то на что он может ориентироваться? А если он ориентируется исключительно на самого себя, какое отношение к принятому решению имеет понятие «выбора»?

Что такое «фатализм»? Что такое «рок»? Что такое «изначальная предопределенность»? Это мы с вами придумали. Оценили, описали состоявшееся событие и убоялись будущего. Одному Богу известно, какое отношение это имеет к миру. У этих терминов нет состоятельных определений.

Впрочем, сомнения многих в этом вопросе понятны. Учитывая наши с вами способности (имеется в виду человек), имеющиеся у нас средства познания, пространственно-временную метрику нашего познания, было бы нелепо думать, что мы видим и можем познать, не сходя с этого места, Землю, околоземные орбиты, все, что есть. Однозначно мы видим и познаем лишь крошечную часть мира. То, что нам представляется бесперспективным роком при рассмотрении мира, – лишь наша интерпретация. Во Вселенной колоссальное, неограниченное количество взаимодействий, а мы – лишь один маленький процесс. Конечно, если мы вдруг решим, что все, что нам известно, – это все, что есть, далее четко уясним, что из совокупной возможности реализуется лишь одна «необходимая» вероятность, то жизнь покажется бездарным и беспомощным прозябанием во Вселенной…

Но представьте себе огромный телефонный кабель, в нем пролегает, соответственно, огромное множество проводков, один из них – это наш с вами телефонный провод (доступный нам мир). Мы увидим, если окажемся внутри этого провода, только себя, и поймем (еще в лучшем случае), что на нас что-то (имеются в виду соседние провода, которых мы не «увидим») давит, чего, конечно, мы не сможем вразумительно объяснить и основания чему, вероятно, будем искать в реальности собственного проводка.

Итак, в кабеле пролегает огромное множество проводков, они переплетаются друг с другом затейливым и случайным по своей сути образом (хотя все так же – из возможности в вероятность и далее в возможность). Из неограниченной возможности, которая им предоставлена, – лечь «как душе угодно» – реализована лишь какая-то одна, что продиктовано условиями, которые создают другие провода (это вероятностные моменты). Как пролегает наш проводок – одному Богу известно, и то, что нам «изнутри», внутри этого проводка, кажется обреченной фатальностью нашей протяженности, на самом деле, если посмотреть на него с позиций целостного кабеля, весьма сложная и даже непредсказуемая траектория – как там нас закрутит? А как будет пролегать кабель?! По какой трассе и к какому дому? А какова поверхность планеты, которая определит кривизну канавы, где пролегает наш кабель?!!

Мир – не состояние, это один единый процесс, состоящий из неограниченного числа процессов, они входят друг в друга, переплетаясь, создавая новый и необычный узор. В процессе нет ничего случайного, если что-то случайно для нас, оно случайно «для нас», и это надо четко себе представлять. То, что нам кажется случайным, есть вероятность, но вероятность зависит от условий. Условия есть всегда, если нечто есть. Они нарождаются снова и снова в результате функционирования самого процесса («новые» центры благодаря отношениям «старых»; принцип третьего). Мы не знаем и не можем знать сейчас, какие условия народятся через мгновение, какие процессы войдут во взаимодействие. Притяни мы в рассуждения о процессе состояния, и решение не будет найдено.

Что такое электрон в эйнштейновском ансамбле вероятности? Это предоставленный нами ему выбор. Но кто, будучи в здравом рассудке, предположит, что физик-атомщик выполняет роль метрдотеля, а электрон – клиента, заказывающего себе обед? Имей мы возможность ситуативно определять все условия, порожденные процессом сейчас, мы бы точно назвали траекторию, а не гадали бы в соответствии с меню, простите, ансамблем.

Рис. 19. Схема процесса

Принцип процесса вытекает из правильного понимания возможности и вероятности. Более-менее конкретно это будет звучать следующим образом: абсолютная возможность реализуется какой-то определенной вероятностью, и та, в свою очередь, моментально становится абсолютной возможностью. Процесс – это бесконечный переход из возможности в возможность каким-то конкретным («видимым») образом (учитывая множество систем координат и многое другое – он может казаться и «единственным», и многоликим). Глазу доступен именно один этот способ, сознание же допускает несколько «вероятностных» способов, в результате кооперации видимого и воображаемого рождаются объяснительные по своей сути (а следовательно, для науки никак не подходящие) понятия «случайности», «необходимости», «фатальности», «выбора» и т. п.

Принцип процесса важен для научного знания как никакой другой, понимание мира как процесса открывает мир процессов, то есть открывает сам мир, открывает возможность настоящего, истинно научного познания. Однако необходимо помнить, что ограничение процесса как принципа – абсолютно неправомерно, подобно изоляции сердечно-сосудистой системы от целостного организма. Все есть единый процесс, он состоит из множества процессов по правилу взаимовозможности. Это открытая система; введите ограничение, даже воображаемое, и вы порвете многие отношения, закроете систему, а то и вовсе превратите ее в простую сумму отдельных элементов.

Представьте себе жизнь как бесконечное движение, потоки, дыхание, взаимодействие, взаимопроникновение… А теперь – как нечто между рождением и смертью. То, что только что было живым процессом, стало вдруг состоянием, то, что было свободным потоком, свободным даже от назойливых координат (!), распространенным везде, сейчас стало линией на плоскости со множеством точек (состояний), сам процесс стал состоянием.

Итак, не ограничивайте процесс или забудьте о том, что когда-то слышали такое слово.

Приоритет «живого понятия» процесса и развития в психологии, вне всякого сомнения, принадлежит К.Р. Роджерсу, который, впрочем, использовал лишь описательный подход к этому феномену; а в философии одно из наиболее интересных воззрений на процесс принадлежит А.Н. Уайтхеду,[137]137
  Уайтхед А. Избранные работы по философии. – М.: Прогресс, 1990. С. 293–303.


[Закрыть] однако и у него мы видим скорее постановку вопроса, нежели его разрешение.

Впрочем, в настоящем издании нет возможности более или менее полно изложить теорию процессов, по значимости же она сопоставима с самой теорией принципа, и именно поэтому не хотелось бы комкать изложение. Может быть, она – одно из многоликих проявлений теории принципа, по крайней мере все, что мы говорили о собственно принципе, без преувеличения относится и к теории процессов. Более того, мы склонны считать, что сам процесс по сути своей – способ существования принципов. Сложное переплетение этих сфер должно быть принято нами как нераздельное единство, каким оно, исходя из принципа целостности, и является.

Принцип процесса непосредственным образом смыкается с принципом развития. Развитие, если рассматривать его несодержательно, также есть определенный процесс, который и может быть описан в несодержательных формулах, а потом использоваться в методологических целях для изучения любой развивающейся системы. В настоящем издании «эмпирические доказательства», а точнее, демонстрации работы этого методологического принципа – принципа развития – уже были представлены в разделах, посвященных развитию религии, философии, науки и психологии, а особенно подробно мы коснемся этого вопроса, когда будем рассматривать процессы формирования и развития личности.[138]138
  Курпатов А.В., Алехин А.Н. Развитие личности (психология и психотерапия). – СПб.: ИД «Нева», 2006.
  Этому вопросу посвящена книга «Развитие личности (психология и психотерапия)».


[Закрыть]

Сейчас же речь пойдет о четырех уровнях развития, четырех этапах любого процесса, которые определяются (выделяются) новой методологией. Любой процесс имеет четыре уровня, причем они настолько разительно отличаются друг от друга, что при переходе с одного уровня на другой подчас складывается впечатление, что это уже какой-то иной процесс, критерием же служит точка обзора, а она показывает, что в течение всех четырех этапов сущность процесса остается неизменной.

Рис. 20. Процесс развития

Кроме инвариантности принципиального устройства каждого из уровней, тождественны также механизмы и структуры переходов с одного уровня на другой. Здесь мы покажем самые важные моменты каждого из этапов и переходов. Положение на каждом из уровней вполне стабильно и имеет устойчивые характеристики, что позволяет нам говорить о «моделях».

Наконец, следует уточнить, что развитие – это процесс, каждый из этапов которого может стать продолжением следующего, а может выйти на тупиковый путь. По прохождении процессом всех четырех уровней его сущность меняется, а далее он готов снова пройти все те же четыре уровня, но уже будучи совершенно иным, не тем, что прежде, более того, учитывая уровневость переходов, он будет несопоставим с собой-прежним.

Овеществление описываемых далее уровней в каждом конкретном случае отличается завидным своеобразием, но «принципиальная» их структура – одинакова. Под принципиальным устройством моделей мы понимаем, образно говоря, пропорциональное значение каждого из принципов на каждом из уровней. То есть, хотя все принципы есть на всех уровнях (надо полагать это естественным), какой-то из принципов может быть более актуальным именно на данном уровне. Иными словами, значимость какого-то из принципов может быть больше, нежели другого, и тогда какой-то из них будет в большей степени определять модель.