Текст книги "5 наболевших вопросов. Психология большого города"

Как доставить родителям радость

– Не могу сказать, что у меня идеальные отношения с мамой. Иногда мы друг друга не понимаем и даже обижаемся. Самое непонятное для меня – то, сколько разных вещей в жизни ее огорчает, вызывает недовольство. Вроде бы глядим в одни и те же окна, ходим по одним и тем же улицам, телевизор один смотрим, но она видит в этом мире больше плохого, несправедливого и очень огорчается по этому поводу, а я… я вижу и то, и другое, и плохое, и хорошее, и очень много того, что может радовать.

У людей старшего поколения есть какая-то внутренняя готовность страдать, испытывать отрицательные эмоции по большему количеству поводов. Можно ли как-то это изменить?

Я очень хочу, чтобы моя мама прожила оставшиеся годы более счастливо, чтобы у нее было больше радости в жизни. Но как это сделать? То, что доставляет радость и удовольствие мне, – ее не радует. А иногда я просто не могу ей позвонить. Я понимаю, что это мой дочерний долг, я очень хочу узнать, как у нее дела, как здоровье, но… как представлю, что она мне будет рассказывать только о чем-то плохом, негативном… откладываю звонок на потом.

Никто из моих знакомых не может назвать отношения со своими родителями идеальными. Более-менее спокойные они у тех, у кого родители живут в других городах, и общение происходит в основном по телефону. Они делятся со мной своим опытом и «наработками»: а ты слушай вполуха, родители – они же все жалуются! На жизнь, на высокие цены, на грубых продавщиц в магазине, на соседей, на других родственников, на правительство…

Вот такой совет – пропускать все мимо ушей, только кивать согласно, не вдаваясь в подробности. А честно ли это? Мне кажется, не совсем. Это скорее позиция, оберегающая больше самих себя, чем близкого человека. Могу ли я что-то реально сделать для того, чтобы мама перестала огорчаться по пустякам и стала большему количеству вещей в жизни радоваться? Ведь на одно и то же событие можно смотреть по-разному и разные эмоции при этом испытывать.

Я мечтаю о том, что вот звоню я маме, а она мне сообщает о чем-то радостном, рассказывает о каких-то хороших людях, делах, ситуациях в своей жизни…

– Можем ли мы «переучить» ветеранов, нынешних пенсионеров? Можем ли мы, их дети и внуки, научить их получать удовольствие от жизни, если у нас есть возможность обеспечить им более комфортные условия жизни, субсидировать это мероприятие? Я думаю – вряд ли. Это не значит, что этого не надо делать! И нашу помощь они, конечно, примут. Но при этом надо понимать, что, к сожалению, наши субсидии, какими бы они ни были, не изменят психологию стариков. Они точно так же при любой возможности будут делать свои «заначки», экономить на всем, на чем только можно, тревожиться, что деньги не туда утекают и все стоит этих самых «бешеных» денег, даже если вопрос уже далеко не в деньгах. Еще они, принимая нашу финансовую помощь, будут сокрушаться, что мы «не тем занимаемся», и «все в стране неправильно», и вообще… К этому надо быть готовыми и не нужно вставать ни в какую позу или, что тоже часто бывает, чувствовать себя виноватыми.

Как это ни странно, но умение получать удовольствие и безмятежно радоваться этому удовольствию – это целая наука, которую в зрелом возрасте осилить нереально. Но любой человек, включая и ветеранов, способен хоть от чего-то получать удовольствие, пусть даже от той же самой экономии. И очень важно понять – от чего наши родители способны его получать, и дать им именно это.

Этим удовольствием для них может быть и просто человеческое участие, внимание к тому, что они пережили. У нас же в практике совершенно нет этого отношения к пожилым людям! Мы не умеем и не чувствуем. А они уже даже стыдятся того, что они – ветераны – «столько пережили, а так живем»… Слова «ветеран» и «пенсионер» фактически стали синонимами слов «бедный» и «нахлебник». Вот такой ужас. Но если мы проявим интерес к пожилым людям, будем уважительны к тому, что они сделали, это уже очень большое дело. Ведь то, на что они положили свою жизнь, являлось их ценностью, а сейчас по известным причинам обесценилось, было низвергнуто и дискредитировано. Нам кажется, что мы только транспаранты посрывали, а мы на самом деле людям всю их жизнь перечеркнули. И если мы сейчас одобрим их и поддержим, если мы сделаем это искренне, если мы проявим при этом свое эмоциональное участие, то у них возникнет ощущение, что все происходит правильно. Знаете, это ведь самое важное в жизни – ощущение, что все происходит правильно.

– Андрей, все именно так, как вы описали в своей классификации поколений. Способность к самопожертвованию ради семьи, ради детей и внуков, готовность заботиться о них, забыть о собственной жизни и удовольствиях ради других, даже не очень близких людей, – эта готовность, конечно, присутствует у многих людей старшего поколения. Моя мама, например, готова помогать всем своим подругам, она ухаживает за старенькой соседкой и тратит на это почти все свое время. Но я не вижу, чтобы она и от этого радость какую-то испытывала. Там ведь тоже сразу находится куча поводов для огорчений.

В одной из программ Андрея Курпатова, уже на Первом канале, было сразу две героини – дочка и мама. Одна из трудностей, из-за которых дочь решилась прийти на передачу и привести туда свою маму, как раз заключалась в том, что вроде и очень хотелось матери после выхода на пенсию пожить в свое удовольствие. Но вот эта готовность встретить плохое в отношениях, какой-то подвох, неискренность со стороны, в том числе, дочерей – «мне кажется, они меня используют только как няньку для внуков», – не позволяли ей избавиться от одиночества и доставляли настоящие страдания.

– И вот эту готовность к страданию я не готова поддерживать. Не готова в этом соучаствовать, потому что вижу, что человек своими собственными негативными эмоциями портит свое же здоровье. А потом еще и на него жалуется. Порочный круг какой-то…

– Вас здесь смущает, что человек вроде бы делает то, что хочет, а в результате сам на это жалуется?.. Помню, мы – внуки – говорили про нашу бабушку: «Мы сделаем все, как она хочет, но она все равно будет недовольна». Это обычная история, психология этого поколения. Люди с такой «закалкой» и этой «закваски» получают удовольствие не от удовольствий, а от того, что они отказываются от удовольствий.

Я часто в своих книгах привожу в пример мировоззрение стоиков. Стоик получал удовольствие не от того, чем баловались обычные римляне, а от того, что запрещал себе удовольствия, отказывался от них. В этом, вообще говоря, вся психологическая подноготная любой аскезы – навык получать удовольствие не от того, что ты балуешь себя, а от того, что ты овладеваешь собой и своими желаниями. Кстати, этот механизм хорошо понимают и больные анорексией – когда девушки ради достижения идеальных, как им кажется, форм почти полностью отказываются от еды. От того, что они вдруг перестали есть, они получают странное, ни с чем не сравнимое удовольствие – положительное подкрепление фактически деструктивного действия, идущего вразрез с витальными потребностями человека.

С биологической точки зрения это, конечно, абсолютный нонсенс – получать удовольствие от неудовольствия. Но Иван Петрович Павлов наглядно продемонстрировал в экспериментах, что на отрицательный раздражитель у животного можно выработать положительную ответную реакцию. В этом опыте собаку кололи иголкой и наблюдали, как после серии последовательных подкреплений пищей оборонительная реакция животного менялась на пищевую: собака начинала в ответ на укол выделять слюну и весело вилять хвостом. Поэтому на самом деле никакого парадокса тут нет – можно натренироваться получать удовольствие и от того, что ты от него отказываешься. А поколение, о котором мы говорим, другого «рефлекса», по всей видимости, сформировать у себя и не могло. Оно в принципе запретило себе удовольствие.

Впрочем, какая-то форма эмоционального реагирования у представителей этого поколения все равно должна быть. И такой формой реагирования становится… недовольство, раздражение и даже страдание. Весь вопрос в том, как мы это воспринимаем. Потому что если мы начинаем рассуждать, исходя из требований формальной логики («Ну ты же вроде сама этого хотела – помогать родным, близким, соседям и подругам? И ты это делаешь… Так радуйся!»), то получается бессмыслица. Что, впрочем, вполне закономерно, ведь психические реакции – это не логические законы, это сложившийся порядок вещей. А сложившийся порядок вещей здесь следующий: человек, по его внутреннему ощущению, не имеет права на удовольствие, запрещает его себе, поэтому, если даже он делает что-то, что ему хочется сделать, он или намеренно идет на неудовольствие, или заставит себя испытать неудовольствие в связи с тем, что он делает. В общем, в конечном итоге все получается вполне логично. Человек получает удовольствие (пусть и достаточно странное) от того, что он обрекает себя на переживание неудовольствия. Поставленная цель достигается – удовольствие устраняется. И в самом этом факте достижения поставленной цели есть своеобразное удовольствие. Деструктивно, но внутренней психической механикой вполне оправдано.

– Ваш совет – принимать участие в этих, с вашей же точки зрения, деструктивных устремлениях?

– Не принимать участие… Здесь самое главное – не обижаться и не раздражаться. Проблема-то в чем? В том, что мы, следуя своим «блистательным» логическим умопостроениям, начинаем раздражаться на стариков. А ведь можно и не раздражаться, а просто принять это как факт, внутренне принять.

Например, мы заядлые кошатники, а у какого-то нашего друга аллергия на кошачью шерсть, мы же просто принимаем это как данность. И когда этот друг появляется в нашем доме, мы свою кошку прячем, пылесосим ковры и так далее. Мы не раздражаемся на него и не думаем про себя: «Вот какой подлец! Сейчас придет и будет тут кашлять надсадно!» Не раздражаемся, да?

Но почему там, где это касается физиологии, мы готовы все понять, а там, где речь идет о психофизиологии, мы понимать отказываемся? Нам почему-то кажется, что человек может взять и сам себя переделать. Глупость. Физиологию куда легче переделать, чем изменить психологические константы! Ведь большую часть действительных изменений психики инициируют не слова и даже не внутренние решения человека, а внешние обстоятельства. Единицы способны сами увидеть свои психологические ошибки и исправить их.

Быть может, Дмитрий Сергеевич Лихачев и не стал бы требовать от нас отказываться от удовольствий, хоть он и принадлежал к старшему поколению. Впрочем, я в этом совсем не уверен, но, по крайней мере, те гуманистические ценности, которые он исповедовал, оставили бы за нами, я думаю, некую свободу выбора в этом вопросе. Андрей Дмитриевич Сахаров, вероятно, тоже был бы вполне демократичен – позволил бы нам самим решить, быть или не быть удовольствию. Но это единицы – уникальная история, когда человек живет вопреки истории.

А вот Солженицын, например, предложил бы нам, вероятно, повременить с нашими удовольствиями, отложить их до поры до времени, до момента торжества той великой цели, которая кажется ему более ценной, чем наше конкретное удовольствие. ГУЛАГ канул в Лету, Сталин – опозорен, свобода выдана, гласность восторжествовала, Нобелевская премия получена… Но нет, недоволен, причем – всем. Дитя своего времени – отказ от удовольствий и служение эфемерной «великой цели». Даже те, кто ненавидели Советский Союз, жили в Советском Союзе и как следствие – впитали в себя систему его внутренней организации. И хоть по содержательной «начинке» они отличаются от «верных ленинцев», по структуре – абсолютно им идентичны.

Мы ничего не можем с этим поделать, мы должны принять это как факт. Не осуждать, не пытаться с этим каким-то образом бороться, основываясь на убеждении, что это неправильно. Это для нас – неправильно, а для них – норма. Принимая другого, мы должны принимать его во всей этой его внутренней логике. Нельзя иначе. Нельзя принять в человеке половину, а вторую отправить на переделку. Если это дорогой, близкий нам человек, мы можем улучшать условия его жизни, помогать ему в каких-то делах, которые он на себя добровольно взваливает. Но осуждать нельзя. Наша праведная борьба не приведет ни к чему, кроме как к разрушению его и наших с ним отношений. А это не созидательно. Нам же все почему-то кажется, что вот сейчас мы как-то напряжемся, откроем ему глаза, он все поймет, тут же переменится и скажет нам: «Елки-палки, я же всю жизнь жила неправильно! Спасибо, дочка! Я все поняла – зря я себе отказывала в удовольствиях, зря положила на тебя и твоего отца свое здоровье и молодость свою проворонила! Зря! Спасибо! Сейчас все брошу и буду жить в свое удовольствие!» Конечно…

– Мне кажется, что люди старшего поколения не только не умеют получать удовольствие от жизни – они не очень хорошо понимают, от чего, от каких вещей его можно получать. Как правило, их интересы очень ограничены.

Я по-настоящему завидую западным пенсионерам. Вот идут они по нашим историческим улицам, осматривают наши достопримечательности – вроде бы совсем старенькие, но с такими молодыми горящими глазами!

Мы же безошибочно определяем иностранцев, и давно уже не по одежке, а по выражению лиц. Смотрю на них и завидую: они ЗНАЮТ, как залихватски жить после выхода на пенсию, и умеют это делать.

Наверное, дело не только в том, что у европейцев, американцев, японцев есть деньги на путешествия по миру, а у наших пенсионеров – увы, нет. Мне кажется, что просто у них шире спектр интересов, они умеют увлекаться многим, и поэтому им просто интереснее жить.

У нас же обычно у людей интересов ближе к пенсии остается совсем немного. Копаться на своем садовом участке, собирать на книжных полках русскую классику и протирать там пыль, иногда перечитывать исторические романы, смотреть какое-то кино и сериалы. Да, грибы-ягоды. Ходить в театры и музеи – это было принято и положено в советские времена, и вот осталась некая ностальгия по театру, Третьяковке и Эрмитажу. А что еще? И может ли появиться это «что-то еще»?

– Могут ли сформироваться в зрелом, пожилом возрасте, «за пятьдесят», какие-то новые интересы, хобби, которые приносили бы нашим родителям радость? Как сделать так, чтобы эти интересы возникли?

– Если вашим родителям или другим близким людям 40–50 лет – можно, потому что это уже люди, которые так или иначе приспособлены к «разрушению границ». А вот если им за 60 и, как говорится, все в этом смысле «запущено», то, думаю, уже нельзя.

– Андрей, ну это почти приговор, честное слово. Вы говорите о том, что после выхода на пенсию каких-то новых интересов у человека появиться не может?

– Может, но все равно это будет некая отсылка к чему-то прошлому, что было там, в их предыдущей жизни. Чего-то принципиально нового, скорее всего, не возникнет. Интересы – они ведь тоже тренируются, как обычные навыки и умения. Если нам в детстве не рассказали, как замечательна живопись, то в зрелом возрасте у нас будет не так много шансов стать поклонниками изящных искусств. Эстетические потребности тоже необходимо развивать, прививать, говорить о них. Чтобы это случилось «вдруг» в преклонном возрасте – такое явление скорее исключение, чем правило.

Возможны отсылки к прежней жизни. Причем, скорее всего, это будет что-то практичное, они не будут делать ничего, что бы не имело некого практического выхода: если вязать, то – носочки. Есть, конечно, отдельные вещи, которые делаются исключительно «для красоты», ведь длительное время мы существовали в условиях жуткого дефицита красоты. Пожилые люди, у которых от природы есть эстетическое чувство, будут, конечно, его реализовывать. Правда, зачастую весьма специфическим образом. Например, моя бабушка все время делала какую-то «красоту» у себя дома – бесконечную и аляповатую. Какие-то рамочки, вазочки, цветочки, вязались разные салфеточки. Не было красоты в их жизни, а ей всегда этого хотелось, вот на пенсии и реализовалась мечта.

Мне кажется, что в целом человеку может быть вполне комфортно, если он имеет возможность просто делать то, что ему хочется делать, не встречая при этом негативной оценки. Если же пожилой человек слышит: «Ну зачем ты это делаешь?!», то он начинает сердиться, и его вполне можно понять. А если уже в ответ на эту его реакцию мы добавляем: «А чего ты сердишься, я же дело говорю!», то таким образом мы бьем сразу по двум позициям, по его действиям и по его реакции, которая нам тоже кажется «неправильной». Так что зачастую это наша, а не их проблема. Наша, а не их ошибка.

А вот наше стремление навязать пожилым людям свои увлечения, свои способы получения удовольствия – это, знаете, из оперы «благими намерениями…» Это как гетеросексуал, который рассуждает о гомосексуальном человеке: «Ну что же он с женщинами-то не спит?» Ну не получает он от этого удовольствия, что с этим поделаешь?! И вы ему никогда не объясните, что он устроен неправильно и все на самом деле по-другому. Ну расскажете вы ему, как здорово с женщиной. Он вас послушает внимательно, покивает головой и… все, спасибо за ценную информацию.

Мы уже говорили с вами об одиночестве. Весь драматизм этой ситуации в том, что когда вы говорите своей маме: «Я не могу этого принять, потому что я хочу, чтобы тебе было лучше», а она вам отвечает: «Ты говоришь какую-то ерунду, потому что мне тут надо идти помогать подружке или соседке», – вы друг друга не слышите. И в этот момент увеличивается ощущение одиночества. У обеих…

Для того чтобы пережить конфликт с родителями, нужно понять, что вы не можете их изменить. У вас никогда не будет другой мамы, только та мама, которая есть, или та мама, которую вы любите. Я могу скептически относиться к каким-то взглядам своих родителей, но при этом я прекрасно понимаю, что это мои родители и хорошо, что они именно такие. Были бы они другими, я был бы другим. Хотел бы? Нет, и так нормально.

На самом деле, тут все достаточно просто: выйти из состояния конфликта – это наш сыновний и дочерний долг, а вот искать развлечений для своих родителей – это уже не наша обязанность. Наш долг – принять их такими, какие они есть. Это не значит, что мы должны потакать им в том, что кажется нам глупостью, но это и не повод строить своих родителей в соответствии с нашим личным представлением о жизни. Всегда можно найти разумный компромисс.

Наши родители хотят, чтобы мы звонили им просто так, а не по делу. Они не знают, что сейчас такая жизнь, что не по делу друг другу не звонят. И очень хорошо, когда есть некое дело к другу, товарищу, родственнику, потому что это повод оставить другие заботы и провести какое-то время с ним под благовидным предлогом «дела». Ну не знают они. И если мы звоним «по делу», они обижаются – мол, я тебе только для того-то и того-то нужен, а так тебе на меня наплевать и так далее. Допустим. Но вы знаете это о своих родителях. Что вам мешает позвонить им два раза? Сегодня – «просто так», а завтра – с тем делом, которое у вас к ним возникло позавчера. Ничего не мешает, но вы находите форму, не травмируя их, не пытаясь переделывать и переучивать, привести ваши отношения с ними в счастливое состояние.

– Такое ощущение, что включаешься при этом в какую-то игру, в которой теряются настоящие человеческие чувства…

– Для любого родителя важно, чтобы мы звонили ему «просто так» (если, конечно, он не аутист и не интроверт-шизоид по типу личности). Нашим родителям хочется чувствовать, что их дети о них беспокоятся, что их детям интересно, как у них идут дела, что у них со здоровьем все в порядке, какие у них домашние хлопоты и заботы. Ну хочется! Хочется чувствовать, что у них есть сын или дочь – настоящие, живые, внимательные и заботливые, такие, какими их хотели воспитать. И это родительское желание – абсолютно искреннее, настоящее.

Возможно, мы с вами как-то иначе представляем себе счастье родительской любви. Возможно, мы хотим, чтобы нас любили иначе, другое в нас видели, иначе нас понимали. Возможно, мы хотим, чтобы наши интересы ими тоже учитывались и они понимали, что нам действительно скучно слушать мамин рассказ о том, что она где-то купила какую-то ерунду, сэкономив при этом три копейки, а папа выступил на собрании домоуправления с разгромной речью. А интересует нас, например, чтобы они, наконец, уже сходили к врачу и сделали электрокардиограмму, как мы договаривались, чтобы мы поняли – надо нам уже их госпитализировать немедленно или еще время терпит и можно на время об этом забыть и заняться насущными делами. Да, возможно, мы хотим, чтобы нас любили и понимали иначе. Но!

Но мы, их дети, искренне хотим, чтобы у наших родителей было хорошее настроение, чтобы у них все было в порядке. Нам хочется, чтобы они не волновались, не тревожились и радовались тому, какими они нас воспитали. И мы делаем так, чтобы они это чувствовали. И мы делаем это, потому что нам эти их чувства очень дороги. И что в этом такого? Смущает, что нас не любят так, как бы нам того хотелось?

– Честно говоря, да. Раньше мне даже иногда казалось, что мама любит не меня, а мои фотографии и статьи о моих успехах, которые можно прикрепить на рабочий кульман. Это действительно присуще нашему старшему поколению – воспринимать и оценивать своих детей по тому, как они «проявились» в социуме, как о них думают и что про них считают и говорят другие люди. Вот такое социальное «кривое зеркало» между нами…

– Да, есть такое дело… Но ведь она радуется этим статьям – о вас, о ваших успехах. Пусть даже она думает, что это именно ее заслуга. Но она радуется. Иногда мне кажется, что настоящий поступок – это когда мы способны радоваться чужой радости, не рассчитывая на то, что с той стороны в аналогичных обстоятельствах поступят так же.

Так давайте же поступим следующим образом: мы переступим через то, что родители любят нас не такими, какие мы есть, но зато мы принимаем их такими, какие они есть, и поможем им быть счастливыми – в том коридоре, который они сами себе позволили. Это ведь совсем несложно…

О другом бы подумать надо, сделать для себя правильные выводы из этой беседы с Андреем Курпатовым, но не дает мне покоя мысль о том, «куда катится мир», гипотеза Капицы. Если, действительно, каждое следующее поколение приходит на смену старому быстрее, чем предыдущее, время «схлопывается», то уже в самом скором будущем каждые пять, три года, год мы будем свидетелями явления в мир совершенно новых людей, с которыми непонятно как и разговаривать-то надо, а не то что воспитывать.

Впрочем, Андрей, кажется, предложил универсальную воспитательную стратегию «для всех времен и народов»: давать ребенку то, чего ему не дают в существующей социальной среде. И этот совет дорогого стоит.

А если вернуться к настоящему и недавнему прошлому, то приходится констатировать факт: у нас нарушилась не только «связь поколений», плавный, естественный ход их смены. Старшие и более молодые поколения сегодня разделяет не столько идеологическая пропасть, сколько разная ПРИВЫЧКА ЖИТЬ. А это – конструкция с психофизиологическими корнями. А привычки меняются сложно. Если вообще меняются. И трудно ждать этого от зрелого человека.

У каждого поколения есть своя «правда». Она не перестает быть их внутренней правдой – вне зависимости от разных исторических разоблачений. И если мы пытаемся доказать и показать, что эта правда – совсем не правда, мы тем самым перечеркиваем их жизнь. Стоит ли овчинка выделки?

Старшие поколения – они такие, и их не переделаешь, хоть это иногда и звучит как приговор. И вот в который раз звучит это главное «психотерапевтическое» слово – ПРИНЯТИЕ.

А я снова под занавес выдвину нахальную гипотезу об эксклюзивности поколения 30–40-летних. У «среднего» поколения, кажется, есть уникальный шанс – понять и принять как своих детей, так и своих родителей. Умом и сердцем.