Текст книги "Дикие домохозяйки. фантастика, шпионский боевик"

– То есть – если такого устройства не было бы… Болезней и расстройств мозга было бы куда больше?

– Ну… – доктор поморщился, что его прервали, – Да. Вот именно. Вы сформулировали вполне верно.

– Прошу прощения, что перебил. Пожалуйста, продолжайте.

– Н-да. Так вот: болезней и расстройств психики, согласно статистике, и вправду, за последние шестьдесят лет стало в разы меньше. Ну, то есть – с тех пор, как начали массово, в обязательном порядке, устанавливать Предохранители. Тогда, кажется, в самом начале, кто-то протестовал, но потом это, это… Говорю же: стало таким же привычным делом, как прививки!

И, насколько мне известно, ещё не было отмечено случаев проблем, или болезни, спровоцированных таким… Устройством. Разумеется, я практикую всего двенадцать лет, и – только здесь. Про другие Госпитали сказать ничего не могу.

– Благодарю вас, доктор Руффини. Другие Госпитали нас сейчас не интересуют. Теперь главный вопрос. – Макс невольно кинул взгляд на Дик. – Где-нибудь в других странах устанавливают такие же, или аналогичные устройства?

– Ну… Насколько мне известно – нет.

– А… Обнаружить Предохранители в черепах иностранцев их аппаратура позволила бы? – Макс как бы невольно стиснул подлокотники кресла, на котором сидел.

Доктор какое-то время молчал, уставившись невидящим взглядом в снимки, лежащие перед ним на столе.

Затем вполголоса произнёс:

– Конечно. Вот оно в чём дело. И как это я сразу… – он поднял голову. – Да, их средства диагностики вполне могут выявить такие… М-м… Импланты. Легко.

– Я вижу, доктор, вы поняли. Да – во время второй Мировой сотрудники Германской внутренней Службы Безопасности, так называемого Гестапо, как раз таким способом и выявляли шпионов: нестандартно наложенные стежки швов, другая техника установки, и материалы пломб или коронок… Шрамы от прививок. Всё это позволяло зацепиться за подозреваемого. А уж последующие неизбежные допросы проводили штатные садисты… – от Макса не укрылось, что лоб побледневшего доктора покрыла испарина.

– Поэтому мы и прибыли. Интересы Национальной Безопасности требуют, чтобы вы извлекли эти Предохранители из черепов наших сотрудников, которым… Предстоит работа за пределами Страны.

– Понятно. Да, понятно… Я согласен, конечно… Но вы должны дать мне письменные указания! Такие операции раньше, насколько я знаю, никто не производил!

– Всё верно. В вашем Госпитале мы их раньше и не производили. Однако наше обращение именно к вам вызвано обстоятельствами, обсуждать которые я не уполномочен.

И – разумеется, доктор: я дам вам все необходимые письменные указания. И этот документ останется у вас. Более того: уже вам придётся дать мне подписку о неразглашении. Её я заберу с собой. И, надеюсь, вы действительно сознательный Гражданин и Патриот. И будете молчать ради интересов своей Страны и без подписки!

Кстати, Идентификаторы, – Макс указал на своё запястье, – тоже придётся извлечь! Потому что и они применяются только нашей страной.

Когда их провели (Майлза – провезли, и так, прямо на каталке, и оставили. А молодец: увидав их он даже шевелением брови не дал понять, что знает их!) в комнату с надписью «Амбулатория», Дайана поняла, что операции, которой она боялась ещё больше, чем предстоящего «задания», не избежать. Она достала спрятанную записку, и не придумала ничего лучше, чем съесть её. Дик посмотрела на неё недоумённо, затем вспомнила – и кивнула: мол, поняла!

Вовремя: вошла сосредоточенная медсестра, и велела им переодеться.

Голубую робу и широкие брюки натянули быстро. Затем и они забрались на каталки, и их накрыли простынями. Дайана поёжилась – не то от холода, не то всё от того же страха… Никогда до этого её не оперировали!

Подготовка к операции заняла не более пятнадцати минут. На затылках Дик, Дайаны и Майлза появились выбритые пятачки размером с долларовую монету: Макс настаивал, чтобы выбритый участок сделали небольшим: якобы, нет времени на ожидание, пока он зарастёт волосами…

Так что Дайана с внутренним содроганием ощущала – не грубые и не нежные, а просто равнодушно-профессиональные! – касания кожи своей головы старинными ручными ножницами, узеньким бритвенным станком, и резиной перчаток медсестры в маске, натянутой до сосредоточенных цепких глаз. И ждала.

Затем её и остальных повезли в операционную. Её каталка чуть поскрипывала задним колесом, и этот звук слышался в ушах громче, чем сигнал учебной воздушной тревоги, отдаваясь даже в зубах… Или это – от страха ей так кажется?

Вот теперь она поняла, почему потолки в Госпиталях такие нейтрально белые, и везде так тихо: чтоб не навевать пациентам дурацких мыслей…

Каталки с ней и Дик оставили в как бы предбаннике, а первым выбрали Майлза.

Поскольку объяснить ему ничего не успели, а только сказали, (вернее – прошипели!) что «так надо», он смотрел… мрачно. И явно что-то подозревал. Нехорошее. Но помалкивал. А молодец!

И уж пока он находился в операционной, они обе только и переглядывались, не смея переговариваться под взглядами дежурящей на стуле медсестры.

Ожидание, длившееся, как показалось Дайане, вечность, по прикидкам Дик заняло не более двадцати минут. Быстро, если учесть общую анестезию. Затем пришли за Дайаной.

Дик, оставшись одна, почувствовала облегчение – часть ответственности за девушку теперь словно сняли с её плеч, и возложили на доктора Дино.

А молодец, кстати, эта Дайана. Саму трясёт, лицо – белее потолка, а молчит и терпит… Вот повезло балбесу Максу – похоже, его и вправду… Любят!

Дик подняла глаза к потолку, и попыталась обратить взор в будущее.

Что же им делать после операции? Где искать проклятых изменников?!

Быть может, стоит попытаться восстановить маршрут, которым двигался полковник? Неспроста же он полетел сразу в Вашингтон! Значит, понимал, что информация может быть сообщена только начальству куда выше, чем Шеф региональной Конторы!

И кто же это? Министр Обороны и Внутренней Безопасности? Или САМ?..

Вот уж – Ха!

Дайана приходила в себя медленно и мучительно.

Сознание пробивалось сквозь вату и кружение с трудом. Вокруг что-то поскрипывало и постукивало. Гудело… Шептало. Или это – чьи-то голоса?..

Где-то глубоко внутри она знала, чувствовала: она должна! Выплыть из липкой чёрно-фиолетовой и бормочущей глубины к свету. Туда, где её ждёт Макс! Туда, где ей предстоит что-то важное… Что-то…

Ах, да – надо спасать страну…

Нет, не так: помочь любимому спасти эту самую Страну!

Вот ей уже и лучше. Она всё вспомнила.

Заставила себя открыть глаза. Проморгаться.

Вокруг – всё белое. Зрение удалось, наконец, сфокусировать.

Вот в чём дело – она же в больнице. В одной из палат Госпиталя. Конечно, и стены до половины, и потолки здесь… Всё такие же белые. Ладно, нужно бы оглядеться.

Ага – вон каталка с Майлзом. Насколько она помнит, она и сама тоже лежит на каталке. А вон завозят Дик. Похоже, шум открываемых дверей операционной и разговоры ассистентов и разбудили её.

Каталку с Дик поставили почти вплотную к её.

Она хотела сказать, что так она не сможет встать. Но горло и язык почему-то не слушались. И вообще – чувствовала она себя, словно год назад, на вечеринке у Рождера. Когда паршивцы мальчишки намешали в «пунш» запрещённого для детей спирта: глаза видят, тело – не повинуется, и само – не двигается.

Открылась другая дверь. Вошли Макс и доктор… Доктор… Чёрт, как же его?.. Неважно: они подходят к ним. Доктор смотрит в глаз Майлзу, оттянув веко. Говорит.

– Порядок. Уже через несколько минут они придут в себя. Даже уйти смогут сами. Я попросил доктора Липхардта делать отверстие поменьше – оно затянется буквально за пару недель. Ну а сейчас посмотрим девушек…

Однако осмотреть «девушек» доктору не удалось. У Макса вдруг зазвонил телефон.

Сказав «простите, доктор», Макс отошёл в угол. Однако Дайане (да и доктору наверняка!) было всё равно отлично слышно чей-то лающий грозный голос, буквально выкрикивающий какие-то приказы и распоряжения, на которые Макс отвечал:

– Да, сэр! Так точно, господин полковник!.. Как вы сказали?!.. Есть, сэр! Слушаюсь! Есть, немедленно, сэр! – голос рявкнул что-то на прощанье, запикал отбой.

Макс с перекошенным бледным лицом развернулся к доктору:

– Приношу свои извинения, доктор. Боюсь, вам придётся «обработать» ещё одного пациента. Меня!

Глаза Дайаны как-то сами вдруг закрылись, и кружение чёрно-фиолетовых полос и сине-розовой тьмы вновь увлекло её сознание куда-то вниз, вниз, в пучину забвения…

Следующее «выплывание из ваты» состоялось, наверное, ещё через полчаса.

Прошло оно куда легче и безболезненней. Зато теперь её тошнило.

Открыв глаза, она обнаружила пустой каталку, на которой только что лежала Дик.

А-а, вот оно в чём дело: судя по запаху Дик уже воспользовалась ведром, кем-то предусмотрительно поставленным в углу… А сейчас рассматривает свою перебинтованную голову в зеркале на стене.

Словно почуяв, что на неё смотрят, Дик обернулась. Улыбнулась Дайане. Подошла, захватив ведро.

Как вовремя!..

От звуков проснулся и Майлз. Недоумённо вначале, а затем – с пониманием, он глядел на них. Но – молчал. Затем Дик спросила Дайану:

– Встать сможешь?

– Наверное… Попробую. – с помощью очухавшейся «коллеги по работе» это удалось. В больничной одежде Дайана чувствовала себя глупо. Хорошее настроение ей вернул Майлз, буркнувший:

– Повезло же этому козлу – у его девушки даже в этих ужасных шароварах задница как задница! А мне вечно достаётся что-то маленькое, жилистое и мосластое…

– Смотрите-ка, кто тут у нас заговорил. – Дик подошла к напарнику, – Будешь много выступать на мою задницу, останешься с каким-нибудь другом: «О, дорогой! Ты не почешешь ли мне спинку? Фу, противный!» – она манерно махнула ладошкой, так, как это делают мужчины нетрадиционной ориентации.

Дайана фыркнула, Майлз надул было губы. Затем тоже рассмеялся.

Однако их смех быстро утих: он сильно отдавался в затылке, где явственно ощущалось и биение крови, и боль. Это, очевидно, рассасывалась местная анестезия. И нервы кожи головы вновь обретали чувствительность.

Чёрт, а болит-то… Сильно.

Дайана на разъезжающихся ногах кое-как проковыляла к зеркалу.

Нет, в лице ничего не изменилось. Хотя… А-а, это она из-за «делового» грима выглядит такой… Такой взрослой, и уверенной в себе. Вот уж – великое изобретение! Она вернулась к каталке и села:

– А Максим… Ещё на операции?

Майлз недоумённо покачал головой. Дик пожала плечами:

– Я не знаю.

Дайана коротко рассказала, что слышала во время краткого «включения».

Подумав, Дик решила:

– Значит, будем ждать его в кабинете у доктора Руффини. Вот только оденемся.

– Интересно, во что? – Майлз не торопился скидывать простыню и вставать. Ну правильно: его-то одежда – осталась в реанимационном отделении!

Проблему решила Дик, нашедшая кнопку вызова персонала. Вошедшей сестре она вполне деловым, почти как у Макса, тоном сказала:

– Будьте добры, нашу одежду из Амбулатории, и… Халат для мужчины.

Дайана отметила, что приказному тону, возразить на который даже и мысли не возникает, Агентов, наверное, тоже учат на каких-нибудь «Курсах». Вот бы и ей такой пройти!

Впрочем, против Макса вряд ли даже это поможет!

Макса ввела в кабинет доктора медсестра, примерно через полчаса после того, как они перебрались туда. Доктор встал навстречу, и помог усадить «внепланового» пациента на кресло. Дайана отметила, что её парень выглядит… Неважно. Нахмуренный лоб, крупные капли пота, землистого цвета кожа. Дик злобным тоном буркнула:

– Поздравляю! Что, приятно оказаться со смертниками в одной лодке?

Макс грозно глянул на неё, но сразу подхватил мяч:

– Зато я буду главным в вашей группе. Резидентом. А вы – простые полевые агенты. – и, словно спохватившись, к доктору, – Доктор Руффини! Надеюсь, вы понимаете, что любые наши разговоры…

– …должны остаться в стенах этого кабинета! – доктор дёрнул щекой, – Можете не сомневаться. Материалы об операции уже удалены из базы данных. А вот, – он протянул кювету с восемью крошечными капсулами. – ваши Предохранители и…

Идентификаторы. Вы просили передать их вам… Верно, конечно: пока вы здесь, в стране, вам придётся пользоваться ими.

Но, очевидно, лучше всего закреплять их к запястью простым скотчем. У меня как раз есть телесного цвета. – он вынул моток и передал Дик, протянувшей руку. Скотч скрылся в боковом кармане её куртки. Туда же перекочевали и Идентификаторы.

Предохранители, покатав на ладони, Макс просто ссыпал в свой карман.

– Благодарю вас, доктор Руффини. От лица Правительства США, и Службы Безопасности. И от себя лично. – на лице Макса если и было нарисовано выражение, от благодарности оно отличалось, как тыква от задницы. Очевидно, додумалась Дайана, это должно означать, что Макс, да и все они, отнюдь не в восторге от своей будущей «Миссии».

А ведь и правда – она и сама за рубежом никогда не была, да и не слышала, чтобы хоть кто-нибудь из знакомых побывал. Там, за границей, точно никому их Идентификаторы не нужны. Как их учили в Учебке – технология и наука на уровне Средневековья.

И что весь остальной Мир пребывает в нищете, болезнях и жутких последствиях от оставшейся почти повсеместно радиации, хотя так называемая «ядерная зима» закончилась задолго до её появления на свет. Что мутантами и уродами там рождается каждый второй младенец. Что кое-где даже нет электричества и хлорированной воды!

Гос-с-споди…

Какое счастье, что им не придётся и правда, туда ехать!

И, если уж совсем честно – она и не представляла, чем таким серьёзным могли бы угрожать её Стране эти жалкие остатки других стран, влачащие сейчас полунищее, весьма близкое к банальному выживанию, существование.

Недаром же им всем высылают ежегодно столько Гуманитарной помощи!

Состав преступления

Уильям снова удивился: по запаху, что ли, этот псих их находит!..

Или… Чутьё? Как у терьера на крыс. Опасных крыс – с автоматами и ракетами…

То, что Скотт Маккерфри как никто другой умеет обнаруживать Бункеры врага, не было секретом и для начальства. Поэтому они с напарником и летают чаще других. Утомительно. Но – отлично оплачивается. Скотт хвастался, что уже прикупил огромный стереовизор – роскошь, недоступную даже большинству коллег-третьеуровневиков.

Несмотря на хорошие деньги, Уильяму всё меньше нравилось работать с Маккерфри. Всё же тот слишком… Экспансивен. Радикален. Жесток. Даже иногда чем-то напоминает, скорее, всё же не терьера, а боевую таксу: такая и в любую нору залезет, и за ногу не то, что барсука – тигра не постесняется ухватить! Да ещё с радостным рычанием.

– Зависаем, второй. – последовала команда от ведущего.

– Принято, первый. Зависаем. – Уильям выбрал штурвал на себя, плавно развернув штурмовик так, чтобы описать носом с детекторами и радаром полный круг. Чисто!

– Чисто, первый.

– Работаем. Цель – разбитый бронетранспортёр возле сгоревшего дерева. Вход должен быть где-то рядом.

– Понял. Выпускаю «Крота». – тяжёлый «Крот» вывалился из трюма, сильно качнув, несмотря на чёртовы стабилизирующие дюзы, машину Уильяма. Приземление прошло штатно, струи из тормозных дюз подняли тучи пыли, быстро, впрочем, осевшие. Отщёлкнулись крепления, гусеничная машина съехала с посадочной грузовой платформы по пандусу.

Грузовая платформа, снова взметнув выхлопом остатки пыли, вернулась в открытый люк трюма за каких-то десять секунд.

– Всё ещё чисто. Выпускаю «Гризли», – голос Маккерфри как всегда чуть подрагивает в предвкушении. Уильяма же все эти приготовления к основной части «работы» оставляли равнодушными. Вероятно, именно те эмоции, что испытывали древние охотники, с примитивным копьем с кремниевым наконечником выслеживающие мамонта, или саблезубого тигра, ему-таки недоступны. Или попросту – чужды. Он – не охотник.

Он – инженер-оператор.

Он старался только делать всё чётко – как на симуляторе.

Нервничать он начинал позже – дома, лёжа без сна рядом с умиротворённо сопящей женой, и думая, порядочно ли убивать людей вот так, как убивают они – бригада Зачистки. Абстрагированно. Дистанционно.

И – абсолютно безнаказанно. Ну то есть – точно так, как делают подростки во всех этих чёртовых «стратегических играх»…

А ведь раньше даже те же самые охотники на крупного зверя так не поступали: у львов и слонов были, пусть крохотные, но – шансы отправить человека, пусть уже не с копьем, а и с «продвинутым» тяжёлым ружьём туда… Где уже оказались те из его Предков, кто послабей – в небесную Валгаллу, вход куда открыт только павшим в честном бою Воинам!..

Впрочем, свои мысли насчёт «нечестности» и «непорядочности» Уильям старался держать глубоко внутри, не позволяя себе делиться даже с Лоис – вероятнее всего всё же из опасения, что квартира на прослушке, а вовсе не из желания снять со своей совести часть ответственности.

«Гризли» – шустрые и до зубов вооружённые микророботы – прекрасно спускались и на парашютах. Вот они отстегнули огромные, камуфлированные в буро-чёрные тона, купола, и деловитой сворой окружили «Крота».

Тот двигался не торопясь. Но – и не мешкая напрасно.

Своими действиями он всегда напоминал Уильяму грибника. Правда, грибник, найдя большое гнездо, не травит находку ядовитым газом. И оставляет нетронутой грибницу – для восстановления плодовых тел, снова отрастающих из мицелия.

А вот их задача – как раз уничтожение найденной группы сопротивления под корень. Зачистка!.. Уильям сплюнул. Мысленно.

Напарник в который раз оказался прав: «Крот» обосновался в трёх шагах от сгоревшего дерева – между ним и бронетранспортёром. Видать, детекторы и газоанализаторы чётко определили место входа, и просвечивание сейсморадарами позволило рассчитать, где основные пустоты-помещения, спрятанные за многочисленными кессонами и шлюзовыми, и многометровым бетонным сводом. Взрывы от сейсмозарядов были, разумеется не слышны, но то, что почву сотрясают микроземлетрясения, Уильям знал прекрасно. Акустические сенсоры «работают» до глубины в полкилометра.

Впрочем, такие, полевые, Бункеры, и не могли быть слишком большими и глубоко зарытыми. Плохо лишь то, что взрывы ощущают те, на кого они… «Охотятся».

Вышла буровая штанга, и сверление началось. Уильям снова сделал полный круг – нет, чисто. Собственно, теперь, когда на земле пять «Гризли» можно было и не следить за небом и почвой: маленькие убийцы сами отследят и пристрелят того, кто не посылает пятьдесят раз в секунду сигнала «Я – свой!».

– База, база, я – Фокстрот восемнадцать. Нашли Бункер. Подтверждаю. «Крот» начал бурение. – голос Маккерфри буквально дрожит от предвкушения. А что ему – вот лично ему! – сделали грязные и оборванные люди с примитивными автоматами и ручными гранатами, сидящие сейчас там, внутри подземного убежища, всего-навсего защищающие – вернее, пытавшиеся защитить! – свою родину?! У них даже не осталось ракет, чтобы хоть как-то ответить подавляющему своим «технологическим превосходством» агрессору!

Думая об этом, Уильям невольно сильнее сжимал похолодевшими ладонями штурвал. Тот отреагировал – включил подогрев. Проклятье!.. И здесь «забота об операторе!»

– Внимание, Фокстрот восемнадцать. Слышу вас хорошо. Поняли, подтверждено обнаружение Бункера противника. Высылаю «Атланта» с бригадой санитарной обработки.

Вот уж необходимости этого Уильям никогда не понимал: почему нельзя все трупы просто – оставить в Бункере? Досмотр и обыск мертвецов казался ему кощунством: словно они подло, исподтишка, предательски убили беззащитных, да ещё и обобрали павших – не в бою, а приконченных, словно крысы, отравляющим газом, солдат…

Кажется, так поступали нацисты. Впрочем, знает об этом только он.

Да и то – только потому, что добрался до подвала с дедовской литературой.

Об этом подвале до сих пор не знает даже жена – старинные, выпущенные до Переформации, книги, запрещены, и если бы кто-то узнал, не видать бы ему этого тёплого и прибыльного места работы. Но вот совесть…

Совесть придётся пока засунуть в задницу – из выходного люка начали выбираться солдаты противника. Нужно быть готовым поддержать «Гризли» бортовым огнём штурмовика! Он буркнул: «пулемёты к бою!» Машина защёлкала – стволы повыдвигались.

Нет, машинки-убийцы справились сами. «Крот» в безопасности, атака захлебнулась. Да и то – атака! Десяток почти безоружных и еле передвигающихся от недоедания солдат в куче разномастной одежды, кажущихся, скорее, нелепыми шарами, чем «боевыми единицами».

Да, там внизу – минус пятьдесят. Цельсия. А уж привычного Фаренгейта!..

На пульте замигал зелёный огонёк: буровое долото пробило свод, и газ пошёл.

Всё. Можно убираться. Их «работа» закончена. Дальше всё доделает бригада «Атланта». Они же и запечатают отравленный Бункер, и похоронят всех погибших…

Хорошая работа. В-смысле, хорошая работа у него. Осталось только забрать «Крота» и «Гризли». Ну, это – дело двух минут. Он щёлкнул переключателем, отдал приказ.

Машина всё проделала сама – на то и автопилот.

Теперь маленькие роботы-убийцы тоже у него в трюме. Ничего, бригада техников на Базе «рассадит» всех обратно по положенным местам.

– Второй, внимание. Миссия завершена. Курс два-восемь. Возвращаемся на Базу.

– Понял, первый. Возвращаемся на Базу.

Почти часовой обратный полёт Уильям провёл и сам – словно на автопилоте.

Старался только адекватно отвечать на шуточки напарника, пребывавшего в отличном расположении духа – словно они не убили несколько десятков фактически безоружных голодных людей, а и правда – сделали что-то выдающееся. Чем можно гордиться.

Посадив восьмидесятитонный модуль штурмовика на палубу, Уильям вздохнул свободней. Можно расслабиться.

– Внимание, второй. Вылет завершён.

– Подтверждаю, первый, вылет завершён.

– Внимание, База. Фокстрот восемнадцать, вылет завершён. Время – ноль шесть двадцать две. – голос напарника показался Уильяму теперь нарочито спокойным. Но он-то знал, что Маккерфри в душе ликует – ещё бы! За каждого убитого дадут дополнительные бонусы и деньги! Он сжал зубы так, что захрустела искусственная челюсть.

Проклятая работа! И уже не откажешься – затаскают по психиатрам и психоаналитикам: «А в детстве вы не испытывали жалости, когда, скажем, случалось раздавить муравья?.. А сознательно вы могли бы прихлопнуть укусившего вас москита?..»

– Фокстрот восемнадцать. Подтверждаю. Вылет завершён. – раздался щелчок. Это диспетчер отключил питание модулей, и девять из десяти каналов связи.

Уильям снял проклятый визуализационный шлем. Ф-фу…

Чёртов штурвал весь липкий – от вспотевших рук. Да и кресло… Разболталось – нужно предупредить техника, чтобы успел устранить до завтра. Со стоном он поднялся, и зачиркал молниями – сегодня нанокостюм стеснял его особенно сильно.

Поправился он, что ли? Или просто – нервы?

Невидящим взором он оглядел тёмную комнатку.

Ощущение того, что он на самом деле не на Авианосце в Красном море, а дома, на двадцать четвёртом подземном уровне Командного Центра, всего в двух минутах поездки на лифте и двадцати минутах ходьбы от своей уютной квартирки, почему-то не вселяло расслабленности и успокоения.

Снимая в душевой пропотевший почти насквозь комбинезон, если можно так назвать тонюсенькую прослойку из мягкой фланели, он старался не смотреть на сменившихся пилотов других миссий. Но разговоров избежать всё равно не удалось.

Растолстевший за последние полгода до безобразия Альфред из Фокстрот-пять, весело окликнул его:

– Эй, Уильям! Я слышал, вы со Скоттом там сегодня отличились? Опять вынюхали гнездо злобных крыс? Ну как? Удалось прищемить им хвосты?

Стараясь скрыть отвращение к висевшему чуть не до колен пивному брюшку Альфреда, и брызжущему напускным весельем слюнявому рту, Уильям как мог равнодушно ответил:

– Удалось. Просто не знаю, как Маккарфри их находит. Чутьё у него, что ли…

– Ага. Точно. Шестое чувство. А на самом деле, он чует запах их портянок!

Вышедший из коридора Скотт Маккэрфри потёр волосатые ладони:

– Смешно. Особенно, если учесть, что из нас никто и портянок-то в глаза не видел. А только слышали байки про этих варваров, рассказанные на инструктаже. Да мы вообще, фактически, про своего «кровного» врага ничего не знаем – почти как про птицу киво!

– Э-э, нет! Во-первых, не киво, а киви… А во-вторых – птички-то нам ядерными бомбами не угрожали! А вот эти русские могли запросто…

Уильям, которого уже лишь раздражали «патриотические» изыски толстяка Альфреда и легко покупавшегося, и отвечавшего со всей серьёзностью на его подколки, лишь чуть-чуть более стройного напарника, поспешил забраться в кабину, чтобы только не слушать очередной самовзбадривающий и самооправдательный бред.

Чувствовал он себя злым, уставшим, и… грязным.

Но если с тела пот и грязь смыть легко, из совести её…

Ну почему – почему он не выбрал чего-нибудь попроще?! Хотя бы должность оператора глубоководного робота-ремонтника?.. Сейчас бы просто помогал монтировать гигантские решетчатые конструкции нефтяных платформ где-нибудь на шельфе Красного моря, у берегов превратившихся в марионеточные, арабских государств! Или – у ледяных берегов Гренландии. Или чинил чертовы подводные трубопроводы, по которым всё это «природное богатство» течет теперь в его любимую страну – фактическую хозяйку Мира.

Хотя себя она позиционирует как несущий всем культуру, гуманитарную помощь, науку и Вечные Ценности, оплот Демократии…

А кто мешал стать строителем Городов? Универсальный проходческий комбайн – хоть и сложен в управлении, уж точно никогда не станет причиной ничьей смерти.

Только вот…

Да, зарплата. В пять раз ниже.

Господи. Скорее бы закончился двухгодичный Контракт!.. Лучше он будет, как планировал в юности, разрабатывать и устанавливать подводное оборудование для плантаций чертовой ламинарии! И плевать на то, что скажет Лоис – всех денег всё равно не заработаешь! Да и страшно: вдруг он и правда, сорвётся, и выскажет кому-нибудь из «коллег», или Армейского Руководства всё то, что накипело?!..

С такими Служба Безопасности не церемонится – деклассация! И это ещё в лучшем случае… А вот «промывка мозгов», и вбивание Курса «патриотичного Гражданина…»

Самое страшное, что может себе представить умный человек – лишиться способности логично и самостоятельно мыслить.

Снаружи снова загрохотало: это ударила звуковая волна от пронёсшихся на предельно низкой высоте бомберов «Спирит – Б-18». Она даже не подняла головы. Да и что толку поднимать её – сверху их прикрывает двухметровый бетонный монолит пола бывшего зрительного зала, а над ним – ещё и завалы из битого кирпича и ржавых прутьев арматуры.

Мать опять принялась харкать. Повернуть голову набок она уже не могла: кровь из уголка рта текла по подбородку и собиралась всё увеличивающимся чёрным пятном на последнем куске брючины, заменявшем тряпку. Вечером надо будет постирать её. Впрочем, почему – вечером? Можно и сейчас, пока более-менее светло. Всё равно в неё стрелять не будут, даже если бомбардировщики вернутся – слишком велика их скорость.

Она вытерла рот матери теперь куском простыни. Его ещё стирать рано. А вот глубоко запавшие чёрные глаза уже, вроде, и не видели её.

– Стас! Посиди с матерью. Я схожу наберу воды для стирки. И посмотрю, как там.

Стас, пятилетний младший брат, с лица которого в последние дни не сходило угрюмо-злобное выражение, кивнул, и перебрался со своего матраца на стул, с которого она поднялась. Она подумала, что если б умыть его, может, он смотрелся бы не так… жутко.

Не ребёнок – а озлобленный монстр.

Но умываться можно теперь лишь ледяной водой. А это – лишний риск простыть. А лечиться им сейчас нечем. Ни лекарств, ни даже банок с малиной… Чёрт. Она забыла, каково это на вкус – когда сладко…

Значит, пусть брат остаётся как есть. Грязным.

Она нацепила поверх всех своих тряпок ещё и синтетическую куртку белого цвета – вернее, это когда-то та была белой, а сейчас вся шла грязно-бурыми и жёлто-красными потёками и разводами от кислотных дождей, и налипших, пока она обшаривала всё, что можно было обшарить там, наверху, пыли и кирпичного крошева…

А что – на фоне снега и развалин её точно никто не заметит в таком камуфляже.

Уже отодвинув первую из трёх занавесок, она оглянулась.

В тусклом неверном свете масляной коптилки почти ничего не видно: две смутно-чёрные фигуры. Одна сидит, другая – лежит. Сама каморка напоминает пещеру первобытных людей.

Но люди эти только недавно жили в цивилизованной и богатой стране. От которой теперь остались только радиоактивные руины, да горы неубранных трупов в городах и на полях…

Сгорбленная тощенькая фигурка брата, сейчас казавшаяся непропорционально толстой и неуклюжей из-за всех нацепленных тряпок и штанов, не заботливо, не взволновано – просто равнодушно – нависала над фигурой, неподвижно распростёртой на створке деревянной двери, кое-как держащейся на кирпичных подпорках… Почуяв её взгляд – они за время, когда вынуждены были прятаться от мародёров и бандитов, научились понимать друг друга без слов – Стас поднял глаза, и чуть кивнул.

Словно в сердце ей вонзили ледяную иглу – толщиной в руку!

Она поспешила опустить занавес за собой, и пробраться через остальные.

В тёмном низком коридоре она теперь хорошо помнила, где остались большие обломки, которые даже совместными усилиями не удалось убрать – легко могла пройти по памяти, ничего не задев, все сорок шагов до люка. Она снова проверила обрез за поясом. Вынимается легко. Картечь в обеих стволах. Вперёд.

Снаружи опять шёл снег. Впрочем, это она знала, даже ещё не открывая люка – стояла та неповторимая тишина, при которой всё вокруг словно тонет в липко-белом мареве, глушащим и убивающем все звуки. Да и, казалось, саму жизнь…

А ведь ещё в прошлое Рождество, когда вот так же мягко шли с неба белые хлопья, ей казалось, что так бывает лишь в волшебной сказке. С подарками, праздничным столом.

И, конечно, Дедом Морозом.

И вот Дед Мороз прилетел. Вон: лежат его «подарки».

Она стала собирать сброшенные снова листовки с воззваниями: «Русские! Сдавайтесь! Ваше Правительство уничтожено в своём бункере, Армии не существует, и помощи вам ждать неоткуда! Мы взорвали все ваши военные и продовольственные склады и…».

Ей и её крохотной семье листовки очень даже помогали: бумагой (высушенной, конечно!) удобно было растапливать крошечный костерок между четырёх кирпичей, чтобы поставить котёл с набранным наверху снегом – растопить воды для питья, и готовки. И стирки.

Вот только мать говорила, что, наверное, эту воду пить нельзя – она всё ещё с радиоактивной пылью… Опасна. От неё можно умереть.

Но гораздо быстрее можно умереть от жажды! А другой воды в разбомблённом городе не осталось.

Она положила пачку собранных листков у люка, придавила обломком кирпича. Снова внимательно огляделась. Нет – никого. Хотя всё равно в такую погоду её никто не сможет заметить: видимость за пеленой огромных хлопьев не превышает ста шагов.