Текст книги "Танец с Хаосом"

Глава 8
Позови меня с собой, осиянный Босеаном…

Я упоминал, что в нашем столетии слово «война» прежде всего ассоциируется с понятиями сугубо техногенными. Ядерное оружие, мощные лазеры, навороченная электроника… Здоровенные крейсеры, висящие на орбите Земли, система безопасности вокруг планеты и, само собой, доблестная звездная пехота, которая мается от хронического безделья – на Земле воевать не с кем, а злобных и агрессивных инопланетян в окружающей реальности пока не наблюдается. Мы совершенствуем военную технику больше по традиции, чем из необходимости.

Здесь все совсем по-другому.

Орландо совершенно зря беспокоился, что фон Цорн и его красавчики, едва завидев импульсную винтовку, обуяются вожделением к столь чудесному оружию, прикончат хозяина и заберут его себе. Ничего подобного не случилось. Цорн не без пиетета осмотрел винтовку и без колебаний определил меня на «штучную работу».

Поясняю. Я завербовался в ландскнехты и утром шестнадцатого апреля неизвестно какого года отправился вместе с Черной Сворой до города Ландау. Дастин, человек, привязанный к своему дому и более или менее устроенной жизни, остался на месте.

Когда решение было принято, я постарался максимально подготовиться к грядущему приключению. Поздно ночью пришлось съездить в Комплекс, забрать необходимое оборудование, способное помочь проверить мою собственную версию, и только глубоко за полночь вернуться обратно. О том, что происходило в Комплексе, я и говорить не хочу – настоящий колдовской шабаш. Дракула, ведьмы, летающие по тоннелям на помелах, шныряющие туда-сюда оборотни, загробный вой и бедные Пятачки, которые теперь стали всеобщей добычей. Они горели на кострах, разложенных прямиком на перекрестках основных коридоров Комплекса, висели в петлях, стенали на установленной возле склада компьютерной техники дыбе и вообще являлись главными персонажами развернувшейся охоты на ведьм.

Двое Пятачков, как потом выяснилось, успели сбежать от расплодившихся монстров и инквизиторов, нашли наш с Дастином Дом и спрятались в стенном шкафу, откуда боялись вылезать. Понимаю их состояние.

Впрочем, эти детали уже неважны. Главное в том, что я оказался на Земле в самом настоящем XVII веке. Как это получилось – не знаю. Но это – правда.

Есть такой замечательный приборчик, научное название которого почти непроизносимо, но цивильное вполне понятно каждому: определитель географических координат и параметров окружающей среды. Размером он не превышает ладонь. Маленький монитор, полтора десятка клавиш, мощная батарея… Владея этой вещицей, ты всегда сможешь понять, в какой точке одной из обитаемых людьми планет находишься, получишь метеорологический прогноз на ближайшие сутки, в точности уяснишь координаты местонахождения и маршрут до ближайшей закусочной.

Когда обоз фон Цорна пересек линию, которую я условно назвал «Границей», прибор будто сошел с ума. По дисплею побежали зеленоватые строчки.

Состав атмосферы:

Азот – 0, 77

Кислород – 0, 21

Углекислый газ – 0, 0003

Вода – переменная величина (около 0, 01)

Плотность – 5, 518 кг/м3

Давление – 0, 986 бар

Масса – 5, 97 x 10x24 кг

Ускорение – 9, 8 м/с2

Скорость убегания – 11, 2 км/с

Магнитное поле – 0, 318 Гаусс…

Что это доказывает? Верно, я на Земле. В нескольких световых годах от Афродиты. Невеликое, но заметное изменение химического состава атмосферы, силы тяжести, магнитных полей… Это невероятно, но это существует. Мой эксперимент удался.

При пересечении Границы голос Навигатора, с которым я постоянно поддерживал связь, исчез. Микрокомпьютер, встроенный в наушник, соизволил известить владельца о том, что в радиусе ближайших двадцати пяти километров никаких радиоэлектронных устройств, способных передавать сигналы, не обнаружено. Спутники связи на орбите отсутствуют.

Еще бы!

Я восседал на лафете пушки с лирическим именем «Засранка», отстраненно созерцая окружающую местность. Мимо плыли холмы, покрытые еловым лесом, иногда в просветах мелькала широченная река. Как объяснил Орландо, река называется Рейном, и идем мы с юга на север. Чтобы попасть к Ландау, следует повернуть западнее, миновать деревни Кандель и Херксхайм, одолеть в общей сложности двадцать два лье и тогда пред наши ясные очи воздвигнутся стены города, захваченного злокозненным принцем Рейнланд-Пфальцем, в просторечии именуемым Генрихом фон Мерингом. Кстати, этот мерзавец-принц вовсе не протестант, а католик; следовательно, знамя надлежит вывернуть надлежащей стороной.

Вскоре над Черной Сворой уже реяло полотнище с изречением Мартина Лютера и протестантским слоганом. Эх, прохвосты.

Сейчас меня меньше всего интересовали милитаристский пейзаж и темные стены Ландау. Бесспорно, любопытно понаблюдать за разномастными шайками бесшабашных вояк, обосновавшимися вокруг городка, рассмотреть столь же разнообразные пушки – от малюсеньких пищалей длиной с лыжную палку до гигантских монстров-единорогов, паливших каменными ядрами размером с мутировавший арбуз. Пока курфюрст со своими полководцами решал, с какого плацдарма лучше начинать штурм, я возился с приборами, сопровождаемый недоуменными взглядами подчиненных фон Цорна.

Никаких отклонений от стандартных параметров Земли не отмечалось. Ландау находится там, где и положено, – западный берег Рейна, 8 градусов 11 минут восточной долготы, 49 градусов 20 минут северной широты. Единственным отличием от стандарта являлось несколько повышенное содержание кислорода в атмосфере, но этот казус можно списать на преимущества раннетехногенной цивилизации, еще не успевшей загадить окружающую среду и вырубить под корень леса – легкие планеты.

Вариантов два. Либо гипотетический Хозяин действительно обладает истинно божественной властью (тут попомнишь наше с Дастином соображение о том, что Господь Бог внезапно решил поставить эксперимент над двумя охранниками Комплекса) и способен в совершенстве манипулировать временем и материей, либо каким-то образом произошел катаклизм, именуемый фантастами «сопряжением миров». Тоже мне, Слияние Миллиона Сфер… Вся история науки с непреложным догматизмом доказывает – если преобразование материи возможно, пускай и требует гигантских затрат энергии, то преобразование времени относится к разряду бабушкиных сказок… если, правда, ваша бабушка – писатель-фантаст. Но еще сто лет назад мы полагали, что формула Е = mc2 суть основа мироздания, а скорость света недостижима. Человек – тварь хитрая. Победить закон мы не смогли, зато сумели его обойти. Тогда и началась эпоха Дальних путешествий.

– …Тео, ядрить твою вперехлест! – взревел над ухом голос фон Цорна. – Выкинь свою алхимию в выгребную яму и иди работать! Начинается!

Да, в самом деле начинается. Неблагозвучно заорали боевые трубы в сопровождении гулкого боя барабанов, откуда-то слева и сзади донеслось благочестивое пение на немецком языке – хор протестантских братьев старательно выводил псалмы, «Гертруда» с «Засранкой», фонцорновские пушки, подпрыгнули, исторгли гром, облако вонючего порохового дыма и откатились назад. Меня удивило, что пушкарям помогают обозные девицы, но, как видно, солдаты Тифенбахского полка аркебузиров ничуть не возражали против вспомоществования со стороны чересчур эмансипированных дамочек наподобие Овечки-Мелисенты.

Осадное оружие – штука неприятная и опасная, причем как для осаждаемых, так и для хозяев. На холме справа, всего в паре сотен метров от нашей позиции, пушку попросту разорвало, и я едва уберегся от грохнувшегося неподалеку громадного металлического осколка. Влажная земля зашипела и над осколком образовалось облачко пара. Затем нас начали обстреливать со стены.

– Стрелков, стрелков бей! – Фон Цорн потряс меня за шиворот и ткнул пальцем в сторону бойниц. Там действительно виднелись неясные тени людей и периодически взбухали тугие дымные клубки.

«Спокойно, это все понарошку. Я нахожусь либо в воображаемом мире, либо мы всего в двадцати километрах от Комплекса на специально созданном полигоне. Вроде игры в пинбол. Я никого не убью, никто не убьет меня…»

Я улегся поудобнее перед маленьким бруствером, вскинул винтовку к плечу, поймал точкой лазерного прицела одного из недоброжелателей, отправил разряд в цель и, что характерно, попал. «Цель» коротко взвизгнула – голос я расслышал даже за грохотом канонады – и камнем полетела вниз. Один готов.

За несколько минут я израсходовал все двадцать четыре заряда и сменил батарею в винтовке. Игра продолжалась, я уже воображал себя снайпером, сидящим за монитором компьютера или надевшим шлем, какой используют фанаты кибер-реальности. Реальность же недвусмысленно говорила – тут все по-настоящему. И смерть, и кровь, и, в конце концов, круглая мушкетная пуля, ударившая во влажный песок в полуметре от моего локтя. Я пытался убедить себя в обратном, но получалось плохо – мешали запахи дыма, лошадиного навоза и почему-то свежего хлеба.

– Помоги оттащить! – Рядом со мной упала на землю Мелисента. Глаза не безумные, а скорее озабоченные. – Отца Иоганна ранили. Лекарь есть у соседей, видишь, знамя Гамбургской роты? Отползай назад, понесли к ним.

Я откатился в сторону, так чтобы меня прикрывал наклонный деревянный частокол палисада, и пополз на четвереньках вслед за вымазанной сажей, кровью, глиной и еще какой-то невыразимой мерзостью Мелисентой. Где-то позади матерился фон Цорн, кроя на чем свет стоит нерадивость своих пушкарей.

– Где? – выдохнул я, потянув Овечку за платье.

– Да вот! Сволочи, стреляют по обозу! Как Ханну не убило, понять не могу… Хвала святому Франциску, уберег!

– Ты же протестантка, чего святых поминаешь?

– Это я сегодня протестантка, а вчера была католичкой! Хватить языком чесать, помогай!

Помогать было уже некому. За развороченным ядром фургоном в неестественной позе валялся пожилой святой отец. Мертвый.

– Пресвятая Богородица! – выдохнул я и, не удержавшись на ногах, шлепнулся прямиком в размятую сапогами и лошадиными копытами грязь. Мелисента перекрестилась, но по виду осталась равнодушной. Мне же стало по-настоящему страшно.

Раньше, еще на Земле, я подрабатывал в госпиталях экстренной помощи и насмотрелся всякого, так что при виде разъятой человеческой плоти меня не тошнит. Осколки разорвавшегося ядра превратили левую руку отрядного капеллана в сплошное месиво из кости и мышц, срезали часть черепа вместе с левым ухом, грудная клетка обнажена и переломана – виднеется синеватая и разорванная оболочка легкого. Травма, безусловно, смертельна.

Ужас, впрочем, меня объял по другому поводу. Смерть отца Иоганна, его разбитое тело (запах, между прочим, соответствующий) и настоящая кровь ясно доказали: все мои надежды на то, что я наблюдаю перед собой бутафорский спектакль, не оправданы. Человеческую смерть невозможно подделать. Можно еще вспомнить, как Дастин получил несколько дней назад огнестрельную царапину и как Роланд устроил побоище, ликвидировав явившихся к нам с обыском сотрудников Гестапо… Трупы тоже были настоящие, но потом они исчезли. И слонопотам, которого я подстрелил на второй день Большого Эксперимента, тоже исчез спустя ночь…

Меня осенило. Эксперимент, если таковой проводится, вошел в новую стадию. Гестаповцы, слонопотамы, Пятачки – безликие статисты. Как гоблины в какой-нибудь компьютерной игре, которых кладут сотнями, не обращая ни них никакого внимания. Здесь же нас заставили познакомиться с живыми людьми, узнать их характер, проникнуться к ним симпатией. Потом этих людей начали убивать. Если убивают твоего друга, пусть и мимолетного, восприятие смерти у подопытного резко меняется.

Что же ты за скотина, Хозяин? Зачем тебе это нужно? Для чего ты играешь на человеческих чувствах? Предлагаешь мне два пути? Плюнуть на все, подарить винтовку фон Цорну и отправиться домой или впасть в состояние берсерка, крикнуть «банзай!» и рвануть на штурм Ландау, дабы отомстить за гибель мирного патера? Я снова вспомнил легкую рану Дастина и похолодел: а ведь могут убить. Или, хуже того, покалечить.

Как поступать?

– Что, мертвяков никогда не видел? – холодно бросила Овечка, машинально отряхивая изгаженное платье. – А ну, пошли, фон Цорн зовет. Раз уж взялся танцевать с дьяволом, продержись до конца мелодии.

Времени на раздумья мне не оставили. Ворота Ландау не выдержали обстрела и рухнули вместе с надвратной башней, в пролом устремился поток пушечного мяса, герр Альбрехт оставил возле орудий двоих парней помоложе, чтобы охраняли стволы от чужих загребущих рук, вытащил из ножен свой жуткий клинок и с малоразборчивым воем ринулся к стене городка. Черная Свора – от мала до велика, включая детей и легкомысленных девиц – бросилась вслед за возлюбленным командиром.

…Все побежали, и я побежал.

* * *

Как совершенно справедливо выразился Моисей в своем Пятикнижии, «был вечер и было утро, день седьмый».

– Диадема берилловая, белого металла, сильно погнутая. Сережки сапфировые – одна пара, сережки с малахитом – одна пара, сережки с красным камнем, предположительно рубином или гранатом – одна… гм… штука. И почему вместе с ухом?

– Не снималась.

– Продолжаем. Бант-склаваж с плохо обработанными алмазами – один. Колье сетчатое, жемчужное – одно. Сеть порвана… Куда половину жемчужин подевал, мародер?

– Проиграл. Орландо, подлец, карты передергивает.

– Так, дальше. Кольца обручальные – восемь штук, желтого металла. Перстень с печаткой в виде льва – один. А при чем здесь нефритовый фаллос?

– Под руку попался. Ну я и взял.

– Ясненько. Тамошние дамы еще понятия не имеют о нормальных резиновых фаллоимитаторах. Что у нас еще? Браслет дутый, с цветными камнями – две штуки. Наверное, парные вещицы… А это? Тео, ты совсем свихнулся! Зачем было тащить вышитые шелковые платочки?

– Не бросать же…

Сей знаменательный разговор, более напоминавший составление полицейского протокола при изъятии награбленных ценностей, происходил на веранде Дома утром седьмого дня от Пришествия Хозяина. Замечу, что у нас с Дастином система отсчета времени несколько поменялась, ибо привычная датировка «год, месяц и день такие-то от Рождества Христова» потеряла свою актуальность. Отсчет новой эпохи на планете Афродита производился ныне от факта первого энергетического выброса, случившегося почти ровно неделю назад. Сегодня (по старому стилю) – утро семнадцатого апреля, в 13 часов 24 минуты пополудни земного стандарта можно открывать шампанское и праздновать сотворение нового мира, которому от роду неделя. Правда, если Бог Моисея создал Адама и Еву только на шестой день, то мы с Дастином наблюдали эксперименты демиурга с самых первых секунд…

– Ага, вот и дополнение к собираемому сервизу, – гудел Дастин, изымая из доставленного мною в Дом холщового мешка новые предметы. – Блюдо желтого металла, предположительно золотое, одно. Кубок с гербом Баварии. Серебряный. Один. Все, что ли?

– Нет, там еще вилки были. Пошарь на самом дне.

– Вилки двузубые, серебряные, черенок в виде стилизованного дубового листа. Одна, две, три… Одиннадцать! Все?

– Все, – вздохнул я. – Остальное подарил Мелисенте.

– За услуги? – поднял бровь Дастин.

– Просто так.

– А вот теперь ты подробно изложишь мне и Навигатору, где шлялся почти сутки, откуда приволок почти двадцать фунтов драгмета, почему я вижу на своем столе отрезанное женское ухо с сережкой…

– Это не я отрезал, а Густав. У трупа. Тетеньку убило шальной пулей. Я отобрал.

– Пожалуйста, сэр, говорите яснее! – с прохладной вежливостью потребовал Навигатор, следивший за нами при помощи своих вездесущих синапсов. Куда их запрятали теперь, я не представлял, но голос доносился со стороны окна. – Я потерял с вами связь, как только караван с… персонажами пересек пятикилометровую отметку от границы Комплекса. Вы все будто в воздухе растворились. Очередное, ставшее систематическим, нарушение закона сохранения энергии. Ничто не возникает из ничего и не исчезает в…

– Заткнись! – рявкнул я. – Железный дебил! Я был в Ландау! Земля Рейланд-Пфальц, Прирейнская Германия. Год 1623 от Рождества. Ясно?

– Тео. – Навигатор пренебрег моим строжайшим приказом закрыть хлебало, и теперь его голосовой модулятор даровал речи компьютера соболезнующе-успокаивающие интонации, какими обычно пользуются профессиональные психиатры. – Значит, ты тем самым подтверждаешь, что в течение двадцати часов и сорока двух минут являлся вольнонаемным стрелком-снайпером в роте ландскнехтов эпохи Тридцатилетней войны? Рекомендую пройти полную диагностику функций головного мозга, принять соответствующие твоему состоянию препараты и устроить полноценный отдых. Не менее десяти часов сна. Мистер Роу, вы проследите?

– У меня трактир и хозяйство, – поморщился Дастин. – И тамплиеры эти поганые.

– Чем тебе тамплиеры-то не угодили? – фыркнул я. – Приходят и начинают поклоняться идолу Бафомета? В особо извращенной форме? Брюнхильду тоже научили?

Дастин лишь вздохнул и приложился к кружке с пивом.

В общем и целом для человека постороннего наш разговор мог бы звучать абсолютной бессмыслицей. Для того чтобы его понять, придется объяснить некоторые новые подробности нашего сумасбродного бытия.

Начну с себя и постараюсь быть кратким.

Битва за Ландау закончилась всего за несколько часов абсолютной победой штурмующих, то есть стороны курфюрста Баден-Вюртембергского. Взятый город отдали на разграбление и поругание. Я искренне сожалел, что не догадался захватить с собой видеокамеру, ибо некоторые сценки, виденные мною на улицах Ландау, будь они продемонстрированы в теленовостях, немедленно принесли бы программе все возможные премии – от американского Пулитцера до российской Тэффи. За подлинность и героический труд оператора, подвергавшего свою жизнь неслыханной опасности.

В переулке направо – стрельба и драка на палашах. В переулке налево кого-то увлеченно насилуют. Впереди, на площади, вешают бургомистра, причем не за шею. Тут же грабят богатый дом, из окон летят самые разнообразные предметы, начиная от подушек и обломков стульев и заканчивая младенцами. Под навесом рожает одна из маркитанток Черной Своры, тоже бросившаяся вместе с солдатами грабить город – ее набухшее чрево не выдержало физических перегрузок и решило исторгнуть из себя плод. Красотке увлеченно помогают советами гогочущие бородачи во главе с фон Цорном, каковой, оказывается, еще и умеет принимать роды. Дым, гарь, смрад выгребных ям, вопли, стрельба, крик католических монахов, которых волокут на костер только за то, что они не принимают веры Лютера, непринужденный грабеж и бандитская раскованность героев спектакля. Я, поддавшись совершенно неожиданно проснувшемуся звериному чувству, тоже решил поучаствовать, ограничивая себя лишь в одном – ни в коем случае никого не убивать. Результат – мешок трофеев, предъявленный позже Дастину.

А когда Черная Свора собралась в лагере за пределами городка и кровавый угар постепенно выветрился, я вдруг понял: надо возвращаться. Я словно бы ощущал невнятный, однако настойчивый зов. Что-то внутри головы, шепелявя, твердило – назад, назад. Иначе не успеешь. Останешься здесь навсегда.

На прощание я поиграл в тарок с Орландо, раскланялся с Овечкой-Мелисентой, подарил ей два золотых колечка, десяток талеров и меховую накидку (снятую с трупа, кстати… Эх, что ни говори, а человек всегда остается человеком. Вроде бы живу в цивилизованной техногенной эпохе, а туда же! Никакое воспитание и никакие привитые цивилизацией комплексы не сработали). Затем, по старой доброй традиции ландскнехтов, украл лошадь. Кажется, это была лошадь самого фон Цорна.

– Далеко собрался? – Наступила ночь, но в отблеске костров я различил появившуюся из темноты фигуру синьора Орландо ди Милано. – Сваливаешь с добычей?

Я уже забрался в седло. На всякий случай перекинул поудобнее винтовку, чтобы была под рукой. Не ровен час, юнец начнет орать, оповещая Черную Свору о покраже лошади.

– Тихо, – шикнул я. – Да, сваливаю. Обратно, домой.

– Ровной дорожки, – кивнул Орландо и потрепал кобылку фон Цорна за шею. – «Обратно» – в смысле, в будущее? Дорогу найдешь? Ладно, поезжай. Тебе здесь делать нечего. Видел я, как ты смотрел на наши чудачества сегодняшним днем. Рожа такая, будто тебе самого Люцифера показали. Глаза на лбу, рот открыт, кожа бледная, как у сифилитичной куртизанки. Не привык?

– Разве привыкнешь к такому? – Я покачал головой.

– Теперь понятно, как выглядел поэт Дант Флорентийский, когда Вергилий сводил его на прогулку в ад, – усмехнулся студент. – Таких лиц я даже у мальчишек из деревень, записывающихся в Свору, не видел. Отправляйся. Не вздумай возвращаться. Это – не твое. Во, между прочим! Не знаешь, чем кончится война? Или вы через шестьсот лет уже забыли?

– Вестфальский мир, – проворчал я, чувствуя, как кобылка фон Цорна недовольно приплясывает, расстроенная тем, что седло занял незнакомый человек. – Лет через двадцать курфюрсты подпишут договор… Никто не выиграл, проиграли все.

Орландо замолчал, развернулся и, не говоря никаких прощальных слов, зашагал в оранжевый сумрак.

Зов Границы ощущался куда более сильно, и я боялся опоздать. А если Граница закроется? Застрять с этой стороны? Нет уж, благодарю покорно! Без знания обычаев, с менталитетом человека, не способного бесстрастно наблюдать за самым обычным и тривиальным штурмом захолустного городка? В эпоху охоты на ведьм?

Возвращался знакомой дорогой, ведущей от города к реке. Два раза пришлось отстреливаться от каких-то местных гангстеров, пытавшихся меня остановить – помог невиданный эффект выстрела импульсной винтовки: почти бесшумная голубая молния. Испугались, гады. И позорно сбежали. В ушах колотились неясные звуки, складывавшиеся в дно слово: «Быстрее!».

Вот она, Граница. Широкий, разбитый колесами телег и фургонов проселок внезапно заканчивается и под светом луны становится видна дорога, вымощенная желтым кирпичом. Позади остается мрачноватый ельник, сменяясь на бесконечные степные пространства.

Я вылез из седла (ох, каково моей разнесчастной заднице! За столь короткую дорогу успел натереть ягодицы. Как же они путешествовали, не слезая с лошади многие месяцы?), снял мешок с кучей драгоценностей и хлопнул лошадку по крупу, отправляя ее обратно. Если даже не найдет фон Цорна – бездомной останется недолго. Похоже, во времена Черной Своры люди относятся к бродячей бесхозной собственности насквозь практически.

Сделав десяток шагов по желтокирпичной дороге, я оглянулся. Нет никакого леса, никакого проселка, да и зарево от горящего Ландау не замечается. Врата закрылись. Вот теперь гадай, побывал я в настоящем XVII веке или… Или что? Иллюзия, морок? Сложнонаведенная галлюцинация?

– Навигатор? – тихонько шепнул я в трубочку микрофона. – Слышишь?

– Тео! Ты откуда? – В ухо врезался дребезжащий голос нашего электронного ангела-хранителя.

– Из небытия. – Ответ был чисто философским. – Ибо прошлое есть небытие. Сообщи Дастину, что через часик я вернусь домой.

– Мистер Роу очень занят, – серьезно ответил Навигатор. – У него гости.

– А какие у нас нынче гости? – настороженно поинтересовался я.

– После отбытия группы персонажей с общим наименованием «Черная Свора», – со своей обычной въедливостью проинформировал меня компьютер, – наступила эпоха Крестовых походов. Сейчас в доме пребывает отряд рыцарей Ордена Храма, направляющихся в Палестину.

– А Сюзанна?

– Персонаж, именуемый «Сюзанна Дин», отбыл на поиски Темной Башни немедленно после завтрака.

– Конец связи, – буркнул я в микрофон и зашагал по дороге в сторону Дома. Предстояло топать на своих двоих не меньше пяти километров.

Когда я выбрался на гребень холмов, окружавших Комплекс, стало ясно, что процесс восстановления «охраняемого объекта» значительно продвинулся. Кое-где по периметру Комплекса мерцали тусклые огоньки. Следовательно, система энергоснабжения снова в работе.

– Эй, мистер!

Блин, это уже становится навязчивым! Я выматерился и оглянулся.

– Ах, это ты Роланд? Добрый вечер.

Джинсовый ковбой как раз меня догонял. Поравнялся, приподнял в приветственном жесте шляпу-стетсон. Молча вытащил сигареты и предложил.

– Как дела в ресторане? – осведомился Роланд. – Полиция больше не наведывалась?

– Тебя искали Джейк и Сюзанна, – ответствовал я, щелкая роландовской зажигалкой и затягиваясь. – Оба ушли к побережью.

– Значит, увидимся, – уверенно сказал стрелок. – Мешок не тяжелый? Помочь донести?

– Своя ноша не тянет, – хмыкнул я. – Пошли домой, накормлю.

* * *

Поскольку я явился обратно в Дом слишком поздно, был уставшим, голодным и недовольным всей видимой и невидимой Вселенной, Дастин молча принял у меня побрякивающую металлом холщовую торбу, кивнул Роланду, позвал нашу валькирию и препоручил Брюнхильде заботы об ужине и устройстве ночлега для Роланда – стрелок высказал желание этой ночью поспать у нас в доме. Глаза у меня слипались, все тело ныло от усталости, а посему я заглотил несколько кусков куриного мяса, запил, нарушая все правила кашрута, молоком Эсмеральды и поплелся наверх, в нашу комнату. Новых постояльцев не заметил – похоже, они отправились спать.

Утром, перед наступлением «рабочей смены», мы пересчитали трофеи. Дастин своими руками завернул ухо с сережкой в тряпочку и выбросил в выгребную яму. Остальное присоединили к коллекции артефактов, для которой выделили особый шкаф.

Почувствовав себя более или менее выспавшимся, я принялся расспрашивать Дастина и Навигатора о том, как они жили почти сутки без меня.

– Эсмеральда здорова, – монотонно повествовал Дастин, протирая кружки льняным полотенцем. – Ханс отлично справляется. Когда вы с фон Цорном отбыли на войну, по дороге проехал кортеж короля Ричарда Львиное Сердце. Потом начали разгуливать самые разные крестоносцы. Ничего особенного… Только к вечеру опять началась чертовщина.

– А именно? – осторожно спросил я, ожидая новых подвохов.

– Выйди во двор, посмотри. – Дастин поморщился и пожевал губами, словно хотел сплюнуть. – Помнишь, я говорил про тамплиеров? Сегодня, едва рассвело и ты еще спал, рыцари Храма поднялись всей сворой, отправились в наш сарай – не в тот, где Эсмеральда, а в тот, который конюшня. За полчаса переоборудовали его под церковь и до сих пор молятся.

– Разве в этом есть что-то удивительное? – Я пожал плечами. – Монахам-рыцарям положено молиться. Тем более тамплиерам.

– Выйди посмотри, – вторично посоветовал Дастин.

М-да. Зрелище, мягко говоря, эклектичное. Я постоял на верхней ступеньке крыльца, бездумно зажег сигарету, закашлялся после первой же затяжки, ибо запалил не гильзу с табаком, а фильтр, выбросил и вытащил из пачки новую. Вслушался. Из сарая справа доносилось хрюканье слонопотамши, которую уже вовсю обихаживал мальчишка, из сарая слева густым масляным потоком изливались мощные звуки органа, которого там явно быть не могло. Хотя…

Орган – это полбеды. Возле ограды двора стояли четыре мощных армейских «хаммера», окрашенных в пустынный камуфляж. Желто-бело-бежевые разводы с коричневатыми пятнышками. Две машины оснащены прицепами. Еще на двух, на стойках, громоздятся зачехленные пулеметы.

Я подошел поближе и осмотрел ближайший ко мне «хаммер». Довольно старинная модель, но впечатление производит. Все, как положено – жесткие кресла, рация (динамик потрескивал, значит, рация работала), здоровенные колеса шипованной резины. На дверце – эмблема или, скорее, герб: два рыцаря в островерхих шлемах и с копьями наперевес, едущие на одной лошади. Девиз: «Смерть Саладину!». На соседнем джипе герб посложнее: в круглом щите изображение церкви с высоким куполом. Внизу надпись «Не нам, Господи! Не нам! Но Имени Твоему!». На заднем сиденье лежал начищенный металлический шлем в виде кадки с двумя прорезями для глаз. И почему-то пачка сигарет «Кэмел». Как прикажете такое понимать?

– Насмотрелся? – Дастин высунулся в открытое окно. – Это еще цветочки. Они сейчас с мессы вернутся, между прочим. Можно будет поразвлечься.

– Это в каком смысле? – не понял я.

– Увидишь, – фыркнул Дастин, повернулся и начал что-то втолковывать Брюнхильде на предмет завтрака. Я вернулся в Дом, от нечего делать взял метелку и начал подметать доски пола. Все-таки тамплиеры в гостях. Пусть и странные.

Роланд, как всегда, неразговорчивый, спросонья не разобрал, что ему подали не пиццу, а какое-то невероятное сооружение, выпеченное по личному Брюнхильдиному рецепту – эдакая помесь пирога с грибами, мясом и морковкой – и благополучно пожирал стряпню валькирии. Закончив с уборкой, я подсел к стрелку.

– Как жизнь?

– Дерьмово, – исчерпывающе отозвался Роланд. – Уж и не знаю, как дальше поступать. Сюзанна ушла, Джейк ушел. Потерялись.

– Джейк не ушел, а уехал, – поправил я. – Вместе с кавалерией. Третьего дня. В общем, они направлялись к побережью. Наверное, там встретитесь. Как твоя Башня поживает?

– Ищем, – буркнул стрелок, внезапно замер, а из полуоткрытого рта вывалился кусок Брюнхильдиного пирога. Уставился Роланд на нечто, материализовавшееся за моим плечом. Я автоматически нащупал рукоять пистолета и обернулся, рассчитывая узреть самое меньшее Тиранозавра Рекс или Джека-Потрошителя.

Ввалились тамплиеры. Теперь стало ясно, откуда в сарае появилась органная музыка. Один из рыцарей помоложе, в точности уподобившись американскому тинейджеру, тащил на плече здоровенную стереосистему, ныне извергавшую звуки старинной песенки «Поезд на Чаттанугу». Остальные рыцари Храма побрели к стойке.

– Хозяин, всем по коктейлю! – провозгласил главный. Столь харизматическую личность с обычным сержантом или оруженосцем не спутаешь. Пышная угольно-черная бородища, белое одеяние и белый же плащ с ярко-алым крестом, оконечья которого раздваивались, как хвост у ласточки. На груди – золотая цепь с непонятным медальоном. На ремне справа – меч, слева – открытая кобура, из которой торчит рукоять вороненого пистолета.

– Ты кушай, кушай. – Я похлопал по спине Роланда, дабы тот не подавился, и отправился к стойке, за которой орудовал Дастин. Рассмотреть героев Крестовых походов поближе.

– Добрый день, – слегка застенчиво сказал я главному. – Я Тео, помощник хозяина, мистера Дастина. С кем имею честь?

– Бертран де Бланшфор, командор отдельной, орденов святого Бернара и Фомы Аквинского, прецептории Тампля. А мои братья… Рота спецназначения «Могильщики халифата» имени первого Великого магистра Ордена Хью де Пейна. Вот так, корчмарь. Коктейлем угостить?

– А… ага. – Я ожидал чего угодно, но только не столь наглого фиглярства. Пока Дастин, бросая на меня злобные взгляды, вертел коктейль (называлось фирменное пойло «Тивериадой» – водка, томатный сок, красный перец, две маслины и соломинка, украшенная миниатюрным тамплиерским знаменем: черная полоса сверху, белая снизу), я пригляделся к постояльцам. Полдесятка рыцарей в белом – надо полагать, офицерский состав. Одиннадцать типов в черной одежде с таким же алым крестом. Общительный командор объяснил, что сии субъекты есть верные сервенты Ордена.