Текст книги "Читаем древних. «Илиада» Гомера"

Беседа 15
Первые попытки реконструкции миропонимания. Человек и его воля.

Да зачем вообще читать эти допотопные гекзаметры?

Кому сегодня нужен Гомер?

Яйцеголовым и хорошо обеспеченным умникам, свысока глядящим на всех «жертв современной образовательной системы»?

Одиноким эстетам, считающим, что знание Гомера придает смысл их жизни?

Любителям древности, желающим скрыться от современности и спрятаться в выдуманном мире?

Нет, эти варианты ответа не годятся.

Тогда для чего нам Гомер? Для чего он обычному человеку? Простому, не имеющему элитного образования, не желающему жить в придуманном мире?

Я могу предложить только один вариант ответа – чтобы понять реальность. Именно так.

Но зачем тогда погружаться в такую древность? Зачем копаться в этой давно погибшей культуре? Зачем пытаться погрузиться в столь незнакомый нам мир? Что общего у него с подлинным? С настоящим? С истинным? Какое отношение он имеет к реальности?

Да самое прямое отношение!

Если наши мозги еще не промыты модными концепциями, если нас пока еще не убедили в том, что подлинное и настоящее знание начало появляться всего-то лет двести назад, а все, что было ранее – наивные и ложные мнения, то у нас есть возможность прикоснуться к тайне. И эта тайна – человек.

Нас учат думать, что сегодня, вооруженные научными знаниями, мы намного лучше понимаем, что такое человек и его место в мире. Только это полная ерунда! Иллюзия знания! Уверенность, что наука знает, что такое человек и каково его место в мире, убеждение, что мы сегодня намного мудрее наших далеких предков, выглядит откровенно смешно. Стоит только почитать древних, и это становится очевидным. Но древних читать тяжело. Нужно прикладывать усилия… Значительные усилия. А кто сказал, что будет легко? Да и ценим ли мы то, что легко достается?

Не так много существует книг, в которых отразился огромный мир, отразилась эпоха, отразилось мировоззрение. И если мы хотим понять, что такое реальность, нам, прежде всего, нужно понять, как же мы сами осмысляем мир. А для этого нам нужно хотя бы познакомиться с другими мировоззрениями, понять, из чего строится картина мира, увидеть совпадения и отличия, уяснить, чем вызваны эти отличия. Когда мы поймем, что «здравый смысл» меняется, что «единственно возможный взгляд на мир» вовсе не единственен, а может быть, даже не верен, то нам станет ясно, что нужно сосредоточиться именно на картинах мира. А дальше нужно будет найти способы сравнивать картины мира и находить наиболее верную. И начать лучше с древнейшей из доступных нам картин мира. И это Гомер. Его поэмы никак не обойти. Они – вершина. И эти поэмы стали основой европейской культуры. Им подражали, их стремились превзойти, с ними спорили… Но, прежде всего, их нужно попытаться понять, попытаться понять картину мира их автора, картину мира человека глубокой древности. И если мы читаем именно с такой целью, то за гекзаметрами нам открывается целый космос… космос и человек в нем… Человек, отделяемый от нас тысячелетиями, становится понятнее и тем интереснее, чем глубже мы понимаем, что такое реальность и что такое человек.

Итак, мы прочли уже практически четверть Илиады. Это уже не мало. И мы уже можем уже попытаться представить себе картину мира автора. Далее мы будем дополнять ее, а, может быть, в чем-то и корректировать.

Мы уже знаем, что в центре картины мира лежит понимание человека.

Что же такое человек с точки зрения Илиады? Что мы уже можем сказать?

К сожалению, пока не говорилось о происхождении человека. Откуда он? Кто его создал? Или он появился сам? Пока об этом ни слова.

Мы знаем, что человек – есть единство тела и души. Об этом говорится еще во вступлении к поэме. Смерть есть отделение тела от души. Души умерших неизбежно попадают в Аид. Даже души великих героев. Есть ли исключения? Давайте внимательно искать в тексте Илиады, но пока исключений не было.

Человек ест хлеб и пьет вино. В жилах у него течет кровь. Именно кровь и делает человека смертным. И это главное отличие человека от богов. Боги не потребляют хлеб и вино. Их пища – нектар и амброзия, и в их жилах не кровь, а ихор. Потому они и бессмертны. И боги намного сильнее людей.

Человеку никогда не сравняться с богами. «Не думай с богом сравняться бессмертным: ни в чем никогда не сравняться в прахе влачащимся людям с богами, живущими вечно!» (5, 440—442)

Люди не обладают верным знанием. Вместо знания у людей лишь мнения, далекие от правды. «Мы же слышим одну лишь молву, ничего мы не знаем» (2, 486). У людей перед глазами постоянный мрак, и этот мрак не позволяет им видеть богов, которые правят миром.

Если один человек видит, как другой что-то делает, то это совершенно не значит, что этот другой действительно это делает. У богов есть множество способов морочить людей:

Во-первых, боги, как мы это уже много раз наблюдали в первых шести песнях поэмы, очень любят принимать облик людей. Человеку не дано понять, кто перед ним – человек или бог, принявший облик этого человека. Вспомним Афину, принявшую вид сына одного из старейшин Трои и приказавшую Пандару нарушить клятву. Вспомним вестницу богов Ириду, оборотившуюся сестрой Париса, чтобы сообщить Елене о поединке Менелая с Парисом. Вспомним Ареса, обернувшемуся вождем фракийцев Акамантом, чтобы воодушевить троянцев и повести их в атаку. Вспомним Геру, принявшую вид воина с громким голосом Стентора, чтобы пристыдить греков и воодушевить их отбить атаку троянцев.

Во-вторых, боги влияют на сознание человека и могут его контролировать. То есть, человек может считать, что он сам что-то решил, но это решение навязано ему богом. Вспомним Ахиллеса, собирающего народное собрание в первой песни. Он думает, что это его идея, но эта мысль внушена ему Герой. Агамемнон заявляет, что это Зевс вверг его в ссору с Ахиллесом. (Тут, кстати, не понятно, так ли это, или Агамемнон просто хочет оправдать себя. Но сама возможность такого оправдания о многом говорит).

В-третьих, боги могут создавать призрак человека. Вспомним Ареса, уносящего раненого Энея в Трою, но оставляющего на поле боя его призрак, чтобы все люди считали, что Эней присутствует на поле боя, чтобы вокруг призрака не прекращалась битва.

В-четвертых, боги, видимые лишь одному человеку, но не заметные для всех остальных, могут своими действиями влиять на его поведение. Так Афина, видимая только Ахиллесу, хватает его за волосы и удерживает от нападения на Агамемнона. Афродита невидимо защищает Париса в поединке с Менелаем и мгновенно переносит его с поля боя в спальню.

В-пятых, боги могут влиять на людей через сны. Более того, во сне боги могут обманывать человека. Так Зевс через ложный сон уверил Агамемнона, что Троя сегодня падет.

Кроме того, боги могут давать людям силу, во много превосходящую человеческую. Вспомним Диомеда, получившего такую силу от Афины. И тут тоже сложно понять, кто побеждает и троянцев, и Афродиту с Аресом – Диомед или Афина руками Диомеда?

А коль существует столько способов выдать действия богов за действия людей, справедливо ли судить человека за те действия, которые видны остальным людям? Людям, которым доступны лишь мнения, лишь видимость, а не подлинная реальность? Позволяет ли картина мира Илиады судить человека за те поступки, которые, как кажется окружающим, он совершает? Илиада показывает, что действия людей очень часто – лишь видимость и, на самом деле, это действия богов, действующих через людей, в людях или через образы людей, принимая их облик. Но тогда в бедствиях людей виноваты не люди, а боги! В шести первых песнях я могу вспомнить только одного человека, который наказан за свои действия – это Терсит, избитый Одиссеем. А вы можете вспомнить другие примеры из первых шести песен, когда люди были наказаны за свои собственные действия, за действия, не навязанные им богами?

Единственный путь получения человеком истинного знания – обращение к богам или к их пророкам (поэтам, предсказателям, гадателям). Но есть ли уверенность, что боги не обманут? Нет. Боги порой сознательно обманывают человека.

А сильно ли наше понимание ответственности человека за свои действия отличается от понимания Илиады?

Считаем ли мы, что человек способен постичь истину и увидеть реальность? Или человек обречен лишь верить в ошибочные (более или менее) мнения о реальности?

Считаем ли мы, что человек несет ответственность за свои действия, или нашим поведением управляют невидимые силы – от отношения к нам матери в нашем детстве до беспощадных законов экономики? Человек сам выбирает между добром и злом или человек – лишь продукт социально-экономических отношений, а понятия добра и зла – просто условности?

Так ли далеки мы от человека Илиады? Или мы просто заменили одушевленных, хотя и жестоких, богов на неодушевленные, но оттого еще более жестокие, факторы и законы?

Чего больше – отличий между нами или сходства?

Меня порой ужасает, насколько же мы похожи… Человек не изменился… Или почти не изменился… А если всё же что-то изменилось в человеке, то что? Очень интересный вопрос. Сложнейший вопрос… И чтобы ответить на него, нам нужно будет прочесть не мало великих книг.

А к следующему разу я попрошу тебя подумать, что для человека Илиады является высшей ценностью.

Беседа 16
Первые попытки реконструкции миропонимания. Человек и его призвание.

Люди неизмеримо ниже богов. Боги вызывают страх своей силой и возможностями. Они могут вызывать уважение. Но вызывают ли они симпатию?

Описание пира богов на Олимпе, начавшемся скандалом между царственными божественными супругами, угрозами Зевса жене, напоминанием Гефесту, о том, как его покалечил отец, когда тот пытался защитить мать, смех богов над хромотой Гефеста… Совершенно жуткая атмосфера, напоминающая скорее место заключения, где правит «пахан».

Хотят ли люди Илиады походить на богов?

Вряд ли. Боги в картине мира Илиады слишком далеки. Сходство с ними скорее вызывает ужас и страх. Вспомним Елену. Троянские старцы при виде ее подчеркивают ее «страшное» сходство с богинями, уверены, что Елена приносит погибель и хотят, чтобы она поскорее покинула их («Страшно похожа лицом на богинь она вечноживущих. Но, какова б ни была, уплывала б домой поскорее, не оставалась бы с нами, – и нам на погибель, и детям!» (3, 158—160. Перевод Вересаева).

Жизнь человека Илиады – кратковременна и бессмысленна. Герой Главк сравнивает ее с листьями деревьев. «Род человеческий то же, что листья в лесу на деревьях: падают листья на землю от ветра; но новые листья, лишь наступает весна, вырастают опять на деревьях. Так и с людьми: умирают одни, родятся другие» (5, 146—149). Вечный круговорот. Поколения сменяют друг друга. Смерть неизбежна, как и рождение новых, которые тоже умрут… Человек тем и отличается от богов, что он смертен. Это звучит так современно… так понятно… так знакомо…

Для чего живет человек? Что остается от человека после смерти?

Тут наши представления отличаются от людей Илиады. Многие из нас думают, что со смертью всё кончается, что умерев, человек исчезает – и тело, и душа… после смерти ничего нет. Но в Илиаде все верят, что смерть – это отделение тела от души с неизбежным попаданием души в Аид. И эта посмертная жизнь души исполнена страданиями. И это посмертное существование души никак не воспринимается как жизнь, оно намного хуже, чем даже самая тяжкая жизнь самого несчастного страдальца на земле. Но если человек Илиады уверен, что всем людям один путь – в Аид, то как жить? Если бессмертие – удел богов, то что дает силы людям поддерживать в себе жизнь?

Кажется, для человека Илиады единственная подлинная ценность – это бессмертие. Но им обладают только боги. Человек же может обладать лишь относительным бессмертием – бессмертием в памяти следующих поколений – славой! Слава, оставшаяся среди живых после смерти человека, воспринимается как гораздо более подлинная жизнь, чем посмертное существование душ в Аиде. То, что помнят о человеке живые – гораздо важнее и гораздо значимее того, как после смерти чувствует себя в Аиде душа.

Замена подлинного бессмертия славой среди живых далеко не равнозначна жизни, но это единственно возможный вариант! Главная ценность – тот рассказ, который останется после тебя, рассказ о тебе. И, конечно, этот рассказ должен быть хорошим. Это должен быть рассказ о том, чем принято гордиться.

А что же могло быть предметом гордости для человека Илиады?

Богатство? Мудрость? Сходство с богами?

Скорее, нет. Главное – гордое принятие своей судьбы, возможность кричать проклятия в лицо богам, возможность обличать несправедливость богов! Но чтобы обличать несправедливость, необходимо какое-то представление о справедливости. И оно есть в Илиаде. Это отношения гостеприимства между людьми и верность клятве, приносимой богам. Это твердость перед лицом опасности и готовность умереть, но не оказаться трусом и предателем. Это справедливый раздел добычи в соответствии с твоей храбростью. А храбрость – это одна из главных добродетелей, потому что именно она и приносит славу!

В мире Илиады не существует справедливости, которая бы стояла как над людьми, так и над богами. Справедливость вовсе не абсолютна. Она – человеческое установление, выработанное самими людьми для собственного удобства. Справедливость не является непреложной ценностью! Ценность в мире Илиады одна – бессмертие. Для человека же достижимо только одно бессмертие – слава, слава храбреца и сильнейшего! Слава человека, способного своими силами убить максимальное количество врагов. Слава человека, своей мощью подобного богам, богам, уничтожающих людей.

Получается, что в этой картине мира убийство является добродетелью?

Не совсем. Добродетелью является храбрость и доблесть. Убийство исподтишка – подлость. Добродетель – это когда враг готов биться с тобой и выяснять, кто сильнее. Убить врага в честной схватке – предмет гордости. И это высшая слава, доступная человеку Илиады. Лишь один человек достоин славы лучшего воина. Лишь один останется в памяти потомков как самый доблестный. Это то, ради чего стоит умереть. Слава наилучшего наиболее долговечна. Он дольше всех останется бессмертным в памяти последующих поколений. Его имя будут чаще всего вспоминать. И это – самая подлинная, самая истинная ценность в картине мира Илиады. И это ужасающий мир…

В Илиаде человек в одном отношении неизмеримо выше богов – в своем принятии своей страшной судьбы. Человек несчастен и смертен, но человек гордо принимает свою судьбу и пытается добиться максимума для человека – посмертной славы. А славы можно добиться только в бою, в честном бою. И не важно, победит ли твоя сторона или проиграет. Не важно, чем кончится война. Для человека важно одно – завоевать славу доблестного воина, победить максимальное количество врагов. И приняв судьбу, смирившись со своей участью, человек гордо улыбается богам.

Меня всегда поражали скульптуры архаического периода – того самого периода, когда создавались гомеровские поэмы. Эти скульптуры часто изображают воинов, воинов, погибающих в бою. И все эти умирающие воины УЛЫБАЮТСЯ! Гордо улыбаются богам! Они смогли превзойти богов в том, что недоступно богам – в гордом принятии своей страшной участи.

Если пойдете в ГМИИ им. Пушкина, зайдите в греческий зал и посмотрите на скульптуры умирающих архаических воинов. На их устах – улыбка! Улыбка на зло всем жестоким богам!

А не похоже ли понимание человеком Илиады своего назначения на сегодняшнее? Разве вы не видели людей, верящих, что справедливость – это лишь условность? Разве вы не видели людей, считающих, что судьба их страшно обидела, но они, гордые люди, смеются над судьбой.

Помните фильм «Однажды в Америке»? Помните в конце фильма улыбку Лапши?

Очень архаическая улыбка. Улыбка человека, хохочущего богам в лицо… Улыбка человека, не верящего в справедливость, но гордо смирившегося с участью человека…

Так сильно ни мы отличаемся от людей Илиады?

Со следующей беседы мы возвращаемся к чтению Гомера. Попрошу вас прочитать седьмую песнь и подумать над следующим вопросом:

С чего нужно начинать всякое важное дело?

Беседа 17
Поединок Гектора и Аякса. Погребение убитых. Греки строят стену и ров. Песнь 7.

Гектор и Парис выходят за ворота Трои и вступают в битву. Афина с высей Олимпа спешит на помощь грекам. Из Трои ей навстречу спешит Аполлон. Боги сходятся у священного дуба. Аполлон предлагает закончить на сегодня сражение единоборством Гектора и одного из греческих воинов. Афина соглашается.

Заметим, что для того, чтобы сподвигнуть Гектора к бою, Аполлону даже не нужно к нему приближаться – «сын Приама Гелен, своим предчувствуя духом волю, какая угодна богам, промыслителям дел всех, к Гектору тотчас пришел и со словом к нему обратился» (7, 44—46). Так боги способны действовать через тех, кто способен духом понимать их волю. Гектор послушался брата.

Договорившись, Аполлон и Афина обернулись коршунами – оказывается, боги могут превращаться не только в людей. Настоящие оборотни.

Гектор обращается и к грекам, и к троянцам. Начинает он с причин неудачи первого поединка. И Гектор оказывается совершенно прав: он не говорит о том, что троянцы нарушили клятвы; он говорит о том, что Зевс клятв не принял. Это именно так. Гектор, хотя и не знает, как обернувшись сыном старца Афина приказала Пандару стрелять по Менелаю, но ясно понимает, что нарушение клятв и продолжение войны – по воле богов, по воле Зевса.

В этот раз поединок ничего не решает. Единственное условие – отдать проигравшего своим, чтобы те могли похоронить тело. Доспехи же достанутся победителю.

Греки долго решаются, кому сражаться. Никто не горит желанием вступать в поединок. Возмущенный трусостью греков, Менелай снова собирается принять вызов. Агамемнон его останавливает, старец Нестор стыдит греков. После этого встают сразу девять воинов. Из них выбирают, кому же сражаться – жребий выпадает Аяксу, сыну Теламона. Греки молятся Зевсу за победу Аякса. Стоит отметить, что троянцы снова не молятся.

У Аякса столь грозный вид, что Гектор готов скрыться за ряды троянцев, но удерживается. Начинается поединок. Аяксу удается поцарапать Гектору шею, а затем камнем даже сбить Гектора с ног. Тут вмешивается Аполлон – он ставит Гектора на ноги. Но вестники троянцев и от греков останавливают битву, потому что наступает ночь. Гектор просит Аякса прекратить на сегодня и продолжить завтра. Но далее следует совершенно неожиданный поступок – Гектор предлагает обменяться дарами. Он отдает Аяксу свой меч с ножнами и получает в ответ темно-красный пояс. Практически Гектор и Аякс вступают в отношения гостеприимства. Вот как Гектор объясняет цель этого обмена дарами: «Чтобы каждый троянец сказал и каждый ахеец: бились они, враждой разделенные, гложущей душу, но примиренные дружбой расстались после сраженья» (7, 300—302).

Что это? Да это же тихий бунт против владыки богов, против Зевса, который не принял клятв! Гектор совершает человечный поступок и в своем величии превосходит жестокосердного «отца всех бессмертных и смертных». Потрясающая сцена!

Двадцать второй день начинается и заканчивается поединком. Гектор рад, что выжил, хотя уже и не надеялся. Агамемнон встречает у себя в палатке Аякса, и они вместе приносят Зевсу в жертву быка.

Нестор советует объявить перемирие, чтобы собрать трупы погибших и захоронить. Попутно он предлагает использовать эту краткую передышку для постройки перед судами греков стены с башнями и с глубоким рвом.

Троянцы тоже проводят совет. Антенор предлагает выдать грекам Елену и богатства, похищенные Парисом. Сам же Парис отказывается вернуть Елену, но готов вернуть грекам украденные сокровища, а к похищенным богатствам добавить и свои.

Царь Приам решает передать грекам предложение сына, а также предложить им перемирие для сожжения трупов. Рано утром троянский вестник передает это предложение грекам. Греки надолго притихли. Наконец заговорил Диомед: теперь слишком поздно троянцам предлагать мир; ни возврат богатств, ни даже возвращение Елены уже не помогут; Троя скоро погибнет. Греки криком поддерживают слова Диомеда. Мир невозможен, но перемирие одобрено. Вестник возвращается в город сообщает это решение троянцам. Те готовятся вывозить трупы, а также ехать за лесом для погребальных костров.

На следующий день греки и троянцы собирают тела и сжигают их. Но еще ночью греки, вырыв общую могилу, насыпали холм и построили стену со рвом для защиты кораблей.

Боги в это время с удивлением наблюдают за этими действиями греков. Удивление у богов вызывает не столько скорость, с которой построена стена, а тот факт, что перед таким важным делом греки не принесли в жертву богам ста быков, не совершили гекатомбу! Возмущение высказывает Посейдон – бог моря и брат Зевса. Он считает, что перед всяким важным делом людям обязательно нужно поделиться своим планами с богами – принести жертвы и попросить содействия богов. Иначе людское дело не устоит.

Тут же Посейдон вспоминает и другую стену, которую они вместе с Аполлоном, проливая пот, построили в Трое для царя Лаомедонта. Лаомедонт – отец Приама. Зевс в наказание за участие в бунте против него (не того ли самого бунта, от которого Зевса спасла Фетида?) приговорил Посейдона и Аполлона работать на Лаомедонта – строить крепостную стену Трои. То есть даже родного брата, повелителя морей Посейдона Зевс может обязать работать на человека.

В ответ на возмущение Посейдона по поводу отсутствия жертвоприношений Зевс позволяет ему сразу окончания войны и отъезда греков разрушить стену и размыть ее морем, чтобы от нее не осталось и следа.

Наступает ночь. К грекам накануне прибыли корабли с вином. Греки пируют всю ночь. В Трое тоже пируют греки с союзниками. Но Зевс уже замыслил для обеих сторон тяжелые бедствия и громко гремел всю ночь. От этого грозного грома людей охватывает «бледный страх» (7, 479). Никто не решается пить вина, ни излив сначала из кубков на землю – в жертву Зевсу. Лишь поздно ночью люди улеглись спать. Так кончается седьмая песнь.

К следующей беседе я попрошу вас прочитать восьмую песнь и подумать над следующими вопросами:

Что такое Тартар и кого там держат?

Что Афина – любимица Зевса – думает о царе богов?

В каком случае не позорно герою бежать с поля боя?