Текст книги "Хождение на Север. Фантастика"

Глава 6

Выйдя на бережок маленькой, анемичной речушки Марвик остановился и озадаченно почесал затылок, за время путешествия исчёсанный едва ли не до проплешины.

– Похоже, любезные, мы тут, необоснованно, чутка направо увлеклись. Занесло нас не туда маненько…

– Чутка налево было бы привычнее? – ехидно поинтересовалась Савватея, но Марвик на провокацию вредоносной бабы не поддался – чай, не мальчик уже.

– Я мужчина холостой, для меня любая сторона правая! В смысле – правильная.

– А что тут не так? – удивился Апар, – Речка как речка, мало нам их попадалось? Обычная вода…

– А вот отнюдь! Речка сия – есть граница нерушимая нашей державы!

– Дело понятное – сговорчиво хохотнул Апар, – На моей памяти речку обрушить ещё никому не удавалось. Загадить, разве что.

– Вот именно! Значит, надёжно.

– Загажено?

В этот момент из пучка водяной травы возле берега высунулась усатая мордочка с мокрой шёрсткой, поглядела на путников серьёзными, внимательными глазами и скрылась, влажно фыркнув. Плескалась на песчаном мелководье блескучая рыбёшка, резвилась в тёплой, мутной воде. Речка не спеша катила серо-коричневую воду, лениво тащила на мокрой спине сухую траву, щепки, дранину какую-то, и дрянь различную, рукотворную. Ничем особым пейзаж не подивил и не порадовал.

– Ой, смотрите! – Филя ткнул пальчиком в сторону другого берега, – У них там праздник какой-то! Шатры цвета-а-астые, флаги красивущие-е-е!

Марвик величественным жестом приложил ладонь к глазам, но изображение чётче не стало. Наверное, прищуриться забыл. А на соседском бережочке действительно раскинулся целый лагерь: шатры, стяги, крики лошадей, ржание коней, суета…

– А знамёна-то королевские – протянул Марвик, на что Филя восхищённо вздохнул.

– А вы так легко любое знамя определяете?

– Чего тут определять? Вон, корона нарисована! А вот короля не видать что-то. Не иначе спит, суслик плюшевый!

– А ну, поосторожнее со словами! – раздался возмущённый голос из прибрежных кустиков и вслед за возмущением выбрался на свет гончаров самый настоящий король. Трава на бережочке скользила под ногами и, во избежание конфуза, корону он крепко держал в руках. Но бархатный, золотой костюм, алая мантия и роскошные ботфорты сомнений не оставляли: он, самый, что ни на есть. Росту венценосец оказался невеликого, аккурат с Апара, да и вообще, похож был на служителя весьма: такой же пухлый, круглый, сдобный… Одно отличие присутствовало – не лысый. Шевелюрой его Гончар наградил знатной: густой, чёрной, вьющейся и шелковистой. Издалече видать – самодержавная грива, не абы что… Король смотрел махонькими глазками недобро, пухлые губки надул обиженно. Впрочем, возможно они у него всегда такие были, раньше-то с величеством ручкаться не доводилось.

– Лучше бы вам извиниться немедленно, за столь пренебрежительные слова о нашем величестве!

Он грациозно отставил ножку и нахлобучил на голову золотую корону, которая тут-же и затерялась в его буйном пышноволосье.

– А то что? – не убоялся такого поворота Марвик и тоже ножку в сторону отодвинул – без особой грации, правда. Да и то сказать: при таком размере обуви, не задавил никого – уже спасибо.

– За такие слова у нас в королевстве голову принято рубить без долгих разбирательств! – напыщенно изрёк король, зачарованный собственной важностью.

– А у нас всё наоборот, что характерно – усмехнулся Марвик. – С недавних пор повадился народ королевские головы рубить почём зря. А мы сейчас, Ваше Величество, в нашем государстве находимся, если вы запамятовали. Не слыхали, часом, какая грустняшка с нашим величеством приключилась?

– Слыхал… – печально сник монарх, стащил с головы корону и надёжно упрятал куда-то под мантию, от греха подальше. – Неуютно теперь у вас стало, не понять ничего. Ну, вот какой у вас государственный строй нынче, коли без короля живёте?

– Поди знай? – легкомысленно пожал плечами Марвик, – И поэтому лишний раз рот лучше не открывать. Брякнешь чего не того – вот ты и враг государства! А ведь и в мыслях не было, вот те круг!

– Ну, положим, лишний раз при любом строе лучше не вякать – глубокомысленно заключил король, – Из собственных наблюдений исхожу. Была у меня тут тоже одна… оппозиция. Ну, так я её оп… и в позицию!

– Помогло? – живо заинтересовался Марвик.

– Башка на месте, с короной вместе. Значит, оппозиция, в правильной позиции. И, опять же, получил глубокое удовлетворение.

Его Величество хохотнул добродушно, с неожиданным теплом в голосе – вспомнил, видать, приятное что-то.

– А эта… оппозиция, сопротивляться не пробовала?

– Не предпринимала в этом направлении никаких шагов – официально отозвался самодержец, – Да и затруднительно шагать, без головы-то… Дорогу плохо видно.

– А чего это ваша монаршья особа в одиночестве шастает, как собака беспризорная, прости Гончар за образное сравнение?

Апар изобразил на честном, пухлом лице искреннее участие и даже сострадание лёгкое там проклюнулось… местами.

– Горе у меня – вздохнул самодержец красноречиво, – Собрался на войну, в поход уже даже выступил, а народ мой… не пришёл!

Величество сокрушённо покачал густой гривой и вдруг вспылил не по– доброму – накипело, видать, настоялось и забродило.

– Ну, вот что за народ такой, тупой и невозможный?! Ведь всё за них продумали, обо всём позаботились, всё учли! Уборочная прошла, свадьбы отгуляли, погоды вон какие прохладные стоят, мухи не донимают – воюй, не хочу! Не хотят! Развалились по тёплым печкам, жердиной не сгонишь. Ну, вот чего ещё этому народу надо?

– Может, причина нужна? – оказал посильную помощь Марвик, – Ну, для войны-то?

– Причина нужна тем, кто войну начинает! – отрезал сурово венценосец, – А где это видано, чтобы народ по своему недора… разумению, войну начинал? Над причинами короли пускай головы ломают. А народу для войны условия надо создать. Так ведь создали же! Лагерь благоустроенный, с нужниками даже; музыканты, вон, в трубы дуют, щёки от усердия в лоскуты порвут скоро; командиры – красавцы, для шляп командирских павлинам все хвосты отчекрыжили, птицам стыдно на глаза теперь кому показаться! Жратвы разной целый обоз! Одних медалей три телеги! Не пришли, скоты неблагодарные! Наплевали на мою отеческую заботу!

Марвик сочувствующе покачал головой. Конечно, обидно человеку, чего уж там…

– Слушай, Величество – он кивнул в сторону недалёкого лагеря, – У тебя ж одних слуг тыща! Вот и возглавь эту братию, да и в атаку! Ты ж, по всему видать, парень грозный, боевой, один шуму учинишь, как целый эскадрон!

– Экий ты, братец, дурень! – сокрушённо вздохнул король, – Мне бы таких побольше – горя бы не знал. Да разве королевское это дело – саблей-то махать? Наша монаршья забота – организовать и управлять.

– Поссорить и натравить?

– Вот не умеешь ты мысли свои недалёкие цивилизованно оформить! – грустно заключил король.

– Чего нет – того нет – и не подумал упираться Марвик, – У меня и мыслей-то чаще всего нет! Так, хрень всякая навевается.

– Да, я заметил. Ты, приличия ради, при людях-то хоть не извергай.

– Тут ничего не поделаешь. Наш лекарь полковой настоятельно не советовал в себе держать, вредно для организма, говорил. Так что, где уж приспичит…

– Опять его в рассуждения поволокло! – возмутилась Савватея, – Не слушайте вы мозгоблуда этого, Ваше Величество! Лучше скажите, что вам за печаль, с войной-то? Ну, не пришёл никто! Свернули лагерь, да и по домам. В следующем году повоюете, медали-то, чай, не заржавеют.

– Ну как же вы не понимаете? – вновь полыхнул праведным гневом, притихший уже было монарх. – Ведь не всё же так просто: захотели – начали войну, захотели – передумали! А трудов-то, сколько положено, знаете? Экономистов тыща штук бюджет на войну кроили; дипломатов тыща штук ноты грозные строчили, оправдания впрок запасали; генералов тыща штук планы гениальные составляли, ночей не спали, карты красками раскрашивали! Для себя, что ли, все они старались? Нет, для народа! А он, скотина такая, взял и всё испортил – на войну не пришёл!

– Так видно некогда ему, народу-то? – нашёл разгадку Марвик, – Ведь такую прорву дармоедов прокормить надо! Когда уж тут воевать?

– Так что ж, по твоему, выходит? – возмущённо взвился король, – Позовёт страна на войну – так можно и не ходить? Дома работы навалом – так, что ли? В огороде ковыряться важнее, чем страну свою защищать?

– Эка ты наворотил, Ваше Величество! – с уважением оценил Марвик пылкую речь монарха, – Сразу видно – умный человек, читать-писать умеет, и даже, страшно подумать, умножать-делить… наверное. Вот только я так полагаю: когда на Родину враг напал, тут уж придумывать нечего, да и некогда – бери топор, иди башку вражью дырявить! А вот если чья-то умная голова для войны причину придумывает – так может, правильнее по ней топориком пройтись? Хуже-то всяко не станет, а вот лучше – вполне возможно.

Марвик задумчиво оглядел тревожно притихшее Величество. Вздохнул.

– А с другой стороны – отрубили в нашем королевстве голову королю и первым делом снова на войну потащились. И дня над причиной не размышляли.

– Так может, не стоило и рубить? – с надеждой поинтересовался король.

– А с меня-то ты чего спрашиваешь? – удивился Марвик, не желая попадать в списки революционеров. А уж тем более, дела их объяснять. – Я, что ли, ему голову-то рубил? У меня оправдание железное, я в это время вообще пьяный спал, ни сном, ни духом про эту вашу революцию!

– Мою?! – возмутился король.

– Не принципиально! Главное, что я спал.

– И всё проспал! Без тебя, выходит, история творилась?

– Так может, оно и к лучшему? – рассудил Марвик глубокомысленно, – Зато оправдываться не надо, за то, что получилось! Ну, или не получилось. Не беда, что я в истории дураком останусь. Пусть надо мной лучше смеются, чем ненавидят.

– Ваше Величество!!!

От лагеря в их сторону поспешал мужчина в пышном костюме явно придворного пошиву – весь в бантах, рюшечках, ремешках да пряжечках. Он резво допрыгал до речушки, замялся на секунду и, убедившись, что король за ним наблюдает, самоотверженно сиганул вброд – как есть в шёлковых чулках и белых туфлях. Впрочем, в зелёной тине и сером иле уделался невысоко, даже до колен не достало. Выскочивши на бережок, он изящно поклонился, невзирая на тяготы и невзгоды.

– Ваше Величество, обед уж готов! Только вашего соизволения и ожидаем: подавать да накрывать. Велите – сейчас носильщиков кликну.

– Пошёл вон, подлец! – громко и твёрдо, во избежание разночтений, изрёк венценосный, – Не могу я туда вернуться. Нет у меня отныне страны, нет народа! Пусть-ка поживут без отца родного, а я пребываю в вынужденной эмиграции!

Он высоко задрал пухлый подбородок и гордо удалился в кусты, переживать горькие часы разлуки с неблагодарной страной. Мантия на мгновение мотнулась в сторону и обнажился золотой, королевский зад, густо заляпанный травяной зеленью.

– Вот же, недоразумение коронованное! – тихо прошипел придворный, – И чего на троне-то не сидится? Изгваздал травой всю задницу, теперь, поди, отстирай…

– Эва как! – изумился Марвик такому повороту, – А я то думал, ты переживать прибежал, что король от вас ушёл!

– Да куда он денется? – махнул рукой верный слуга, – Время обеденное, жрать захочет – быстренько домой вернётся. Кто его тут, в эмиграции, кормить-то будет?

– Тяжело тебе, брат, с этаким-то капризным величеством? – сочувственно спросил Апар.

– Я женат двадцать лет! – веско бросил придворный, – С такой подготовкой меня не укапризишь! Пять беременностей пережил. Чуть сам не родил…

Он посмотрел на свои патриотично замаранные ноги и вздохнул. А вообще, приятное впечатление производил этот мужчина, хоть и расфуфыренный до последней степени. Но зато на мир он смотрел умными, грустными глазами; потому и грустными, что умными. И говорил приятным, спокойным голосом человека, которого мало что удивляет в этой жизни.

– А чего это ты без придыхания толкуешь о своём короле? – подивилась Савватея, – Тебе ведь при его упоминании горячей водичкой брызгать полагается в тридцать три струи, не считая мелких брызг и отдельных капель!

Мужчина серьёзно оглядел девицу.

– Зря вы, люди добрые, пугалу с собой таскаете. Места у нас тут тихие, пугать некого. А она у вас ещё и говорящая! Колдовства-то народ у нас не одобряет, могут и накостылять часом, не разобравшись.

Савватея обрадованно ухватилась за возможность продолжить светскую беседу.

– Ты на себя-то, в зеркало, когда в последний раз глядел?!

– Ох, давно – изрядно сокрушился слуга придворный, – И сейчас не стану, даже и не уговаривай.

– Чего ж так-то?

– Ну– у… Во время оно, были мы с тем парнем в зеркале молодыми, красивыми, задорными… Я то и сейчас такой, а он чего-то постарел, сморщился, рожу кривит всякий раз, как меня увидит, словно я ему жабу в руки сую! Ну и была нужда глядеть на такого? Противно!

– Да уж мне-то не рассказывай – охотно согласилась с ним Савватея, – Я эту отвратную личину прямо сейчас перед собой вижу!

– И ты туда же! Это ведь самое грустное. Люди-то думают, что он – это я и есть! Сколько уж из-за этой путаницы натерпелся – неделю вспоминать, винище пить и плакать!

– Как соберёшься, меня позови – ненавязчиво посоветовал Марвик, – Я в таком деле шибко сочувствующий человек. И опять же, пью умеренно.

– Буду в памяти держать.

Савватея покосилась на тихонького Филю, скандально нос наморщила так, что даже горбинка где-то в складках затерялась.

– А про этого, главное, и слова не сказал! А я, значит – пугала!

– Вполне приятный… непонятно кто – придворный изящно поклонился, на что Филя попытался ответить тем же и едва не распластался позорно.

– А то, что это непонятно кто – это ничего?

– Вообще наплевать! – уверенно отрезал мужчина, – Главное, что приятный. Ты бы с нашими, дворцовыми пообщалась – вот уж действительно непонятно кто!

– Ну, ну разошлись! – Марвик неодобрительно глянул на Савватею, – Тут разговор мужской, политес серьёзный, а ты с красотой своей воображаемой выперлась. Было бы из-за чего воображать!

– Да я… – взьярилась Савватея, но перебить Марвика не смогла.

– Вот именно: ты – да-а-а… Давай-ка лучше мил-человека послушаем: отчего это у короля с народом такая нескладуха в родственных отношениях? Отчего народ за своего венценосца никак геройствовать не желает?

– Дураков сильно поубавилось – вздохнул тот сожалеюще, словно и вправду несчастье приключилось, поумнели все вокруг.

– Это как же?

– Да есть у нашего государства милая, кошачья привычка: нагадить в чужие тапки и наивно глазки потом строить – ну как вы такое могли обо мне подумать?! И вот тут нас берут за загривок и тычут милой мордочкой в наше же дерьмо. Ну, а кому охота всю жизнь в дерьме-то ходить?

– А как надо, по-твоему? – живо заинтересовался Марвик, поскольку бывать в шкуре котика-засранца нечасто, но приходилось. Не смертельно, конечно, однако ж…

– А надо так, как все нормальные страны поступают: нагадил соседу в тапки и сам же первый на весь свет возопил возмущённо: а что это твои тапки стоят на моём коврике? И вот ты уже не подлый засранец, а как раз даже пострадавшая сторона. И никому уже до обгаженных тапок дела нет, все увлечённо разбираются, чей, на самом деле, коврик был.

– Вот это я понимаю – политика! – восхищённо воскликнул Марвик, остро сожалея о том, что раньше никто его не просветил в таком насущном вопросе – массу конфуза можно было удачно избежать.

– Ну, это ещё не всё – снисходительно промолвил выжига-придворный, покровительственно глянув на простодыра-гвардейца. – С владельца тапочек надо попозже обязательно потребовать компенсацию за причинённый моральный вред. Ведь ты же когда гадил, нервничал: а вдруг тебя кто увидит, с голым-то задом! Нервы, чай, не железные. И кстати, гадить – это работа, которую он тоже должен оплатить! Ведь это по его вине ты был вынужден гадить в невыносимых условиях, без минимально необходимых удобств.

– А и умён же ты, братец! – неутомимо восхитился Апар ещё раз, одобрительно поглядывая на придворного интригана, – А чего ж при таком советнике светлоумном, король глупости творит?

– Да я и не советник вовсе – смутился тот, – Я кухней заведую. А, кроме того, чтобы советы слушать, тоже, какие-никакие, а мозги нужны. А, чтобы среди вороха советов, дельные выбирать, так и вовсе мудрость требуется. Так что, не станем Гончара гневить нытьём недостойным, на судьбинушку жалиться. Не шибко умён монарх – переживём. Не сволочь злобная – уже хорошо. О! Ваше Величество!!!

И действительно, из кустов выбрался монарх, дождевой тучи хмурее, глянул на присутствующих не то, что бы злобно, однако ж, не по-доброму как-то, без отеческой теплоты.

– Что у нас на обед сегодня?

– Перепела!

Король поперхнулся.

– Я не спрашивал о самочувствии королевы! Меня интересует, чем кормить будешь?

– Дичь, Ваше Величество!

– И ситуация в стране – тоже не твоё дело! Вот дурак дураком, на простой вопрос внятно ответить не можешь!

Венценосец обречённо махнул рукой и пошлёпал прямо в чистых сапогах по грязной воде.

– Носильщики же есть, Ваше Величество!

– Ты мне ещё катафалк вызови! – злобно огрызнулось Величество,

выбираясь на другой берег, – Сам пока ещё, ходить могу. А ты чего это, за границей решил остаться, ренегат?!

– Ты бы ещё сапоги сам чистил! – прошипел под нос, заподозренный в измене придворный, и бросился в реку, словно кавалерист в атаку: бесстрашно и неудержимо. Впрочем, ему о чистых ногах волноваться было уже глупо. Король же помахал Марвику рукой.

– Надоест бродяжить – приходи, мне солдаты нужны. Хотя, морда у тебя шибко наглая, поэтому не настаиваю.

– Я тоже сразу пью – отозвался Марвик, хотя и пожал плечами недоумённо. Вот, какая связь, между наглой мордой и настойкой? Сразу видать – не в себе дядька изрядно. А туда же – Величество…

Оставив за спиной мутную пограничную речушку, дружная компания поднялась по травянистому склону на плешивую вершину холма. Внизу, под ногами, раскинулся роскошный луг со всеми причитающимися ему атрибутами: шелковистой травкой, тучным стадом, одиноким пастухом… Марвик посмотрел на дорожку, по которой они сюда пришли и почесал затылок.

– Ну, а чего нам взад-назад-то бегать? Вот через лужочек и проскочим напрямки.

– Ну да! – охотно поддержала его Савватея. – А вслед за этой фразой обычно следует истошный вопль: чего мы сюда попёрлись?!

– А я, в отличие от вас, пересмешников, опасаюсь чего-то – Апар хмуро глядел на мирно пасущееся внизу стадо. – Там опять звери эти бессердечные. Да много!

– Ты ж сказал, что больше хватать их за места разные не станешь! – с упрёком молвил гвардеец. – А сам, значит, опасаешься? Ох, брат, десять раз подумай! У них тут мужик есть, коровий, быком кличут, здоровенный… Вон то, чёрное, видишь? Во-о-от. Это кусочек его задницы развиднелся.

– Защити Гончар! – ужаснулся служитель. – Я думал, это холмик!

– Это над тобой будет холмик, если на его баб зыркать не перестанешь.

Апар ещё раз поглядел на новую напасть в своей нелёгкой жизни, затем на Марвика глянул с жестокой укоризной, влажным носом шмыгнул предельно жалобно.

– Гложет меня сомнение – да брат ли ты мне? С лёгкой душой и чистой совестью на погибель меня сведёшь? Это меня-то: безгрешного, и так невинно пострадавшего?

– Да подожди ты телесами вибрировать – с досадой отмахнулся Марвик. – Нужен ты им больно… Айда, не боись.

Он решительно шагнул вниз по склону, навстречу идиллии, и вся компания дружно устремилась за ним. Благо, что и недалеко оказалось.

Прямо возле подножия холма, на боевом посту, валялась лохматая, чёрная псина. Лежала вольготно, на спине, раскинув по сторонам грязные, мощные лапы и распластав по траве длинный, всклоченный хвост. Тяжёлую голову она возложила на пригорочек, уши прижала, глаза зажмурила – несла службу, как могла. На путников даже и не глянула – велика невидаль.

Апар вздохнул восхищённо и разразился комплиментом.

– Гляньте, экий знатный кобелина таскается!

– Он тут сторожить посажен, а не таскаться положен! – ругнулся для порядку Марвик и глянул на коровьего стража неодобрительно. – Да и не кобель это вовсе, а кобелиха – баба его.

– Два взрослых человека! – возмущённо изумилась Савватея, глянув на мужланов с демонстративным презрением. – Кобель, кобелиха… Неучи!

– Да как же их называть тогда? – удивлённо пробормотал Апар. – Стесняюсь даже и предположить.

– Эту собачку – нарочито спокойно проговорила девица, – Некоторые душевные люди назвали бы девочкой!

– Ну да! – хохотнул Марвик. – А судя по её позе – та ещё… девочка!

– Она отдыхает!

– Даже думать не хочу – от чего.

Апар примирительно воздел к щекам пухлые ладошки.

– Ну, будет вам. Ещё не хватало поругаться из-за этой блохастой… девочки! Вон, пастух промеж скотины виднеется – пойдёмте к нему.

Марвик оказался совершенно прав – не было коровам никакого дела до бедного служителя. И вообще ни до кого. Они не спеша опускали свои большие, тяжёлые головы к земле, брезгливо перебирали пухлыми губищами пучки сочной травы, выбирали послаще и долго жевали, размеренно двигая челюстями. На мир они глядели большими, круглыми глазами влажно и отрешённо – без интереса. Крупные, летучие кусачки их здесь не донимали, а мелочь разную животины лениво отгоняли лысыми плетями хвостов. То, что мелочь особо не отгонялась, их тоже волновало не особо – такая мелочь! Вальяжно передвигаясь по лугу, словно королевы по своей опочивальне, коровы исправно производили свои пахучие лепёхи, и со звучными шлепками приземляли их в траву – как залог будущих, густых порослей. Наверняка не один опрометчивый суслик обидно и жестоко под этим залогом пострадал.

Апар, засмотревшись на мирно дремлющего быка, со всего маху ляпнул новым сапогом в такую лепёху, отшатнулся от роя возмущённо загудевших, зелёных мух и с горькой обидой глянул куда-то вверх.

– И вот за что мне это?

– А чего ты вверху-то спрашиваешь? – не замедлила с ответом Савватея. – Глядел бы под ноги – не пришлось бы небеса винить! А то ишь, по сторонам он зыркает! Чай, не по мостовой вышагиваешь. Хотя, и на мостовой…

– Это ты ещё легко обделался – утешил брата Марвик, ехидно ухмыляясь. – Некоторые ухитряются и вовсе в лепёшку разбиться!

– В коровью-то? – усомнился Апар.

– Там уж как пофартит.

Филя печально поглядел на служителя, яростно трущего о траву пострадавший сапог, и нерешительно шаркнул ножкой в знак солидарности.

– А хотите, я вам стишок в утешение прочитаю? Пока вы делом заняты.

И скромно прикрыл два своих фиолетовых солнышка пушистыми занавесочками ресниц. Апар с подозрением покосился на мальца, но издёвки не учуял и махнул обречённо рукой.

– А давай… Хуже-то, поди, не станет.

 
Звёзд отражение в грязной луже
Не завораживает взгляд.
А ведь они ничуть не хуже
Тех, что над головой висят.
 
 
Слегка подёрнутые рябью
Не так кристальны и хрупки.
Слегка запачканные грязью
Зато доступны и близки.
 
 
И голова не закружится
Пред необъятной высотой.
Всего лишь надо наклониться
Чтобы погладить их рукой.
 
 
Но ведь наверняка возможно
Свой путь прокладывать не так?
И в предвкушении тревожном
Глаза подняв, я сделал шаг.
 
 
Тайфуном пронеслась по венам
Созвездий серебристых вязь.
И… ухнул в лужу по колено
Разбрызгав звёзды – просто в грязь.
 

– Ну, и при чём тут лужа грязная? – недовольно проворчал Апар. – Я, вообще-то, в дерьмо опростоволосился!

– Это ты погорячился, брат – покачал головой Марвик укоризненно. – Вон, малой говорит, что можно было и в лужу просто. Ты мальца-то слушай, он зря не скажет.

– Чего это я его слушать буду?

– Он дерьмо издалека видит, заранее обходит – не грех и послушать.

– Послушаю… как-нибудь.

Тем временем среди многочисленных коровьих тел проглянулось ещё одно – человеческое. Пастух оказался дядькой колоритным. Всё в нём было навыпуск: усы, рубаха, брюхо… Над багровыми щеками навыпуск, хитро блестели махонькие глазёнки, выдавая в нём человека, хоть и не злобного, однако ж и не щедрого. Нормального такого. Обычного. Марвик размашисто отсалютовал пастуху ладонью – заодно и мух разогнал приставучих.

– Экие у тебя, дядька, бидоны молочные шляются!

– Не-е-е… – отозвался дядька ленивым, сочным голосом. – Мясная порода. Котлеты будущие вес набирают.

– Как же ты один – и не убоишься всего этого звероужаса? – уважительно поинтересовался Апар, почтительно понизив голос. – Меня и одна-то такая едва не сгубила беспощадно! А уж мужик ихний – вообще страсть неописуемая!

– Это Малыш-то? – насмешливо отозвался пастух. – Да Гончар с тобой, мил человек. Вон, собака, уж на что спокойная, так и та в три раза злее. А Малыш у нас вообще котёнок. Эй, Малыш!

Гора мяса неохотно пошевелилась, появилась здоровенная башка с устрашающими рогами и сонными, чёрными глазами. Бык шумно, влажно и обильно выдохнул, лицо служителя разом помокрело: то ли забрызгало, то ли в пот бросило. Добыв замызганный платок, Апар осторожно промокнул пышки своих щёк и перевёл дух.

– Чего только не создал Гончар в величии своём! Ведь дух захватывает от увиденного!

– Ну-у-у… – протянул Марвик уважительно, – Кабы всё увидеть, что он создал – тут и вовсе бы дух вон.

– И спорить не стану. Замысел велик, и исполнение! Однако ж, чуток ума этой орясине уж точно бы не повредило. Эким же смелым человеком надо быть, чтобы со зверьём таким хороводиться.

– И вовсе нет – запросто отмёл комплимент пастух. – Достаточно их любить просто – и не будет страху вовсе. Я вот их люблю: и холю, и лелею, и смотрю, чтобы выросли большими, да здоровыми, да красивыми…

– А потом что? – с подозрением скривила Савватея лисью мордочку.

– Известное дело – на бойню! Котлеты, жаркое, пироги – приходи кума любоваться!

– И не жалко? – взволнованно охнул Филя.

– Как не жалко?! – пастух сокрушённо всплеснул руками. – Ведь ещё месяцок попасти – сколько бы весу прибавили! А хозяин велит на днях под нож. Жалко, родной ты мой, спасу нет!

– Да ну тебя нафиг, дядя! – отшатнулся в сторону Апар. – С любовью твоей вместе. При таком раскладе я и нелюбимым поживу… зато подольше. Ты лучше подскажи хорошим людям, верно ли мы на главную дорогу идём?

– А вы мне чего хорошего сделали, чтобы я вас хорошими считал? – пастух прищурил глазёнки и глянул на путников с подозрением. Лезут тут всякие, в хорошие набиваются.

– Э-э-э, мил человек – проворковал Марвик, не к месту душевно, – У тебя, что же: любой человек плохой, пока тебе чего хорошего не сделал?

– А у тебя иначе как-то?

– А для меня любой – хороший, пока мне не сделал ничего плохого.

– И в чём тут разница? – не осознал пастух.

– Людей хороших вокруг меня больше! – веско поставил точку Марвик.

Дядька поглядел на гвардейца с нескрываемой завистью.

– Счастливый ты! А вокруг меня, прости Гончар, одни сволочи!

– Марвик у нас и сам очень хороший человек – решил внести свою лепту Филя. – Он другу готов последнюю рубаху отдать!

– Неужто? – прищурился дядька.

– Вот те круг! – подтвердил Марвик правдивые слова размашистым движением руки. – Правда… На кой мне сдался такой друг, что у меня последнюю рубаху возьмёт? С такого гадёныша я и сам сниму чего-нибудь без зазрения. Башку, например!

– Не надо мне рубахи твоей – насупился дядька и махнул рукой в сторону лесочка. – Вот так, прямо ступайте, там и дорога ваша, главная.

Он зыркнул недобро из-под бровей навыпуск, вслед уходящим путникам.

– За рубаху драную, башку готов отрубить! Туда же – хороший человек…

В лесочке было сухо, слегка сумрачно, тепло – прелесть, как хорошо. Филя несколько раз кувыркнулся в сухих, древесных иглах и уселся, раскинув ноги и задрав морщинистый нос.

– А давайте здесь остановимся! Дорогу-то нашу, вон, видно уже. С утра по ней дальше и пошагаем. Дава-а-а-айте!

– Дело толкует карапуз – рассудил Марвик и скинул с плеч мешок. – Падай народ, кому где любо! Савка, а ты ужин покроши. Перекусим и спать.

Расслабиться окончательно гвардеец не успел. Мелькнуло меж деревьев что-то серое, огромное, страшное; взвыло так, что с деревьев даже и зелёные иглы дождём сыпанули; у Апара ноги мягко подогнулись и он осел, как сугроб весною тёплой. На маленькую полянку, что облюбовали путешественники, выметнулся из леса здоровенный, серый волчара и остановился, широко расставив мощные лапищи, опустив тяжелую башку с красными глазищами и жёлтыми клыками. Савватея зачарованно следила за тем, как медленно стекала по клыку мутная капля слюны. Волчина вздыбил жёсткую шерсть на загривке и взвыл ещё раз – куда как страшнее прежнего. В этот момент мелькнула в воздухе серебристая молния сабли и запоздало, словно гром, вслед за молнией настоящей, послышался стальной лязг клинка о ножны. Крутанув над головой смертоносное оружие, Марвик проорал боевой клич и ринулся в атаку на опешившего волка. Зверюга стремительно развернулся, но полностью от удара уйти не успел, как ни старался. Серый, лохматый хвост, безжалостно отчекрыженный возле самого основания, сиротливо разлёгся посреди поляны. Волк медленно повернул морду с остекленевшими глазами к тому месту, где хвост был ещё совсем недавно, посмотрел протяжным, тоскливым взглядом, и оборотился к Марвику.

– Ты чего же это вытворил, упырь? – вопросил он мягким, бархатистым голосом, в котором читалось и отчаяние и изумление изрядное. – Ты же мне хвост откромсал!

Марвик стушевался, виновато глянул на укороченного зверя и потихоньку, как бы между делом, затолкал саблю обратно в ножны.

– Ты уж извини, хищный… Оно, конечно, неловко вышло. Надо же было так промахнуться – по хвосту заместо шеи угодить! Я то ведь, как положено, башку тебе отрубить хотел. Чтобы красиво всё, по серьёзному!

– Ещё не легче! – волчина сел было, но тут же вскочил, подвывая от боли. – Одни уроды моральные кругом! Задницу из норы высунуть нельзя – хвост оттяпают. Ещё и извиняются, что не башку!

Волк плаксиво сморщил нос и оглядел всех присутствующих затравленными, слезящимися глазами.

– Погулять вышел, называется!

– А чего было людей-то пугать? – удивился Апар. – Взревел, как незнамо кто! У меня аж ноги подкосились!

– Да и то верно! – напористо встряла в разговор Савватея. – Как заорал, как саблей замахал – я едва не уписалась!

Волк и Марвик несколько секунд глядели на злобствующую девицу и, не сговариваясь, одновременно отвернулись, вздохнув.

– Живу я тут – пояснил волк всем присутствующим. – В лесу этом. Положено мне для порядку людей пугать. Они ж сюда специально за этим и приходят – настращаться от души, нажутиться всласть. Откуда ж мне было знать, что вы мимоходные? И что с вами этот полоумный окажется…

– Я гвардеец!

– Ну, а я о чём?

Волк внимательно поглядел на Марвика и скривил морду.

– И никакой ты не гвардеец! У тебя бороды нету.

– И никакой ты не волк! – достойно парировал Марвик. – У тебя хвоста нету.

– А вот это подло! – волчара грустно повесил голову и отвернулся слегка, дабы скрыть скупую, волчью слезу.