Текст книги "Воевода заморских земель"

Остановившись перед статуями, жрец поднял руки, касаясь своей ужасной маски.

Молниеносно Олег Иваныч схватил правой рукой увесистый золотой череп, левой же сильно сжал Асотля за горло.

– Брось череп, белый касик, – сипло и как-то жалобно попросил жрец. Олег Иваныч удивился – он и не догадывался о том, что Асотль знает русский, а вот, поди ж ты.

– Да и горло отпусти, больно, – снова пожаловался жрец.

Ишь ты, больно ему. А вот как сейчас звездануть черепом по башке? Мало не покажется!

– Не надо… черепом… – замахал руками Асотль и, изловчившись, сорвал с головы змеиную морду, искусно сделанную мастерами составления мозаик из черных блестящих перьев.

– Тламак!!! – не выдержав, закричал вошедший в храм Ваня. – Так ты жив?!

– Быстрее идите за мной, – кивнул Тламак. – Нас ждут в горах верные люди.

– Да ну? – деланно изумился Олег Иваныч. Ваня уже однажды поверил Тламаку – и что из этого вышло? – И куда ж ты нас заведешь, юный предатель?

– Я не предатель, – опустив глаза, тихо произнес Тламак. – И желаю вам только добра, клянусь Святой Троицей! – Он перекрестился на изображение какого-то бога.

– Не богохульствуй, – строго сказал Олег Иваныч. – Ишь, взяли моду – Святой Троицей клясться. Ну, что, ребята? – Он обернулся к своим. – Пойдем с ним или как?

– Пойдем, – кивнул Гриша. – Не обратно же возвращаться! Да… – Он оглянулся. – А где же стража?

– Стражники остались у входа в храм, – слабо улыбнулся Тламак. – И будут ждать до утра.

– Но как ты…

– Потом. – Юноша поднял руку. – Скоро взойдет солнце, поторопимся же!

Солнце застало их часа через три, умаявшихся, истекающих потом, но вполне довольных – вряд ли кто скоро обнаружит их здесь, средь горных отрогов. Еле заметная узенькая тропинка огибала красноватые скалы, часто проходя по самому краю пропастей, черных, как совесть жреца. Тламак не давал отдыха, все время шел вперед и разрешил ненадолго присесть лишь только тогда, когда тропка вывела беглецов к дороге.

– Куда ведет эта дорога? – поинтересовался Олег Иваныч.

– В Истапалапан, – ответил Тламак. Он так и остался в красном плаще жреца. Олег Иваныч усмехнулся.

– Составители перьев изготовили два одинаковых плаща, – пояснил юноша. – И две маски. Так что я вполне сошел за главного жреца Уицилапочтли. – Он неожиданно рассмеялся, да так, что сидевший рядом с ним Гриша вздрогнул. Уж больно смех Тламака напоминал ему другой смех. Нежный девичий смех красавицы Шошчицаль.

– Почему – ты? – кивнув на плащ, спросил адмирал-воевода.

Тламак улыбнулся:

– Я хорошо знаю и ваш язык, и вас самих. К тому же… – Он виновато оглянулся на Ваню. – Я должен был исправить то, что совершил злою волею помощника верховного жреца Таштетля.

– Ты имеешь в виду предательство?

Тламак грустно кивнул, но тут же улыбнулся снова:

– Похоже, мне это удалось!

– Не знаю, не знаю, – оглядываясь вокруг, с сомнением покачал головой Олег Иваныч. – Мы пока в горах, неизвестно где, ни оружия, ни еды, а скоро – я так мыслю – погоня.

– Верно, – кивнул юноша. – Потому – поспешим.

– И куда же?

– А ты, Олег Иваныч, сам-то как думаешь, где легче сейчас спрятаться? – Тламак лукаво посмотрел на воеводу.

Тот усмехнулся:

– В Теночтитлане – тут и думать нечего!

Ваня, вздрогнув всем телом, чуть было не свалился с камня, на котором сидел.

– Как – в Теночтитлане? – с ужасом воскликнул он. – Ведь мы только чудом Господним спаслись оттуда!

– Мы сейчас не уйдем далеко, – подойдя ближе, Григорий положил Ване руку на плечо. – Не знаем гор, да и не спрячешься в маленьких городках – враз отыщут. Другое дело Теночтитлан – это ж не город, целая страна! Имей знакомого старосту – годами отсиживаться можно, как местные православные и делают, верно, Тламак?

Проводник кивнул, прислушиваясь к чему-то.

Олег Иваныч насторожился:

– Погоня?

– Нет, вроде, рано еще. – Тламак предупреждающе поднял руку. – Кажется, это купцы.

Так и оказалось. Купеческий караван – носильщики, прислужники, воины – шумной толпой двигался в направлении города Истапалапана. Видно, шли издалека и теперь радовались, предвкушая возвращение в родные пенаты. В носилках – раковины, какие-то блестящие камни, тюки с перьями. За ними, в середине каравана, еще одни носилки, с толстым купчиной-почтека.

Ба! Знакомые все лица!

Олег Иваныч вздрогнул, узнав в толстопузом купце старого знакомого Аканака, похожего на пучеглазую, вытащенную из воды рыбу. Давненько не виделись. Выходит, жив, курилка!

– Хорошо, что мы вовремя заметили их, – проводив проходящий караван глазами, прошептал Ваня. – А купчина там… такой противный, толстый… Ха! Так ведь он и был когда-то у нас в Ново-Михайловском посаде. Вместе с тощим Таштетлем. У, гад!

– Аканак неплохой человек, – задумчиво произнес вдруг Тламак. – Изо всех купцов он лучше всех относился ко мне, никогда не бил, даже заступался иногда.

– Да он же подручный Таштетля!

– И что? Вы думаете, кто-то из купцов-почтека сможет отказать могущественным жрецам? А сейчас-то Аканак один, без Таштетля.

– Дался вам этот Таштетль, – усмехнулся Гришаня. – Лучше б какого хорошего человека поминали, ей-богу! Тем более и тебя, Тламак, этот Таштетль подвиг не на самое хорошее дело.

– Он знал кое-что… – туманно заметил юноша. – Но, к сожалению, сейчас Таштетль не имеет надо мной власти. – Тламак внезапно погрустнел.

– Ты сказал – к сожалению? – поднимаясь с камня, спросил Ваня. – Почему?

– Потому что раньше он держал в руках не только меня, но и мою сестру! – повысил голос Тламак. – Но теперь… – Он невесело усмехнулся. – Теперь моя сестра мертва, и Таштетль ничем не может навредить ей. Жаль только, что она умерла язычницей, о моя бедная сестра…

Из глаз юноши полились слезы. Рыдая, он опустился на землю.

– Зря мы его про сестру спросили, – шепнул Олег Иваныч. – Теперь жди, пока успокоится… Эй, Тламак! Тламак!

– О, бедная, бедная Шошчицаль! – поднимаясь на ноги, причитал юный индеец. – Я ведь так ее и не увидел.

Гришаня вздрогнул, услышав знакомое имя:

– Как звали твою сестру, Тламак?

– Шошчицаль, – вытирая слезы, тихо ответил юноша.

– Шошчицаль!!! – Гриша ударил кулаком в скалу.

– Племянница тлатоани? – поспешил уточнить Олег Иваныч.

– Она не родная дочь своего отца, – покачал головой Тлалок. – Тем не менее говорят, что тлатоани Ашаякатль ее любил. – Он снова заплакал.

Олег Иваныч подошел к нему ближе, легонько похлопал по щекам:

– Эй, Тламак. Нам, кажется, пора идти?

– Да, конечно. – Тламак закивал, даже чуть улыбнулся. – Мы хорошо провели сегодня жрецов, а?

– Здорово! – поддержал его Ваня, даже помог подняться на ноги.

Никого не встретив, они быстро пересекли истапалапанскую дорогу и, пройдя еще немного, свернули налево. Громоздились вокруг черные и красные скалы, средь камней, ласково касаясь ног, колосились дикорастущие злаки, все чаще по сторонам попадались стройные длиннохвойные сосны. Еще несколько верст – и перед глазами блеснула синяя гладь озера Тескоко. Далеко-далеко, на середине, виднелась смутная громада теокалли. Рядом, у берега, покачивалась на волнах лодка. Не останавливаясь, Тламак сбежал вниз. Обернулся, улыбаясь и махая рукой:

– Что стоите? Скорее!

Олег Иваныч переглянулся с Гришаней, и вся компания спустилась к лодке, на корме которой, вооруженный длинным веслом, весело улыбался Тлаштилак – старший сын старосты мозаичных мастеров Шлатильцина.

Верховный жрец Уицилапочтли Асотль был вне себя. Словно раненый ягуар, он метался по храму, оглашая округу градом жутких ругательств. Даже плавающие в каменном сосуде сердца только что принесенных в жертву людей не радовали его черную душу. Главные жертвы исчезли! Растворились без следа, словно их и не было. Впрочем, нет, след был – разбитый череп в погнутой золотой оправе.

Император Ашаякатль сразу же отправил воинов в погоню, хотя и подозревал, что уже поздно. Ну, хоть в этом уступил верховному жрецу, уж больно тот был смешон в своем гневе. Возглавил погоню военачальник Тисок, с которым напросился и Таштетль в качестве представителя жречества. Воины-«ягуары» задыхались на бегу в своих стеганых панцирях и высоких деревянных шлемах, украшенных целыми султанами разноцветных перьев. Отправив их в разные стороны – к Истапалапану, к Коатлинчану, даже в сторону соседнего озера Чалько, Тисок снял шлем и устало уселся в тени корявой сосны. Слуги подали кувшин с октли, прихваченный с праздника запасливым Таштетлем.

– Хорош октли, – отпив, вытер губы Тисок. – А ты молодец, Таштетль, не растерялся. – Он кивнул на кувшин и улыбнулся.

Таштетль тоже показал зубы. Только улыбка его больше напоминала гримасу. Впрочем, он и не умел улыбаться иначе.

– Давно я хотел поговорить с тобой, о блистательный воевода Тисок, – оглянувшись по сторонам, вкрадчиво начал жрец, подливая военачальнику октли. – Теперь, по-моему, для этого наступил удобный момент. Вот только б отправить подальше этих…

Заинтригованный Тисок жестом отослал слуг за скалу и воззрился на Таштетля надменно-заинтересованным взглядом:

– Говори же, жрец!

– Я хочу видеть тебя, Тисок, великим правителем теночков! – без раздумий выпалил Таштетль.

Подобная фраза не произвела впечатления на Тисока, уж слишком многие ему это говорили в тайных беседах, в том числе и верховный жрец Уицилапочтли Асотль, кстати, в присутствии вот этого самого Таштетля, что стоит сейчас здесь и делает вид, будто сообщил нечто из ряда вон выходящее. И стоило из-за этого прерывать питие октли?

– И я знаю, кто мешает тебе, – закончил фразу жрец, что опять никак не повлияло на Тисока. Уж о тех, кто ему мешает, он был прекрасно осведомлен и безо всяких жрецов. Сам тлатоани Ашаякатль – раз, Тикулькультин – западный воевода – два, Куатепомак – воевода Востока – три, Шичипикуальтль – военачальник воинов-«орлов» – четыре. И список смело можно было продолжить.

– Я говорю не о них, о мой повелитель. Это все люди известные. Но есть еще и неизвестные…

Не отрываясь от октли, Тисок поднял левую бровь.

– Ты, кажется, был знаком с девушкой по имени Шошчицаль? – невозмутимо спросил жрец.

Октли встало в горле молодого военачальника комом.

– Что ты еще знаешь о ней, старый койот? – с угрозой в голосе поинтересовался он, чувствуя, как опять подкрадывается к самому сердцу тяжелая, казалось бы, уже давно прошедшая грусть.

– О, не сердись, повелитель! – упал на колени Таштетль – старая, отвратительная ворона: – Знаешь ли ты, что Шошчицаль – внучка Ицкоатля?

– Что?! – Тисок выронил из рук серебряный кубок с октли. – Шошчицаль – внучка знаменитого тлатоани – победителя владык Аскапоцалько?

– Да, мой тлатоани. – Таштетль приложил левую руку к сердцу. – Но это еще не все. Оказывается, у нее есть брат. – Жрец усмехнулся. – И он еще жив.

– Ты, наверное, хотел сказать «пока еще жив», не так ли, мой верный Таштетль?

Жрец сложил на груди руки:

– Я скоро найду его, о великий. И принесу тебе его сердце в золоченом сосуде.

– Тогда ты поистине будешь достоин награды, жрец! – Тисок оглянулся и на всякий случай понизил голос: – Кто еще знает об этом?

– Думаю, старый вельможа Тлакаелель. Не может не знать.

– И я так думаю, – согласно кивнул Тисок. – А еще думаю, что этот старый койот слишком долго задержался на этом свете. Надо помочь ему перейти на ту сторону неба, боги давно уже заждались его, а, Таштетль?

– Поистине так, повелитель.

От дальнего берега Тескоко уже возвращались посланные на разведку воины. Военачальник Тисок – молодой, красивый и сильный – встретил их стоя, как и подобает будущему правителю. Стоящий чуть в стороне Таштетль представил себе Тисока в бирюзовом плаще тлатоани, с зеленым венцом из волшебных перьев кецаля. А рядом с молодым военачальником представил себя. Ведь если Тисок станет правителем Мехико, кто тогда займет пост верховного жреца Уицилапочтли? А старого дурака Асотля, проворонившего почетных пленников, самого давно пора принести в жертву.

Улыбаясь, стоял Таштетль около кривоватой сосны, любуясь высоким лазурным небом, красной скалою в окружении магнолий, Тисоком и собственным великолепным будущим.

Глава 15
Теночтитлан. Сентябрь – октябрь 1478 г.

Убежим! Убежим скорее!

Доберемся до той долины,

Где пасутся дожди в кипрее.

Не на небо уйдем. На землю.

И услышим опять цикаду,

И увидим, как вьются травы

И плывут облака к закату…

Федерико Гарсиа Лорка, «Когда пройдет пять лет»

«…явно преувеличивают, когда говорят, что побег на этот раз был физически невозможен; но он, несомненно, наталкивался на серьезные трудности».

Лев Троцкий, «Сталин», том 1

Над Мойотланом – «комариным» районом Мехико – тяжело нависала полная оранжевая луна, заливая улицы, дома и храмы мерцающим медным светом. Ветер дул с западных гор, принося прохладу, шевелил корявые лапы деревьев, гнал по каналам мелкие оранжево-черные волны. Ничто не нарушало ночной тишины, кроме плеска волн, отдаленных песен жрецов с теокалли да переклички стражи.

Пятеро воинов, с маленькими круглыми щитами, украшенными разноцветными перьями попугая, прохаживались вдоль главной улицы Мойотлана, тянувшейся дальше по дамбе за черту города, к крепости Акачинанко. Воины, вооруженные копьями и палицами, внимательно вглядывались в городскую окраину – райончик-то был тот еще! Третьего дня, к примеру, у оставленной в храме умершей женщины отрезали и украли большой палец с левой руки – гарантия счастья и удачи для воров, коими кишмя кишел не только главный рынок-тиангис, но и почти все окраины, тем более – Мойотлан. Проходя мимо небольшого квадратного здания, стражники крепче сжали в руках оружие – именно из этого храма унесли палец и явно уж не для того, чтоб просто так им любоваться – видно, готовили крупное дело: налет на какой-нибудь купеческий склад или на богатый дом.

– Посматривайте внимательней, ребята, – остановившись на небольшой круглой площади напротив храма, напутствовал стражников старший. – Да в переулки без нужды не суйтесь, особенно по одному.

Молча кивнув, разделившиеся на пары воины направились вдоль главной улицы, останавливаясь почти на каждом углу, но никуда не сворачивая – помнили наказ старшего, на рожон не лезли, да и, честно говоря, нужды особой не было останавливаться – тихо все было, спокойно. Только вот, как только разошлись стражники, промелькнули в боковом переулочке темные, закутанные в плащи, тени. Конечно же, их и не заметили ушедшие воины, зато хорошо видел старший. Но, странное дело, никак не отреагировал: ни соратникам не крикнул, ни палицу от пояса не отцепил. Наоборот, копье к глиняному заборчику прислонив, небрежно так к дереву привалился да спокойно сказал в темноту:

– Можете идти, друзья. Только быстрее.

Ночные тени словно того и ждали. В миг объявились у дерева, по одному перебежали улицу.

– Спасибо тебе, Куамок, – обернувшись, поблагодарил стражника последний из убегающих. – Храни тебя Христос за все дела твои. Может, пойдешь сегодня с нами?

– И вас пусть охраняет Господь, – перекрестился в темноту Куамок. – Увы, сегодня не смогу быть с вами – со мной молодые йааки. Свет учения Христова еще не дошел до их бедных сердец. Идите же быстрее, друзья, пока не вернулись мои йааки. На обратном пути будьте осторожней – говорят, сам нечестивый воевода Тисок сегодня проверяет посты. Может, конечно, и врут – но вы все равно опасайтесь, уходите через Астауалько. Хоть и дальше, да зато и там сегодня наши дежурят, Иштиак, наверное. Вы его знаете.

– Иштиак – добрый христианин, – согласились из темноты. – Еще раз спасибо тебе, Куамок, и да пребудет с тобой благодать Христова.

Зашуршали под ногами уходящего сорванные ветром листья.

Едва христиане ушли, как слева и справа от площади послышались чьи-то приглушенные голоса – это возвращались молодые воины – йааки.

– Ну, как? – выйдя из темноты, спросил у них Куамок. Свет луны осветил его лицо – некрасивое и страшноватое на вид. Через все лицо, от левого уха до нижней губы, тянулся рваный уродливый шрам – след тлашкаланского макуавитля.

– Все в порядке, досточтимый Куамок, – все, как один, доложили йааки… Нет, впрочем, не все, как один, – самый молодой, пятнадцатилетний Кашатль конфузливо переминался с ноги на ногу.

– Что-то не так, мой мальчик? – Куамок внимательно вгляделся в карие глаза воина.

– Кажется, там… – отвечавший кивнул в сторону дамбы, – …лодка покачивается на волнах.

– И что? Мало ли, чья там лодка.

– Нет, досточтимый. – Кашатль покачал головой. – Как-то не так покачивается она, словно бы и не по ветру, словно прячется там за ней кто-то в воде. И… – Он замялся. – И там, я заметил, из воды палочка торчит, тростинка… Думаю, через нее вполне возможно дышать.

– Да не слушай ты его, Куамок! – со смехом махнул рукой напарник Кашатля. – Показалось ему все, а насчет тростника – так что там, в полутьме, увидишь?

– Нет, не показалось! – заспорил Кашатль и совсем по-детски обиженно поджал губы. – Не показалось, а точно было!

– Чего ж ты не проверил?

– Так ведь досточтимый Куамок запретил с улицы уходить!

Йааки посмотрели на старшего.

– Что ж, – немного подумав, кивнул тот. – Вы дежурьте дальше – пройдитесь к центру, а мы… а мы с Кашатлем проверим, что там за лодка да что там за тростник.

– Может, все-таки вместе?

– Чтобы спугнуть? Нет уж, идите. Ну и прислушивайтесь. Если что, крикнем.

Воины ушли.

Куамок посмотрел им вослед, перевел взгляд на луну, висевшую в темном небе оранжевым шаром, затем взглянул на молодого йаака:

– Ну, пошли, Кашатль. Посмотрим, что там за тростник.

Они свернули за угол и осторожно спустились к каналу. Чуть слышно плескались волны, в них отражалась луна и черные тени деревьев. Никакой лодки видно не было.

– Вон она, там! – возбужденно шепнул Кашатль, вглядевшись во тьму. Да Куамок и сам уже увидел, вернее, сначала услышал еле различимый плеск весла.

– Бежим наперерез, через площадь! – Молодой воин сжал двумя руками копье. – Никуда они от нас не денутся!

Куамок кивнул и побежал вслед за йааком, на ходу нащупывая под плащом острый обсидиановый нож. Такой нож хорошо незаметно вонзить под ребро… несчастному Кашатлю. Если, конечно, в лодке были именно те люди, про которых думал Куамок, – тайные христиане Теночтитлана. Ну, а кому еще там быть? Как раз сегодня ночью, вот уже сейчас, начиналась служба в храме Николая Угодника, что спрятан средь подсобных помещений старого мастера – составителя перьев Шлатильцина, старосты православной общины. Именно туда и пробирались сегодня люди, верующие во Христа. Если бы кто-то из представителей власти узнал об этом храме – все его посетители приняли бы мученическую смерть на алтаре Тлалока или Уицилапочтли. Впрочем, они не боялись смерти. Гораздо хуже был бы полный разгром храма и уничтожение общины. Поэтому не в меру внимательного йаака необходимо было убить, хоть это и шло вразрез с учением Иисуса Христа и личными симпатиями Куамока – он любил Кашатля, как сына.

Они нагнали лодку на повороте. Небольшой, узкий челн неслышно причалил к берегу, чуть ниже храма одного из квартальных богов. Рядом, прямо напротив, находился просторный дом старосты Шлатильцина, огороженный глухим высоким забором. Там, в кустах, и затаились стражники. Куамок вытащил из-за пояса нож. Прости, Господи…

– Вылезли из лодки, – прошептал Кашатль, внимательно вглядываясь в темные воды канала. – А ведь, похоже, они идут сюда.

Куамок невесело усмехнулся. Ну, куда им еще идти?

– Ты где спрятал лестницу? – подойдя ближе к забору, шепотом поинтересовался один из лодочников – стройный, ловкий и, по всей видимости, сильный. Несмотря на ночной холод, он был без плаща, в одной набедренной повязке, и было видно, как бугрились его мускулы.

– Где-то здесь бросил, – дрожащим голосом ответил его напарник – молодой, чуть старше Кашатля – парень.

– «Где-то»! – передразнил первый. – Давай, ищи скорей. И дернуло же меня связаться с тобой, Кастиак!

– Да вон она, лестница! – нашарив что-то у стены, глухо воскликнул Кастиак. – Помню ведь, именно сюда и положил. Не сердись, Койот!

– Койот! – ахнул в кустах Кашатль, и Куамок еле успел зажать ему рот ладонью. Он и сам-то был удивлен, еще бы! Койот, он же – Хитрый Койот, он же – Синий Койот (за любимый цвет перьев) был самым удачливым вором в Мехико, да и, пожалуй, во всем Анауаке! Ведь это он – а кому же еще? – совсем недавно так дерзко очистил от драгоценностей храм Уицилапочтли! Так вот какая птица собиралась залететь к старому Шлатильцину! И уж явно не затем, чтобы помолиться Господу.

– Не трусь, Кастиак! – насмешливо сказал Койот, прислоняя лестницу к ограде. – Заберем мозаики и завтра будем уже в Тлашкалане. Помни, с нами Палец.

– Да, с нами Палец, – послушно отозвался Кастиак, а прятавшийся в кустах Куамок догадался, кто украл в храме палец умершей. Непростая задача встала перед начальником стражи: если Койот заберется в дом Шлатильцина – он неминуемо наткнется на людей, пришедших в храм Николая Угодника. И конечно, непременно расскажет о том властям, когда его схватят, – а схватят его неминуемо. Значит, нужно его убить, а также нужно убить его напарника, трусоватого Кастиака… и, конечно, молодого йаака Кашатля – уж слишком подозрительной будет выглядеть в его глазах одновременная смерть двух налетчиков, которых можно было бы и пленить. А впрочем, чего дожидаться? Лучше напасть на Койота сейчас, пока он еще не забрался в дом, пока не увидел. Хорошо бы получилось без шума… Ну, дай-то, Господи!

В небольшой пристройке, выстроенной старостой Шлатильцином сразу за мастерской, шла тайная служба. В роли батюшки выступал сам Шлатильцин, выглядевший, на взгляд Олега Иваныча, весьма забавно в одежде из птичьих перьев с изображением креста и икон. Внутреннее убранство храма тем не менее поражало великолепием и искусной отделкой. Алтарь из фигурного золота, иконы из цветных перьев, серебряные лампады, украшенные самоцветами, – все было сделано с огромной любовью к Господу, и видно было, что свет православия озарил не только составителей мозаик, но и ювелиров, огранщиков, художников. Вот они все – средь них были и женщины! – стояли перед иконами с просветленными лицами, люди, имевшие смелость покончить с привязанностью к своим жестоким богам и обратить свои души к светлому образу христианства, подобно тому, как делали первые общины в Египте, Палестине и Риме. Олег Иваныч, Гриша и Ваня стояли, пораженные неожиданно обнаружившейся красотою, да даже и не столько ею, сколько самим существованием православного храма здесь, в городе кровожадных жрецов и залитых кровью жертвенников.

– …Господи Иисусе, – торжественно, нараспев читал Шлатильцин. – Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…

Перед ним, на аналое, лежало старинное Евангелие, работы новгородского мастера Зосимы. Прямо напротив истово молился Тламак.

От всего происходящего Олег Иваныч вдруг ощутил огромный прилив светлой щемящей радости, словно повеяло вдруг каким-то родным, любимым, близким, без чего и жизнь бессмысленна и словно бы не хватает чего-то. Адмирал-воевода горячо молился. Молился за Гришу, за Ваню, за Софью. Как-то она там, одна? Впрочем, не одна, это он, Олег Иваныч, один… Один? Он улыбнулся, широко и благостно, сотворив крестное знамение, скосил глаза на Ваню – щеки его были мокрыми, в светлых глазах стояли слезы. Слезы счастья и непоколебимой уверенности, словно бы все плохое уже кончилось. Да и сам Олег Иваныч так думал, хотя, конечно, понимал – самое трудное еще впереди.

– Ну, Олег Иваныч, как будто дома побывали! – словно читая его мысли, обернувшись, шепнул Гриша. – Жаль, служба быстро кончилась. Но то и понятно – тайна.

После окончания службы гости расходились по одному, провожаемые сыновьями хозяина, Тлаштилаком и Шомицильтеком. Олег Иваныч тоже вышел во двор. Чувствовал, как накатили слезы, стесняясь, отошел подальше, к стене. Чу! Вроде кто-то лез со стороны проходившего позади забора канала. Олег Иваныч на цыпочках подобрался к ограде, прислушался… И тут же где-то за оградой затрещали кусты. Кто-то глухо упал на землю, вскрикнул. Завязалась борьба. Не раздумывая, адмирал перемахнул через забор – вероятно, ночные тати напали на кого-нибудь из гостей. Так и есть! В свете луны были хорошо различимы катающиеся по земле пары: двое азартно царапающихся юношей и двое людей постарше – молодой полуобнаженный атлет и человек лет сорока в плаще стражника. Кажется, кого-то из них Олег Иваныч видел сегодня на службе. Вот только кого? Вроде, атлета… Или – нет? Как узнать, кого из боровшихся следует немедленно огреть по башке подобранной у забора палицей? Олег Иваныч усмехнулся и громко произнес:

– Христос воскрес!

Хоть и далековато еще до Пасхи, да свои должны бы откликнуться. И точно!

– Воистину воскрес! – обернувшись, немедленно отозвался стражник. Боже, ну и рожа у него!

Получивший по кумполу атлет затих. Естественно – не навсегда. Бил Олег Иваныч, как в известном фильме – аккуратно, но сильно. Поднявшийся на ноги стражник немедленно бросился к катающимся по траве юношам. Воевода не вмешивался – там, похоже, и без него разберутся. Сзади, с ограды, спрыгнули двое – не слабые, в общем, ребята: сыновья хозяина, Тлаштилак с Шомицильтеком. Оглушенного атлета и второго – хнычущего дистрофика с выступающими ребрами – быстро скрутили и перекинули через забор во двор. Там видно будет, что с ними делать. Оставались еще, правда, стражники. Один-то, тот, что со шрамом, похоже, тоже христианин, а вот насчет второго – молодого кареглазого парня – было неясно.

– Куамок советует его убить, – выслушав стражника, перевел Тламак. – Слишком важная добыча была у них в руках – знаменитый тать по кличке Койот. Парень обязательно расхвастается, а нам бы не хотелось отпускать Койота со стражей. У старосты на его счет есть кое-какие мысли…

– Может, подержать его пока здесь? – осторожно предложил Олег Иваныч. Тламак перевел, и уродливая физиономия стражника Куамока вдруг озарилась улыбкой.

– Да, да! – быстро заговорил он. – Хорошо бы не убивать Кашатля. Просто подержать его несколько дней. Поговорить с ним.

– А потом?

– А потом пусть-ка попробует он вернуться в стражу! – Куамок усмехнулся. – Как он объяснит, где был столько дней? А я скажу – сбежал наш Кашатль, затерялся. Уже сейчас так воинам и скажу. Придумал про какую-то лодку, треснул меня по голове и сбежал к себе в деревню. Так-то! Хоть и нехорошо, конечно, лгать, да ведь все ж таки лучше, чем убивать. Честно говоря, жалко Кашатля, неплохой парень.

– Хорошо, заприте его пока в мастерской, а дальше видно будет, – кивнув на йаака, сказал сыновьям староста. Указание его было тут же исполнено вполне качественно и быстро, несмотря на все попытки Кашатля оказать достойное сопротивление. Да какое там сопротивление? Что против двух бугаев сопленосый мальчишка?

– Однако, мне пора, – спохватился Куамок. – Прощайте, друзья.

– Храни тебя Господь, Куамок.

Староста лично проводил стражника до ворот. И вовремя – невдалеке на площади уже давненько скучали его молодые напарники.

– Этого Койота нам послал Господь, – посмотрев на Олега Иваныча, Тламак хитро прищурился: – Это самый знаменитый тать Мехико!

– Чем же он так знаменит? – усмехнулся адмирал-воевода. Вместе с Гришей и хозяином они сидели в гостевой зале и ужинали – если эту трапезу по времени можно было бы назвать ужином – на улице уже светало. Ваня давно спал, как и сыновья старосты и их жены.

– В год Тростника Койот обчистил дома сразу нескольких купцов-почтека, а совсем недавно не побрезговал выковырять самоцветы из стен храма Уицилапочтли!

– Силен, бродяга, – покачал головой Олег Иваныч. – И что же его никак не поймают?

Тламак улыбнулся:

– Думаю, купцы не очень-то заинтересованы в этом – у Койота обширные знакомства в Тлашкалане, среди сапотеков, даже в землях отоми.

– К тому же Койот сбывает краденое с помощью тех же купцов, – с усмешкой продолжил Олег Иваныч.

– Откуда ты это знаешь, почтеннейший касик? – удивился Тламак.

– Адмирал-воевода еще и не то знает! – значительно сказал Гриша. – Знает даже и то, что доверять этому Койоту, конечно же, нельзя. Но использовать – можно.

Тламак уважительно посмотрел на Олега Иваныча.

– Как-то раньше я видел Койота в компании купца Аканака, – произнес он. – Помните такого, он был у вас в Ново-Михайловском посаде?

– С Таштетлем к нам приезжали, – вспомнил Олег Иваныч. – И с тобой, Тламак.

Тламак покраснел:

– Таштетль – жрец, а Аканак настоящий купец и пользуется большим влиянием. Его отец был кальпуллеком Почтлана – квартала купцов Мехико.

– Да, я знавал отца Аканака, – кивнул староста Шлатильцин. – Влиятельный был купец, жаль, рано умер. Кажется, разбойники убили его в Тлашкале…

– Так что Аканак?

– Думаю, Аканак может тайно вывезти нас из Мехико, – сообщил Тламак. – Только попросить его об этой услуге должен Койот. Якобы – для себя и своих друзей. О вас, белых, упоминать ни в коем случае не надо – Аканак не будет ссориться со жрецами, а к Койоту они относятся безразлично, даже несмотря на то, что тот украл все самоцветы из храма Уицилапочтли. Да, Койота и его шайку Аканак согласится вывезти, как, я думаю, не раз уже делал. – Тламак улыбнулся.

– За малым дело, – вмешался Григорий. – Как нам уговорить Койота?

– Для начала пусть уважаемый Шлатильцин велит привести сюда этого урку, – попросил Олег Иваныч. – После всего услышанного я просто жажду с ним познакомиться. И меня терзают смутные сомнения – уж как-то мы слишком легко его словили.

– Пейотль, – тут же пояснил староста. – Я видел глаза Койота – видно, он принял хорошую дозу.

– Тогда есть ли смысл сейчас говорить с ним?

– А вот посмотрим…

Все вместе: Шлатильцин, Олег Иваныч и Гриша с Тламаком перешли на другую половину дома, где в боковой комнате на циновках из волокон агавы валялись связанные налетчики.

– Мы желаем говорить с тобой, Койот, – тихо сказал Шлатильцин. – Не притворяйся, что ты спишь. Поднимись на ноги и иди за нами. Руки мы тебе не развяжем.

– И что ж уважаемому мастеру нужно от бедного вора? – встав на ноги, усмехнулся Койот.

– От богатого вора, – поправил его староста. – И надеюсь, что – умного. Впрочем, будь ты глуп, Койот, мы с тобой и разговаривать бы не стали – придушили б веревкой да сбросили в выгребную яму.

– Благодарю за откровенность, – криво улыбнулся Койот. Судя по его речи, он был хорошо образован. Слишком хорошо для обычного вора.

Луна так и висела в светлеющем небе, только сменила цвет с оранжевого на серебристо-белесый. Вершина Звездной горы уже окрасилась первыми лучами солнца.

– Хорошо, я поговорю с Аканаком, – выслушав старосту, неожиданно быстро согласился Койот. – Только одно условие.

– Мы же даем тебе жизнь и возможность продолжать заниматься своими грязными делами!