Текст книги "Доктор Данилов в госпитале МВД"

Глава четырнадцатая
Обмен

– Все-таки дотянули до лета, – сказала Елена, выглядывая в окно, чтобы убедиться, что машина переночевала благополучно и стоит там же, где ее вчера оставили.

– Мы еще и до зимы дотянем, – пообещал еще не проснувшийся до конца Данилов. – И не только до ближайшей, а как минимум еще зим сорок-пятьдесят я намерен встретить, пока не впаду в маразм настолько, что перестану обращать внимание на времена года.

– Я про обмен, – Елена подошла к зеркалу и стала расчесывать щеткой волосы. – Скоро уже июль, сезон отпусков в самом разгаре, и теперь до середины сентября вряд ли найдутся покупатели на наши квартиры. Можно считать, что мы упустили такой замечательный вариант!

– Почему упустили? – Данилов лег на спину, заложил руки за голову и уставился в потолок, на котором кроме двух трещин, которые давно стремились навстречу друг другу, но так и не могли сойтись, ничего интересного не было. – Это же общий застой, насколько я понимаю? Все просто законсервируется, чтобы начаться по осени. Или я не прав?

– Прав! – Елена в сердцах слишком резко дернула щеткой и поморщилась от боли. – Только по закону подлости наш вариант непременно уйдет. Я это просто чувствую!

– Наше от нас никуда не уйдет, потому что оно наше. Что, свет клином сошелся на этой квартире? Или ты всю жизнь мечтала жить около метро «Кузьминки» именно в том самом месте?

– Как та дама?! – рассмеялась Елена. – Ну уж нет, настолько я с ума не сошла…

«Та дама», женщина лет пятидесяти, выделилась из безликой массы приходивших на просмотры Елениной квартиры (квартиру Данилова, как и договаривались, показывала агент) величественностью манер, томно-снисходительным голосом и меховым боа в жаркий майский день.

– Хорошая у вас квартира, – небрежно обронила она, ни на кого не глядя и ни к кому не обращаясь, после того как методично обошла все помещения, а в туалете даже открыла дверцу и осмотрела отсек с трубами.

Выражение лица дамы при осмотре оставалось бесстрастным. Лишь в комнате Никиты при виде кроссовок, валявшихся посередине письменного стола, она едва заметно поморщилась.

– Я же говорил, Марина Федоровна, – расцвел совсем юный агент, во время просмотра уныло семенивший по пятам за клиенткой. – То, что надо, и там, где вы хотите!

– Не совсем там, Павлик. – Дама капризно выпятила нижнюю губу и покачала головой. – Я же говорила, какие именно дома меня интересуют. Всего два дома, разве трудно было запомнить?

Павлик покраснел, засопел и развел руками.

– Можно вопрос? – поинтересовался Данилов.

Просмотр был воскресным, и они с Еленой проводили его вместе.

– Можно, – разрешила дама и даже удостоила Данилова взгляда.

– Если наш дом не входит в число тех, которые вас интересуют, то зачем приходить на просмотр?

– Это же так интересно – смотреть, как живут совершенно незнакомые люди, – выдала дама. – И не по телевизору, а своими глазами.

Агент из-за ее спины быстро, чтобы не заметила, повертел указательным пальцем у виска.

Данилов повнимательнее всмотрелся в глаза дамы и подумал, что иногда и риелторам удается правильно поставить психиатрический диагноз.

– До свидания, – вежливо сказал он, открывая входную дверь. – Приятных вам просмотров.

– И вам не болеть, – совсем не по-великосветски ответила гостья.

Поправила мех на плечах и вышла, уверенная, что агент идет за ней.

Данилов закрыл дверь, обернулся к стоявшей в прихожей Елене и сказал:

– Непонятно одно – почему с ней агент работает? Видно же птицу по полету.

– Надеется, наверное, – предположила Елена. – А заодно понемногу набирается хороших манер. Манеры-то ты заценил?

– Я сражен наповал, разве не заметно? – рассмеялся Данилов…

Елена закончила расчесывать волосы, молча порассматривала себя в зеркале и вздохнула:

– А так было бы хорошо переехать летом!

– Ну, летом мы уже не переедем, – усомнился Данилов. – Пока кто-то найдется, пока все друг с другом договоримся, пока оформление, прописка-выписка. Почему ты улыбаешься? Разве я что-то не так говорю?

– Все не так! Сразу видно человека, никогда не занимавшегося квартирными делами.

Данилов и впрямь никогда не приходилось менять, продавать или покупать квартиры.

– Самое главное – это составить цепочку! – продолжила Елена. – Реальную, чтобы все участники были заинтересованы в сделке и ни одно из звеньев не провисало. Все собираются, окончательно ударяют по рукам, заключают – подписывают договоры и сдают их на регистрацию. Обычно она растягивается на две недели, но Оля обещала сделать за неделю. У них очень хорошие завязки в Росреестре. А пока идет регистрация – можно паковать вещи. Мы-то вообще можем переезжать сразу – «наша»… – Елена трижды постучала по дверному косяку, чтобы не сглазить, – …квартира стоит пустая.

– Нас ждет! – улыбнулся Данилов.

Он с удовольствием, до хруста потянулся и встал.

– Она ждет, пока владельцы скинут цену, – поправила Елена.

– Я понимаю.

Квартиры, которая так приглянулась Елене и вполне устраивала Данилова, продавалась «по максимуму», то есть – по верхней ценовой планке, которую до сих пор еще не снижали. То ли владельцы были несговорчивы, то ли агентство, имевшее процент с этой продажи, не хотело упускать ни копейки, но торговалась квартира давно, а воз, образно говоря, и поныне был там. Скорее всего, упирались, будучи не в силах договориться друг с другом, владельцы, еще не так давно бывшие супругами-молодоженами.

Елена была готова заплатить столько, сколько просят, Данилов не возражал – в конце концов, квартиру покупаешь не каждый день. При самом плохом раскладе от продажи обеих квартир даже с учетом покупки новой должно было остаться на ремонт и обстановку. Точнее даже, только на обстановку, потому что ремонт в присмотренной квартире был недавним и довольно качественным – еще лет пять – семь можно было жить спокойно.

Елена, которую поначалу ремонт в «их» квартире устраивал, однажды за завтраком высказалась насчет того, что цвет стен в спальне и кухне нравится ей не очень. Данилов ответил на это, что лучшее – враг хорошего и что, начав перекрашивать да переделывать, остановиться будет уже трудно. Елена поспорила немного, но вечером того же дня сказала, что спальня в светло-салатовых тонах не хуже, чем в бежевых, а белые стены на кухне будут просто здорово смотреться с кухонной мебелью какого-нибудь насыщенного цвета, и больше к этому вопросу не возвращалась.

На следующий день Данилов дежурил. Пообедав, он полез в сумку за мобильным телефоном, чтобы проверить, не понадобился ли он кому срочно, и прочел эсэмэску от Елены: «Нашелся покупатель на твою квартиру, а мою агентство предложило выкупить. После работы сразу приезжай домой».

Данилов позвонил Елене. Разговор вышел коротким, как и полагается разговору двух занятых делом людей.

– Новость прочел, только зачем мне сразу приезжать домой?

Завтра, после дежурства, Данилов собирался заехать на рынок за свежим мясом. Он предпочитал посещать рынки и магазины по будням, в первой половине дня, когда нет толкотни и суеты. К тому же рыночные цены в выходные дни неизменно вырастали процентов на пятнадцать.

– Около полудня тебе позвонит Оля и все скажет. Надо будет встретиться с покупателем.

– Хорошо, буду. Пока.

– Пока. Хоть бы все получилось!

«Если долго мучиться, что-нибудь получится», – подумал Данилов, убирая телефон в сумку. Эту фразу из старой песни Аллы Пугачевой часто повторяла мать.

Агент Оля пунктуально позвонила ровно в полдень, едва две стрелки на циферблате часов слились в недолгом, но, наверное, упоительном, как все недолгое, экстазе. Оказалось, что вероятный покупатель даниловской квартиры до принятия окончательного решения непременно желает познакомиться и пообщаться с Даниловым.

– Это часто бывает, можно сказать – процентах в пятидесяти от всех сделок или даже больше, – объясняла Оля, словно боясь, что Данилов откажется. – Люди хотят видеть, у кого они покупают квартиру, задать какие-то вопросы. Вам было бы удобно встретиться у вас дома через, скажем, два часа?

– Удобно. – Данилов уже успел позавтракать, побриться и принять душ.

– Тогда в четырнадцать часов мы будем у вас. И паспорт возьмите, пожалуйста. Копию я уже показывала, но клиент хочет видеть оригинал.

Покупатель, невысокий очкарик примерно одного возраста с Даниловым, представившийся «просто Дмитрием», оказался крайне дотошным человеком. Расспросил чуть ли не обо всех жильцах дома, включая и тех, кто жил в соседних подъездах, благо Данилов вырос в этом дворе и знал всех старожилов, и стал спрашивать насчет криминала – как часто крадут машины во дворе и не шарят ли по квартирам.

Дом был самым обычным – парочка алкашей, опустившихся до предпоследнего предела (последний подразумевал крайне «выгодный» обмен московской квартиры на полуразвалившийся дом где-нибудь во Владимирской или Калужской области с доплатой), одна тихая шизофреничка, два семейства, любящих шумно погулять с друзьями, но только до полуночи, не позже. Криминал тоже особо не досаждал, напрягши память, Данилов припомнил украденную два года назад машину и взломанную в прошлом году дверь квартиры в соседнем подъезде на пятом этаже.

– Прямо Рублевка какая-то, а не юго-восток, – недоверчиво протянул Дмитрий. – Больно уж все… пасторально.

Данилов подошел к окну, жестом пригласил Дмитрия последовать его примеру и указал пальцем на две скамейки, плотно и навсегда оккупированные дворовыми старухами.

– Поинтересуйтесь у бабулек, если мне не верите. Я не живу здесь больше года, а они каждый день на боевом посту. А на Рублевке, кстати, криминала должно быть больше, потому что там народ побогаче. Есть что взять.

– И на Рублевке за эти деньги вы даже однушку на первом этаже не купите, – сразу встряла Оля. – А здесь такая прекрасная квартира! Две изолированные комнаты, раздельный санузел, а какая ванная!

С ванной комнатой в этом доме послевоенной постройки проектировщики явно перестарались – в дополнение к ванне, умывальнику и стиральной машине туда можно было спокойно впихнуть теннисный стол. Причем не только впихнуть, но и свободно играть за ним в теннис.

– Ванная знатная, – вежливо согласился потенциальный покупатель и продолжил забрасывать Данилова вопросами:

– Не продает ли кто-то из соседей гараж? Где находятся ближайшие гаражные стоянки? Всегда ли на Рязанском проспекте пробки? Не слышен ли ночью шум проходящих неподалеку поездов? Какая школа лучше – ближняя или та, что подальше, ближе к стоматологической поликлинике? А как, кстати говоря, поликлиника? Есть ли там хорошие специалисты? Может ли Данилов кого-то порекомендовать? А можно ли поговорить с участковым?

Опорный пункт был виден из кухни. Судя по открытому окну, участковый находился там.

– А можно я прямо сейчас спущусь и поговорю? – спросил Дмитрий.

– Можно, конечно, – разрешил Данилов.

– Только вы меня подождите, хорошо? – попросил Дмитрий. – Я приду и дам окончательный ответ.

«Ага, разбежался, – с тоской подумал Данилов. – Ты еще и торговаться будешь до ночи».

– Он купит, – сказала Оля после ухода Дмитрия. – Я вижу, что ему понравилась ваша квартира. Замучил он вас вопросами?

– Вас он, наверное, замучил больше.

– Такая уж у меня работа. – Оля вздохнула, демонстрируя покорность судьбе, приведшей ее на это поприще. – Но зато он с «живыми» деньгами.

– «Живыми» – это как? – В вопросах торговли недвижимостью и специфической терминологии риелторов Данилов искушен не был.

– У него деньги на руках, – пояснила Оля. – Ему не надо ничего продавать, на нем цепочка обрывается. Это очень выгодно и удобно.

– А на цену он согласен?

– Согласен, – улыбнулась Оля. – Не был бы согласен, я бы предупредила заранее. Какой смысл сводить вас вместе, если вы по цене не сходитесь? Он сказал, что у него задаток при себе, а у меня, – Оля посмотрела на свой изящный кожаный портфель ярко-красного цвета, лежавший на кухонном столе, – предварительные договоры готовы, только подписать осталось. Ой, а мы с вами, Владимир, задаток не оговорили! Сорок тысяч в рублях вас устроит?

– Устроит, – ответил Данилов, – только я как-то не расположен сегодня брать задаток. Ведь насколько я понимаю, если покупатель за месяц не выйдет, как вы выражаетесь, на сделку, то задаток остается у меня, а если «не выйду» я, то мне придется возвращать ему восемьдесят тысяч, в двойном размере? Так ведь?

– Так, все верно, – кивнула Оля, – но если он сегодня даст задаток, то сделку заключим во вторник. Так удачно все сложилось – будет мне на что в Грецию съездить!

– Но ведь вторая квартира еще не продана, – напомнил Данилов.

– Так разве вам Елена ничего не сказала?

– Мы не виделись – я был на суточном дежурстве. Она упомянула об этом в сообщении, но без подробностей.

– Ах, да, вы же в МВД работаете, – вспомнила Оля, как будто все, кто работает в системе МВД, непременно дежурят сутками. – Агентство выкупает ту квартиру, ваша жена согласилась на предложенную цену, варианты владельцам вашей квартиры тоже подобраны, так что все упирается только в нашего доцента.

– Так он доцент?

– Да. Кафедра акушерства и гинекологии медицинской академии. Коллега вашей жены.

– Тогда и мой тоже, – машинально «раскололся» Данилов и, наткнувшись на недоумевающий взгляд Оли, добавил: – Я работаю в Федеральном клиническом госпитале МВД.

– Тоже гинекологом?

– Нет, в реанимации. – Данилов увидел в окно пересекающего двор Дмитрия. – А вот, кстати, и наш доцент возвращается.

По рукам бить не стали – Дмитрий пересчитал деньги и отдал Данилову, настояв на том, чтобы тот пересчитал их еще раз, после чего они подписали три экземпляра договора и простились до вторника.

Проводив «гостей», Данилов позвонил Елене.

– Задаток получил, – доложил он, – сделку запланировали на вторник, так что у нас есть шанс отметить мой день рождения вместе с новосельем.

– Мы непременно так и сделаем! – обрадовалась Елена. – Назовем гостей, дружно уйдем в загул и спустим все деньги, которые у нас останутся.

– А что-то должно остаться? – Данилов предполагал, что если агентство идет им навстречу, выкупая Еленину квартиру, то явно намеревается провести эту сделку с максимальной выгодой для себя.

– Чуть меньше, чем я рассчитывала, но на новую обстановку должно хватить. Мы отпразднуем получение задатка?

– Мы отпразднуем сдвиг дела с мертвой точки, – ответил Данилов. – Сладкими до приторности вкусностями и каким-нибудь экзотическим чаем.

– Только не адмиральским! – рассмеялась Елена и отключилась.

Данилов обошел квартиру, прикидывая, что отсюда можно будет забрать в новое жилье, но, немного подумав, решил, что из мебели ничего забирать не станет. Оставался холодильник, довольно приличный, служивший десятый или одиннадцатый год, но он был невелик, а Елена просто вожделела, грезила о большом четырехдверном. «Надо будет сказать соседям, чтобы позабирали кому что нужно», – подумал Данилов.

После мебельного вопроса надо было решить вещевой. Данилов порылся в шкафах и на антресолях в поисках чего-либо, что он забыл забрать перед сдачей квартиры. Знал, что забрал все, что было нужно, а из того, что не нужно, почти все выбросил, но на всякий случай решил провести заключительную ревизию и не ошибся – в самой глубине «большой», коридорной антресоли обнаружилась пухлая записная книжка в дерматиновой обложке, книжка, в которую студент Данилов записывал всякую всячину, не имеющую непосредственного отношения к учебе. Студенческий и врачебный фольклор, несколько не совсем пристойных врачебных поговорок, два дружеских шаржа однокурсника Дуплинского, кодовая кличка «Дуплет».

Данилов полистал книжку, освежая воспоминания уже такой далекой студенческой поры, затем немного посидел на своем изрядно продавленном диване, думая о том, что, скорее всего, придет сюда еще дважды – освобождать квартиру от мебели и сдавать ее новому владельцу. Мыслей «дом, милый дом» и прочей сентиментальщины не было. Не было жаль расставаться с обжитым и таким привычным обиталищем, в конце концов, вещи – это просто вещи, а стены – это просто стены, и все дело в том смысле, который мы вкладываем в неодушевленные предметы. Это было что-то другое – острое ощущение хода времени и того, что этот размеренно-неумолимый ход нельзя ни остановить, ни повернуть вспять.

– А на самом деле ничего не изменилось, – Данилов говорил вслух, но обращался не к стенам и вещам, а к самому себе, – жил здесь доктор Вова, теперь будет жить доктор Дима, который доцент. Наверное, даже не один, а с семьей, то-то он школами интересовался…

На Руси испокон веков принято долго запрягать, но быстро ездить. Во вторник, как и было обещано, состоялось подписание договоров, вылившееся в пятичасовое бдение в офисе агентства. Сначала ждали опоздавших – совладелицу квартиры в Кузьминках и доцента Дмитрия, застрявших в пробках. Затем, когда все, наконец собрались, началось совместно-индивидуальное чтение договоров. Дмитрий придирался чуть ли не к каждому третьему слову и дважды поспорил с юристом из агентства, причем оба раза сумел настоять на своем. Данилов даже немного посочувствовал студентам, которым выпадала планида сдавать Дмитрию зачеты и экзамены. Наконец все было подписано и народ начал обмениваться мобильными (до сих пор связь держали только через агентство) и договариваться, кто когда кому освобождает квартиру и передает ключи.

– Чертовски хочется напиться… – сказал Данилов, выходя на улицу.

Елена удивленно посмотрела на него.

– …крепкого кофе и непременно в тишине, – закончил Данилов. – Знаю я на Сретенке одно до безобразия дорогое и оттого крайне малолюдное место… или лучше сделаем это дома?

– Лучше дома, – ответила Елена. – Хочется домой… Ну, ты доволен?

– Безумно! Кстати, если празднование моего дня рождения немного отложить, то его можно будет совместить с новосельем. Или нет – лучше не совмещать. Пусть будет два праздника вместо одного.

– Зачем откладывать? – не поняла Елена. – До твоего дня рождения еще далеко, а переезжать мы можем хоть послезавтра. Квартира стоит пустая, только акт приемки подписать.

– Я педант, – улыбнулся Данилов. – На мой взгляд, до того как праздновать новоселье, следует закончить все формальности. Вот когда будут завершены все формальности и мы получим паспорта с новыми штампами, тогда и отпразднуем новоселье. Так будет правильнее. А как переедем – проведем предварительную репетицию новоселья в узком семейном кругу.

– Данилов, ты не педант. – Елена покачала головой. – Ты зануда! Как я с тобой живу?

– Abeunt studia in mores[19]19
  «Занятия налагают отпечаток на характер» (лат.).


[Закрыть], – рассмеялся Данилов. – Все образованные люди – зануды. Я еще, на твое счастье, не доцент…

– Не напоминай! – рассмеялась Елена, вспомнив Дмитрия. – Как он юриста учил договоры правильно составлять!

– И ведь по делу учил, – заметил Данилов. – Сразу видно, профессионал. Скажи-ка, а тебе не кажется, что мы оставили машину в другой стороне?

Глава пятнадцатая
Он был титулярный советник

Доктор Чернов ушел в отпуск, и график дежурств уплотнился – сутки дежурим, двое суток отдыхаем. Попутно произошла перестановка – теперь Данилов принимал дежурство у Половниковой и сдавал Кочерыжкину. Такой расклад нравился ему гораздо больше прежнего, потому что при всех своих недостатках Кочерыжкин был пунктуальным и, в отличие от Половниковой, никогда не опаздывал. Пустячок, а приятно. Да и побольше дежурств Данилову хотелось давно. После переезда Роман Константинович твердо обещал Данилову полторы ставки, но до переезда было еще далеко. Соваться с предложением «давайте я у вас подежурю» в отделение анестезиологии и реанимации, где совсем недавно сменился начальник, Данилову не хотелось (по слухам, там стало очень нервно работать), а в блок кардиореанимации его не взяли. На вопрос о дежурствах Денис Кириллович, пряча глаза, ответил, что у них, в блоке, одни стереотипы и подходы, а в первой реанимации – совсем другие, поэтому работать и там, и здесь вряд ли возможно. Врал, конечно, оттого и в глаза не смотрел. Какие, к чертям, могут быть разные подходы в терапии аритмий или лечении инфаркта миокарда? Все делается по единым стандартам, бывают, конечно, нюансы, но они незначительны и несущественны. Нетрудно было догадаться, что Денис Кириллович не может простить Данилову отказа от предложения перейти на работу в блок. Что ж – дело хозяйское, нет так нет.

После дежурства Половниковой в ординаторской неизменно царил жуткий бардак. Данилов не удивился бы, обнаружив в холодильнике чайник, а в микроволновой печи – истории болезни. В настенном шкафчике он истории уже находил, но обычно они лежали на разобранном диване, рядом с открытой косметичкой, недопитой чашкой кофе, каким-нибудь любовным романом, до которых Половникова была великая охотница, и скомканным одеялом. Роман Константинович называл эту композицию «реанимационным натюрмортом». Наведение порядка занимало у Половниковой одну-две минуты – все свое швырялось в сумку (сумки Половникова предпочитала большие, вместительные), а все казенное переваливалось на стол. Складывать диван приходилось Данилову. В рамках, так сказать, добровольной галантно-джентльменской нагрузки.

Сегодня Половникова была не в духе. Данилов застал ее за разглядыванием собственного отражения в зеркале, висевшем над умывальником.

– Ах уж эти специалисты! – В ответ на даниловское «доброе утро» Половникова начала выплескивать наболевшее. – Представь себе, я почти год ходила в очень приличный салон к косметологу из Франции, доктору Жанне. Вся такая француженка, воздушная брюнетка, дитя гламура. Девушка умела произвести впечатление, в этом ей не откажешь, определенно умела. Я в целом была довольна, но в глубине моей души все-таки копошился червячок сомнения, что-то меня подсознательно в этой Жанне настораживало. А потом совершенно случайно узнала, что на самом деле эта Жанна – никакая не француженка и как бы не совсем косметолог со стажем. Оказывается, она приехала в Москву из Сухума и раньше работала санитарным врачом на рынке!

Половникова обернулась к Данилову, который просматривал истории болезни.

– Представляешь? С рынка – в престижный салон! Из врачей, проверяющих чистоту прилавков, – сразу в косметологи! Как такое возможно?!

– Просто невозможно поверить, – покачал головой Данилов, пряча усмешку. – С другой стороны, в одной только Москве салонов красоты тысячи, если не десятки. Откуда столько косметологов взять?

– Я ходила не в такой, каких тысячи, а в элитный! – гордо напомнила Половникова и, словно опасаясь, что у Данилова может сложиться неправильное представление о степени элитарности ее салона, добавила: – По ползарплаты всякий раз оставляла!

Данилов сделал вид, что поверил.

– Я, конечно, не стала скандалить, просто тихо сменила салон. Лично к Жанне у меня не было никаких претензий, но я не могу позволить, чтобы меня так обманывали. Хожу теперь в другое место, круче прежнего, по рекомендации подруги моей сестры. Там уж все точно без обмана, и место тако-о-ое… Знаешь, кто туда ходит?

Половникова интригующе умолкла.

– Кто? – чисто из вежливости спросил Данилов.

Половникова молча ткнула пальцем в потолок и многозначительно подмигнула ему.

«Карлсон, который живет на крыше?» – хотел спросить Данилов, но сдержал смех и выдавил из себя восхищенно-недоверчивое:

– Неужели жена начальника госпиталя?

– Какая жена начальника госпиталя? – возмутилась Половникова. – При чем тут вообще жена начальника госпиталя? Что, непонятно, кого я имею в виду?..

– Понятно, понятно. – Данилов раскрыт одну из историй. – Ты лучше про Хусаинова расскажи – кто это такой и что он у нас делает?

– Господи! Я же ничего не написала! – спохватилась Половникова, выхватывая из рук Данилова историю болезни. – Сейчас, на конференции все напишу. Там ничего особенного – пневмония на фоне ИБС, легочно-сердечная недостаточность, поступил по «Скорой» с наполовину купированным отеком…

– А вот с этого места давай поподробнее, – попросил Данилов, удивляясь тому, как много всего входит у Половниковой в понятие «ничего особенного». – Что ты с ним делала?

– Как обычно – промедол, кислород… Сейчас все на пятиминутке расскажу.

Половникова застегнула халат, одернула его, достала из кармана помаду и начала красить губы.

«Елки-палки, неужели к нам Наркоконтроль не заглядывает? – подумал Данилов, деликатно выходя из ординаторской с историями в руках. – Делала промедол и до утра не записала? Ай да Галя!»

Сотрудники Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (в просторечии – Наркоконтроль) часто проводят внезапные проверки в медицинских учреждениях. Могут нагрянуть в любой момент, хоть днем, хоть ночью. И если в сейфе лежит пустая ампула из-под промедола, а в истории болезни нет положенных записей о назначении и выполнении, подписанных теми, кто имеет право подписывать подобные записи, то крупные неприятности в виде возбуждения уголовного дела не заставят себя ждать.

После обхода (Половникова уже ушла домой) Данилов как бы мимоходом поинтересовался у начальника отделения:

– А как часто приходит к нам с проверками Наркоконтроль?

– Соскучились? – прищурился начальник.

– Да так, просто спросил.

Данилов не собирался выдавать Половникову но Роман Константинович, на глазах у которого во время утренней конференции лихорадочно заполнялась история болезни, сразу понял, чем вызван интерес.

– Галина Леонидовна сильно рискует, – сказал он, – потому что Наркоконтроль нас не забывает. К нам в отделение раз в год непременно приходят, а в АИР[20]20
  АИР – сокр. анестезиология и реанимация.


[Закрыть] или онкологию наведываются чаще. Поэтому расслабляться не стоит, особенно сегодня.

– Почему особенно сегодня? – удивился Данилов.

Вроде обычный летний день – не праздник и не какая-нибудь знаменательная дата.

– Сегодня только успел из лифта выйти, как навстречу Серафима идет с пустым ведром. Железная примета, исконная. Всегда сбывается.

Роман Константинович не шутил, говорил серьезно.

– Если учесть, что с пустым ведром санитарке приходится ходить часто… – начал Данилов, но Роман Константинович не дал ему договорить:

– Часто-то часто, но так, чтобы первой из сотрудников мне попасться, это уже не примета, а закон!

Если человеку хочется верить в приметы, то с этим ничего не поделать. «Непереносимость» пустого ведра встречается среди врачей довольно часто, причем больше ей подвержены администраторы – от заведующего и выше. Они и верно, ведь неприятностей у начальников случается гораздо больше, чем у рядовых врачей, оттого-то они и верят в приметы сильнее. Можно выбирать любую плохую примету – хоть раз в день она непременно сбудется…

Несмотря на злополучное пустое ведро, день прошел спокойно. В половине пятого Роман Константинович ушел домой, а Данилов удобно устроился на диване с прочитанным наполовину детективом. Когда у тебя в отделении всего трое пациентов и все стабильные, назавтра запланированные к переводу, то почему бы и не расслабиться немного? Главное – не радоваться спокойствию, не думать и тем более не говорить о нем вслух, а просто относиться к нему как к чему-то совершенно естественному и оттого незаметному.

В начале девятого прибежала доктор, дежурившая по эндокринологии и пульмонологии, молодая, симпатичная и очень встревоженная.

– У меня больная в астматическом статусе! Что делать?

– Если в статусе, то надо везти к нам. – Данилов помнил себя таким же – все время казалось, что упустил нечто непоправимо важное. – И поскорее!

– А если это не статус? Я вообще-то эндокринолог…

– Если не статус – отвезете обратно, – сказал Данилов, считавший, что в неотложных состояниях должен разбираться каждый врач вне зависимости от его специализации. – Но лучше, конечно, перестраховаться, тем более что места у нас есть.

– Вы какой-то неправильный реаниматолог, – улыбнулась гостья. – Другие костьми лечь готовы, лишь бы не брать никого, а вы…

– Везите вашу больную, – улыбнулся Данилов, – а я пока немножко погоржусь.

Судя по объективному состоянию больной и тому, как скоро удалось привести ее в норму, это был скорее затянувшийся приступ астмы, нежели классический астматический статус с положенными ему признаками. Вскоре после полуночи Данилов отправил пациентку обратно в пульмонологическое отделение. Он бы оставил ее полежать до утра, чтобы не затевать перевода ночью, но женщина, которую пугал сам факт того, что она находится в реанимации, уж очень стремилась обратно.

Проводив ее, Данилов долго сидел у распахнутого окна и наслаждался ночной прохладой. Сегодняшний день выдался жарким в прямом смысле этого слова, в переносном он был «прохладным», спокойным. Спать не хотелось, читать тоже не хотелось, хотелось сидеть и думать о хорошем, преимущественно о том, что целых пол-жизни назад (а если подсчитать, то так примерно и выходило) он, кажется, сделал правильный выбор, решив учиться на врача. Мысль о правильном выборе профессии посещала Данилова довольно часто и никогда ему не надоедала, да и вряд ли могла надоесть. «Сейчас бы еще скрипку для полноты удовольствия», – подумал Данилов.

Размышления прервал нарастающий вой сирены. Под лирическое настроение Данилову сразу же вспомнился шуточный гимн родной шестьдесят второй подстанции:

 
Сиреневый туман
Глаза мне застилает.
На крыше все горит
Мигалка, как звезда.
А доктор не спешит,
А доктор понимает,
Что с жизнью этой я
Прощаюсь навсегда!
Всего один разряд
Мне даст дефибриллятор —
И сердце застучит
Как новое в груди.
Вот кислород, шипя,
Пошел из аппарата.
Водитель, не гони!
Водитель, погоди!
 

Концовку, не удержавшись, тихонечко пропел вслух. Раз уж на скрипке поиграть нельзя, так хотя бы попоем.

Машина «Скорой помощи» с включенными проблесковыми маячками, но уже молча, без сирены, проехала по двору и остановилась напротив входа в терапевтический корпус. Вразнобой захлопали двери. Звонкий женский голос сказал: «Приехали» – и помянул чью-то мать.

«К нам или в блок?» – подумал Данилов. Просто так, без причины, не станут везти среди ночи с сиреной. Нетяжелого пациента не привезут прямо сюда, а сдадут в приемное отделение, находящееся в хирургическом корпусе. Значит, привезли что-то экстренное…

Зазвонил стоящий на столе телефон.

– Первая реанимация, – сказал в трубку Данилов.

– Доброе утро, тезка, – хохотнул приглушенный баритон. – Ярош беспокоит.

Ярош был начальником приемного отделения, а сегодня еще и ответственным дежурным врачом госпиталя. Звали его Владимиром Александровичем, и в шутку он называл Данилова тезкой. Ночной звонок ответственного дежурного ничего хорошего не сулил.

– …к вам сейчас привезут с отравлением Опорцину дочь одного деятеля из министерства. Ее взяли из клуба на Арбате, скоро к нам приедут папа и мама, они уже выехали с дачи. Максимум внимания, максимум терпения, и чтобы все было без накладок. Я через полчасика к вам загляну…