Текст книги "Доктор Данилов в госпитале МВД"

Присутствующие дружно промолчали, не желая признаваться в обладании подобным пережитком старины.

– Только не вздумайте подарить нам сервиз на новоселье, – сказал Данилов, вспомнив о том, как издалека начинал разговор о электронных книгах Рябчиков, желая выяснить, есть такая у Данилова или нет. – Мы люди простые, пьем из обычных кружек…

– Подарок на новоселье у нас уже готов! – Полянский переглянулся с Машей. – Причем такой, что вы просто упадете и умрете оба.

– Что же это за подарок? – спросила Елена.

– Дождемся сперва новоселья! – ушел от ответа Полянский. – Я намеренно вас заинтриговал, чтобы вы не очень с ним тянули.

– У меня, наверное, тоже есть подарок, – сказал Рябчиков. – И я тоже о нем сейчас не скажу.

– Вы просто выкручиваете нам руки, шантажисты! – Данилов погрозил приятелям пальцем. – И что это за «наверное», а, Рудольф? Подарок или есть, или его нет, или ты пошел по неверному пути Винни-Пуха?

– Я просто не уверен, что смогу с ним расстаться, – серьезно ответил Рябчиков, – но буду стараться. Изо всех сил.

«Что же это может быть такое?» – Данилов не просто удивился, а скорее ужаснулся масштабу и значимости подарка.

– Хороший получился день рождения, – сказала Елена, когда они вернулись в новую квартиру, которую уже привыкли называть домом, но еще не привыкли воспринимать в этом качестве. – Можно считать, что праздник удался.

– Еще бы ему не удаться в такой хорошей компании.

– А Маша прикольная, – улыбнулась Елена. – Ты заметил, как она то и дело стреляла глазами в твою сторону? Я даже немного ревновать начала.

– Главное, чтобы Игорь ревновать не начал, – улыбнулся в ответ Данилов. – Ревность превращает его в бурлящий котел эмоций. Ужасное зрелище.

Глава семнадцатая
У попа была собака

Звуки выстрелов разнеслись чуть ли не по всему госпиталю, но за пределами травматологического отделения в рабочей суете, наполненной повседневными шумами, мало кто обратил на них внимание. Данилов, ставивший подключичку только что поступившему коматознику услышав два глухих хлопка, не придал им никакого значения.

У входа в отделение Роман Константинович учил жизни бригаду «Скорой».

– Вы врач или извозчик?! – кипятился он, глядя снизу вверх на высокого, почти двухметрового коллегу. – По-вашему «госпитализировать» означает швырнуть на носилки и привезти в стационар?! Так с этим справится кто угодно! Чем вы вообще думаете?! Или вы не умеете думать?! Тогда что вы делаете на «Скорой»?! Идите мести улицы!

Данилов, не будь он занят с пациентом, высказался бы более экспрессивно. Пофигизм пофигизмом, халатность халатностью, но приехать к диабетику, впавшему в кетоацидотическую кому и просто отвезти его в стационар, не проводя никакого лечения, не заинтубировав и не обеспечив постоянного беспрепятственного доступа в вену, – это уже не влезало ни в какие допустимые рамки.

– Если вам людей не жаль, то хотя бы о себе подумали бы! С таким отношением к делу угодить за решетку – раз плюнуть!

Роман Константинович не кричал, но говорил довольно громко.

– Вы задерживаете бригаду. – Врач «Скорой помощи» считал, что нападение – лучший способ защиты. – Я сообщу об этом в центр! Больного приняли? Так распишитесь в приеме!

«Нет, он полный идиот, – подумал Данилов, подсоединяя к катетеру «шланг» системы для внутривенного введения. – Нагнетать и обострять в такой ситуации не стоит, только хуже сделаешь. И ведь не мальчишка – лет сорок, если не больше…»

– Хорошо, я не буду вас задерживать! – Роман Константинович расписался в приеме больного. – Но я сегодня же сообщу об этом случае вашему руководству!

– Напугали ежа голой задницей! – хохотнул коллега, складывая карту вызова и пряча ее в карман. – Пишите на здоровье, адресок подсказать?!

Данилов, выставлявший «пороги тревоги» на мониторе, сделал глубокий вдох, подавляя желание взять хамоватого идиота под локоток, завести в ординаторскую и популярно, «на пальцах», как выражался школьный учитель физкультуры, имея в виду пальцы, сжатые в кулаки, поучить уму-разуму а заодно и вежливости.

– Нет, вы слышали, что он мне ответил?! – От злости Роман Константинович раскраснелся и сверкал глазами. – Вот урод! Сейчас позвоню на его подстанцию!

– Судя по поведению, на подстанции у него есть крепкие тылы, – сказал Данилов. – Лучше напишите письмо главному врачу.

– Электронное?

– Живое, с печатью госпиталя и подписью начмеда. Тогда этого деятеля точно попрут с подстанции.

– Я бы и диплом у него отобрал!

– Я бы тоже, – согласился Данилов, – но диплом, к сожалению, по-любому останется при нем. Посмотрите его сразу?

– Конечно, только кардиограмму снимем.

Данилов помог медсестре наложить электроды, а начальник отделения отошел на пост, ответить на телефонный звонок.

– Первая реанимация, Максимушкин… Да… Что? Понял.

Роман Константинович положил трубку, подошел к выходу, запер дверь на два оборота и вернулся к Данилову с Наташей.

– У нас ЧП, – тихо сказал он. – В травматологии пациент застрелил посетителя и сбежал. Приказано закрыть двери и сократить до минимума перемещение по больнице до особого распоряжения.

– Ни хрена себе! – Наташа испуганно прикрыла рот рукой, точно пытаясь задержать вылетевшие слова.

– А у него еще анализы не взяли, – сказал Данилов, глядя на пациента.

– Глюкозу глюкометром[25]25
  Глюкометр – прибор, измеряющий уровень сахара (глюкозы) в крови.


[Закрыть] измерили – и ладно! – отрезал начальник отделения. – Остальное подождет! Ну и денек сегодня… А я еще собирался уйти на полчасика раньше.

– Уже не уйдете, – сказал Данилов, посмотрев на часы, висевшие над постом. – А распоряжение закрыть двери – как нельзя кстати. Они-то ногой легко вышибаются, а уж если в замок выстрелить…

– Ну, это стандартная реакция на чрезвычайное происшествие – запереть все входы и выходы. – Роман Константинович посмотрел в окно. – Пусто и тихо. Ладно, давайте работать.

Он взглянул на кардиограмму, посмотрел, стекает ли в мочеприемник по катетеру моча, достал из кармана халата фонендоскоп и стал выслушивать легкие пациента.

– Я еще понимаю – лечащего врача застрелить, – прошептала Данилову медсестра, – но посетителя?

– Врача не жаль? – Данилов улыбнулся и подмигнул.

– Нет, что вы, – смутилась медсестра, – просто посетителя – как-то странно…

– Да, можно было и до выписки отложить.

– Вы шутите, а я серьезно.

– Причины могут быть самые разные, – отозвался Роман Константинович. – Я только не пойму, из чего он его застрелил? У нас с оружием лежать не разрешается. Никому.

– Тогда можно предположить, что с оружием пришел посетитель, – сказал Данилов.

– Это у нас бывает, – кивнул Роман Константинович, – забегут проведать товарища после работы или, – он бросил взгляд на часы, показывающие половину пятого, – во время работы. И вы хотите сказать, что пациент застрелил посетителя из его же табельного оружия?

– Во всяком случае, это выглядит логично. Какая-то мгновенная ссора, аффект и такая вот реакция.

– Наверное, тут замешана любовь, – убежденно сказала Наташа. – Чтобы вот так сразу взять и застрелить – одного аффекта мало. Без любви никак!

Данилов переглянулся с начальником отделения и едва заметно улыбнулся. Оба они и предположить не могли, насколько Наташа близка к истине.

Служили два товарища – это очень распространенная ситуация. Даже фильм с таким названием есть, правда, в фильме рассказана совсем другая история, не совсем похожая на правду, но очень интересная.

Миша и Саша подружились еще в Суворовском училище. Дети легко сходятся друг с другом, особенно в новой, незнакомой до сих пор обстановке, когда старые друзья остаются где-то там, в прошлой жизни. И расходятся тоже легко – поссорятся или, скажем, жизнь разведет в разные стороны. Одного, скажем, в город Ростов забросит, в Военный институт ракетных войск, а другого, к примеру, в Военный университет противовоздушной обороны, что в Твери. И все, привет дружбе. Сначала будут переписываться, потом забросят это дело, а лет через пятнадцать столкнутся случайно на Курском вокзале и разойдутся в стороны, так и не узнав друг друга.

Ну, а если не поссорятся и не разъедутся по разным учебным заведениям, то будут дружить. А дружба – она как коньяк, от времени только крепнет или, как принято говорить нынче, «крепчает». После окончания Суворовского училища Миша и Саша поступили в Московский пограничный институт. Можно сказать – продолжили учиться по соседству, ведь от одного заведения до другого можно дойти меньше чем за полчаса, если, конечно, не ловить по дороге ворон и не оглядываться на каждую мало-мальски симпатичную девчонку. Пограничный институт привлек их тем, что в придачу к высшему военному образованию и воинскому званию лейтенанта давал диплом юриста, одной из самых востребованных и перспективных специальностей в наше ушлое время, когда без суда ни туда и ни сюда.

После училища друзья отправились служить в Амурскую область на китайскую границу. Не на одну заставу и не на соседние, но и не так уж далеко друг от друга, чтобы видеться хотя бы два раза в месяц, а то и чаще. Оба уехали служить женатыми, приняв к сведению совет наставников-командиров спешить обзаводиться спутницами жизни, пока есть такая возможность, а то пошлют в такую тьмутаракань, где, по образному выражению одного из преподавателей, «и медведица за бабу сойдет».

Отслужив пять лет, Миша уволился в запас и вернулся к родителям в Москву «делать новую жизнь». Подался в оперативники, а заодно развелся с женой, что было вполне закономерно, ведь в новой жизни, по логике вещей, и жена должна быть новая.

Через год Саша решил последовать примеру друга. Служебные перспективы не шли ни в какое сравнение с теми, о которых писал Миша, рассматривавший оперативную работу всего лишь как ступеньку в своей карьере. Есть возможность набраться определенного опыта, есть возможность завести нужные знакомства, а там видно будет. «В наше время, когда вся Россия дружно ломанулась в Москву москвичу просто нечего делать на Дальнем Востоке», – этой мыслью было проникнуто каждое Мишино письмо.

Друзья помогают друг другу, и Миша пристроил Сашу к себе в отдел, сказав: «Пока осмотришься, а там будет видно». Дружба достигла своего апофеоза, далеко не между всеми единоутробными братьями были столь приязненные отношения, как между Мишей и Сашей. Они всерьез подумывали о том, чтобы обзавестись квартирами в одном доме, а лучше на одной лестничной площадке, чтобы не далеко было ходить друг к другу в гости. Их дружба ничуть не пострадала, когда Миша получил майора и стал заместителем начальника отдела уголовного розыска, а Саша продолжал ходить в оперуполномоченных с четырьмя капитанскими звездочками на погонах.

– Как стану начальником, место зама будет твоим, – пообещал Миша.

Саша поверил, у него не было причин не верить другу, да тот ни разу и не давал повода для этого.

В их дружбе нашлось место и третьему, вернее – третьей, Сашиной жене Юле, с которой он, в отличие от друга, разводиться не собирался, потому что женился хоть и поспешно, но по великой любви. Брак оказался счастливым. Правило «семь раз отмерь – один раз отрежь» вряд ли применимо к любви: любовь – это лотерея, повезет – не повезет. Саше вот повезло, чему он был несказанно рад. Нормальная работа, нормальная семья, жена и дочь, со здоровьем нормально. Хоршая такая жизнь. Денег, конечно, можно было бы и побольше, но денег не хватает всегда. Одному – на гамбургер, другому – на остров в Карибском море. Suum cuique, каждому свое.

Со здоровья, кстати говоря, все и началось, то есть закончилось, когда во время задержания оборзевший от хорошей понюшки кокаина гражданин выхватил газовый пистолет, «заточенный» под стрельбу боевыми патронами, и начал отстреливаться. Первая пуля ушла «в атмосферу», вторая попала Саше в левое колено и застряла там, а в третий раз гражданину выстрелить не дали – выбили из рук оружие, заковали в «браслеты», приложили несколько раз мордой об угол, приговаривая, что это только аванс, а получка будет потом, и впихнули в машину. Другая машина, не дожидаясь «Скорой», отвезла Сашу в госпиталь, благо ехать до него с места событий было всего ничего – каких-то пять-шесть километров.

Миша, узнав о случившемся, бросил все и примчался в госпиталь – Сашу как раз оперировали. Ждал у выхода из оперблока, дождался, проводил до реанимации, где Саше предстояло проснуться, поговорил с врачами, а на следующий день явился с передачей… Друзья познаются в беде, разве не так?

Жена навещала Сашу два раза в неделю, Миша заглядывал к другу практически ежедневно, разве что воскресенья пропускал. По воскресеньям, если удавалось, он предпочитал отсыпаться, за прошлую неделю и еще немного впрок, в счет будущей. Колено заживало плохо – врачи боялись, что функция сустава полностью не восстановится, но, по своему обыкновению, ничего не говорили ясно. «Может быть…», «Если все пойдет как надо…», «Пока все хорошо…», «Посмотрим, какие будут последствия…». Саша очень боялся инвалидности, Миша терпеливо его утешал.

– Ты представь, что этот гад мог сантиметров на сорок выше взять – и что тогда? – говорил он. – Колено – херня, в крайнем случае – комиссуешься и уйдешь в банк или еще куда в службу безопасности, на спокойную офисную работу.

Саша светлел лицом (если бы этот гад взял бы повыше – тогда, конечно, только в петлю) и отвечал, что да, спокойная офисная работа от него никуда не уйдет. Да и не так уж было плохо с коленом, то, что оно немного будет сгибаться, давая возможность надевать штаны самостоятельно, врачи обещали твердо. В один голос. А когда врачи говорят что-то в один голос – им можно верить, ведь правду люди излагают одинаково, а вот врут вразнобой.

Соседи по палате – два заслуженно-отставных пенсионера советовали Саше поменьше брать в голову, а то она треснет. А еще советовали поменьше слушать докторов, им ведь по должности положено пугать народ страшилками.

– Вот, предположим, сказали тебе, что все будет хорошо, – говорил сосед Владимир Михайлович, благодушный старый хрыч и большой любитель выпить. – А вышло чуть плохо. Такое может быть? Может! Так ты же жаловаться начнешь, так, мол, и так, хреново меня полечили. А если тебя запугать до жидкого поноса с кровью, то ты жаловаться не станешь. Ты рад будешь без памяти, что на обеих ногах ушел. У меня зять врач, тот еще мудак, хоть и родственник, я все про них знаю.

– Володя в общем-то прав, – соглашался сосед Анатолий Николаевич, интеллигентный склочник. – «Надеяться на лучшее, быть готовым к худшему» – вот наш девиз!

– Это твой девиз, а не его! – ржал Владимир Михайлович. – Что я, не вижу, как ты на медсестер пялишься и вздыхаешь? Надеешься на лучшее, а знаешь, что ничего не получится.

– Да у меня, если хотите знать, две любовницы есть! – вскидывался Анатолий Николаевич.

– Есть, конечно, – соглашался Владимир Михайлович, – правая рука и левая – вот две твои любовницы. Одной оттянуть, другой погладить, типа молодость вспомнить…

«Неужели я в старости стану похож на них? – ужасался Саша, слушая занудливое брюзжание соседей по палате. – Тогда Юлечка меня сразу разлюбит! Не дай бог дожить до такого…»

В среду во время обхода начальник отделения сказал Сашиному лечащему врачу:

– Олег Иванович, делайте контрольный снимок и будем решать вопрос о выписке, но, – начальник строго посмотрел на Сашу поверх очков и произнес по слогам, – на до-ле-чи-ва-ни-е! Вы меня поняли? В футбол играть вам пока рано.

– А смогу? – криво улыбнулся Саша.

– Думаю, что да.

Через полтора часа солдат-срочник, санитаривший в травматологии, отвез обрадованного Сашу на рентген. В мыслях Саша уже был дома с женой и дочерью. Вернее – пока только с женой, потому что восьмилетняя дочь проводила лето на даче у тестя и тещи. Но торопиться не стоило, сначала надо было узнать результат – что там на снимке, все ли в порядке.

Когда Саша вернулся в палату, деды заспорили о том, как лучше выводить из организма радиацию, полученную в результате рентгеновского исследования. Анатолий Николаевич считал лучшим средством зеленый чай, а Владимир Михайлович – водку пополам с красным вином. Саше было не до них – он улегся на кровать, взял с тумбочки газету «Столичный пустословец», отгородился ею от всего мира и начал думать о доме, о жене, о ее мягких ласковых губах, нежной шее, ну и обо всем остальном… Месяц с гаком воздержания – это вам не шутка, а тоска.

Лечащий врач Олег Иванович сегодня как раз дежурил. Саша, будучи не в силах дожидаться завтрашнего обхода, решил, что вечером, когда в отделении станет поспокойнее, подойдет в ординаторскую и поинтересуется своими перспективами. Застать Олега Ивановича удалось лишь в одиннадцатом часу вечера, то ли он был на срочной операции, то ли его задергали с консультациями.

– Ваш снимок меня порадовал, – сказал Олег Иванович, стоило Саше, передвигавшемуся при помощи костыля (хорошо еще, что одного), появиться на пороге ординаторской. – В пятницу выпишем. Рады?

– Конечно рад! – просиял Саша. – Спасибо!

– Да вы не стойте в дверях. Заходите, присаживайтесь, – пригласил Олег Иванович. – Я вам расскажу, что надо делать после выписки, а то во время обхода все на ходу, все наспех.

Отказываться было неудобно – как ни торопился Саша обрадовать жену, пришлось ему долго, минут сорок, если не больше, провести в ординаторской, выслушивая рекомендации вперемежку с жалобами на тяжелую врачебную жизнь. Не в плане намеков на подношения и благодарности, а просто так, в плане человеческого общения. Олег Иванович любил поговорить.

Освободившись, Саша уселся на диван в коридоре и достал из кармана спортивных брюк мобильный. Звонить из палаты позже десяти часов было нельзя – оба соседа укладывались спать рано и спали по-стариковски чутко.

Мобильный жены не отвечал. После трех попыток с пятиминутными интервалами между ними Саша решил, что жена выключила звонок или попросту забыта телефон на работе (водилось за ней такое), и позвонил по домашнему номеру.

Он держал трубку долго, очень долго, но жена так и не ответила. Можно было начинать волноваться, что Саша и сделал. Звонить тестю на дачу было бесполезно – там все давно спали. Саша решил побеспокоить соседа по лестничной площадке, с которым они, несмотря на более чем двадцатилетнюю разницу в возрасте, приятельствовали. Сосед был одинок, занимался настройкой музыкальных инструментов, вставал поздно и так же поздно ложился.

– Добрый вечер, Вячеслав Андреевич, это Саша. Вы не спите?

– На этот вопрос невозможно ответить «нет». – Вячеслав Андреевич был тот еще зануда, наверное, это все же возрастное. – Добрый вечер, Саша. Как нога?

– Нога нормально, послезавтра меня выкинут, то есть уже завтра. – Саша вспомнил, который сейчас час. – Вячеслав Андреевич, я что-то до Юли не могу дозвониться…

На просьбу позвонить в дверь и сказать Юле, чтобы она «вышла на связь», сосед отреагировал хмыканьем, за которым последовало долгое молчание.

– Она ложится поздно, вы ее не разбудите, – добавил Саша.

– Это я знаю, – наконец-то «проснулся» сосед. – Но лучше перезвонить утром… Не надо волноваться, все там в порядке…

От опера просто так не отвяжешься и не отговоришься. Заподозрив неладное, Саша учинил соседу телефонный допрос, в ходе которого узнал, что его жену в отсутствие законного супруга регулярно навещает «этот мордатый Михаил», то есть лучший друг Миша, и что пару часов назад Вячеслав Андреевич, любопытный подобно всем одиноким людям, видел, как они заходили в квартиру.

– Судя по звукам, которые я слышу, ничего необычного там не происходит, – сказал он.

«Ничего необычного» добило Сашу. Он поблагодарил соседа, пообещал, что «конечно-конечно, все останется между нами» и задумался.

– Пора в палату, – напомнила постовая медсестра.

Она вряд ли могла понять, в чем дело, потому что, вытягивая из Вячеслава Андреевича сведения, Саша сильно понизил голос и намеренно говорил так, чтобы посторонние слушатели не получили представления о предмете разговора. Но тем не менее Саше показалось, что медсестра смеется над его несчастьем. Одними глазами, но смеется.

– Сейчас, – очень дружелюбно ответил он. – Только один короткий звоночек сделаю. Можно с вашего телефона, а то у моего аккумулятор сдох, а рыться ночью в тумбочке, зарядку искать…

– Если только на городской номер и недолго, – разрешила медсестра.

– На городской и недолго, – пообещал Саша, набирая «прямой» номер Мишиной мобилы.

Первый закон работы с информаторами, даже самыми надежными, – «доверяй, но проверяй». Люди могут такого наговорить…

Миша ответил после четвертого гудка, ему по должности было положено всегда находиться на связи, даже во время отпуска. Саша звонил с незнакомого Мише постороннего номера намеренно, чтобы застать его врасплох. Этого требовал коварный план, родившийся в Сашиной голове.

– Я слушаю.

– Миш, дай трубку Юле, очень срочное дело, я потом все объясню! – выпалил Слава и затаил дыхание в ожидании ответа.

– Даю, – откликнулся лучший друг, мгновенно превратившийся в заклятого врага. – Юль, это Саня…

Должно быть, Юля постучала себя по голове пальцем, или покрутила пальцем у виска, или Миша сам сообразил, что попался на примитивнейший в сущности крючок, но в трубке послышались короткие гудки.

Саша поблагодарил медсестру и ушел в палату, на ходу выключив свой телефон. По всем правилам и понятиям Мише полагалось перезвонить и выдать какую-нибудь версию событий, могущую отвести подозрения от него и от Юли. Больше всего подходила история о наличии у Миши другой девушки по имени Юля в сочетании с тем, что Миша не узнал Сашин голос.

Саша не спал всю ночь – думал о жизни. Додумался до того, что нашел у дочери, которую до сегодняшнего дня считал своей, множество общих черт с Мишей. Они даже ели одинаково хищно – откусывая большие куски и глотая их. Устав от горьких дум, Саша беззвучно плакал, не то чтобы боялся разбудить соседей, а просто вот так получалось плакать – неслышно. Ночь прошла, а ответ на главный вопрос «что делать?» так и не был найден. Не исключено, что его просто не существовало.

Свой мобильный Саша так и не включал, ибо незачем. Во время обхода Олег Иванович сказал, что ему звонила Юля. Саша никак не отреагировал. Олег Иванович присел на край Сашиной койки и, глядя ему в глаза, будто гипнотизируя, сказал:

– Не надо думать о том, как все было раньше. Надо радоваться тому, что все обошлось «малой кровью».

– Ничего не обошлось, – ответил Саша. – И не думать о том, как было, нельзя.

Каждый говорил о своем, вот и не поняли друг друга. Олег Иванович ничего не знал о Сашиной трагедии, а Саша уже и думать забыл о своем простреленном колене.

– Я приглашу к вам невропатолога, – пообещал Олег Иванович. – Пусть выпишет вам что-нибудь ободряющее.

Слова «психиатр», «психотерапевт» или «психолог» в госпитале произносить избегали, заменяя их «синонимом» «невропатолог». Не ханжества ради, а из-за того, что пациенты, еще не отошедшие от служебных дел, психиатров и психологов, мягко говоря, опасались. Поговорит с сотрудником такой вот вдумчиво-внимательный дяденька или, скажем, серьезная молодая девушка, задаст кучу вопросов, на первый взгляд – совершенно невинных, а потом напишет в заключении нечто пакостное, из чего будет следовать, что оружия сотруднику доверять нельзя и вообще в структуре МВД ему делать нечего. Отрицательное заключение психолога по результатам собеседования – крест на карьере, а иногда не только на карьере.

Вернувшись с обхода в ординаторскую, Олег Иванович позвонил Ниеловской, доценту «местной», находившейся в госпитале, кафедры психотерапии, зная, что добрая женщина никогда не откажется прийти на срочную консультацию. Срочную, потому что больного завтра выписывают. Задерживать Сашу в отделении до начала следующей недели из-за консультации психолога смысла не было, и не показать его психотерапевту ответственный Олег Иванович тоже не мог, считая, что выписывать больного можно, лишь решив все вопросы. Опять же – сотрудник МВД, табельное оружие имеет.

Ниеловская пошла навстречу, не предполагая, чем аукнется ей ее доброта. Пришла, поговорила с Сашей и оставила запись в истории болезни. Порекомендовала показаться поликлиническому психотерапевту после выписки из госпиталя. Молодой мужик, травма с последствиями, больше месяца в госпитале… Как тут не захандрить? А в том, что хандрит перед выпиской, нет ничего удивительного – выписка из отделения это тоже стресс, и зачастую немалый. Ну и потом – все на бегу, дел много, хоть разрывайся на части… тут не до особых копаний, тем более что и случай, можно сказать, плевый, не ампутация. Физиотерапия, регулярные упражнения – он еще танцевать вприсядку сможет, если, конечно, захочет.

Ответственность и внимание к мелочам – это, образно говоря, два спасательных круга, которые не дают врачу «утонуть». Вот не назначь Олег Иванович консультацию психотерапевта, пришлось бы ему менять Федеральный клинический госпиталь на какой-нибудь захолустный травмпункт. В лучшем случае.

Во второй половине дня, после обеда («тихий час – не всем указ», – проворчал Владимир Михайлович) явился Миша, на этот раз с пустыми руками. Логично – какой смысл приносить передачу человеку перед самой выпиской.

Чтобы никому не мешать, вышли на «запасную» лестницу. Закурили, каждый из своей пачки. Миша, надо отдать ему должное, не стал вилять хвостом, а выложил все как есть. Да – было, и не раз, еще во время службы на границе было, а в Москве вспыхнуло с новой силой. Но это всего лишь эмоции, а мужская дружба важнее, и ради нее можно принести любую жертву. Сказав все, что считал нужным, Миша оперся левой рукой о стену и уставился на Сашу, ожидая ответа. Полы расстегнутого пиджака распахнулись, мелькнула рукоятка табельного пистолета, висевшего в наплечной кобуре, которую еще называют «оперативной». Кобура у Миши была не серийно-казенной, а купленной за свои кровные – удобная, с широкими ремнями и без дополнительных фиксаторов, удлиняющих время извлечения оружия. Для ситуаций, когда счет идет на секунды, это очень важно.

Главное – понять, что надо делать, а дальше уже все просто. Саша резко боднул Мишу головой в нос (коронный прием, отработанный еще в Суворовском училище и принесший Саше кличку «Молоток»), выхватил из Мишиной кобуры пистолет, снял с предохранителя и всадил одну за другой две пули в грудь врага, беря левее, туда, где сердце. Миша умер, еще не успев скатиться с лестницы.

Саша зачем-то побежал вверх по лестнице, хотя надо было бежать вниз. Поднялся до одиннадцатого этажа, подергал решетку, преграждавшую вход на чердак, и спустился этажом ниже. С «Макаровым» в правой руке и костылем в левой беспрепятственно прошел через какое-то отделение. Боковым зрением он замечал какие-то силуэты, но путь ему никто не преграждал, понимали, что делать этого не стоит, на взводе человек, на самом последнем пределе.

Спуск по другой лестнице, еще одно отделение, на этот раз ремонтирующееся. Напугав троих работяг, Саша вернулся обратно. Он немного успокоился и понял, что нет смысла метаться по этажам – надо уносить ноги из госпиталя, и поскорее. Зачем? Странный вопрос. Конечно же для того, чтобы посмотреть в глаза жене и спросить, как она могла? О том, что последует далее, Саша не думал. Будучи человеком опытным, он понимал, что просто так взять и покинуть госпиталь после такого шухера ему не дадут. Не то место. Оставался один выход – взять заложника, непременно одного (с двумя хрен справишься), желательно женщину. Неблагородно и нерыцарственно, кто спорит, зато больше шансов на успех предприятия. Саша направился к лифтам. Ввиду охватившего его возбуждения передвигался «на трех ногах» Саша быстро, не хуже, чем на своих двоих до ранения.

На ловца и зверь бежит, говорят в народе. Навстречу Саше из лифта выходила, то есть попробовала выйти женщина в белом халате. То что надо – субтильная и не борзая, сразу же побледнела от испуга. Саша молча толкнул женщину правым плечом в грудь, отчего она влетела обратно в лифт, зашел следом и нажал кнопку первого этажа.

– Будешь слушаться – не убью, – пообещал он заложнице и брезгливо поморщился, увидев, как под ее ногами расплывается лужа.

На первом этаже Сашу уже ждали – когда двери разъехались в стороны, он увидел троих мужчин (два в форме, один в штатском), но скорее всего их там было больше. Те, кто был в форме, попробовали было ломануться внутрь, но, увидев направленный на них ствол, сразу же отпрянули. Заложницу Саша прижимал левым боком к стенке лифта, но она была так напугана, что не сделала никакой попытки бежать.

– Не дури! – строго сказал тот, что в штатском. – Давай поговорим.

– Хер те в рот, чтоб голова не качалась, – ответил Саша, наугад, чтобы ни на секунду не упускать противников из вида, нажимая одну из кнопок.

Нажимать пришлось костяшкой указательного пальца левой руки, чтобы не уронить костыль – опору и дополнительное оружие. Дав лифту немного проехать вверх, Саша нажал кнопку стоп.

Лифт остановился.

Глаза заложницы от ужаса стали идеально круглыми. Какой-нибудь японец непременно заметил бы это и не только заметил, но и отразил в предсмертном стихотворении, но Саша японцем не был и помирать собрался без затей. Главное – чтобы не помешали.

Заложница заскулила.

– Да помолчи ты, дура, – попросил Саша, – дай помереть спокойно.

Он приставил пистолет к виску, поднял голову и посмотрел в потолок. Смотреть на перекошенное лицо или лужу на полу в такой ответственный момент не хотелось. Лучше всего подошло бы созерцание какого-нибудь умиротворяющего пейзажа, вроде зимнего леса или лугов в цвету, но приходилось выбирать из того, что было под рукой, то есть перед глазами.

– У попа была собака, он ее любил…

В маленьком замкнутом пространстве выстрел прозвучал не просто оглушительно, а громче самого громкого небесного грома. Заложница (инструктор-методист по лечебной физкультуре, только позавчера начавшая работать в госпитале) завизжала и продолжала визжать до тех пор, пока ее под руки не вывели из лифта…

На лотке с прессой у входа в метро внимание Данилова, ехавшего домой после дежурства, привлек номер «Столичного пустословца» с броским заголовком: «Захват самого неприступного госпиталя России». Не купить такую газету было просто невозможно.

Сев в поезд, Данилов погрузился в чтение. Статья начиналась на первой странице, а затем основной своей частью переходила на вторую.

«Вчера около шестнадцати часов дня Федеральный клинический госпиталь МВД, расположенный на пересечении Дмитровского шоссе с улицей Всеволода Вишневского, был захвачен группой боевиков, переодетых в милицейскую форму. Поодиночке просочившись в здание, боевики, вооруженные автоматами и пистолетами, захватили хирургический корпус госпиталя, перекрыв вход и выход. Во время захвата погиб один из сотрудников госпиталя, попытавшийся оказать сопротивление боевикам. Имя погибшего в интересах следствия сохраняется в тайне, но известно, что это сотрудник МВД в чине майора.