Текст книги "Под полной луной"

«Какая же она горячая».

Женщина не сопротивлялась. Ее нечеловеческий взгляд прожигал сетчатку глаз Ерофея. – «Его я не успела. Ты вернулся».

– Но… но?!

«Ты даже не вошел в избу, чтоб проверить».

«Гонялся за призраками, оставив сына одного в студеном доме. Голодного».

Хруст снега стал громче.

Дикий безудержный вопль рвался из груди Ерофея. По щекам покатились слезы.

– Как?.. Как так? – он не мог поверить услышанному. И ведь правда, когда он услышал вой, кинулся в погоню, не проверив дом. В его тогдашнем состоянии это казалось очевидным: открытая дверь, кровавый след, тянущийся за порог…

Как он допустил это? Зачем ушел мстить, не удостоверившись?

Ответ был прост: он не смог бы остаться в здравом уме, увидев мертвого сына. Испугался. Сбежал.

Погоня за призраками – действительно подходящее сравнение.

«Я заберу его с собой…

– Нет… не смей, – Ерофей уже не мог внятно говорить. Язык заплетался. Сознание удалялось.

…в утонувший дом».

– Нет…

«Раз он тебе оказался не нужен».

«Он будет мой».

«Навечно».

– Нет. Ты мерзкая… тварь, – одними губами произнес Ерофей. Звук едва ли достиг ушей женщины.

Но она поняла. Он увидел это по ее глазам.

Женщина склонилась еще ниже, к самому лицу охотника.

«Навечно», – прошептала она и развеялась в дым.

И сквозь это мутное облако проступило лицо существа, что преследовало Ерофея от самого дома ведьмы.

Ледяные руки уперлись в грудь охотника, окровавленная пасть склонялась все ниже.

Последним усилием Ерофей нащупал приклад ружья, ствол которого все так же покоился в медвежьем лазе. Скользнул дальше, к спусковому крючку. Нажал.

Земля задрожала. Из глубины послышался глухой звериный рев. Взбешенное и перепуганное животное выбиралось наружу. Проваливаясь в небытие, Ерофей успел подумать:

«Только бы медведь сделал это рань…».

¹12/70 – Патроны 12 калибра с длиной гильзы 70 мм – один из самых распространенных видов патронов, предназначенных для стрельбы из гладкоствольного оружия.

Тени полуночного рейса

Егор стоял на платформе, сжимая в руке маленький клочок бумаги. Билет до дома, вызубренный наизусть за время ожидания. Заглавные, четко пропечатанные буквы гласили «Шумиха – Челябинск-главный». А чуть ниже номер электрички и время прибытия. 23:59. Егор всегда поражался необычайной точности в расписании поездов и в душе посмеивался над их составителями.

«Хоть один состав прибыл минута в минуту?».

Юноша весь день провел с родителями на даче: полол грядки, окучивал картошку, носил воду с колодца. Время пролетело незаметно, и вот уже сумерки плотным кольцом окутали солнце и вытолкнули его за линию горизонта. Егор бежал на станцию, выбивая из-под ботинок дорожную пыль, боясь, что добираться до города предстоит на попутках. Он не мог вернуться обратно, поскольку в восемь утра ему необходимо быть на работе.

На его счастье в летний период ходила полуночная электричка, собирая дачников по всей пригородной ветке. На станции Щучье таких набралось около пятнадцати человек. Они разбились на группы, уставшие после долгого дня, проведенного на огородах, и что-то обсуждали между собой. Егор видел, как шевелились их губы, как менялись выражения лиц в свете тускло горящего фонаря, но звуки тонули в раскатах западного рок-бэнда, льющихся из наушников. Юноша переминался с ноги на ногу, выкуривая одну сигарету за другой, и неустанно всматривался в темноту в поисках огней приближающейся электрички. И все же упустил момент ее прибытия, в сотый раз перечитывая содержание билета.

Боковым зрением заметил движение, начавшееся среди людей, и поднял глаза на пути. Состав был уже близко. Темный силуэт головной махины казался зловещим в отсветах прожектора.

Электричка замедлила ход, застонали тормозные колодки. Юноша взглянул на часы, еще раз убедившись в бесполезной точности расписаний. 23:50.

Дачники похватали поклажу, взвесили на спины тяжелые рюкзаки и потянулись к замершему напротив них вагону.

Егор вздрогнул, когда дверь отворилась сама собой. Сигарета выпала из руки, в висках появилась неприятная пульсация. Но присмотревшись, он различил в темном тамбуре силуэт кондуктора и успокоился.

Двинулся за остальными. К тому моменту очередь поредела. Общими усилиями пассажиры пропихнули в дверь грузную пожилую даму, намертво вцепившуюся в ящик с рассадой. Ее рот кривился в гневных тирадах, голова как болванчик раскачивалась из стороны в сторону, выглядывая из-за зеленых побегов.

«На кой черт она рассаду везет в город?».

Егор поднялся по металлическим ступеням, стараясь не смотреть на кондуктора. Что-то в ее облике казалось неправильным, даже пугающим.

Усилием воли юноша прогнал эти мысли, списав их на переутомление. Он вошел в вагон, взглядом выискивая подходящее для себя место.

Вокруг царила суета: пассажиры раскладывали вещи, в хаотичном порядке рассаживались на деревянные скамьи с выцарапанными на них рисунками и нецензурными выражениями. Кто-то успел вскрыть пиво, и по воздуху разливался привычный для этого напитка аромат. К нему примешивался другой, едва уловимый неприятный запах, распознать который Егор оказался не в состоянии. Юноша продвинулся вперед, брезгливо осматривая скамью за скамьей.

Прошел мимо нарисованных на стенах свастик и призывов к объединению белой расы и уселся у окна по левому ряду. Справа поправляла платье та самая грузная женщина (ее рассада покоилась на пустом сиденье позади). Из-за женщины выглядывала голова худенькой девчушки, расчесывающей длинные волосы, взлохмаченные ветром.

Состав качнулся и пришел в движение. Егор еще раз окинул взглядом вагон, чувствуя нарастающее беспокойство. Что-то странное не давало ему покоя, разрастаясь по сознанию злокачественной опухолью, сигнализируя обратить внимание на…

На что?

На «вопиющую некомпетентность» машиниста, прибывшего на десять минут раньше? На показавшуюся подозрительной женщину-кондуктора, выполнявшую свою работу? Или может, на уставших пассажиров, мечтающих поскорее оказаться дома?..

Пассажиры! Точно.

Егор вытянул шею, осматривая всех, кто находился в вагоне. Перебегая глазами от ряда к ряду, от мужчин к женщинам, юноша все больше нервничал, узнавая каждого, с кем стоял на платформе. А где остальные люди, которые уже находились тут? Он мог поклясться, что с улицы видел мелькавшие в окнах силуэты. Может, их выпустили через другую дверь, чтобы не создавать давку? Юноша решил, что так и было, сел поудобнее и уставился в черноту за окном. Из наушников продолжали литься песни любимой группы, постепенно успокаивая расшалившиеся нервы.

Он не слышал стук колес на стыках рельсов, не видел выпивавших мужчин, что разыгрывали партию в «дурака», не обращал внимания на других пассажиров, занимавшихся своими делами. Дурные мысли постепенно улетучивались. Тусклое освещение и мерное покачивание расслабляли, в глаза больше не бросались разрисованные стены и исписанные сиденья. Время от времени Егор окидывал рассеянным взглядом вагон и снова утыкался в окно.

Все та же рассада, стебли которой колыхались в такт движению; толстая дама, расправившись с платьем, принялась бестактно ковыряться в ухе…

Так, стоп! Нет, этого не может быть…

Юноша протер глаза и вернулся взглядом к женщине. Ну, точно, показалось. Облегченно выдохнул, в очередной раз поразившись разыгравшемуся воображению.

Показалось, что тень, лежащая у ног своей хозяйки, даже не шелохнулась, пока та усердно ковыряла ушную раковину. Теперь же все встало на свои места. Или это от того, что женщина села ровно?

Егор попытался убедить себя, что ничего не было; что виной всему расфокусированный взгляд, которым он вскользь прошелся по пассажирке, не разглядев истинного положения вещей. Но что бы там ни произошло, теперь он глядел в оба, выискивая несоответствия в движениях грузной дамы и ее тени. И чем дольше смотрел, тем отчетливее различал погрешности, которые можно запросто списать на игру света и покачивание вагона, но…

«Да ну, бред какой-то», – в итоге сдался Егор, откинулся на спинку и закрыл глаза. И именно в этот момент тень колоритной дамы потянулась к тени соседки, обвивая бесформенными щупальцами ее шею…

Егор мысленно подсчитывал оставшиеся деньги. Хватит ли их, чтобы поймать такси и добраться с вокзала до дома? Еще предстояло придумать что-нибудь на ужин, так как родители остались на даче, а в холодильнике шаром покати. И не забыть завести на утро будильник…

Но мысли об увиденном не давали покоя. Юноша сидел как на иголках, борясь с острым желанием открыть глаза и еще раз убедиться, что все в порядке. Нечто холодное и мерзкое забралось ему под кожу, распространяясь от ног – по животу, затем стало подниматься выше, выше, пока не остановилось на затылке. Егор ощутил, как натягиваются мышцы, как против воли поднимаются веки…

Женщина «клевала носом», уронив подбородок на грудь, а ее соседка – о боже, Егор не сразу осознал, что происходит – хваталась за шею, словно боролась с невидимой хваткой. Рот широко раскрывался, глаза вываливались из орбит. Серое лицо и посиневшие губы – все это указывало на нехватку кислорода.

«У нее астма», – в ужасе подумал Егор, и хотел было закричать о помощи, но скользнул взглядом по полу, и представшая картина ввела юношу в паралич.

Тень толстухи душила тень молоденькой девушки! Щупальца кольцами обвивали хрупкую шею, сжимаясь все сильнее, как удав на тушке кролика. Девушка хлопала ртом в тщетных попытках вдохнуть воздуха. Судорожно скребла пальцами по шее, оставляя глубокие царапины. Она боролась, но силы в схватке со смертью были неравны.

Наконец девушка безвольно обвисла, а при следующей качке состава откинулась на стекло, невидящим взглядом уставилась в темноту за окном.

Желудок Егора сжался в тугой ком. Во рту пересохло, с губ сорвался едва слышимый стон. Как могло произойти, что девушка умерла, а рядом сидящая женщина даже не проснулась?! Она плавно покачивалась, из уголка рта стекала тоненькая ниточка слюны. А ее тень… обхватила свою голову бесформенными конечностями и стала выкручивать точно лампочку.

Ощутив боль, женщина распахнула веки. Она не понимала, что происходит, и почему собственные руки намертво вцепились ей в лицо. Губы зашевелились, готовые сорваться в вопле, как послышался хруст шейных позвонков, и тело толстухи обмякло.

– Мамочка… что это? – Егор скинул с головы наушники и забрался с ногами на скамью.

Впереди кто-то дико заверещал.

Мужчина с татуировкой тигра на плече выпрыгнул в проход и, визжа, как девчонка, вонзил большие пальцы себе в глаза. По щекам заструилась кровь, затекая в рот и окрашивая зубы в алый цвет. Его светлые шорты взмокли, а под ногами образовалась лужа.

Пассажиры в истерике заметались по вагону. Они сталкивались друг с другом, переваливались через сиденья. Старушка в белом платке поскользнулась на луже мочи, и обрушилась затылком на угол скамьи. Ее глаза выскочили из орбит, а по платку расползлось багряное пятно.

Мертвая женщина продолжала отвинчивать себе голову: из носа и глаз ее текла кровь; мышцы и сухожилия закручивались спиралью; кости трещали, как сухие ветви; кожа натягивалась и рвалась, окропляя красным одежду и сиденье. На втором обороте ее губы доползли до ушей, веки до висков, извратив лицо до неузнаваемости. Закатившиеся глаза остановились на Егоре. И при виде ее демонической ухмылки юноша едва не лишился чувств.

– Посмотрите на тени, – мужской голос с другого конца вагона подействовал на Егора как пощечина. Юноша нашел себя стоящим на сиденье, держащимся за голову. Из горла рвался хрип ужаса и непонимания.

– Что с ними? – ошарашенно озирался бородатый громила, забравшись на скамью.

А в следующий миг в его могучей руке блеснул нож, и громила заверещал «не своим голосом».

Острое лезвие коснулось бороды и двинулось дальше, срезая ее вместе с кожей. Кровь заструилась по рукам, мгновенно взмокла рубаха. Дикий вопль обратился в беспомощный хрип. Покончив с бородой, громила бросил ее под ноги, пырнул себя в живот и руками стал растягивать края раны.

Мужчина с татуировкой тигра, выколов глаза, принялся отгрызать себе руку. Сухожилия торчали в разные стороны, как порванные гитарные струны. Добравшись до кости, он переломил локтевой сустав о спинку скамьи и снова пустил в ход зубы, пытаясь полностью отделить предплечье от тела.

Егора вырвало. Он задыхался, ловя ртом воздух. Из глаз потекли слезы, смешиваясь с горькой слюной. Он не знал, что делать, куда бежать; и где кондуктор, черт бы ее побрал?

Громила, разорвав живот, погрузил в него кисть, ухватился за внутренности и потащил наружу. Он вопил, но не мог остановиться; вытягивал парящие кишки, как фокусник мишуру из рукава, и сворачивал их кольцами возле ног.

Женщина в самом начале вагона тихо скулила, сдирая кожу с лица. Дотянув ее до подбородка, переключилась на скальп. Эта процедура напоминала чистку апельсина: под густой спутанной шевелюрой проглядывала белая черепная кость, а вместо сока в воздух поднималась кровавая морось. Остановившись на затылке, женщина поднялась с места и двинулась по проходу. Кожа лица свисала до груди, раскачиваясь при каждом шаге. Вместо самого лица зияла кровавая каша с выпученными глазами и щелкающими челюстями. Одной рукой женщина пыталась натянуть скальп, как капюшон, словно ее пробирал озноб или она стеснялась собственного вида, а другой норовила ухватить за одежду отгрызавшего вторую руку мужчину. Развернув его к себе, стала биться лоб в лоб, при этом рыдая и хрюкая. После нескольких ударов послышался хруст: голова мужчины не выдержала, лопнула, как арбуз. Но женщина продолжала долбить, погружаясь в череп оппонента сантиметр за сантиметром.

– Это все тени, Господи, – сквозь слезы хрипел усатый мужчина. Голос его сел, он дважды распластался на полу, вымазавшись в крови и провоняв мочой, – нужно избавиться от них.

– Как? – вопрошал пожилой сутулившийся толстяк. Он стоял у окна, бегая глазами из стороны в сторону.

– Надо разбить лампы, – смекнул усатый и кинулся к аварийному щиту, расталкивая пассажиров и перепрыгивая тела. Он спешил, боясь, что и его тень обратится в демоническую субстанцию и восстанет против своего хозяина.

Усатый сорвал с крепления молоток, что был привязан к стенду бельевой веревкой, дернул изо всех сил, но поскользнулся на мокром линолеуме и рухнул на пол, увлекая за собой щит, вырванный с корнями. Острый угол раскроил ему щеку, а кто-то из беснующихся пассажиров наступил на щиколотку, едва не переломив кость. Усатый вскрикнул от боли и сбросил с себя стенд:

– Дайте нож… отрезать молоток.

Пожилой толстяк в бежевой панаме среагировал раньше остальных. Со своего места он видел лежащий на полу нож. Именно им вспорол себе брюхо громила.

Весь пол был залит кровью, но инстинкт самосохранения оказался сильнее брезгливости, и толстяк засеменил к ножу, громко сопя от страха и возбуждения.

Превратив голову мужчины с татуировкой тигра в «половинку грецкого ореха», женщина без лица вынула из «капюшона» спицу и вонзила себе в ухо. Челюсть распахнулась, из глотки полился протяжный вой. Зрачки сошли с ума, стали вращаться в разные стороны. Тремя резкими толчками женщина вогнала спицу под самый корень, после чего отрыгнула кровавое месиво и рухнула ниц.

Толстяк вытянулся в полный рост, пытаясь достать нож из-под скамьи, но короткие руки и огромное брюхо не позволяли ему достичь цели. Он скреб ногами по полу, пытаясь найти точку опоры, и как следует оттолкнуться. Раздался хруст дерева. Седалище сорвало с болтов, отделив его от металлической рамы, а громила, стоявший на скамье, потерял равновесие и грохнулся назад – в следующий ряд – утягивая за собой змеящиеся внутренности.

Скрипя зубами, толстяк ухватился за нож и протолкнул его по полу усатому. Грубыми резкими движениями тот обрезал веревку и вскочил на скамью, замахнувшись молотком. Раздался треск стекла, но лампа продолжала светить, лишь закрывавший ее плафон зашелся в трещинах. Усатый размахнулся еще раз, стараясь не выпустить из скользких рук деревянную рукоять, и нанес разящий удар, дико крича от натуги. Послышался грохот, электрические щелчки, и передняя часть вагона погрузилась в полумрак. На лице мужчины заиграла самодовольная улыбка. Смахнув со щеки кровь, он перепрыгнул через спинку сиденья, держа курс к следующей лампе. В ушах его стоял звон, перед глазами плясали мутные круги, но отступать было некуда.

Толстяк пытался подняться на ноги: елозил коленями по полу, хватался пальцами-сосисками за края сидений, но не мог оторвать тучное тело от скользкого линолеума. Он уже готов был разрыдаться, как вдруг взглядом уперся в то, что могло ему помочь. Пересилив отвращение, ухватился за дымящиеся внутренности громилы, сделал на запястье петлю и стал подтягиваться. Все еще трепыхавшийся по другую сторону скамьи здоровяк судорожно задергал ногами.

Усатый расколотил вторую лампу и со всех ног мчался к последней. Перепрыгивая со скамьи на скамью, он не заметил, как тени от рассады тонкими извивающимися змейками потянулись к его ногам. И когда в очередной раз усатый прыгнул, они обвили его тень. Этого оказалось достаточно. Мужчина вскрикнул, теряя равновесие, взмахнул руками и грохнулся переносицей о спинку впереди стоящего сиденья. Хрустнула лобная кость, переломились шейные позвонки, а из ушей выступила кровь. Усатый мгновенно обмяк.

Толстяк подтянулся на внутренностях затихшего громилы и уселся на сиденье, переводя дыхание. В этот самый момент усатый сорвался в своем последнем прыжке. Толстяк заскулил от разочарования. Он видел, как молоток вылетел из руки бедняги и упал в проходе.

Это конец. В живых остались только две женщины и он. Но пробраться по залитому кровью и заваленному трупами вагону он был не в состоянии. И даже если доберется до молотка, залезть на скамью и разбить лампу он не сможет ни при каких обстоятельствах. Они все умрут, пока электричка достигнет станции.

Но затем толстяк увидел еще одного участника событий, сжавшегося в клубок на сиденье.

Пацан в белой рубахе еще жив!

– ПАЦАН! – во всю луженую глотку заорал толстяк, чувствуя, как мутнеет рассудок.

Егор ничего не соображал. Происходящее казалось ему кошмарным сном. И вдруг сквозь хаос и дикие вопли до его ушей донесся осмысленный крик, и пять отдельных букв сложились в слово «пацан». Юноша не видел, что в его сторону устремлены глаза, наполненные мольбой и надеждой, но всем своим естеством ощутил, что обращаются именно к нему. Он оторвал дрожащие руки от головы и затравленным взглядом посмотрел поверх спинки сиденья. Полный пожилой мужчина, окровавленный, докуда был виден, облегченно вздохнул, поднял руку и прокричал:

– Возьми молоток!..

С пола палец его переместился к потолку:

– Разбей лампу!..

Егор замотал головой, не понимая, что от него требуют. Посмотрел на пол. Молоток. Толстяк что-то кричал про молоток. Юноша вернулся взглядом к мужчине. Вся дальняя часть вагона была объята мраком.

«Почему там темно?».

Молоток…

«Лампы разбиты».

Молоток…

Ответ витал в воздухе, и оставалось лишь поймать его. Егор судорожно соображал, почему разбиты лампы, и какое ко всему отношение имеет молоток.

– Пацан! – на последнем издыхании крикнул толстяк и тяжело задышал, откинувшись на спинку сиденья.

Тени продолжали бесноваться. Женщина в вязаной кофточке содрала с себя кожу до пояса, закинула ее на плечи, как лисий воротник, и разгуливала по вагону, скалясь окровавленным черепом, и «хвастаясь» еще дымящимся скелетом.

«Молоток, чтобы разбить лампу», – паззл сложился так стремительно, что Егор испугался, как бы эта мысль не выскользнула из головы сию же секунду, – «разбить лампу, чтобы не было теней».

Юноша встретился глазами с женщиной с открученной головой и, стремглав, бросился к молотку. В сознании творилась невообразимая каша, но тело выполняло поставленные задачи без колебаний. Егор схватил молоток, взлетел на скамью и тремя сокрушительными ударами вдребезги разнес последнюю лампу. Осыпающиеся на голову осколки ощущал уже в полной темноте.

Состав ходил из стороны в сторону, казалось, набирая скорость. За окнами тьма мелькала на фоне тьмы, ни единого лучика света не пробивалось внутрь.

Егор спрыгнул на пол, до сих пор не веря, что сподобился на такой отважный поступок. Его трясло, вернее – лихорадило, словно в одних трусах выбежал на мороз. Зубы отбивали чечетку, в ушах все еще стояли вопли умирающих, а сознание то покидало, то врывалось в его измученное тело.

– Пацан, ты живой? – все тот же голос, который указал путь спасения.

– Да, – после небольшой паузы отозвался Егор. Юноша инстинктивно ждал продолжения вакханалии, не веря, что все закончилось.

– Ты там один? – толстяк задал следующий вопрос.

– Да.

– Иди сюда. Только осторожно. Не упади.

Юноша поплелся на голос, стараясь не оступиться. Руками хватался за спинки сидений, переходя от одного ряда к другому.

– Нас здесь двое, – снова подал голос толстяк, – все, кто выжил…

– Вы знаете, что это было? – Егору хотелось говорить, чтобы не чувствовать себя в одиночестве.

– Нет, сынок. Не знаю, – глубокий старческий вздох, – но что-то случилось с тенями. Это я тебе скажу наверняка.

Юноша заметил, что рядом с толстяком возвышается черный силуэт:

– Кто это рядом с вами?

– Это женщина. Выжившая. Не пугайся.

– Тоня… – сквозь тихий плач пролепетал силуэт женским голосом.

– А я Тимур Андреевич, – тут же отозвался толстяк.

– Егор… – последним представился юноша, добравшись, наконец, до источника голоса. Руками нащупал сидящего мужчину, с него переключился на женщину, затем двинулся дальше. И тут его осенило. – А где кондуктор? Помните, когда мы поднимались в вагон, нас встречала кондуктор?

– Здесь ее точно нет, – Тимур Андреевич, кряхтя, поднялся на ноги и потянулся за парнем. Двигался наощупь, медленно, перед каждым шагом проверяя, свободен ли путь, – Егорка, а ты куда намылился? – в целеустремленности юноши присутствовала некая пугающая нотка.

Парень припал лицом к двери тамбура, всматриваясь в следующий вагон. Вдалеке, за четырьмя дверями, горел свет.

– Туда, – наконец ответил Егор.

– Нельзя туда, – по-отечески спокойно и рассудительно ответил толстяк.

– Вы что, не понимаете? – обернулся юноша. – Все хорошо, пока мы едем вдали от населенных пунктов. А как только попадем под фонари Челябинска, вагон снова наполнится тенями. А нас осталось всего трое. Много времени не понадобится, чтобы разделаться с нами. Нужно идти к машинисту, пусть он останавливает состав.

– Но в тех вагонах горит свет, – Тимур Андреевич рукой указал на дверь, и тут до Егора дошло, что он едва не совершил роковую ошибку, – возможно, нет уже никакого машиниста.

– Что же нам делать? – обреченно проговорил юноша.

– Я не знаю. Сколько у нас есть времени?

– Не больше получаса…

Женщина (Тоня) всхлипывала, более не обращая внимания на Егора и Тимура Андреевича. Иногда она переходила на скулеж, закатывалась ревом, но затем снова стихала.

В вагоне находилось около десятка изуродованных тел. Пол, стены и даже потолок забрызганы кровью, мочой и экскрементами. Запахи перемешались в адском коктейле, способном выбить из колеи любого, даже самого стойкого человека.

– Стоп-кран… – едва ли не взвизгнул Егор, когда мысль горящей стрелой вонзилась в его воспаленный мозг.

– Что ты сказал? – толстяк, кажется, не расслышал, витая в своих собственных облаках.

– Стоп-кран. Можно им воспользоваться. Мы остановим поезд, и не нужно тащиться через все вагоны в кабину машиниста.

– Егорка, это хорошая идея, – воодушевился Тимур Андреевич, обернулся к женщине и проговорил, – Тонечка, присядьте на сиденье. Мы хотим затормозить состав, и может немного потрясти.

Та беспрекословно выполнила просьбу: плюхнулась на ближайшее место, обеими руками уцепилась за спинку.

– Стоп-кран должен быть в тамбуре, – поделился соображениями Тимур Андреевич, – сможешь до него добраться?

– Да. Думаю – смогу. Там темно. Значит, не опасно. – Егор открыл дверь. В лицо ударил поток свежего воздуха, стук колес усилился.

– Только резко не тяни. Небольшими рывками, чтобы успевал выходить воздух. Иначе сильно затрясет, не дай бог, с рельсов сойдем.

– Откуда вам это известно?

– Отец работал на железной дороге… царствие ему небесное.

Юноша шумно вздохнул и исчез в дверях тамбура. Даже в полной темноте он без труда обнаружил рукоять в левом углу, ухватился за нее обеими руками, и небольшими рывками, как подсказал Тимур Андреевич, потянул на себя. Раздалось шипение, засвистели тормоза, состав стал дергаться, так и норовя спрыгнуть с рельсов. Егор покрылся испариной, сердце заколотилось с удвоенной силой. Хотелось бросить все, но он не мог. Юноша понимал, что единственный способ спастись – это остановить поезд в лесу и пешком идти в город. Он тянул за рычаг снова и снова, ощущая, как состав медленно, но верно, замедляется. Тряска усилилась, электричка стонала и скрипела, подчиняясь инерционной силе. В голове разрывались сотни взрыв-пакетов, глуша все прочие звуки. Перед глазами вспыхивали искры, высеченные из подсознания страхом; до крайности напряженные мышцы отказывались подчиняться. Но он тянул рычаг, пока не довел его до упора. Состав зачихал, заскрежетал, сопротивляясь внешнему воздействию, но все же остановился, напоследок опрокинув парня на пол резкими и сильными толчками. Сквозь гул в голове пробивалось шипение гидравлики и остаточные стоны обшивки вагона.

Дверь приоткрылась, в проеме показался Тимур Андреевич.

– Ты как? – спросил он.

– Нормально, – отозвался парень, поднимаясь на ноги.

Через несколько минут они выбрались из вагона, отворив дверь пассатижами, найденными в сумке толстяка. Егор спрыгнул первым, помог спуститься Тимуру Андреевичу, затем они вместе сняли до смерти перепуганную Тоню. Лишь оказавшись на свежем воздухе и немного переведя дыхание, они взглянули на состав со стороны и застыли в ужасе и непонимании…

Не было никакого состава!

Они стояли напротив одного-единственного вагона. Его покореженный остов возвышался над ними мертвой грудой железа. Пустые оконные проемы зияли черными квадратами тьмы, краска по борту содрана до основания, вмятины и деформации по всей поверхности.

– Что это значит? – Тимур Андреевич раскрыл рот от изумления. Как ему хотелось проснуться в своей теплой кровати, с улыбкой на устах начать очередное безмятежное утро пенсионера, и не знать о подобного рода вещах до конца своих дней.

Егор пристально всматривался в место, где сохранилась краска, пытаясь различить цифры, привлекшие его внимание.

158.

«Это же номер состава», – догадался он, – «ошибки быть не может. Тот же номер на билете. Я заучил его наизусть, пока стоял на платформе».

Юноша сунул руку в карман, выискивая клочок бумаги, который так и не понадобился.

«Понадобился», – отдернул самого себя, – «чтобы доказать, что нет никакой ошиб…».

185.

Крупным шрифтом номер электрички был пропечатан сразу под маршрутом следования.

– Кажется, мы сели не на ту электричку, – сухо проговорил Егор, передавая билет Тимуру Андреевичу.

– Так мы все это время ехали или стояли на месте? – не понимал пенсионер, направляя билет под едва пробивавшийся сквозь облака бледный отсвет полумесяца. Но без очков он ничего не сумел разглядеть.

– Ума не приложу…

В город они вошли лишь к утру.

По дороге ни разу не обмолвились. Тимур Андреевич громко сопел, что-то бубнил, с трудом переставляя ноги. Но не останавливался. Тоня же несколько раз едва не теряла сознание; Егор в эти моменты спешил к ней на помощь, усаживал на землю и разрешал немного отдохнуть. От каждого шороха женщина вздрагивала, закрывалась руками и начинала плакать. А в моменты, когда месяц выходил из-за туч, и по траве и деревьям расползались тени, дурно становилось даже Егору. Он не имел представления, что делать, если кошмар продолжится. Здесь некуда бежать, негде спрятаться. Месяц не разобьешь, как лампу, будь вооружен хоть самым большим в мире молотком. Любые действия обречены на провал. Но через некоторое время он понял, что вне электрички тени не опасны. Что бы там ни произошло, какой бы дьявольской силой не были оживлены эти сгустки мрака, власть их кончалась на пороге вагона. Осознав это, юноша почувствовал себя лучше. Но не настолько, чтобы так скоро забыть…

Уставшие, голодные, перепачканные всем, чем только можно, они шагнули под огни Челябинска. Егор, наблюдая за состоянием Тони, отдал ей последние деньги на проезд. Тимур Андреевич его поддержал, но сам ничего не добавил, так как оказался пуст. Они расстались возле ж/д вокзала, предварительно посадив женщину в такси.

Ни о какой работе в тот день Егор не помышлял. Пристально всматриваясь в каждую тень, он несколько часов отмокал в ванной, размышляя о призраках, мелькавших в окнах вагона, о запахе, ударившем с порога в нос. Запах гари и смерти – теперь это не вызывало сомнений.

Завершив водные процедуры – смыв с себя физическую и фантомную грязь – Егор принялся штудировать интернет на предмет злополучной электрички под номером 158.

Долго искать не пришлось, первые же странички в поисковике пестрили красноречивыми заголовками.

Как оказалось, месяц назад полуночная электричка под данным номером, следовавшая из Шумихи в Челябинск, сошла с рельсов в районе города Щучье…

(на той станции они в нее и сели, не дождавшись своей – 185-ой – настоящей. Но кто мог знать? Электричка пришла всего на 10 минут раньше, такое бывает)

…трагедия произошла в результате износа ходовой части локомотива. Все пассажиры и служебный персонал погибли. Состав не подлежит восстановлению, отправлен на переработку. Лишь один вагон остался относительно целым, и в данный момент дожидается службы ремонтников на запасном пути станции Потанино.

(именно там они и сошли)

А боковым зрением Егор стал замечать движение в районе ног. Или всему виной посттравматическое стрессовое расстройство? Конечно, именно расстройство. Иного быть не может. Он же разгадал правила «игры» и лично убедился, что призраки не могут покинуть вагон. Они заперты в нем, словно в клетке; навеки привязаны к месту своей гибели. Бояться нечего. Юноша встряхнул головой, закрыл глаза и откинулся на деревянную спинку сиденья в вагоне. И именно в тот момент…