Текст книги "Дом на берегу океана"

Странно, но мне почему-то было совсем не жалко не только шамана, который получил по заслугам, но и вождя, вся вина которого заключалась в весьма невеликом уме. А вот кошку жалко, и очень. Большую красивую кошку черепаховой окраски с кисточками на ушах, на свою беду переставшую бояться людей.

Глава 13

Кроме посещения работы, мне следовало прикинуть, что нужно для изготовления пары радиоуправляемых лодок-торпед, выбрать из имеющегося в наличии самое дешевое и купить его. Потому как, вспоминая свою несостоявшуюся экспедицию на Питкэрн, я поражался, насколько по-дилетантски она была подготовлена. Ладно, про барометр уже говорилось. Но ведь о вопросах безопасности острова в мое отсутствие не возникло даже самой убогой мысли! А закон всеобщей подлости – он ведь не дремлет. Если кто-то не в курсе, формулирую: «Вероятность любого события обратно пропорциональна квадрату его желательности». Например, если компот без мухи для вас втрое более желателен, чем с ней, то вероятность его получения в девять раз меньше, чем с упомянутым насекомым. Всех сомневающихся приглашаю летом посетить любую столовую в парке культуры.

В свете чего ситуация выглядела следующим образом. На остров когда-нибудь должны приплыть испанцы. Какова вероятность, что они сделают это в те несколько дней, что на нем не будет меня? А также самой боеспособной части вооруженных сил Хендерсона. Если исходить из общих соображений, то упомянутая вероятность получается очень маленькой. Но, припомнив закон, ее можно смело увеличивать до вполне заметной величины.

Значит, остающихся на острове Поля с Мариком следует вооружить так, чтобы они при необходимости смогли уничтожить корабль. И кроме того, дополнить радиомаяк возможностью голосовой связи, дабы Поль смог связаться с «Авророй» в случае появления необходимости в ее экстренном возвращении. Правда, это совсем нетрудно, а вот с торпедой пришлось маленько поразмышлять.

Как всегда бывает, первым делом в голову пришел стандартный путь – купить байдарки и лодочные электромоторы к ним. Однако моя жаба, увидев, почем нынче такие игрушки, даже не стала унижаться до комментариев, ибо все было ясно и без них. Самая дешевая байдарка стоила двадцать две тысячи, а полукиловаттный мотор – пятнадцать. Умножаем это на два и приходим к выводу, что при таких тратах мне никаких денег не хватит. Ведь скоро придется строить большой катамаран!

Пришлось вспоминать, что еще используется в качестве плавсредств. Надувные матрасы? Как-то оно не очень. Куски пенопласта? А вот это самое то, что надо. Осталось разобраться с мотором. Мне ведь совершенно не нужен ресурс, ему работать всего несколько минут! То есть прекрасно подойдет жигулевский стартер, который продается на каждом углу и стоит копейки. В качестве и главной передачи, и редуктора используем велосипедную цепь со звездочками, – вещи тоже недорогие и не дефицитные.

Разобравшись с торпедами, я прикинул примерную стоимость деталей для изготовления большого катамарана. Если принимать по тонне водоизмещения на человека, то нужен примерно сорокатонный.

По самым оптимистическим прикидкам получалось, что такая игрушка обойдется мне тысяч в двести пятьдесят – триста. Это я еще потяну, но ведь и тут следует учитывать вышеупомянутый закон, точнее, первое следствие из него. Оно гласит: «Реализация любых хоть сколько-нибудь масштабных планов потребует в «пи» раз больше времени и денег, чем это предполагалось». И значит, с учетом такой поправки катамаран явно выходил за пределы моих текущих финансовых возможностей. Посему передо мной открывались два пути:

– или урезать проект;

– или добывать денег.

Не особо раздумывая, я выбрал второй вариант. Потому как примерно представлял себе, где возьму недостающие средства. А точнее, кто мне их даст.

Наверное, некоторые уже обратили внимание, что я часто вспоминаю отца. Мать ушла от нас, когда мне было четыре года, я ее почти не помню. А отец умер в две тысячи четвертом году. От инфаркта после вызова на допрос. Он работал на предприятии, производящем авиационные турбины. И когда там начался очередной передел собственности, показался кому-то очень удобным козлом отпущения.

Инициаторы процесса мне были неизвестны, но оперуполномоченного я запомнил. Не составило большого труда выяснить, что уже тогда он жил явно не по средствам, так что вопрос «кто виноват?» даже не вставал. Ну не может человек, при официальной зарплате в тридцать тысяч ездящий на «туареге» и сразу после смерти отца купивший четырехкомнатную квартиру, вести дела иначе как в собственных шкурных интересах! Кстати, если судить по автопарку, припаркованному у ОБЭПа, он совершенно не являлся белой вороной.

Но остальные меня не интересовали, а этот…

Ему я мог быть благодарен за то, что совершенно перестал бояться какой-нибудь неизлечимой дряни вроде рака или СПИДа. Если вдруг у меня обнаружится такое, мне будет чем занять остаток жизни.

Ну, а теперь появилась возможность провернуть это дело и не в режиме камикадзе. То есть убить гада, но так, чтобы перед смертью он, скотина, поделился неправедно нажитыми деньгами. Заодно подлец и помучается, на что, наверное, будет приятно посмотреть.

Сейчас в Москве – начало апреля, поэтому я надел закрытый шлем и сел на скутер. Пора было приступать к разведке на месте, и светиться на своей «девятке» мне не улыбалось.

После четырех сеансов наблюдения (два утром, два вечером) я решил, что можно приступать к составлению плана операции. За прошедшие годы клиент почти не продвинулся по служебной лестнице, но зато еще увеличил свое благосостояние. Ездил он теперь на «Порше Кайен», причем чуть ли в самой дорогой комплектации, как я узнал в базе данных, оформленном на какую-то бабу. И сменил квартиру, вселившись в недавно построенную у Ходынки высотку. Кажется, цена его нового жилища превышала полтора миллиона долларов. Впрочем, это было не столь важно. Важным же являлось то, что сволочь приезжала на работу днем, а уезжала поздно вечером – видимо, смогла пробить себе такой распорядок, чтобы меньше стоять в пробках. То есть клиент до конца апреля будет возвращаться домой в темноте, чем я и собирался воспользоваться. И значит, по-быстрому купив все необходимое для изготовления торпед плюс комплект одежды для Поля, вернулся на свой остров. Сразу стало абсолютно некуда спешить – сначала экспедиция на Питкэрн, потом подготовка, затем собственно операция по приглашению господина старшего оперуполномоченного на Хендерсон. А для него не пройдет и суток до того счастливого момента, когда он станет моим желанным гостем. Ну, а Поль, я так думаю, не откажется мне немного помочь: задатки у молодого человека весьма многообещающие.

Изготовить две небольших лодки из пенопласта получилось быстро, а радиоуправление к ним я спаял сам. Благо можно было не заморачиваться с попаданием в выделенный для этого диапазон, а тупо сделать передатчик на два мегагерца с довольно широкой полосой, генерирующий несущую с модуляцией в килогерц, что соответствовало команде «руль вправо», или три килогерца – «руль влево». Никаких других команд торпедам не требовалось.

Поль за пару дней научился неплохо управлять лодочками, пока вместо аммонала загруженными песком. После чего я зарядил их уже всерьез, снабдил электровзрывателями наподобие того, что использовал при создании пруда, и велел спрятать оружие в пещерах. Случайного взрыва можно было не бояться – для запуска преобразователя, заряжающего конденсаторную батарею, требовался ключ, который Поль должен был постоянно носить с собой. Кроме того, там имелась блокировка. Даже при разрешении на заряд он не начнется до того, как лодка окажется в морской воде, да и то с минутной паузой.

На этом меры по укреплению обороноспособности я счел достаточными и приступил к подготовке экспедиции на Питкэрн. В так называемой каюте «Авроры» теперь висела целая метеостанция, состоящая из часов, барометра и гигрометра. Сама каюта имела улучшенную герметизацию, или, точнее, хоть какую-то. Потому как в прошлый раз не было вообще никакой, этот закуток залило первой же волной.

Далее я доработал защиту бензогенератора. Да, в прошлый раз он не заглох, несмотря на пару раз перекатившиеся через него волны, но, во-первых, я заранее накрывал его своей курткой. А во-вторых, далеко не факт, что с такой защитой он выдержал бы третью волну, не говоря уж о четвертой или пятой.

Теперь на корме катамарана стоял герметичный фанерный ящик с двумя направленными вверх полутораметровыми трубами с нашлепками на концах. Одна имела колено для слива случайно попавшей воды и предназначалась для забора воздуха. Вторая на самом деле была двойной. Внутри толстого вывода от системы охлаждения проходила полуторадюймовка для выпуска выхлопных газов.

И вот наконец двадцать шестого февраля, ровно в три утра по местному времени, стартовал второй дубль экспедиции на Питкэрн. Барометр показывал семьсот шестьдесят пять, Тонга уверяла, что как минимум неделю погода будет отличной. Дул слабый южный ветер, а урчание мотора из ящика можно было услышать только около него. Электронный спидометр показывал двенадцать километров в час. Я не стал делать его сам, потому как готовый стоил не так уж дорого – всего шесть с небольшим тысяч рублей.

Первое время я всматривался в светлеющий горизонт, хоть и помнил, что в прошлое плавание глядел на него, но в упор не заметил ничего тревожного чуть ли не до самого последнего момента. Но потом рассвело, меня отпустило, и дальше я просто любовался бескрайним океаном. Низкий силуэт Хендерсона скрылся из виду примерно в пять утра, и теперь со всех сторон была только вода.

Однако в час дня Тонга передала штурвал Манюне, а сама взяла бинокль и начала что-то внимательно рассматривать почти прямо по курсу «Авроры». Но не успел я спросить: «Что, опять шторм?» – как она повернулась и взволнованно сообщила:

– Ник-ау, впереди остров! Вон, облачко видно даже без бинокля. Дед говорил мне, что такие бывают над островами, особенно где есть горы. Значит, это Питкэрн, и до него световой день пути на каноэ!

По моим расчетам, до цели нам оставалось километров восемьдесят – восемьдесят пять, то есть Тонга была права. Я кивнул, подумав, что острова в океане, оказывается, видны довольно-таки издалека и промахнуться мимо них не так просто даже такому штурману, как я.

В четыре часа пополудни стало видно сам остров, а около семи мы уже входили в маленькую бухточку на его северо-востоке. Высадиться на Питкэрн можно было только тут.

То, что остров обитаем, мы заметили примерно за километр, а нас явно обнаружили существенно раньше. Потому как около бухточки собралась небольшая толпа, а по мере приближения стало видно, что она приплясывает, а потом и слышно, как вопит. Там было человек двадцать, в основном женщин, и ни у кого не наблюдалось ничего похожего на оружие. Видимо, здешние островитяне были очень рады гостям из океана.

Однако следовало сразу показать, что мы очень непростые гости, и я перекинул тумблер на коробке усилителя рядом с рацией в каюте. Из динамика на мачте полилась громкая музыка – «Амурские волны» в исполнении симфонического оркестра. Без слов: этот вальс мне больше нравился в таком виде. Островитяне и островитянки замерли с открытыми ртами, и с последним аккордом «Аврора» уткнулась носами в серую гальку бухточки и, чуть скрежетнув стальными килями по ней, по инерции продвинулась еще на метр и встала.

Место, куда мы пристали, на гугловской карте называлось «бухта Баунти». Но явно не потому, что сюда заходил этот корабль, так как, будь «Аврора» всего раза в два побольше, и она бы тут не поместилась. То есть остров мог дать хоть какое-то укрытие только очень небольшим посудинам.

Ханя с Тимом сошли на берег и затараторили на своем родном языке. Я пока оставался на катамаране, изображая из себя группу огневой поддержки на всякий случай. Но, понятное дело, никакого такого случая не приключилось. Зато сразу стало понятно, что и мои, и здешние островитяне говорят на одном языке, никаких трудностей с пониманием друг друга у них нет. Что неудивительно, ибо их предки не так давно прибыли и туда, и сюда с одной и той же Мангаревы.

Пока молодые люди заливались соловьями, расписывая, кто мы такие, откуда взялись и какая замечательная жизнь теперь может настать на Питкэрне, я рассматривал их слушателей, а точнее, в основном слушательниц.

Как уже говорилось, воспринимать обитательниц Хендерсона в качестве женщин у меня до сих пор не получалось. Однако вот этих – можно, причем совершенно без насилия над собой. Вон та, высокая, она хоть и тощая, но очень и очень даже ничего, несмотря на почти незаметную грудь. Зато у ее соседки с этим все в порядке, на двоих хватит, если не на троих. А этой, что стоит ближе всего, лет, пожалуй, побольше, где-то на вид под тридцать, но зато глазками-то как стреляет и попой как вертит!

Тут мое внимание привлекла еще одна представительница прекрасного пола, до этого момента прятавшаяся за широкой фигурой сисястой соседки высокой девицы. Совсем молодая девчушка, кажется, даже моложе Хани, но какая красавица будет, когда вырастет!

На этом я с некоторым сожалением вынужден был приказать себе отставить пока неуместные мысли. Потом разберемся, кого тут, как и в каком порядке, да еще чтобы хендерсонские тетки не восприняли мои действия как дискриминацию. А пока, кажется, пора сходить на землю, Ханя уже явно о чем-то договорилась.

Так и оказалось.

– Ник, они очень рады и приглашают нас наверх, где их дома, сейчас там будет праздник в честь нашего прибытия.

Я забросил за плечи рюкзак с подарками, и вскоре мы в сопровождении толпы островитянок двинулись по тропинке, поднимающейся по склону горы, у подножия которой располагалась бухта Баунти.

Пока мы шли, в голову пришла мысль, как объяснить избирательность моего мужского интереса. Мол, люди Хендерсона для меня как младшие братья и сестры, если не вовсе дети. А вот эти мне не дети! Тьфу, да что же это я стихами-то заговорил? Вроде только позавчера общался с одной подругой на своем московском диване. Хотя это по тому календарю было позавчера, а по моим часам прошло уже больше месяца! То-то на поэзию потянуло, аж джинсы спереди давят. И эта, которая с попой, она ведь специально, чертовка, выбрала место в колонне прямо передо мной! Интересно, надолго ли затянется их праздник? И как быть с палаткой – самому за ней идти или послать кого-нибудь, а то в каюте «Авроры» тесно и неудобно, да и неохота выгонять оттуда Тонгу с Манюней, которые, как и положено экипажу, пока остались на корабле.

Деревня, или стойбище, оказалась сравнительно недалеко, метрах в трехстах по тропинке от бухты. Она состояла из десятка шалашей, но живых. То есть молодые деревца были стянуты вершинами и обсажены какими-то вьющимися побегами. А ничего так, довольно удобно и стильно, признал я, заглянув в один такой домик. Правда, такая крыша может протекать, но, наверное, именно поэтому все шалаши располагались под развесистыми деревьями с густой листвой, которые росли небольшой группой именно здесь.

В деревне горел костер, от которого уже пахло чем-то съедобным. Как оказалось, не все население Питкэрна кинулось нас встречать – пять человек сразу занялись приготовлением угощения.

Я выложил из рюкзака тушенку, которую Тим сразу начал открывать, галеты, конфеты и кока-колу. Начался праздничный ужин, в процессе которого Ханя доложила мне обстановку на Питкэрне.

Жить тут было все-таки малость посытнее, чем на Хендерсоне, ибо здесь в достатке имелась пресная вода, и захваченный еще с Мангаревы сладкий картофель продолжал давать урожаи. Собственно, им нас и угощали. Клубни, переложенные какими-то травками, по вкусу напоминающими петрушку, жарились на палочках. Однако неплохой получается шашлычок, признал я.

Но все-таки у здешних чувствовался недостаток животных белков – ведь ловля рыбы на Питкэрне была сопряжена с немалыми трудностями, а из птиц к настоящему моменту остались только самые осторожные. Однако беда пришла к островитянам не с продовольственной стороны. В данный момент на острове происходил первый акт демографической катастрофы.

Дело в том, что при столь малой численности населения соотношение мужчин и женщин сильно зависит от случая. На Хендерсоне их было примерно поровну, но даже там имелись трудности с комплектованием пар по принципу недопущения близкородственных браков. Здесь же так получилось, что почти пятнадцать лет подряд рождались одни девочки. В результате сейчас на острове имелось всего двое мужчин, которые, несмотря на возраст, еще что-то могли, но уже очень редко. Ситуация усугублялась тем, что они были братьями. И два пацана трех и семи лет – дети одного из них! Если не считать вождя, сморщенного и седого старика, все половые подвиги которого остались в далеком прошлом, больше мужчин на острове не было.

Праздничный ужин закончился не менее праздничной ночью, которую я провел почти без сна в своей роскошной палатке «Килкенни». Сначала ее опробовала обладательница попы и глазок, оказавшаяся на редкость энергичной и неутомимой. Но дама имела совесть и, увидев, что сил у меня осталось не так уж и много, знаками сообщила: моего внимания жаждут и ее подруги. Я в ответ, тоже знаками, объяснил, что длинную и тощую можно запускать прямо сейчас, а сисястая пусть подождет до завтра: мы еще никуда не уплываем.

Глава 14

С утра я, зевая, прошелся по острову в сопровождении Тима, Хани и младшего из двух братьев-мужчин. Меня интересовали породы местных деревьев применительно к постройке большого катамарана. Потому как покупать в двадцать первом веке хорошие доски – удовольствие не из самых дешевых. А младший брат был кем-то вроде местного столяра и поэтому смог стать квалифицированным экскурсоводом.

Разумеется, перед визитом на остров я посмотрел, что про него пишут в интернете. Так вот, писали довольно много, но про свойства местной древесины не было вообще ничего. Всякая ботаника рассматривалась всего с двух точек зрения. Либо «ах, какая экзотика», либо «ох, какие большие ягоды или еще что-то съедобное». Кстати, половины из описанного сейчас на Питкэрне не было – хлебного дерева, например.

Быстро выяснилось, что древесины особо прочных пород, наподобие хендерсонских красных деревьев, тут нет. Но все-таки имелось что-то вроде бука, которое по-местному называлось «пау-ану». Я назвал это дерево платаном – по созвучию и из тех соображений, что очень смутно представлял себе, как может выглядеть настоящий платан.

Кроме того, тут встречалось нечто хвойное. Если взять ель, заменить ей иголки на сосновые, потом увеличить их в два раза и повернуть каждую ветку на сто восемьдесят градусов, то как раз и получится это самое дерево, которое я без особых затей поименовал елкой. Младший брат показал, как оно выглядит в обработанном виде, – мне понравилось. Вроде сосны, но с более мелкими волокнами и, кажется, несколько прочнее при том же весе. То есть прекрасный материал для обшивки, тем более что островитянин заверил меня – он знает, как выбирать деревья, чтобы в стволах было меньше сучков. В ответ я объяснил ему правила нашей будущей торговли. Образцы ножей, рыболовных крючков, лесок, веревок и прочих мелочей островитяне уже получили. Теперь от них требовалось организовать лесопилку, оборудование для которой предоставлю я, и гнать брус двести на двести из платана и елки. Транспортировку мы берем на себя.

В принципе конечно, можно было возить брус и на катамаране, но меня это как-то не прельщало. Потому как гланды, наверное, тоже можно исхитриться вырезать через задницу, но зачем? У меня же три кристалла, и можно прекрасно организовать тут еще одно место открытия перехода. То есть пропихивать доски отсюда в двадцать первый век, а оттуда – на Хендерсон. Все лучше, чем таскать их по океану: тут на одном бензине разоришься. Три с половиной двадцатилитровых канистры в одну сторону, а на полностью загруженном катамаране будет и больше.

Вскоре было найдено место для будущей лесопилки. У него было сразу два плюса – высота двести метров над уровнем океана, что обещало меньший перепад давления с Москвой, а также расположенные рядом рощицы платанов и елок. Велев островитянам строить тут сарайчик для техники, я отправился вниз, к «Авроре».

Ближе к вечеру мне удалось открыть переход в гараж, и вскоре началось перетаскивание заранее приготовленных железяк. Бензопила, несколько ручных пил и топоров, три рулетки, разобранная пилорама по образцу хендерсонской, три пятидесятилитровых бидона с бензином и килограммов пятнадцать всякой мелочи, в основном веревок и гвоздей. В качестве аванса я отдал островитянам все пакетики с остатками семян, включая цветы – почва тут куда плодороднее, чем на Хендерсоне, воды достаточно, авось и вырастет что-нибудь, а не только горох.

К своей палатке я вернулся поздним вечером, где обнаружил шестерых девушек, уже рассевшихся в порядке очереди. Причем последней сидела та самая молоденькая девчушка, на которую я обратил внимание еще в бухте. Пришлось звать свою переводчицу и объяснять пигалице, что педофилия в число моих хобби не входит. Вот подрастешь, пообещал я ей, и, если не передумаешь, даже в жены возьму.

До этих слов пигалица выглядела расстроенной донельзя, но тут воодушевилась и победно посмотрела на впереди сидящую часть очереди. Однако девиц, похоже, такая дискриминация тронула не очень, так что всю ночь мне пришлось трудиться в поте… э-э-э… ну, будем считать, что лица. Под утро я какой-то крабьей походкой выполз из палатки, покопался в своем рюкзаке, и вскоре перед моим временным жилищем красовался столбик с табличкой «закрыто на переучет». Хватит, во всем нужно соблюдать меру, так и до инвалидности недалеко.

Наша стоянка на Питкэрне продолжалась две недели. Столько времени потребовалось, чтобы обучить столяра и его брата обращению с бензопилой и пилорамой. Поначалу у меня вообще были мысли бросить это дело и привезти сюда Марика с его дядей Тимуром, которые неплохо освоили эти предметы на Хендерсоне. Но я не поддался настроению, хотя первое время мне по несколько раз на дню казалось, что вот сейчас-то наконец братцы отрежут друг другу руки, ноги или еще что-нибудь не менее нужное, на чем вся механизация и кончится. Но как-то обошлось всего несколькими неопасными царапинами.

Что удивительно, вождь освоил рацию на удивление быстро, причем самым сложным для него оказалось слово «прием», которое надо было говорить, прежде чем отпускать кнопку включения передатчика. А вот что такое часы, он понял сразу. Правда, я вручил ему не цифровые, а стрелочные, да и то всего с четырьмя цифрами. От вождя требовалось запомнить, что на связь надо выходить, когда маленькая стрелка спрячется за большой, а та коснется точки под цифрой «двенадцать», причем днем, а не ночью. Делать это следует каждые третьи сутки, начиная от первого сеанса.

В общем, я вернул аппаратуру перехода обратно на «Аврору», и мы начали собираться. Когда здешние лесорубы напилят достаточное количество груза, сюда приплывет катамаран и снова привезет ее, а пока она тут без надобности. Во-первых, мало ли что взбредет в головы аборигенам? А во-вторых, при оставлении здесь одного кристалла время в двадцать первом веке всегда будет идти медленнее, чем в этом мире, что меня категорически не устраивало.

Но вот наконец все было собрано, и ранним утром «Аврора» пустилась в обратный путь. Сейчас на ее борту находилось уже не пять, а семь человек. Моя «будущая жена», оказывается, решила, что я приглашаю ее на Хендерсон. А то как же так – вдруг, когда она повзрослеет, меня не окажется рядом? Впрочем, девочка казалась сообразительной, за две недели выучила несколько десятков русских слов и даже потихоньку пробовала ими пользоваться, так что я не возражал. В общем, ей было торжественно присвоено имя Света, чем-то созвучное ее первоначальному, и она перебралась из стойбища на «Аврору».

А накануне отплытия, вечером, число пассажиров катамарана увеличилось еще на единицу. Девица, которую я поначалу определил как «длинную и тощую», но в процессе палаточных упражнений приучил откликаться на «Таню», тоже пожелала плыть с нами. Это, кажется, была целиком Ханина заслуга. Во всяком случае, именно она объяснила Тане, что ждать, пока повзрослеет Света, я буду не месяц и не два, а как минимум года три. И что своей женщины на Хендерсоне у меня нет, ибо все они мне как сестры и дочери.

Плавание обошлось без приключений и закончилось в пять вечера, потому как на обратном пути ветер стал чуть посильнее, где-то балла три-четыре, и катамаран держал скорость порядка пятнадцати километров в час. И, значит, в конце пути ткнулся носами в песок пляжа напротив верфи, а затем был вытащен на берег. Я пошел к дому. За мной, озираясь, следовали дамы, тащившие палатку «Килкенни» – пока это будет их обиталище: у меня все-таки довольно тесно, чтобы селить еще двоих.

Вернувшись на свой остров, я в полном соответствии с планами приступил к подготовке приглашения в гости борца с экономической преступностью. Для чего из арматуры была сварена клетка размерами восемьдесят сантиметров на метр и высотой метр восемьдесят пять. Она состояла из двух частей – пола и стен с потолком. По границе был пущен уголок с отверстиями под болты. Если проложить там текстолит, а болты пропустить через изолирующие втулки, то стены и потолок клетки будут изолированы от пола.

Закончив работу, я залез в свое изделие и попытался прикинуть, каково тут будет сидеть при подаче некоторого напряжения. И вскоре пришел к выводу, что все-таки слишком комфортно. Поэтому, взяв строительных гвоздей, не поленился приварить штук тридцать – естественно, остриями внутрь. Вот теперь уровень внутриклеточных удобств стал соответствовать задаче, и я отправился в радиомастерскую. Чтобы спаять регулируемый источник тока, потребуется вечера три-четыре. Почему так много? Ну, я же не собирался халтурить, а хотел сделать нормальное устройство. С холостым ходом порядка киловольта, регулируемым постоянным током от нуля до тридцати миллиампер плюс возможность выдачи коротких импульсов до трети ампера, причем как одиночных, так и пачками. Кроме того, оставалось съездить к бывшему центральному аэропорту и провести последнюю разведку перед операцией – это уже в Москве.

Клиент подъезжал к «Триумф-паласу», где он жил, со стороны Новопесчаной улицы. Дорожка тут делала поворот налево, потом направо. Единственный фонарь, хоть как-то освещающий это место, я полчаса назад разбил из «кастрата». А потом подъехал сюда на скутере, где была установлена аппаратура перехода, завел его за кусты, открыл унитаз и разложил инструменты – мол, ремонтируюсь, если кто заинтересуется. Но таковых не было: пешеходы тут ходили редко.

Вот появился знакомый «порше». Убедившись по номеру, что никакой ошибки нет, я на секунду включил переход. Огляделся – с земли этого вроде не увидел никто, на Хендерсоне тоже было темно. Правда, операцию могли пронаблюдать из окон высотки и стоящей чуть позади девятиэтажки, но что они могут увидеть без специальной аппаратуры? Только то, что свет фар был, а тут вдруг исчез.

В общем, решив не волноваться зря, я быстро собрал барахло, сел на скутер и отправился в гараж.

На Хендерсоне было три пятнадцать утра, восток уже начинал розоветь. Застрявший в кустах и камнях «порше» очень выразительно смотрелся на фоне океана, но его пассажиру, кажется, было не до красот природы.

Ханя с Тимом, предупрежденные о том, что это очень опасный человек, стрелять в которого нужно без малейших колебаний по первому же сигналу, лежали в укрытии. Мы с Полем сидели чуть в стороне и в ночные бинокли наблюдали за действиями гостя. Я не спешил – пусть он побольше себе навоображает, проникнется своим положением, – тогда рад будет увидеть человека, предложившего ему помощь. То есть меня. Кроме того, если у него есть с собой пистолет, то он, наверное, его достанет, предположил я.

Но клиент ничего такого не доставал. Почти час он не решался выйти из машины. Но наконец, когда уже рассвело, вылез оттуда, несколько раз обошел ее кругом, все более перекашиваясь рожей, и вдруг начал биться головой о капот.

Решив, что пора, я вылез из укрытия и, что-то фальшиво насвистывая, двинулся в сторону «порше». На мне были шорты, широкая клетчатая рубаха, под которой не бросалась в глаза кобура с револьвером, и соломенная шляпа. На нос я для придания внешности большей безобидности нацепил очки с простыми стеклами. Держа на плече сачок для ловли бабочек и смотря в небо, я приближался к автомобилю, делая вид, что не замечаю его.

Но вот вдруг заметил, состроил потрясенное лицо и завопил по-английски:

– О боже! Как вы ухитрились приехать на остров Хендерсон? И откуда?

Ну должен же этот урод знать английский, если отдыхает он то на Гавайях, то на Канарах, причем иногда по два раза в год.

– О, извините, позвольте представиться, – спохватился я. – Макс Отто Поупугаймер, доктор энтомологии, профессор, Оклендский университет. С кем имею честь?

Оперуполномоченный проблеял нечто невразумительное.

– Наверное, у вас случилась какая-то драма, и вам необходима помощь, – предположил я. – Нужно сообщить на большую землю. Пойдемте, радиорубка неподалеку.

И, деликатно взяв гостя за рукав, повлек его вдоль берега. Он не сопротивлялся, и вскоре мы подошли к маленькому, чуть побольше туалетной кабины, зелененькому домику со спутниковой тарелкой на крыше.

– Прошу, – я гостеприимно распахнул дверь.

Гость заглянул внутрь, где было темно, но тут я мощным пинком вбил его в клетку, захлопнул дверцу, которую теперь было не открыть без ключа, и несколькими движениями развалил гипсолитовые листы, из коих и был на скорую руку составлен «домик». Так что клиент теперь мог осознать, куда он попал: в тесную стальную клетку с толстыми гвоздями, торчащими внутрь. И все это посреди тропической зелени на фоне океана.

Выждав примерно минуту, чтобы человек дозрел, я вновь обратился к нему, теперь уже на чистом русском:

– Значит, так, урод. Ты попал. Раздевайся.

– Ч-что?

Вместо ответа я поднял с земли заранее принесенную и спрятанную в кустах паяльную лампу, разжег, отрегулировал подачу на избыток бензина, так что она давала не факел, а горящую струю, и направил ее на собеседника.

Минуты три он бился в клетке, взвизгивая при каждом контакте с гвоздями, и пытался потушить пиджак. Наконец ему это удалось, и я продолжил:

– Раздевайся догола, козел. Не захочешь – сожгу все шмотки прямо на тебе. Ну?

Подошедший Поль с интересом смотрел на разворачивающееся действие. Ханя с Тимом, как им и было сказано, ушли сразу после загрузки гостя в клетку. На то, что за этим последует, молодым людям смотреть было пока рано.