Текст книги "Ventus tempore – Ветер времени. Семейная хроника"

Революция, которую совершили романтики и плодами которой воспользовались мерзавцы, не принесла народу никакого материального благополучия за исключением нематериальных гражданских свобод. СССР распался, гайдаровская экономика находилась в свободном падении. Доллар достиг цены в 2300 рублей, а моя зарплата 42000 рублей в месяц. Я рассчитывал поступить в докторантуру ГЦОЛИФК, чтобы в течение трех лет заниматься только наукой и выпустить собственную монографию по результатам исследований. Мне это было обещано заведующей кафедрой, на которую я горбатился в течение 6 лет к ряду, составляя за нее кафедральные научные отчеты, отчеты по хоздоговорной теме, отчеты по международному научному сотрудничеству. В итоге мне показали фигу и сказали: «Нет и не думай. А кто же будет работать на кафедре?». Я в тоске пошел на прием к ректору, а он коротко мне заявил: «А чего ты пришёл? Это кафедральный вопрос. Ставьте его (мой вопрос) на голосование на кафедре». Оставалось последнее в учебном году заседание кафедры. Я слёзно молил-умолял своих коллег, в том числе тех, с кем когда-то учился в одной группе, поддержать включение в повестку заседания кафедры вопрос о направлении меня в докторантуру. Я встал и обратился ко всем присутствующим коллегам с данной просьбой. Аудитория меня не слышала!

Мои коллеги, потупив глаза, молча «отсиделись». Так как мне исполнилось 40 лет на тот момент, то это был мой последний шанс поступить в докторантуру (согласно положению, в Докторантуру принимались молодые ученые в возрасте до 40 лет включительно). Гуд бай, докторантура, гуд бай наука и карьерные надежды!

Вернувшись с работы домой, я рассказал обо этом Лене. Признался ей, что не вижу смысла оставаться долее на кафедре и ежедневно видеть лица коллег, которые меня предали и не желаю более работать с ними. Лена, выслушав меня со слезами на глазах, мной согласилась. Терпеть такую обиду, такое оскорбление, нанесенное «в награду» за все годы безупречной работы и долее оставаться на кафедре никак не возможно, конечно нужно уходить. Уходить, а куда? Случайно я наткнулся на объявление в газете «Советский Спорт», приглашающее квалифицированных тренеров по ряду видов спорта, в том числе по плаванию, ехать на работу в страну Иорданию, чтобы помочь местным атлетам подготовиться к Арабским Играм 1992 года. Лучше уж отправиться на чужбину, заработать немного «зеленых», пусть и не много, а там будем видно, что и как делать дальше. Лена с Васей остались дома. А я в течение 11 месяцев слал им фотографии и письма. Работали тогда наши спортивные специалисты, по причине крушения отечественной экономики, почти «за бесплатно». В итоге привёз я 8500 долларов наличными. Думал, что одного года одиночества в чужой стране мне хватит, но приехав увидел, что особых перспектив найти работу в родной стране у меня совсем нет. Тут меня нашли самозванные агенты и всего за 1000 зелёных предложили неплохой контракт в столице Малайзии городе Куала-Лумпур. Осенью 1993 года я сначала отправился туда один, а затем перевез и Лену с сыном Васей. Вася уже ходил в российскую школу. Нужно было обеспечить ему дальнейшее обучение. За это деятельно взялась моя Лена. Пока я тренировал малазийских мальчишек и девчонок, она нашла учительницу английского языка для Василия – мадам Гомеш, ведшую свою родословную от португальцев, колонизировавших Малакку в 16 веке. Мадам Гомеш оказалась толковым специалистом, а Лена отличным контролёром, и через несколько месяцев Василий уже говорил и писал «на аглицкой мове» довольно сносно. Это позволило Лене (при моём минимальном участии) определить нашего ребенка в Public^* International Garden School в Куала-Лумпуре (^*слово паблик в названии означает что школа частная, а не государственная). После двух лет работы в Малайзии я заключил контракт с частным клубом в Сингапуре. Был примерно полугодовой перерыв между контрактами, и Василий в это время вновь обучался в российской школе на 13-й Парковой улице. Школа была хулиганская, но Василий, выделяясь ростом, знанием английского языка и общеобразовательных предметов за короткое время стал признанным авторитетом. Когда пришла пора нам уезжать в Сингапур учителя со слезами на глазах шутили: «А нельзя ли оставить Василия еще на некоторое время в школе?!»

Странствия наши продолжились, и Лена исправно не только держала на себе наше домашнее хозяйство, но и целиком отвечала за обучения Василия, параллельно осваивая разговорный и письменный английский язык. Я тоже приложил некоторые усилия – подготовил сына к экзаменам для поступления в шестой класс сингапурской International Garden Schoool. Необходимо здесь отметить, что сингапурцы справедливо считали и считают своё образование лучшим в Мире и, как правило, принимают детей иностранцев (в том числе из США и Европейских стран) в местные школы с понижением на класс. Мы, конечно, допустить такого унижения не могли, и Василию пришлось спешно готовиться и сдавать экзамен по математике и основам зоологии (конечно же на английском языке!), что он после интенсивной домашней тренировки успешно сделал. Лена тоже извлекла пользу в процессе контроля за занятиями сына и, освоив основы разговорного английского, стала потихоньку работать в нашем клубе на обучении детей младшего школьного возраста плаванию.

В 1999 году я подписал контракт с «BRITISH SWIMMING», и мы переехали в новую страну, где местом моего назначения стал национальный центр подготовки элитных пловцов в городе Бат, что находится на Юго-Западе Англии. На первые полтора года пребывания меня с семьей поселили в коттедже в кампусе университета. Лена, продолжая контролировать школьное образование сына, по собственной инициативе поступила в вечерний колледж на обучения основам бухгалтерского дела (accounting). За несколько лет, проявив редкое трудолюбие и упорство, без отрыва от домашнего хозяйства и воспитания сына она прошла три уровня обучения и сдала соответствующие экзамены. После получения диплома Лену приняли на работу бухгалтером в престижный «Home Grove hotel» в пригороде города Бат. Проработав там два года, она перешла на работу бухгалтером в известную благотворительную организация (charity) «Julian House», занимающуюся оказанием помощи бездомным, число коих в Великобритании с каждым годом быстро увеличивается. Через несколько лет, пройдя несколько ступеней бухгалтерской службы, Лена, проявив высокую работоспособность и отличное знание компьютерный программ, добилась повышения – стала financial officer – специалистом, отвечающим за начисление зарплаты работникам «чарити» и за заключение контрактов со службами ЖКХ, поставщиками, строителями и т. п. И если на начальной стадии нашего пребывания в Англии покупка дома, домашней обстановки и машины обеспечивалась исключительно моими трудовыми доходами, то вскоре зарплата Лены стала существенным вкладом в наш совокупный семейный бюджет. Поступление нашего сына Василия сначала в Imperial College of the University of London, а затем и в аспирантуру Кембриджского Университета явилось наградой Лене за ей неутомимый труд по воспитанию и образованию сына. Жили мы в Англии экономно, но счастливо, не отказывая себе в удовольствиях, путешествуя по стране и за её рубежи по Европе, неся финансовое бремя обучения сына в лондонском университете Imperial College, а потом и в аспирантуре в Кембридже. Мы никогда не жили в долг: заём на покупку дома выплатили за 4 года, долг Василия, аккумулированный через студенческий заём, выплатили за два года, обеспечив, таким образом, его будущую финансовую независимость. Не забывала Лена и родителей своих. Постоянно поддерживала их деньгами, а когда слегла с тяжелым заболеванием её мама, то Лена в отпуск приезжала ежегодно к родителям на Урал. Ухаживала за мамой – мыла её, растирала, переворачивала, когда та полностью потеряла способность двигаться (и это всё при взрослых братьях, живших своими семьями в том же Ново-Уральске). В конце концов проводила свою маму в последний путь. Каждый раз приезжая в родной город она видела прогрессирующий упадок, разрушение производства, хищение и распродажу ценного оборудования новыми начальниками. Первое, что сказала мне Лена по возвращению с похорон матери назад в наш английский дом, были невесёлые слова о своей малой и нашей большой Родине: «Андрей, спасибо, что ты нас с Васей забрал оттуда…» До последнего дня она посылала деньги своему отцу, вышедшему на пенсию в 15 000 рублей инженеру, ковавшему ядерный щит Советской Родины (инженер, работавший не на основном производстве, а в КБ, получал гораздо меньше работающих в цехах, и пенсия, соответственно была гораздо меньше).

Так всё было у нас хорошо, но мне не сиделось на месте. Стали поджимать-прижимать начальники британского спортивного плавания, а тут как раз мне последовало приглашение возглавить сборную России по плаванию на четырехлетний олимпийский цикл, кульминацией которого должны были стать ХХХ Олимпийские Игры в Лондоне. Отказаться я не был в силах. Лена, поддержав меня в моем решении по своему прошлому опыту советской спортсменки, догадывалась с чем мне придется столкнуться на новой работе. Долго тянулись четыре годы моей службы Родине, за время которой мне довелось многого натерпеться и которая принесла в основном не благодарности, а стрессы и неприятности. Лена постоянно поддерживала меня, интересовалась положением вещей в сборной команде, навещала меня в Москве два раза в год. Каждый год работы в России я два раза навещал семью в Англии. Один раз обычно дней на 5–7 и другой – раз в отпуск на 4 недели. Конечно, часто мы перезванивались по Скайпу. После окончания каждого спортивного сезона Лена придумывала и организовывала наш совместный отпуск – выезды в Вену, Брюссель, Мюнхен, нормандский Кан. Иногда правда отдыхали и в Англии – в Корнуэлле.

После России опять расставание – меня пригласили на работу в страну Швецию на должность Национального тренера Федерации Плавания. Опять четыре года разлуки с короткими встречами и долгим одиночеством. Как бы хорошо и успешно не протекала моя профессиональная деятельность, но время от времени меня посещала депрессия, мечтал о том, что вот пройдут Олимпийские Игры 2016 года и я вернусь домой к Лене, и отдохну от всех трудов и будем мы вдвоём с моей милой супругой и помощницей жить долго и счастливо. Вернулся я в конце декабря 2016 года, в январе следующего года по приглашения брата Алексея Ростиславовича и его жены, мы съехались вчетвером в славном городе Мюнхене, прекрасно провели время в экскурсиях и за дегустацией немецкой кухни. Как счастливы и веселы мы тогда с ней были! Кто бы мог тогда подумать, что это будет наше с Леной последнее заграничное путешествие, её последняя встреча с Алексеем и Татьяной. В марте на работе Лена потеряла сознание от болей в животе. Провели обследование, поставили диагноз-приговор – рак с метастазами… Доктор в госпитале как это принято на Западе сразу сказал, что надежды на излечение нет и назвал остававшийся Лене срок жизни – 16–18 месяцев. Отдал бы все, чтобы спасти Лену. В надежде на чудо мы с ней ездили по врачам-специалистам в Лондон и Виндзор. Я посылал снимки и сканы в Германию в Ганновер, где Удо – супруг двоюродной сестры Ирины Воронцовой-Вайсхаар руководил отделением в клинике. Там посмотрели выписки из истории болезни и сканы опухоли и метастазов и сказали, что никакие операции, никакие деньги уже не помогут. Лена несколько дней была в шоке, потом успокоилась насколько было можно и сказала мне, что будет жить и бороться до последнего дня.

Полтора года в те дни, когда она себя хорошо чувствовала, мы с ней выезжали на машине на природу и на экскурсии по ставшему для нас родным Юго-Западу Англии, посещали поместья, парки и замки, выезжали к морю. Я после окончания работы в Швеции стал полным пенсионером, получая две маленькие пенсии в Великобритании и две еще меньшие пенсии от Швеции (оказывается, что за 4 года работы там мне тоже положена пенсия). Лена несмотря на свою болезнь не прекращала думать о том, что будет со мной, когда её не станет. Именно она буквально заставила снова заняться тренерской работой, благо объявили конкурс в «родном» университете города Бат. Я подал на конкурс, представил презентацию и регалии на интервью. И работу мне дали. Между тренировками у меня было время приехать домой, помочь Лене или отвезти её на процедуры в госпиталь. Мы вдвоем часто гуляли в городском парке, чтобы Лена могла поддерживать кондиции. Пока она могла физически, Лена занималась приготовлением обедов и ужинов. Когда я еще работал со сборной России Лена продала нашу квартиру в Измайлово и на эти деньги приобрела квартиру для Василия в Лондоне. Василий после защиты диссертации в Кембридже работал в своей Альма Матер – лондонском Империал Колледж. Лена от начала и до конца одна занималась процессом продажи и купли в Москве и Лондоне, и я должен отметить, что она сделала все очень четко и быстро.

Теперь, когда она заболела, а Василий перешел на работу в Стретклайд Университет в Глазго, Лена организовала сдачу его лондонской квартиры. Как специалист в области бухгалтерии и финансовых правил, о которых я сам никакого представления не имел, Лена взялась за ревизию оплаты моих командировочных расходов во времена моей работы в Великобритании и обнаружила большую недоплату, вернув в семейный доход несколько тысяч фунтов. Понимая, что жизнь покидает её, Лена привела в порядок все наши финансы, перевела все свои счета на меня и составила завещание.

Я со своей стороны мечтал только об одном – как продлить жизнь любимой женщине, матери нашего общего сына. Мы обратились в частную клинику и добились, чтобы раз в две недели Лене делали инъекцию через капельницу очень дорогого дополнительного препарата. В течение примерно года после постановки диагноза и начала курса лечения казалось, что состояние Лены стабилизировалось и временами даже улучшилось. В такие дни, если была хорошая погода, мы садились в наш автомобиль и ехали или на природу, или посещали исторические места. Прошло чуть более года с момента постановки диагноза и падение веса тела начало ускоряться, боли усиливаться. Лена переносила боль очень стойко, молча терпела, только когда уже не могла терпеть просила: – «Дай мне морфин!». Я набирал морфин в виде геля в специальный пластмассовый шприц и давал её. Она постепенно всасывала морфин из шприца и засыпала… В начале сентября 2018 года доктора и в госпитале, и в частной клинике объявили нам, что курс химотерапии далее проводить невозможно, лекарства не работают, а лишь отравляют ослабший организм. Нужно готовиться к худшему. В последние 4–5 недель к нам домой ежедневно приезжали медсестры из госпиталя и ставили Лене капельницу. Привезли специальные надувные матрасы и подушки, приспособления для сидения в кровати. Всё это предоставлялось бесплатно. Лена не хотела умирать дома и заранее договорилась что, когда ей станет совсем плохо, её примут в хосписе «Дороти Хаус» в Бредфорд-он-Эйвон недалеко от нашего городка. Она заранее составила специальную нотариальную доверенность, согласно которой в том случае, если бы она впала в длительную кому, я должен был решать, когда её следует отключить от системы жизнеобеспечения. С душевном ужасом и трепетом я думал, о предстоящем мне испытании. Всевышнему было угодно избавить меня от этого страшного испытания. За несколько дней до ухода в небытие Лена почувствовала, что силы покидают её. Я вызвал сына из Глазго. Василий прилетел в четверг вечером. В пятницу утром Лена сказала: «Всё, везите меня в «Дороти Хаус». Мы вывели её (она уже с огромным трудом передвигала ногами), посадили в машину. Через 15 минут уже были в хосписе. Там её усадили в кресло на колёсах, довезли до палаты. Лена была так слаба, что уже не могла разговаривать. Её уложили в кровать в отдельной палате и ввели морфин. Она закрыла глаза и заснула. В субботу 3 ноября 2018 года мы с Василием с утра поехали навестить Лену. Она по-прежнему спала глубоким сном и не пробуждалась. Мы погуляли около часа по обширному парку вокруг хосписа. Снова зашли в палату к Лене. Она спала. Мы посидели рядом с ней ещё около часа и решили поехать домой, чтобы вернуться вечером. Мы ещё надеялись, что Лена придёт в сознание, но, когда мы с Василием приехали вечером, у неё уже началась агония… Прощался я с Леной один, так как она не желала, чтобы сын видел её умершей. Ставшее необычайно белым её лицо несло печать спокойствия, освобождения от страданий и боли. Казалось, Лена спала и улыбалась во сне, и только холод и тяжесть её руки свидетельствовали о том, что её сон есть сон вечный…Её прах, как я обещал Лене, мы с Васей доставили в Москву и при содействии Алексея Ростиславовича Воронцова захоронили на семейном участке на Введенском Немецком кладбище рядом с нашей мамой Светой и бабушкой Галей.

Фотографии и иллюстрации

Гуго Лилиенфельд в форме поручика Корпуса Флотских Штурманов, 1886 г.

Крестные сестра и брат братьев Лилиенфельд, дети барона Романа фон Штакельберг.

Мария София Каролина фон Штакельберг (по мужу – Ренненкампф, 1859–1930)

Штурманов (1912 год), справа – надпись на реверсе фотографии о его кончине.

Карл Адам Эдуард фон Штакельберг, студент Дерптского университета (фото 1884 года), последний господин мызы Абия.

Слева – Юлий Карлович Лилиенфельдт в форме полковника корпуса Флотских

Мария Карловна Мартинсон (урожденная Эмма Марие Аугусте Лилиенфельд) с дочерью Маргаритой Элвиной, 1883 год.

Гуго Карлович Лилиенфельд (слева), муж его сестры Густав-Оскар Мартинсон (в центре) и их приятель Павел Котелковский (справа) в фотоателье на углу бульвара Распай и улицы Ренн после посещения Всемирной Выставки, Париж, 23.08.1889.

Справа: Владимир Карлович Лилиенфельд с супругой Марией Владимировной, 1890 год.

Слева – Оскар Мартинсон с братом Константином, не позднее 1881 года.

Справа – Густав-Оскар Мартинсон, 1882–1883.

Девочки Мартинсон: слева направо – Ольга, Мария, Маргарита. На руках у Маргариты – Адель. Адель родилась в 1892 году, на фото ей примерно год с небольшим. Дата фотографии – 1893 или 1894 год. Эмилия еще не родилась.

2. Фотография сделана в Бутово в 1911 году. Стоят справа налево: Эмилия, Мария (снова в положении), Ольга, Адель, Оскар Германович, неизвестный (возможно, муж Эмилии). Сидят: в первом ряду – Александр-Бруно Штильмарк с сыном Робертом на руках. Во втором ряду – Мария Карловна и внучка Галина, дочь Ольги.

3. 1909 г. – все дочки вместе с родителями. Слева направо: Мария, Оскар Германович, Эмилия, Мария Карловна, Маргарита, Адель и Ольга.

На этой фотографии, датируемой приблизительно 1906 годом, запечатлено семейство Мартинсон (без старшей дочери Маргариты, отсутствующей по неизвестной нам причине) и Бруно-Александр Штильмарк, муж Марии-Шарлотты. Внизу сидят Адель и Ольга, во втором ряду слева-направо Эмилия, Мария Карловна, Мария-Шарлотта, Бруно Штильмарк и Оскар Германович.

Маргарита Оскаровна (Маргарите Элвине Марие) Хайкенс, урожденная Мартинсон с дочерью Маргеритте Фернанде Хайкенс (Margeritte Fernande Haijkens), 1915 год, Винсхотен. Фотография была послана в лагерь для военнопленных офицеров Бад Штойер Алексею Осокину – мужу сестры Ольги.

Мария Шарлотта Штильмарк (урожденная Мартинсон) и она же с мужем Бруно-

Александром Штильмарк. Примерно 1908 год.

Адель Эльвира Левенталь (Мартинсон)

Эмилия Эрнестина Мартинсон

Ольга Оскаровна Осокина (урожденная Мартинсон): слева – 5 марта 1914 года, справа – 1917 год.

Конец 1920-х годов.

За две недели до ареста, 1935 год.

Слева – Галина – дочь Ольги Оскаровны. Справа – фотография Ольги и Галины, посланная А. Н. Осокину в лагерь военнопленных Бад Штойер в 1917 году.

Галина – ученица частной школы Е. С. Левицкой, Царское Село, начало 1916 года.

А. Н. Осокин, 1914 год. Служебная анкета А. Н. Осокина, 1937 год: слово «женат» зачеркнуто, вписано «Холост. Мать на иждивении».

Галя и Володя, сын Мани Осокиной, Орел, 1923. Ольга Оскаровна, Батум, 1928.

Слева – фото Ольги Оскаровны Осокиной, сделанное в следственном изоляторе НКВД в 1935 году.

Справа вверху – Справка Военной Прокуратуры, о направлении жалобы Карауловой Галины Алексеевны для выдачи справки о реабилитации ее матери Осокиной Ольги Оскаровны. Реабилитации касалась только Постановления тройки УНКВД Новосибирской области в отношении Ольги Оскаровны от 2 ноября 1938 года.

Справка 10/А В-2956, выданная Прокуратурой Союза СССР, об отмене Постановления Особого Совещания при НКВД СССР от 27 июля 1935 года в отношении Ольги Оскаровны Осокиной, по которому она была заключена в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет, и о полной ее реабилитации по этому делу

Письмо Управления КГБ по Кемеровской области от 14 января 1992 года, написанное в ответ на запрос нашей мамы, и подтверждающее отмену приговора и реабилитацию Ольги Оскаровны за отсутствием состава преступления, но только по сфальсифицированному в лагере делу от 1938 года. До отмены Постановления Ольга Оскаровна была реабилитирована только частично. С отменой Постановления Особого Совещания при НКВД СССР от 27 июля 1935 года все обвинения сняты с Ольги Оскаровны полностью. Это событие увенчало успехом многолетние усилия нашей мамы – Светланы Васильевны Воронцовой в борьбе за восстановление правды и честного имени ее бабушки.

Свидетельство о смерти Осокиной Ольги Оскаровны 14 октября 1938 года, выданное Чебулинским ЗАГС, Кемеровской области. В свидетельстве указан возраст на момент смерти – 48 лет и причина смерти – «расстреляна». Запись в регистрационную книгу выполнена «задним числом» – 28 февраля 1992 года.

Галина Заикина в 1912 году. Галина на даче. Лето 1924 года.

Василий Савин-Савостьянов и Галина ЗАИКИНА на Черном море.

18–25 октября 1925 года – за два месяца до заключения брака.

Галина Александровна Савина-Савостьянова, 1927–1928 гг.

Галина Александровна Захарова, 1932 год. Галина Алексеевна Уранова, 1936 год

Галина Алексеевна Караулова на Черном Море – первая половина 1950-х годов.

Борис Уранов – третий муж бабы Гали. Арестован 22 сентября 1937 года в квартире 137 на Малой Никитской, дом 16. Записка от Уранова, переданная Галине Алексеевне и сохраненная ею.

Павел Ильич Караулов (деда Паша). Галина Алексеевна и Володя, 1938 год.

Василий Михайлович Савин Савостьянов: 1 – в форме электротехнического училища, 1916 г., 2 – «Сам себе на память», 3 – в форме студента МВТУ, 1920 г.

Василий Михайлович Савин-Савостьянов – заведующий иностранным отделом Всесоюзного Электро-Объединения, 1931 год.

Василий Михайлович с членами советской научно-технической делегации у «Висячего камня» (Balance Rock) вовремя посещение природного заповедника в Шенектеэйди недалеко от Питсфилда, США, осень 1930 года.

List or Manifest of Alien Passengers for the United State sailing from Cherbourg PASSENGER RECORD 13

SAVIN SAVOSTIANOFF^*, BASILE Passenger ID 9011982522658

SHIP NAME SS «Olympic», ARRIVAL DATE 27 May 1930 Василий Михайлович Савин-Савостьянов 27 мая 1930 года прибыл в Америку (Нью-Йорк) на борту парохода-красавца SS «Olympic» – близнеца, знаменитых, но недолго, в отличие от него, плававших SS «Titanic» и SS «Britannic». Все три однотипных корабля принадлежали британской судоходной компании «White Star Lane». Скорее всего, советские инженеры путешествовали вторым классом, с 1919 года называемым «Туристическим». Во втором классе все было тоже очень красиво, хорошо и вкусно! Корабль развивал скорость 21,7 узлов в час, и путь из Саутгемптона в Нью-Йорк занимал менее 6 дней (5 дней 20 часов). До Саутгемптона добирались из Гамбурга также по морю.

Пункт назначения командировки советской делегации – «Дженерал Электрик Компани», Питтсфилд, штат Массачусетс (фото 1929 года).

М. Савин-Савостьянов (на заднем сидении) в США, август 1930 года. За рулём автомобиля К.К. Палуев, ведущий инженер «Дженерал Электрик Ко.» по высоковольтным трансформаторам. Слева от Палуева – Н. Б. Эйсмонт. Стоит – брат Василия Михайловича – Константин.

В гостях у К. К. Палуева, Питтсфилд. В офисе «Метро Виккерс», Манчестер, 1933.

В командировке в США, 1930 г.

25 июня 1933 года – Манчестер. Василий Михайлович читает на досуге газету «Правда» (фотографии любезно предоставлены внуком Василия Михайловича Василием Савостьяновым).

Документы из Архива Президента Российской Федерации. АП РФ, оп.24, дело 417, лист 233. Слева – рукописная докладная Наркома НКВД Ежова тов. Сталину:

«Посылаю на утверждение четыре списка лиц, подлежащих суду Военной коллегии.

Список № 1 (общий) …Прошу санкцию осудить всех по первой категории» (прим. – к высшей мере наказания – расстрелу). Дата – 20 VIII 1938 г. Подпись «Ежов».

Справа – титульный лист списка № 1 с резолюцией Сталина «За» и подписями Сталина и Молотова. Дата – 20 августа 1938 года. Как видим список «рассматривался» в день его подачи Сталину, который решил судьбу арестованных людей задолго до суда. В список № 1 под номером 239 внесено имя нашего деда – Василия Михайловича Савостьянова-Савина. «Суд» над ним и его коллегами по МОСЭНЕРГО состоялся 1 сентября 1938 года – через 11 дней после того, как Хозяин уже решил их судьбу. Иллюстрация советского «правосудия».

238. САБАНИН Андрей Владимирович 239. САВОСТЬЯНОВ-САВИН Василий Михайлович 240. САЛНА-ЗВЕДРИС Рудольф Янович 241. САМОЙЛОВ Алексей Васильевич 242. САПРОНОВ Никита Кириллович ……

……

ТЕХНОЛОГИЯ СТАЛИНСКОГО ПРАВОСУДИЯ.

Индустриальные масштабы репрессий требовали строгого учета движения душ, тел и дел. Председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР В. Ульрих дает указание коменданту НКВД (так официально называлась должность палача): «Немедленно приведите в исполнение приговоры Военной Коллегии Верховного

Суда Союза ССР от 1 сентября 1938 года в отношении следующих осужденных к высшей мере уголовного наказания – РАССТРЕЛУ».

Ниже подписи Ульриха следует рукописный АКТ

ПРИГОВОРА К

РАССТРЕЛУ 102-х осужденных, указанных в этом документе,

приведены в исполнение

1/IX-38 г. в г. Москве».

Акт заверили: Зам.

Прокурора СССР, Зам.

Начальника 1-го спец.

отдела НКВД СССР,

Комендант НКВД СССР.

Хозяин по ночам в Кремле, подписывал списки осужденных, а его подручники-упыри – прокуроры и судьи, орденоносные заплечных дел мастера и палачи из НКВД трудились не покладая рук, чтобы, по возможности, в один день успеть и осудить, и привести в исполнение приговоры, и отчитаться о работе. Так 1 сентября 1938 года в Москве расстреляно «ВСЕГО» 102 осужденных из списка № 1, включая нашего деда Василия (№ 79). Акт об исполнении подписал главный палач Страны Советов, орденоносец Василий Блохин. Масштабы коммунистического террора не имеют равных в мировой истории – по всей советской стране в течение 1937–1938 годов каждый день расстреливали почти 1000 человек: 353 074 человек в 1937 году и 328 618 человек в 1938-м. Среди расстрелянных в 1937–1938 годах наши родственники: прабабушка Ольга Оскаровна Осокина-Мартинсон, дед – Василий Михайлович Савостьянов-Савин, брат деда Степы – Петр Филиппович Воронцов, муж Марии – сестры Ольги – Бруно-Александр Штильмарк.

Трудовая «буржуазия» отдыхает: Архип Степанович (лежит на траве) и Филипп Степанович (сидит крайний справа) на пикнике в кругу большого семейства Воронцовых. Стефан на руках у старшей сестры Клавдии. Харьков, приблизительно 1892–1893 гг.

Филипп Степанович Воронцов – мастер-краснодеревщик, совладелец паркетно-мебельной фабрики «Воронцовы и Ко», двух каменных домов на Старо-Мясницкой улице города Харькова и четырех деревянных строений на даче в поселке «Новая Бавария». 1910-е годы.

Степан Филиппович Воронцов с друзьями по Харьковскому Технологическому Институту на пикнике после занятий (около 1912–1913).

Студенты класса вокала харьковской консерватории, 1918 год.

Второй слева – Степан Филиппович Воронцов. Правее (в очках) – певец-тенор Александр Чишко (сценическое имя – Олесь), будущий композитор, автор опер «Юдифь» (1923) и «Броненосец Потёмкин» (1937). Крайний слева, возможно, Марк Рейзен.

Манифест капитана корабля SS “New York” о пассажирах-иностранцах, прибывших в порт Нью-Йорк 18 июля 1930 года. На верхней строчке – Воронцов Стефан, 38 лет, инженер, гражданин России, уроженец города Харькова.

Степан Филиппович Воронцов путешествовал «в оба конца» пароходами компании «HAMBURG AMERIKA LINIE» (HAPAG). Он плыл обратно в Европу на «скромном» SS «Cleveland», который по пути в Гамбург заходил в порты Булонь и Саутгемптон. ^* Так как дипломатических отношений между США и СССР установлено еще не было, то американская виза выдавалась в Посольстве США в Берлине. Вероятно, поэтому фамилии в проездных документах написаны «в немецкой традиции» – с «ff» на окончании.

Корпусной цех компании «Форд», Айрон Маунтэн, штат Мичиган (фото 1929 года).

Здесь Степан Филиппович Воронцов изучал технологию производства деревянных кузовов для грузовых и легковых автомобилей и одновременно участвовал в адаптации американского проекта цеха под метрические стандарты

Степан Филиппович на даче в Радищево.

Справка об освобождении из ИТЛ

Справка из Верховного Суда СССР об отмене приговора и прекращении дела за отсутствием состава преступления.

Степан Филиппович Воронцов в США, Деда Стёпа – карандашный рисунок В 1930 год, Айрон Маунтэн. Юрия Степановича Воронцова, 1956.

Всеволод Степанович Воронцов. Юрий Степанович Воронцов

Слева – Александра Дмитриевна Чекарда (урожденная Горбань). Начало 1920-х годов. Справа – Сергей Дмитриевич Горбань-Орский (около 1870–1930) – родной брат Александры Дмитриевны, актер и режиссер, театральный деятель. Фотография на память «Дорогой сестре Саше. Сергей».

Валентина Чекарда: слева – ученица, справа – выпускница гимназии Олечка (Ляля) Воронцова, поселок Сартана, 1922 год.

Баба Валя Воронцова с сыновьями Славой и Лёдиком, Москва 1926 год.

Дети Вали и Степы Воронцовых, Подольск, 1928 год. Слева направо – Слава на руках у «бабули-сторожа», Юра на руках у няни Маруси, Лёдя на руках у няни Дуняши. Все в хорошем настроении, всем няням фото на память!

Советский инженер того времени мог себе позволить пригласить двух нянь для помощи в воспитании детей и по хозяйству.

Место действия – комната Воронцовых в кв. 49 дома 5 по улице Грановского. 1943 год – военные уже в погонах! Проводы Всеволода Воронцова в действующую армию. Слева направо – сосед по квартире Л. М. Кауфман, младший сын Воронцовых Юрий, Валентина Константиновна, курсант Всеволод Воронцов, сосед по квартире М.Я. Розенштейн, Степан Филиппович и старший сын Ростислав.