Текст книги "Комбат. Восемь жизней"

Глава 18

Комбат готовил ужин. Сергей с подружкой вернулись из тира и сразу уселись у компьютера – делать Танюшино домашнее задание. Новый учитель информатики, студент, Тане не нравился.

– Быстро объясняет, ничего не успеваю понять. Знайки наши с ним соревнуются – кто лучше программирует, а мы, простой народ, сидим и ушами хлопаем. Потом сами по учебнику разбираться должны…

– Не ной, простой народ, я вместо него тебе все объясню, – утешал девочку Сережа.

Вчера Борис Рублев был у Андрюхи в тире, а вернувшись, нашел на столе теплые котлеты и пюре на молоке. Конечно, Танечка постаралась, сын бы сам не справился с такими кулинарными хитростями. Мясо пропустить через мясорубку – это, пожалуй, он бы смог, и то под девичьим присмотром. А уж добавить в нужных пропорциях булку, яйцо, специи – этого Сережа пока не умел.

«Долг платежом красен», – рассуждал Комбат, мелко нарезая капусту для ленивых голубцов. У них с Танюшей было негласное соревнование по поварским навыкам. Сережка, выступающий в роли арбитра и подмастерья у обоих, дипломатично не отдавал пальмы первенства ни отцу, ни подружке. Сам Рублев с теплотой думал о том, что в жизни любого мужчины обязательно должна быть значимая, любимая женщина. Или девушка, или девочка… Идеально, когда их несколько – и мать, и жена, и дочь, и сестра. Но не всем выпадает такое счастье. В его взрослой жизни сейчас была лишь Танюша, подружка сына. Маленькая хозяюшка, чужая дочка, она была так же дорога, как если бы была его кровинкой. После истории с бандитами, взявшими его детей в заложники, только Танюшины недетские мудрость и такт помогли не поссориться с сыном. Именно эта девочка делала их мужскую берлогу домом, а не приютом.

Комбат поставил противень с мясной запеканкой в духовку, вынул из холодильника компот – пусть согреется немного. Заварил чай, выложил в вазочку покупное печенье. Не будь Танюши – он бы просто разорвал упаковку, но малышка принесла несколько мелких вазочек и плетеных корзиночек из родительских товаров. Рублев предложил ей деньги – она взяла и, в этом он не сомневался, отдала матери.

– Ой как вкусно пахнет! – ломающимся голосом пророкотал Сергей. Он, устало разводя плечи и потирая глаза, появился на кухне. Танюша стояла рядом, радостно улыбаясь, – с домашним заданием они справились.

– Придется минут десять подождать, – сообщил Комбат. – Садитесь, поболтаем пока.

– Знаете, дядя Боря, я все думаю про Петьку и Алену. Нехорошо мы с ними расстались. Мальчонка такой веселый был, красивый, а мама его – как заколдованная.

– Ладно тебе, Таня, забудь, – прервал ее Сережа. – Я не хочу думать об этом. А ты что ни день напоминаешь. Закончилась история… – было очевидно, что психотравма, пережитая за несколько минут, проведенных в роли пленника, все еще причиняет боль.

– Не могу забыть! Вот не могу, и все! У меня этот Петя перед глазами стоит. А сегодня, дядя Боря, я его во сне видела. И не злись, Сережа, я хочу рассказать. Словно сижу я дома и листаю альбом с фотками. Старый, бумажный. И со всех страниц этот маленький мальчик смотрит, грустный такой, одинокий…

– Думаю, прав Сережа. Ты не сердись, Танюша, но лучше нам всем забыть эти приключения. Учительница ваша сына получила, спонсора тоже. И все у нее хорошо.

– Вот ведь ерунду говорите! Сами не верите! – горячилась Таня. – Небось зазвони сейчас телефон – и сорветесь в места…

– Не надо звонить телефону, тем более таймер на духовке его успешно заменил. Слышала – динь-дилинь, ленивый голубец просится на стол! – Сережка надел стеганую кухонную рукавичку и выставил противень на плиту.

И тут у Рублева запел мобильник. Все, даже Борис Иванович, вздрогнули.

– Если дядя Андрей – пригласить к нам? – спросил Рублев, оглядываясь в поисках трубки, оставленной в кармане куртки.

Голос был незнакомым, по имени к нему не обращался и себя не называл.

– Вам звонят из Сочи, не догадываетесь почему? – интересовался неизвестный мужчина.

– Нет, даже не представляю. Вы уверены, что попали туда, куда хотели? Вам кто нужен? – Комбат посмотрел на Таню с суеверным удивлением. Он шестым чувством понял, что сейчас их застольная беседа получит продолжение.

– Слушайте и запоминайте, – голос на другом конце провода дрожал от волнения. – Ваш номер телефона я сегодня нашел в детской куртке, синей с серыми полосками на груди, в нарукавном кармане. В течение двух часов переведите сумму, эквивалентную пятистам евро, на наш главпочтамт, до востребования, фамилия – Дударенко, имя-отчество – Виктория Альбертовна. Если сделаете, как я прошу, – в ячейке камеры хранения найдете карту с точным указанием места, откуда мой пес приволок рюкзачок с этой курткой. Как только я получу деньги – вам придет эсэмэска с номером ячейки в вокзальной камере хранения и кодом. Если через два часа денег не будет, будем считать, что этого разговора не было. Я звоню из уличного таксофона, так что вычислить меня не пытайтесь – не получится. Всего, бывайте.

– Что-то нехорошее? На вас лица нет! – внимательная Таня пристально вглядывалась в лицо Бориса Ивановича, стараясь прочитать ответ на свои вопросы.

Комбат только покачал головой, не отвечая.

– Сергей, можешь в своем Интернете узнать, какая погода была вчера и сегодня в Сочи?

– Запросто! Сейчас нужно или после еды?

– Поскорее, уж извини. Кто-то нашел Петькину куртку с моей запиской.

– Думаете, холодно там и без куртки малыш гулять не мог? – рассудила сообразительная Танечка. У нас-то точно без курток только бомжата; домашние дети еще тепло одеваются.

– Там плюс семь – десять, – крикнул Сергей из комнаты.

– Ясно, не сезон в рубашках разгуливать. Вы вот что, ужинайте сами. Я к дяде Андрею. Не знаю, вернусь ли. Если нет – Серега, остаешься за старшего. Деньги – где всегда. И школу не пропускать! Я позвоню – телефон не теряй и не отключай. А ты, маленькая… – Рублев не находил слов, удивляясь то ли чудесному совпадению, то ли удивительной Танюшиной интуиции.

– Напророчила, колдунья! – Сергей беззлобно, даже с уважением посмотрел на подружку.

* * *

Пока Зернов спал, его проштрафившаяся ассистентка успела смотаться в город, не побоявшись темноты, сквозь которую пришлось почти километр спускаться к проезжей дороге. Ночные клубы и дискотеки, где она снимала стресс, кишели человечьей нечистью, с которой эта барышня легко находила общий язык. Поэтому добыть «на денек» бесшумный пистолет ей ничего не стоило. Пистолетики эти, МСП «Гроза», в свое время были на вооружении у специальных служб. Потом, после распада Союза, расползлись по различным структурам вместе с хозяевами. Перезаряжать такой уникальный механизм надо было умеючи. Мариша лично убедилась, что оба нестандартных патрона в двухместной обойме. Она знала наверняка, что если в Надю придется стрелять, то труп они с Зерновым уничтожат лично, бесследно. Так что баллистическая экспертиза не страшна: пуля или застрянет в теле и попадет к ним в руки, или пройдет навылет и «связать» ее с исчезнувшим ребенком будет невозможно. Этих тонкостей девушка, конечно, не объясняла странному типу в зэковских наколках, просто угостила и приласкала парня так, что он без проблем «уступил» ей любимую игрушку. Коктейль из психотропных и анальгетиков действовал на уголовника почти сутки, а медсестра не пожалела ингредиентов, закупленных госпожой Волошко совсем для других целей. Привкус лекарств, растворенных в дорогом алкоголе, мог почувствовать лишь тот, кто пробовал его в чистом виде…

В седьмом часу утра, когда рассвело достаточно, чтобы человеческие фигуры не сливались с тенями камней и кустарников, «следопыты», вооружившись большой сумкой и огромными мусорными пакетами, вышли на поиски. Марина, которая иногда выводила Надю «проветриться и подышать», хорошо помнила, куда обычно хотелось идти несчастной девочке. В выборе маршрута Наденька была постоянна – ей нравился большой зеленый куст можжевельника справа от дома, жесткие ягоды на нем, тропинка, уводящая вниз. Шаг за шагом, метр за метром изучая камни, кусты, деревца, врач с медсестрой искали свою необычную пациентку. Марина не только присматривалась – она прислушивалась и принюхивалась, безошибочно зная, как пахнет сама девочка, нашпигованная лекарствами, и все, что может исторгнуть ее измученное тело. Через час поисков они нашли облепленный насекомыми грязный памперс, который, видимо, зацепился за колючую ветку горного шиповника. Можно было только представить, как поранился ребенок, продиравшийся через колючие стебли такого растения. Должно быть, голодная Надя пыталась сорвать сухие прошлогодние ягоды, не склеванные за зиму птицами.

– Найдем, не волнуйся, доктор золотые руки, – ерничала Марина. Она пока не показывала Кириллу ночную добычу, убивающую почти бесшумно. Понимала, что доктор может стать в позу, отказаться стрелять, начнет задавать лишние вопросы. А если спонтанно сунуть ему в руки эту игрушку и указать на ускользающую из поля зрения девочку, пальнет как миленький. В самом крайнем случае она сама и Надю уберет, и Зернова на прицел возьмет. Как раз по патрону «на рыло».

Они заметили свою «большую удачу» ближе к полудню. Весеннее солнышко жарко пригревало крутой каменистый склон, раскрасневшиеся охотники расстегнули куртки. Марина сняла свитер и повязала его на пояс, надев ветровку прямо на футболку. Недалеко внизу Надюша, совершенно голенькая, покрытая от холода пупырышками, трясущаяся от озноба и высокой температуры, ползла вперед, оставляя за собой следы крови, сочащейся из коленок, локтей и ладошек, изрубленных острыми камнями.

– Отлично, Зернов, все, как я тебе обещала. Десять, максимум пятнадцать минут – и она наша. Вперед! Цель прямо по курсу!

Спускаться напрямик было опасно – они побежали по петляющей тропке, стараясь не терять жертву из виду. Девочка не замечала их, не слышала голосов.

– Не иначе, воду нашла или пищу! Хоть бы мертвечины какой не нахваталась! – предположил доктор Зернов.

– Не смеши меня, добрячок! Тебе-то что? Нахваталась не нахваталась – все равно конец один. Или ты ее домой поведешь? Напоишь, накормишь, в баньке выпаришь? Она и так не жилец была, а побегом этим окончательный приговор себе подписала.

– Ты что имеешь в виду, Мариша?

– Только то, что вкладывать средства в ее лечение нерентабельно. Помрет что с ними, что без них. А шедевр рукотворный – мордашку перешитую она об ветки и каменья так изодрала, что весь твой профессионализм и дизайнерское творчество – коту под хвост. Так что давай, дружище Пигмалион, целься, – она вложила ему прямо в руку вытащенный из-за пояса пистолет.

До девятилетней Юли-Надюши оставалось не больше тридцати метров. Ребенок почти не двигался, подставляя убийцам ободранную спинку и лохматый затылок.

– Отсюда могу не попасть!

– А ты шагни поближе и прицелься повнимательней! Стреляй, идиот!

Зернов даже не раздумывал, взвел курок и нажал на рычаг.

Детское тело несколько раз конвульсивно дернулось и распласталось на камнях.

– Контрольный в голову отменяется, – пробормотала Марина, подходя поближе. Тяжелый запах Надиного тела смешался с легким запахом запертых в гильзе пороховых газов.

– Вынимай пакет, Кирюша, и сумку расстегивай. Надо погрузить нашу красавицу, и поскорей.

– Погоди, Маня. Дай перекурю. Держи свой «ствол». Протри его хорошенько и выбрось подальше. Молодчина, что позаботилась об оружии. Прощаю тебя.

Марина бережно приняла еще теплое оружие, вытащила из кармана специальную салфетку и осторожно протерла весь пистолет.

– Сама принесла, сама унесу – мне его не подарили, а в долг дали.

– Да ты дура полная! Кто такие долги возвращает! – заерепенился Зернов, но девушка медленно и спокойно направила бесшумное дуло прямо ему в лицо.

– Повтори, пожалуйста, Кирюша, какая я дура? Полная? Худая? Круглая? Квадратная?

Доктор обмер. Он понимал, что это шутка, что ассистентка без него пропадет, не выпутается… Но впервые в жизни короткий ствол был на расстоянии вытянутой руки от его лба.

– Подойди и упакуй тело, сложи в сумку, и потом покурим, – голос Марины был спокойным, ледяным, без намека на истерику.

Кирилл, пятясь и не теряя жуткого черного отверстия из виду, подошел к маленькому трупу, для верности приложил пальцы к сонной артерии – нет ли пульса. Потом приподнял тело, обхватив мертвого ребенка за плечи. И вскрикнул, не сдержавшись. Под мертвой девочкой был живой мальчик – его сын Петя.

* * *

– Звони Бахрушину, Боря, пусть подключает местных товарищей. Деньги я переведу немедленно, но ты, надеюсь, понимаешь – это кто-то случайный. Не удивлюсь, если пенсионер или ребенок. Настоящий бандит, будь то силовик или уголовник, такой суммы не придумает – они по пятьсот евро вечером в кабаках пропивают. А дилетантов предсказать непросто – на них ни досье, ни компромата. Пока определишь почерк… – Подберезский заполнял сопровождающий бланк ровными рядами аккуратных буковок и советовал Комбату то, что тот и сам решил сделать. Девушка в окошке пояснила, что получить деньги в Сочи можно будет через час. Хотелось проконсультироваться с товарищем полковником, как скоро сочинские коллеги смогут узнать, кто такая эта Дударенко, кому она отдаст деньги и, главное, почему. Брат он ей, муж? Андрюха предполагал, что внук или племянник. А сама Виктория Альбертовна окажется ветхой старушенцией, не способной ни объясниться, ни натолкнуть на мысль.

Леонид Васильевич принял просьбу близко к сердцу – все, что касалось жизни и здоровья несовершеннолетних граждан, очень сильно задевало его. Можно понять и даже оправдать, считал он, иное насилие над взрослой личностью или манипуляцию государственными тайнами. Но вовлечение в эти жестокие игры детишек, дошколят – дело непростительное, подлежащее наказанию.

Полковник ГРУ отправил просьбу фронтовых товарищей «по цепочке». Но, как ни странно, среди постоянно проживающих граждан Сочи такой женщины не оказалось. Не было ее и среди временно зарегистрированных. По личной просьбе московских коллег сочинцы согласились проследить, кто получит денежный перевод и как им распорядится. Знать бы наверняка, где Петя, получателя и задержать не грех. Но вдруг это причинит вред мальчишке? Бахрушин распорядился не рисковать благополучием Пети Зернова, а Комбату и Подберезскому предоставить явочное жилье и связной номер телефона, звонок на который будет означать просьбу о помощи.

Пока друзья томились в аэропорту в ожидании ближайшего вылета, Бахрушин получил неутешительное известие от коллег. Деньги получила молодая интересная гражданка, предъявившая эстонский паспорт. Попросила девушку-кассира поторопиться – машина ждет, она здесь проездом… Села в подкативший «москвич» и была такова. Ребята «пробили» хозяина машины по базе – местный, «бомбист». Сказал, что барышня-пассажирка тормознула его за пару кварталов до главной почты, вышла, чуть не доезжая, и попросила быть у главного входа через десять минут. После почтамта поехала к рынку, там простилась. Расплатилась без шика, но не обидела… Говорила по-русски, без акцента.

Судя по квитанции, оставленной таинственной Викторией Альбертовной, она постоянно проживает в Кохтла-Ярве.

Садясь в самолет, Рублев уже знал, что гражданку Дударенко использовать по назначению не удалось: получив некрупную сумму на руки, она скрылась. Делать запрос в Эстонию непродуктивно: прежние связи с этой страной разрушены, новые не выстроены. Кроме того, есть риск, что паспорт ненастоящий – почтовая служащая так редко видит подобные документы, что запросто могла принять подделку за оригинал. Бахрушин пообещал продолжить поиски женщины, чье имя использовал некто знающий о Пете, а Рублев так и не получил обещанной эсэмэски до посадки в самолет. В салоне телефон придется отключить и ждать, что по прилете наводящие сведения все-таки будут присланы.

Комбат нервничал – уже пятнадцать минут, как они приземлились, но его мобильный молчал. Зато зазвонил Андрюхин. Некто от имени Леонида Васильевича поприветствовал его друзей и назвал номер встречающего автомобиля. В неприметном «жигуленке» ждал такой же неприметный парнишка. Он, ни слова ни говоря, протянул им ключи, карту города и окрестностей, ксерокопию квитанции, заполненной рукой Дударенко Виктории Альбертовны. Откуда-то из-под ног ловко извлек пакет с едой – по запаху угадывались жареная курица и пряности, по форме – хлеб, яблоки и бутылка вина.

– Спасибо за заботу, тронуты, – Подберезский расположил пакет на коленях.

Борис Иванович негромко поддакнул, он не выпускал из рук телефонный аппарат и вспоминал Танюшку. Она бы непременно посоветовала попросить помощи у Всевышнего. Он не умел, а девчонка смогла бы, и ей бы Господь не отказал. Комбат решил, что, если до утра эсэмэски не будет, он позвонит Тане. Поинтересуется, как они с Сергеем справляются, и между делом грустно пошутит о неудачах. Танечка – тонкая натура, ей специально растолковывать не придется, сама догадается и предложит. Отказываться он не станет.

Автомобиль притормозил во дворе, похожем на московский, только чуть меньше и гораздо зеленей. Было уже за полночь, но откуда-то слышались звуки гитары, хрипловатый подростковый тенорок. Пахло особенно, южно – цветами и морем.

– Мы у подъезда. Счастливо. Звоните, – шофер прощался без нотки теплоты, будто робот, запрограммированный сказать несколько дежурных слов. Могучие пассажиры, собственно, не ждали от него объятий и каламбуров, но даже их покоробило столь откровенное безразличие.

В квартире, где бахрушинские коллеги разместили «протеже» московского полковника, были две похожие комнатки с раскладными диванами, тумбочками при них и настенными зеркалами. Напротив диванов располагались остальные «комплектующие» стандартных мягких уголков – по журнальному столику и по паре кресел. На столиках, совсем как в ведомственных гостиницах, стояли кувшины с водой, разномастные стаканы и одинаковые пепельницы.

– По крайней мере, не двуспальный полигон, – пошутил Андрей, сразу вынув из диванного поддона свежее постельное белье. – Смотри, Боря, у меня в незабудки. А у тебя?

– У меня в маки будет, в красные! – отшутился Рублев. Он все еще надеялся, что получит сообщение с координатами ячейки камеры хранения.

Пока Андрей заправлял свою постель, Борис Иванович осмотрел остальные помещения – совмещенный санузел, кухню, кладовку. Не нашел ни «жучков», ни камер слежения. Не поверил, решил, что попросит Андрея осмотреться повторно, проткнуть черенками вилок землю в цветочных горшках, изучить днища кресел и диванов.

Его белье действительно отличалось расцветкой – там были не маки, а кленовые листья, осенние, желто-коричневые. Товарищи поставили на попа увесистые кресла, сняли со стен и снова водрузили на место зеркала и картины, приподняли диваны. Нашли в каждой комнате по паре подслушивающих устройств, но не обиделись – квартирка-то служебная.

Есть на ночь не хотелось, но не попробовать курятины с бокалом хорошего грузинского вина было неразумно. Так решил Андрюха и быстро накрыл на кухне стол, воспользовавшись содержимым пакета, презентованного сочинцами. На одном углу стола он разостлал карту, на другом расположил тарелки с птицей, кинзой и лавашем. В ящике этого же стола нашелся старомодный витой штопор, и пробка звонко покинула бутылку.

Андрей, видя, как раздосадован его друг, старался не балагурить без толку. Но нельзя было не сказать тоста под сверкающее бордовой искрой ароматное вино. И он провозгласил здравицу детям: и Пете Зернову, и симпатичной Галиной девочке, и взрослеющему Сереге, и, конечно, их общей любимице – чужой дочке Танечке.

– Знаешь, Боря, я стал подумывать о своих детях. И вот ведь какое дело – умом пацана хочу, а сердцем – девочку.

Рублев только улыбнулся и похлопал товарища по плечу – дескать, понимаю и поддерживаю. И тут телефон просигналил – пришло сообщение. Ячейка L-19, код 24 48 96.

– Завтра едем или сейчас? – спросил Андрей, заранее зная ответ. – Номер отправителя желательно передать нашим местным коллегам!

– Номер скрыт, как и следовало ожидать, – уточнил Рублев. – Машину на улице поймаем – быстрее будет.

Глава 19

Находка была и удачей, и ужасом, и потрясением, и неудобством. Труп своей первой Галатеи Пигмалион-Зернов запихал в большой черный пакет, предварительно связав локти и колени еще не окоченевшего тела, чтобы сделать его короче. Встретить свидетелей они не рассчитывали, но, если не повезет, торчащие из сумки детские пятки, даже обернутые полиэтиленом, могут обратить на себя внимание. А так Надюша, застывшая в позе эмбриона, займет небольшой объем. Сумку Мариша взяла широкую. Тащить Надю домой они собирались вдвоем, по очереди – тяжелая все-таки. Теперь она достанется Кириллу, а Мариша понесет мальчика, пока не пришедшего в сознание. Идти придется вверх, по солнцепеку…

– Не ной, милый, терпи – физические нагрузки полезны. Будет фигура – как у Рембо. Я вот и сама не хнычу, и тебя подбадриваю.

На самом деле обоим было непросто, но оба понимали, что чем скорее справятся, тем меньшему риску подвергнутся. Поэтому, обмениваясь колкостями, сжимая зубы, смахивая пот, они несли к дому найденышей – живого и убитого.

Парадоксально, но сумка с мертвой Наденькой шевелилась и издавала звуки – наружу вырывались газы, лились жидкости, сокращались мертвые мышцы. Петя, наоборот, даже дышал неслышно, повиснув всей своей небольшой массой на Маришином плече.

Дома детей разнесли по разным помещениям – мальчику досталась «больничная палата», еще не проветренная от Нади. Девочку опустили в подвал, не вынимая из пакета, и поверх накрыли кипой мокрых газет и простыней.

– Ты везунчик, Зернов, поставь в церкви свечку. Будет что Светлане твоей предъявить. Мы его за месяц подготовим, и давай сразу на Бэтмена перешьем с лягушачьими перепонками. А лицом потом займемся, после лета, чтобы не на активном солнце выздоравливать.

– Подумаем, Мариша. Пусть очнется, я его осмотрю – и уколем часа на четыре, а то и пять. Пока от трупа избавимся.

– Предлагаю расчленить, сварить, снять с костей. Кости сжечь, пепел развеять, то есть разгруппировать по участкам. Для мяса хорошо бы собачку найти, а лучше собачек.

– Шутишь, это сутки работы, не поднимая головы. И вони на километры. С головой, опять же, мороки много…

– Да, про голову я тоже подумала… Ее сохранить надо, Свете твоей отдать – пусть любуется первым успехом. Вместо собачек чаек можно приспособить. Эти твари сожрут все. А варить, Кирюша, придется. По костям человека опознать – что плюнуть, в смысле видовой принадлежности. А по мышечной ткани, пропущенной через птичий или собачий желудок, практически невозможно.

– Все возможно, Маня, – ногти не перевариваются.

– Значит, пальцы на котлеты пойдут – купишь в городе электромясорубку. И не морщись – самому есть не придется, птичек покормим мелко изрубленным фаршем.

Демонстрировать голову отдельно от тела? – Кирилл считал, что госпоже Волошко не понравится подобный экспонат. Но, жалея собственные труды, он поместил его в морозилку на временное хранение. Остальное «утилизировали» именно так, как планировала медсестра. С одним лишь нюансом – извлекли и вывернули наизнанку кишечник. Содержимым удобрили кусты, собрав вокруг рои проснувшихся насекомых. Кости расфасовали по пакетам. Вырыли вокруг дома несколько костровых ям, вымостили дно каждой плоскими тяжелыми валунами, насобирали в горах хворосту и зеленых веток поароматней.

Каждый вечер тепло укутанного молчаливого Петю выносили во двор, усаживали в низкое плетеное кресло и пытались разговорить. То папа, то тетя Марина. Не получалось. Мальчик ел, пил, ходил в туалет, сам засыпал и просыпался. Он понимал обращенную к нему речь, но молчал. Взрослые жгли во дворе большие костры, от которых незнакомо пахло. Около дома, за оградой, появлялись собаки – большие, похожие между собой, рыжевато-черные. Тетя Марина готовила днем еду – для него, и для этих собак. Ему – кашу на молоке. Им – большие куски сваренного мяса, которое она вынимала из холодильника. Собак прибегало много, они весело повизгивали, ожидая, когда принесут угощение. Начинал пир Черноух – так звала его тетя Марина. Она объясняла Петьке, что этот пес главный, вожак, поэтому ест первым. Потом угощается его жена Берта – это имя придумал папа. На остатки набрасываются остальные. Последним подходит Енот – низкорослый пес с растрепанным хвостом. Марина пробовала оставлять для него специальную порцию – только хуже сделала. Сытый Черноух не просто отбирал у голодного Енота еду, но и сильно кусал его. Сидя под пледом, Петя с любопытством смотрел на огонь, наблюдал за собаками. Он запомнил их имена и глазами указывал, кто есть кто, если старшие спрашивали его об этом. Он и рад был бы сказать голосом, но не мог – тот куда-то исчез. Про черта было не только страшно рассказывать – даже вспоминать. И о последнем вечере с мамой – тоже. Папа говорил, тормошил – сын безмолвно слушал. Не помнил, что на обращение полагается отвечать, приказал себе не помнить.

Однажды несчастный Енот подошел к Пете совсем близко. Словно чувствуя в молчаливом мальчике родственную душу, пес-аутсайдер держался поблизости в надежде, что голокожие незнакомцы защитят его от сильных лохматых сородичей. Марина, заметив, что Еноту нравится ребенок, стала раскладывать рядом с креслом-качалкой небольшие кусочки вкуснятины, брать которые пес все-таки успевал.

– Думаешь, не с нами, так с собакой мой пасынок заговорит? – отреагировал Кирилл, засыпавший землей очередное кострище.

– Фантазии у тебя нет, Кирюша, хоть ты и Пигмалион! Галатею тебе припасаю! Привыкнет собачка – поймаем, мордашку переделаем. Нам сейчас по горам с сачком бегать нехорошо, а ты совсем без дела отупел. Сошьем псине нужную морду и отвезем в сумке к морю. Пусть курортники привыкают. А через год, глядишь, и Петра Кирилловича в эти люди можно будет выпускать, и новых на поток ставить. И пора, дорогой, нам кого-то еще нанять. Нельзя без отпуска – умом тронемся. Когда больные несложные – бабулечка с дедулечкой могли бы горшки выносить и памперсы менять. Уборка и стирка – тоже дело несложное. Светочка твоя скоро деньги привезет, надо ее наймом дополнительной рабочей силы озадачить. И твердо на своем стоять: чтобы дело процветало, необходимо время от времени расслабляться.

* * *

В ячейке была не только компьютерная распечатка, но и детский рюкзачок со знакомой курточкой внутри. Некто нарисовал карту окрестностей, пометив на ней тропинку и куст синими штрихами. Потом эту картинку отсканировали и напечатали на цветном принтере. Видимо, этот скрытный некто решил, что таким образом оставит искателям Пети бумажку без отпечатков пальцев, без следов собственного жира и пота. Судя по сильной цветочной отдушке, куртку и рюкзак пропустили через стиральную машину с той же целью.

Рублев сложил вещественные доказательства Петиного пребывания в городе Сочи в пакет, и они с Андреем отправились к себе. В такси молчали. Войдя в квартиру, не сговариваясь, склонились над настоящей картой, сравнивая ее с рисованной. Масштаб и качество изображений сильно отличались, но бывшие военные быстро сориентировались и сумели определить, где находится участок, отмеченный доморощенным картографом, относительно напечатанных гор, дорог и тропинок.

– Я, Боря, так думаю – мальчугана незнакомец не видел. Более того, он даже не знает, чью одежку нашел – мальчика, девочки? Кто ты этому ребенку – отец, дед, чужой дядя? Зачем он тебе, тоже не знает и не хочет знать.

– Согласен. Я завтра к местным ребятам заверну, проверю, не ищет ли кто нашего Петю? Вдруг мама Алена тоже здесь? Подумаешь – рюкзак с курткой потерял ребенок! Главное – сам бы не потерялся! Утро вечера мудренее, Андрюха. Доужинаем, и спать. Через три часа светать начнет. А еще через часик сочинские коллеги подскажут, не числятся ли среди постоянно или временно зарегистрированных Зерновы, Алена и Кирилл. И короткую дорогу укажут к месту находки. Судя по карте, жилья там никакого нет, значит, со свидетелями туго придется. Но, если один собачник туда забрел, может, и другие появятся?

Вино не пилось – початую бутылку поставили в холодильник и отправились к своим диванам. Каждый думал о том, что, не будь Петя малышом, которого оба они успели узнать и полюбить, найденный рюкзак и записка в кармане куртки не заставили бы двух взрослых мужиков сорваться с места и пуститься в сомнительные поиски.

В семь утра Рублев позвонил по связному номеру. Судя по голосу, ему ответил знакомый равнодушный шофер. Все тем же голосом робота Илья, так его звали, обещал в течение часа дать ответы на поставленные вопросы и приехать к подъезду. Пусть гости дождутся – он отвезет их максимально близко к месту, указанному на карте, и поможет осмотреть его. Если есть необходимость – готов приехать чуть позже, но захватив с собой сотрудника с поисковой собакой.

Комбат не считал, что собака поможет, – все Петины вещички, доставшиеся им, отстираны дочиста. Черт бы побрал идиота, который это сделал! Найти бы его и узнать, не было ли на рюкзаке и куртке следов крови, пищевых пятен, шерсти животных… И заодно тряхануть как следует за то, что наживается на случайных находках. В том, что незнакомец не убивал и не обижал ребенка, Комбат не сомневался. Убийца уничтожил бы следы преступления, а не продавал их за пятьсот единиц общеевропейской валюты.

Хмурый Илья прибыл минута в минуту. Показал распечатку, согласно которой Зерновых подходящего возраста в Сочи не значится. Пришел, как ни странно, ответ из Эстонии – сработали чьи-то личные связи. Дударенко Виктория Альбертовна была дочерью местного бизнесмена. Она много путешествовала за папин счет. Подозрительных связей и знакомств не имела, не была судима. В связи с запросом коллег Бахрушина впервые попала в поле зрения правоохранительных органов. Пять дней назад пересекла на пароме границу Российской Федерации, без проблем и нарушений. Любила поезда и самолеты, хорошо водила машину. По образованию дамочка была недоучившейся переводчицей с английского и немецкого, не замужем, нигде никогда не работала. Родственников в России не имела.

– Тупик. Возможно, кто-то попросил ее оказать услугу – получить деньги на свое имя, – пробормотал Подберезский.

– Неужели молодая женщина разъезжает по чужой стране одна? – удивился Рублев. – Значит, она секс-туризмом занимается. Есть в Сочи практикующие мачо, содержащие домашних собак и готовые заварить такую кашу ради пяти сотен евриков?

– Мачо у нас полгорода. А в сезон – три четверти молодежи собой приторговывает, – металлический голос не дрогнул, выдавая такую обидную информацию. – Приехали, дальше пешком пойдем. Нам туда, на гору, вот по этой тропке.