Текст книги "Комбат. Восемь жизней"

Глава 27

Борис Рублев сидел на краю кровати и с нежностью смотрел на спящих. Петька, обеими руками обхватив маму за шею, шумно сопел – все-таки успел подхватить насморк. Алена спала тихо, дыхание было ровным, но лицо то и дело меняло выражение от плачущего, растерянного до испуганно-удивленного.

Вошел Андрей. Он выглядел озабоченным. Только что с Мухиным связался начальник охраны «Катерины Альпик» и уведомил об «усилении». Велено строжайше пресекать проникновение незнакомцев на территорию поселка, сообщать о любых гостях. Фиксировать всех въезжающих – выезжающих. Особое внимание обратить на крупных мужчин с военной выправкой и молодых длинноволосых женщин. При обнаружении сообщать ему – и взвод бойцов прибудет немедленно.

– Ведь это тебя ищут, Комбат! Побывал-таки дома дядя Ваня, он же Вано. А доктор подстреленный наверняка навел на след.

– Против взвода нам не впервой – справимся, но гора трупов не решит наших проблем. Женщину с ребенком немедленно нужно в больницу. Обоим необходимо обследование, детоксикация и помощь психотерапевта. А ни в поезд, ни тем более в самолет нам с ними сейчас не попасть. Эх, знать бы, что Илюха передал ублюдков куда следует. И на душе бы полегче стало, и за наших Зерновых поспокойнее.

– Не отвечает Илюха – видно, как у задержанного, забрали средства связи.

– Ты тогда лучше номер «не свети» – кто знает, как здесь со своими принято обращаться? Может, парень уже в КПЗ?

– «Засветил» уже, но больше не стану, и аппарат отключу. Надеюсь, с GPS пока искать не станут?

– У богатых свои привычки – все может произойти, – Рублев напряженно обдумывал ситуацию. – Вот что, братцы-кролики, если мы хотим уйти спокойно, «не подставляя» Илюху, не рискуя жизнями учительницы и ее сына, господин Волошко должен нам помочь.

– Да ты что, Боря? Он облаву на тебя организовал, снайперов нанял!

– Он по-другому не умеет – слабый. Себе телохранителей прикупил, пусть и на нас не поскупится. Главное – убедить, что ему это выгодно. И здесь аргументов предостаточно.

– Наши аргументы говорить разучились, неизвестно, помнят ли хоть что-нибудь. Журналистка знакомая только про чупакабру писать умеет.

– Но Волошко этого не знает. Я сейчас с Бахрушиным посоветуюсь. Миша-Саша, одолжите телефончик с нейтральным номером, чтобы не вызвать огонь на себя.

Леонид Васильевич вызвался выступить посредником в переговорах. Ссориться с финансовой властью он не мог себе позволить, но козыри, собранные в досье на Зернова и его первую супругу, можно было пускать в ход. Мастер по производству чупакабр и его вдохновительница должны быть остановлены. По возможности бескровно.

Иван решил расспросить Свету дома, в Москве. Версия старосупружеской дружбы и бескорыстной помощи его не устраивала. Кирилла с Мариной ожидали на взлетной полосе с минуты на минуту. Личный самолет Волошко был готов принять на борт хозяев и их товарищей. Именно так, товарищами, представила Светлана двоих, в ожидании которых они бродили по свежей молодой траве, обрамляющей аэродром.

Иван не ждал звонка, тем более по специальной связи. Он вздрогнул от неожиданности, когда один из телефонных аппаратов запрыгал у него в кармане.

– С вами говорит генерал Судейкин. Надеюсь, дальнейшее представление не обязательно.

Волошко был знаком с генералом Федеральной службы безопасности достаточно, чтобы узнать по голосу. Старик был не из тех мужчин, которые звонят, чтобы поболтать о внуках или пригласить на рыбалку. Однако тема разговора стала для Ивана пугающе неожиданной. Судейкин коротко и однозначно повелел немедленно доставить к самолету Рублева, Подберезского, мать и сына Зерновых. И не только к самолету, а до самой Москвы.

– Эти ребята уберегли тебя, Иван, от дерьма, из которого самому тебе век бы не выбраться. Прилетишь домой – зайди ко мне. И с жены глаз не спускай. Она у тебя, оказывается, дама с неуемной фантазией. Все, до связи – завтра утром у меня в кабинете. Утро начинается в восемь и заканчивается в девять тридцать. Советую не опаздывать.

Господин Волошко ощутил холодок в спине. Если генерал Судейкин знает о Светланиных чудачествах нечто неведомое ему, мужу и спонсору, то о похищенной женщине с ребенком он наверняка в курсе. Бережет сведения, как туз в рукаве, для разговора в служебном кабинете.

Машина с мигалкой резко въехала на взлетную полосу. Марина и Кирилл со скорбными лицами вынужденных беженцев стали выгружать из багажника сумки и баулы. В одном из них была банка с Надиной головой – главной уликой, которую преступники не решились ни оставить, ни уничтожить. Медсестра рассчитывала сделать это в Москве, а доктор Зернов и вовсе надеялся сохранить как рекламный экспонат для более везучих работодателей, чем его первая супруга. «Улетали» в столицу винчестер рабочего компьютера, множество рукописных и печатных бумаг с описанием плана, хода и результатов клинических экспериментов – бесценный архив Кирилла Николаевича.

– Кого ждем? – капризно сложила губы Светлана. Она пока не подозревала о грандиозном провале.

– Еще четверых, ты с ними незнакома, – тон Ивана был резким и недовольным. Жена почувствовала, что неожиданный звонок оказался роковым, дома предполагаются серьезные разборки.

За рулем серой «мазды» был Мухин, наружу вышли двое высоких крепких красавцев. Старший нес на руках женщину, младший – ребенка. Не удосужив никого приветствием, вновь прибывшие поднялись по трапу в салон.

Пожалуй, Рублев и Подберезский были единственными пассажирами частного самолета, которые не удивились составу компании, поднявшейся в воздух. Оба знали и подоплеку, и действующих лиц головоломки. Остальные пытались скрыть потрясение за масками безразличия. Не притворялась лишь Алена – она действительно разучилась удивляться, радоваться или грустить. Похожая на жухлый осенний лист, женщина держала за руку сына, не решившегося нагрузить ее хрупкие коленки. Мальчик предпочел сидеть рядышком, между мамой и дядей Борисом. В сторону Ивана он даже смотреть не мог – так больно жгло воспоминание об его отвратительной голой спине.

За два часа перелета ни один из пассажиров не проронил ни слова. Пилот через динамики поздравил всех с благополучным приземлением, но никто не улыбнулся и не зааплодировал. Первыми к выходу пошли Иван с супругой. Мокрый, почти зимний ветер растрепал Светланину стрижку, взметнул полы пальто. Не оборачиваясь, Волошко пошли к ожидающему их автомобилю. Следом за ними поднялись Марина и Зернов. Девица что-то щебетала о такси, Кирилл кивал. Они договорились ехать к Ярославскому вокзалу и снять жилье у первой попавшейся бабки. Однако парочку тоже ждал автомобиль. Обоих препроводили к нему уже в наручниках. Подберезский не смог сдержать улыбку, когда Марина разжала ручку и стала открещиваться от личного багажа. Дескать, перепутала, не ее это саквояж, и не Кирюшин. Не сработало…

Светлана, наблюдавшая сцену задержания из окна Ваниного авто, побелела, вжалась плечами в сиденье, откопала в сумке таблетку валидола.

Комбат и его подопечные вышли последними. У белого микроавтобуса стоял Бахрушин. Полковнику захотелось лично увидеть женщину, чья история выбила Комбата из размеренного жизненного графика и помогла распутать преступный узел.

Дорога домой заняла больше часа. Борис Иванович успел позвонить сыну и распорядиться об ужине для большой компании. Трубку «перехватила» Танечка, уточнила количество человек и уверила, что они с Сережей все успеют.

– Деньги есть, в магазин сбегаем, ваши коньяк, водка ожидают в холодильнике.

– Полагаюсь на тебя, красавица, – улыбнулся Рублев, ему очень хотелось сказать «доченька».

Бахрушин попробовал заговорить с Аленой, спросил о самочувствии. Учительница медленно подняла на него глаза, прищурилась. Бледные губы шевелились с трудом, словно приходилось растягивать невидимые нити клея, их соединяющие.

– Я в порядке, и мальчик. Документов нет. Никаких.

– Борис Иванович предупредил. Поможем, восстановим. Могу организовать комнату в общежитии, пока разберетесь с совместным имуществом.

Алена криво улыбнулась. Было неясно, соглашается она или отказывается. Полковник решил не торопить события.

Кухонный стол дети перетащили в зал, в тарелках громоздились бутерброды с колбасой, сыром, копченой рыбой. Рядом лежали крупно порезанные огурцы и помидоры. В середине дымилось блюдо вареной картошки, политой поджаркой из бекона с луком. Рядом с блюдом стояли кувшин сока и две початые бутылки спиртного.

– Лучше не придумаешь, – похвалил Рублев Сережу с Таней. – Моем руки – и ужинать.

– Я вас откуда-то знаю, дети, – прошептала Алена, когда Комбат наполнял ее тарелку.

Все переглянулись. Повисла неловкая пауза.

– Конечно, – Танечка первой нарушила молчание. – И мы вас. Я расскажу, потом, после. Дядя Боря, пусть Алена Игоревна с мальчиком пока у меня поживут. Родители вчера снова на неделю улетели – место есть. Я ей помогу вспомнить. Согласны?

Кивнули и Алена и Петька, неловкость прошла, застучали вилки, рюмки.

– Где девочка живет? – поинтересовался Бахрушин. Мужчины курили у распахнутого окна. – Это хорошая мысль – отправить Зерновых к ней. Кирилл и его краля не дотянутся – руки коротки, и еще укоротим. А Волошко-старший, думаю, делами супруги озабочен. Напуган. Но на всякий случай охрану я организую.

– Соглашайся, Боря, у тебя негде. Если только сына к невестке переселишь.

– Они будут здесь до выяснения обстоятельств, – отрезал Комбат, делая акцент на «здесь». – Сергей в зале на полу поспит. Сам и охранять буду, и к врачу отведу…

– Тебе виднее, Боря. А толкового доктора я пришлю, – не стал спорить полковник. – Есть в нашем ведомстве один кудесник. С виду неприметный, как библиотекарь на пенсии. А как в глаза заглянет да соответствующим препаратом закрепит – чудеса с людьми случаются!

– Невысокий, лысоватый, костюм в дурацкую коричневую полоску? – поинтересовался Рублев.

– Есть такой костюм, и лысину не зачесывает, – согласился Бахрушин.

– Крыса он, Леонид Васильевич. Мертвая крыса. Неужели, кроме ваших Франкенштейнов, других врачей в Москве не найдется?

– Других я не знаю, – констатировал Бахрушин. – Пора мне, ребята. Держитесь!

Кажется, он хотел добавить что-то еще, но из комнаты вдруг раздался пронзительный детский крик.

Оторопевшая Танюша замерла с телевизионным пультом в руке, Сережа не донес до рта бутерброд… Кричал Петя.

– Голос! – сообразил Подберезский. – К мальчишке вернулся голос! Молодчина, Петруха! Что такого увидал в телевизоре? Страшное? Веселое?

– По Discovery больного показывали, из далекой страны, всего в пупырышках! – забормотала Танечка.

– Циркового актера из Индонезии, там целая труппа выступала с изуродованными лицами. Сейчас запретили этот цирк, – добавил Сережа.

– Я их знаю, – внятно произнес Петя. – У папы много фотокарточек, и в компьютере лица есть. Он про них изучает – как таких же делать и еще страшнее. Тетя Марина помогает. Они часто эти картинки обсуждали, когда думали, что я сплю.

– Говори, сынок, рассказывай! – попросила Алена. Столько боли и горечи было в этой просьбе, что никто не решился остановить ее.

– Я черта в лесу встретил, а папа его застрелил. Маленький черт, и живот, как у девчонки. Я потом его фотокарточки видел у папы, когда он мне усы рисовал. Посмотрит и рисует, еще посмотрит – снова рисует. Каждый день почти.

– Какой черт, Петр? – в напряженной тишине вопрос Бахрушина прозвучал, как выстрел.

– Страшный. Еще страшнее тех, что из телевизора. Тетя Марина его лицо положит рядом с этими и говорит: твои ужаснее. Папа радуется.

– А ты? – не выдержала Танюша.

– Я смотрю, но мне никто не нравится. Тетя Марина тогда смешит меня, берет фломастер и разрисовывает. И щеки, и живот, и на ладошках полоски. Говорит – ты самый лучший будешь.

Рублев сжал зубы и кулаки, полковник нахмурился. Раздался глухой звук, все обернулись. Учительница, уронив вилку, сползала со стула на пол. Она была без сознания.

– Вот нашатырь, – первая отреагировала Танечка.

– Я лично займусь этим папой и его подругой, – объявил Бахрушин.

– Смотрите, – вдруг звонко объявил Петя. Вернувшийся голос сейчас интересовал его больше, чем очередная мамина неприятность. – Смотрите в телевизор – самолет вверх летит, и домики на земле все меньше и меньше! Правда, похоже на большие бородавки? Как у циркового дяденьки?

– Ужас, – прошептала Таня и перекрестилась. Рублев не заметил. Он склонился над Аленой, которая медленно приходила в себя.

– Теперь вы мне верите? – прошептала она.

– Всегда верил.

Эпилог

Нанятые Иваном Волошко адвокаты легко убедили суд, что дальше экспериментов на животных дело у хирурга Зернова не зашло. Его направили на принудительное лечение, и спутницу тоже. Светланы тень правосудия и вовсе не коснулась. Раз Кирилл сумасшедший, то его показания об участии бывшей супруги в расчет не принимались.

Вещественные доказательства, найденные в сумках врача Зернова и его подельницы медицинской сестры Левко, таинственным образов исчезли. Никто из профессиональных медиков так и не был приглашен, чтобы оценить содержание стопок записей и гигабайтов фото и видеоотчетов изуверской практики по созданию искусственных монстров. Бумаги улетели в пламя неразобранными, компьютерный винчестер был полностью отформатирован. Господин Волошко запретил жене даже думать о деятельности импресарио. От места, зарезервированного весной для Алены, он пока не отказывался. Обозленная неудачей Светлана нравилась мужу все меньше. Иван принял твердое решение отправить супругу в замечательный интернат «для своих». Так всем будет спокойнее. Утвердила олигарха в правильности этого нелегкого выбора симпатичная женщина Виктория Дударенко. Однажды она явилась прямо в офис и положила перед Иваном несколько снимков. Там было такое, что волосы господина Волошко зашевелились на голове. Дамочка с улыбкой констатировала, что один ее хороший товарищ, тот самый, кому довелось обнаружить «похищение» и Светы, и Марины, и Кирилла, не преминул войти в горный домик.

– Пока Робин Гуды обездвиживали и грузили в машину вашу толстуху, врача и подельницу, мой мальчик проскользнул внутрь и подсел к компу. Восьмигиговой флэшки хватило, чтобы сбросить туда все, что великий пластический хирург сохранил для потомков. Так что будем продавать вам по картинке, по страничке. Не станете покупать – отнесем в прокуратуру. Нам-то эти мемуары ни к чему! И не вздумайте пугать нас, миллиардер! Материал скопирован многократно, копии хранятся у надежных и жадных человечков. Перестанете платить – пожалеете! Вся планета узнает, на что тратила супруга ваши немалые денежки.

Выхода у старшего Волошко не было – он согласился на сделку.

Алена прожила у Рублева больше месяца, пока восстанавливали ее документы. Сразу после этого она продала московскую квартиру и уехала, никого не предупредив и не простившись. Танюшка, единственная, кому удалось сблизиться с учительницей, утверждала, что та поехала на родину.

– Бедняжка сломалась, – грустно объясняла девочка дяде Борису. – Ведь сильная была, правильная, уверенная. Вот и не простила.

– Кому? Чего? – недоумевал Комбат.

– Себе самой. Она мне знаете что сказала перед отъездом? Плохо, говорит, не верить людям, девочка. Но если при этом веришь в себя – выдержишь, не собьешься с пути. А я сама себя предала. Не знаю, чего теперь ждать, какого наказания?

– Да ведь она ни в чем не виновата! Ее обманули, увезли силой, спекулировали ребенком и отсутствием документов! Она Петьку от мужа-изувера прятала!

– Алена Игоревна мне письмо оставила. Сказала: вырасту – пойму.

– Читала? – Рублеву стало обидно, что ему эта загадочная женщина не написала ни строчки.

– Конечно! Вот! – Танюша вынула из кармана школьной сумки вчетверо сложенный листок.

«Видеть чудовищ во сне – плохо. Не разглядеть их рядом – преступно. Сама себя сужу, и приговор мне – вечное неверие. Хочу доверять – не получается. А когда никому и ничему не веришь, беда поселяется рядом. Помни об этом, девочка Таня».

– И это все? – изумился Комбат.

– Да, я при ней прочла и сразу ответила, словами.

– Что же ты сказала?

– Всегда есть во что верить, вернее – в кого, – сказала я. И крестик подарила. Сняла со своей шеи и на нее надела.